Текст книги "И.о. Бабы-яги"

– По кругу ходить велено?! – возмутилась я.

– Не… Это не велено, – признал он. – Но вкусно страсть… А то все греча да греча… Тошно от нее ужо!

– Та-ак… – протянула я, не понимая, как реагировать на это признание. Не спрашивать же, в самом деле, какого беса их только гречкой кормят. Я же вроде как Яга, значит, должна это и сама знать.

– Не серчай, хозяйка. – Вперед выступил витязь чуть постарше остальных. Хоть богатыри и были похожи как братья, но не близнецы, слава богу. У этого переговорщика в кудрях уже сверкали несколько серебряных волосков. – Греча хорошо, да только надоела она нам хуже горькой редьки. Благодарствуем, порадовала, хозяюшка. – Он вдруг размашисто приложил ладонь к груди и низко, в пояс поклонился. – А коли продукт перевели, так мы отработаем.

«Монодиета? – удивилась я, вспоминая популярные журналы для женщин. – Это же вредно».

– Благодарствуем, хозяюшка! Отработаем, хозяюшка, – загомонили витязи, кланяясь.

«А может, они какие твари волшебные? – вдруг подумала я, вновь на мгновенье залюбовавшись красавцами. – Не угробила ли я, походу, еще и местное войско?!»

– Ждите здесь!

Забыв про давящую на плечи многопудовую шаль, я метнулась обратно в избушку, вполголоса призывая своего хвостатого инструктора:

– Васька! Чем богатырей кормят?!

– Так гречей же, – донеслось сверху.

– И все?! Больше им ничего нельзя?

– Чего ж нельзя? – удивился кот. – Иногда на охоту ходят, мясцом балуются. Рыбку ловят, опять же…

– А человеческую еду им нельзя?! – окончательно перепугалась я. – Только гречу и сырые белки… То есть сырое мясо?!

– Почему сырое? – удивился кот. – Они жарят. А из рыбы знатная уха получается, ежели Ягуся на картошечку расщедрится.

– Так, стоп! Им что можно есть?! То, что люди себе готовят, можно?!

– А чего же нельзя? Только кто на этих проглотов готовить будет? Это же такие казаны надо…

– Фух… – немного успокоилась я. – Значит, от сырников им не поплохеет?

– С чего бы?

– Понятно… – Я развернулась на сто восемьдесят градусов.

Через полчаса во дворе закипела работа. Воодушевленные обещанием и поужинать сырниками, богатыри забыли про дурные игры с Лешим и с готовностью выполняли мои распоряжения.

«Монодиета, надо же… – мысленно ворчала я, прикидывая очередное указание. – Ну, командиры чертовы! Себе-то готовить не лень! А личный состав и гречей перебьется! Тьфу!»

Чувствуя себя кем-то средним между Че Геварой и Лениным на броневике, я прямо с крыльца зычным, хоть и слегка хрипловатым голосом командовала нежданно-негаданно свалившимся на мою голову стройотрядом. Десяток уже копал пресловутые грядки «от забора и до заката». Еще парочка чинила покосившийся частокол. Трое сидели на раскидистой старой яблоне, складируя яблоки в большие плетеные корзины.

О яблоках я предварительно узнала у кота. Ничего волшебного в них не было, если не считать, что при взгляде на румяные бока у любого из витязей глаза загорались каким-то плотоядным блеском.

– А я огород копать не буду, – раздалось вдруг у меня под ногами. – Витязю то зазорно!

Опешив, я опустила взгляд. На тропке, протоптанной любителями сырников, стоял щуплый парень лет двадцати пяти и, гордо подбоченясь, притоптывал красным сапожком. Впечатление несколько смазывалось широкими сметанными усами и тем, что росточком бунтовщик не вышел в отличие от чешуйных витязей и вынужден был смешно задирать голову.

– Да? А сырники лопать не зазорно? – фыркнула я, подбирая слова, чтобы пресечь бунт в зародыше.

