Текст книги "Копье и кость"

Окрыленный, Маатхас долетел до пустыря, где были установлены шатры командования. Он регулярно срывался с быстрого шага на бег, так что казалось, еще немного – и Сагромах просто покатится по земле через голову, толкаемый вперед ударами бешено колотящегося сердца.

Сюда доносился гвалт толпы, но чем ближе подходил Маатхас, тем отчетливее слышал два других голоса, исходящих из шатра.

– Я спрашиваю: что это за ребяческая выходка?! Прилюдно объявить Сагромаха избранником! – орал Яввуз.

Маатхас остановился неподалеку.

– Мне казалось, мы обо всем договорились, разве нет?! – в тон ему ответила Бансабира.

– Мы договорились, что ты выходишь замуж! О Маатхасе речи не шло!

– Так ты недоволен тем, что я не сказала тебе о своих намерениях перед поединком?!

– Это не может быть Маатхас! Вот чем я недоволен! Не Ма-ат-хас!!!

– И почему нет, отец?! Чем он плох? Союзник, имеющий под началом пятнадцать тысяч копий!

– У Каамала столько же!

– У Каамала меньше! – безоговорочно отрезала Бану и была права, Сабир знал.

– Не в этом дело! – рявкнул тан.

– Тогда в чем?!

– В том, что Маатхас и так обязан нам многим, он пойдет за нами при необходимости, хотя бы чтобы вернуть долг, а Каамалов нам нечем связать по рукам и ногам! Мы не можем допустить, чтобы они выбились из альянса!

– Да гнать в шею твоих Каамалов, отец! – прошипела Бану.

– Выйдешь, и все!

– Нет!

– Если в Ясе и есть золотой тан, то это не Раггар, сократи его дни Праматерь, а Яфур Каамал! И нам, черт подери, нужно его золото!

– МНЕ ИДТИ ЗА СТАРИКА СТАРШЕ ТЕБЯ?! – вконец сорвалась Бансабира.

Возникла затяжная пауза. Кажется, даже с расстояния в десять шагов Сагромах слышал, как тяжело дышат эти двое.

– За Этера, – тише произнес Сабир.

– За этого задиристого выродка?! – завелась танша с новой силой.

– Осторожней выбирай выражения, когда кричишь, Бану! – прорычал тан.

– Я отказываюсь.

– Я не давал тебе выбора.

Бансабира молчала очень долго. Маатхас, слушавший происходящее, не мог понять, что происходит. Возможно, Сабир намерен ударить дочь? Да ну, ему ли, Сагромаху, не знать, как Сабир боготворит девчонку… Но то, что он слышал…

– Хорошо, – наконец раздался голос тану. – Но только второй.

– Что? – спросил Сабир. Маатхас тихонько сделал несколько шагов, приблизившись к шатру, чтобы ясно слышать и теперь.

– Убей меня, а за Этера я не пойду. А вот второй из братьев – как его там? Не помню имени…

– Нер?! – изумился отец, округлив глаза.

– Ну, видимо, Нер, – повторила Бану, – вполне бы подошел.

– Невозможно. Дочерей не выдают за вторых сыновей.

– Не в нашем случае, отец. Если ты не намерен оставить Пурпурный танаар моему младшему брату, выставив все так, будто я непреднамеренно оказалась замужем черт-те где, выйти за Этера я не могу не только из-за неприязни.

Сабир стал слушать внимательнее.

– Если я выйду за наследника другого дома, как жена, я буду вынуждена уехать за ним. Но если выйду за ахтаната, которому никогда не стать таном, он поедет за мной, в Пурпурный танаар. Я ведь тану.

Маатхас услышал привычные и по-своему любимые нотки сарказма в женском голосе.

Дальше двое в шатре заговорили еще тише, и разобрать что-то не было возможности. Подходить ближе Сагромах не стал, но и не ушел, ожидая, что может услышать еще что-нибудь. Между тем Сабир, обратившись к дочери, нахмурился.

– Мне нужен этот брак не для того, чтобы просто смотреть, как ты, страдая, выходишь замуж.

– Я понимаю, отец. Но то, что таном со временем не сможет стать мой муж, не значит, что им не сможет стать мой сын, – вздернула бровь.

Незамысловатая логика, признал Свирепый.

