Текст книги "Салфур: Тайны Запретного Леса"

– Божественна! Она словно ангел, спустившийся с небес! – внезапно выкрикнул правитель Топи, продолжая сжимать портрет в руке. – Люди так уродливы, но не она. Майя – божественное творение! Она ангел, ниспосланный мне самим Богом! – продолжал выкрикивать он так, что его басовитый, хриплый голос, казалось, разносился эхом по всему трясинному городишке. – Хочу узнать о ней побольше. Дитя мое, не томи! Продолжай свой рассказ! – практически умоляюще выкрикивал старец.

Бран, в полной мере удовлетворенный его реакцией, поудобнее уселся среди алых бархатных подушек. Эта ночь должна была длиться довольно долго, потому он, ликуя в душе, стал придумывать свой первый вопрос. Каким он должен быть? Страх, что собрался внутри него, отступил, давая место новому чувству – чувству некоторой власти над самим Конунгом Морлеем.

– Сначала я спрошу у вас кое о чем, – властно произнес Бран. – Расскажите мне, как появилась Топь? – вопрос словно сам вырвался из горла Брана, и он не смел противиться ему.

– А ты смышленый, – лукаво взглянув на юношу, ответил Конунг. – Думаю, я все же сурово накажу Каппу, ибо давать обещание такому хитрецу, как ты, было полной и бесповоротной оплошностью с его стороны.

Бран ликовал. Кажется, изворотливого лягушонка все же настигнет наказание, к тому же без его в том участия.

– Топь возникла много раньше, чем ты появился на этом свете, – тихонько сказал Морлей, перебирая давно канувшие в лету воспоминания. – Раньше, когда я еще был совсем молод и на моей голове красовались золотые пряди, а не эта уродливая лысина, здесь не было абсолютно ничего. Но по воле нашей чудной Королевы, храни лес ее душу, я смог создать нечто большее, чем просто болото. Я создал целую расу живых, подвластных мне существ, – продолжал повествовать Конунг, поглаживая свободной рукой свою скользкую животинку. – Так и появилась Топь, которую ты лицезришь сейчас.

Бран оставался слегка опешившим, когда Морлей закончил рассказ. Старец не поведал юноше ничего существенного, потому Бран не мог найти подходящих слов, чтобы упрекнуть его в недосказанности.

– Я ответил на твой первый вопрос, дитя мое. Теперь их осталось всего четыре, – коварно улыбаясь, заявил Морлей. – Сейчас ты должен продолжить свой удивительный сказ о Майе. У меня совсем не осталось терпения.

Бран слегка помрачнел. Кажется, повелитель Топи абсолютно наглым образом водил его за нос, но сейчас испытывать его терпение у юноши не было никакого желания. Он смирился с тем, что может быть завтра, когда Конунг хорошенько выспится, сможет еще раз попытать удачу.

– Так на чем мы остановились? – спросил Бран, взяв с золотого подноса пару бордовых, словно налитых внутри густой кровью, слив. – Кажется, на том, что Майю удочерили какие-то совсем незнакомые ей люди.

– Верно-верно, – радостно закивал Морлей, предвкушая продолжение чудесной истории. – Продолжай же, дитя мое. Порадуй меня своим рассказом.

– Как я и сказал, девочку удочерили и забрали к себе новые жители глухой деревушки. Она всячески сопротивлялась этому, но настояния Эби смогли умалить ее горячий нрав. Когда Майя оказалась в маленькой хижине семьи Каллаганов, она была изумлена тем, как все у них было складно, как все обитатели этого домика были к ней добры. Вот только Ноа, один из сыновей семейства, был весьма огорчен ее появлением в доме. Он старался устраивать ей всяческие подлянки, лишь бы родители скорее выдворили ее обратно в сиротскую обитель.

– Будь он проклят! – неожиданно резко воскликнул Морлей на латыни, затем, опустив тяжелую голову, произнес: – Прости, дитя мое, просто я очень переживаю за эту прелестную деву. Не смею более тебя отвлекать. Прошу, продолжай.