– А сырники мне по чину! – Еще выше задрал нос парень и вдруг вытащил из сумки на поясе тонкую книжицу размером с ладонь. – И вообще. Что это ты, Яга, меня пытать вздумала? – Он бросил короткий взгляд на страничку и продолжил: – Сперва надо добра молодца напоить, накормить, в баньке попарить и…

– Да ты кто такой?! – Я слегка обалдела от списка требований.

– Я? Я Илья Муромец!

– Илья… Илюшка… – задумалась я. Фамилия мне ни о чем не говорила, но вот имя я точно недавно где-то слышала.

Глава 6
Язык мой – враг мой

– Илья Муромец, с вашего позволения, – недовольно поправил парень.

Согласиться с этим в принципе законным уточнением помешал писклявый голосок горе-богатыря. Я невежливо хихикнула и наконец вспомнила, где слышала про Илюшку. Именно это имя упоминал противный толстяк Мудлен. То есть Мерлин.

«Вот и возможность выяснить, какого беса меня сюда затащили. Не Ягу же замещать, в самом-то деле». – Я мысленно потерла руки и оскалилась самой гостеприимной улыбкой, на какую только была способна. Да не учла грим Яги. Точнее, попросту о нем забыла. А вот паренек от моей нежной улыбочки шарахнулся так, что чуть не плюхнулся на костлявую задницу.

– Эй! Не балуй! Мои косточки – народное достояние!

«М-да… Дружеский контакт не удался, – не особо расстроилась я. – Ладно, будем играть тем, что есть».

– Илюшка. Для Ильи тебе мясца не хватает. Ни поваляться, ни покататься… В общем, сам понимаешь. И чего тебе от бабушки надо?

– Дошло до меня, что прячешь ты у себя племянницу князя нашего пресветлого, нареченную мою, – приосанился юнец и тут же снова испортил все впечатление, скосив глаза в шпаргалку, – Василису Чернокосую. Отдавай ее подобру-поздорову! А то… – он опять заглянул в блокнотик, – мой меч – твоя голова с плеч!

Тут мне положено было испугаться. Наверное. Но не получилось. У меня за спиной три десятка лояльных богатырей, которые точно не дадут укоротить на голову добрую бабушку с сырниками. Да и сам «грозный» дрыщ вызывал только усмешку.

– Да? – Я наклонила голову и постаралась скопировать плотоядный взгляд одного из витязей на корзину с яблоками. – Интересно… А меч где?

Парень растерянно похлопал себя по карманам и расстроенно протянул:

– Ну, вот… Так и знал, что что-то забыл.

– Записывать надо, – ухмыльнулась я.

– Так я записываю! – возмутился Илюшка и даже попытался протянуть мне свой блокнотик, но, рассмотрев мою ехидную ухмылку, передумал. – Так нечестно! Это не по правилам!

Я вспомнила, как сама еще пару дней назад примерно таким же обиженным тоном пыталась доказать настоящей Яге, что в ее игры не играю, и вообще сейчас домой пойду, и неприлично громко расхохоталась.

– Мой дом – мои правила. Касатик!

– Я вам не касатик! У меня нареченная есть!

– Ничего, к бабушке она ревновать не будет, – отмахнулась я, думая, как бы половчее вытянуть из гостя интересующие меня сведения.

С одной стороны, устраивать допрос с пристрастием в присутствии чешуйных богатырей не хотелось. Мало ли что они потом своему начальнику расскажут. Да и богатырскую солидарность никто не отменял, если она, конечно, сможет конкурировать со страстью к сырникам. С другой – выяснить хоть что-то уж очень хотелось, а прочих кандидатов вокруг не наблюдалось.

– Ну что? Будешь отдавать… Подобру-поздорову? – неуверенно напомнил о своем присутствии Илюшка.

