Текст книги "Сердце-пламень"

6. Бел-Горюч-Озеро

За священной рощей, неподалеку от того места, где река Ангмала срывается с уступа, раскинулось Бел-Горюч-Озеро. Название говорило само за себя: вода в озере кипела, а с поверхности шел плотный, как неразбавленное молоко, пар. Говорили, за озером смотрит какой-то могущественный старый водяной. Может, потому между женским берегом для омовений и мужским всегда висит непроглядная белая пелена?

Я любила приходить сюда до рассвета, пока все спят.

Вот и сегодня по дороге к озеру меня сопровождала только тишина древнего города. Лишь в некоторых оконцах крепости да в сторожевых башнях на стенах дрожали слабые огни. Но такая пустота была кругом!

До чего странно здесь ощущалось одиночество: маленький человек наедине с каменной махиной и ее злой зимней природой, а все равно не чувствуешь себя одиноким, даже если это правда так. Только оглушающая пустота, тишина, холод. Вот и все. Ты становишься тенью среди теней города, просто странницей, мимолетно наслаждающейся гостеприимством сказочного чудовища. Легко поверить, что спустя столетия потомки местных колдунов так же будут бродить меж руин и задаваться вопросами: «Что за великаны возвели Нзир в порыве вдохновения?». Порой я замечала в очертаниях переходов, крыш и окон странное единство, будто был он когда-то единым живым созданием, и словно бы только время, ощущавшееся здесь иначе, раскидало его останки по колдовской земле.

Все дороги Светлолесья ведут к тебе, Нзир, все Пути! Город, в котором возможно все. Не спасли меня от чар твоих ни вынужденное избегание чародеев, ни присутствие Чудовой Рати. Нет, не открыть мне всех твоих тайн, великий город. Да и кто бы мог?

Дарен?

Я скинула одежду и с наслаждением погрузилась в горячую воду. Дарен всегда был себе на уме. Когда предание говорило, что Полуденный царь придет и все исправит, в нем не упоминалось одного – в каком пламени нам всем придется сгореть, чтобы измениться.

«Тот Дарен ведь и правда сгорел».

Я нырнула и поплыла сквозь толщу воды глубже, перебирая по дну руками. Вода порой пугала меня, но теперь я находила в ней утешение. Находила свою память, прикасаясь к вплетенной в волосы жемчужной нити. И сейчас от воспоминаний о Дарене некуда было деться – теперь эта нить соединяла меня с детством, с той стороной моего бытия, что существовала до жизни среди чародеев. Я принадлежала к знатному ардонийскому роду, и именно мои родители спасли от жрецов молодого царевича. Мы все укрылись за морем, в Аскании, но когда пришли червенцы, прежняя жизнь кончилась. Жемчуг хранит то, что осталось от моего детства. То, что нашел Дарен посреди руин моего разума, ведь после тех событий я почему-то потеряла память.

Дарен и Ворон были там. Они знали что-то, но молчали. Один сказал, что я сама должна вспомнить, а у другого я никогда не спрошу. И день за днем я перебирала жемчуг в надежде заполучить все воспоминания, хотя и знала, что там одна только горечь.

Я вынырнула на поверхность, хватая ртом холодный воздух. Вода, а особенно такая, как в Бел-Горюч-Озере, помогала унести печали. Она соединяла границы миров и была проводником неведомого.

Вода… огонь… вода…

«Забери, озеро, мою неверную память, погаси, вода, былые чувства».

«Ведь та Лесёна тоже сгорела».

– Неужели это и есть ты? – спросил смеющийся женский голос.

Я обернулась. На камнях сидела женщина. Пар и длинные темные кудри частично скрывали ее наготу, но я не могла не заметить темный цвет ее кожи. Асканийка.

– Мы знакомы?

– Нет, но виделись. – Асканийка плавно соскользнула в воду и, не переставая улыбаться, подплыла ко мне. – Я Эсхе, наставница с Пути Превращения и, по скромному мнению девиц-колдуний, лучшая устроительница вечер в Нзире.

