Текст книги "Чили в кармане"

Образование

Самое главное, что можно сказать об образовании в Чили, – оно платное.

Начинается оно с яслей сала куна, куда отправляются почти все чилийские дети, потому что местные мамы обычно в декрете не засиживаются. Дальше с четырех лет их ждет сад – подготовительная группа прекиндер, а потом и киндер, начальная и средняя школа октаво басико, которая охватывает первые восемь классов. Следом идет старшая школа с 9-й по 12-й класс – примеро, сегундо, терсеро, куарто баси-ко. Заканчивают 12-й класс в 18 лет. К слову, школу в Чили называют колехио, хотя это отнюдь не колледж. Образование в Чили – это очень выгодный бизнес и причина для постоянных митингов учащихся.

Средняя цена частной школы – от 150 000 песо в месяц (примерно 200 долларов). Надо отметить, что в частные школы своих детей отдают не только самые богатые чилийцы, но и представители среднего класса. Так образование рождает четкий классовый подход и еще сильнее отдаляет самых бедных чилийцев от остального общества. По школе действительно судят, недаром при знакомстве чилийцы спрашивают один другого, в какую школу он ходил. Школу, а не институт!

Четкое разделение общества закладывается с младых ногтей в буквальном смысле. И прежде всего в головах. Кроме бесплатных государственных и частных школ существует также и частично субсидированные, в которых родители платят лишь часть суммы, а остальные расходы берет на себя государство. За реформой образования внимательно следят, ее обсуждают, ее критикуют.

Школьные годы чудесные – это вложение в светлое будущее ребёнка. По сути, в Чили круг общения на всю жизнь складывается уже там, за школьной партой.

К выбору старшей школы подходят крайне ответственно – от нее напрямую зависит и выбор университета. Выбор школы определяется не только средой, но и рейтингом школы, ведь от него зависит проходной балл по ПСУ (местное ЕГЭ). Нередко бывает так, что после окончания средней школы, то есть восьми классов, ребенка переводят в другую школу, в которой выше средний балл по ПСУ и больше шансов на поступление в нужный вуз.

Поэтому поступление в колехио, особенно в старшую школу, в Чили – это целая семейная драма, интриги, скандалы, родительский и детский стресс. Это огромное событие в жизни.

Меня до сих удивляет, как тщательно семья выбирает колехио для поступления. Со стороны это даже немного смешно, если честно. Доходит до того, что семья ждет результатов отбора и переезжает на новое место, в зависимости от того, куда приняли ребенка. Тот факт, что школа платная, никак не влияет на процесс отбора и поступления. Сколько историй я выслушала в гостях от родителей о тяготах поступления – и не сосчитать.

Каждая частная школа обладает своим микроклиматом. А престижная и подавно. В Чили элитарность тесно завязана на религиозном аспекте, и многие престижные школы с традициями – католические. Красочный пример в Сантьяго – школа Verbo Divino. Чем престижнее школа, тем консервативнее и сильнее ориентирован на религию ее типаж. Раздельное обучение для мальчиков и девочек до сих пор не редкость в подобных традиционных школах.

Редко когда статус традиционного учебного заведения может измениться с ходом времени, как это случилось с Институто Насьональ. Это учебное заведение стоит особняком и сильно выделяется среди других.

Название обманчиво: это не институт, а старшая школа. Институто Насьональ выпустил 19 президентов республики, сохранил спартанские традиции в воспитании духа учеников и качественное образование. Но напрочь лишился былого престижного статуса в обществе.

Многие уже взрослые чилийцы из семей высокого достатка в свое время окончили Институто Насьональ, но их дети и внуки уже поступили в другие школы – тот же Вербо Дивино или Колехио Манкеуэ. Сегодня в альма-матер 19 президентов нет отопления зимой, за все распечатки и ксерокопии учебных материалов приходится платить, учебников не хватает на всех учеников, а в ставнях зияют выбитые окна на протяжении многих лет. Но чтобы набрать проходной балл в эту школу, нужно иметь задатки гения. Такой отбор – уже определенная планка и важный показатель.

Соревновательный дух среди учеников по-прежнему высок, и они все так же скучают первый год в университетах на парах по математике, потому что давно прошли эту программу в школе. Красноречивый контраст по-чилийски… Вы следите за подсчетом?

