Текст книги "Победители получают всё: уловки элит, (не) меняющие мир"

Ференстин брал интервью у огромного количества основателей технологический компаний и сделал выжимку их идей, сформулировав рабочую философию. Он назвал ее философией оптимизма. Хотя на деле это всего лишь стандартный неолиберализм с налетом технологичности. Основной фокус этой идеологии – вера в возможность обоюдной выгоды и гармонию человеческих интересов. «Люди часто противопоставляют правительство и рынок, а государственное регулирование считают инструментом ограничения рынка. Адепты же этой новой идеологии видят правительство в качестве одного из инвесторов в капитализм. Правительство выступает не в роли противовеса капитализму, а работает в интересах капитализма. Для того, чтобы капитализм был успешен. Для того, чтобы обеспечивать условия, которые для этого необходимы. Для того, чтобы имелась адекватная образовательная система, производящая необходимое количество работников. Для того, чтобы торговые соглашения писались так, чтобы позволять компаниям приобретать и сбывать товары и услуги в далеких странах. Для того, чтобы инфраструктура поддерживала передвижение грузовиков, доставляющих продукты в магазины свежими. Для того, чтобы воздух был достаточно чистым, для того чтобы люди могли вести долгую и, что более важно, продуктивную жизнь».

Старое правительство основывалось на идее отношений с нулевой суммой между различными классами: между экономическими классами, между гражданами и правительством, между США и другими странами. Если вы исходите из того, что любым отношениям присущ конфликт, то переживаете о неравенстве распределения богатства. Вы хотите, чтобы профсоюзы защищали работников от корпораций. Вы хотите меньшего по размеру правительства и чтобы оно не мешало бизнесу. Если вы не исходите из подобных предпосылок, а верите в то, что все общественные институты должны преуспевать, что они работают совместно, то вам не понравится идея профсоюзов, государственного регулирования, суверенности и прочих вещей, защищающих людей друг от друга.

Большинство политических подходов и институтов исходит из того, что между людьми в той или иной группе складываются отношения с нулевой суммой. Это идеология уникальна. «Я называю ее идеологией оптимизма потому, что ее адепты исходят из того, что все люди могут найти общий язык. Или точнее, что у всех есть совпадающие интересы», – говорит Ференстин.

Сторонники этой идеи противостоят современному демократическому видению общества, в котором граждане равны перед законом, который подразумевает разнонаправленность их интересов, и соревнуются между собой, исходя из таких интересов. Соревнуются они за ресурсы и влияние, а различные государственные учреждения представляют различные виды потребностей. Философия оптимизма напоминает о таком распространенном в средневековье взгляде, в рамках которого гармония понимается как прогресс. Выжимку из этого взгляда можно найти в «Басне о человеке, его животе и его конечностях», написанной в XII веке Марией Французской. Это история о частях человеческого тела, презиравших друг друга до тех пор, пока они не поняли, что зависят друг от друга. Поначалу руки, ноги и голова (олицетворяющие тружеников) гневаются на живот (олицетворяющий лордов) за то, что он «съел все, что они заработали». Они отказываются работать, чтобы животу не досталось еды. Да только сами начинают увядать, когда больше нет еды в животе, который мог бы переварить и направить остальным частям тела питательные вещества. Поэма заканчивается следующими строками:

 
Из этого примера можно видеть то,
Что следует знать каждому свободному человеку:
Не может иметь чести тот,
Кто позорит своего лорда.
Но не может иметь и лорд,
Желающий опозорить своих людей.
Если кто-то из этих двоих подводит другого,
То худо приходится обоим.
 

В басне допускается, что руки, ноги и голова могут жить в достатке. Но также утверждается то, что это будет невозможно, если в достатке не будет и живот. Сторонники подобного взгляда на мир не списывают кротких со счетов. Скорее, они считают, что успех кротких не может быть противопоставлен успеху сильных.