У Эсхе были полные ярко-алые губы и спокойные, карие с красными крапинками глаза. Ей явно не требовались чужие рассказы о ее красоте: судя по гордому и спокойному взгляду, она совершенно точно знала о ней сама. Кожа Эсхе завораживающе мерцала, и от воды на ней четче проявились узоры – звезды, водопадом стекающие вниз, к поджарому животу. Эсхе выждала несколько мгновений, будто давая мне возможность изучить себя.

– Чего ты хочешь? – спросила я вслух.

Асканийка медленно прикрыла веки, а потом резко взмахнула ресницами, не переставая улыбаться.

– Приходи вечером. Может быть, расскажу.

– Я занята.

– Если хочешь, я помогу тебе найти нарядную одежду. У меня много друзей среди ремесленников-чародеев.

– Мне нравится моя одежда.

Я уже привыкла к постоянным насмешкам от соседок по поводу своей поношенной рубахи и линялых штанов, из которых я теперь почти не вылезала. Но мне нравилось, что в этой одежде удобно ползать по заброшенным коридорам и уворачиваться от ударов Минта. Теперь такова была моя новая жизнь. Жизнь вдали от плясок с пестрыми нарядами.

– Мне пора.

На берегу я начала быстро обтираться холстиной, но не тут-то было.

– Ты вся в синяках, – рассмеялась Эсхе. – Поспорю, что твои бедра покрыты ими вовсе не от жарких ночей.

– Веселитесь без меня, ясно?

Асканийка медленно вышла из озера. Вода стекала с тела, покрытого рисунками, и испарялась с кожи, отмеченной созвездиями и изящными завитками… Нет, белыми и черными змеями.

Так она из культа Змей!

– Лесёна, я зазываю тебя не только ради нарядов и жарких ночей. – Эсхе протянула руку и помогла оправить рубаху. – Нам надо поговорить. Я знаю, что ты больше не колдунья.

Сердце упало вниз. Картинка начала собираться…

– Это Дарен рассказал тебе обо мне?

В ее взгляде промелькнуло что-то оценивающее.

– Приходи.

Дарен. Он ей сказал? Зачем? Кто она ему?

Я вырвала из ее рук свою рубаху, молча заткнула ее в штаны и, не прощаясь, поспешила уйти.

Культ Змей помог Дарену в Аскании и, похоже, не остался в стороне и теперь. Что за игру ты опять затеял, Полуденный царь?

Или я зачем-то понадобилась культистам?

* * *

Поздним утром, похлебав на кухне остатки горячей похлебки, мы с Минтом отправились на тренировку в руины. После вчерашнего друг был молчалив, и я не лезла к нему, зная, что хорошая драка взбодрит его лучше душеспасительных разговоров.

И только когда мои колени затряслись от усталости, а рука уже не могла поднять тренировочный меч, Минт кивнул на раскидистое дерево, под которым мы обычно отдыхали между подходами.

Я рассказала ему обо всем, кроме Ворона. С одной стороны, не хотела тревожить его напоминанием, а с другой – опасалась гнева за свою несдержанность. Минт учил меня не поддаваться на словесные атаки в том числе, а вчера я не сдержалась. Вдобавок узнай он о видении, в котором кто-то приказал чуди убить нас с Терном, наверняка снова бы поднял вопрос об укрытии в Сиирелл.

– Что ж, – Минт устало потер переносицу, – Инирика зазывает тебя в Совет для своих мутных делишек, и культистка из Аскании позвала тебя к себе… для чего?

– Для того же самого, возможно.

Минт прикрыл глаза и улыбнулся.

– Рассказ про Эсхе на озере здорово поднял мне настроение. Можно подробнее все описать?

Я пихнула его в плечо, но он, не глядя, уклонился.