Два самых престижных университета страны – Universidad Católica (то есть Католический) и Universidad de Chile. Вечные соперники: выбор высших учебных заведений такого уровня в стране не велик. Но есть у них одно неоспоримое отличие. Эти два университета можно сравнить с российскими МГИМО и МГУ – уровень образования в целом одинаковый, но первый элитарнее и престижнее в социальном плане, «мажорнее». И публика там соответствующая. Все дети из обеспеченных семей идут в Католику. И дело не столько в качестве образования, сколько в среде. В Чили крайне важно попасть в нужный круг еще на стадии учебы, он всегда складывается, прежде всего, из школьных и студенческих товарищей, а потом и коллег. Нередко у сослуживцев один и тот же образовательный путь. Так и поддерживается закрытая система общества. И не стану лукавить, говоря, что у нее много противников: если только из числа тех, кто остается за ее бортом.

Любопытно, что эти студенты рассматривают поступление в Университет Чили лишь как запасной вариант, например, если не наберут проходной балл на отделение. Дело в том, что в Католике он немного выше на некоторых специализациях.

В остальные вузы поступают, потому что не смогли поступить в два вышеназванных. Что бы вам ни говорили и как бы красноречиво ни объясняли выбор в пользу какого-нибудь Андрес Белло (хороший институт, но требования к студентам там существенно ниже) желанием выйти из парадигмы социальных условностей и прочих высоких стремлений.

В целом образование в Чили – это серьезный бизнес с большим оборотом. Слишком много заинтересованных в популяризации частного и платного образования – то есть 15 лет до поступления в институт родители должны держать в голове немаленькие ежемесячные расходы, начиная с рассыпанных по городу яслей Витамина и их аналогов. Так же, как и с медицинским сектором, прослеживается довольно заметное копирование американской системы.

Я редко рассказываю, что училась в бизнес-школе Эскуэла-де-Негосиос (Escuela de Negocios) в Университете Чили. А было дело – на годовой программе по маркетингу, дипломадо. Это популярные в стране серьезные курсы, своего рода мини-MBA.

Почти год я строила из пестрых блоков LEGO модель бизнеса, который взорвет мир, вместо конспектов участвовала в жарких дискуссиях на лекциях и внимала топ-менеджерам из компаний типа Google (другие были владельцами собственного бизнеса, обычных преподавателей было 1–2). Profe носили потертые джинсы, сидели на краю стола и признавали лишь технику компании Apple.

Курс состоял из блоков, каждый из них вёл свой преподаватель. В Чили на курсах дипломадо тоже делаются очень большие деньги, как и на образовании в целом. Средняя цена за дипломадо в бизнес-школе Университета Чили – от 4 000 000 песо, что равно 6000 $. Впечатления от учебы у меня остались приятные, хотя соотношение цены и качества я не считаю адекватным. Другое дело, если работодатель отправляет от компании – тогда не стоит думать дважды.

Рекламу дипломадо всех специальностей можно увидеть даже в метро. Молодым активно внушают, что дипломадо – это серьёзный вклад в будущее, способный изменить их профессиональную жизнь. На самом деле такое образование, конечно, не повредит, но уповать на него я бы не стала. Зато на работодателей такой диплом производит хорошее впечатление, сама видела по реакции на собеседованиях. К тому же для иностранца, который планирует работать и жить в Чили, дипломадо – самый легкий и доступный способ прикоснуться к местному образованию и чуточку сойти за своего. Градус расположения к нему точно повысится.

По моим ощущениям, прежде всего люди идут на такие курсы, чтобы завязать контакты. После занятий они любят закрепить знания за бутылкой пива и расслабиться в баре, благо баррио Ластаррия через дорогу. А коллективный чат в Вотсапп на время учебы становится практически второй семьей.

При этом чилийцы редко работают во время учебы, не считая летней и эпизодичной подработки. Получают диплом в среднем в 23–25. После этого они часто берут свободный год и уезжают по программе обмена Work&Travel чистить картошку и подметать полы куда-нибудь в Австралию.

Преимущественно уезжает молодежь из состоятельных семей. Под предлогом культурного обогащения и погружения в языковую среду, но если честно, еще и потому, что в их среде и на потоке все так делают. Это же Чили. Выбиваться из круга своих нельзя.