– Так вот, Ноа почему-то невзлюбил ее, но и Майя была совсем не промах. Почувствовав тепло родительских рук, она более не хотела отпускать от себя Каллаганов ни на шаг. И в один из погожих дней, когда ее сводные братья были увлечены играми, девочке все же удалось подслушать их разговор. Ноа говорил Ларсу, своему брату, о том, что Майя не должна оставаться у них в доме, потому как она выглядит и ведет себя довольно чуждо и странно. На это старший брат отвечал ему снисходительной улыбкой, говоря, что это выбор их родителей, а они не имеют права ему противиться. Ведь Майя когда-нибудь станет чудесной девушкой и обязательно прославит их род. После этого разговора Ноа больше не досаждал девочке, потому как слова старшего брата накрепко засели в его голове.

Минуло пять лет. Майя расцвела, стала похожей на дивную майскую розу. Многие жители Ардстро не могли отвести от нее взглядов, помогали девушке и приносили в дом Каллаганов различные угощения, лишь бы порадовать молодую особу.

Братья тоже знатно окрепли и из проворных юнцов превратились в завидных женихов. Все семейство в то время было счастливо. Но, как говорится, счастье не может длиться вечно. Беда пришла и в этот славный дом.

В один из обыкновенных весенних дней Майю пришли сватать. Это было довольно знатное семейство в деревушке – семейство Кэмпбеллов. Они пришли с цветами, венками и вкусной пищей – все как полагается. Парень, захотевший жениться на приемной дочери Каллаганов, был даже очень красив, судя по человеческим меркам. Да и сама Майя была не прочь выйти за него замуж. Но на этом великолепном пиршестве присутствовал один ужасно недовольный происходящим человек. Этим человеком был старший брат Майи – Ноа. Он практически испепелял взглядом Кэра Кэмпбелла, так неожиданно и своевольно пришедшего в их дом, более того, желающего забрать его младшую сестру, к которой, как выяснилось позже, он питал совсем не родственные чувства, – Бран поднял взгляд на склонившего голову Морлея и понял, что тот уснул самым мирным старческим сном.

Юноша вышел из шатра и под зорким наблюдением толстого ящера Сара вернулся к своим друзьям в ту самую высокую клетку, стоящую посреди туманной трясинной Топи.

Глава 10

Проснувшись под звуки громких разговоров и препираний, Бран осознал, что проспал дольше обычного. Молочный туман, еще вчера утром оседающий на Топь, растворился, давая возможность пройти длинным лучам золотисто-бордового солнца. Гулкое кваканье болотных животных стало совсем привычным, вовсе незаметным в общей суматохе дня.

– Он совсем потерял рассудок, не делится с нами практически ничем. Пропадает весь вечер и возвращается с довольной рожей, – надменно прошипел Фиц, провожая взглядом очередного странного жителя Топи, со страхом поглядывающего на накрепко закрытую деревянную клетку. – И их язык знает. Все это кажется мне очень странным. Может быть, именно он и привел нас в этот богом забытый лес? Об этом вы не думали?

– Чушь! Тебя даже слушать невозможно! – выкрикнула Ниса, всплеснув тонкими руками. – Он же спас Арин, остановил то чудовище в доме на отшибе. А ты так и остался неблагодарным олухом! – добавила девочка, с привычным презрением глядя в светло-голубые глаза юноши. – Тем более вчера он все рассказал нам. Что тебе еще нужно?

– Все, да не все, – с укором бросил Фиц. – Он так и не рассказал нам сути этих своих странных историй. О чем они, а? Может быть, о нас, об Ардстро или… Или, может быть, этот чудак нагло врет нам и на самом деле втирается к Морлею в доверие, планирует остаться тут навсегда. Рядом с такими же уродцами, как и он сам!

Ниса закатила глаза. Выносить откровенную глупость кузена не было абсолютно никакого желания.

–Думай как хочешь, а я ему полностью доверяю.

Фиц легонько хмыкнул, кажется, слова Нисы задели его за живое.

– Брось, Ниса, он просто ревнует тебя к Брану, вот и все, – весело хохотнул Девин. – И да, Фиц, ты совершенно неправ. Как по мне, вина нашего друга лишь в том, что он не умеет как следует притворяться спящим, – Девин перевел взгляд на черноволосого юношу и с хитрой улыбкой обратился к нему: – Так ведь, Бран?

