Текст книги "Копье и кость"

Сам Раду не отреагировал никак – только о ребра шарахнуло так, что раздался шум в ушах.

– Кто-то хочет выразить свое несогласие? – безмятежно спросила тану, осматривая ряды.

Ну и что прикажете на это отвечать? Мужчины примолкли.

– Хорошо, – спокойно продолжила женщина. – Также мне напрямую подчиняется все старшее командование, как вы понимаете. Первое подразделение я возглавлю сама, второе – Гистасп, третье – Гобрий, четвертое – Нер, пятое – Бугут.

Одновременно раздалось два выдоха. Один, полный возмущения, принадлежал Неру – он с трудом сдерживал собственное бешенство. Еще бы, жена только что объявила его подчиненным! Прилюдно понизила, подмяла под себя, ноги вытерла, сука! Да гореть в пламени таким женам! Глядя на благоверного, Бансабира внутренне усмехнулась – кажется, этот недотепа хоть чем-то похож на своего безбашенного братца.

Другой выдох издал коротконогий темнокожий Бугут, один из опытнейших бойцов Сабира, немного старше Гистаспа, который до этого утра был командующим полка «меднотелых» в воинстве Бану. Когда последняя передала его полномочия Раду, он трех ударов в груди недосчитался – малыми трудами, что ли, ему достался этот пост?! Но, разумеется, виду не подал. А вот сейчас от сердца отлегло: повысили, значит.

Бансабира, отметив происходящее и ничуть не поменявшись в лице, продолжала уверенно и ровно:

– В остальном многое остается по-прежнему, однако об обязанностях каждого подразделения я бы хотела поговорить только в присутствии командиров. Если вопросов нет, можете расходиться.

Вопросов не было – только тотальное возмущение, которого большинству никак не удавалось скрыть. Да что же она творит, зарвавшаяся девчонка?! Так думали те, кого прежде с ней не было. Это ей, родившейся в семье тана, жизнь в ручки вложила статус и войска в подчинение, а среди офицеров среднего звена было прежде немало таких, кому должность обошлась ценой жестоких побоев и половины жизни.

– Дан, Серт! – окликнула Бану, достаточно насладившись их понурым видом. – Задержитесь. Юдейр, перенеси все необходимое в мой шатер, мы продолжим внутри. Вы двое, – оглядела оставленных офицеров, – ждите снаружи.

– Да, тану, – не очень живо отозвалась парочка.

Когда группа людей отгородилась от мира сводами и пологом шатра, Бану продолжила заметно тише, но так же властно:

– Второе подразделение, Гистасп, как и прежде, будет ответственно за пленных. Под твоим началом будет вся элитная конница. Тех, кто может стрелять из лука на всем скаку с обеих рук, собери в отдельный отряд.

– Понял, госпожа, – он улыбнулся глазами.

Бану уже очень хорошо знала смысл такой улыбки. Гистасп больше всех остальных попервости внушал Бансабире тревогу: он почти со всеми был неизменно вежлив; в общем, безоговорочно подчинялся ее приказам; осаждал не в меру горячего Гобрия. Но когда дело доходило до решений, Бану отчетливо видела, что Гистасп мог без тени сомнения или сожаления проявить невиданную прежде безжалостность; не меняясь в лице, смотреть на зверство в адрес даже, казалось, приближенных к нему людей; мог пойти на самую вопиющую гнусность, будь то подкуп или предательство товарища. Граница между его учтивостью и истинной благожелательностью – той самой, которую танша быстро научилась отличать только по выражению в действительности удивительно добрых глаз, – казалась почти неприметной, но на деле оказывалась непреодолимой и громадной до того, что поначалу доводила Бансабиру до холодного пота. Нередко Бану приходила к мысли, что уж кому-кому, а Гистаспу больше других пошло бы носить на левом плече черную саблю из Храма Даг.

– Бугут, – танша перевела взгляд, – твое подразделение ответственно за все переходы, переправы, возню с реками и кораблями. Всех легких на подъем, с крепкими и сильными ногами, всех, способных покрывать большие расстояния пешком, преодолевать горы и трясины, распределят к тебе. Имей в виду, именно твоя обязанность в сражениях добывать знамена врага.

