Текст книги "Сеятель"

– Это успех, – посмотрел папа на маму.

– Это уважение, – сказала мама, глядя на меня.

– О чем ты с ними говорил? – хитро улыбалась мне Вера.

– О справедливости, – посмотрел я на нее.

– Самое время, в пятнадцать лет это то, что нужно, – отметил папа.

– И в тридцать лет это то, что нужно, и в пятьдесят, и даже в восемьдесят. Ну и как, у них что-то получилось? – спросила мама.

– Они старались.

– Можно вечно смотреть, как течет вода, как горит огонь, и как люди ищут справедливость, – философствовала Вера.

– Может тебе стоит поговорить и с моими коллегами? – разговаривал папа с тарелкой супа. – А? – перевел он взгляд на меня.

– Мне? – сделал я непонимающий вид. – Мне кажется, они слушком умны, чтобы говорить о справедливости.

– Угу, и слишком хитры, чтобы вообще говорить.

После того как папа узнал, что со мной почти не работали в институте, никто ничего не показывал и особо не рассказывал, папа стал выяснять, в чем проблема. Он один из руководителей института, хотя и не особо любит там появляться, но старательно работает над теоретическими материалами, чтобы как можно быстрее и продуктивнее работали учителя. Все остальное время он посвящал своей исследовательской работе, потому и не ходил в институт. Потому что он туда не ходил, он пропускал многие моменты, отсутствие наглядных примеров для учеников в том числе. Сейчас он ходил туда три раза в неделю, скандалил со своими соруководителями и делал наставления подчиненным. Он не любит обилие отчетов и считает, что это отвлекает учителей, потому он надеялся на то, что сотрудники будут устно сообщать ему о своих проблемах. Но сотрудники оказались молчаливы, потому он расписал себе график таких же молчаливых проверок и приходил с ними на занятия без предупреждения. Это быстро дало свои результаты. Мне, наконец, выдали материалы для изучения и пригласили на открытый урок, где я должен был набраться опыта.

– Как там экспериментальный участок? – спросил я Веру.

– Отлично, мы его активно изучаем.

– И мы взяли еще один участок, – сказала мама.

– Этого мало? – удивился папа.

– Этот слишком хорош. Нам его не с чем будет сравнивать. Потому мы взяли пустырь недалеко от нас, там, где вы раньше играли в футбол.

– Там где даже палку невозможно вставить в землю? – спросил я, улыбаясь.

– Именно. Сейчас мы готовим почву, чтобы высадить деревья по периметру участка. Для начала нам надо закрыть его от выветривания. Потом мы будем прикрывать его от палящего солнца. Скорее всего, листьями и травой с хорошего участка. Но пока из-за ветра там ничего не будет держаться. Нам нужна защитная полоса.

Через несколько недель, как раз когда мне сняли гипс, я отправился вместе со всеми высаживать деревья и кустарники. Поскольку я еще ходил на костылях и находился на реабилитации, мне разрешили придерживать деревья во время того, как засыпали их корни землей. Недавно прошел дождь, но и до этого мама, Вера и Саша ходили сюда поливать и рыхлить землю для будущей посадки. Деревья и кустарники мы садили в несколько рядов.

– Интересно, как быстро они здесь погибнут? – спросил я, возвращаясь с третьего дня посадки. В этот момент мы высадили около половины саженцев.

– Будем следить, – говорила мама, – если повезет с погодой, то большая часть приживется. Если нет, мы кое-что постараемся полить. Но что-то в любом случае погибнет. Скорее всего, нам придется несколько раз садить деревья.