Бран немедля приподнялся с промерзлой земли и осмотрев себя с ног до головы, осознал, что весь перепачкался болотной жижей и глинистой почвой. Черные волосы на макушке затвердели от грязи, а от тела несло зловонием.

– А ты как всегда очень внимателен, Девин. Честно говоря, я только проснулся и не хотел прерывать ваш разговор.

Девин с интересом посмотрел на сконфузившегося Фица, затем перевел взгляд на Брана.

–Так и скажи, что просто хотел подслушать нас.

Бран резко мотнул головой. Шуточные обвинения Девина произвели на него действенный эффект, поэтому он смутился.

– Вовсе нет. Ты же знаешь, что я бы не стал…

Арин залилась краской, и на ее миловидном лице засияла яркая улыбка.

– Бран, не обращай внимания. Девин просто пошутил, – она легонько толкнула смуглого юношу веснушчатой ручкой и в смущении опустила пушистые золотые ресницы.

На секунду Брану показалось, что между Девином и Арин произошла некая заметная перемена. Сейчас они более походили на молодую супружескую пару, нежели на товарищей по несчастью. Кажется, после волшебного излечения рыжеволосая девочка всерьез увлеклась храбрым юношей. В общем, это было полностью оправданное чувство, ведь именно он, Девин, больше всех переживал за хрупкую жизнь Арин, еще недавно висевшую на волоске.

– Ну что ж, раз ты самым наглым образом стал свидетелем нашего личного, – громко подчеркнул Фиц, – разговора, будь добр ответить, когда нас уже отпустят на волю?

Бран неуверенно пожал плечами. Он и сам не до конца понимал, что собой представляют его вечерние вылазки и по какой причине Морлей так сильно дорожит их мимолетными встречами.

– Я уже все рассказал вам вчера утром. Если коротко, то мы здесь пробудем еще четыре дня. По истечении этого срока Конунг отпустит нас. Он пообещал мне это. Лично, – так же подчеркнуто добавил юноша, подтрунивая над наглостью своего приземистого товарища.

– Мне как-то слабо верится, что твои байки способны пробудить хоть в ком-то эмоции. Да и вообще, не думаю, что ты способен хоть что-то сочинить. Но раз уж так, то поведай нам, о чем конкретно ты рассказываешь этому болотному монстру? – оскалившись, выпалил Фиц.

Яд выливался из каждого произнесенного им слова. Он на дух не переносил юного травника, желая поскорее вернуться в Ардстро и избавиться от этой тяготившей его ноши.

– Я рассказываю ему одну историю, от которой он крепко засыпает. Не могу сказать, о чем она конкретно и откуда взялась, – неуверенно начал Бран, опустив взгляд. – Но я пообещал Нисе, значит, обязан рассказать ей об этом хотя бы в общих чертах.

Ниса довольно улыбнулась, в душе радуясь тому, что юноша не забыл о данном ей обещании и сдержит его.

– Если она посчитает нужным, то вы узнаете об этом от нее, – в смущении посмотрев в горящие малахитовые глаза Нисы, уверенно добавил Бран.

– Ничего удивительного. Этот маленький поганец все также пытается заслужить расположение моей дорогой сестрицы, – как бы говоря с Девином о том, кого вовсе не было поблизости, сказал Фиц. – Он просто жалок.

Бран, в очередной раз проигнорировав слова неприятного товарища, отошел с Нисой в укромный уголок деревянной клетки и начал свой рассказ издалека.

– Хочу сказать тебе сразу, что эта история – не моя выдумка. Фиц прав лишь в том, что я не умею придумывать какие-то несуществующие байки и миры. С фантазией у меня есть некоторые сложности, потому я рассказываю Морлею о реально существовавших людях.

Ниса в изумлении подняла белесые брови. Каждое слово Брана вызывало у нее неподдельный интерес, поэтому она молчала и старалась вслушаться в его речь.

– Пока не могу сказать, о ком я рассказываю, но эта девочка, то есть Майя, близка мне, даже очень, – с трепетом произнес юноша, продолжая безостановочно сжимать и разжимать собственные кулаки.

