Текст книги "Я никогда не была спокойна"

Муссолини не хочет ограничиваться ортодоксальными взглядами Балабановой и «теологов, священников и ханжей» по выражению Маркса[100]100
  Mussolini В. Opera omnia cit., vol. III. P. 313.


[Закрыть]. Этот амбициозный и харизматичный редактор «Классовой борьбы» удобен для постоянно растущей фракции максималистов, но у него недостаточно сил, чтобы разбить реформистов на IX съезде в 1910 году. В этом съезде, проходящем в Милане, Анжелика принимает очень активное участие. Она подписывает резолюцию вместе с Мондольфо, Сальвемини и Мастракки, направленную против любого взаимодействия между партией и масонством, но резолюцию не принимают. Подавляющее большинство за Турати и Тревеса, и еще там есть фракция, выступающая за взаимодействие с правительством. Романьольские революционеры – самые нетерпимые. Но самый непримиримый – Муссолини, он впервые выступает на национальном съезде как делегат от Форли: после полемики с парламентской проправительственной группировкой он предлагает своим ближайшим соратникам выйти из партии. Предложение о расколе опубликовано в газете «Классовая борьба» 29 октября: в статье поясняется, что нельзя дальше участвовать в «дальнейшей неизбежной дегенерации». Однако Лаццари, Серрати и Балабанова отказываются от этого шага. Борьба за лидерство должна происходить внутри ИСП.

Бенито вновь вступит на свой пост, когда падет правительство Луццати и Биссолати отправится в Квиринальский дворец на консультацию. Вслед ему несутся проклятия: это предательство, классовая коллаборация – или мы, или они, в одной партии нет места всем! Товарищи из Форли уходят, назревает раскол. Надо как-то вернуть эту горячую голову – Муссолини. К нему отправляются Франческо Чиккотти и Анжелика Балабанова: уж она-то знает, чем его взять. И у нее действительно все получается: она заставляет его поразмыслить. Так же, как делала когда-то в Швейцарии. Если непримиримые останутся в партии, они станут главной силой ИСП: политическая и экономическая ситуация в стране и кризис, который последует после войны в Ливии, помогут максималистам развернуться среди масс. Нужно набраться терпения, и его честолюбивое желание успеха у публики за пределами Романьи будет удовлетворено.

В 1911 году Италия вступает в войну с Киренаикой и Триполитанией. Из-за Турции Рим не в состоянии вступить на ливийскую территорию и объявляет войну Оттоманской империи, занимает острова Додеканес. Социалистический интернационал утверждает, что это «акт бандитизма», и выступает за проведение обширной интернациональной кампании. ИСП призывает трудящихся ко всеобщей забастовке, но призыв не имеет действия, особенно в крупных городах, где стражи порядка сдерживают демонстрантов. Националисты вместе с либералами выходят на площади, поддерживая власти. Это становится началом кризиса гегемонии реформистов в партии. Турати делает ставку на программу «великих реформ» и поддерживает вступление в должность четвертого правительства Джолитти: с этой программой он побеждает на съезде в 1911 году в Терни, в котором принимает участие единственная женщина – Анжелика Балабанова. Это последний съезд, на котором Турати одерживает верх. Последующие политические события развернутся не в его пользу: Джолитти приведет Италию к войне и обострению классовой борьбы.

На севере растет волна протеста против отраслевых ассоциаций, революционных синдикалистов и максималистов Серрати, Лаццари и Балабановой. В Романье народный лидер – Муссолини. Теперь в ИСП все объединились против решения Джолитти и экономических интересов Римского банка в Ливии. Все кроме Биссолати, Бономи, Кабрини и Подрекка, которые начинают сотрудничать с правительством. Возникает «дело Биссолати», положившее начало глубокому кризису, политическому и идеологическому, в рядах итальянского реформизма.

Бывший редактор газеты Avanti! Биссолати называет партию «сухой веткой», в которой больше не циркулирует живая кровь, грубо осуждает антипатриотизм крайних левых, просит социалистов объединиться с собственной нацией, призывает парламентские группы ИСП не противостоять априори военным расходам. Он идет дальше реформизма Турати и с теоретической точки зрения, обращаясь к «реформизму, для которого прилагательное “социалистический” становится излишним»[101]101
  Arfè G. Storia dell’Avanti!. Giannini Editore, Napoli, 2002. Р. 81.