«Ну хотя бы не за пленных отвечать», – подумал мужчина и послушно отрапортовал:

– Слушаюсь, тану!

– Нер…

– Бану?

Вот же! Бансабира проглотила желание цокнуть языком.

– Все вспомогательные войска, обоз, лекари, фуражировка, – отчеканила женщина.

– Бану, это почти пятьсот человек! – взвыл Нер. – А биться-то в моем отряде кто будет?

– Оставшиеся пятьсот, это же очевидно, – сказала Бану так, что Гистасп вновь услышал ее циничное «Арифметика несложная, я думаю».

– А ты не забываешься?

Присутствовавшие, как обычно, Раду и Юдейр переглянулись. Не было ни дня с тех пор, как в их лагере появился этот молокосос, чтобы им обоим не хотелось ему врезать. За то ли, что рот открывал чаще положенного, как вот сейчас, или просто за то, что находился рядом с таншей, – без разницы, ей-богу! Кажется, еще ни в чем и никогда эти двое не были столь единодушны.

– Я ахтанат дома Каамал, – повысил бесцветный голос Нер. Его крупные губы-вареники при этом как-то смешно двигались, заметила Бану.

– О, я не забываю об этом ни на минуту, дорогой супруг, – вежливо отозвалась женщина. – Именно поэтому, я полагаю, тебе следует попросить у своего отца больше войск. В конце концов, чтобы сделать тебя командиром подразделения, мне пришлось поставить под твое командование девятьсот пятьдесят человек из пурпурных.

Гистасп хохотнул в кулак, Гобрий в усы, Бугут тоже не удержал смешка, но, еще совсем не привыкший к повадкам молодой госпожи, замаскировал под кашель. Раду с Юдейром вновь понимающе переглянулись – дескать, знай свое место, сопостельник, – и тут же поотворачивались. Нечего делать вид, будто они хоть о чем-то думают одинаково.

У Бану происходящее, похоже, не вызывало вообще никакого интереса.

– Если вопросов больше нет, Нер, Бугут, можете идти.

Бугут выглядел довольно растерянным, но взял себя в руки, поклонился, поблагодарил за повышение и ретировался. Нер, будто намереваясь что-то еще сказать, мялся дольше, чем вызывал особую усмешку, в первую очередь у Юдейра. Еще бы – за первый месяц своей службы оруженосец выслушал окрик «Не мямли!» больше, чем оставшееся войско, вместе взятое, за последующий год.

Когда наконец вышел и Нер, Бансабира перевела дух и продолжила:

– Гобрий, в твое подразделение надо определить всех наиболее отважных, быстрых, обладающих силой и сноровкой – крушить боевые порядки врага будешь именно ты.

Старый вояка заметно разгорячился.

– Кроме того, у меня для тебя еще две принципиально важные задачи. Первое – как хочешь, сделай так, чтобы сотники под командованием Нера были из проверенных людей. Всех провинившихся, утративших заслуги, поддавшихся панике, словом, так или иначе опозорившихся – всех собрать в четвертом подразделении. И больше того, мне нужно, чтобы за Каамалом постоянно следили.

– Хм, – Гобрий потер морщинистую щеку. – Я бы, конечно, перво-наперво предложил определить в четвертое подразделение Дана.

Бансабира качнула головой:

– Дан слишком выделяется. К тому же Дан и Серт остаются в моем подразделении.

– Тогда, может, Такул? – направил Гистасп. – Нужен кто-то, кто с первых дней возглавлял отдельные группы и имеет представление о ваших требованиях. К тому же Такул достаточно неприметен.

Бану покачала головой и в этот раз:

– Не считая того, что Такул начисто лишен воображения, он на моей памяти не смог самостоятельно принять ни одного сто́ящего решения. Его бы, кстати, я определила к тебе, Гистасп, – заглянула в глаза командиру.

– Ну, как скажете, – отозвался мужчина.

– Словом, Гобрий, подумай об этом сегодня-завтра. Потом поговорим.

Гобрий кивнул:

– Постараюсь подобрать людей как можно быстрее. А в чем вторая задача?