Очередная затяжная пауза далась та́ну серьезными раздумьями.

– Хорошо, – громко выдохнул, сел и уронил лоб на сцепленный замок рук, упертых локтями в стол. – Пусть будет так. Свадьбу надо сыграть быстро.

– Понимаю, – сухо отозвалась молодая женщина.

– Надо отправить гонца Яфуру. Но перво-наперво – поговорить с Маатхасом, извиниться и все уладить. Как бы оно ни было, я все-таки признаю его другом.

– Это твои заботы, отец. Мне и моих хватит.

– Которых именно?

Бану села напротив за тот же походный столик.

– Мучиться терзаниями совести, что добровольно согласилась засыпать и просыпаться с человеком, к которому в лучшем случае не буду ничего испытывать.

– Ну зачем так, Бану, – попытался утешить Сабир. – Пути Богини неисповедимы, вдруг ты полюбишь Нера?

Бансабира не разделила примирительного настроения отца. Проклятый лицедей!

– Когда ты женился на моей матери, когда спал с ней, ты представлял мать Руссы? – спросила в лоб.

– Не твое дело, – отозвался Свирепый, оценив выпад.

– Тогда ты поймешь меня как никто.

Сабир в сотый раз за разговор натужно выдохнул. Злиться на дочь трудно. Особенно в том, через что сам прошел.

– Постарайся улыбаться на свадьбе. Улыбка украшает даже красивую женщину.

– Любую женщину, – подчеркнула Бану, – украшают титул и богатство. Не знаю насчет последнего, а вот титул у меня есть, и при других обстоятельствах на него слетелась бы половина Яса.

– Весь.

В иной ситуации Сабир разворчался бы, а то и просто влепил дочери пощечину за такое признание: все же девица из танского дома при вступлении в брак обязана быть девицей, а не представлять в постели мужа кого-то из прошлых мужчин. Но Бансабира ведь не выросла в Ясе, а это все объясняет, решил тан.

Протянув по столу руку, он сжал пальцы дочери.

– Какой он?

Бану отвела глаза в сторону:

– Похож на Маатхаса, только моложе лет на семь.

Отчего-то Сабир облегченно выдохнул:

– Я уже переживал, что это Юдейр, – с извиняющимся видом улыбнулся тан. Бансабира донельзя дерзко хмыкнула. – Ну, знаешь, до меня доходили кое-какие слушки. Люди всякое болтают.

Бансабира высвободила руку и, смерив отца взглядом, пренебрежительно проговорила:

– Точно, а еще говорят, будто я избранница самой Матери Сумерек, будто бегаю как молния, невидимая, как тень, будто мои ножи вырастают из тела и меня нельзя убить. Да только ты, тан Сабир, первым в этом лагере увидел мою спину.

Вышла. Вновь не дав отцу закончить. У Сабира в глазах темнело от самоуправства дочери. Она, конечно, в итоге делает, что ему надо, но всегда все ухитряется подать так, будто сама соблаговолила принять решение и снизойти до просьб молящего – его, Сабира. Тьфу, капризная девчонка!

Но разве не ради нее он с новой силой принялся воплощать задуманное? И разве не благодаря ей у него вообще появился для этого шанс?

Высокое солнце слепило. Бансабира вышла на улицу и встретилась глаза в глаза со стоявшим поодаль Маатхасом. И чуть не задохнулась от одного взгляда на него. Чувство было таким, будто грудь насквозь пробило копьем. На глазах выступили слезы. Бансабира отвела взгляд, сдерживая капли, собралась с духом и пошла навстречу. Выбора не было – ее шатер располагался далеко за спиной Маатхаса.

Мужчина держался, не скрываясь. Проходя мимо него, танша немного задержалась.

– Мне жаль, – выговорила тихо. А чего он еще от нее ждет?! Люди – хозяева только невысказанных слов и рабы тех, что обронили вслух. Маатхас слышал все.

Мужчина с упавшим сердцем заметил, что глаза Бану блестели.

