Текст книги "Клинок Богини, гость и раб"

Берад усмехнулся:

– Убедил. Когда планируешь свадьбу сына?

– Через три недели. Надеюсь увидеть тебя на празднестве.

– Разумеется. Эка жизнь, – протянул Берад, – все вокруг женятся.

– Может, и тебе пора? – спросил Рейслоу. – Ты не стар, тебе нужна новая герцогиня.

– Когда ты уезжаешь? – спросил Берад друга с нарочитым равнодушием.

– Завтра вечером, сегодняшний дождь размоет дороги. Да и мне надо с Араспом еще раз переговорить по поводу свадьбы. Однако тучи сгущаются, давай продолжим наш разговор в стенах замка.

– Отличная идея, – поддержал Берад.

Шиада вернулась в замок поздним вечером насквозь промокшая, но довольная.

– Снимай скорее платье, – говорила Ринна, помогая кузине раздеться. – От него же из-за дождя ничего не осталось. Как же здесь делают ткани, если после первого ливня с них вся краска слезает?!

– Их ведь не учили варить краски, как нас, – произнесла Шиада, стягивая мокрую сорочку. Совсем нагая, она переминалась с ноги на ногу и, обтираясь полотенцем, чтобы хоть немного согреться, ожидала, пока жрица даст ей другую, сухую.

Надевая рубашку, девушка попросила кузину достать из сундука льняное темно-коричневое платье. Когда молодая женщина развернулась к Шиаде с одеянием в руках, та с широко раскрытыми глазами тихонько вздохнула: за спиной сестры маячил ее бледный морок с застывшим взглядом и вздернутым животом. Шиада отшатнулась.

– Что не так? – спросила Ринна.

Девушка опомнилась.

– Холодно. Надо одеться поскорее и прогреть ноги, не то простужусь, – произнесла Шиада, напрочь зачищая сознание, чтобы Ринна не услышала мыслей. – Иди на ужин, сестра. Я останусь в комнате, прислужница поможет мне отогреться.

– Ты не выйдешь? – спросила Ринна сестру.

– Думаю, нет.

Не в силах уснуть, жрица все-таки вышла из комнаты, далеко за полночь, когда Ринна уже спала. Понимала, что, если кто-нибудь увидит ее, гуляющую по замку в темноте, сплетен не оберешься, но остановиться не могла: неведомое жреческое наитие вело ее из покоев.

Хрупкий серп молодой луны в небесах то показывался, то прятался за густыми облаками. Тихие голоса ночной природы раздавались отовсюду легкими шелестами, шорохами, жужжанием. Жрица ловила чувствами и голос Праматери, и народившийся полумесяц в небе.

«Да, – думала она, – с новой луной время и начинать».

Потеряв счет времени, девушка гнала мысли о непрошеном видении. Даже знать не хотела, к чему оно. Как бы ни разнилось их с Ринной положение, сколь бы много раз кузина ни была Второй среди жриц, обе они – дочери Всеединой Богини-Матери и обе они – от Ее древней крови, несущей священную силу Сирин. Эта кровь избранных роднит и сближает пуще всех остальных способов, известных людям. Даже с соправителями Тайи нет у Сиринов такого родства, как внутри ветви. И минувшим вечером Великая послала Шиаде знамение, что один из ростков этой ветви, отросток от могучего древнего Дуба, оборвется. Круг перерождения, конечно, вернет Ринну, да что толку…

Из конюшен раздалось жалобное ржание, вслед за которым Шиада не столько слухом, сколько обостренным жреческим чутьем и умением читать в мыслях уловила шепот. Вместо того чтобы, испугавшись разоблачения, поскорее скрыться в стенах замка и добраться до отведенной комнаты, жрица пошла на звук. Точно, поняла она, ведомая, будто ее тащили за крупнозвенную золотую цепь, начинающуюся где-то глубоко в груди. Ради этого момента она и вышла в ночь. Неслышно жрица приблизилась к сидевшему на сене мужчине. Рядом с ним в му́ке терзался зверь. Даже во тьме лоснились потные бока коня. Воздух резало надсадное дыхание с хрипом и сип. Тут же стояло ведро с водой, валялись тряпки, кинжал и какая-то деревянная чашка. Незнакомца в темноте Шиада признала сразу.

– Что с ним? – спросила она, и испугавшийся от неожиданности Агравейн обернулся.