Сложно недооценить нахальство этой идеи Рыночного мира. Ведь она отвергает факт существования различных социальных классов с различными интересами, каждому из которых необходимо сражаться за свои потребности и права. Вместо этого предполагается, что мы получаем то, что заслуживаем посредством работы рынка. Это может быть фэнтези-футбол, помогающий африканским сиротам, или офисное программное обеспечение, делающее всех более продуктивными, или продажа зубной пасты бедным для увеличения прибыли акционеров. Подобная доктрина обоюдной выгоды куда амбициозней идей Адама Смита. Она утверждает, что победители имеют особую квалификацию для того, чтобы приглядывать за проигравшими. Но какие доказательства своей состоятельности они могут предъявить с учетом того, что в большинстве стран запада эпоха обоюдной выгоды совпадает с эпохой ужасающего неравенства исторических масштабов?

Что могут ответить сторонники идеи обоюдной выгоды в стране, в которой исчезает средний класс? В мире, терзаемом волнениями о глобализации, технологиях и переселении? Каков их ответ на эти страдания? «Это не является основным фокусом данной идеологии», – говорит Ференстин. Страдания можно победить инновациями. Необходимо дать инноваторам возможность развивать стартапы, и страдания сами начнут сходить на нет. Каждое частное предприятие может решить некую социальную проблему. «Например, в случае с онлайн-площадкой Airbnb через предоставление людям возможности делиться своими домами можно смягчить страдания людей из-за жилищных проблем», – продолжает Ференстин. Рекламная кампания онлайн-площадки Airbnb, использующая эту же логику, демонстрировала пожилых чернокожих женщин, живущих в достатке благодаря предпринимателям. А они в свою очередь зарабатывали на том, что помогли им сдавать жилье. Разумеется, многие бедняки не владеют ни лишним жильем, ни даже лишними площадями, которые могли бы сдавать постояльцам, а многие афроамериканцы сталкиваются с проблемами при аренде на онлайн-площадке Airbnb. Гостиницы более не могут с легкостью дискриминировать по расовому признаку, а вот у частных арендодателей такой проблемы нет. Однако куда удивительнее этих «белых пятен» – подразумеваемое в словах Ференстина убеждение в том, что победители должны что-то получать за социальные изменения.

И действительно, в случае онлайн-площадки Airbnb и прочих примеров так называемой обоюдной выгоды утверждение о гармонии интересов – не более чем надежда, которую выдают за факт. Разделение на победителей и проигравших, влиятельных и беспомощных никуда не делось. А утверждение, что все мы находимся в одной лодке, – не более чем попытка скрыть неудобную правду.

«В рамках этой идеологии значительно переоценивается количество людей, которые будут извлекать выгоду из социальных изменений. Некоторые окажутся на обочине жизни: невежественные, бедные, нуждающиеся, немотивированные. Люди, которые не любят изменений. Люди, которым нравятся небольшие пригодные поселения. Люди, которые не хотят работать 24 часа в сутки. Люди, которые живут не для того, чтобы изобретать и творить», – признается Ференстин.

Что же произойдет, когда сторонники идеи обоюдной выгоды приобретут еще больше влияния? И не только экономического, но и влияния над направлением, в котором будет происходить поиск пути к улучшению общества, предположительно постепенно достигаемом с открытием каждого нового стартапа? Такой список людей, которые окажутся на обочине жизни, противоречил философии оптимизма. Положению о том, что все мы заинтересованы в успехе ближнего своего и будем преуспевать все вместе. Выходило даже, что, по словам Ференстина, чем больше будут преуспевать сторонники философии оптимизма, тем больше будет количество людей, оказавшихся за бортом. Такое видение совпало с тем, что происходило в мире. Выгоду от прогресса получали преимущественно те, кому и так уже улыбнулась удача в жизни. В то же время за борт отправлялось огромное количество людей, оказавшихся «жертвами» изменений.

Победители вполне могут считать собственный успех неотделимым от успеха остальных. Но всегда будут существовать ситуации, в которых предпочтения людей не будут пересекаться, а порой они и вовсе будут конфликтовать. И что тогда будет с проигравшими? Кто будет защищать их интересы? Что, если представителям элит всего-то и надо, что расстаться с несколько большей частью своих богатств, чтобы граждане США могли, например, иметь более или менее приличное школьное образование?

* * *

Вскоре после переезда в область залива Сан-Франциско с целью управления «Фондом сообщества Кремниевой долины» Эммету Карсону сделали замечание. Ему посоветовали прекратить использовать неприятный, свойственный концепции «победителей и побежденных» (англ. «win-lose») жаргон, присущий идеям социальной справедливости. Непростая задача с учетом того, что он всю жизнь занимался вопросами социальной справедливости. Однако Карсон понимал одно из негласных правил изменения мира классом предпринимателей. Оно гласит, что жизнь становится проще, если формулировать проблемы так, чтобы победителям нравились формулировки.