– Могу я вас проводить, тану? – вежливо и даже немного ободряюще спросил Сагромах. Бансабира кивнула, не глядя на мужчину, потому что смотреть на него стало невыносимо больно. Последние пять недель она как дурочка втайне радовалась, что наконец-то ее цели, ее долг и ее желания, кажется, совпали! Рядом с ним, с Сагромахом – за обедами, за ужинами, на тренировках, на биваках, – Бану впервые за минувший год перестала вспоминать Астароше. А последнюю пару недель – перестала искать его в Маатхасе…

Когда двое в молчании зашли в шатер танши, Бансабира села на застланную землю, обхватив колени и подперев ладонью лоб.

– Мне нечего вам сказать, тан, – проговорила женщина. – Полагаю, кричали мы много.

– Увы, к середине разговора вы заметно снизили… тон речи, – легко усмехнулся тан, сверкнув темными, словно маслины, глазами.

Кровавая Мать, как раздражает эта его веселость! В такой-то ситуации! Идиот! Если хочет помочь, мог бы просто обнять.

Тряхнула головой. Дура. Того гляди, еще разревется.

Маатхас, точно услышав мысли девушки, сел за ее спиной, опираясь на широко расставленные колени.

– Идите, тан. Вам нечего здесь делать, – попросила Бансабира. – То немногое, что могло нас связывать, отныне закончилось.

– Бансабира, – тепло позвал Сагромах, заметив, как танша вздрогнула. Еще бы, он впервые позволил себе назвать ее по имени.

Мужчина потянул руку, намереваясь положить девушке на плечо, ненадолго замер в дюйме, заколебался на миг, которого хватило, чтобы все перечеркнуть.

– Идите! – бросила Бану, развернувшись вполоборота.

Маатхас мгновенно – инстинктивно – сжал пальцы в кулак, отдернув руку.

– Как пожелаете, тану.

Полог дернулся, и Бансабира, ощущая, как сдерживаемое напряжение находит выход, распласталась на полу, задрожав всем телом.

Праматерь, ну почему, почему она не уговорила Шавну Трехрукую поехать в Яс вместе с ней?! На правах молочной сестры…

Перекатилась на живот, приподнялась. На четвереньках поползла к столику, под которым лежало два заполненных водой меха. Облокотившись о ножку стола, откупорила один и приложила к губам. Пила и пила, пила и пила, совсем не испытывая жажды. Просто для того, чтобы отвлечься хоть на какое-то действие, которое нужно отслеживать само по себе.

«Вот так, Бансабира, – шептал внутренний голос. – Вот так. Глотай. С каждым глотком заглатывай все обиды, всю злобу, ненависть, боль. Терпи и глотай свою жизнь, как лекарство».

Сагромах не собирался сдаваться просто так. Сердце колотилось сильнее прежнего, решимости прибавилось. Полный готовности стоять на своем до конца, получить желаемое любой ценой, он ворвался в шатер Сабира сразу, как покинул Бану.

Ни один из двоих мужчин до конца дня больше не показался на праздновании. Сабир – оттого, что всем сердцем хотел оставить дочь рядом с собой и вообще никому не отдавать, а Маатхас – оттого, что в сделанном выборе Сабир остался непреклонен.

Этер, наследник Серебряного дома, против не был, и с решением решили не затягивать. Гонец быстро доставил послание будущему свекру. Надо же, наконец этот Старый Волк согласился поженить детей, осклабился Яфур Каамал. Еще его дед жаловался на то, что заносчивые Яввузы никогда не устраивают браков с Каамалами! Видите ли, эти выскочки женятся да замуж выходят только за силу, а из северных танов войско Серебряного дома наименьшее, как и надел. Что с того! За последние полвека Каамалы сколотили такое состояние, что теперь при желании могли бы перекупить все несчетное воинство самого Сабира Свирепого!

Видимо, старик понял, что чаши весов переменились, да и согласился на брак! Ай да я молодец, думал Яфур, чьи седины были так же посеребрены, как знамена. Получил в невестки наследницу Пурпурного дома! Наконец сбудется давнее чаяние! Его внук сядет в кресло танаара Яввузов, богатство и сила сложатся воедино! А там и Маатхаса под себя подмять будет недолго.

А когда север объединится под одной рукой – его рукой, будем честны, ну а потом уже Этера, – можно подумать и о центре страны. Раггары на их стороне, оранжевые разгромлены, они присягнут кому угодно, лишь бы их не трогали, а Сиреневый дом Ниитас в родстве с Бансабирой. И пусть старому Яввузу не удалось добиться возрождения союза, сам виноват, дряхлый идиот! Ему, Яфуру, это всяко удастся – не зря ведь его за спиной уже четверть века называют «Каамал Льстивый Язык»!

