Текст книги "Тайные свидетели Азизы. Книга 2. Адель"

С этой бедой Артур Майер и пришёл к протоиерею Свято-Вознесенского кафедрального собора. Отец Александр сказал, что церковь, конечно, может принудительно изгнать беса из тела этого отрока, но экзорцизм – это не только молитва, но и другие важные деяния, на что потребуется время, возможно несколько месяцев. Ждать Майер не мог, поэтому попросил оставить несчастного китайца на попечение Русской православной церкви. В знак благодарности он подарил отцу Александру патефон и десяток пластинок с произведениями Бетховена и Баха – другую музыку Майер не слушал. Кстати сказать, позже, долгими зимними вечерами Дуняша и Азат будут слушать музыку Бетховена и Баха, и к весне Дуняша легко отличала одного от другого и даже по памяти нередко мурлыкала отдельные музыкальные фразы. Азат так и не смог услышать в этой какофонии настоящую музыку, «берущую за душу». Вместе с тем они оба будут с благодарностью вспоминать своих родителей, немца Майера и, конечно, принявшего православие трезвенника Фому. А сейчас сёстры Дуняши рассказывали молодожёнам, что ещё в феврале в Петрограде произошла революция и царь отрёкся от престола. Батюшка с матушкой благословили их отъезд вместе с мужьями в столицу, туда, где делается история Великой России. Сёстры поздравили молодых с новой жизнью, пожелали им счастливой судьбы и, поцеловав, уехали навсегда. Дуняша так никогда не узнала, что мужья её сестёр волею судьбы оказались по разные стороны революционной баррикады. Как и сотни тысяч других граждан несчастной России, они бесславно канули в её всеядном чреве, увлекая за собой своих невинных жён.

Очевидно, сама Природа благоволила влюблённой паре: все обещания, данные Азату и Дуняше, были выполнены. 22 октября 1917 года строительные работы завершились. На живописном холме, напоминающем скифский курган, стоял пятистенный красавец-сруб из сухостоя трёхсотлетних тянь-шаньских елей с большим медным коньком на крыше. По казахскому обычаю входная дверь была сделана строго на юг. Все окна в доме были большими. Окно в горнице смотрело на восток, на реку Хоргос и лес за рекой, а окно в спальне было на запад, открывая взору бескрайний степной простор. Недалеко от дома Азат соорудил сосновые сходни к реке и небольшой дебаркадер, чтобы им с Дуняшей было удобно выходить из реки после купания и ещё на тот случай, если у них появится лодка – удобно швартовать. Азат считал эти сходни и дебаркадер самым замечательным творением своей жизни. Живя в собственном раю, вдали от посторонних глаз, они будут часто купаться в реке голышом, словно первородные Адам и Ева. Невинные, свободные и счастливые, слившись с Природой, они будут плавать, плескаться и дурачиться, словно малые дети, наслаждаясь жизнью.

Вот Дуняша вошла в воду чуть выше колен и, заразительно смеясь, плеснула себе на лицо полную пригоршню живительной влаги. Вода двумя ручейками пробежала по щекам, почти не задерживаясь на ямочках. Потом на мгновение ручейки нырнули на ключицы и, обходя набухшие розовые соски, соединились между грудями в единый поток, устремлённый к пупку. Через мгновение ручеёк затерялся в манящих каштановых завитках, придающих их владелице ореол природной чистоты и невинности, украшая её Сокровище – источник райского наслаждения. Азат смотрит на этот ручеёк не отрывая глаз. Больше всего на свете, каждую минуту, во сне и наяву, он желал быть таким ручейком, прикасаться, ласкать и целовать тело своей возлюбленной. Дуняша поймала его взгляд. Больше всего на свете она хотела бы, чтобы Азат всегда желал этого.