– Ты напугала меня, Шиада.

– Прости, – ответила девушка, опускаясь рядом.

– Гроза застигла меня у окрестной рощи. Молния ударила прямо перед ним, он встал на дыбы, сбросил меня и упал, зацепившись боком о какой-то сучковатый пень. Глупая случайность, а конь теперь с продранным боком. Рана глубокая.

Голос Агравейна был печален и устал. Сидит здесь с самого вечера, решила жрица.

– Я сделал мазь, но когда она уже возымеет целительное действие? – Агравейн в сердцах повысил голос. – Я привязан к Талину. Мы вместе с ним проходили путь, за который меня назвали Железногривым… – Голос его сорвался.

– Я обучена целительству, – произнесла жрица. Ее голос прозвучал так, что Агравейну не осталось другого выбора, кроме как успокоиться. – Позволишь мне взглянуть?

Без слов Агравейн слегка отодвинулся, пропуская девушку вперед. Шиада понюхала мазь и, аккуратно подцепив пальчиком мелкий густой комочек, попробовала на язык.

– Хорошее лекарство, – сказала она несколько секунд спустя. – Кто научил тебя делать его?

– Мать перед первой битвой, – ответил Агравейн.

Следующие полчаса Агравейн наблюдал, как Шиада, орудуя мазью, тряпками и изящными руками, танцующими в молитвенных жестах, врачевала рану. В каждое движение вкладывала обращение к Матери Вселенной и собственную силу. Наконец, шумно выдохнув, отстранилась.

– Сделала все, что могла, – произнесла жрица устало. – Рана затянется самое большее за три дня.

– Спасибо, – только и нашелся Агравейн. – Талин много для меня значит.

– Я поняла, – ответила девушка, поднимаясь. За время сидения ноги сильно затекли, и, вставая, жрица пошатнулась. Вскинутая рука Агравейна удержала Шиаду за локоть.

– Осторожней, – сказал мужчина, тоже вставая и помогая Шиаде. Свободной рукой он обхватил девичий стан и сгреб девушку, прижав к себе. Шиада с ужасом поняла: Агравейн – скала, не человек!

– Помоги Богиня нам обоим, – хрипло прошептал Агравейн Шиаде в волосы. И девушка согласилась с ним в глубинах души: чувство, какого она доселе не испытывала ни к одному мужчине, разлилось от груди к низу живота.

Агравейн поцеловал Шиаду со всей властностью. Праматерь, все дни знакомства она ждала, жаждала этого мгновения… Захоти жрица отстраниться – мужчина не выпустил бы ее, но разве же она хотела?

«Твоя девственность принадлежит Богине, и только Ей. Отдать ее тому, кого назначит тебе Мать, – самое малое, что ты можешь сделать во имя Ее», – вспомнились Шиаде слова наставниц и Первой среди жриц.

Девушка попыталась высвободиться, но Агравейн не выпустил и произнес:

– Не бойся, я не позволю себе многого. Ты не принадлежишь себе, таков твой обет, и я уважаю его. Не посягну на чужое, Шиада, хотя, видит Праматерь, как бы я этого хотел. Дай мне еще всего одно, одно короткое мгновение.

Агравейн поцеловал девушку вновь, иначе…

Наконец, вцепившись железными пальцами в девичьи плечи, Агравейн с трудом отстранил себя от Шиады. Перед жрицей мелькнуло видение – у нее будут говорящие синяки на руках, как раз под пальцами богатыря. Она хорошо их спрячет, наколдует легкие чары, чтобы тем, кто будет смотреть на руки девушки, кожа казалась ровного цвета. Но сама Шиада не забудет, откуда взялись отметины, и еще долго будет вспоминать сладостную боль хватки любимого.

Шиада пошевелилась и теперь лежала, спрятав лицо в груди молодого мужчины. Расшнурованное платье оголяло грудь. Агравейн прижимал девушку к себе и что-то говорил…

– Ты не собираешься замуж, однако я обязан вступить в брак, и, думаю, отец уже присмотрел мне жену, хоть и не сообщил пока о выборе. После того как ты освободишься от клятвы Тинар, каждую ночь Нэлейма я буду твоим, Шиада. Слышишь? Твоим, запомни это хорошо. А ты будешь моей.

– Запомню, – прошелестела жрица.