Карсон вырос в районе Саутсайд города Чикаго, США. Его родители работали в муниципалитете. Карсон – чернокожий, и жил он в районе, где к чернокожим детям относились плохо. Когда ему было 8 лет, их семья решила переехать из-за перестрелки, случившейся рядом с их домом. Они перебрались на 30 кварталов южнее Саутсайда в более благополучный район под названием Чатем Вилладж. С того дня жизнь Карсона радикально изменилась. Он поступил в Морхаусский колледж, а затем в магистратуру Принстонского университета. Позднее он работал на престижных должностях в «Фонде Форда» и «Фонде города Миннеаполис». Затем он попал в Кремниевую долину, где стал одним из ведущих советников для предпринимателей в отрасли высоких технологий, желающих изменить мир к лучшему.

Тогда-то его и попросили перестать использовать словосочетание «социальная справедливость». В «Фонде Форда» и «Фонде города Миннеаполис» у него подобной проблемы не возникало. А вот в Кремниевой долине людям не нравилось слышать эти слова. «Я проработал с проблемой социальной справедливости 25 лет своей жизни. В первые 20 из них мне казалось важным использовать термин “социальная справедливость”, однако в Кремниевой долине по-разному интерпретируют это понятие. Там оно часто синонимично концепции “победителей и побежденных”. Некоторым кажется, что социальная справедливость – это отбирать у богатых и раздавать бедным. Другим – давать людям, которые не смогли на что-то заработать. Так что я стал использовать слово “честный” в качестве замены», – делится Карсон.

Победителям из Кремниевой долины так нравилось больше. Вопрос того, что честно, а что нет, ближе к тому, какое отношение люди получают со стороны абстрактных систем, а не о возможной сопричастности победителей. «Я предпочитаю думать о том, как найти решение. Я не против замены одного слова другим, если это позволяет мне говорить о том, что является неправильным и требует изменения. Я стараюсь минимизировать различия и разногласия. Создавать рамки, приемлемые для разных типов людей», – делится Карсон.

Карсон понял, что до тех пор, пока никто не задает вопросов о состоянии и личном статусе-кво предпринимателей, они готовы помогать. Им нравится чувствовать себя щедрыми и полезными. Им нравится самим подписывать чеки для помощи бедным. И не нравится, когда помощь бедным оказывается через демократические механизмы и коллективную деятельность (в значении, существовавшем до появления компании Asana). «Тон беседы очень сильно меняется, если говорить с позиции “я взял это у тебя”, а не “ты дал это мне”. Им может казаться, что на них обращают внимание потому, что они успешны и тяжело трудились. А теперь из-за их успеха другие люди считают, что заслуживают часть достигнутого ими», – делится Карсон. Карсон четко дал понять, что не согласен с тем, что они считают себя жертвами. Однако для успешного выполнения своих обязанностей согласился соблюдать необходимые приличия.

Карсон всю жизнь работал над проблемами бедности, возможностей и неравенства. Однако теперь он жил среди представителей растущего класса филантрокапиталистов и решил играть по их правилам. Победители хотят такого изменения мира, которое будет происходить по выгодным для них правилам. Например, чтобы вместо более равноправного распределения финансирования для общественных школ ориентироваться на финансируемые государством, но управляемые в частном порядке школы. Или чтобы вместо антимонопольного регулирования технологических компаний создавались технологические компании, борющиеся с бедностью. Предприниматели готовы участвовать в изменении мира к лучшему, если способ достижения такой цели оправдывает и прославляет их, а также зависит от них. Обоюдная выгода.

* * *

Вспомните диаграмму Венна венчурного капиталиста Крейга Шапиро. Согласно ей существует огромное количество вещей, способных улучшить положение конкретного человека, а также не меньшее количество вещей, способных улучшить мир в целом. Там, где они пересекаются, находятся невообразимые возможности. К тому же «теперь социальные цели – важная составляющая привлечения как клиентов, так и сотрудников». Но что насчет людей, у которых мало что есть, а также мира в целом?