Гуляя по берегу нагишом, утомлённые лучами полуденного солнца, они будут любоваться телами друг друга, потому что это и есть подлинная любовь – неконтролируемый импульс, дар Божий, который невозможно вызвать по заказу, как и отказаться от него. Влюблённые Азат и Дуняша, рассматривая друг друга, будут получать вдохновение своей влюблённости. После того как однажды, занимаясь любовью, им посчастливится одновременно вознестись на её пик, им откроется восхитительный мир высшего эмоционального наслаждения, присущего физической близости мужчины и женщины. Они научатся удовлетворять друг друга, и их любовь перерастёт в такую пылкую животворящую страсть, на которую только способно человеческое существо. Они будут находить всё новые и новые причины своей необоримой страсти.

Это не будет грубая похоть, способная затмить разум молодых людей и развратить их возвышенные души. Это будет трепетное влечение друг к другу, чистая и безгреховная страстность, расцвеченная тонкими чувствами высокой любви. Дуняша будет сгорать под магическим взглядом изумрудных глаз Азата. Будет любоваться его смуглой кожей и обворожительной улыбкой, никогда не сходящей с его лица. Играть арабскими кудряшками, полянкой растущими на его груди. Целовать крепкие мускулистые руки с тёплыми и нежными ладонями, от прикосновения которых всякий раз пробегают по её телу волны сладостной неги и сердце бьётся в груди, словно овсянка в тесной клетке. И, конечно, болтать с бритоголовым, розовощёким часовым в стойке смирно, при этом млеть от его восхитительного мускусного запаха мужской силы. В свою очередь, Азат наконец осознает главную причину создания женщины – её женственность. Он откроет для себя важный признак любовной чувствительности Дуняши – эти милые «ямочки Венеры» в нижней части спины. А как опьяняюще желанно колышется её грудь – «души застывший вздох», как сказала поэт Марина Цветаева. А её соблазнительные бёдра, которые ненарочито дразнят при ходьбе! А губки, способные на головокружительный поцелуй, от которого Азат всегда рискует потерять сознание! А изящные лодыжки и локотки! А ямочки на щеках! А тёплая фланелевая кожа ароматом и цветом парного молока! А глаза, шея, волос, голос! А куда девать её серебряный смех?

«О Аллах всемогущий, чего же ты ждёшь от мужчины, лишённого всего этого чуда, когда ты уже создал такое совершенство, как женщина!»

И Аллах ему ответит одним словом: «Коитус». Врут, что Геракл оплодотворил за ночь сорок девственниц, это слишком много. Моисей в своей Библии определил для евреев десять коитусов в месяц, это слишком мало. Цивилизация кочевников предложила: где угодно, как угодно, когда угодно, с кем угодно и столько, сколько сможешь. Это справедливо. Вот почему великий кочевник Чингисхан оставил от женщин разных стран и национальностей самое многочисленное потомство всех времён и народов. А когда у кочевника Азата только один вожделенный объект его страсти – это и есть Счастье. Именно этим можно объяснить их подчас странное поведение. Проходя мимо, они умышленно столкнутся, погладят или ущипнут друг друга, испытывая физическую потребность беспрестанно прикасаться друг к другу. С утра до вечера будут петь друг другу неведомо откуда прилетевшую на ум песенку с глупыми словами: «Птичка золотая по лесу идёт, шишки собирает, в сумочку кладёт».

Всё это будет потом, а сейчас строители, пожелав хозяевам всех благ, съехали из Николаевской. Азат прикрепил над входной дубовой дверью тотем их рода – лик Синего Волка «Аль-Бари» – оберега кипчаков, прямых потомков Чингисхана.

– Почему именно волк – ваш главный символ? – спросила Дуняша.

– Потому что он смел, бесстрашен и не ест падаль. Потому что волк «женится» лишь однажды и сохраняет верность своей избраннице на всю жизнь. Потому что волк – единственный зверь, который заботится о своих стареющих родителях, и ещё потому что он очень красивый, – отрапортовал Азат и пропел перед тотемом нужную суру из Священного Корана.