– Знать бы мне, почему мы встретились… Я бы дальше жил себе, как прежде, радовался сражениям, женщинам и веселому хмелю. А что будет теперь?

– То же самое. – Шиада улыбнулась только в словах.

– Думаешь?

– Уверена. На все Ее воля, – отстраненно добавила жрица.

– Верно. Шиада. – Агравейн отодвинул девушку от себя, перевернулся и навис, заглядывая в самое красивое, ни с каким иным не сравнимое лицо о двух горящих агатах. – Сегодня ты уедешь, и мы, может, не увидимся до самых Нэлеймов, но я хочу… да что там, прости меня, я требую, чтобы ты помнила меня. Вот… – Он, отстранившись и сев сверху, снял с мизинца перстень и надел Шиаде на указательный палец. – Сохрани его.

Девушка кивнула и дернула с шеи подвеску в форме перевернутого факела, из агата. Агравейн, проследив жест, нахмурился, недоверчиво глядя на девушку под собой. Это ведь ее символ принадлежности к храму Богини Воздаяния! Она сама говорила в одной из бесед.

– Возьми, – настояла жрица, угадывая его сомнение.

Дрожащей рукой мужчина принял дар, посмотрел в бездонные глаза, положил подвеску рядом с головой возлюбленной. Выдохнув имя девушки, вновь склонился к ней.

Останавливаться было немыслимо тяжело – и неизбежно необходимо.

– Мне пора, – сказала девушка несколько минут спустя. Поднялась, ловко зашнуровала тесемки платья. – Если меня увидят, слухи сведут с ума семью. Я бы не хотела доводить их. Вскоре отправлюсь на Священный остров, но им-то жить среди иландарцев, – тоскливо выдохнула. – Не хочу уходить.

– Остань…

Агравейн Железногривый не договорил: Шиада приложила пальцы к его губам.

– На все – Ее воля. Верь и молись Ей, и Она сведет наши тропы. До свиданья, Агравейн.

Девушка заставила себя развернуться, чтобы уйти, но Агравейн придержал ее за запястье. Жрица обернулась и в последний раз взглянула в прекрасные янтарные глаза. Мгновение спустя Агравейн отпустил девичью руку, не сказав ничего.

Через пять дней семейство герцога Стансора вернулось в Мэинтар, утесоподобный замок из серого камня с квадратными башнями, расположенный в северных землях страны. Завертелись слуги и знать – готовились к свадьбе Ронелиха и Элайны.

Гленн и Тирант, родные братья Ринны, первому из которых, как друиду, вменялась в обязанность защита сестры, по настоятельной просьбе короля остались в Кольдерте – готовиться к осенней вылазке к варварам. Поэтому эскорт Второй среди жриц и Шиады состоял из родственников и слуг последней.

За пару дней до торжества в Мэинтар прибыл Берад Лигар с сыном Кэем. Злополучное видение о будущем сестры больше не являлось – Шиада не позволяла наваждению изводить себя. Да только в душе все равно знала – сколь морок ни гони, начертанного не изменишь.

Стосковавшаяся Мэррит упросила дочь задержаться до конца месяца – это ведь совсем недолго, сказала герцогиня, а они так давно не виделись. Жрица согласилась скрепя сердце.

Было еще одно обстоятельство, беспокоившее Шиаду, чья тревога не укрылась от Ринны, Мэррит и Растага. Во время всех трапез Роланд украдкой глядел на нее так, как смотрит отнюдь не брат. Волнения заставляли искать успокоения в воспоминаниях об Агравейне и Ангорате. И за считаные дни Шиада начала с неистовым нетерпением отсчитывать бесконечные часы до отъезда.

Пир на весь мир закатили Рейслоу Стансор и Арасп Отти, отец Элайны, в честь союза детей. Столы ломились от яств и вин, музыканты, будто не ведая устали, играли и пели.

На другое утро Шиада переоделась и отправилась в комнату кузины. Стоило взяться за ручку двери, как образ мертвой Ринны вновь замаячил у Шиады перед глазами. «Это все усмешки Праматери, не иначе. – Девушка попыталась прогнать видение. Но оно не исчезало, и Шиада набралась решимости: – Старуха Нандана стоит за тобой, сестра. Совсем скоро Она спросит свое», – призналась себе жрица и вошла. Увиденное заставило нахмуриться:

– Куда ты собралась? – вместо приветствия спросила Шиада с порога. Ринна оставила неучтивость без внимания.