– Не хочу связываться ни с Инирикой, ни с Эсхе. Кстати, – пальцы едва слушались, но я извлекла из своей сумы склянку с сон-травой, – вот, возьми. Это снадобье для спокойных ночей. Никаких дурных снов.

Минт взял склянку, но, ничего не спросив, убрал ее за пазуху. Потом снова откинулся на дерево, глядя на крепость. Искра любопытства в его глазах затухала.

– Я тут подумал… Если у нас одна жизнь на двоих, мы, скорее всего, умрем в один день.

– Ну-у, скорее всего.

– Знаешь, мой старший брат погиб на войне Трех Царств, – вдруг проговорил Минт. – Он был крепким, рослым, вечно лез на рожон и любил тесать кулаки о всяких выскочек. Говорил, что рожден воином. – Он улыбнулся. – Такой дуралей. Пошел в дружину. Наша мать почти следом за ним ушла. Подалась в странствующие жрицы. Я остался с отцом, но он не больно-то…

Я молчала, понимая, что ему сейчас важнее просто быть услышанным. Вынести Шепот Ворона в своей голове невероятно трудно: он вытаскивает из закоулков души все самые болезненные воспоминания, все самые потаенные страхи и желания.

– Я хотел быть, как брат. Стать воином. Стать лучше, чем мой брат, чем все, кто меня окружал. Но я потерял себя. Потерял цель своего пути… А может, никогда ее по-настоящему и не знал, ведь все, кого я любил, вечно выбирали не меня. Шли куда-то. И я тоже куда-то шел и что-то делал…

– Как Странник.

Губы Минта исказила ломаная улыбка. Я знала, Минт не верит в божество наемников, но мне хотелось сказать ему хоть что-то.

– Не подстегивай мою гордыню.

– И не собиралась.

– Лесёна, – он обернулся ко мне и прямо посмотрел в глаза, – что, если мы с тобой поженимся?

– Мы… что? Что ты сказал?

– То и сказал, – отозвался Минт.

– Не понимаю…

Злой взгляд потемневших глаз блеснул обидой.

– Правда не понимаешь, да? Я думал, теперь, когда мы остались одни, теперь, когда ты человек… Мы могли бы создать свой собственный род. Мы ведь всегда были против всех.

Чего-то такого я и боялась. Чувствовала, что после битвы за Линдозеро мы уже не сможем оставаться друзьями.

– Ты…

– А почему нет?

– Ты же не любишь меня.

– Кто тебе это сказал?

– А как же Лада?

Девушка, что осталась на острове наемников, девушка, из-за которой Минт когда-то рисковал порвать связь с принявшим его родом.

Минт отвернулся. Голос его звучал глухо, словно его обладатель борется сам с собой:

– Я потерял свою честь. И право быть с ней. Пора взглянуть правде в глаза – я не справился. Ты тоже вчера едва не погибла. Мы проиграли, мир катится в бездну.

Нельзя сказать, что я об этом не думала. Какая-то часть меня хотела уехать и все забыть. Малодушно сбежать, украсть для себя кусочек отмеренного времени и драгоценного покоя, оставить червенцев и чародеев рвать друг друга за право ходить по Срединному миру. Но именно из-за меня рухнуло древнее заклятие, сковывающее Чудову Рать, и моя судьба тесно переплелась с судьбой мира.

Про Альдана мы не говорили, но его тень сама собой возникла между нами, словно он еще мгновение назад был здесь и не прошло этих долгих месяцев, когда я упорно старалась не говорить о нем. Но почему-то сейчас воспоминание об Альдане явилось и добавило тяжести в наш и без того сумрачный разговор.

– А вдруг… вдруг все это из-за того, что ты отдал мне половину своей жизни?

Минт сделал для меня больше, чем кто-либо. Он как Фед, только Феда больше нет, а если я потеряю еще и его…

– Минт, ты спас мне жизнь. Ты самый щедрый и добрый человек из всех, кого я знаю. Ты мой друг, но…

Его глаза сузились.