[Закрыть]. Однако раскол становится неизбежным, когда парламентарий Биссолати отправляется на совещание к королю: депутат-социалист никогда такого не делал. Это скандал. Преследуемый максималистами, которые с каждым днем становятся все агрессивнее и многочисленнее, Турати потеснен, прижат к стене. И все же в октябре, на съезде в Модене, он проводит свою резолюцию, осуждая как «гладиаторскую оппозицию», так и проправительственные группировки.

Но Биссолати уже не слушает Турати и в 1912 году вместе с итальянскими солдатами, уже находящимися в Ливии, делает последний шаг, который влечет за собой раскол: совместно с Кабрини поздравляет короля и королеву с тем, что покушение анархиста Антонио Д’Альба не удалось[102]102
  14 марта 1912 года Антонио Д’Альба дважды стрелял в короля Италии Витторио Эмануила III, но оба раза промахнулся. – Прим. ред.


[Закрыть]. Это происходит на фоне политической борьбы в Италии, причем в некоторых областях эта борьба почти приобрела форму партизанской войны.

Итак, «кризис, давно уже зреющий в реформистском крыле, достигает своего пика»[103]103
  Arfè G. Storia dell’Avanti!. Р. 81.


[Закрыть]. Для группировки Балабановой открывается перспектива оказаться во главе партии. Это радикальная группировка, с сильным антиправительственным уклоном, подвергающая критике все, включая решение отдать газету Avanti! под управление акционерному обществу. Учреждение Социалистического издательского общества посчитали буржуазным делом. Революционеры громко бьют в антимилитаристские барабаны и выступают за всеобщую забастовку. В самой раскаленной области Муссолини со страниц «Классовой борьбы» призывает к перевороту. И Анжелика всегда готова поддержать его, даже когда он предлагает физически препятствовать отправке итальянских солдат на войну и организует саботаж на железнодорожных путях в Мельдоле. Секретаря социалистов Форли отправляют в тюрьму, где помещают в ту же камеру, в которой сидел Пьетро Ненни. Вожди-реформисты впервые слышат имя Муссолини.

Решительный поворот произошел в 1912 году: при активном участии революционеров был созван чрезвычайный съезд партии в Реджио-Эмилии. Максималисты хотели исключить из партии тех, кого презрительно называли демократическими слепнями, джолиттинцами и триполитанцами, а также отправить Турати в оппозицию реформистов. Анжелике удалось вернуть Муссолини и вместе с ним сильную федерацию Форли в ИСП: Балабанова участвовала в местном съезде 16 июня, где ее выбрали в президиум.

Политический и социальный контекст, в котором открылся съезд в Реджио-Эмилии, идеален для революционеров. В стране царит глубокий экономический кризис, классовая борьба подпитывается требованиями ассоциации работодателей аннулировать все достижения профсоюзов за последние десять лет. Вспыхивают бурные забастовки шахтеров и рабочих-машиностроителей в Пьомбино и на Эльбе, крестьян и рабочих стекольного завода в Ферраре. Все эти акции протеста выходят из-под контроля Генеральной конфедерации труда и реформистов. Зато анархо-синдикалистам удается положить им конец: они раздувают огонь и выражают солидарность с современным рабочим классом, который за эти годы сформировался в сталелитейной и горной промышленности, а также на крупных заводах с современными технологиями. Социалисты-революционеры уже настолько сильны, что выходят на национальную политическую сцену, набирая от 40 процентов в национальном съезде в Модене до 55 процентов в Реджио-Эмилии.

На этом последнем съезде наша пара окончательно воссоединяется. Оба в первых рядах сражаются против «министериалистов», примыкают к крайне левому революционному крылу. Их активно поддерживают романьольские делегаты, и они отстаивают принципиальную позицию: никакого взаимодействия с реформистами, даже с теми, что придерживаются левых взглядов; на административных выборах ИСП должна поддерживать только своих кандидатов и не допускать союзов с другими партиями. Артуро Велла и Костантино Лаццари, яркие представители движения максималистов, пытаются усидеть на двух стульях: они не хотят окончательно рвать с Турати, Кулишевой и Тревесом.