Очевидным приобретением представляется доступ к ресурсам, мышлению и инструментам богачей. Выходит, что они вдруг получают возможности богачей, которые можно использовать для решения своих проблем. Но задержав взгляд на диаграмме Венна, приведенной Шапиро, можно заметить, что наибольшая часть обоих кругов ее лежит вне пересекающихся сегментов, подписанных «Обоюдная выгода». В математике это называется «относительное дополнение». Что становится с этой частью интересов тех, у кого они не совпадают с интересами победителей?

Этот вопрос не давал покоя Джейн Лайброк, сидевшей за рулем желтого Ford Bronco, едущего по автомагистрали Нимиц в области залива Сан-Франциско. Автомобиль играл роль официального транспорта стартапа, к которому Лайброк недавно присоединилась.

Лайброк уволилась из Facebook[19]19
  Признана экстремистской организацией и запрещена на территории РФ.


[Закрыть], где она изучала вопрос того, как люди борются с настройками приватности. Она решила перейти в компанию Even (с англ. равный). В нее Лайброк привлекло стремление что-то сделать в отношении колоссальной социальной проблемы растущей волатильности миллионов долларов США, составляющих зарплаты представителей рабочего класса США. Проблема эта связана с практикой беспорядочного найма, роста количества вакансий по совместительству и сдельных вакансий и появления новой экономики услуг по запросу. Эти вещи заставили многих бесконечно искать работу, вместо того чтобы иметь стабильный доход.

Сложно оплачивать счета, планировать и создавать будущее, когда оплата бессистемно меняется изо дня в день. Тут-то и возникла компания Even, предлагающая решение в лучших традициях Кремниевой долины. Разумеется, решение это имело форм-фактор мобильного приложения. С его помощью сотрудники компании Even намеревались сгладить неравномерности в структуре доходов представителей рабочего класса. Беря за эту услугу определенную плату.

Изначально планировалось продавать им эту услугу за $260 в год. Эти деньги понемногу снимались бы с их счета при получении оплаты выше обычного. А при проседании доходов часть этих денег должна была возвращаться клиентам. Представим, что в среднем вы зарабатываете $500 в неделю. Но от недели к неделе ваш доход сильно меняется. Если вы заработаете за неделю $650, то $500 зачислится на ваш обычный счет, а $150 уйдет на виртуальный счет компании Even. Зато если за другую неделю вы заработаете $410, на ваш счет все равно придет $500 – за счет ранее полученных сверх обычного денег. Со всей присущей Кремниевой долине целеустремленностью компания Even намеревалась противостоять эффектам изменений в образе жизни рабочего класса США, накопившимся за время смены целого поколения. При этом никому в компании и в голову не приходило обратить внимание на источники проблемы, такие как политические решения, технологические изменения и мировая обстановка. А также передача объемов работ во внешний подряд, стагнация зарплат, нерегулярный рабочий график, обессиленные профсоюзы, деиндустриализация, рост закредитованности, отсутствие больничных, ужасная система школьного образования, кабальное кредитование и динамическое планирование. Подобно Розенштейну и прочим сторонникам идеи обоюдной выгоды, основатели компании Even очень хотели помочь. Но считали, что лучший способ этого добиться – через создание тех или иных возможностей и для себя самих.

Лайброк была одной из первых сотрудников, нанятых основателями компании Even. В тот день она моталась по автомагистрали Нимиц с одного интервью на другое, узнавая об образе жизни и потребностях работающих бедняков. Это было необходимо для того, чтобы ее новый работодатель мог как можно эффективнее предоставлять услуги своим будущим клиентам. Лайброк – выпускник Йельского университета и частных школ города Остин в штате Техас. Но говорит она совсем без акцента[20]20
  Имеется в виду характерный южный – техасский акцент американского английского.