– Защищать меня, – безапелляционно заявила танша. Повисло молчание.

– Не понял? – наконец честно признался Гобрий. – Разве это не обязанность всего войска?

– Это, конечно, верно, но я говорю о другом. Ты будешь ответственным за внутреннюю дисциплину армии. Мне нужен хороший хлыст на привалах, прочный щит в обороне и острый меч в авангарде. Так яснее?

– Так – да, – с облегчением отозвался командующий.

– Тогда, – Бану указала рукой на полог, – приступай к обязанностям, командир третьего подразделения.

Гобрий поднялся, поклонился и вышел. Бану, велев на этот раз и охранникам подождать снаружи, перевела взгляд на последнего командира в шатре. Да уж, если Гобрия можно было увлечь за собой только силой, то этот признавал исключительно хитрость. Не хитрость против него самого, а хитрость, его достойную. Как ни крути, у Гистаспа крайне необычное представление о чести и порядках, признала Бану.

– Все, что я хочу знать, Гистасп, понял ли ты суть своих обязанностей?

– Я ответственен за пленных.

– За всех пленных.

– В том числе и за тех, знать о которых можем только мы.

Бансабира оскалилась, Гистасп прищурился.

– Скажи, пусть Раду зайдет один.

– Слушаюсь, – поклонился, исчез.

Увалень не услышал ничего особо нового. Командование ему полагалось временное и лишь в тех случаях, когда бы госпожа собирала «меднотелых» в отдельный отряд. В бою – всегда действовать по приказу. А в остальном как был главным телохранителем, так и остался.

Бану приказала позвать Юдейра – нечего отлынивать – и заодно ожидавших Серта с Даном, но Раду отчего-то не кинулся выполнять поручение, а произнес:

– Могу я спросить?

– Ну, давай представим, что именно сейчас ты не телохранитель, а командир «меднотелых». Говори.

– Я бы хотел на самом деле внести предложение в задание, которое вы дали Гобрию. – Раду замолк, ожидая реакции танши, но поскольку та не возражала, осторожно продолжил. – Возможно, подобрать нужного человека командиру Гобрию и удастся. Но может возникнуть одна проблема. Новым перегруппированием войск вы уровняли многих офицеров прежде разных рангов. Те, кто командовал полком, то есть пятью сотнями, теперь стоят в ряду собственно с сотниками – до этого утра самыми низко поставленными офицерами среднего звена. Больше того, вчерашний полководец сегодня может оказаться никем просто потому, что его не выберет командир. Словом, даже если нужные вам для слежки за Каамалом люди отыщутся, может статься, из-за определенной обиды, они начнут мутить воду в четвертом полк… подразделении. А тут и лидер – ваш муж, с которым, судя по всему, у вас не самые хорошие отношения.

– О моей семейной жизни ты бы помолчал, – одернула Бану. – К чему ведешь?

– К тому, что, может, Такул – не самый плохой вариант? Он, как вы сказали, не самый великий стратег, но он вам предан. Или, может, стоит направить в подразделение ахтаната Нера кого-то из вашей охраны?

Бану пришлось опять помотать головой:

– Назначить кого-то из охраны – слишком очевидно, сам понимаешь. А что до твоих опасений, уверена, ничего подобного не случится. Спроси у Гистаспа с Гобрием, Раду, хорошие офицеры на дорогах не валяются. Есть вполне определенные требования, которым каждый из них обязан соответствовать. Короче, именно на среднем звене установленное мной распределение никак, в сущности, не отразится. Просто теперь их больше, все они – сотники и у каждого есть шанс стать вицекомандиром. Вот и вся разница. Потом, слушал ты, видимо, невнимательно. В конечном счете, сотников тоже утверждаю я, а потому – на собраниях офицеров мне светит видеть те же лица, на которые я уже год смотрю. Пожалуй, единственные, кому сейчас стоит держаться за место волчьей хваткой, – десятники. Но ведь на то и была ставка – заставить этих оболтусов стать ответственнее и сильнее. Каждый человек вынужден становиться сильнее, если понимает, что кто-то с легкостью может отнять у него все, а за спиной на это «все» еще девять очереди ждет. Вот глянь на Юдейра – он и без того неплохо понимал свое положение, а однажды и вовсе огреб от меня так, что теперь захочу – не найду, за что его отстранить, – засмеялась женщина.