А когда и это удастся… Раман и раману Яса заперлись в своей Гавани Теней, им нет дела до танов, а танам – до них. Когда еще представится такая замечательная возможность отбить север или даже, если боги будут милостивы, усадить собственного внука на трон всей великой державы мореходов?

– Ай да я! Ай да сынок мой, – приговаривал мужчина, приглаживая длинные усы. – Испортив планы Яввуза, подружится с Раггарами, Этер заполучил в жены весь север! Ну и в придачу к нему девчонку, от которой всего за год четырем танским домам добавилось столько проблем! Ай да сынок! Надо, чтобы он заставил ее рожать каждый год или два, и все, куда ей потом таскаться по стране с боевыми кличами, а? – весело подмигнув, обратился Яфур к верному гонцу из своих.

– Мм, не хочу разочаровывать, мой тан, – обронил посланник, – но девица Яввуз согласна на брак только в том случае, если ее мужем станет ваш второй сын, Нер.

– Что? – Кошачье удовольствие не сразу развеялось с лица тана.

Гонец повторил.

– А-а, ну-ну, понял. Ты иди, голубчик, иди. Я пошлю за тобой, когда приму решение.

Когда дверь за гонцом закрылась, Яфур насупился, глухо засопел, водя по столешнице кулаком, будто растирая кровь заклятого врага.

Вот же подлая девка… Бансабира Изящная… Бансабира Изящная… Тьфу! Бану Хитроумная! – и будет с нее!

И ведь этот трухлявый белобрысый тюфяк Сабир с готовностью борзой побежит же выполнять любые просьбы дочери! Выдвигать требования с их стороны неразумно…

Как ни крути, на брак согласиться стоило – другого шанса породниться с пурпурным волком может не представиться, а уж он, Яфур Каамал, сумеет придумать, как развернуть сложившуюся ситуацию себе на пользу.

Сабир зашел в шатер. Бану была собранна и готова. Только в глазах отражалось такое немыслимое отчаяние, что отцу как никогда стало жаль дочь. Он протянул к ней руки и с заботой сказал:

– Я не должен был настаивать на этом решении. Нам совсем не удалось побыть вместе.

– Теперь поздно что-то менять, – отозвалась Бану. – Ряды не забудут и не умолкнут, если танская семья будет брать назад каждое сказанное во всеуслышание слово. Хватило того, что мой прилюдный выбор пришлось выдать за глупость.

– Не говори так, Бану, – через силу улыбнулся тан.

– Но, по крайней мере, мне это смогли единожды спустить с рук, найдя тысячу оправданий: я слишком юна, я всю жизнь среди мечей, откуда мне знать о делах такого рода? Да и выросла я там, где, наверное, брошенный к ногам пояс означает признание победы или равенство, но точно не брачное предложение. И потом, я просто Мать лагерей. Ты таких привилегий лишен, отец.

Бану говорила не скрываясь, печально. Сидя на походном стуле, ссутулив спину, упавшим голосом. Ни тени радости в лице.

Сабир не выдержал – подошел к дочери вплотную, прижал к груди ее голову, поцеловал в волосы и вскинул лицо, широко раскрыв покрасневшие глаза.

– Не такой должна была быть твоя свадьба.

И не сейчас, согласилась Бану.

– Надо идти, – тихо ответила девушка, коснувшись руки отца.

Тот только крепче сжал объятия. Бану на миг показалось, что это вообще захват.

Склонившись к голове Бану, мужчина горячо признался, что ничего дороже ее в его жизни нет.

Жрецы освятили новоявленное супружество двух чужих, почти незнакомых людей прямо здесь, в военном лагере.

Если бы Бансабиру попросили описать новоявленного мужа, пожалуй, «никакой» было бы лучшей характеристикой. Роста среднего, ни блондин, ни брюнет, глаза почти бесцветные, широкий тупой подбородок безволен, когда говорит – мямлит. Ничего общего с дерзким и – нельзя отрицать – решительным Этером. Природа, очевидно, поделила от щедрот своих между братьями неравно.

В постели Нер представлял собой нечто столь же унылое: вскарабкался на Бану, попыхтел, быстро закончил, перевалился на спину и засопел.