Удается достичь компромисса: тактика избирательной кампании смягчена (избирательные союзы и поддержка оцениваются в каждом бюллетене отдельно), однако над головами друзей Джолитти навис дамоклов меч. Представить резолюцию с пунктом об их исключении поручено не кому иному, как двадцатидевятилетнему романьольцу. Принято жесткое и беспощадное решение: их надо изгнать. Документ принят и подписан Серрати, Этторе Чиккотти, Муссолини и Балабановой. В ночь на 7 июля революционные силы собираются в зале Верди театра Ариосто: именно здесь рождается окончательный вариант этого политического хода. Но как в понятной форме объяснить общественному мнению, а главное – соратникам и сочувствующим, изгнание столь высокопоставленных и популярных личностей? Для этого нужен человек, которого признают авторитетным, заслуживающим доверия, стоящим над партиями. По мнению Чиккотти, это Анжелика.

Надо идти вперед. Нельзя дать шанса печати извратить мотивы, которые привели нас к этой ампутации социалистического движения. Наверняка кто-то объяснит ее чьими-то амбициями или личным соперничеством. Значит, нужно чтобы от нашего имени говорил товарищ, которого трудно подозревать в том, что им руководят мелочные личные мотивы и в честности и бескорыстии которого никто не сомневается[104]104
  Balabanoff А. Il Traditore cit., Р. 71.


[Закрыть].

Анжелика в растерянности: ей впервые предстоит перейти от слов к действиям. Надо на практике применить свой идеологический пыл. В ту ночь она возвращается в гостиницу с «невероятно тяжелым сердцем»: она и помыслить не могла, что ей придется выполнять «столь горестное поручение». Биссолати – первый лидер ИСП, с которым она близко познакомилась, именно он десять лет назад распахнул перед ней двери редакции Avanti!. Но сейчас она уже не робкая девушка, приехавшая из холодных европейских университетов с пачкой книг Лабриолы под мышкой. Теперь она боец, проникнутый идеями, не допускающими примирения.

Когда Балабанова появляется на трибуне театра Ариосто, ее встречают «громкие аплодисменты»[105]105
  Il vibrato discorso di Angelica Balabanoff, in «L’Avanti!», 10 luglio 1912. («Энергичная речь Анжелики Балабановой», напечатанная в L’Avanti! 10 июля 1912 г.) Последующие цитаты взяты также из хроники L’Avanti! того же дня.


[Закрыть]. Она начинает издалека. Сначала она поясняет, что речь идет не «о методах или тактике, проблема в принципах». Она напоминает, что Гвидо Подрекка взывает к чувствам товарищей, прося их не изгонять его из партии. Но в политике нет места чувствам.

Мы тоже испытываем чувство горечи. Но только нас к этому вынуждают высокие принципы! Замечу, что именно сейчас, когда в буржуазной печати говорят, что социализм еле дышит, все завидуют этой нашей живучести, которая позволяет нам исключать и отталкивать даже своих лучших людей, потому что пролетариат оскорблен их отношением к некоторым проблемам, которое не соответствует идеям и методам рабочего социалистического класса[106]106
  Источник не указан.


[Закрыть].

По мнению Балабановой, то же самое будет с другими участниками социалистического движения, с реформистами, которые «сократили социализм». И когда массы выражают неодобрение, настает момент, когда надо навести порядок. Потом она переходит к более конкретным вопросам. Обвиняет Подрекку в лицемерии: он говорит, что выступает за войну, будучи владельцем журнала L’Asino[107]107
  L’Asino («Осел») – итальянский журнал политической сатиры, основанный в Риме в 1892 г. – Прим. перев.


[Закрыть], и в то же время «из коммерческих соображений» выражает идеи пацифизма, чтобы продать как можно больше экземпляров. Ее голос набирает силу, она почти кричит.

Нам не остается ничего, кроме как объявить этому журналу бойкот. Подрекка говорил о карьерной лестнице министров. Но если бы каждый приводил причины, по которым поднимаются или не поднимаются по карьерной лестнице министры, платят или не платят по векселям в Римском банке, демонстрации были бы не в пользу почтенного господина Подрекки[108]108
  Источник не указан.


[Закрыть].