Раду втайне возликовал, но постарался скрыть чувства. Танша заметила. Праматерь, такой огромный недотепа, в сердцах улыбнулась женщина.

Наконец дошел черед и до Серта с Даном.

– К вам у меня разговор короткий, – проговорила Мать лагерей. – Как вы уже поняли, вы оба будете находиться под моим непосредственным командованием. Серт, ты возглавишь карательный отряд.

– Карательный? – Светлая бровь с прорехой взлетела на лбу.

– Именно. Разумеется, никому не нужно говорить, что он карательный, номинально ты будешь обычным сотником. Однако твой отряд должен в первую очередь сообщать мне обо всех умонастроениях в подразделениях – что болтают под знаменами и у костров, а во вторую – тайком рубить головы тех, кто будет болтать лишнее.

– П-понял, – заикнулся Серт. Вот так прямо? Да еще при посторонних?

А кому еще я могу это поручить, будто в ответ думала Бану, если именно ты приносил на хвосте почти все по-настоящему важные сплетни и слухи за прошлый год?

Танша сдержанно кивнула, переводя взгляд на Дана. Тот мгновенно приосанился. Лицо одновременно светилось и было серьезно. Прикажи ему сейчас влезть на стол и спеть кабацкую – не погнушался бы, ради повышения не погнушался бы, мысленно усмехнулась Бану. Да уж, придется поработать, чтобы научить его быть спокойнее. И как ему удавалось вести за собой полк?

Дан действительно разве что не елозил на походном табурете – чуть не озверел от любопытства, пока ждал снаружи, а теперь еще здесь, танша такие паузы делает и смотрит… будто насквозь видит, чем он завтракал! Ну почему она смотрит и молчит? Что ему-то придется делать? Надзор за пленными? Вряд ли… Разведка? Да такое вообще на грани вымысла… В личный отряд охранников? Черт знает… В отряд Гобрия? А чего бы ему тогда столько ждать у ее шатра…

– Поздравляю с повышением, вицекомандир первого подразделения, – с непроницаемой миной проговорила тану, не сводя глаз с лица подчиненного.

Дан от неожиданности вздрогнул и даже икнул.

– Я? – Огляделся: может, кто еще вошел в шатер.

– Будешь задавать глупые вопросы – разжалую, – предупредила Бану еще более бесцветно.

– Готов служить! – отрапортовал новоявленный вицекомандир.

– Тогда приступай, – велела Бану.

Праматерь, потянулась танша, сколько шума, сколько разговоров, сколько людей… а ведь еще только утро! Стоит взяться за меч, потренироваться и трубить отход. За этот день хорошо бы сделать бросок миль на десять.

Установленные порядки прижились быстро. Как Бану и говорила, среднеофицерский состав внакладе не остался и довольно быстро вернул Бану прежний положительный статус. Зато возможностей для дружеского сговора у многих убавилось – почти каждый, несмотря на хорошие или неплохие отношения с другими сотниками подразделения, радел теперь в первую очередь за собственный шанс стать вицекомандиром.

Грабили ведомые Бану пять тысяч охотно и много. Простое правило войны гласило: солдат бери из дому, а еду для них – у противника. Так что Бану было с чего щедро вознаграждать тех, кто достигал заслуг. Причем награждать именно в зависимости от заслуг, а не от рангов. Храм Даг научил простому и безукоризненному закону: человек, имеющий надежную перспективу получить материальную выгоду, берется подчас за самое трудное дело. А уж если перспектива обещала помимо золота или серебра еще и определенное уважение в рядах – нередко хватался и за то, которое прежде счел бы невыполнимым.

С наказаниями женщина обходилась так же: карала строго, невзирая на ранги и прошлые заслуги, без промедления. Исключением стал один-единственный Ул, но пожалеть о своей пристрастности Бану не пришлось – он как нельзя лучше вписался на место лидера многочисленных провинившихся бойцов, алчущих вернуть положение, уважение и добиться наград. Иными словами, ему идеально подошла должность вицекомандира в четвертом подразделении, так что теперь тысячная орда под рукой Нера Каамала твердо и уверенно подчинялась воле Бану.