Убедившись, что муж спит, Бансабира поднялась и вышла на воздух. Брак был консумирован – для подтверждения близкие родичи и приближенные могли находиться за дверью или – в данном случае – за пологом. Сейчас здесь сидели Сабир, Русса, Этер и, как ни странно, Гобрий с Гистаспом.

– Все в порядке? – обеспокоенно спросил тан.

– Разумеется, – непроницаемо ответила дочь. – Однако спать я предпочитаю в своем шатре. Не проводишь меня, брат? – перевела глаза.

– Да, конечно. – Русса удивился, но поднялся на ноги мгновенно, не задавая вопросов.

Этеру ситуация явно не нравилась. Бану это проигнорировала.

– Ты хотела о чем-то поговорить? – заботливо спросил мужчина, ведя сестру к шатру.

– Нет.

Русса не настаивал.

– Спи спокойно, сестра, – пожелал перед прощанием, поцеловал Бану в лоб и скрылся.

Бансабира переоделась в тунику и штаны, в которых спала всегда. Перетерпеть то, что вытворяли с ней не самые умелые руки, рот и член Нера, казалось не такой сложной задачей в постели, но сейчас, наедине с собой, Бану поняла, что к горлу подступает ком, а в глазах темнеет. Праматерь не лишена чувства юмора! И нет его страшнее, чем у Той-Что-Улыбается-Когда-Гибнут-Люди!

Бансабира вцепилась в ткань под горлом. Не помогло. Закусила большой палец, чтобы не выть, не ругаться, не проклинать весь свет, – все внутри переворачивало калеными щипцами. Нет, не потому, что еще не одну ночь ей придется провести с этим бесхребетным сопляком, который наивно верит, что сможет «понравиться ей так же, как она ему, и боги сделают их брак счастливым», но потому что сейчас – в эту самую минуту! – она немыслимо, до дрожи в запястьях, хотела Гора. Не Астароше, не Маатхаса даже, а Гора – ту грубую скотину, жестокое чудовище, которое навсегда осталось в ее памяти образцом неодолимой мужской силы.

Маатхас в ту пору не мог уснуть каждую вторую ночь. Особенно после случившейся свадьбы ходил сам не свой. Повсюду ловил голос Бану. Повсюду искал таншу глазами и находил. Но – ни разу не подошел без воинской надобности и не сказал ничего, кроме вежливого «Доброго дня». Только Русса изредка замечал в обычно смешливых глазах молодого тана отблески волчьей тоски, зависти и злости, а в сжатых до хруста кулаках – неудержимую дрожь.

Вскоре пришло письмо с поздравлениями от свекра. Ужас какой, чертыхнулась про себя Бану, разбирая велеречивые изыски Яфура, который, кажется, перед тем как диктовать этот бред писцу (ну не сам же он писал, право), объелся сахара на три года вперед.

Глава 2

Женщина отпустила прислужницу и теперь стояла перед зеркалом. Темно-красное с золотым узором платье ей шло. Высокая прическа добавляла роста, строгая осанка выдавала стать. В волосах боролись две масти – черный шелк и белесые седины.

Да, она немолода, признала Нелла Сирин. С тех пор как она получила свои символы власти, воды утекло много, а сделано – всего ничего.

Она отошла от зеркала и, глубоко вдохнув, сама пошла за Айхас – старшей жрицей, которая за время отсутствия Шиады стала для храмовницы правой рукой. Такое случалось нечасто, чтобы Первая среди жриц искала кого-то из подчиненных, но сентябрьское утро было слишком заманчивым, чтобы отказаться от прогулки.

Айхас возвращалась в Обитель по тропе из березовой рощи. Было не по сезону прохладно, но она не показывала виду, что мерзнет. Завидев госпожу, жрица склонилась в приветствии, ожидая, когда храмовница заговорит первой.

– Светел твой рассвет, Айхас. Да пребудет с тобой Богиня в этот славный день.

– Праматерь в каждой из нас, в сердце и разуме, на земле и на небе, госпожа.

– Некоторые земледелы упускают из внимания осеннее равноденствие, но оно важно, и без него нет Круга. До начала чествования передай мое приглашение Верховному друиду: нам есть о чем поговорить.

Жрица молча удалилась, предварительно сделав жест, что исполнит наказ матери в вере.