По какой-то причине эти слова задели чувства Нисы. «Эта девочка мне очень близка», – гулко отдавалось в голове. Сердце, до этого бившееся учащенно, стало сбавлять обороты, а в горле застрял холодный комок, будто что-то неожиданно резко сломалось внутри хрупкой чувствительной девочки.

– Позже я смогу рассказать тебе обо всем более подробно. Просто знай одно: эта история, эта девочка… она… – хотел было договорить Бран, но, смущаясь собственного жизненного пути и того, что Ниса может отвернуться от него, узнав, что на самом деле он сирота, сбежавший из одинокого пристанища обездоленных детей, не смог договорить свою фразу, а лишь, тяжело вдохнув в легкие болотный дух, добавил: – Просто знай, что я пытаюсь нас спасти. И надеюсь, у меня это получится.

Ниса прикрыла веки, спрятав за них зеленые глаза. По сути, Бран не рассказал ей ничего нового, но тот трепет, с которым он говорил о Майе, не давал ей покоя.

– Ты сказал, что эта девочка очень дорога тебе. Могу я спросить тебя?

Бран утвердительно кивнул, осознавая, что, возможно, не сможет на него ответить.

– Майя – это твоя сестра? – с нескрываемой надеждой в голосе произнесла Ниса.

Девочка понимала, что если юноша ответит отрицательно, то все в ней сожмется, скукожится до размера маленького пшеничного зернышка, и она больше не сможет вымолвить ни слова, потому что холодный комок, что застрял в гортани, перекроет ей кислород.

– Нет, у меня нет ни сестер, ни братьев. Я один. Всегда был один.

Ниса протяжно вздохнула. Внутри стало очень холодно, будто все органы замерли, перестали снабжаться кровью и самой жизнью. Больше она ни о чем не спрашивала. Лишь села в углу клетки и через непродолжительное время заснула, так и не рассказав обо всем товарищам.

Сар важно шагал из стороны в сторону подле богато украшенного шатра Конунга Морлея. Сегодня господин был воодушевлен и больше обычного энергичен. В последний раз он видел его таким около пяти лет назад, когда к ним попал один из жителей человеческого народца. Ящер никак не мог припомнить его имени, а уж тем более не мог понять, почему ни один житель Топи за все эти долгие годы не мог пробудить в старческой душе того, что пробуждали эти грязные людишки.

– Бэн? Нет, не так, – произносил полушепотом стражник на латыни. – Рубен… Нет. Элой? – задал он себе вопрос. – Точно, так и есть! Элой! – выкрикнул он, а затем, осознав, что Морлей может его услышать, стал думать про себя.

Именно так звали того чужеземца. Отпрыск людского рода смог пробудить в Конунге такие же странные чувства. На протяжении целого года он был для хозяина Топи кем-то вроде сына и последним сказителем, что появлялся у них в городе до прихода этого уродливого ребенка. Сару вспомнилось, что Элой частенько умолял Морлея отпустить его домой. Божился, что там, за непроходимыми болотами, высокими деревьями и долгими тропами его ждет семья – жена и маленькая дочь. Но Морлей так и не смог исполнить данного Элою обещания. И с каждым прожитым в Топи днем мужчина увядал, чах прямо на глазах стражников, словно отдавая частичку себя и своей души Конунгу. А затем просто исчез. Сбежал прямо среди ночи на го́ре старца. С тех пор Морлей практически перестал спать, перебиваясь короткими дремами и мечтая скорее отыскать сказителя хотя бы среди болотного народца, но так и не нашел.

– Сар, подойди ко мне, – послышался грубый голос из алого шатра.

Сар немедленно поспешил внутрь хозяйских покоев.

– Да, хозяин, – сказал ящер на латыни, склоняя тяжелую голову. – Чего желаете?

– Приведи ко мне сказителя, – поднося к морщинистым губам крупную гроздь зеленого винограда, приказал Морлей. – Каппа должен быть наказан сегодня. Я хочу, чтобы юноша выбрал для него достойную кару.