За время жизни в Чили я наблюдаю среди чилийской молодежи целый пласт тех, кто, достигнув тридцатилетнего рубежа, пользуется возможностью уехать за рубеж по этой программе. Они все бросают и перебираются в дальние края, руководствуясь логикой «чем дальше, тем лучше». Такие юноши (девушки тоже встречаются, но гораздо реже) со спокойной душой оставляют перспективную работу и родных. Своей семьей, они, конечно, еще не обзавелись – слишком рано по местным меркам. Те, кто уезжает посмотреть мир сразу после учебы, чаще всего возвращаются, а если на такой шаг решились в тридцать, то скорее всего в Чили они вернутся не скоро.

Еще в чилийских университетах хорошо развита практика обмена студентами с зарубежными коллегами, поэтому в столице всегда много молодых иностранцев. Основная масса студентов по обмену приходится на Сантьяго, но их можно встретить и в Вальпараисо.

Местные часто меня спрашивают, не студентка ли я по обмену. Так как это одна из самых очевидных причин, которая может привести молодую иностранку со светлой кожей и голубыми глазами в Чили, чего уж там.

По количеству студентов, приехавших по обмену в чилийские университеты, лидируют страны Европы (37,9 %) и США (26 %), а доля студентов из стран Латинской Америки и Карибского бассейна – 32 %. Из европейцев приезжает много французов (10,8 %) и испанцев (10,5 %). Больше всего студентов-иностранцев обучаются в Universidad Católica (27 000 учащихся по обмену в год). При этом чилийских студентов за рубежом всего 8937, и большая доля приходится на тех, кто получает МБА в престижных вузах Англии и Америки.

А вот в аспирантуру приезжают в основном из других стран Латинской Америки (82 %): из Перу (28 %), Колумбии (19 %), Эквадора (9,7 %).

Марш протеста

Спокойствие на улицах разбавляют лишь акции протеста. Самые частые и бурные митинги в стране проходят среди студентов – против платного образования. Они выходят с транспарантами, скандируют лозунги, приковывают себя цепями к оградам. Тогда по улицам, бывает, проплывают облака слезоточивого газа, хотя чаще всего это мирные и какие-то будничные протесты, к которым все привыкли.

Бастуют и сотрудники небольших магазинов в центре города, когда требуют повышения зарплаты. В таких случаях работа останавливается, и все работники выходят наружу с плакатами, вооружаются громкоговорителями и скандируют свои требования, вроде «Будьте сознательными, не покупайте пиццу в этом общепите, его работникам мало платят».

А на 8 марта многие женщины вышли на демонстрацию топлес, выказывая своё недовольство запретом абортов в стране – Чили остается одной из немногих католических стран, где до сих пор действует этот закон (для сравнения: развод официально легализировали лишь в 2006 году). Влияние Католической церкви на умы масс изрядно ослабло, и в последние годы дискуссии о разрешении на аборт разгораются среди парламентариев все чаще – всем совершенно очевидно, что этот вопрос уже давно требует перемен.

Митинги по любому поводу можно приравнять к национальному спорту в Чили. Особенно часто бастуют студенты, государственные служащие, работники небольших торговых сетей и производств. Это настолько привычное явление, что мало кто из прохожих обращает внимание на протестующих и уж точно не осуждает, разве что побурчит что-нибудь в духе: «Опять перекрыли все движение». Любой митинг по мотивам, не нарушающим конституцию, в Чили можно беспрепятственно согласовать и провести. Часто забастовка – или паро – выражается в невыходе на работу, чем особенно любят злоупотреблять государственные служащие. Такая забастовка может длиться неделями. Красочный пример: во время одной прогулки по Вальпараисо мы захотели прокатиться на знаменитых столетних фуникулерах. Не то чтобы я не делала этого в предыдущие визиты в Вальпараисо, но побывать в этом городе хоть и в сто пятый раз и не прокатиться по канатной дороге – верх кощунства. Но радужным планам не суждено было сбыться по воле работников фуникулеров – лифтеров, – которые находились в паро уже вторую неделю. Никто не выходил на работу, так что все было закрыто.