Всю неделю мы садили деревья, а потом ставили улавливатели влаги между ними для дополнительного полива. Неделя прошла очень быстро и снова настала пятница. Ко мне на занятия все так же приходило то восемь, то десять человек. Мы уже рассмотрели с ними, что такое целеустремленность, организованность, терпеливость. Они были на удивление активны на занятиях, а некоторые даже после занятий искали информацию в библиотеке. Судя по разговорам я понял, что та часть класса, которая во время моих занятий сидела на площадке с турниками под предводительством Кохи, была очень хорошо осведомлена о всех темах и деталях моих уроков. Они предпочитали игнорировать меня и выбирали своими учителями своих одноклассников. Меня это вполне устраивало. У меня не было проблем, занятия проходили спокойно и без конфликтов, а информация была донесена до всех. Но я отставал от своих заданий. По идее до этого времени я должен влюбить в себя практически всех своих учеников. Но я был нелюбим и не собирался подходить к шайке Кохи и общаться с ними, как рекомендовал мой папа. Это был их выбор, и я готов уважать его, даже если я не оправдаю надежд института. Мне было откровенно на них наплевать, хотя они и пытались подпортить результаты моего труда, подкидывая довольно странные идеи ребятам. Мне не составляло труда ставить все на место за две – три минуты. Это был неравный бой, у них не было того опыта, который был у меня. С детства мои родители учили меня всему, что они знали. А знали они очень много в отличие от родителей тех ребят, которые были у меня в классе. Они были безразличны своим родителям, их отправили в школу, чтобы они не мешали. Я был как тот первый экспериментальный участок, надежно прикрытый со всех сторон родительским воспитанием. Ребята же напоминали второй участок, их постоянно хлестал ветер и выжигало солнце. У них была очень большая проблема. Они были одни. В это время я считал, что учить надо только тех, кто этого хочет и не думать о тех, кому интересно что-то другое.

В выходные, когда мама и Вера пошли проверять посаженные нами деревья, мы с папой готовили ужин.

– Ну, что, ты подходил к ребятам на турниках? – спросил он меня, когда все наши разговоры о еде, продуктах и рецептах закончились.

– Нет, и не собирался.

– Почему?

– Не вижу в этом смысла.

– У тебя разве нет задания привлечь внимание всех?

– Есть. Но что я могу сделать, если они не хотят?

– Сделать так, чтобы они захотели, это твоя основная цель учебы.

– Гонятся за мальчиками-переростками, которые ничего не хотят делать?

– Ничего?

Я открыл рот и тут же закрыл его. Они ведь знали, что мы обсуждали на занятиях, значит, что-то они все-таки хотели.

– Если ты не хочешь подходить к ним, сделай так, чтобы они подошли к тебе. Не можешь сделать так, чтобы они пришли все вместе, переманивай по одному. Ты учишься быть учителем, человеком, который без внимания окружающих не может сделать ничего в своей жизни. Узнай, что ими движет, их мотивацию. Сейчас тебе кажется, что надо голову сломать, чтобы найти к каждому подход, но это не так. Сейчас у тебя только два типа людей: одни хотят с тобой говорить, другие – нет. Как только ты разберешься со своим первым классом, все будет только упрощаться, ты перестанешь видеть в них конкретных людей, а поймешь, каким идеям они служат. Если ты сейчас их бросишь, это будет значить, что ты сдался, даже не начав.

Я ничего не ответил. Мне не хотелось с ними общаться. Они в моей жизни были чем-то инородным. Возможно, на меня так повлияло первое занятие и их глуповатые хихикающие лица. Между нами была стена, и я не желал что-либо с ней делать.

Мы расставляли на столе в беседке тарелки, когда вернулась наша прекрасная половина семейства.

– Вы что, опять сажали деревья? – спросил папа, увидев, какие грязные руки у Веры и мамы.

– Мы решили, что надо прикрыть землю у корневищ, потому ходили за травой, чтобы использовать ее.

– Думаю, пока мы все накроем, деревья успеют засохнуть, – говорила Вера, усаживаясь за стол.

– Не успеют, но нам надо постараться сделать так, чтобы погибло как можно меньше деревьев. Не хочется, чтобы все растянулось на столетие, – говорила мама, насыпая себе салат.

– А ты думаешь, все будет быстрее? – удивился папа.

– Зависит от того, как мы поработаем вначале.

– Я могу вам помочь, – отозвался я.