– Но хозяин… Разве Каппа не заслуживает прощения? – слегка опешив, спросил Сар.

Каппа был его давним другом, а зная страсть Конунга к казням, ящер не мог не испросить милости для прыткого лягушонка.

– Конунг, вы же знаете, что люди безумны. Юноша может пожелать приговорить Каппу к смерти лишь для того, чтобы повеселиться.

– Сар, этот юноша не такой, как остальные. Чего пожелает он, того желаю и я, – властно сказал старец, презрительно глядя на нахмурившегося Сара. – Или ты хочешь понести наказание вместо Каппы?

Ящер сглотнул. Он желал для друга спасения, но никогда не смог бы понести наказания вместо него, уж больно дорожил Сар своей жизнью и своим положением, поэтому ответил:

– Вовсе нет, сэр.

– Ну тогда исполняй данный тебе приказ, – ответил Морлей, смачно пережевывая плод желтыми, как спелые лимоны, зубами. – И приведи ко мне лягушонка.

Сар лишь легонько кивнул и медленно удалился из шатра. Его предки часто говаривали, что Морлей – посланник самой Королевы леса, но он то и дело ловил себя на мысли, что иногда Конунг ведет себя подобно маленькому, избалованному ребенку. Разве сам Сар не стал бы лучшим правителем, чем этот старый безумец?

Отгоняя греховные мысли о власти, ящер направился в сторону деревянной клетки, желая поскорее исполнить данный ему приказ.

Когда Сар привел хмурого Брана и дрожащего от страха Каппу к Конунгу, Морлей слегка улыбнулся и попросил стража удалиться из его покоев. В очередной раз Сар не посмел ослушаться хозяина Топи и, слегка приоткрыв тяжелые алые занавеси, вышел из шатра.

– Сэр, это какая-то ошибка! – вскрикнул Каппа на латыни, всплеснув перепончатыми зелеными лапками. – Юноша солгал вам! Сэр, вы же знаете, что все люди врут! Они грешны и бесчестны! – кричал лягушонок, опустившись на колени возле широкого трона Морлея.

– Каппа, мой старинный друг, мой первый сын, – не обращая внимания на стоны лягушонка, повелительно вещал старец, перейдя на родной язык Брана, – ты выказываешь свое неуважение к моему дорогому гостю. Хоть он и понимает нас, думаю, ему будет намного приятней, если мы станем общаться на его родном языке. Так ведь, дитя мое?

Бран утвердительно кивнул, не до конца понимая, по какой причине он оказался тут среди бела дня и почему этот наглый лягушонок обвиняет его во лжи.

– Вот и славно, – продолжал говорить Конунг, переводя взгляд с Брана на Каппу и обратно. – Ты пообещал этому молодому человеку кое-что. Кое-что, что должен, по твоему разумению, выполнять я, – нахмурив морщинистый лоб, вещал Морлей. – По какому такому, как это верно говорится у людей, праву ты дал это слово, не посоветовавшись со мной?

Каппа страдальчески скосил широкие лягушачьи глаза. Бежать от ответа было некуда, его друг Сар стоял возле шатра, и если бы Каппа попытался покинуть покои, то ящеру по долгу службы пришлось бы действовать на опережение.

– Повелитель, юноша вам нагло врет! – выкрикнул лягушонок, злобно поглядывая на Брана. – Он… да он же человек, а они все лгуны! Помните последнего сказителя? Он же тоже был человеком! Бросил вас на произвол судьбы! – продолжал выкрикивать Каппа, подобострастно преклоняясь перед седым старцем. – Каппа все помнит. Помнит, как тот человечишка обошелся с нашим Конунгом.

Реакция Морлея последовала незамедлительно. Одно лишь напоминание об Элое вызвало его неожиданную реакцию. Еще пару секунд назад довольный Конунг с силой пнул Каппу по соломенной шапке своей деревянной палкой, отчего та слетела в сторону, и лягушонок остался с непокрытой головой.

– Смотри, сын мой, на его настоящую сущность! – громогласно воскликнул Морлей, указывая на затерявшееся в густоте ободранных волос темя лягушонка. – Это существо невозможно убить обычными методами. В его темени заключена сила.