Не менее любопытен и пример образовательных учреждений. Например, школа Институто Насиональ – культовое заведение, откуда в разное время вышли 19 президентов Чили и где высочайший уровень требований к учащимся. Беда в том, что, поскольку школа общеобразовательная, разбитые стекла могут не менять долгие годы, отопления даже зимой нет в принципе, все фотокопии и учебные материалы – за счет учеников. А еще Институто Насиональ знаменит своими паро, на которые частенько уходят учителя, парализуя тем самым работу заведения, а за ними идут сами учащиеся – в поддержку своих педагогов. У учеников в этом случае свободно спрашивают, идут ли они на занятия или же присоединяются к протестам. Второе обычно означает, что, вероятно, летних каникул в этом году не будет, но многие соглашаются на это. Недавно при мне десятилетний мальчик привел несокрушимый довод против некоего заведения. Дело было во время обсуждения его будущей школы и выбора из нескольких: «Я не хочу лишаться летних каникул из-за постоянных забастовок!»

Хотя я не берусь (и мало кто возьмется) утверждать, что в Чили нет лоббирования интересов олигархической элиты, повсюду царит закон и порядок, а митинги всегда имеют реальное воздействие. Однако чилийцы выходят на демонстрации, потому что искренне верят, что выражение своей активной позиции ценно и способно что-то изменить в обществе.

«А иначе как узнают мое мнение?» – с недоумением в голосе ответила проходящая мимо чилийка с транспарантом. Правда, целью того митинга было призвать к ответственности одну женщину за жестокое обращение с собакой. Перекрыли весь центр города. Мимо меня, стоявшей в пробке, прошла нескончаемая череда людей.

Так что неудивительно, что результаты событий на Болотной площади и им подобных сложно представить в чилийской реальности – местные митинги часто оказываются эффективным средством «сдержек и противовесов», потому что чилийские власти прислушиваются к мнению протестующих. Например, именно так заморозили миллиардный проект строительства ТЭС ГидроАйсен в Патагонии, который оказал бы губительное влияние на экосистему этого фантастического региона с уникальной природой. Примечательно, что проект уже одобрили, но все же отменили под давлением массовых протестов по всей стране. В итоге чилийские олигархи и испанские компании, стоявшие за проектом, остались ни с чем. Хотя это яркий пример, но, увы не повсеместный – ТЭС в Кахоне-дель-Майпо в окрестностях Сантьяго, несмотря на многолетние протесты жителей, все же построили.

Тот самый Пиночет

Все страны Латинской Америки без исключения прошли через ужасный опыт военной диктатуры в минувшем столетии. Для некоторых из них этот опыт растянется и вовсе до века двадцать первого, и еще всего десять лет назад они были горячими точками на карте континента. Однако именно Пиночет вошел в историю как ярчайший пример латиноамериканского диктатора, образцово жестокого и кровавого.

Для русских же ассоциация Чили с Пиночетом и вовсе по-прежнему одна из самых стойких. Мне не раз приходилось общаться с людьми, которые даже плохо представляют себе, где находится эта далекая страна, но о периоде военной диктатуры знают. Особенно актуально это в отношении людей среднего и старшего возраста. Может, дело в популярных в советское время пропагандистских новостях о свергнутом социалистическом президенте Альенде в результате военного переворота 11 сентября 1973 года (и его противоречивой смерти, ведь до сих пор нет единого мнения – убили или застрелился сам). Понятно, что Советскому Союзу было важно поддерживать и распространять подобные сведения. С приходом к власти Пиночета, рьяного противника коммунизма, дипломатические отношения двух стран были разорваны, и с тех пор образ страны словно законсервировался в сознании русских на долгие годы, с краткими перерывами на футбол и землетрясения. Возможно, поэтому на уровне подсознания у многих Чили и по сей день вызывает такие ассоциации – в этом я с интересом для себя убеждалась много раз во время личных разговоров.

Однажды соотечественник задал мне вопрос про Чили. Коварный. С перчинкой (да, я люблю каламбуры): «В Чили до сих пор военная диктатура?» Занавес. Про старика Гугла мой собеседник, похоже, не слышал. Впрочем, в том времени, где он застрял, сетевых поисковиков не было и на стадии прототипа.