[Закрыть]. Она была частью волны «утечки мозгов» в Калифорнию, превращающей область залива Сан-Франциско в самую недоступную, неравноправную и напряженную часть США. Широко известны случаи, когда недовольные местные жители кидались камнями в автобусы корпорации Google, развозившие сотрудников до района Саут-Бей и обратно. Лайброк и ее коллеги по компании Even были преисполнены благих намерений. И тем не менее было весьма уместно задаться вопросом: была ли коммерческая система социальной поддержки компании Even лучшим способом решить проблему, обозначенную основателями компании? Может ли быть так, что эта инициатива на самом деле была ставкой на то, что новая экономическая формация должна будет неизбежно поймать в ловушку низшие слои общества? Что единственное возможное решение – сделать структуру их доходов более предсказуемой и регулярной посредством платы за защищенность (идея обоюдной выгоды)? И все это – вместо того чтобы поднять их доходы через законодательное ограничение (концепция «победителей и побежденных») определенных обычаев делового оборота.

«Выбирайте компанию Even, если хотите впервые в жизни почувствовать защиту системы социальной поддержки», – говорилось на их корпоративном веб-сайте. Однако речь шла про новую разновидность системы социальной поддержки Рыночного мира. Она не просила ни общество, ни правительство о помощи в каком бы то ни было виде.

Лайброк переговорила много с кем. С матерью-одиночкой за столиком в кофейне Starbucks. Они обсуждали ее попытки совмещать работу и учебу, а также ее стыд от необходимости полагаться на покупаемые ее родителями памперсы для ребенка. С сотрудником магазина сети спортивных товаров Nike. Он объяснил ей, что начальник резал ей часы, чтобы не оплачивать соцпакет. При этом требовал от нее быть доступной на протяжении почти всей рабочей недели, из-за чего она не могла найти вторую работу. С мерчендайзером в торговом центре по имени Урсула. Она рассказала о постоянных подсчетах, которые приходится вести, чтобы выживать на недостаточную зарплату при меняющихся от недели к неделе рабочих графиках. Несмотря на то что Урсула в среднем работала 36 часов в неделю, ей все равно не хватало на бензин, чтобы забирать внуков из школы в Сан-Франциско. Она рассказала о своей депрессии, болезни Паркинсона своего отца и деменции своей матери.

Работа Лайброк свела ее с той частью общества США, которую Кремниевая долина привыкла не замечать. С каждым новым интервью в ее голове вырисовывалась картина других США. Однажды она интервьюировала по Skype женщину по имени Хезер Якобс, расспрашивая об ее образе жизни и финансах. Начало интервью вышло неуклюжим, так как Якобс неверно поняла, что предлагает компания Even. Муж сказал ей, что компания предоставляет бесплатные кредиты, чего та не делала.

Лайброк осторожно начала расспрашивать Якобс о работе, зная, что делать это надо аккуратно. «Расскажите о своей… Вы получаете оплату за что-то. Чем вы занимаетесь, где работаете? Возможно, вы работаете в нескольких местах?» – спросила она.

Якобс пояснила, что работает в сети массажных салонов, а также занимается фрилансом. «Так что мне всю жизнь вкалывать», – ответила Якобс. Якобс работала в салоне по 26–30 часов в неделю. Также она работала с выездом на дом и в спортзалы. Эти выезды салоном не оплачивались, но ей разрешалось оставлять себе чаевые.

К концу месяца деньги имели тенденцию заканчиваться, и Якобс начинала терять рассудок от неоплаченных счетов. «Я начинаю сходить с ума и рвать волосы на голове. Я чувствую полное отчаяние и повсюду ищу, кому бы сделать массаж. Обычно это случается по мере приближения 27 числа каждого месяца. В этот день мне необходимо вносить оплату по кредитной карте». Сейчас минимальный платеж где-то $90. Тогда-то я и начинаю сходить с ума», – поделилась она.

Далее Якобс пояснила, как ей начисляют оплату за работу. Она пояснила, что ей, как и многим другим работникам в США, приходилось нести риски, ранее справедливо считавшиеся корпоративными. Если работодателю удавалось найти достаточное количество клиентов для нее, то Якобс могла зарабатывать $18 в час, не считая чаевых. В противном случае ее оплата опускалась до прожиточного минимума, а часы резались. По подобной схеме работали многие граждане США. Порой за две недели ей удавалось заработать $700, а в следующие две недели Якобс могла получить всего лишь $90.