Следующим утром он соорудил для Дуняши полочку под потолком, в красном углу горницы. Она постелила на полочку кружевную пелену и поставила две намоленные иконы, подаренные Дуняше её родителями. Одна – икона Благовещения Пресвятой Богородицы работы знаменитого иконописца ХVII века Фёдора Зубова. Другая – икона Иисуса Христа работы безымянного монаха из Спасо-Преображенского Соловецкого монастыря. Дуняша закрепила стоячую лампадку, рядом повесила православный крест и прочла соответствующую молитву.

В воскресенье, 28 октября, Бейсеналины скромно отметили новоселье. У молодожёнов началась самостоятельная жизнь. Вскоре выпал первый снег, отрезая их от всего остального мира. Дуняша и Азат заранее договорились, что в эту пору свободное от домашних забот время они посвятят самообразованию. Она будет изучать арабскую вязь казахского языка, а он – постигать премудрости русской кириллицы. Между прочим, уже к весне Дуняша вошла в четырёхпроцентную элиту грамотных казашек, а Азат с похвальным усердием одолел большую часть пути к вершине Эвереста русской грамматики. Они не подозревали, что через двенадцать лет арабскую письменность казахского языка заменят на латиницу, серьёзным изменениям подвергнут русское правописание. Так что, как говорят в народе: вся их работа пошла псу под хвост.

В среду, 7 ноября, из деловой поездки в Джаркент Азат вернулся домой около трёх часов пополудни и застал Дуняшу за необычным занятием. Укутанная в тёплую шаль, она, запрокинув голову и глядя на небо, раскачивалась на качелях, наслаждаясь полной гармонией с внешним миром и мурлыча себе под нос: «Птичка золотая по лесу идёт, шишки собирает, в сумочку кладёт». На вопрос о причинах столь странного для зимы занятия счастливая Дуняша сообщила, что она носит ребёнка, и это её правильное состояние, и никакому мужчине этого высшего женского счастья не понять. С этого дня их жизнь была посвящена ожиданию рождения первенца. По расчётам супругов, ребёнок должен родиться в последних числах июля следующего года. До этого события не должно быть ничего такого, что могло бы волновать Дуняшу и тем самым навредить развивающемуся плоду.

– Ты будешь меня любить, когда я стану толстой?

– Конечно.

– Я имею в виду не беременной, а именно толстой, как многие женщины после рождения ребёнка?

– Я буду любить тебя и тогда, когда ты станешь толстой.

– Почему?

– Потому что я жадный казах, а тебя станет больше, значит, и любить тебя я буду больше.

– А ты будешь меня любить, когда я стану плохо пахнуть?

– О Аллах! Я буду любить тебя, когда ты станешь плохо пахнуть. Кстати, а почему ты будешь плохо пахнуть?

– Все впервые рожавшие женщины несколько дней неприятно пахнут. Идёт перестройка организма, но, к счастью, потом всё проходит.

– Ну и хорошо, что проходит, потерпим. Не переживай. Иншаллах, я буду любить тебя до конца жизни так же сильно, как и сейчас.

Бог услышал Азата и сделал так, чтобы его пожелание было исполнено.

Наши Ромео и Джульетта заранее выбирали имя своему дитяти – точно так же, как и все другие влюблённые, ожидающие рождения своего первенца.

– Если родится мальчик, я назову его Бейбарс, – заявил Азат.

– А если родится девочка, давай назовём её Айек, в честь матери Бейбарса, – хитро заглядывая в глаза мужа, прошептала сияющая Дуняша.

– И долго ты будешь меня удивлять, душа моя Пятница?

– Всю свою оставшуюся жизнь! – решительно заявила Дуняша, даже не подозревая о том, что именно так и будет.

День 25 декабря – канун Рождества Христова, выдался особенно морозным. Все намеченные на этот день дела были завершены. Дуняша и Азат организовали себе праздничный ужин, вкусно поели, вымыли посуду и сели за стол под керосиновую лампу, чтобы, как и в обычный день, почитать вслух очередную книгу. Сегодня была очередь Дуняши, и она читала длинный рассказ про чеховскую даму с собачкой. Азат сидел напротив и наслаждался видом читающей жены, а заодно слушал эту занудную историю. При этом он с молчаливого согласия чтицы лузгал семечки.