– А нету. – Я даже руками развела для большей достоверности. – Никаких чернокосых тут не водится. Только я. Хотя я женщина одинокая, по мужской силушке стосковавшаяся…

– Эй! Бабка! – попятился Илья. – У меня нареченная есть. Эта… Как ее… Черноокая!

– Тьфу! – сплюнула я, сообразив, что увлеклась актерством, не зная не только роли, но и языка, на котором ставится пьеса. – Я ж не в том смысле!

– А… – с заметным облегчением выдохнул дрыщ. – И какая служба тебе надобна?

«Безупречная!» – ухмыльнулась я, припомнив военную часть, куда нас с мужем занесло сразу после свадьбы. Как раз такую «песочную» медальку в день приезда кто-то и обмывал, предоставив мне возможность узнать, что меня ждет в ближайшие семь лет.

– Сельскохозяйственная, – буркнула я. Неприятные воспоминания разом избавили меня от шутливого настроения. – Пойди туда, не знаю куда, принеси…

– …то, не знаю что?! – перебил Илья.

– Почему «не знаю что»? – удивилась я. – Ведра мои найди. Они за водой ушли, да что-то задержались.

И, не обращая больше внимания на обалдевшего дурака, я ушла в дом. Прямо посреди комнаты стояли мои ведра… Я протерла глаза, пытаясь понять, почему их четыре, а не два. Все остальное из представившейся мне картины осознанию не поддавалось вовсе.

Я ущипнула себя за руку и посмотрела направо. Два ведра. Те самые, по кромку наполненные чистой водой. Вроде все в порядке. Вот только напротив тоже стояли два ведра. И тоже те самые, наполненные сырниками и сметаной. И мало того что в глазах у меня двоилось, так еще в правом ведре расслабленно, как олигарх в джакузи, развалилась здоровенная зубастая рыбина. Плавниками она опиралась о кромку и пристально смотрела на сырники. Под ее взглядом сырник сам собой перепрыгивал из своего ведра в сметанное, кувыркался там, а потом, капая сметаной на половик, перелетал прямо в раскрытую пасть рыбине.

– Это что еще?.. – кое-как выдавила из себя я.

– А, хозяюшка? – Рыба заметила меня, и забытый сырник шмякнулся обратно в ведро. – Ну, спасибо, уважила!

– Да… Как бы не за что, – пробормотала я.

– В другой раз гостинцы я сама заберу. В воде сметану есть несподручно. Так что уж не серчай, я тут слегка посвоевольничала. Просто кликни меня, мол, заглядывай, Щучка-внучка, в гости.

– Ну да… Учту, – кивнула я. А что тут можно было еще сказать?

– А в благодарность вот тебе моя награда. Коли что у тебя не сладится, скажи: «По щучьему велению, по моему хотению…» Ну и что там тебе потребуется. И ногой топни. Ты, конечно, ведьма знатная, но и я не малек беззубый.

– С-спасибо.

– Ну, бывай, хозяюшка! – ухмыльнулась щука во все три ряда острых зубов и исчезла. Вместе с половиной моих ведер.

– Васька! – опомнилась я. – Это что такое было?!

Кот нарисовался мгновенно, свесив лоснящуюся морду с балки.

– Это Щука в гости заглянула. Смотри-ка. По вкусу ей сырники пришлись. А я уж думал, все. Быть Яге бессмертной.

– В каком смысле?!

– Ну, как Кощей бессмертным стал, знаешь?

– Что-то такое слышала. В зайце утка, в утке яйцо, в яйце игла… В общем, садизм с извращениями.

– Чего? – Васька чуть не свалился с балки.

– Ну, если не так, то как? – не стала вдаваться в полемику я.