Конечно, здесь сыграла свою роль активная социалистическая пропаганда в Советском Союзе – чилийцы изумляются, когда им рассказываешь, что русские знакомы с творчеством Виктора Хары, а среднее поколение изучало трагедию президента Сальвадора Альенде еще в рамках школьной программы. А сколько моих соотечественников знало бы о Пабло Неруде, если бы не его активная политическая деятельность, если бы он бы не состоял в Коммунистической партии Чили? Если говорить, что Латинская Америка стала своего рода полигоном для идейного противостояния двух держав, то Чили явно не была исключением из этого правила.

Самое парадоксальное в том, что если опираться на сухие цифры и факты, то станет ясно, что чилийский опыт тем не менее был одним из самых «мягких». Сколько людей пали жертвами режима Пиночета? Для максимально точного ответа на этот вопрос было создано две комиссии. Подсчетом погибших и без вести пропавших занимался Комитет правды и согласия (кратко – Комиссия Реттиг), созданный в 1990 году, сразу же после перехода к демократии. В сфере их внимания были исчезновения и казни после ареста, применения пыток, похищения. Все, что заканчивалось смертью. Поначалу цифра составила 2296 человек. Позднее, по данным доклада «О жертвах нарушений прав человека и политических злоупотреблений», количество жертв выросло еще на 899, а к 2011 году итоговая официальная цифра составила 3216 человек.

Позже, по данным Национального комитета по политическому заключению и пыткам, созданного в 2003 году, Республикой Чили было признано еще 38 254 тысяч пострадавших от режима за 15 лет его действия. Эта цифра включает другую категорию – перенесших пытки, ограничения свободы и нарушения прав человека в различной степени. При этом большая часть жертв в обоих случаях приходится на первые годы переворота. Сразу же оговорюсь – разумеется, диктатуру ничто не оправдает, и каждую из ее жертв ничем не искупить.

Всем известна и трагедия на Национальном стадионе, который стал полигоном смерти в первые дни переворота – сюда свозили всех заключенных, и несколько сотен человек были расстреляны. Среди них был и поэт Виктор Хара, ставший своего рода национальным символом жертв военной диктатуры Пиночета. Позднее стадион превратили в концлагерь. Всего в стране насчитывалось 14 концлагерей, не считая многочисленных центров допросов и задержания. Многие из них находились в отдаленных и труднодоступных местах: крупнейшие из них – Чакабуко на просторах пустыни Атакама, остров Кирикина на юге. В окрестностях Чакабуко до сих можно встретить пожилых женщин, которые не теряют надежду отыскать в песках останки своих близких.

А проезжающие мимо них по пути в обсерватории туристы даже не догадываются об этом.

О концлагерях упоминают в документальных фильмах «Перламутровая пуговица», «Ностальгия по свету», «Колония Дигнидад» и многих других.

Сейчас на Национальном стадионе проходят регулярные футбольные матчи и самые крупные концерты. Некоторое время я жила недалеко от стадиона, и как-то осенним вечером, вслушиваясь, как переливы мелодии проникают в комнату через распахнутое окно, подумала: какой разительный контраст в истории этого стадиона. Сегодня о его прошлом ничто не напоминает, он полностью воплощает собой радость жизни и карусель развлечений.

В ходе военного переворота генерал Аугусто Пиночет всецело опирался на армию, Вооруженные силы, Армаду и полицию. Будучи прямым гарантом власти Пиночета, в повседневной жизни полиция воплощала собой режим в глазах населения. Ее боялись, ее ненавидели. Поэтому во времена диктатуры полиция и армия вызывали резко негативную реакцию у чилийцев. Тем примечательнее перемены, произошедшие в сознании жителей Чили по отношению к полиции сейчас. Характерный случай произошел в конце семидесятых с моим свекром. Он возвращался домой, шел сильный дождь, вдруг он проехал по большой луже, подняв фонтан брызг, и, к своему ужасу, понял, что только что обдал водой стоящего на тротуаре полицейского. По его словам, такого животного страха ему еще не доводилось испытывать. Он поспешил как можно скорее добраться до дома, в панике забаррикадировался, затянул машину покрывалом и стал ждать неизвестного. К счастью, все обошлось и он отделался лишь испугом. Случай на первый взгляд пустячный и даже малоинтересный, но, как мне кажется, очень и очень красноречивый. Уже после перехода к демократии отношение к полиции еще некоторое время оставалось негативным – сказывались долгое время сдерживаемые ярость и страх. Страх во времена диктатуры был частью повседневной жизни, если не напрямую, то косвенно. Он всегда витал в воздухе, в атмосфере того времени. В воспоминаниях уже другого поколения – моего мужа – еще в ранних 90-х было рискованно признаться, что в твоей семье есть военные, даже если ты имеешь к ним опосредованное отношение, и служили они, скажем, в пограничных войсках. Военным давали квартиры в специальных комплексах, так что это жилье служило безоговорочным подтверждением, что ты из семьи «миликас» (пренебрежительная форма, производная от милитарес, то есть военных – закрепилась в обиходе как раз в период диктатуры). Однажды его семья приехала навести порядок в квартире, доставшейся еще его дедушке (он был инженером военной авиации и репрессий явно не проводил). И для мужа, тогда еще пятилетнего ребенка, стала шоком агрессивная реакция прохожих на улице, которые оскорбляли его семью. В ход едва не пустили камни. От таких квартир старались избавляться, хотя бы не жить в них, а сдавать.