Честно говоря, я готов был хоть сейчас идти и укрывать корни деревьев. Мне хотелось сменить обстановку, чтобы меня не преследовали мысли о моих учениках. Отец раззадорил меня своими наставлениями и в моей голове боролись человек, желающий всех победить и человек, желающий, чтобы от него все отстали.

После ужина я отправился на берег моря. Уже взошла луна и вокруг все заливало светом. Я зашел по пояс в воду и долго стоял, покачиваясь в такт волнам. Эти волны будто успокаивали мою ногу. Нога постепенно набирала мышечную массу, но ныла, чесалась и постоянно чувствовалась какая-то ломота. Мне надо было поскорее восстанавливаться, и мне нужно было искать новую байдарку. Так хочется сбежать на остров.

На следующий день я пошел с мамой и Верой на участок. Костыли не давали мне особо разгуляться, потому помощник из меня был так себе. На участке уже было немного травы, которую они принесли вчера.

– Оставайся здесь, а мы сходим еще за травой. Надо обкрутить немного травы вокруг ствола, вот так, – мама показала мне, как завязывать кольцо из длинной травы, чтобы ее не унесло ветром.

– Вы правда хотите все это накрыть? – недоумевал я.

– Нет. Но нам в любом случае придется накрывать здесь землю, если мы хотим, чтобы все получилось. Потому несколько раз в неделю мы будем снова приходить и делать это. Трава держится за деревья, деревья меньше сохнут из-за тени от травы. Потом тень начнут отбрасывать деревья, еще от травы насеятся семена. Если мы хотим, чтобы все происходило быстрее, надо помочь растениям. А мы очень хотим, – улыбнулась мама.

Они оставили меня и пошли за травой, я стал накрывать землю вокруг деревьев, сидя на небольшом жмутке травы и ерзая от дерева к дереву, потому что приседать и вставать мне было тяжело. Солнце обжигало землю, вокруг был песок. Из-за того что на нем ничего не росло, он сильно утрамбовался. Как только я остался один, я опять стал думать о школе. В этот раз все не казалось так трагично и раздражающе. Я успокаивал себя разными мыслями. С одной стороны мы были в чем-то похожи с этими ребятами. Я не хотел общаться с ними, они со мной, это было похоже на поведение баранов. С другой стороны, бараны – это животные, а значит, их надо приручать. И если они меня приручать не собирались, то значит, я должен приручить их. Я обкрутил вокруг очередного дерева траву, там мне попались семена. Я вытрусил их из семенной коробочки на ладонь и стал рассматривать. Маленькие, черные, не больше миллиметра. Из них вырастала целая сеть длинных отростков, не меньше метра длиной. На этих отростках были еще отростки покороче, а на вторых еще короче. Все отростки были густо покрыты мелкими листьями и цветочками. Миллиметровое семечко увеличилось в миллионы раз на плодородной почве, которую ему оставили предшественники. На пустой земле семечко расти не хотело.

– Медленно работаешь, – услышал я Верин голос.

Я обернулся. Они принесли по большому мешку полусухой травы.

– Кажется, собирается дождь, – посмотрел я на небо.

– Полчаса у нес еще есть, – высыпала мама содержимое мешков. – Остальное придавим камнями, чтобы не разлетелось.

Дождь пошел, когда мы уже заходили через калитку. Папа колдовал над ужином в беседке.

– А вот и мои борцы с выветриванием явились. Как успехи? – говорил папа, жуя зелень.

– Мы вызвали дождь, – ответила Вера, моя руки.

– Я знал, что это вы.

Мы сели и тут же принялись за еду. На улице стало приятно прохладно. Пахло дождем. Дождь был мелкий, медленный, убаюкивающий, явно на всю ночь. Под каплями тихо шелестела листва. Все сидели молча, но перед десертом папа спросил меня:

– Ты думал, как будешь привлекать внимание?

– Нет, – тяжело вздохнул я.

– Колокольчики, ушки кролика, малиновый костюм?

– Нет.

– Другие идеи?

– Нет у меня идей. Я им не авторитет и не томная дева, чтобы привлекать внимание.

– Маша, что мы сделали с нашим сыном? – посмотрел папа на маму.