– Он у себя в подвалах грибы новомодные выращивал. Их во всех окрестных царствах уважали. Грибочки вкусные, да еще круглый год. Кто откажется? А работать кому? Правильно. Некому. Вот он и сговорился с Ягусей. Она всяких кощееборцев, которые к ней за мечами-кладенцами почитай каждый месяц захаживают, к нему отправляла. Явится такой болтун, отработает год, Кощеюшка ему внушит, как он семь железных башмаков стоптал, утку поймал да его погубил, и восвояси отправляет. И все довольны. Болтунам, то есть героям – слава, Кощею – дармовая рабочая сила и бессмертие. Он у нас экономный очень. Наверное, поэтому и богатый такой. Был.

– А почему «был»?

– Так помер, – фыркнул кот. – Ягуся маху дала: вместо героя-богатыря дурака к нему отправила. А с дураками ни колдовской, ни ратной силе не совладать.

– М-да. И как же теперь ваши сказки без Кощея?

– А бесы их знают, – махнул лапой кот. – Я не узнавал.

– Так… Подожди, – сообразила я. – Так ты что же… Думал, что меня щука на подводные огороды отправит?!

– Нет! С ума сошла?! – возмутился Васька. Даже лапой перед глазами помахал для наглядности.

– Фух… – расслабилась я.

– Я думал, что она тебя просто проглотит. Не любит Щучка, когда ей в ручей помои сливают. А ты, почитай, два ведра туда отправила.

– И не предупредил, скотина?! – обозлилась я, машинально нащупывая стоявшую у двери метлу.

– А что я мог сделать? – прижал уши котище. – Она бы и меня слопала. А так я бы потом всем рассказал, что с тобой, то есть с Ягой, приключилось. Была бы тебе слава народная на веки вечные. Ну не тебе, а Яге, но…

– А так я теперь расскажу, что с тобой приключилось, – прошипела я, схватив метлу. – Даже песню закажу сочинить, как хвостатый герой Ягу от щуки ценой своей шкуры спасал! Иди сюда, вредитель!

Кот рванул к двери. Я за ним… Но как всегда не учла одну милую мелочь: высокий порог, который однажды уже сыграл дурную шутку с Мерлином. Споткнувшись, я запуталась в длинном подоле сарафана и кувырком вылетела в короткий коридорчик. И как только не расшибла лоб, плашмя грохнувшись на выскобленные половые доски, до сих пор не знаю.

– Скотина! Ну лети, лети… – Я многообещающе погрозила кулаком вслед улепетывающему огромными скачками коту.

И тут подо мной вдруг что-то ощутимо завибрировало.

– М-ма-ма… – только и успела пискнуть я.

А больше ничего не успела. Потому что метла, на которой я лежала, взмыла в воздух. Через секунду я обнаружила, что она уже летит над частоколом, а я каким-то чудом все еще вишу на ней, как мокрое белье на заборе.

«Уж лучше бы я показала всем панталоны в цветочек», – мелькнула в голове бредовая мысль, прежде чем я завизжала во всю силу своих легких.

Точнее, попыталась завизжать. Видимо, какое-то волшебство для удобства полета все же было. Потому что боли от врезавшейся под ребра палки я не ощущала. Но законы физики тоже никто не отменял, и вдохнуть по-человечески мне не удалось. Из горла вырвался какой-то мышиный писк, на который даже работавшие внизу богатыри не обратили никакого внимания. А мгновение спустя поляна с избушкой и вовсе осталась позади.

Я мертвой хваткой вцепилась в собственные щиколотки и с трудом прохрипела: «Домой! Домой неси!»

Чертова метелка дрогнула и зарыскала в воздухе, как потерявшая след собака, норовя то и дело сбросить меня вниз.

Перепугавшись окончательно, я крепко зажмурилась, остатками не вытряхнутых помелом мозгов пытаясь придумать более внятный адрес:

– В избушку лети!

Ноль реакции.

– К богатырям!

Опять мимо.

– К Илюшке! К Илье Муромцу!

Вот тут метелка наконец перестала изображать дикого мустанга и, рыскнув напоследок пучком сухих прутьев, встала на курс.