В последнее время денег едва хватало. Приходилось платить за 70 километров поездок на работу в один конец. За старый кредит ее мужа Грега, работавшего по совместительству курьером в сети ресторанов Red’s BBQ и одновременно учившегося в филиале Калифорнийского государственного университета на островах Чаннел. За свой кредит на $3700, взятый для прохождения курсов массажа. За собачий корм. «Все это создает душащий меня стресс. Я перестаю справляться. Я не очень хорошо умею справляться с большим количеством стресса… от стресса у меня проявляются признаки биполярного расстройства, и стресс захлестывает меня с головой, и у меня случаются панические атаки», – призналась Якобс.

Панические атаки у нее приключались от мыслей о деньгах. О том, сколько надо было отдать по платежам. О том, сколько должно было прийти за работу. Во время панических атак у нее перехватывало дух. Она сравнила это чувство с тем, что чувствуешь перед автомобильной аварией. Также она сравнила его с медвежьими объятиями от кого-то, от кого и нормальных-то объятий не очень-то и хочется. Один из основателей компании Even задумался над ее созданием как раз после прочтения статьи «Бедность угнетает когнитивную функцию» (Poverty Impedes Cognitive Function) в журнале Science о том, что мысли о деньгах могут наносить вред психике бедняков. В приводимом статьей исследовании авторы задавали беднякам в торговых центрах гипотетические вопросы о деньгах. Например, провести ли дорогостоящий ремонт воображаемого автомобиля. Затем исследователи предлагали им пройти IQ-тестирование, в котором такие бедняки набирали на 13 очков меньше таких же бедняков, но которым перед прохождением теста связанных с деньгами вопросов не задавали. Потеря такого количества очков происходит в случае алкоголизма или после бессонной ночи.

Поэтому Якобс хотела начать принимать лекарство, но оно обходится в $60 в месяц.

Тогда Лайброк поинтересовалась, как та представляет себе более здоровый и приятный образ жизни.

«Думаю, было бы куда лучше иметь стабильный доход. Чтобы можно было куда-то сходить, да хотя бы в кино, без необходимости в часовом споре о том, стоит ли оно того. Или лучше купить мороженое и посмотреть что-то на стриминговом сервисе Netflix. Или, например, стоит ли нам устроить себе романтический вечер? Сказать по правде, мы уже года полтора не выбирались на романтический вечер. Мы все время сидим дома, никуда не ходим с друзьями, ведь у нас не хватает на это денег», – продолжила Якобс.

Раньше они с мужем покупали самое необходимое в сети гипермаркетов Walmart, однако теперь им приходится ходить в магазины фиксированной цены. Оба они начали набирать вес из-за покупаемой там еды: все из-за высокого содержания соли и сахара в дешевых полуфабрикатах, которые им с мужем приходилось покупать. Якобс была уверена в том, что именно еда была повинна в том, что по утрам она плохо себя чувствовала.

Якобс – житель тех, других США, где жизнь становилась все более сложной в то время, как Кремниевая долина возвышалась. Она – один из 117 миллионов человек, на доходе которых происходившие за время смены целого поколения изумительные инновации в среднем никоим образом не отразились.

В США продолжали появляться одни из самых целеустремленных и впечатляющих компаний за всю историю человечества, объединяющие миллиарды людей в своих технологических сетях. А в их тени находилась страна, с каждым днем все более немилосердная к обыкновенным людям. «Общество ожидает от меня, что я пойду учиться, получу хорошую работу, а потом уже буду получать стабильную зарплату. Это же США. Я так и поступила, и теперь на мне висит кредит. И я задыхаюсь», – высказалась Якобс.

На примере этой истории выявляется множество неисправностей в механизме прогресса США. Они включают проблемы системы здравоохранения и недоступности лекарств. Системы общественного транспорта. Трудового законодательства. Продовольственной системы и продовольственных пустынь. Кризиса закредитованности студентов. Так называемого великого переосмысления рисков, во время которого корпоративный сектор США стабилизировал свои доходы за время смены целого поколения посредством перекладывания неуверенности в завтрашнем дне на плечи работников. Того, как манера управления акционеров компаниями все больше фокусировалась на интересах самих акционеров – в ущерб интересам всех прочих заинтересованных в таких компаниях лиц.