– …но неправильно жениться не по сердцу. Даже если мы с тобой оба безродные и неприкаянные.

Друг стряхнул снег с темно-русых волос, с меха росомахи на вороте, а затем встал.

– Думай, – бросил он ровно. – Я спускаюсь в Светлолесье. Дарен приказал подготовить жертвину к вечернему обряду.

Он ушел, а я не знала, куда деть свой взгляд, и он невпопад шарился по углам, то и дело натыкаясь на снег и разруху. Все вокруг враз сделалось неуютным и нелепым, словно куча стылой земли и камни не стоят того, чтобы за них бороться. Словно все мои идеи по изгнанию Ворона ничего не стоят.

Но хуже всего было другое: в этот раз Шепот Ворона проник слишком глубоко в Минта… И все-таки его надломил.

«Ворон питается отчаянием. Пора, Лесёна».

Я побежала по улицам со скоростью, какую только могла выжать из своих обессилевших после тренировки ног. Перепрыгивая камни, перелезая через разбитые окна. Кое-где виднелись шеломы, оплавленные рукояти мечей, исполосованные стены… оставалось только гадать, сколько жизней оборвалось тут когда-то.

Обычно мы с Минтом подбирались к башне Крыльев со стороны Второго Круга, и каждый раз это занимало разное количество времени. Иногда город водил кругами по пустынным улицам, будто сердился на что-то. Может, если бы и здесь кто-то обитал, Нзир был бы милосерднее, но земли Второго Круга пока никто не заселил: живые не рвались к близкому соседству с Ратью. А может, дело было и в другом: колдуны-ученики и их наставники все еще трудились над Первым Кругом, и не оставалось времени думать над загадками Второго.

А загадок Нзир-Налабах подкидывал достаточно.

Многие думали, что Галлая жила рядом с читальней, расположенной в Главной башне, и искали ее собрание именно там. Но за три месяца ничего значительного так и не нашли и потому гадали, куда подевались те самые, древнейшие знания о Путях.

И, если я хоть немного понимаю Галлаю и Нзир, они оставят искателям возможность попытать свою удачу.

За два часа до заката город сжалился и наконец пропустил меня к башне Крыльев. Добравшись до подножия разрушенной лестницы, я рухнула на уцелевшие ступени, чтобы перевести дух. Скоро для Терна начнется обряд перехода, но я еще могу успеть. Редкий снег, залетевший в окна, кружился и полностью исчезал в многочисленных дырах в полу. Горло и легкие снова болезненно горели. Я заглушила их несколькими глотками травяного настоя, а потом нашла глазами малахитовую дверцу. Ее почти полностью скрывал иней, но я явственно видела проступающую сквозь него зелень.

Оберег как будто бы потеплел.

– Ну, вперед, – шепнула я ему и начала подготовку к восхождению. Убрала баклагу, закрепила в голенище клинок, перемотала ладони полосами холстин, нашла болтавшийся конец веревки. Минт закрепил несколько петель на балках, но не успел закрепить последнюю, с помощью которой можно было бы перебраться на площадку заветной дверцы. Что ж…

Я ухватилась за торчавший из стены камень и, подтянувшись, полезла вверх. Несколько удачно выпирающих камней, щели, в которые можно втиснуть ногу, и я оказалась вровень с площадкой. И наконец смогла взглянуть на дверь. Это была сплошная стена покрытого инеем малахита. Тусклый свет из разбитых окон отражался на ее поверхности, и, когда я это поняла, оберег нагрелся сильнее.

Там точно что-то было.

Я обвязала живот веревкой, накинула петлю на балку сверху и поползла по покатой стене, стараясь не смотреть вниз.

Но, перехватывая веревку в другую руку, поскользнулась. Веревка натянулась, мир качнулся вверх-вниз и перевернулся.

– Нет!

Вцепившись в конец, я успела лишь замедлить падение. Этого хватило, чтобы не разбиться от удара об пол. Правый бок прошибло болью, а в глаза брызнули черные зерна.