Эту несвойственную казахам вредную привычку он приобрёл совсем недавно под тлетворным влиянием русских старушек, вечно сидящих на завалинках своих домов единственной улицы Николаевской. Все жили здесь одной семьёй. Одни и те же каждодневные заботы, воспоминания и мечты. У всех одинаковая судьба, одно прошлое, одно будущее, одна православная вера, и даже, казалось, внешне они были неразличимы. Появление в Николаевской Бейсеналиных ненадолго раскрасило бесцветную жизнь этой деревни, но очень скоро к новосёлам привыкли, единодушно принимая их за своих. Дуняша и Азат сделали всё, чтобы пользоваться у местного населения заслуженным уважением. В деревне не было человека, который бы не получил от молодожёнов какой-нибудь помощи. Кому помогли забор поправить, кому ребёнка вылечить, кому денег дали в долг, а кому – полезный совет. Дружные жители Николаевской были единодушны в том, что с появлением в их деревне Дуняши и Азата они перестали чувствовать себя несчастными.

В доме молодожёнов, как всегда, было чисто, тепло и очень уютно. Особую атмосферу сегодняшней идиллии придавали щебетания Дуняши, а также запахи горящих поленьев в русской печи и калёных семечек. Ближе к полуночи кто-то вежливо, тихо постучал в окно. Дуняша оставила книгу и прильнула к окну, прижав ладони к вискам – так обычно делают люди, вглядываясь из освещённого помещения в темноту за стеклом. Ничего не заметив, она уже хотела отпрянуть, как из окна на неё в упор посмотрел череп козла с рогами. Подсвеченный для большего эффекта снизу, череп улыбался своей редкозубой улыбкой, играя огоньками внутри глазниц без глаз. Это была жуткая картина. Животный страх отбросил Дуняшу от окна и вызвал у неё приступ асфиксии. Задыхаясь и хватая ртом воздух, она одной рукой показывала на окно, а другой тянулась к Азату, безголосо призывая его на помощь. Его реакция была мгновенной и грамотной: схватил чайник, стоящий на печи, налил горячую воду в ведро и велел Дуняше опустить в него ноги. Потом смочил небольшое полотенце и заставил Дуняшу вдохнуть через него. Убедившись, что она начала дышать, снял со стены двустволку и вышел на мороз. Через минуту в дом с хохотом и гвалтом, окутанная морозным паром, ввалила ватага слегка хмельных ряженых. Это были колядовщики. Сегодняшняя ночь – Коляда, это древний языческий праздник, когда-то органично перешедший в православный ритуал восхваления Иисуса Христа. Озорной весёлый мальчишка, переодетый в кожух и с черепом рогатой козы на голове, искренне радовался произведённому эффекту. Никто никого не хотел обидеть, просто так обставлен этот православный праздник. Вся ряженая компания, встав полукругом перед слегка повеселевшей Дуняшей, проорала свои пожелания: «Избушку ребят, хлевушку телят, сына в четыре аршина, в конюшню конёв, полтораста коров, девяносто быков, да чтобы одна корова по ведру доила, одна-то бы кобыла по два воза возила». За такие пожелания они получили от хозяев подарки, сложили их мехоноше в мешок, поблагодарили и ушли с миром к другому дому. О полученном стрессе Дуняша и Азат скоро забудут навсегда. Однако любой стресс не исчезает бесследно. Рано или поздно он проявит себя, но далеко не каждый человек способен это понять.