Бран, охваченный мыслями о загадочном человеке, который до его прихода в Топь ублажал странные хозяйские прихоти, медленно повернул голову в сторону сконфузившегося от страха лягушонка.

– Видишь, как в его темени плещется прозрачная жидкость? Именно в ней заключена его сила, – довольный собой, проговорил Конунг, указывая на сверкающую алым в отсвете горящих факелов полупрозрачную водичку. – Он последний из своего рода, кто сохранил эту особенность, оттого числится у меня на хорошем счету.

– Но Морлей! То есть Конунг Морлей! Тьфу ты, просто хозяин, – тараторил Каппа, ползая на коленях и стараясь прикрыть срам плешивого темени – свою Ахиллесову пяту. – Он же разболтает обо мне и моей особенности всем и каждому. От великой Топи и до Лагуны! Это же дурной маленький человек!

Морлей таинственно улыбнулся, и эта его улыбка отчего-то показалась Брану совсем недоброжелательной, даже издевательской.

– Но что это значит? Зачем вы рассказываете мне о способностях вашей же правой руки?

– Действительно, хозяин. Даже этот глупый отпрыск человечьего народа понимает, что это никуда не годится, – утвердительно закивал Каппа, продолжая биться головой о настил, обустроенный в шатре подле трона Морлея. – Просто произошло недоразумение. Глупый-глупый Каппа доверился дурному человечишке.

Бран с презрением взглянул на лягушонка. Кажется, тот был не настолько прозорливым, насколько показалось мальчику в момент их первой встречи.

– Затем, сын мой, что сегодня ты должен решить судьбу этого лживого существа, – властно сказал Морлей, легонько хлопнув в ладоши.

Спустя секунду в шатер, склонив крупные головы, вбежали жабоподобные слуги с подносами, полными разнообразной еды и задом удалились из хозяйских покоев.

– Судьбу? – в один голос проговорили Бран и Каппа, неодобрительно взглянув друг другу в глаза.

– Именно так, – отчеканил Конунг, стараясь поближе придвинуть к себе подносы со съестным. – Он провинился, поэтому должен понести заслуженное наказание. А я, честно говоря, ума не приложу, как с ним следует поступить.

Юноша почесал затылок. Что-то неимоверно странное творилось в сознании этого болотного повелителя. На доли секунды Бран решил, что тот просто потешается над ним. Затем, припомнив, какую власть над Морлеем он ощутил вчера вечером, пришел к выводу, что старец говорит с ним совершенно серьезно.

– Вот вы так всегда, мой господин! – выкрикнул Каппа громче обычного. – Эти людишки творят с вами все, что им только вздумается, а вы ради них готовы предать наказанию самых важных… точнее, самых преданных существ.

– Ты смеешь оспаривать мою волю, Каппа? Называешь меня предателем и трусом? – сдвинув седые брови у переносицы, воскликнул Морлей.

– Никак нет, ваше величество. Я просто… просто беспокоюсь о вас, мой хозяин. О нашей славной Топи, – заверил старца Каппа, стараясь более не поднимать головы.

– Если бы ты действительно беспокоился о Топи, а уж тем более обо мне, стал бы давать такие ужасные обещания? – пережевывая зеленые еловые ветви, смоченные в меду, спросил Конунг. – А ты, сын мой, не робей. Озвучь мне приговор, и я немедленно вынесу его.

Бран помялся, стоя на месте. Хоть наглый лягушонок и вызывал в нем бурю негативных эмоций, все же он никогда бы не посмел приговорить его к жестокому наказанию и тем более к казни. Юноше совсем не было дела до этих странных препираний. Его волновали лишь вещи, непосредственно связанные с тайнами Салфура и с его, как сказал Каппа, человеческим народцем. Но выжидающий взгляд Морлея не оставлял ему времени на раздумья. Нужно было действовать решительно и быстро, дабы самому не оказаться в положении виновника перед лицом нелепого правосудия.

– Это обязательно? – спросил Бран, украдкой поглядывая на трясущегося от страха и ненависти лягушонка. – Я ни в коем разе не хочу вас оскорбить, но, мне кажется, у меня нет ни малейшего права решать чью-то судьбу.