Хрясь! Раздался треск, и пол подо мной разошелся. Я зацепилась за веревку, попыталась подтянуться, но балка, к которой я привязала свою веревку, поехала дальше. Веревка впилась в живот, мигом выбив воздух из легких.

Вздыбились трухлявые половые доски.

Холодный ветер просвистел в ушах с утроенной силой, и меня понесло в темную глубину, как одну из снежинок.

Ветер.

Тьма.

Жар…

Боль!

* * *

Радо мао, мао риохэ… Аррадо маос, Зар-ръяна.

Я отдышалась, потерла виски и, подняв голову, увидела высоко наверху пятнышко света.

– Это ж сколько я пролетела, – хрипло пробормотала я, все еще не вполне уверенная, на каком именно свете сама пребываю. Ощупав руки и ноги, я удостоверилась в их полной сохранности.

Ладонь кольнуло шершавой соломой. Я поерзала и через мгновение скатилась с огромного стога сена.

Теперь я стояла в крошечном пятнышке света. Здесь было жарко, как в бане. Под ногами ощущались камни, и к запаху соломы примешивался сладковатый запах, показавшийся мне неприятным.

И мне почудилось, что рядом со мной кто-то есть.

Как говорил Минт, что может быть неприятней, чем остаться беспомощным в темноте? Только узнать, что ты в этой темноте не один!

Я присела на корточки и вытащила из сапога клинок. Свет упал на серебристое лезвие, и я повернула его, направляя блик в сторону источника звука.

– Кто здесь?

Отраженный свет нашел стены каменного мешка, но трескучий звук тут же повторился.

А затем усилился. Или приблизился? Теперь к нему добавился шелест перекатываемых камешков.

Я отступила в темноту, выставив клинок.

Свист. Натренированное тело само подсказало, в какую сторону увернуться.

В освещенном круге появился и исчез покрытый чешуей хвост…

Аспиды!

В горле пересохло.

Меня угораздило свалиться к аспидам.

Внезапно то, что похрустывало под ногами, приобрело другое значение.

Глаза чуть пообвыкли в темноте, и только это помогло мне подпрыгнуть от новой атаки змеиного хвоста.

Я откатилась в сторону и побежала сквозь тьму, спотыкаясь и падая на камни.

Сзади раздался новый звук, как если бы аспид набирал полную грудь для того, чтобы…

Нет!!!

Я упала ничком на пол, и сверху полилась струя пламени. Жар опалил щеки, и чудом не пропали волосы.

– Лесёна! Сюда, – раздался чей-то шепоток. – Ползи сюда!

На краткий миг все снова озарилось пламенем, и я, превозмогая одурение и слабость, подняла голову. Не так далеко от меня в породе зияла трещина.

– Ползи быстрее, они тебя видят.

Я изо всех сил устремилась на голос. Сзади раздался новый, сулящий незабываемые впечатления, свистящий звук, но вдруг меня втянуло в трещину.

– Аспиды! Аспиды!

– Они многих недолюбливают, – заверил меня кто-то.

– Их отношение ко мне находится где-то между «оторвать голову» и «испепелить заживо», – прохрипела я. – А это точно далековато от «просто недолюбливают».

– С тобой они просто поиграли, поверь.

– Кто ты? Где ты?

– Ползи дальше, – велел мой спаситель, но дальше вместо голоса раздался какой-то странный звук, похожий на «уру-ру-ру».

Я послушно работала локтями и коленями, пока проход не расширился и голос не велел:

– Все, здесь можно встать.

Поднявшись, я приложила ладонь к ушибленной голове и осмотрелась. Все еще плыло перед глазами, но было ясно – я под землей. Своды каменных арок уходили во все стороны, но терялись во тьме.

– Нижний город?