– Домой. – В голосе Второй среди жриц чувствовалась готовность выдержать любой натиск.

– Ринна, подожди пару недель. Уедем вместе, отец даст нам охрану. К чему спешить сейчас?

– Я еду.

– Но с тобой нет даже Гленна, которому вверена обязанность хранить твою жизнь. А мой отец… ты же сама видишь, насколько он христианин, ему в голову не придет…

– Не упрашивай меня остаться, Шиада. Я решила.

– На дорогах небезопасно, сестра. Мы обе знаем. Сюда нас сопровождали друиды Ангората, мужи, обученные не только таинствам, но и силе, а одна ты можешь и не добраться до дома.

– Ты недооцениваешь мои силы.

– А ты чересчур беспечна, Ринна.

– Я Вторая среди жриц, Шиада, помни, с кем говоришь.

– Я никогда о том не забываю. Только поэтому и прошу подождать. Вторая среди жриц должна выжить, Ринна. Твоя судьба слишком ценна для Богини, чтобы швырнуть ее в ноги Старухи Смерти.

– Если у Праматери есть для меня назначение, Она убережет меня.

– Ринна…

– Шиада! Не думай, что ты знаешь больше моего только оттого, что тоже от священной крови! Ты можешь быть тысячу раз женщиной из рода Сирин, но я – Вторая из жриц, и не тебе учить меня, как доверять Всеединой. Мать богов и людей всесильна! Если я нужна Ей, Она позаботится обо мне.

– Так ты называешь это доверием?

Пыл Ринны немного угас.

– Не знаю, как еще назвать. Я все время слышу зов Матери. Она требует от меня возвращения на остров. Я бы уехала раньше, но это было бы неуважительно по отношению к Мэррит. Она мне родственница и рождена Верховной жрицей. По ее просьбе я осталась на свадьбу кузена, но дольше не задержусь.

– Дорога на Ангорат лежит на юг.

– Я знаю тракт, – отстраненно, облекшись в чары недостижимого величия, ответила Ринна.

– На юге племена саддар, сестра. Постарайся поберечься и держаться бездорожья. Остальное я доверяю Ей.

Молодая женщина кивнула молча.

– Пойдем позавтракаем, госпожа, – официально обратилась Шиада. – После я сопровожу тебя до границ герцогства.

Ринна спускалась по лестницам первая, как и полагается наследнице Верховной жрицы Ангората. Шиада шла следом.

Шиада вернулась в дом отца ночью следующего дня. Дюжина воинов Рейслоу по настоятельной просьбе жены и дочери отправилась дальше сопровождать Вторую среди жриц до границ Иландара.

Жрица спешилась и взяла лошадь под уздцы. Шла мимо оружейных, складов и других вспомогательных и охранных помещений. Из караулок доносились гомон и смех подвыпивших стражников. Уставшая и замерзшая, кутаясь в дорожный плащ, девушка достигла стойл. Будить конюха не стала – подвязала кобылу сама. Самое время отдохнуть, подумала она. С завтрашнего дня жрица не будет есть и пить и не скажет ни слова. Ей предстоит молитва, а боги всегда лучше слышат в тишине.

Если будет на то воля Праматери, Ринна выживет. Вторая среди жриц должна выжить.

Глава 4

За следующим завтраком Рейслоу одобрительно оценил молчание дочери – самое оно для женщины промолчать. К тому же для жрицы… эх, и как он мог уступить тогда жене и позволить увезти Итель в обитель демониц? Надо было отослать ее в монастырь…

Минувшим утром многие из гостей двинулись в путь по домам. Задержались только Лигар с Кэем.

В середине трапезы Рейслоу наказал дочери провести день с невесткой, но жрица решительно развела руками. Элайна, обеспокоенная и обиженная, обратилась к свекрови.

– Я обидела ее чем-то?

– Нет, – ответила герцогиня, с трудом вспоминая подлинный смысл безмолвия. – Это ритуальное молчание, накапливающее силу.

Рейслоу нахмурился и прочел нотацию о том, что послушные дочери так себя не ведут. Неожиданно замолк посреди третьей фразы, ударил кулаком по столу и прогремел:

– На этот раз мы простим тебя, потому что ты наша дочь и дорога нам, и не твоя вина, что тебе не привили должных манер в том прокля… там, где ты воспитывалась.