Депутат, сидевший в партере, встал, поднялся на трибуну и попытался что-то сказать, объяснить, что он не имел в виду себя, когда говорил о карьерной лестнице министров: «Я этим не занимаюсь. Я только повторил газетные обвинения». Его слова потонули в потоке брани и криков депутатов-революционеров. Они требовали, чтобы он замолчал, и аплодировали Балабановой. Та спустилась в партер и сообщила всем, что днем получила открытку от Августа Бебеля: французский интернационалист выразил удивление по поводу отношения некоторых итальянских социалистов к войне. Колониальной войне, которая, по мнению правых реформистов, должна содействовать развитию цивилизации в Триполитании и категорически против которой была Анжелика.

Социалисты не имеют права говорить о цивилизованных и нецивилизованных странах, потому что таким образом они оправдывают реакционеров, которые подразделяют общество на два класса: тот, что управляет, и тот, что должен ему прислуживать[109]109
  Источник не указан.


[Закрыть].

На следующий день Балабанова опровергла статью о своем выступлении, опубликованную Avanti!. Она написала в редакцию письмо, в котором сказала о «небольшой неточности».

Хотя я и отмечала, и осуждала непоследовательность редактора L’Asino, я и не думала намекать на его коммерческие интересы. Хотя я и упоминала об отношениях с Римским банком, я говорила буквально, что никто никогда и не сомневался в порядочности почтенного г-на Подрекки и все помнят, какие жертвы он совершил ради партии. То же самое можно сказать и о других членах партии[110]110
  «L’Avanti!», 11 июля 1912 г.


[Закрыть].

Главной ее мишенью на съезде был Подрекка, а по отношению к Биссолати и другим «обвиняемым» она обращалась уважительно, упомянув, что «другие партии сочтут за честь иметь их в своих рядах». А Биссолати, выступавший сразу после Балабановой, поблагодарил ее за то, что она отдает съезду «все силы своего ума и всю свою преданность». Это был урок хороших манер для тех, кому пришлось зачитать приговор об исключении. У Анжелики было тяжело на сердце. Она отказалась идти на ужин с товарищами. Ей хотелось побыть одной. По пути в гостиницу она встретила Биссолати. Бывший редактор Avanti! перешел улицу и направился ей навстречу.

– Вы позволите мне пожать вашу руку? Можно я назову вас еще раз – последний! – словом «товарищ»?

– Если вам хочется сделать это после моей речи, пожалуйста…[111]111
  Источник не указан.


[Закрыть]

Биссолати на всю жизнь затаит на нее обиду. Он назовет ее «человеком сомнительным, обделенным природой, проложившим себе путь с помощью сумасшедших»[112]112
  Grimaldi U. A., Bozzetti G. Bissolati. Rizzoli, Milano, 1983. Р. 218.


[Закрыть].

Съезд 1912 года был ознаменован триумфом фракции революционеров: это единственный такой пример в панораме европейского социализма. Анна Кулишева потерпела поражение, ее ярость не знала границ: на партийном небосклоне взошла новая звезда, провинциальный Бенито Муссолини. Маргарита Сарфатти слышала, как Анна сказала: «Он не марксист и совсем не социалист. Его менталитет – это не научный менталитет социалиста. Он вообще никакой не политик».

«Стихоплета» выбирают в новое национальное руководство. Два места оставляют меньшинству, но реформисты отказываются от сотрудничества. Тогда туда приглашают Балабанову и Челестино Ратти. Этторе Чиккотти и Джованни Лерда отказываются от руководства Avanti! и редактором временно назначают Джованни Баччи. Костантино Лаццари назначается политическим секретарем ИСП.

Съезд имел резонанс на международном уровне. Ленин писал, что итальянские социалисты встали на «правильный путь» и поприветствовал новую ИСП: «Итальянская партия была счастливым исключением для эпохи II Интернационала»[113]113
  Ленин В. И. ПСС. Т. 26. С. 115.