Миллиардер и венчурный капиталист Винод Хосла, чья компания одной из первых инвестировала в компанию Even, забил тревогу. Он предупреждал, что без вмешательства со стороны правительства образ жизни Якобс грозит стать нормой для большинства граждан США. Он видел это сквозь хвастовство Кремниевой долины. Однажды утром Хосла находился в переговорной на втором этаже. Он сказал, что внесшая в жизнь рабочего класса сумятицу дестабилизация лишь продолжится и усилится по мере влияния на экономику автоматизации. Он ожидал, что в мире будет становиться еще больше инноваций, а вот прогресса в нем будет не хватать. Конечно, если под прогрессом понимать расцвет человечества. Хосла верит, что в не столь далеком будущем у семи или восьми из десяти человек не будет возможности найти стабильную работу. Для него подобное будущее представляло две проблемы: развлекательную (чем занять умы этих людей?) и политическую (как удержать этих людей от восстания?).

Любопытно, что Хосла не считал мобильные приложения подходящим решением для этих проблем, несмотря на то что решил инвестировать в компанию Even. По его мнению, некоторый шанс предотвратить социальную напряженность дало бы перераспределение благ, но оно должно быть произведено в достаточном объеме. Необходимо обеспечить минимальный приемлемый уровень жизни для всех людей на любом рабочем месте. И работать они должны потому, что им хочется – а не потому, что вынуждены. При этом Хосла прекрасно понимал, что подобное перераспределение благ очень дорого обойдется людям его положения, и что ценой тому будут повышенные налоги. Но, на его взгляд, это стало бы хорошей инвестицией. «Говоря без прикрас, речь идет о подкупе населения хорошим образом жизни. Иначе оно будет стремиться к изменению системы», – считает Хосла.

Основатели компании Even имели иной подход. Они считали, что победители могут взимать плату и получать прибыть с людей вроде Якобс в обмен за услугу по самострахованию и помощь в обретении стабильности. Хосла – победитель, уже заработавший столько денег, что за всю жизнь не истратить. И он не видел проблем в том, чтобы в открытую говорить об ограничениях подобного подхода к решению социальных проблем. А вот молодые люди, в которых он инвестировал, сколотить состояние еще не успели. И потому подобной критики от них слышать не приходилось. С одной стороны, это разницу во взглядах можно понять. С другой – она очень о многом говорит. Инвестор-миллиардер говорил об огромной коллективной социальной ответственности. А основатели компании Even, в которых он инвестировал, старались обернуть эту ответственность в обоюдную выгоду за счет использования мобильного приложения для управления личными финансами.

Такой подход беспокоил Джейкоба Хакера, политолога из Йельского университета. Это он ввел в обращение фразу «великое переосмысление рисков», опубликовав одноименную книгу. Его труды были одним из источников вдохновения для основателей компании Even. «Компания Even – это частное решение общественной проблемы», – считает он. Хакер был одним из первых, кто заговорил о растущей волатильности доходов как о проблеме национального масштаба. С его слов, компания Even «привела его в восхищение». Идея, лежащая в основе ее бизнес-модели, показалась ему «крайне привлекательной и интригующей, и хоть она и требует серьезной доработки, но все же восхищает». И все же у него нашелся повод для волнений.

«Снижает ли такой подход уклон в сторону коллективной деятельности? Будь то частная коллективная деятельность, деятельность профсоюзов или общественная коллективная деятельность вроде деятельности социальных движений. Было бы грустно и иронично, если бы этакий “пластырь” для социальных проблем отвлек оказавшееся в сложном положении население от “радикального хирургического вмешательства”, в котором оно остро нуждается. Вмешательстве, призванном затронуть вопросы увеличения пособия по безработице, оплачиваемого отпуска по семейным обстоятельствам, числа профсоюзов, новых альтернатив профсоюзам и многого другого», – задается вопросом Хакер. Хакер говорит об объединениях граждан, по одиночке беспомощных. Граждан, которые могли бы сплотиться, чтобы обрести силу за счет своей многочисленности и противостоять влиятельным носителям частных интересов. Иными словами, он говорит о совершении гражданами политических шагов. Этой идее противостоял куда более соблазнительный подход – подход, при котором победители решают, в отношении чего им проявить щедрость и в каком объеме. Подход, при котором можно сконцентрироваться на выпадающих на пересечении ранее упомянутой диаграммы Венна решениях проблем невезучих. Решениях, попутно приносящих выгоду победителям. Подход, при котором можно делать лишь абсолютно необходимый минимум, чтобы сдерживать крайне взрывоопасный позыв к объединению.