Шиада чуть было не хихикнула.

Элайна весь остаток завтрака нет-нет да и поглядывала на новообретенную родственницу. Ну точно, думала она, девчонка девчонкой, ничего особенного, кроме славной мордашки. И пусть бы она поскорее возвратилась в эту свою несуществующую обитель. А то больно высокомерна – вот так отказывать герцогу и отцу, вот так оскорблять невестку пренебрежительным размахиванием руками.

«Да кто она такая, жрица вымирающей веры? – думала женщина. – Ничего это не дает, а я, между прочим, однажды займу место ее матери, так что пусть поостережется так со мной обращаться».

В этот момент Шиада неожиданно посмотрела на невестку, и, не понимая как, Элайна невольно вновь воззрилась на жрицу. Та показалась невероятно большой, высокой, и золотое свечение лилось в воздухе не столько от медноцветных, будто позолоченных волос золовки, сколько вообще окружало ее ореолом, будто отражаясь от стана, лица, глаз. Отстраненная, исполненная мистического духа, жрица выглядела чем-то богоподобным. Христианка ужаснулась столь кощунственным мыслям и тут же перекрестилась.

Шиада никуда не делась. И даже образ величия не померк.

Шиада за прошедший срок в три дня не проронила ни слова, и прежде довольный Стансор теперь бесился – молчание, конечно, делает честь всякой женщине, но должен же быть этому предел! Пусть потом не жалуется, ведьма, если однажды он забьет ее до смерти. Вон, не далее как вчера, пытаясь поговорить с дочерью и не получив ни одного даже невразумительного ответа, не сдержался и влепил крепкую пощечину. Да такую, что Шиада с ног повалилась. Если бы Растаг с Берадом не вмешались, не отделаться ей так легко. «Интересно, надо ли в этом исповедоваться?» – подумал Рейслоу. Вряд ли, это же, в конце концов, его дочь.

Теперь Рейслоу старался не видеться с дочерью и потому, оставшись с Мэррит в ее комнате, обращался с расспросами к жене:

– Ты не боишься, что такими темпами мы ничего не добьемся? Берад уедет со дня на день, а ведь в вопросе женитьбы Кэя он играет решающую роль!

Герцог метался по комнате, размахивая руками, а женщина спокойно стояла спиной к окну, наблюдая за ним.

– Рейслоу, не кричи…

– Может, следовало принять предложение Гриада, или того же Ладомара, или Хорнтелла – этот стал бы идеальным вариантом! Нет же, хватило ума положиться на твои языческие бредни! Десять лет назад я позволил тебе отослать ее на Ангорат, и что вышло?! Ох… надо было… ну точно, надо было отправить ее в монастырь.

– И ты бы не вспомнил о ней никогда.

– Что ты говоришь, Мэррит? – возмутился герцог.

– И ты бы не вспомнил о ней никогда, – повторила женщина.

– Что за чушь ты несешь?

– Рейслоу, не распаляйся, прошу. Мне не очень хорошо, и у меня нет сил на споры. Я уже говорила: я раз десять видела, что Итель будет жить в замке под знаменем грифона. А грифон в Иландаре один – Лигар.

– Но ведь она не делает ничего, чтобы Берад ее одобрил! Молчит как рыба, мне не подчиняется, делает что вздумается и в церковь совсем не ходит! Да, признаю, Кэю она симпатична, но мудрено ли – в их возрасте и с ее-то лицом? И потом, это увлечение не играет никакой роли – без согласия Берада все твои планы полетят…

– Ох, Рейслоу. – Мэррит схватилась за бок. Муж в два шага преодолел расстояние в полкомнаты, разделявшее супругов, и подхватил покачнувшуюся жену.

– Что с тобой?

– Устала, нужно прилечь.

– Отдыхай, – проговорил Рейслоу со старательной нежностью, не подходившей его суровому, некрасивому лицу.

– Послушай меня, Рейсл…

– Нет-нет, не трать силы, отдыхай.

Мэррит не уступала:

– Ты должен отпустить Шиаду на Ангорат. Еще рано осуществлять задуманное.

– Если я ее отпущу, Берад женит Кэя на ком-нибудь другом. И поверь, мы никакими уговорами не заставим эту своенравную девчонку вернуться в Мэинтар.

– Кэй еще долго не женится. А возвращение дочери оставь мне – я сумею действовать убедительно.