Давая бойцам заслуженный отдых, позволяя праздновать, когда была возможность, нет-нет да и отправляя подарки семьям особенно отличившихся солдат, Бану, однако, сама держалась довольно просто. По обыкновению. Недостижимая и равнодушная в приказах и на поле боя, женщина могла безапелляционно отругать, как мальчишек, Гобрия с Гистаспом (наедине, конечно), а могла дружески потрепать по плечу рядового, которого прежде вообще не видела в рядах, если у того после сражения слишком дрожали руки. Мол, молодец, хорошо справился, так держать.

Ничего хмельного танша не допускала, да и в рядах был установлен строжайший норматив в потреблении пива или вина на пирушках, превышать который было запрещено под страхом смерти. Зато, если получалось захватить селения со скотоводческими угодьями, все знали, что первая чаша парного молока уйдет госпоже. Это даже начинало напоминать какой-то обычай. Довольно трогательный, как говорил Гистасп.

Как и прежде, Бану не давала возможности слишком долго сокрушаться или причитать в ее присутствии, от похвал отмахивалась – дел еще тьма. Что ведь самое главное в воинстве? Обучение. Так что надо бы посмотреть, как хорошо сейчас в пятом подразделении делают повороты направо и налево, особенно в каре; как быстро меняют построения в третьем, как ловко разделяются и соединяются сотни – во втором, насколько скоро и правильно реагируют на звуковые сигналы в четвертом…

Ах да, еще личная гвардия… Мастера по оружию и конюхи с какими-то докладами и запросами… Юдейр и Раду опять поцапались? Благо пока только за грудки хватаются, не дальше, но ведь это дело времени… Оба зарвались вконец, по клеткам, что ли, рассадить? Нер опять напился и задирает солдат… Этого смертной казнью не накажешь. Вообще никак не накажешь, пока Бойня Двенадцати Красок не кончится… Скорей бы разведка добыла столь нужные сведения, чтобы все наконец завершить. И надо бы сдвинуться еще на тридцать лиг – тан Шаут изрядно гоняет их по всей стране, надеясь отомстить за позорную смерть Сциры Алой…

В моменты получения подобных новостей или размышлений Бану всегда молча вертела в руках нож, не позволяя себе меняться в лице. Ведь, несмотря на все казалось бы мелочные неурядицы, ее пятитысячное воинство не без причин начало внушать ясовцам, в том числе танским домам, самый искренний страх. Даже раману Тахивран, государыня Яса, снабжаемая тайком от мужа сведениями от разведчиков со всей страны, невольно вздрагивала, получая донесения. Ну так еще бы, обычно бурчал Гобрий, «что бы то ни было, а выросла девчонка на войне».

Глава 3

Королева Гвендиор вышла на балкон. Обхватила себя руками, кутаясь в шаль: от предрассветного тумана знобило. Третье утро женщина поднималась засветло, размышляя, как обратить невестку ко Христу. В целом Гвен давно наплевала на вероисповедание Виллины, но с появлением Норана все изменилось. Чтобы христианство утвердилось по всему Иландару, нужен решающий шаг – принятие его в семье правителя. Если владыка земель, Норан, восходя на престол, будет приверженцем Христа, все язычники рано или поздно последуют примеру. Но так уж заповедал Господь, что детям невозможно принять крещение Христово прежде матери, а сломить языческий дух архонки оказалось трудно.

Гвендиор перепробовала многое: просьбы, внушения, угрозы; ненавязчивые предложения прогуляться к обедне или настойчивые требования явиться к заутрене – все было без толку.

За что Господь наказывает ее? За что дал мужа-язычника, который не считается ни с одним словом в Писании? За что отнял от церкви сына и теперь не помогает привести к Нему хотя бы эту женщину, мать Норана? Почему Бог позволил, чтобы в ее, Гвендиор, доме появилась малолетняя жрица, рассадница гнусной заразы? Прелюбодейка, поправшая Его Всесвятое имя, которой до́лжно взойти на очистительный костер, которую Гвен должна принимать как гостью по указке мужа, который не ставит жену ни во что! Неужели Бог так проверяет ее веру?