[Закрыть]. В «Правде» от 15 июля он говорит: «Раскол – тяжелая, болезненная история. Но иногда он становится необходимым, и в таких случаях всякая слабость, всякая “сентиментальность” (слово, которое наша соотечественница Балабанова использовала на съезде в Реджио) есть преступление. Вожди рабочих не ангелы, не святые, не герои, а люди, как все. Они делают ошибки. Партия поправляет их…»

Однако в Италии новый курс ИСП вызывает сильное беспокойство. Гаэтано Сальвемини даже называет его «съездом консерваторов» и отклоняет предложение возглавить Avanti!. Генеральная конфедерация труда тешит себя иллюзиями, что новое руководство продержится недолго. Но уже на первом заседании партии становится ясно, куда идет дело. Завязывается живейшая дискуссия о том, какие отношения нужно установить с реформистами из Генеральной конфедерации труда. Кое-кто выступает за развитие более тесных отношений с синдикалистами-революционерами и за раскол союза профсоюзов. В конце концов верх берет осмотрительность: решено отправить профсоюзам приветственную телеграмму с поздравлениями по поводу объединения пролетариата; однако при голосовании трое воздерживаются: Балабанова, Муссолини и Трематоре. То есть уже на первом заседании в новом руководстве ИСП появляются трещины.

Ни один, ни другой руководитель не имеет ясной программы, к тому же трудно понять, кто из них лидер. Секретарь Лаццари – честнейший профсоюзный деятель, но у него нет ни харизмы, ни дальнейших планов. Серрати в этот период занимается в основном вопросами местного значения, чаще всего в Онельи и Венеции, где руководит еженедельником Il Secolo («Век»). Он бы с удовольствием отправился в Милан и занял кресло редактора Avanti! но на это не решились, опасаясь усиления полемики с анархистами: те осуждали его за то, что он был шпионом и предателем, когда жил в 1903 году в Вермонте, в Америке[114]114
  Felice de R. Mussolini il rivoluzionario. P. 133.


[Закрыть]. По правде, максималисты, стоявшие у власти в один из самых сложных моментов итальянской истории, никогда не несли ответственности за национальную политику. Это группировка, «не имеющая политического опыта и технической подготовки, не сумевшая вместе со своими органами печати приблизиться к уровню, на котором находилась Critica sociale («Социальная критика») и развить подобную деятельность по подготовке собственных кадров»[115]115
  Arfè G. Storia dell’Avanti! cit., Р. 103. Critica Sociale – газета реформистов Турати и Кулишевой.


[Закрыть]. Недостатки руководства восполняются бывшим редактором Avanti! Клаудио Тревесом, блестящим журналистом и политиком, который фактически определяет направленность газеты, хотя редактором является Джованни Баччи.

Газета всегда играла второстепенную роль при партии. Делом по-прежнему заправляет Тревес, что не очень нравится победителям съезда. В частности, это не дает покоя честолюбивому Муссолини. При поддержке и поощрении Балабановой он начинает метать гром и молнии со страниц газеты Folla («Толпа»). Он подписывает свои статьи претенциозным L’homme qui cherche («Человек, который ищет»). С этой антимонархической, антиклерикальной и антимилитаристской трибуны Бенито подвергает сомнению моральный облик руководителя Avanti!. Он критикует журналистов, которые якобы пользуются экономическими привилегиями, говорит об упадке партии, которая стала, по его словам, «широким полем для спекуляции», что никак не свойственно социализму, всегда бескорыстному и героическому. «Сегодня многие социалисты, очень многие, обожают деньги»[116]116
  Mussolini B. Opera omnia cit., vol. IV. P. 182.


[Закрыть]. Похоже, морализм Муссолини вышел из-под пера Балабановой.

Все меняется 8 ноября 1912 года, когда на повестке дня стоят выборы нового редактора газеты. Кандидатуру Муссолини предлагает Лаццари. У нового руководства это вызывает удивление: слишком уж молод и неопытен этот романьолец. Но секретарь поясняет, что нужны новые лица, люди, у которых нет других профессиональных обязательств и которые могли бы переехать в Милан и полностью посвятить себя газете. Великий актер Бенито делает вид, что отказывается от престижного места. Он хочет единодушного согласия партии. Анжелика уверяет Лаццари, что сумеет уговорить Муссолини принять предложение.