– Ох, какие глупости, – усмехнулся Морлей, ласково глядя на юношу, как на родное, скромное дитя. – Скажу тебе такую вещь, сын мой: если у какого-либо существа появляется возможность решить чью-то судьбу, значит, он на верном пути.

Бран задумался над этой фразой. Неужели тогда в лесу, ослепив чудовище и убив в нем личность Авы, он принял верное решение? Разве он поступил бы точно также, будь у него второй шанс?

– А чтобы подбодрить тебя, я скажу кое-что еще, – причмокивая кукурузным хлебом, жирно смазанным еловым, ярко пахнущим медом, сказал Морлей. – Если за одну минуту ты не решишь его судьбу, то, бог мне свидетель, Каппа будет казнен. Честно говоря, я давно не проводил публичных умерщвлений, а народ Топи явно соскучился по зрелищам.

Каппа ошарашено взглянул в глаза Конунга. Его до ужаса длинный язык не смог произнести ни единого слова, а потому он просто молча хватал легкими болотный воздух, стараясь не лишиться сознания и не повалиться ничком у ног Морлея.

Бран стал напряженно размышлять о том, что, в сущности, даст ему помилование лягушонка? Ровным счетом ничего. Зачем тогда ему вообще вмешиваться в уклад Топи, выстраивавшийся долгие годы усилиями этих болотных тварей? Но что-то едкое, какой-то ледяной комок разливался по телу.

«Не должно человеку уподобляться животным. Ведь если мы будем поступать также, как поступают они, то какой смысл в нашем ремесле? Какой смысл в том, чтобы сохранять чьи-то жизни? Пусть каждый проходит через естественный отбор», – внезапно пронесся в голове юноши слегка хрипловатый голос доктора Рэя. Когда-то очень давно Бран слышал эту фразу от него, но совершенно не понимал ее значения. Видимо, для каждого наставления должен прийти свой особенный срок, свое особенное время.

– Я решил, – неожиданно выпалил Бран, бесстрашно взирая в белесые глаза Конунга Морлея.

– И что же? Повешение? Может быть, снятие скальпа? Или варка в чугунном котле? – нетерпеливо заерзал на троне огромный старец – для него все перечисленное было чем-то вроде увлекательной игры, разбавляющей серость и обыденность его безынтересных дней. – О, нет, прости уж, у меня полностью отсутствует воображение. Наверное, ты выбрал что-то более впечатляющее! Вылить из его темени всю силу до самого дна? Так ты хочешь поступить?

Каппа заплакал навзрыд, совсем как человек. В его голосе слышались и всхлипы, и истерические рыдания и слегка приглушенный нервный смех. Кажется, он уже простился с собственной жизнью, но прерывать ее так жестоко не желал.

– О, юноша! Прости, что называл тебя тугодумом, уродливым и мерзким крысенком! – умоляюще застонал он, все также, прямо на коленях, подползая уже не к Конунгу, а к самому Брану и цепляясь за его грязные штаны. – Не серчай на меня. Дай Каппе уйти спокойно!

Бран с презрением взглянул на лягушонка. Что-то он совсем не припоминал того, чтобы Каппа с глазу на глаз называл его «мерзким крысенком». Видимо, от отчаяния совсем тронулся умом и начал молоть все, что когда-либо говорил про Брана и его товарищей кому-то другому, даже если это прямо противоречило его задумке «уйти из мира спокойно» и могло вывести юношу из себя.

– Его наказанием станет кое-что менее интересное для вас, но, как мне кажется, более унизительное для него самого, – ответил Бран, стараясь вырвать из скользких лап лягушонка собственную одежду. – Он станет прислуживать нам, пока мы у вас в гостях. Приносить в нашу клетку еду и питье, ублажать разговорами моих верных друзей, пока я нахожусь у вас в покоях. В общем, на некоторое время станет слугой для обыкновенных смертных.