– Мэррит, просто отдыхай.

– Шиада должна вернуться на Священный остров.

Рейслоу выругался мысленно, а вслух сказал:

– Будь по-твоему.

К трапезам в тот день Мэррит не выходила, и дочь провела день подле нее. Знания, обретенные в стенах учения на Ангорате, помогали жрице успешно заботиться о матери. Может, немного любимой матери, думала девушка.

Перед ужином того дня – в преддверии четвертой луны после отъезда Ринны – Шиада завершила свой пост в молении и теперь трапезничала вместе со всеми. Девушка не особо вслушивалась в стрекочущую болтовню женщин о платьях и украшениях и уж тем более не принимала всерьез разговоров мужчин о войне.

«И не надоело им? – думала жрица. – И так полжизни с мечом в руках проводят, да еще и все разговоры о клинках да копьях. Правильно говорит Таланар: что слетает с уст – залетает в дом. Если бы они меньше болтали о войне, меньше пришлось бы и воевать».

Вообще Шиада за минувшие три дня в доме отца поняла, что беседы здесь, мягко говоря, не изысканны. Женщины и мужчины всегда судачили об одном и том же; местные светочи знания, монахи из герцогской церкви, вечно бубнили проповеди или тянули их заунывные псалмы, от которых Шиаде все время хотелось то спать, то отвесить им по подзатыльнику, как несмышленым мальчишкам. Ну где это видано, чтобы голос женщины оскорблял Бога? Видимо, голоса мужчин, ревущих в пылу сражения подобно дикому зверью, или пьяные солдатские песни ласкали уши их Бога куда сладостнее. Если так, она, Шиада, ни за что в жизни не стала бы служить такому Богу. Всякого Бога родила Богиня, Всеединая Праматерь, даже их Христа, но что же это за женщина такая, если Сын Ее вырос настолько сомнительным, думала Шиада. Что ж, она бы, наверное, тоже перестала доверять женам, если бы те растили таких сыновей…

Неожиданно гомон голосов за столом, как и сам стол, куда-то уплыл – перед глазами появились силуэты людей и костра. Шиада легонько тряхнула светлокудрой головой – рано еще для видений, она не призывала дара Взора.

С другой стороны, размышляла Шиада, пригубив ячменного пива, говорят, их Мария Благодатная не знала мужчины до того, как один из посланников Бога сообщил ей, что она носит ребенка. На мгновение жрица представила, как Верховный друид Таланар, посланник Праматери и Ее достойного Сына, ходит по комнатам жриц и талдычит им о том, что у них-де будет чадо. Да он же немедленно прослывет чудаковатым стариком, у которого Праматерь отняла остатки разума, – то, что не самоочевидно в таких делах, женщина всяко ведает лучше мужчины. Да откуда мужчинам вообще наверняка знать, от кого у женщины ребенок?

Ох, уж эти мужчины, все им кажется, что по их воле мир вращается, усмехнулась жрица и неожиданно хихикнула. Присутствовавший за столом лысоватый епископ с бородавкой над губой что-то проворчал – дескать, позабыла миледи свое место, подобающее женщине.

Шиада прогнала вновь вспыхнувшие перед глазами мороки костра и людей и ответила монаху:

– И кто же решил, что за место полагается женщине?

– Бог, – без тени сомнения ответил священник.

– Он сказал вам об этом лично? – Шиада выпрямилась, немного откинувшись назад, и посмотрела на епископа с вызовом.

Монах перекрестился и взял в руку свисавший до живота деревянный крест.

– Прошу простить, миледи, но сразу видно, что вы не получили должного для женщины воспитания. Занимались, поди, не бог весть чем, вместо того чтобы освоить единственное достойное внимания и обязательное Священное Писание.

– Ту тяжеленную книгу, которую вы зовете Библией?

– Да как вы смеете?! – Теперь уже все присутствовавшие – родственники, гости, наиболее близкие дружинники Рэйслоу и товарищи молодых братьев-Стансоров, приближенные дамы Мэррит и Элайны – обратили внимание на спор старика в рясе с юной жрицей. Несмышленая девица, не иначе, и краса ее от Лукавого, подумала Элайна. – Библия – это Слово Божие!

– То есть она появилась по слову вашего Бога?

– По слову Единственного Бога! – взвизгнул священник.