5 марта 1918 года в Форте Верном была установлена советская власть. Эта новость дошла до Николаевской только через три месяца и никак не отразилась на жизни деревенских. Спустя ещё месяц в деревню вернулся бывший житель Николаевской Пашка Кожевников – известный демагог, лентяй и пьяница. Он собрал немногочисленных жителей у деревенской часовни и объявил, что он есть советская власть и что уже год, как Бога нет, потому он и будет в деревне самым главным. Несмотря на то что Пашка был по обыкновению пьян, а значит, мог молоть своим языком всё что ни попадя, его кожаная куртка и наган в кобуре должны были убедить народ в правоте сказанного. Им было невдомёк, что, хотя и был у Пашки наган, патроны к нему три дня назад он отдал славной труженице секс-индустрии Джаркента в уплату за её любовь. Прибивая к часовне знамя революции – кривое древко с куском красной материи, он объявил свой первый указ: «В трёхдневный срок сдать властям всё имеющееся оружие». Здравомыслящим людям надо бы снять с Пашки портки и высечь по первое число, чтоб впредь неповадно было народ баламутить, но православные простили ему это богохульство с красным знаменем на часовне и беспредельщину с конфискацией оружия. Пугливые, как бараны, они первыми начали называть этого прощелыгу высоким «товарищ Павел» и послушной чередой сложили свои ружья у сельсовета – бывшего сельского храма, о чём будут жалеть следующие сто лет.

К радости Дуняши и Азата, приближался срок рождения ребёнка. Утром 26 июля 1918 года Азат привёз домой из Джаркента повитуху, которая за плату согласилась пожить у них несколько дней, дожидаясь родов. В ночь на 28 июля у Дуняши начались схватки, отошли воды, и в половине четвёртого утра повитуха приняла девочку. Роды прошли без осложнений, и для первых родов Дуняша чувствовала себя совсем неплохо. Девочка имела нормальный вес и рост и выглядела вполне здоровым ребёнком за исключением того, что у неё была врождённая двусторонняя «заячья губа». Её верхняя губа была безобразно разодрана от самого основания носа двумя широкими разрезами с неровными, рваными краями. Они делали лицо девочки не просто уродливым, но даже страшным. Увидев ребёнка, суеверная повитуха несколько раз перекрестилась и впервые в жизни нарушила священное право любой матери немедленно видеть только что народившееся дитя. Напуганной повитухе понадобилось немного времени, чтобы унять паническую дрожь, пробежавшую по телу, и прийти в себя, прежде чем показать матери долгожданного ребёнка.

– Вот это… – только и сумела сказать повитуха присохшим к нёбу языком, брезгливо кладя на грудь Дуняши маленького уродца.

– Ах… как это… – у Дуняши слова застыли в горле, и непрошеные слёзы собственного бессилия в три ручья брызнули из глаз. Это был не страх и не истерика – это была щемящая материнская жалость к любимому дитяти. Перед ней пищал, прикрыв свои глазки, маленький сморщенный комочек розового цвета, который, о чудо (!), мог шевелить ручками, ножками и даже крохотулечками-пальчиками. Дуняша была в растерянности. Её возбуждённый мозг диктовал, что нужно немедленно принять какие-то меры, чтобы чем-то помочь ребёнку и защитить его. Но она не понимала, как можно помочь и от кого надо защитить. Через несколько минут Дуняша пришла в норму. Прежде всего, необходимо взять себя в руки и успокоиться. Сейчас эта девочка, как никакое другое существо на свете, нуждалась в её любви и поддержке.

– Позови моего мужа, – на удивление смиренным, но строгим голосом попросила Дуняша.

Повитуха вышла, чтобы исполнить эту просьбу, а заодно и упредить отца ребёнка о постигшем их горе.

– Её зовут Айек, – объявила Дуняша имя дочери, глядя в глаза вошедшего Азата, и шёпотом добавила: – Дай ей свой палец.

Не отводя настороженно-скорбного взгляда от лица ребёнка, Азат сунул свой палец в руку дочери. Новорождённая крепко схватила отца за палец. Азат от неожиданности резко поднял руку. Только что родившаяся Айек повисла в воздухе.

– Видишь, она хочет жить, – устало улыбаясь, сказала Дуняша. – Мы любим Айек и поможем ей. Верно?

– Конечно, милая моя, – стесняясь своих нечаянных слёз, сказал Азат, – ырыс алды кыз[16]16
  Ырыс алды қыз (каз.) – предвестник счастья – дочь.


[Закрыть]. Мы очень любим нашу Айек.