Каппа громко ударил себя по лбу перепончатой лапкой и тут же завыл от боли. Катаясь по полу, он продолжал восклицать что-то невнятное, а затем и вовсе прикрикнул на своего спасителя:

– Как ты смеешь? Да чтобы я, Каппа Мидзуно, последний из Мидзуно, один из самых сильных жителей Топи стал прислуживать мерзким людишкам?! Уму непостижимо!

– Ты меня слегка огорчил, сын мой, но, как я и обещал: твоя воля —моя воля, – слегка поерзав на троне, сказал Морлей. Детская ухмылка сошла с его лица, сменяясь привычно усталым старческим выражением. Он снова хлопнул в ладоши, и в шатер, низко склонив огромную голову, вошел Сар.

– Отведи нашего нерадивого друга к остальным слугам. Пусть весь сегодняшний вечер и всю сегодняшнюю ночь изучает их ремесло, а на утро вернется к моим дорогим гостям и прислуживает им, как подобает настоящей прислуге, – повелительно произнес Морлей, указывая на истерично рыдающего лягушонка. – А мы с Браном останемся здесь. Уже не терпится услышать продолжение его дивной истории.

– Слушаюсь, повелитель, – слегка понизив голос, на чистой латыни ответил ящер.

В ответ последовал утвердительный кивок Морлея.

– Каппу не постигла казнь? – продолжил Сар.

– Нет, к сожалению, нет, – проворчал Морлей, угрюмо свесив свой жирный, как картофелина, нос. – Юноша спас его от смерти, хоть это и не совсем справедливое решение.

На лице Сара засияла благодарная улыбка, и он, поднявшись с колен и схватив плачущего лягушонка за шкирку, тут же удалился из шатра, предоставив Морлею и Брану время для уединения.

Глава 11

После сытного ужина у Брана появилось непреодолимое желание сомкнуть свои веки и прямо на этих вышитых нежным бархатом и шелком крупных подушках уснуть крепким, безмятежным сном. Но, памятуя об их с Морлеем договоренности, юноша не мог позволить себе такой наглости и стал сразу же прикидывать в голове вопросы, которые приоритетнее всего было бы задать властителю болотной Топи.

– Сэр, простите мою нетактичность, но я должен придерживаться нашего с вами уговора, потому задам свой следующий вопрос.

– Да, дитя мое, – безучастно бросил Морлей. – Только поспеши, мне не терпится узнать продолжение твоей дивной истории.

– Что ж, тогда слушайте, – Бран с усилием приподнялся с мягкого настила и четко огласил свой следующий вопрос:

– Кто такой Одвал?

Старик нахмурил свои седые, как совиные перья, брови. Затем, почесав жирный морщинистый подбородок, ответил:

– Одвал? Я не понимаю, о ком ты говоришь, сын мой.

Юноше на секунду показалось, что старик не увиливает от вопроса, а действительно не знает, о ком он говорит. Но оставлять попыток разузнать важные для понимания запретного леса вещи он никак не мог.

– По дороге сюда, я встретил довольно странное существо. Как мне показалось, он порожден смесью человека и какого-то копытного животного, – стал вспоминать Бран.

Пока он рассказывал Морлею о своей встрече с сатиром, сами воспоминания будто ускользали от него, как туман, просачивались сквозь пальцы. Юноша уже и сам не мог понять, это было реальностью на самом деле или же его затуманенное воображение играло с ним злую шутку.

– Он сказал, что именно на болоте мы сможем найти спасение. И встретили вас, а дальше… а дальше вы знаете, что произошло.

Конунг внимательно посмотрел на Брана, казалось, ему стало до горя обидно, что он совершенно не понимает, о ком ему рассказывает юноша. Морлей всерьез думал, что ему ведомо о Салфуре все.

– Я не знаю никого, кто бы носил такое дурацкое имя. В запретном лесу нет ни единого существа, называющего себя Одвалом, уж поверь мне. Я прожил на этой земле не один десяток лет.

Бран съежился от осознания того, что упустил возможность узнать действительно что-то важное и, склонив голову, произнес:

– Ну раз уж так, то получается, я совсем зря задал свой вопрос.

– Не отчаивайся, дитя мое, у тебя их осталось целых три. Поэтому грустить не о чем, – выдохнул Морлей, стараясь приободрить своего сказителя.