Гвен терзалась этими вопросами не первый день, но не было дня, чтобы Владыка Сущего ответил. Тем не менее происходящее казалось Гвендиор высшей несправедливостью.

Закон велит женам принимать веру мужа. И Тройд – как ни сопротивлялась Гвен, пока сын был мал, – вырос язычником. Так как заставить Виллину стать христианкой? Как вообще можно искоренить зло в стране, где сами христиане лояльны к старой вере?! За примером и ходить далеко не надо – племянница Нироха ведет себя с мужем, который старше нее более чем в два раза, так, будто ровня ему. Никакого смирения и почтения, только своенравие, вместо того чтобы убояться мужа, устыдившись собственной природы. И Берад хорош! Нянькается с ведьмой, точно она Дева Пречистая! Знай он, чего семье стоило язычество, ни за что бы не стал таким слабаком!

Ветер подул сильнее, заставив королеву вернуться в покой, где на огромном ложе раскинулся Нирох. Женщина смерила мужа презрительным взглядом и пошла в смежную комнату – служанки уже должны были подготовить одежду.

Рачительная хозяйка, королева, воспитанная в лучших традициях аскетизма, не любила двух вещей: расходовать ценные и малочисленные продукты в непраздные дни и кормить чужие рты.

В ту пору при дворе было несколько гостей – молодых рыцарей. Среди них двое сыновей барона Одоара (после минувшей войны у него еще осталось шесть здоровых увальней), совсем юный четырнадцатилетний мальчишка сэра Гатлорна и Ронелих, герцог Мэинтарский.

После разрушительной бойни Нирох принялся укреплять границы королевства. И начать решил с возведения новых фортов на севере и западе. Потому предполагалось, что после разговора с Ронелихом и Хорнтеллом – герцогом западных земель – эти двое разъедутся восвояси, всерьез принявшись за строительство. Оставив жену и сына на попечение младшего из братьев, Растага, Ронелих прибыл в Кольдерт. Роланда, среднего из сыновей покойного Рейслоу Стансора, Ронелих взял с собой: нрав у него склочный, мало ли что.

После переговоров герцог Клион Хорнтелл вернулся в надел, не затягивая, а Ронелиху, как племяннику, Нирох разрешил погостить пару дней, учитывая, что со дня на день должны были прибыть еще два его родича.

Сыновья храмовницы Гленн и Тирант разнились как земля и небо – несхожи во всем. Каждый пошел в отца: Гленна Нелла зачала от Таланара, а Тирант приходился бастардом Клиону Хорнтеллу (который в прежние времена весьма добропорядочно соблюдал все Нэлеймы – празднества плодородия). Гленн вырос смуглым, стройным, жилистым, как саксаул, не слишком высоким широкобровым молодым мужчиной. Волосы цвета воронова крыла, почти до лопаток, носил на друидский манер заплетенными вдоль висков в тонкие косы. Заостренные черты лица, четко очерченные губы и точеный подбородок делали его похожим на кинжал, как говаривала его мать. Все в лице Гленна – от узкого подбородка до выведенных вайдой двух крыльев, вбитых у правого виска, как символ причастности культу жрецов, – предостерегало: он носитель древней крови. Друид словно призывал: «Бойся меня, христианский сын, ибо я змей – я опасен, и хитер, и мудр». И как всякий змей, Гленн был златоуст.

Тирант, напротив, был сероок, светлокудр и огромен, как раскидистый клен. С короткими вьющимися волосами, крупными чертами и носом-картофелиной Тирант выглядел самым истым дружинником короля и, кажется, вообще никогда не слышал о переговорах. Он любил бойню, женщин, хмельное пиво. Называть его набожным было глупо, однако он регулярно, каждое воскресенье ходил в церковь, что, впрочем, не мешало спать всю мессу и отправляться к причастию, выкарабкиваясь из объятий очередной трактирной девицы.