– Ну, слава яйцам. – В меру возможностей перевела дух я и рискнула приоткрыть один глаз. Как раз, чтобы успеть увидеть, как полянка с избушкой Бабы-яги скрывается за верхушками деревьев.

Глава 7
Из Яги в нечисть

Метла тащила меня над лесом еще минут пятнадцать. К тому времени у меня занемели не только ноги-руки, но, казалось, даже волосы на голове, не говоря уже про мозги. А проклятая шаль, которую я потерять почему-то не сподобилась, загибала гудящую спину дугой, скручивая меня в подобие хрипло матерящегося бублика. К тому моменту, как проклятый веник все же начал снижаться, от прилива крови к голове у меня уже в глазах потемнело, а мысли и вовсе завязли одна в другой.

Впрочем, это было только к лучшему. Потому что, заметив, что до вожделенной земли осталось всего метра два, я поспешно попыталась освободить помело от своего присутствия. Если бы не занемевшие вконец руки, отказавшиеся мне подчиняться, тут бы Василисе Гороховой и конец пришел: подо мной зияли темные пятна бочагов и ярко-зеленые болотные кочки.

Но все когда-нибудь заканчивается. Закончился и мой бредовый полет. Я банально зацепилась сарафаном за какой-то куст, потом еще за один, и в конце концов между намертво сплетенными руками попалась большая коряга. Она-то и сдернула меня с метлы. Основательно приложив прутьями по физиономии, своенравный веник плавно спланировал на траву на расстояние вытянутой руки.

Увы, на то, чтобы подняться на ноги, мне потребовалось время. Много времени и еще больше матюгов. Правда, материлась я тихонько и скромно. Вокруг возвышались темные стволы узловатых деревьев. За ними все тонуло в зеленоватом полумраке. И увидеть на этом фоне горящие глаза хищников, привлеченных моими искренними высказываниями, мне совсем не улыбалось.

Мое затекшее тело спасло заодно от безвременной кончины и проклятый веник. Подозреваю, что если бы мне удалось добраться до него сразу, то даже соображение, что он – собственность настоящей ведьмы, меня бы не остановило. А так, к тому моменту, как я снова смогла шевелиться, основной запал уже прошел.

Первым делом я избавилась от давящей на плечи волшебной шали. А за ней и от носа. Физиономия вроде не болела, так что я понадеялась, что основной удар колючими прутьями пришелся как раз на эту выдающуюся, но, к счастью, съемную часть моей многострадальной тушки. Преисполнившись благодарности к крючковатому наморднику, я не зашвырнула его в кусты, как хотелось, а аккуратно завязала в шаль, которую приладила вместо пояса. Слава богу, в таком виде она весила именно столько, сколько ей и было положено, то есть практически ничего.

Расправившись с самым насущным, я подняла метлу и огляделась. Как возвращаться в избушку на курьих ножках, я не знала. Да вряд ли полянка была где-то далеко. Не так уж долго и быстро я летела. Но в какой стороне она находится, я не представляла. Помело доверия не внушало: летать мне не понравилось. Мало ли, вдруг снова не так поймет мои указания и доставит туда, куда ворон костей не заносил. Можно было, конечно, воспользоваться щучьим подарком и примерить на себя роль Емели. Но печки в обозримом пространстве не наблюдалось, а как по-другому колдовство может доставить мою тушку по назначению, проверять не хотелось. Тем более что воображение одну за другой подкидывало совсем уж дикие версии.

И тут я услышала конское ржание. «Лошади делать в густом темном лесу совершенно нечего, – обрадовалась я. – Значит, ее притащили сюда люди. Как там было у классика? «Отец, слышишь, рубит, а я отвожу…» На всякий случай я поудобнее перехватила метлу и осторожно пошла на звук. А что? Палка толстая, увесистая. Как знать, кто там ржет и что рубит.

За деревьями открылась поляна. На краю журчал небольшой ручеек, а рядом, низко опустив голову, переступал копытами здоровенный конь.