Как же воспринимают период диктатуры в своей истории сами чилийцы? Неоднозначно. По-разному.

Из многочисленных разговоров и наблюдений я пришла к удивительному поначалу для себя выводу, что достаточно велико число сторонников Пиночета. Они считают, что Пиночет едва ли не спас страну, стоящую по сути на грани гражданской войны (к ней Чили подвели действия социалистического правительства Альенде, внутри которого, по устойчивым слухам, назревал раскол). Еще, по их мнению, он предотвратил развитие Чили по сценарию многих латиноамериканских стран – в частности, встал на борьбу с наплывом наркотиков в страну. Хотя при Альенде наркотики начали наводнять страну, при Пиночете этому процессу не дали дальнейшего развития. Такой точки зрения, как правило, придерживаются ультраправые старшего поколения пиночетисты, но с каждым годом их наблюдается все меньше. Никто не станет отрицать, что многие меры, принятые в годы диктатуры, заложили фундамент для последующего «прыжка» в ряды стран с устойчивой экономикой. Люди, чьей семье диктатура принесла несчастья – исчезновения, пытки секретной службой ДИНА или высылку из страны в Швейцарию, видят в Пиночете тирана с полным на то основанием.

Высланные составляют особую главу в чилийской истории, именно потому что таких людей много – около двухсот тысяч человек были выдворены из страны за годы нахождения Пиночета у власти. По закону, высылке подлежали все приверженцы коммунистических взглядов (среди них, например, был и поэт Пабло Неруда). Под угрозой лишения гражданства им было запрещено возвращаться в страну вплоть до отмены декрета в 1988 году. Подпольную жизнью чилийских социалистов хорошо описал колумбийский писатель Габриэль Гарсия Маркес в своем произведении «Опасные приключения Мигеля Литтина в Чили», где главный герой, социалист Мигель Литтин, нелегально возвращается на территорию страны, чтобы снять документальный фильм о диктатуре.

Семья самого Альенде тоже была выслана, в том числе и Изабель Альенде – сегодня она самый популярный и издаваемый чилийский писатель всех времен, правда, живет она по-прежнему за границей. Другой красноречивый пример – действующий президент Чили (на момент написания этих строк и накануне грядущих президентских выборов) Мишель Бачелет – дочь военного из числа сторонников Альенде. После переворота ее семья была выслана из страны.

Основной поток высланных чилийцев направлялся в Германию. Еще уезжали в Швецию, потому что социал-демократическая партия страны активно финансировала правительство Альенде. На эту тему есть хороший фильм «Черная гвоздика», основанный на реальных событиях, об отважном шведском после Харальде Эдельстаме. В дни переворота он открыл двери посольства и спас тем самым много людей – на сегодняшний день в Швеции проживает около 50 000 чилийцев. Меньше людей уезжало в Мексику и Испанию после смерти Франко. Сегодня потомки таких выселенцев нередко приезжают Чили – правда, например, с паспортами граждан Швейцарии и немецким или французским в качестве родного языка.

В 2016 году чилийский кинематограф получил свой первый Оскар за короткометражный мультфильм «История медведя». Формат обманчив, ведь сюжет мультфильма совсем не детский – он рассказывает грустную историю семьи, пострадавший от военного режима. Душераздирающий мультфильм конечно же о трагедии тысяч семей, разделенных диктатурой и оказавшихся по разные стороны земного шара. От мультфильма в ленте лишь название в буквальном смысле. Неудивительно, что у картины нашелся и реальный прототип в лице дедушки одного из создателей, бывшего секретаря Альенде.