Чтобы не оставлять его в одиночестве, я часто составляла ему компанию за едой во время перерывов между заседаниями исполнительного комитета или во время съезда: я предпочитала рестораны попроще. И еще потому, что я была единственным человеком, с которым он мог быть искренним и естественным. Со мной он не ломал комедии, в то время он не завидовал мне и не боялся с моей стороны конкуренции. Было очевидно, что я равнодушна к славе и к материальным благам, и что моя деятельность в рядах партии была совершенно бескорыстной»[117]117
  Balabanoff А. Il Traditore cit. P. 76.


[Закрыть].

Рассказ об их обеде, составленный в третьем лице, похож на театральный сценарий.

Ресторан «Ломбардия», недалеко от улицы Сан-Доминиано, где находится главная редакция газеты Avanti!. Здесь обычно проходят собрания исполнительного комитета партии. Небольшой зал. Несколько десятков столиков. Белые скатерти с пятнами от вина. Большинство клиентов – люди, приехавшие из ближайших городков: мелкие предприниматели, маклеры.

Входят Балабанова и Муссолини, беседуя.

Муссолини (усаживаясь за стол). Черт возьми, я голоден как волк. Официант! Принесите мне большую тарелку тальятелли, бифштекс и пол-литра вина.

Балабанова. Мне того же самого, но без вина (продолжая разговор). Я не понимаю, почему ты так боишься принять поручение, которое дает тебе партия. Ты всегда говоришь и пишешь о дисциплине, а сам заставляешь себя упрашивать выполнить простейшее поручение.

Муссолини (перебивая). Но зачем мне брать на себя такую ответственность! Ты же лучше всех знаешь, что я не на должном уровне, мне не хватает теоретической подготовки, а эти интеллектуалы того и гляди воспользуются моей отсталостью!

Балабанова. Это просто невозможно! Ты всегда говоришь об ответственности. Ты хочешь сражаться в наших рядах, не имея ее? К тому же ответственность за газету несешь не ты один: мы все в исполнительном комитете за нее отвечаем.

Муссолини. Да, но все повесят на меня…

Балабанова (нетерпеливо). Если на тебя будут нападать, мы защитим тебя. И почему ты так боишься общественного мнения? Карл Маркс во вступлении к своему бессмертному «Капиталу» цитировал Данте: «Идите своей дорогой и пусть люди говорят». Этому правилу мы и должны следовать. Я так всегда делаю.

Муссолини. Но ты сильная. У тебя такая сила воли. В общем, я принял решение. Я отказываюсь. Слышала? Даже в оргкомитете кто-то был против предложения Лаццари. Еще бы! У меня столько врагов…[118]118
  Balabanoff А. Il Traditore cit. P. 77.


[Закрыть]

Кажется, Анжелике не удалось его уговорить. Но когда заседание возобновляется, Муссолини берет слово. Он говорит, что передумал. Он согласен стать редактором газеты, но с одним условием: если рядом с ним будет Анжелика Балабанова. Все аплодируют. Анжелика удивлена и рассержена. «Почему ты меня не предупредил? Я бы, конечно, отказалась. Я никак не могу на это пойти», – говорит она Бенито. Однако все хотят, чтобы Анжелика ставила свою подпись в Avanti! чтобы она привнесла в издание дух интернационализма и сумела направить на путь истинный сумасбродного романьольца. Лаццари краток: «Я уверен, что товарищ Балабанова, стольким пожертвовавшая для нашей партии, сделает и это». Балабанова пытается объяснить свой отказ. Секретарь ее обрывает: «Товарищ, это ваш долг, вы должны выполнить его. За работу, товарищи, время не ждет. Это решение мне кажется идеальным. Балабанова и Муссолини, договоритесь между собой и поскорее принимайтесь за работу»[119]119
  Balabanoff А. Il Traditore. Р. 77–80.


[Закрыть].

Балабанова, подчинившись партийной дисциплине, соглашается и занимает место заместителя редактора. Ее первое задание – найти средства для покрытия убытков газеты. Она снова обращается к немецким товарищам. Пишет Бебелю, признанному лидеру социал-демократии, описывая ему плачевное финансовое состояние газеты. Бебель отвечает, что Итальянской социалистической партии не к лицу просить: своим отношением к итальянской войне в Триполитании она заслужила «такое уважение и благодарность»[120]120
  Ricordi di una socialista, Donatello De Luigi, Roma, 1946. P. 43.


[Закрыть], что оказать ей помощь – первый долг немецких товарищей.