– Племена из Ургатских степей за Архоном считают, что единственный Бог – это их Бог. И добродетель мужчины и женщины перед их Богом определяется не какой-нибудь книгой, а законом воздаяния и возрождения.

– Варварские бредни!

– Итель! – взревел Рейслоу.

– Рейс, не надо, – осек Берад, многозначительно глянув на друга.

Рейслоу, засопев, промолчал.

– А Архон и Ангорат в чем-то – во многом, если быть честной – согласны с племенами. Ведь в конце концов есть только один вселенский закон – это Круг. И этот Круг одинаков и для мужчин, и для женщин. У каждого из нас в нем одинаковый путь.

– Языческие суеверия! Истинный Бог только один.

– Истина в том, что все боги – суть Единый Бог, даже ургатские племена это знают. И даже им хватает здравого смысла и нравственности уважительно относиться к чужим богам.

– Других богов нет! – взревел священник. – Эта истина изложена в Библии!

– Библию написали мужчины, – резонно заметила жрица. – Сообразно тому, чего хотели от жизни.

– Ведьма!..

– Но как бы вы, христиане, ни старались, даже вам не стереть, не вычистить людской памяти древности. Есть лишь один Бог – Змей Прародитель, а лишь одна ему Мать – Всеединая, – договорила Шиада отстраненно.

– Неудивительно, что эта сатанинская прислужница родила ползучего гада!

Лицо Шиады потемнело:

– Убоись, старик, звать Уробороса гадом. Змей – начало Круга и начало всей Мудрости. Только это, наследованное от Матери-Змеи, и делает его по-настоящему достойным Ее Сыном. Этого не изменить даже вашей Библии, и мы, служители культа, горды тем, что носим знак Змея.

– Мы уже изменили это!

– Разве? – дерзко бросила жрица из рода Сирин.

– Змей – начало всей подлости и порочности этого мира! Он совратил женщину…

– Знанием, верно, – продолжила Шиада. – Женщина поддалась на искушение знанием, потому что мудрость и знание – женский удел с тех самых пор, как Праматерь сотворила Вселенную. И женщина научила знаниям мужчину.

– За что Адама с Евой изгнали из Рая! – Вот, вот он, аргумент, которого не переспорить, возликовал епископ, пыхтя и подергивая губой с бородавкой.

– Ваших Адама и Еву изгнали из Рая потому, что они познали глубокую истину – в знании сила, но в незнании счастье. Вот та единственная истина, которая есть в вашем Писании, ведь все настоящие истины горьки. Если бы Ева не вкусила от Знания, то, по этой самой Библии, нужно всю жизнь быть счастливым и для этого – быть идиотом.

– НУ ХВАТИТ!!! – Рейслоу и епископ взревели одновременно. Стансор вскочил с места:

– ТЫ НЕМЕДЛЕННО ИЗВИНИШЬСЯ, ПОЙДЕШЬ В СВОЮ КОМНАТУ, А ЗАВТРА УТРОМ ОТПРАВИШЬСЯ НА ИСПОВЕДЬ И БУДЕШЬ НЕУКОСНИТЕЛЬНО СОБЛЮДАТЬ ЕПИТИМЬЮ, КОТОРУЮ ТЕБЕ НАЗНАЧАТ! ПОНЯЛА МЕНЯ?!

Шиада не отвечала, молча воззрившись священнику глаза в глаза. Чернеющий отблеск ее собственных засветился, как озерная гладь под бледным светом полумесяца. Она смотрела неотрывно, и ярость епископа угасала, а смелость и решимость таяла, как сахар в огне. Монах как-то сдулся, будто весь сморщился, а потом встал, скомканно извинился и ушел.

Лигар-старший сглотнул. Рейслоу сел. Шиада отхлебнула ячменного пива и поморщила тонкий прямой носик – питье довольно скверное, как ни крути.

За ужином следующего дня епископ герцогства отсутствовал – жрицы он теперь избегал, хотя на исповедь она так и не пришла. В то воскресенье все утро и потом в обед без конца трезвонили колокола, призывая христиан на службу. Их звук казался Шиаде нестройным, утробным и безнадежно раздражал. Благо вечером этим святошам полагается молиться в покоях, втайне радовалась жрица, время от времени соглашаясь с чем-то из того, что без умолку твердил ей Кэй Лигар.