Однако представить сыновей Неллы порознь было невозможно. Когда завершилась последняя война со скахирами и король отправил Гленна с посольством в Адани, Тирант без промедлений последовал за братом. Теперь молодые мужчины возвратились, и вряд ли кто-то не обратил внимания, что скакали они во главе кавалькады плечом к плечу. Люди даже шутили порой, что эти двое, мол, даже женятся непременно на сестрах и обязательно в один день.

К вечеру королева Гвен без удовольствия подготовила праздник. Нирох выглядел довольным, и молодое поколение родичей – дети Неллы, Нироха и Мэррит – тоже. Боевые товарищи больше всего напоминали юнцов: в голос смеялись над грубоватыми байками, не забывая шутки ради пихать друг друга локтями под дых.

В начале застолья, пока пиво и вино еще не ударили в голову, Нирох настоял на рассказе братьев о новостях, которые те привезли с запада. Гленн взял слово:

– Владыка Адани Тидан пребывает в добром здравии и шлет тебе привет. – Голос жреца и впрямь отдавал какой-то змеиной породой: он легонько шелестел, точно струился из уст, убаюкивая и лаская. – Его супруга также здорова, хотя три месяца назад родила дочку.

Нирох удивился:

– Эйя уже немолода.

– Верно. Говорят, роды были тяжелыми, но царица поправилась. Возможно, малютке со временем удастся сыграть свою роль, чтобы помочь родителям отделаться от Западного Орса. Их тяжбы все еще не закончилась.

– Адани и Орс? – Ронелих почесал висок. Сам он никогда не был в землях, даже приграничных с Адани, поэтому текущий разговор его не особо занимал. – Разве они не были союзниками? – попытался вспомнить какие-то сведения.

– Были, да кончились, – ответил Тирант и с новым пылом набросился на еду.

Гленн, сообразив, что в ситуацию стоит внести ясность, добавил:

– Не поделили реку Антейн.

Нирох кивнул:

– Пограничье между этими двумя оспаривается уже много лет. Недавно Тидан попытался прийти к соглашению через брак – сосватать дочь за наследника Орса, но…

Тирант звучно проглотил недожеванный ком пищи, икнул и резюмировал:

– Но сидеть царевне в девках. Йэк, – Тирант еще икнул, маша рукой. – Дай-ка, – протянул руки к идущему мимо слуге с выпивкой. Взяв здоровенную кружку, Тирант любовно поглядел на пенный эль.

Гвендиор, наблюдая за мужчиной, с отвращением скривилась.

– Ну а что?! – пригубив, Тирант возмутился. – Эль сам себя не выпьет, пока вы болтаете.

Гленн спокойно опустил глаза – только уголки губ предательски дрогнули в усмешке. Нирох предпочел игнорировать происходящее.

– Что еще? – спросил король.

– Да много чего, – пожал Гленн плечами, медленно поджимая губы. Собирался с мыслями, понял Тирант. – К слову о союзах, – добавил Гленн, взяв необходимый тон. – Ходят слухи, мой король, Архон собирается заключить союз с некоторыми из племен.

– А по-моему, Таланар сказал, что союз уже заключен, – влез Тирант, поглощая ужин. – Или почти заключен. Ну или как-то так, да.

Гленн бросил на брата короткий взгляд.

– Что?! – спросил Нирох.

– Так Таланар в курсе? – Гвен свирепо уставилась на мужа: «Вот видишь, к чему ведет твоя лояльность к ангоратским ублюдкам!»

Гленн, отчетливо услышавший недовольство королевы, не подал виду.

– По дороге в Иландар мы встретили моего отца, – размеренно проговорил друид. – Из его слов я понял, что присяга некоторых из саддар Архону дело времени, не больше. Однако я полагаю, поговорив с храмовницей и почтенным, вы могли бы использовать сложившееся обстоятельство Иландару во благо, мой ко…

Гвендиор затрясло крупной дрожью.

– Гвен, не стоит так переживать. – Король, заметив состояние жены, успокаивающе накрыл женскую ладонь собственной. Но та отбросила ее и гневно взвизгнула:

– Есть ли измена больше этой?! Зная, сколько проблем приносят нам эти войны, зная, сколько наших земель вытоптали эти скоты, сколько перерезали людей, скольких изнасиловали женщин, Удгар смел заключить с ними союз?!