«Как случилось, что Господь Бог распорядился сделать уродцем наше дитя – плод большой, искренней любви?» – подумала Дуняша, наблюдая за реакцией своего мужа, и тихо прошептала:

– Кому Он посылает эти испытания, нашему ребёнку или нам – её родителям? В чём заключается Божий промысел?

– Не спеши, любимая моя Пятница, время даст ответ на этот вопрос, и мы обязательно его узнаем.

Родители Айек с первых минут её жизни, испытывая к ней невероятную нежность, окутали девочку таким пронзительным чувством большой любви, что не оставили в своих душах места ни для чего другого.

Как и водится среди людей, повитуха «по секрету» рассказала о родившемся уродце своей подруге в деревне и нескольким друзьям в Джаркенте. Через месяц об этом знали все близкие и дальние родственники Азата и Дуняши, а также их знакомые, малознакомые и вовсе незнакомые люди. Для маленькой Айек за пределами её дома начал формироваться непознаваемый, злой и враждебный ей мир.

С рождением ребёнка в доме появились помощники: это известный им Ахмет, которому поручили ухаживать за животными, и молодая, трудной судьбы женщина Людмила Рязанова, на плечах которой лежала кухня, уборка дома и дойка козы и коровы.

Людмила была вдовой покончившего с собой унтер-офицера, служившего в Верненском гарнизоне. Вдова самоубийцы не получила пенсиона, у неё не было профессии, дающей постоянный заработок, не было собственного жилья и необходимого имущества, не было денег и внятных перспектив на будущее. В поисках крыши над головой два года назад Людмила приехала вместе с малолетней дочерью Таней в Николаевскую, к дальним родственникам мужа. В первый же день появления Азата и Дуняши в деревне Людмила Рязанова пришла к ним наниматься на работу, но тогда ей было отказано. После рождения дочери Дуняша сочла возможным принять Рязанову кухаркой. Людмила была несказанно рада и благодарна. Она поклялась быть верным и преданным их семье человеком.

В субботу, 12 февраля 1921 года, в Алма-Ату (неделей ранее город Форт Верный был переименован) вернулся из Омской духовной семинарии бывший алтарник Свято-Вознесенского кафедрального собора Александр Яковлевич Бритин. Семинария и сибирская жизнь кардинально изменили его мировоззрение и характер. Бритин бросил пить, стал покладист, добр и отзывчив к людям. Он научился разговаривать вежливо, вполтона, внимательно наблюдая за реакцией собеседника и не навязывая ему собственного мнения, всегда отвечал вопросом на вопрос. От прежнего неотёсанного мужлана не осталось и следа. Его речь стала грамотной и логичной, но не искренней. Произносимые слова были с налётом двусмысленности. Это вновь приобретённое свойство характера вполне устраивало Бритина, и, как он считал, в предстоящей жизни оно будет приносить ему только пользу. В первый же день по возвращении он посетил Свято-Вознесенский кафедральный собор, где имел беседу со своим благодетелем, наставником и духовным отцом – протоиереем отцом Александром. Новость о том, что Дуняша вышла замуж, не на шутку разозлила Бритина. Он понял, что не получит обещанного, и чувствовал себя обманутым. Здесь всё приводило его в бешенство: и то, что она вышла замуж, и то, что вышла замуж за кочевника-казаха, и то, что родила дочь-казашку, и то, что христианский священник благословил этот противоестественный союз. Шурка затаил злобу, но искусно не подал вида. Приложив руку к сердцу, он лицемерно озвучил свои пожелания молодым любви и благополучия. Затем, повернувшись лицом к иконе Божией Матери, Бритин, целуя святой крест, поклялся в любви и преданности отцу Александру и матушке Варваре, пожелал им здоровья и долгой, плодотворной жизни. Покидая храм, сама любезность Александр Яковлевич приветствовал своего знакомца – убогого слепца, сидящего на ступенях и просящего милостыньку. Он не забыл, что когда-то был наказан отцом Александром «по вине» этого лохмотника. Бритин дал калеке несколько тёплых напутствий. Правда, денег нищему не дал. Вернувшись домой, Бритин сел перед зеркалом и, глядя на своё отражение, задумался… Следователь Алма-Атинского ВЧК Даулет Сембаев был убеждён, что в каждом человеке заложена своя доля бесовщины. У простого грешника она находится сразу под кожей и ждёт малейшего повода проявиться. У праведника она спрятана глубоко в душе, и когда появится причина, выползает бесовщина из потёмок души человеческой наружу, вот тогда держись, правоверный, пощады не будет. Бесовщина выползала из недр Бритина, словно бесчешуйчатый, смердящий змий, заполняя в его душе и сознании все места. В один присест он написал письмо «Об идеологически вредной, контрреволюционной деятельности служителя церкви Александра Серова и его жены Варвары». Для подготовки этого обвинительного документа Бритин использовал полученные знания в семинарии и свои записи прошлых лет. Утром следующего дня Бритин отнёс письмо в отделение ВЧК, где заявил следователю Сембаеву о том, что при необходимости готов лично свидетельствовать против злейших врагов советской власти. Через час гражданин Серов был арестован во время проведения обряда крещения младенца. Его жена была арестована в следующую ночь. Сембаев впервые в своей практике встретил столь качественный донос, поэтому не преминул показать преступнику Серову бумагу, собственноручно написанную Бритиным. Это был подробный, грамотно составленный и аргументированный текст, прочтя который священнослужитель отец Александр заметил:

– Похвально. Здесь каждая теза подкреплена пояснениями церковного бытия и цитатами из Святой Библии. Я рад, что учёба в духовной семинарии не прошла даром для сына моего Александра. Будучи тенью святой церкви, он многому научился, и я надеюсь, что все его знания и умения будут служить православным людям во имя Господа нашего Иисуса Христа. Что касается этой бумажки, так это пустое, она образчик клирика греховной гордыни. Сын мой Александр не ведал, что творил. Здесь все слова и мысли сатанинские. Именно Сатана вёл рукою раба Божьего Александра. Бог ему судья, и я, пребывая по его навету в этом узилище, прощаю его.

Следователь Сембаев слушал эту тираду священника и думал: «Ведь неглупый старик, должен ведь понимать, что Бритин не агнец Божий и не заблудшая овца. Он причастие Дьявола принял, он верой и правдой ему служит. Не жди от него покаяния. Ты не первый, кого он, не колеблясь, со света изжил, а то ли ещё будет. Он храм Божий в душах людских разрушит, он твой собор в конюшню превратит». Но вслух заметил:

– Едва ли он нуждается в вашем прощении, батюшка.

Отец Александр посмотрел в глаза следователю:

– Прощение ближнего – это не подвиг, не снисхождение, не благотворительность. Это очищение моей собственной души. Это не он, это я нуждаюсь в его прощении. – Потом, потупив взор, подкашливая, простуженным голосом прошептал себе под нос: – Всех нас рассудит Бог, а сейчас мне стыдно за невольное гадливое чувство к сыну моему Александру.

Сембаеву был непонятен этот старик и чужда его философия – всю жизнь молиться и каяться. Чекист был уверен в том, что каждая свершённая в отношении вас несправедливость требует беспощадного возмездия. Только острая сабля может дать вам удовлетворение, карая обидчика. «Сильного человека никто не посмеет обидеть», – так учил его отец, а его – дед, а того – прадед. Веками передавалась эта мудрость в поколениях кочевников, помогая выживать. Сейчас, слушая Серова, следователь был шокирован необычной реакцией заключённого на явно лживый донос в отношении себя. Вероятно, старик до конца не осознаёт последствия этого доноса. Следователь не стал говорить ему, что Бритин просил его разрешения присутствовать при казни Серова, а когда он спросил Бритина, зачем ему это нужно, тот, сверкая одержимым взглядом, сказал, что хотел видеть труп своего врага. В голову следователя пришла шальная мысль о том, что подобное желание Бритина – очередное доказательство его дьявольской сущности, ибо восторг, вызванный видом смерти твоего врага, и есть восторг Сатаны. Это были непотребные, а для сотрудника ВЧК даже преступные мысли. Сембаев вдруг испугался, что его мысли может «подслушать» кто-то другой. Он испугался настолько сильно, что весь покрылся испариной и инстинктивно огляделся вокруг себя, ища соглядатая. Неожиданно он нашёл свидетеля своих опасных мыслей и виновника своего страха. Этот человек сидел прямо перед ним. «Мне можно не бояться этого доходягу, он весь в моей власти», – подумал Сембаев, и в ту же минуту в глазах чекиста заплясал солнечными зайчиками кураж. Он медленно, смакуя каждое слово, негромко сказал:

– Я прямо сейчас могу устроить вам свидание с Бритиным, и у вас будет возможность попросить у него прощение.

После этих слов довольный собой следователь вызвал конвойного и приказал привести Бритина, ожидавшего в комнате для посетителей. Вошедший Бритин замер у порога, едва узнав в сидящем сгорбленном старике отца Александра.

– Вот, пожалуйте, – ехидно скалясь, прохрипел чекист.

Священник медленно повернулся на своём табурете лицом к Бритину, с трудом поднялся и, глядя ему в глаза, простуженным голосом произнёс:

– Прости меня Христа ради, сын мой Александр. Прошу тебя простить оскорбления, мною тебе нанесённые, и молиться за меня милосердному Спасителю. Будь милостив ко мне, сын мой. Прости и защити меня от Страшного суда, исцели меня от вечных мук. – Насилу произнеся эти искренние слова, больной отец Александр сник и опустил голову.

– На колени! – эхом прокатился по каменным стенам подвала надменный голос Бритина. Следователь вначале даже не понял, что это было. – На колени, – повторил свой приказ Бритин.

– Ай да молодец! – Сембаев не смог сдержать своего восхищения.

Обессиленный старик уронил свои руки и безропотно опустился на колени. Потом он поднял голову и посмотрел в лицо Александру. Сверху на него пучил белками глаз Бритин и, не снимая самодовольной ухмылки, протянул руку для поцелуя. Убелённый сединами протоиерей отец Александр, не поднимаясь с колен, сделал несколько шагов и поцеловал руку клеветника – сына своего Александра. Сембаев отметил для себя, что сделал это старик, преодолевая физический недуг, но с поразительной искренностью. Если бы он не видел этого сам, никогда бы не поверил, что такое возможно.

Через пять дней Серова приговорили к высшей мере социальной защиты – расстрелу. В ту же ночь выстрелом в затылок во внутренней тюрьме ВЧК приговор был приведён в исполнение.

Варвара Серова была осуждена по статье 58 части 2 Уголовного Кодекса и получила пятнадцать лет лишения свободы с последующим поражением в гражданских правах. Она была отправлена в лагерь для политзаключённых ВЧК, где вскоре скончалась. Никто и никогда так и не узнал истинную причину ареста супругов Серовых и их дальнейшую судьбу.

Это была месть Бритина. Месть, порождённая его неистовой, агапической любовью к самому себе. Он чувствовал себя обделённым. Ему показали, что он ничтожество. Он не хотел никому ничего прощать и вознамерился стереть в порошок всех своих обидчиков. Сейчас он был доволен собой. Нет ничего на свете более приятного, чем удовлетворённая месть. Бритин не утруждал себя размышлениями над тем, что совершает подлость. Ему было невдомёк, что любая месть и даже мысль о ней противна всему духовному. Ему уже никто не скажет, что это Бог испытывал его. Он был убеждён, что в одном человеке легко уживаются христианское милосердие и сатанинская ненависть. Потому что это естественное состояние человека – быть вместилищем ада и рая, ибо совершенно таким и был задуман человек самой Природой. Такой человек, как Бритин сейчас, был нужен «народной власти», а она была нужна ему для власти над народом. Поэтому Бритин был приглашён на работу в отдел ВЧК с присвоением ему звания старшины. Для бастарда Бритина времена унижений и безденежья закончились, открылись горизонты сытой и счастливой жизни. Забегая вперёд можно сказать, что его чаяния сбылись.