Внезапно гомон голосов, окружавших Шиаду, зазвучал иначе – будто в одно мгновение она оказалась у подножия гор, в ущельях которых пировали люди, и голоса их доносило особое, «скалистое» эхо.

«Нет», – отрезала жрица, отгоняя видение.

«Тебе не закрыть глаз на незримое», – раздался внутренний жреческий голос, равный зову Праматери. И зрение победило…

…Ветви сырых от дождя деревьев укрывали кого-то в звериных шкурах, с короткими кремневыми ножами. Спрятавшиеся следили за другими, сидевшими у костра. В шатре близ пламени двигалась женская фигура. Легкий шепоток пробежал среди тех, что прятались в лесу. Раздался клич, полетели ножи и – неожиданно – дротики. Несколько человек у костра повалились…

Видение потухло.

«Матерь!» – из темноты позвала женщина и земную мать, и Единую.

Где-то на другом конце земли в ответ на зов Первая среди жриц открыла призрачные глаза, «выкатилась» из собственного тела и поспешила к дочери. Тело Ринны, оскверненное дикарями, еще дергалось в предсмертной конвульсии. Из вспоротого живота вытекала кровь. И что-то еще, похожее на золотисто-черный дымок…

…Лагерь дымит пожаром. Трупы двенадцати мужчин лежат вокруг пепелища. В объятом пламенем шатре распростерта на земле женщина с застывшими глазами… Над ней дух рыдающей матери. Кровной.

…Слышится гвалт ликования варваров – саддаров, опустошивших лагерь…

Нелла поднимает полупрозрачное лицо и смотрит на такой же, как сама, морок Шиады.

– Шиада, – позвала храмовница, и юная жрица так и не поняла, позвала она в ней Сирин или через племянницу обратилась к самой Матери Сумерек и Кровавой Богине Воздаяния.

– Я привезу тебе часть ее, – мысленно обещает девушка, и Нелла слышит этот обет.

– Попроси о дожде, о мать, – просит Шиада. – Попробуй…

…Не колеблясь, молодая жрица запустила руку в огонь и сорвала с шеи убитой лунный камень в форме полумесяца. Пламя пожгло кисть, призрачную, но Шиада тут же поняла, что и реальное запястье ее тела сохранит след ожога.

Резкая боль от укуса пламени неуклонно возвращала Шиаду в трапезную залу замка Стансоров. Из последних жреческих сил девушка держалась там, в догорающем шатре, с лунным камнем в руке…

…Картина сменилась. Повсюду расползались, как черви, красные сети крови иландарцев и саддар… Они выступили первыми, они уже в стране. Повсюду, и даже здесь, под знаменем грифона. Это не будущее, это настоящее – варвары уже жгут и режут. И будто из небытия недалекого прошлого эхом проносится над равниной голос уходящей из этого мира Ринны:

«Ты была права, Шиада. Вторая среди жриц обязана жить».

Дух вернулся в тело. Жрица прерывисто вздохнула и зашептала часть древнего причета:

 
О, Единая, дочери веры пой Свой причет.
 
 
Молодая Иллана родит, а Шиада взыщет.
 
 
Светлоликой Тинар принесет на алтарь первость –
 
 
Память, Долг и Любовь, Смерть и Верность.
 
 
Ринна, из седого рода мудрейших в мире,
 
 
Не однажды восставшая из ветви священной Сирин
 
 
Ты – и мать, и дочь, судия, и в ночи – палач, –
 
 
Принимай, возносясь, твоих родичей скорбный плач.
 
 
Праматерь, позаботься о ней[2]2
  Здесь и далее стихи автора.


[Закрыть].
 

Горло девушки стеснило от слез. Рука сжимала камень. Да, что говорить, воздержание и молитвы не прошли бесследно – сила и впрямь возросла, раз ей удалось из видения взять с собой вещь.

Открыла глаза, увидела, что рукав платья ее дымится, обнажая обожженную кожу запястья.

– Итель?! – Голос Ронелиха разорвал тишину.

– Что с твоей рукой, сестра?! – вставил Растаг.

– Ничего, – услышала Шиада собственный голос будто издалека.

Поднялась из-за стола, взяла себя в руки. Понизив голос, властно, как истинная дочь Священного острова, велела:

– Мама, Элайна, уведите дам.

Десятки пар бровей поползли вверх.

– Сделай это. И пусть твои дружинники тоже уйдут, отец. Я буду говорить с теми, кто управляет землями.