– А что с ним? – удивилась она.

– Он не ценит себя.

– Да? А по-моему, он не хочет заниматься тем, чем занимается сейчас.

– В смысле, не хочет?

– Это ты нам объясни, ты же специалист по вопросам желаний.

– Чтобы что-то захотеть, надо что-то увидеть. Желания не возникают сами по себе, они возникают относительно чего-то. Это одна из форм мотивационного состояния.

– Угу, – посмотрела мама на папу и перевела взгляд на меня. – Как там с примерами обучающего процесса в институте? – спросила она.

– На следующей неделе я иду на открытый урок. Наверное, там я увижу то, что меня замотивирует.

– Тебя не может замотивировать один открытый урок, – запротестовал папа, – то, что ты увидишь на уроке – это капля в море. Замотивировать может только конечный результат.

– Но ваш учитель – это ведь конечный результат? – посмотрел я на отца.

– Да, – запнулся он и задумался ненадолго, – но тебе придется познакомиться с ним и узнать его понимание работы, иначе ты увидишь, как вытачивают гайку, но не увидишь машину в полной сборке.

– Спасибо за яркий пример, – посмотрел я устало на папу.

– Не за что, – довольно кивнул он.

На некоторое время дома установилось стандартное спокойствие. Все были заняты своими делами. Даже когда приходила Саша, разговоров не было. Мы сидели за столом в беседке и во время ужина просто указывали пальцем, если надо что-то подать или тянули руку, чтобы попросить прибор. Все друг друга понимали без слов. Все были заняты своими мыслями. Кое-кто сидел, уткнувшись носом в тетрадь или книгу. Я был занят, как и все, и активно готовился к уроку. Мне нужно было привлечь всех своих учеников, а для этого существовал только один метод. Мне надо было для них стать нужным и полезным.

В четверг вечером я зашел в комнату к Вере и остановился возле стеллажей с подсветкой. На одной из полок стоял длинный стеклянный аквариум, наполненный землей. У самого края стекла были высажены семена, которые уже пустили корни и ростки. Некоторые корешки были как морковка, другие были мочковатые. Меня заинтересовал один волосатый корешок. Белый мочковатый корень, покрытый множеством ворсинок.

– Нравится? – спросила Вера, подойдя ко мне.

– Нравится, – кивнул я. – Если хорошо задуматься, они другая вселенная.

– Так и есть.

– Зачем им ворсинки?

– Получать питательные вещества. Корни тянутся к питательным веществам, поглощают воду. Листья тянуться к свету. Они ищут себе питание, строительный материал, превращают неживое в живое.

– Неживое? – с подозрением посмотрел я на нее.

– Их корни пробиваются сквозь минералы и гумус, который состоит из мертвых растений и животных. Свет и вода, можно сказать вечные, их нельзя отнести ни к живым, ни к мертвым. Остаются бактерии, но у растений с ними сложные отношения.

– Значит, это волшебство, – улыбнулся я.

– Жажда жизни.

– Думаешь?

– Смотри сюда.

Вера повела меня к стакану, который был наполнен песком. Стакан помещался в другой, непрозрачный стакан, с помощью которого происходил и полив. Верх был покрыт какой-то коркой, похожей на плотную глину. Глина лопнула, и сквозь нее пробивался зеленый росток.

– Он знает, что здесь есть свет. Он сам тянется к нему. И к воде он тоже тянется сам. Он знает, что ему нужно.

– А если это свет и вода тянут его? Лепят его как глину или пластилин?

– Может быть. Только вот вода и свет без него выживут, а он без них нет.

– А вдруг, если все растения исчезнут, воду некому будет охлаждать, она закипит и испариться и потушит солнце? – посмотрел я на Веру, Вера закатила глаза.

– Я тебя поняла. Ты зачем пришел? – посмотрела она на меня недовольно.

– Я пришел к тебе как к специалисту по группировкам. Я написал шестьдесят вопросов. Мне надо составить красивые фамильные карточки, по три вопроса каждому, во избежание подтасовок.