– Доброго дня, красна девица!

Из леса с большой охапкой сухих сучьев вышел высокий широкоплечий мужчина.

– И тебе не хворать, – кивнула я, на всякий случай отступив чуть назад.

– Заблудилась?

– Гуляю, – вздернула нос я.

Не говорить же, что действительно заблудилась. Еще заведет черт знает куда. Я в свое время успела помотаться по городам и весям нашей необъятной Родины и одно знала точно: скажи таксисту, что не представляешь, где находишься, и экскурсия по городу обеспечена. Прогулка зигзагами по лесу мне была без надобности, а потому я в последнюю секунду решила попросту увязаться за мужиком в отдалении. На отшельника он не похож, значит, точно к людям идет.

– Далековато от родного дома гуляешь, – покачал головой мужчина. – Я последнюю деревню почитай третий день как миновал. Или тут какая заимка охотничья имеется?

– Не знаю, – буркнула я.

Мужик подошел ближе, и я вдруг сообразила, что он мало того что на две головы выше меня, так еще и шире в полтора раза. А на каждое его плечо можно было бы свободно посадить по Василисе Гороховой. И что-то мне подсказывало, что веса путешественник и не заметил бы.

– Да ты не бойся, – открыто улыбнулся он. – Я не обижу. Чай не тать лесной. Подходи. Накормлю, а потом пойдем дальше каждый своей дорогой.

Еще с минуту назад я жалела, что вообще показалась этому гиганту на глаза, а тут вдруг обиделась: «Даже помочь не предложил, скотина!»

– А почему это каждый своей? – вздернула бровь я. – А может, нам в одну сторону?

– Туда, куда я иду, тебе точно не надобно, – покачал головой он, ловко складывая сучья шалашиком, и начал стучать камешком о железную палку, выбивая искры.

– А ты за меня не решай!

– Так я и не решаю, – примирительно поднял ладони он, ненадолго прекратив свое занятие. – Только иду я к Бабе-яге…

Он сдвинул брови, то ли рассчитывая меня напугать, то ли, что более вероятно, сам недовольный целью своего путешествия. В моей голове зашевелились смутные подозрения: «Вот тебе и не сезон! Прям аншлаг какой-то!»

– На Иванушку-дурачка не похож, на Аленушку тем более. И что ж ты тогда у Бабы-яги потерял?

– Что потерял, то обратно верну, – хмуро отозвался он. – Тебе-то что, девица?

– А я, может, помочь хочу? – фыркнула я.

Он приподнял одну бровь, смерив меня красноречивым взглядом от растрепавшейся куцей косы до босых ног, выглядывающих из-под мятого сарафана.

– Помочь? Мне? – усмехнулся он. – Да как ты поможешь, пигалица?

– А это посмотрим. – Я уперла кулак в бедро и посмотрела на груду сухих веток. От нее шел едва заметный дымок. Какая-то искра все же попала на сухие травинки, но разгораться в пламя явно не желала. «Пигалица? – про себя ухмыльнулась я. – Сейчас узнаешь, что за пигалица!» И прицельно плюнула в будущий костерок.

Едва занявшийся огонек зашипел и потух. Мужчина удивленно посмотрел на сучья, потом перевел взгляд на меня.

– Ну, спасибо за помощь, нечисть лесная.

– Нечисть?! – опешила я. С одной стороны, уши горели от стыда: я же и правда помочь хотела. Кто ж знал, что зажигательная сила у моих плевков – явление непостоянное. С другой – нечистью меня даже бывший муж не обзывал.

– Не серчай, не признал сразу. А только зря ты наказываешь. Ни одного живого деревца я не поранил. У меня и топора-то нет. Только сушняк собрал.

– А… Тогда ладно, – протянула я, не зная, что еще сказать.

– Присядь, хлеб-соль откушай, – предложил мужчина, снова принимаясь колотить по железке. – А коли подождешь, так и каша поспеет.