«Заходить в обитель не хочется, – подумала храмовница. – Солнце и Луна сегодня стоят вровень, Мужчина и Женщина идут рука об руку. И как истинно поклоняющиеся Богу и Богине, вне стен, выстроенных руками человека, мы славим Отца и Мать. Такова Их воля, наш долг и подлинное желание всякого служителя».

Сердце женщины наполнилось усталостью и спокойствием. Да, она всю жизнь занималась тем, что умела и любила больше всего. В этом и есть счастье – быть на своем месте. И чем старше, тем меньше тебя волнует, выбрал ли ты это сам или выбрали за тебя.

В середине десятого утреннего часа начался обряд чествования великого Равенства. Жрицы, и друиды, главы храмов и еще обучавшиеся послушники, образовав Круг, приближались к таинству. И сотни молитв, сплетенных в плотный неведомый узор Силы, заполняли остров.

Завершив ритуал, Нелла вернулась к себе. Через несколько минут Айхас доложила о прибытии Верховного друида, отворила перед Таланаром дверь и склонилась в почтительном поклоне.

Едва Айхас скрылась из виду, храмовница широким жестом пригласила Таланара сесть в одно из кресел, устроившись напротив.

– Умелая она жрица, эта Айхас, – проговорил Таланар.

– Так и есть.

– Доверяешь ей?

– Я доверяю каждой жрице.

За седой бородой мелькнула старческая ирония.

«Ровно настолько, насколько тебе это необходимо. Нелла, мы слишком давно знакомы, чтобы лукавить», – подумал друид.

Храмовница с полуулыбкой чуть наклонила голову в знак согласия.

– Айхас для тебя особенная, – заключил Таланар вслух.

– Почему нет? Она проворна, энергична и проницательна.

– Но этого мало, чтобы посвятить ее в тайны тайн. – Друид наконец сел.

– К сожалению.

Действительно жаль, признал друид. Айхас достаточно мудра, из высокородной семьи – сводная сестра одному из сыновей храмовницы, – но, увы, не происходит от Змеемудрых. К тому же в Этане может быть лишь одна из Сирин, не считая храмовницы, которой доступны таинства, и таковая уже есть.

– Тебя долго не было, – задумчиво заметила Нелла.

– Переговоры затянулись.

– Возникли трудности?

Таланар рассмеялся:

– Нет, просто их обычай не велит говорить о делах, пока не будут соблюдены все традиции гостеприимства. И коль уж я Верховный друид, меня величали по три дня в каждом племени.

Храмовница тоже посмеялась.

– К делу, – продолжил Таланар. – Союз свободных племен и Архона уже совсем не похож на бредовую затею. Вожди пяти племен в разной степени рассматривают присягу королю Удгару.

– Думаю, ближе всего саддары? – поинтересовалась женщина. Еще бы, другому племенному союзу – северным скахирам – иметь тесные контакты с югом мешает Иландар.

Таланар не ответил. И впрямь, если подумать, Иландар с незапамятных времен мешает и тем, и другим: саддарам нужен весь юг, который они считают издревле своим, у скахиров те же претензии на север. Не дай Праматерь, оба племенных союза объединятся или, того хуже, присягнут Архону, Иландар сможет спасти лишь мудрость короля. Если Нироху Страбону хватит ума, он обернет союз варваров и Тандарионов себе на пользу: государства-братья объявят племенам жесткое табу на набеги. Если ума у Страбона окажется поменьше, его зажмут, и Нироху останется подчиниться, объявив себя вассалом Архона. В этом случае только принцесса Виллина будет гарантией неприкосновенности Иландара от сил ее родичей. И срок этой гарантии – покуда живы Агравейн, его будущий сын и малыш Норан. Если же Нироху ума недостанет совсем, Удгар попросту объявит Иландар колонией, задавит страну податями, свергнет Страбонов и назначит Виллину регентом при малютке Норане.

Впрочем, у любой державы всегда есть тысячи поводов и шансов развалиться и без помощи внешнего врага.

– Вожди еще слабы после последних войн, но свободные племена быстро встают на ноги, – продолжал друид. – Мы должны подтолкнуть их к союзу. Я думаю послать к Тандарионам Сайдра.