Вообще современный чилийский кинематограф активно рефлектирует на тему диктатуры, и интерес к ней не утихает. Словно это попытка найти некие важные ответы, увидеть отпечаток пережитого на современном обществе и его социальных институтах. «Вскрытие», «Мачука», «Черная гвоздика» – список картин с этим сюжетом весьма длинный.

После перехода к демократическому режиму с 90-х годов восприятие Пиночета и его действий подверглось значительной корректировке в массовом сознании людей, даже среди его прежних сторонников, прозванных в народе пиночетистами. Появилась информация о жертвах режима, навсегда исчезнувших задержанных, данные о больших финансовых хищениях во время приватизаций всех секторов экономики и лоббировании интересов влиятельных бизнес-кланов. Люди узнали, что переворот был подготовлен и профинансирован США (как и большинство других военных переворотов в Латинской Америке), в конце концов – эти официальные данные сегодня ни для кого не являются тайной – некоторое время назад американцы даже рассекретили документы, связанные с этими событиями.

Любой житель Сантьяго может поделиться воспоминаниями о комендантском часе по вечерам, с наступлением которого улицы города вымирали. Хорошо помнят и о запрете на групповые сборища – под это определение попадает любое празднование. Например, день рождения нельзя было отметить так, как это обожают делать чилийцы сегодня.

Вообще я заметила, что о периоде диктатуры не любят говорить, стараются особенно не упоминать (политика не в счет) и редко затрагивают эту тему. Не принято, не актуально – у каждого будет на то своя причина. В конце концов, этот период отделяет от сегодняшнего дня так мало времени, что понятно подсознательное стремление перелистнуть эту страницу. Даже в школьном курсе истории период диктатуры упоминается вскользь, между прочим; в сегодняшних учебниках слово «диктатура» заменяют лаконичным термином «военный режим». Хотя нас отделяет от тех событий всего четверть века – жизнь одного взрослого поколения, рожденного уже в демократии, но родители которого были непосредственными очевидцами событий.

Именно из доверительных разговоров с самими чилийцами я узнавала их истории и через них получала исчерпывающие ответы о периоде диктатуры, важные крупицы чьей-то персональной правды. О таком не напишут в Википедии, это истории реальные, настоящие, с крупными шрамами на всю жизнь; где есть место трагическим поворотам и слезам целых семей.

Одну из самых впечатляющих историй мне поведал знакомый, успешный предприниматель пятидесяти девяти лет. Его имена – Владимир, в честь советского вождя, и Борис, в честь героя популярного фильма «Летят журавли», – в сочетании с возрастом говорит очень многое. Например, что его родители были рьяными коммунистами, с верой в соответствующие идеалы и правительство. Они даже прожили целый год в СССР, что и вдохновило их на соответствующее имя для ребенка. К слову, на испанский манер имена Владимир и Борис произносят с диковинными для нас ударениями, на последний и первый слог соответственно.

Его родители вступили в неравный по местным понятиям брак, еще более консервативным в те времена. Мать происходила из состоятельной семьи, в то время как отец родился в крошечной деревне на три двора в двухстах километрах на север от Сантьяго. Он был идейным коммунистом до мозга костей, пробивался из самых низов, но тем не менее сумел достичь определенного положения – поступил в Технический институт, который ныне не существует, и получил должность в государственном транспортном ведомстве, когда Альенде пришел к власти.

Мало кто знает, что чилийские забастовки на протяжении истории, исполосованной разными режимами, служили не только для волеизъявления народа, но и в политических целях. Красноречивый пример тому – забастовка дальнобойщиков как раз при Альенде. Это достаточно темная история. Если верить знающим людям, ЦРУ выделила на этот саботаж 2 миллиона долларов, чтобы страна оказалась отрезанной от продовольствия, и тем самым поднять народный гнев против социалистического правительства. Так они собирались сместить Альенде и поставить у власти нужного им президента. Отец Владимира курировал операцию по привлечению чилийских государственных грузовиков и полиции, которые развозили продовольствие в разные уголки страны, чтобы предотвратить нужный внешним силам коллапс.