Редакция Avanti! стала первым и последним постоянным местом работы Анжелики. У нее фиксированная зарплата, ее рабочий стол стоит напротив стола Муссолини и Эудженио Гуарино, второго главного редактора. Ей выделили служебную квартиру, на улице Кастель-Морроне, 9, здесь же, в доме 18, живет ее шеф с Рашель[121]121
  Рашель Муссолини (1890–1979) – вторая жена Бенито Муссолини. – Прим. ред.


[Закрыть] и маленькой Эддой. Бенито и Анжелика работают рука об руку, они весь день вместе, до самого закрытия редакции, до «Последних вечерних новостей». В ее обязанности не входит оставаться каждый вечер, но она охотно задерживается, чтобы ему помочь. А вот Муссолини, в других случаях столь восхваляющий Анжелику, преуменьшает ее роль в газете. Своему биографу Ивону Де Беньяку он скажет лишь, что она «оказала большую помощь в отборе немецкой прессы и в правильном разъяснении идей марксизма»[122]122
  Begnac de Y. Taccuini mussoliniani. Р. 6.


[Закрыть]. На самом же деле, особенно в начале работы, большинство его статей были ею прочитаны, отобраны и «наполнены революционным духом». Она считала его неуверенным, слабым, не способным на собственное мнение.

Так или иначе, «мужлан», заброшенный в Милан, оказался не так-то прост. Требование Муссолини, чтобы Балабанова была всегда рядом, – вовсе не признак слабости. Это не нерешительность и не страх ответственности. Это четкая политическая операция: скомпрометировать фракцию максималистов, вовлечь ее в политическую игру, которую Бенито хочет навязать партии с помощью газеты[123]123
  Felice de R. Mussolini il rivoluzionario cit., Р. 145.


[Закрыть]. Для этого он прежде всего должен полностью порвать с реформистским меньшинством, сведя к нулю влияние на издание Турати, Кулишевой и Тревеса. Авторитетность и дисциплинированность русской революционерки – лучшие помощники для достижения его цели.

Муссолини пытается руками Балабановой исключить Тревеса: он просит ее написать ему письмо и сообщить, что он больше не является сотрудником редакции. Она отказывается, напомнив Бенито, что сначала, на обсуждении Исполнительного комитета, он не возражал против кандидатуры Тревеса. Однако Анжелика и пальцем не пошевелила, когда новый редактор стал отказывать Тревесу в публикации его статей и в конце концов, вынудил его покинуть редакцию, хотя у того был заключен трудовой договор. Замредактора полностью согласна с тем, что надо изгонять журналистов-реформистов и открывать путь революционерам-синдикалистам, анархистам, интеллектуалам вроде Гаэтано Сальвемини, а также многим «непостоянным» сторонникам социализма, которые позже придут вслед за Муссолини в газету Il Popolo d’Italia[124]124
  Il Popolo d’Italia («Народ Италии») – итальянская газета, основанная Бенито Муссолини 15 ноября 1914 года в результате его раскола с Итальянской социалистической партией. – Прим. перев.


[Закрыть]. Именно в этот период в газете Avanti! создается новая лаборатория, ее задача – свернуть социалистический образ мышления к фашизму и коммунизму. Среди «муссолинистов» этого периода мы видим будущих создателей коммунистической партии Италии в 1921 году, среди них Таска, Бордига и Бомбаччи.

Тревес приходит в ярость. Его заступница Кулишева считает Муссолини «типичным анархистом», отбрасывающим назад социалистический образ мышления. Турати уверен, что Муссолини долго не продержится. Но в начале 1913 года общая политическая ситуация благоприятствует замыслам Муссолини: кризис джолиттизма достиг своего апогея; экономические последствия ливийской войны привели к еще большему обнищанию широких народных масс; реформизм со своим безнадежным обещанием медленного, но неумолимого изменения условий жизни, дышит на ладан.