Нелла нахмурилась:

– Почему не ты сам? Сайдр молод, а это важное дело.

– Шиада была почти вдвое моложе, когда ты поручала ей серьезные встречи: со жрецами Адани, с владыками племен. Сайдр достаточно опытен, и потом, ему стоит вникнуть в отношения между домами Этана как можно глубже – мое время заканчивается. – Старик улыбнулся в длинную бороду.

Нелла обреченно вздохнула.

– К тому же, – добавил Таланар, – Сайдр прошел То’он Надара. А кто еще из всех друидов, кроме меня и Артмаэля, бывал в святая святых Храма Нанданы?

Безвестные и несуществующие практически для всех Дороги Нанданы, позволявшие пройти испытание храма Матери Смерти в обряде То’он Надара, открываются единицам. О том, что Сайдр прошел обряд, знал весь Ангорат, и одно это делало его достойнейшим преемником Таланара во всех делах.

– Мы всегда, все мы, служители Ее культа, умираем в Ее окружении: кормим рыб в Летнем море, возносимся пеплом, очищая Ангорат, идем на корм хищным птицам на вершине холма. Но никакое из наших погребений не приносит Праматери жертву столь великую, как То’он Надара, – выдохнула Нелла. – Ты прав, Таланар. Не стоит недооценивать твоего преемника. Я, кажется, становлюсь слишком беспокойной. – Храмовница попыталась посмеяться над собой.

– Мы всегда были посвящены в планы друг друга, Нелла. – Таланар встал, опираясь на посох из орешника. – Ибо все, что делали, делали вместе. Сейчас же ты начинаешь какую-то неясную мне игру. И я хочу знать, есть ли твоим действиям причины более значительные, чем желание изменить судьбу Второй среди жриц?

– Эта игра начата давным-давно, и совсем не нами. Ты ведь помнишь, Таланар? Наш удел – вовремя подхватить кости, выпавшие из рук предков. А что до Шиады – ее судьба предопределена Великой Матерью задолго до рождения, как и всякого из нас.

– Но с Агравейном ее свела ты.

– Ты был их сыном в прошлый раз. Сам знаешь, они не могли не встретиться.

– Они должны были встретиться как друид и жрица, и возможно – всего один раз и на одну ночь. Три с половиной года назад ты могла послать на свадьбу Тройда и Виллины только Ринну, а в спутницы ей дать любую из жриц, более старших и опытных, чем Шиада в ту пору. Однако вышло так, как вышло. Ты вмешалась в нечто, не зависящее от нас. Стоило ли оно того?

– Я готова принять любые последствия, – не колеблясь, ответила жрица.

– А Шиада? – Друид вздернул лохматую седую бровь. – Она готова принять последствия твоих решений?

– Я следую тому, что вижу, Таланар. Тому, что ты тоже видишь. Готова Шиада или нет – никого не волнует. Согласись, на Ангорате есть еще женщины и девочки из священной династии Змеемудрых. После отъезда Шиады я могла приблизить и взять на воспитание любую из них, передав звание Второй среди жриц. Видит Праматерь, я люблю Шиаду, но она мне не дочь, так что не составило бы труда переложить обязанности одной Сирин на другую. Не в первый раз. Однако я не делаю этого. Почему? – Храмовница заглянула в лицо друида. – Потому что никто не может взять на себя чужую судьбу. Сейчас я понимаю, что и Ринна умерла только для того, чтобы на моем месте оказалась женщина, которой начертано соединять распадающееся. И увы – Шиаде придется принять неизбежное, независимо от желаний. То же касается и Архона: независимо от того, нравится это кому-то или нет, но чем крепче будет альянс между Удгаром и племенами к определенному сроку – тем надежнее. Пусть Сайдр не затягивает с отъездом.

– Согласен, – отозвался Таланар. – Думаю, перед его отправкой нам всем стоит провести час в священном Круге.

– Пошлешь за мной, когда я понадоблюсь, – одобрила храмовница.

– Благослови тебя Праматерь, – попрощался друид, уходя. И вдруг замер на пороге. – Нелла, – обернулся через плечо. – Ты уверена, что хочешь вбить этот клин? Нирох все-таки твой брат.

– Я уверена, что поступаю правильно.

– В таком случае светел твой день, храмовница. – Таланар чуть склонил голову и вышел.