– Будешь мучить деток контрольной.

– Мне нужно покорить их, я нашел идеальный выход.

– Ты всегда был коварен.

– Не правда.

– Ты подарил мне на день рождения двухметровый кактус.

– Я знал, что ты не бросишь растение и пожалеешь его, – посмотрел я на огромный кактус в углу ее комнаты, на который она нацепила мои старые солнцезащитные очки и кепку. В горшке торчала табличка с надписью «Эмиль».

– Я два раза натыкалась на него, и каждый раз вытаскивала из своей ноги по пятьдесят колючек, – смотрела она на меня.

– Зато он большой, – вздернул я плечами.

– Я подарю тебе на день рождения указку.

– Подари мне байдарку.

– Указка безопаснее.

– Ты просто не умеешь ней пользоваться.

Вера забрала у меня список вопросов и села за стол. Через полчаса все было готово.

На следующий день на уроке я раздавал всем именные карточки с именными вопросами.

– У нас же только зачет по вашему предмету, никаких оценок, – начали возмущаться ребята с площадки с турниками.

– Так и есть. Но это не значит, что вы не должны заслужить этот зачет. К концу урока я жду ваши ответы. Вопросы у каждого свои, так что можете не советоваться, а сразу приступать, не теряя время.

Я стал медленно прохаживаться мимо ребят, наблюдая за ними. Одни чесали затылок и о чем-то думали, другие зевали, третьи что-то судорожно писали. На половине урока я заметил, как некоторые уже закончили и с удивлением поглядывали на тех, кто до сих пор что-то писал. Потом, подумав, они еще что-то записывали. В конце урока я собрал все листочки. Кто-то исписал по одному листочку, в основном все написали по два листа, но несколько человек сделало больше трех.

Домой я возвращался довольный. Я точно привлек внимание всех, еще я получил обратную связь и теперь точно решу, стоит ли мне тратить время на бастующих. Вернувшись домой, я начал с самых коротких ответов. Все они были очень похожи между собой. На вопрос «что такое честь?» ученик написал: «честь – это когда ты весь такой правильный. Когда тебя уважают, и когда ты уважаешь сам себя. А еще когда ты получаешь награду за какой-то поступок». Так в основном выглядели ответы тех, кто занятия проводил возле турников и не особо интересовался у одноклассников тем, что происходит на уроке. Эти листки я быстро просмотрел и пошел ужинать, оставив все интересное на потом.

– Выглядишь довольным, – сказал папа, когда я садился за стол.

Я посмотрел на Веру.

– Конечно же я все рассказала, – смотрела она на меня.

– Значит, контрольная? – не отставал от меня папа.

– Я просто создал ситуацию. Вынужденные условия, чтобы у них не было возможности на меня не реагировать.

– Шантаж, запугивание, угрозы. Я горжусь тобой, сын.

– Нет никаких угроз, это выгодная для всех ситуация.

Папа довольно улыбался.

– Дашь почитать ответы? – спросила Вера.

– Зачем? – удивился я.

– Хочу знать, что думают мои сверстники о любви, счастье и достоинстве, – улыбалась она.

– Почему бы тебе это не спросить у своих сверстников напрямую? – смотрел я в ее хитрые глаза.

– Во-первых, потому что я девушка, а перед девушкой они будут ерничать. Во-вторых, вопросы о любви будут восприняты как заигрывание, а это создаст неловкие ситуации.

– Все равно нет.

– Почему? – не унималась она.

– Поточу что вопросы именные, а я не могу разглашать личную информацию учеников.

– Значит, как Вера, сделай именные карточки, так это не личная информация, а когда Вера просит посмотреть ответы, уже личная?

– Именно так.

– Перескажи, что они написали. Без имен.

– Я еще не все проверил.

– Но что-то же проверил.

– То, что я проверил, тебя огорчит.

Наконец, Вера сдалась и мы спокойно поужинали. Потом все вместе пошли гулять к морю. Мы часто гуляли всей семьей, когда была яркая луна. Воздух был спокойный, безветренный. Я зашел в воду, чтобы расслабить ногу, Вера купалась, а родители ушли куда-то далеко без нас. Домой они вернулись, когда мы уже легли спать.