– Ладно, – согласилась я, мгновенно вспомнив, что и с хлебом, и с кашей, и вообще с едой отношения у меня в последнее время не складываются совершенно. – Подожду.

Он кивнул и занялся костром. Мы сидели молча. Я наблюдала за ловкими движениями незнакомца из-под опущенных ресниц. Он же, хоть и бросал на меня порой любопытные взгляды, но спрашивать тоже ни о чем не спешил. Минут через сорок по поляне поплыл несравненный аромат вареной гречки, каких-то трав и копченого мяса. Я сглотнула набежавшую слюну и постаралась сосредоточиться на чем-нибудь другом.

Пока каша доходила, мужчина выстрогал из толстого сука грубую ложку и развернул на пеньке белую тряпицу с ломтями серого хлеба. Из седельной сумки он достал несколько луковиц и, разрубив их на несколько частей большим ножом, положил рядом с хлебом. Туда же, куда с большим пиететом водворилась маленькая, похоже, берестяная, коробочка с крупной серой солью.

Пока я рассматривала странную упаковку, мужчина принес котелок с ароматным паром и, поставив его между нами, вручил мне свежевырезанную ложку:

– Не побрезгуй, нечисть лесная.

Я не стала выделываться и почти одновременно запустила зубы в мякиш хлеба, а ложку в кашу.

– С каких это пор лесную нечисть кашей угощают? – мимоходом поинтересовалась я, когда первый голод был утолен.

– Так ты на меня не нападала, чтобы нам с тобой ратоваться, – пожал плечами он, смачно хрустнув луковицей. – Я вашего племени навидался уж. С кем вы из одного котла едите, тому не пакостите. Вот ты… Костерок мой не трогаешь, гнус от поляны отогнала. Да и говоришь по-доброму. Значит, угодил я тебе.

Я чуть не подавилась куском. «Так вот отчего он такой гостеприимный. Это я удачно за нечисть сошла. Только как теперь выйти? Мне же назад, на поляну с избушкой надо, а не гордо раствориться среди деревьев, как наверняка поступила бы настоящая нечисть».

– А может, это потому, что я не нечисть? – закинула пробный шар я.

– А кто ж тогда? – усмехнулся в густые усы он. – Только про гулянье не рассказывай. Тут люди отродясь не селятся – место колдовское, заветное.

– Так и я не поселилась же, – фыркнула в ответ. – Просто иду… По своим делам. Метлу вот несу.

– Еще скажи, что самой Бабе-яге ее несешь, – рассмеялся он.

Смех у так и оставшегося для меня безымянным мужчины оказался мягким, чуть раскатистым и очень добрым. Я машинально бросила в его сторону заинтересованный взгляд: всегда любила мужчин, которые умеют так по-доброму смеяться. Сразу хотелось верить, что они и в жизни добрые.

– Не смотри так, нечисть лесная, – тут же посерьезнел он. – Я, может, тебе и глянулся, али просто позабавиться хочешь. А только я за тобой не пойду, и не зови. Дело у меня к Яге важное. Затем и сюда пришел, и от своего не отступлюсь. Хотя…

Мужчина пристально посмотрел на меня и как-то даже весь подобрался.

– Ну, что еще? – проворчала я, сообразив, что убеждать его в чем-то – пустая трата времени. Меня уже записали в отряд нечисти, семейство – лесные, вид – обыкновенная.

– А не Яга ли тебя послала, лесовичка? – прищурился он. – С пути меня сбить, стежки-дорожки перевязать, перепутать, как у вашего племени заведено? Может, тут и болото где имеется?

– А вот там, за деревьями, – махнула рукой я и только потом сообразила, что именно ляпнула, и то лишь потому, что незнакомец мгновенно помрачнел и подобрался, сжимая в руке большой тесак, которым только что резал лук.

«Продам язык. Недорого…» – подумала я, судорожно пытаясь казаться невозмутимой.