На руку Анжелике и Бенито сыграло кровопролитие, произошедшее 6 и 7 января 1913 года в Роккагорге, в Чочарии: карабинеры открыли огонь по обнищавшим жителям города, вышедшим на демонстрацию. Семь убитых, сорок раненых. Вспыхнуло несколько крестьянских мятежей на Сицилии, в Кампании, Эмилии, Лацио. В Комизо полиция тоже открыла огонь. В Баганцоле, рядом с Пармой, опять стреляют – и снова убитые. В марте рабочие завода ФИАТ начали забастовку против ускорения темпа работы и отказа дирекции повысить зарплату. Забастовками на заводах охвачен весь Север. Самая упорная – в Турине: она длится целых двадцать три дня. Рабочим ФИАТ удается добиться небольшого повышения зарплаты в конверте, остальные ничего не получают.

В этой раскаленной ситуации новая Avanti! становится прекрасной площадкой для расследований, разоблачений и агитации. Бенито и Анжелика выбивают дробь на типографском станке: призывают к мятежу, на первой полосе говорится об «убийстве государства», «политике резни», в адрес Джолитти и монархии летят обвинения. Заголовки становятся все резче, они призывают к применению силы, восстанию. Корреспонденты сообщают с места событий о неслыханном насилии полиции и армии, их статьи неделями занимают первые полосы.

На одном митинге, посвященном памяти жертв в Милане, Муссолини долго перечисляет массовые убийства, произошедшие с 1861 года, и подытоживает: пока общество будет разделено на классы, пролетариат будут расстреливать. 27 января Avanti! предупреждает, что настанет день, когда толпа ответит «насилием на насилие и отомстит за убитых не только метафорически, но избирательными бюллетенями». На следующий день другая передовица, без подписи, заканчивается такими словами: «Ни одно насилие не может быть более законным, чем то, что идет снизу, как человеческая реакция на политическое преступление, которым является кровопролитие»[125]125
  L’Avanti! 28–29 марта 1913 г.


[Закрыть]. Балабанова часто пишет ему такие передовицы. Никогда еще в официальном партийном органе печати социалисты не говорили о насилии как о «повивальной бабке истории», не упоминали о вооруженном столкновении между организованным меньшинством и буржуазным государством. Все это ленинские теории, которых Муссолини не знает, зато знает Анжелика. Даже в яростной полемике с реформистами видна сильная схожесть с экстремистскими позициями Ленина. 17 января Avanti! набрасывается на Биссолати, возмущенного муссолиниевскими митингами в Милане.

Разумеется, для тех, у кого идиллическое, сентиментальное, пацифистское представление о социализме, для тех, кто верит в догму нерушимости человеческой жизни, для социалистов, застрявших на идеях Де Амичиса – смеси романтических телячьих нежностей, свойственных его времени, – для них наш клич может показаться богохульством. Но это не так. Он логичный, он социалистический. Он человеческий. Мы намереваемся требовать для народа права на законную защиту, на возможность отвечать оружием на оружие. Право убивать, прежде чем быть убитыми. Наш клич – клич войны. Пусть знает тот, кто убивает, что он тоже может быть убит[126]126
  Il prossimo eccidio, там же, 17 января 1913 г.


[Закрыть].

Возможно, Ленин и Муссолини пересекались в Цюрихе 18 марта 1904 года на митинге в честь Парижской Коммуны, но они никогда не общались лично. Тем не менее, между ними устанавливается «согласие, созвучие идей на расстоянии»[127]127
  Tamborra А. Esuli russi in Italia dal 1905 al 1917. Laterza, Bari, 1977. Р. 159.


[Закрыть]. И все благодаря радикальным идеям, которые Балабанова принесла в Италию. Кроме всего прочего, именно она по просьбе Грамши перевела на итальянский язык труды Ленина. По отношению к меньшевикам взгляды Ленина и Муссолини также совпадают. Русский социалист Евгений Аркадьевич Ананьин понимает, чем это может обернуться, и предлагает редактору Avanti! статью, в которой объясняет, насколько вредна ленинская политика раскола. Муссолини отвечает: «Ленин представляет великую революционную силу, и не в наших интересах ронять его авторитет». Тогда Ананьин обращается к Тревесу, и его статью публикуют в издании «Социальная критика». Таким образом, во внутренних дискуссиях ИСП впервые проявляются противоречия между большевиками и меньшевиками, которые сродни противоречиям между итальянскими максималистами и реформистами[128]128
  Tamborra А. Esuli russi in Italia dal 1905 al 1917. Р. 161–162.


[Закрыть].