– Богиня в каждом из нас, в сердце и разуме, на земле и на небе, – тихонько прошептала женщина в закрытую дверь.

Нелла поднялась, прошла к столу поодаль, достала из шкатулочки кулон из морской раковины. Надо же, подумала храмовница, для Шиады ей бы и в голову не пришло делать нечто подобное. Неужели правда священная кровь Сирин давала силы, недоступные другим людям? Силы не колдовские, а совсем иные? Кто знает… Шиада никогда не давала поводов себя утешать. Даже если им обеим этого хотелось.

Спрятав кулон в ладони, Нелла вернулась в кресло и кликнула Айхас из-за дверей.

Несколько минут спустя в приемную палату храмовницы вошла девушка. Каштановые волосы до лопаток были заплетены в многочисленные косы, но Нелла знала, что стоит их распустить и непокорная копна быстро собьется в крупные пряди, волнами прячущие спину. Серо-зеленые глаза добры. Девице едва пошел восемнадцатый год, и она не далее как два месяца назад получила свою метку Богини в левом уголке лба.

В очередной раз, окинув жрицу взглядом, Нелла подумала, что не ошиблась с выбором – девчонка обаятельная, но красавицей не назовешь. А главное, до странного походит лицом и фигурой на принцессу Виллину. «Уж не приходится ли она старому Удгару какой-нибудь внебрачной дочерью?» – мысленно усмехнулась Нелла, зная ответ.

– Проходи, Линетта, – подозвала старшая из женщин младшую. Та остановилась недалеко от кресла храмовницы, сцепив от волнения вытянутые руки. – Скажи, кто я?

Жрица с недоумением поглядела на госпожу.

– Ты голос и длань Той-Кому-Мы-Посвящаем-Жизнь и которая Мать всего сущего.

– Именно. Не я вершу твою судьбу, но Она, Та, в верности Которой ты поклялась еще на заре лет. Помни об этом. У меня есть к тебе поручение. И оно уведет тебя из Ангората надолго.

– Я исполню волю Богини, в чем бы та ни состояла, – робко отозвалась девушка.

– Завтра отправишься в Этан, и твоя дальнейшая судьба будет связана с королевской семьей Иландара. Испросишь аудиенции короля, чтобы тебя допустили, я дам письмо с оттиском, тебя примут. Скажешь брату, что я отправила тебя для двух целей.

Линетта отчаянно бледнела – не каждый день ей вот так доводилось говорить с храмовницей в ее-то доме! Да, если подумать, такое вообще происходит впервые. Девица осторожно подняла глаза от собственных влажных ладоней, но, заметив прямой взгляд храмовницы, тут же опустила обратно.

– Во-первых, для поддержания духа Праматери в столице, для облегчения его ноши в противостоянии священникам и балансировании на грани меж двух миров, – продолжала Верховная жрица. – Во-вторых, скажешь, что с возрастом сила моего Взора ослабевает. Поэтому для того, чтобы иметь возможность и дальше помогать ему, мне уже мало одного кровного родства и требуется служительница Богини в сердце его страны.

– Я все поняла, храмовница. Но… дело в том, что его величество ведь может, несмотря на письмо, отправить меня обратно, вручив какое-нибудь послание с вопросом, почему бы тебе, госпожа, не назначить на мое место Шиаду? Вторая среди жриц приходится ему кровной племянницей, а я? Я безродная сирота. На Ангорате это практически не имеет значения, если ты смог постичь часть истинного знания, но, как я поняла, в Этане знание стоит немного.

– Нирох никогда не посмеет мне отказать, помни об этом, когда будешь там, – осадила ее храмовница. – Что до Шиады, она замужем и пребывает там, где сейчас может приносить пользу Всеединой лучше всего.

Линетта кивнула, а Нелла мысленно хмыкнула – так лихо она даже себе еще не врала.

– В чем будет моя задача?

– В Кольдерте ты обязана позаботиться о наследном принце Тройде, его жене и особенно об их сыне. Заботься о них и сделай так, чтобы король был тобой доволен, видел твое благотворное влияние на семью, чтобы Гвен, в смысле королева, не смогла убедить его в обратном. Ты должна внести свет и тьму Праматери в сердца тех, к кому приставлена; сделай все, чтобы в конечном счете маленький Норан не знал сомнений.