– Гвен, – строже выговорил Нирох. – Возьми себя в руки.

Королева не унималась:

– Тогда нам следует заковать его дочь в цепи, запрятать в темницу и заморить голодом! – Гвендиор ткнула пальцем в Виллину.

Невестка вздрогнула, вжавшись в стул: о властности ее величества в столице ходило немало пересудов.

– Замолчи уже, – осадил жену Нирох. В зале притихли. – Королю Удгару виднее, что делать со своей страной. Он не порывал с нами альянса, а прочие дела Архона нас не касаются.

«Будем надеяться, – думал Страбон, – подчинив себе племена, Архон облегчит нам жизнь, обезопасив хотя бы южные границы Иландара».

Гвендиор притихла, поджав губы и скрипя зубами. Нет, не потому что боялась мужа, а потому, что наконец увидела свой путь к цели.

Гуляние возобновилось. Покинув помост короля, Гленн и Тирант уселись ярусом ниже, рядом с Ронелихом, по другую сторону которого сидел Тройд.

– Ну, про наши дела вы слышали, теперь о ваших, – бодрее обычного произнес Гленн.

– Да-да, – весело поддержал его Тирант. – Не приелась семейная жизнь? Я-то вот не прочь бы покрушить вражеские черепа. – Громила потряс кулаками, случайно при этом зацепив бокал с пивом. Тот грохнулся на пол. – Ох, вот же!

Тирант запыхтел, ворчливо сокрушаясь о пролитом добре.

– Женись – сам узнаешь, что и когда наскучит, – ответил Ронелих, снисходительно глядя на кузена.

– Ша! – выкрикнул Тирант, жестом велев слуге принести новую кружку, побольше. – Каждый день по собственной воле просыпаться с одной и той же бабой! Я что, болван? – добавил он, повысив голос и заметно подмигнув разносившей снедь девушке. Цветущий вид розовощекой красавицы с аппетитными формами здорово будоражил воображение.

– Не слушай его, Ронелих, он всегда такой, – усмехнулся Тройд. И дело не в возрасте, подумал принц. Да, Тирант среди кузенов самый младший, но, например, сам Тройд вообще никогда таким не был. Замыслов Богини не разгадаешь.

– Виллина светится, – спокойно проговорил Гленн, глядя на родственницу. – Правы мудрецы и ведуньи: девство украшает девушку, но лишь материнство – женщину. Норану ведь скоро будет год, я правильно помню? – обратился к Тройду.

– Точно. – Тройд зачарованно посмотрел на супругу, которая осталась подле Нироха и о чем-то с ним оживленно беседовала. Правда, чему-то улыбнувшись, Виллина неожиданно поднялась и направилась в противоположный конец зала. К ней почти сразу подошла девушка, чертами отчасти схожая с самой принцессой. Они поцеловались в щеки и вернулись за стол, где прежде сидела незнакомка.

– С кем это разговаривает твоя жена, Тройд? – спросил Тирант, приглядываясь к девушке. – Я не помню ее. Недавно в замке, правда?

Тройд пригубил хмеля и кивнул:

– Линетта, прибыла из Ангората пару месяцев назад.

Гленн заметно оживился, уставившись на кузена:

– По какому поводу?

– Мне кажется или на Ангорате все вообще поводы упираются в волю храмовницы? – пошутил Тройд. Подошел слуга, передал, что король намерен поговорить с сыном. Принц коротко кивнул и ушел к отцу.

– Не помню ее среди сестер общины. – Гленн, хмурясь, почти не моргая, смотрел на несчастную девчонку поодаль в компании Виллины.

– Ох ладно, – встал Ронелих, приосанился, – ждите здесь.

Оставив кузенов недоумевать, Стансор стремительно пересек залу и, извинившись, обратился к Виллине:

– Любезная кузина, не найдется ли в твоем кругу дамы, которая могла бы составить компанию Роланду, а то больно тоскливая у него сегодня физиономия, и мужские толки вряд ли пойдут ему на пользу.