На следующий день я был в институте на открытом уроке. Это было занятие для будущих учителей математики, но ничего связанного с математикой на занятии не было. Студены учились выявлять и восстанавливать рассеивающееся внимание учеников. Пока группа из пятнадцати учеников слушала, что им говорит преподаватель, один ученик сидел у доски и следил за ними. Как только он видел, что кто-то отвлекся, он писал на доске его имя и они менялись местами. Где-то посреди урока произошло нечто странное для меня. На доске третий раз появилось одно и то же имя, но ученику не дали сесть у доски, там сел преподаватель, а ученика отправили читать лекцию. Сама лекция состояла из описания такого состояния как внимание, его концентрации, длительности и способов привлечь внимание. Сам текст ученики могли легко найти в методичке, а вот работать с вниманием было куда сложнее. Преподаватель меняется с учениками, чтобы они уже во время учебы испытали все сложности на практике.

Я возвращался домой, думая о том, возможно ли учеников из моего класса заставить провести хотя бы половину урока. Я сразу же вспомнил заикающегося Петю. Но вместо того, чтобы отказаться от этой затеи, у меня наоборот появилась идея фикс. Мне захотелось добиться того, чтобы Петя смог выступить перед знакомым классом. Как только я вернулся домой, я тут же взялся перечитывать то, что он мне написал на прошлом уроке. Все было отлично, он хорошо соображает, у него хорошая память и он прекрасно выстраивает свои мысли в повествование. Но он заикался, и как в данном случае держать внимание целого класса, я пока не знал. Я продолжил читать ответы других учеников. Это были самые длинные ответы, они были написаны и теми, кто слушал мои уроки, и теми, кто прохлаждался на турниках. Кому-то было необходимо мое присутствие, кому-то вовсе нет. Я мог бы просто давать задания, чтобы они работали сами, но тогда бы мы не могли спорить так, как обычно делаем на уроках. Наконец, я добрался до самого длинного ответа. Вопрос о любви, которым так интересовалась Вера, достался именно этому ученику. Себек был из тех парней, которые решили остаться у турников, но я никогда не замечал, чтобы он как-то особо обращался с остальными ребятами. Похоже, он был одиночка.

«Расскажите, что вы подразумеваете под словом любовь, и как она проявляется в вашей жизни?» был мой вопрос.

«Любовь – это такие действия, которые человек совершает по отношению к тому, кого любит. Эти действия направлены на то, чтобы сделать жизнь любимого человека счастливее, приятнее, легче. Иногда любовь направлена на то, чтобы сохранить жизнь любимого человека. Например, любовь матери к ребенку, когда она запрещает ему играть с опасными предметами. Или любовь к человеку с зависимостью, когда любящий старается перекрыть доступ к веществам, калечащим жизнь любимого человека. Иногда люди путают любовь с зависимостью или похотью. Такие чувства не могут быть любовью, потому что человек пытается удовлетворить только свои нужды, но забывает о чужих. Или человек может прикрывать любовью желание контролировать окружающих. Это желание так же удовлетворяет потребность только одной стороны. В любви очень сложно добиться баланса и взаимности. Люди часто наносят друг другу душевные травмы из-за того, что считают свое проявление любви правильным, хотя другой человек не просил этого».

Себек исписал пять листов, отвечая на мои вопросы, и я вынужден был признать, что не только у них нет того опыта, который есть у меня, но и у меня нет того опыта, который есть у них. Они росли в своей среде, которая постоянно на них влияла, и в которой они вынуждены были выживать. Они искали способы, чтобы защитить себя. У Себека было еще два вопроса: «Что такое наказание, каким оно должно быть и должно ли быть вообще?» и «Чем для вас является семья?». Ответы на эти вопросы мне показались слишком тревожными. Себек описал идеальные варианты, которые, по его мнению, должны быть. Но, судя по деталям, он описал свои желания, но не ситуацию, в которой находится. Мне показалось, что как и в ситуации с Петей, в семье было насилие. Только, похоже, это было что-то такое, что невозможно было доказать. Себек не мог обратиться за защитой. Я опять открыл анкеты. Это был он, тот парень, который побил отчима. Об отчиме не было данных. Отчим не мог быть без роду и профессии, значит, информация о нем не подлежала огласке. Стоило мне узнать его на три ответа лучше, и я начал беспокоиться о нем.

Придя в пятницу в школу, я как обычно зашел в кабинет отчетности.

– Это вы студент, ведущий воспитательные беседы? – спросила меня женщина, которую я, иногда, видел в этом кабинете.

– Я.

– На вашем уроке до конца учебного года будет отсутствовать ученик Себек.

– Что-то случилось? – поинтересовался я.

– Семейные обстоятельства.

– Хорошо, – сказал я, но чувствовал, что ничего хорошего нет.

Я отправился на урок, все встречали меня у трибуны, на турниках никого не было.

Они поздоровались и слово опять взял Коха.

– Как там наша контрольная? – спросил он.

– Хорошо, – посмотрел я на ребят.

– Пятерки есть? – опять спросил он, все хихикнули.

– Есть, – внимательно смотрел я на них.

– У кого? – удивился он.

– У Себека, – все так же внимательно я смотрел на их лица.

Коха затих. Все молча переглядывались между собой. Петя опустил глаза в землю.

– Сегодня темой нашего занятия будет внимание. К следующему занятию вы должны будете выполнить задание. Встаньте в круг.

Все захихикали и окружили меня кольцом, лицом ко мне.

– Теперь посмотрите на вашего соседа слева. Это будет объект вашего наблюдения на всю неделю. На следующей неделе вы должны принести пять комплиментов этому человеку. Всю неделю вы должны наблюдать, что хорошего он сделал во время учебы и рассказать об этом.

– Я не хочу, чтобы за мной следили, – сказал Коха.

– Сомневаюсь, – ответил я, – иначе ты бы не был таким шумным.

Кто-то из ребят захихикал, но встретившись со взглядом Кохи, перестал.

Все занятие ребята слушали меня внимательно, и активно учувствовали в обсуждении. На турники никто не ушел. После урока, когда все расходились, я следил, куда пойдет Петя. Мне было интересно, почему он опустил глаза при упоминании Себека. Петя медлил, не спешил идти домой. Я подошел к нему, когда ребята разошлись.

– Ты хорошо справился с ответами. Как думаешь, ты бы мог выступить с небольшим докладом перед классом?

– Н-н-нет, – ответил Петя, – но с-с-спасибо.

– А передо мной?

– Н-н-не знаю.

– Ты же помнишь, что ты писал о счастье? Следующий раз, после занятий, принеси заготовку на две минуты и прочитай мне. Я буду ждать.

– Х-х-хорошо, – ответил Петя, гладя мне в глаза.

– Петя, а ты не знаешь, с кем в классе дружит Себек?

– Н-н-ни с кем, – сказал он, надевая рюкзак и собираясь уходить. Я не отставал от него.

– Я думаю, может ему нужна помощь? Его не будет до конца года, это много для пропуска занятий.

– Он н-н-ни с кем н-н-не дружил. У н-н-него о-о-отчим в охранке.

Я никогда не встречался с тем, кто работает в охране, но слышал от папы, что это люди особого склада, и не самого приятного.

– А ты с Себеком общался?

– Т-т-только раз, к-к-когда сидел в очереди к д-д-директору. И С-с-ебек и я п-п-пропустили уроки. У С-с-себека был с-с-синяк под глазом и с-с-сбитые кости на руках.

– Понятно. Петя, попробуй подготовить текст о счастье. У тебя отлично получилась контрольная.

Петя кивнул и пошел домой, я отправился к директору. Он был не очень рад видеть меня.

– Могу я узнать причину отсутствия Себека?

Директор угрюмо посмотрел на меня.

– Зачем это вам?

– Он очень хорошо написал контрольную на моем прошлом уроке. И по остальным оценкам я вижу, что он способный. Он пропустит столько, что придется остаться на второй год.

– Он избил отчима, – сказал напряженно директор.

– Опять? – удивился я.

Директор не ответил и все так же угрюмо смотрел на меня.

– Может, ему нужна помощь?

– В колонии есть психолог.

– В колонии? – чуть не подпрыгнул я со стула, на котором сидел.

– Пять месяцев исправительных работ.

Я смотрел на директора, но больше ничего не спрашивал. Я не понимал, что произошло. Возвращаясь из школы, я шел по тротуару к остановке и думал о том, что рассказал Петя, и что сказал директор. Я так увлекся, что наткнулся на кого-то.

– Коха? – удивился я, вернувшись в реальность.

– Я, это, – шмыгал он носом и кусал губы, – хотел сказать. Про Себека.

– Говори, – наблюдал я за его ужимками.

– Он, короче, не плохой. Просто у него отчим нервный.

– С ним все в порядке?

– В порядке, конечно, – хихикнул Коха. – Он подрался с отчимом. Это не первый раз. Отчим задирает его, а мать бросается защищать. Ну, ей влетает, а Себек начинает драться за нее. Вы же видели, он здоровый. Он ниче, он нормальный. Просто… Короче… – Коха засунул руки в карманы и стал задковать, чтобы уйти.

– Спасибо, что сказал.

– Ага, – развернулся он и ушел.

Вернувшись домой я увидел странную картину. Во дворе была разложена подстилка, на нее высыпана куча земли. С одной стороны этой кучи сидела Вера, с другой – Саша. Обе медленно формировали из земли тонкий слой и смотрели на него в лупу. Периодически они что-то записывали в тетрадь. Я немного понаблюдал за этим и подошел к маме, которая поливала грядку.

– А что они делают? – спросил я.

– Ищут прошлый год. И позапрошлый. И позапозапрошлый. Они ищут корни.

– Какие корни?

– Все, какие могут найти. И все остатки от корней.

– Зачем?

– Чтобы понять, какие корни больше всего влияют на рыхлость почвы.

– Этого нет в справочниках? – удивился я.

– Есть. Но там описаны почвы других широт с другими растениями. Нам надо понять конкретно наш участок.

– Впечатляюще, – вздохнул я и продолжил наблюдать.

Что меня всегда удивляло в отношениях Веры и Саши, так это особенность их дружбы. Я условно назвал это «тихая дружба». В отличие от «громкой дружбы», там где люди друг с другом веселятся и о чем-то общаются, в тихой дружбе о чем-то молчат. Именно в таком состоянии я чаще всего видел девочек. Они чем-то увлеченно занимались, не обсуждая это, будто их общение происходило на волновом уровне. В чем-то я даже завидовал этому симбиозу. Чтобы вместе погулять, тебе не надо ничего делать, надо просто прийти. Когда ты пришел, ты можешь что-то делать, можешь не делать, можешь наблюдать, а можешь вообще спать, что тоже бывало. На ужин Саша иногда осталась с нами. Я помог маме накрыть на стол. Сначала мы сели с папой и мамой, а через пять минут к нам присоединились земляные черви.

– Ты дочитал ответы? – с ходу спросила Вера.

– Дочитал, – кивнул я.

– Ну как, есть те, кто тебя не разочаровал?

– Даже не знаю.

– Все так плохо? – посмотрела на меня удивленно Вера.

– Даже не знаю.

– Можно подробнее?

– Есть парень, который превзошел всех. Он написал ответы на отлично.

– И, что не так?

– Его на этой неделе посадили в колонию на пять месяцев.

– Это успех, – вступил в разговор папа. – Чем отличился?

– Побил своего отчима.

– Серьезно? – округлила глаза Саша.

– Это официально. Не официально – они подрались.

– Здесь должна быть какая-то загадка, – смотрел на меня папа.

– Отчим работает в охране.

– Вот и ответ. Парню не повезло, его обложили со всех сторон. Пять месяцев в болоте не пройдут зря, – говорил папа.