Немыслимо. Под крепостью был самый настоящий город со своей сетью переходов, мостов, ярусов и хором! И он, этот город в подземелье, почти не пострадал. Удивительно, как это мы с Минтом не нашли его раньше? И знал ли о нем кто-то из колдунов наверху? От удивления я позабыла об усталости и боли во всем теле. А еще – о таинственном шепоте. И лишь когда поднялась, оглядываясь, встретилась взглядом со светящимися зелеными глазищами.

– Не подходи!

– И не собирался.

– Кто ты? Чудь?

Я выхватила клинок и вмиг очертила себя кругом.

– Стал бы я тебя вытаскивать, если б хотел задавить, – обиженно прошипел кто-то и приблизился.

Я резко выдохнула: передо мной дыбил шерсть Серый, Альданов кот.

Или не кот?

– Серый… ты…

– Ну?

Сколько раз я спала, беззащитная, рядом с ним! И ничего не почуяла! Даже оберег, и тот молчал!

– Как… как ты нас всех обманул?

– Больно надо, – фыркнул Серый, садясь у обережной черты.

– Но почему ты раньше не заговорил?

Кот уставился на меня блестящими от зеленого потустороннего блеска глазами.

– Так силы с моим народом ушли. – Зелень чуть потускнела. – Да и что от меня толку, если ни послужить, ни набедокурить как следует не можешь?

Я потерла ушибленную голову, припоминая. Чудь, прижившаяся в доме, помогала по хозяйству. Люди оставляли ей дары, чтобы та хлопотала, дом берегла. И бывало так, что люди уходили, а чудь оставалась, привязанная к месту. Серый жил при Дане на мельнице, но знал многое о Линдозере. Однажды вывел меня к Вороньему Яру…

– Так ты суседил в Яру, – поняла я.

– Неблагодарные людишки!

– А Дан?

– Дан хороший.

– Он знал, кто ты?

– Говорю же, слаб был тогда, – прошипел кот. – Хотя мне лет больше, чем всем вашим царствам, вместе взятым!

– Почему ты… помогаешь?

– Без вас, людишек, мир скучнее, – как будто нехотя признал он.

Я хмыкнула:

– Ну, без тебя он тоже многое бы потерял!

Серый выразительно посмотрел на обережную черту, а потом вдруг повел носом, будто принюхиваясь к чему-то.

– Ну, Лесёна, – с хитрым прищуром произнес он. – На обряд прощания с Терном идешь или на меня так и будешь глазеть?

Я огляделась. В Нижнем городе, похоже, можно плутать вечно. Но довериться чуди?

– Да не нужна мне твоя жизнь, – сказал, облизываясь, Серый.

– Чего же ты хочешь?

– Оставляй мне дары, как делали твои предки. И не принуждай меня колдовством крови! Тогда, быть может, я и буду тебе помогать.

Будь Серый врагом, мог сотню раз навредить мне, но я видела от него всегда только помощь. Не раз этот чудов кот выводил меня на нужную дорогу, но и легкой ее назвать было нельзя…

– Что ж, ты уже не раз помогал, – проговорила я. – Альдану, Минту, мне. Похоже, людей ты любишь больше, чем колдунов. Но я верю тебе. И принимаю твою помощь с благодарностью.

Глаза Серого блеснули ярко-зеленым.

– Правильно говоришь, – сказал он.

И я стерла обережную черту.

* * *

По Нзиру плыл тихий печальный звон – будто голос из подземных далей. То была песнь города, песнь его прощания.

Начинался обряд перехода для Терна.

Минта нигде не было видно, поэтому я шла одна. Я смазала рану на голове Живой, обмоталась корпией и поглубже надвинула шапку. Каждый шаг давался с трудом – словно не по расчищенному булыжнику идешь, а по непролазному снегу дорогу торишь.

Меж тем солнце уже село, и холм, а вместе с ним роща у подножия тонули в алом. Повсюду виднелись заснеженные курганы, но все они принадлежали тем, кто жил в Нзире задолго до нас. За холмом шумно несла свои воды Ангмала, небесная река.

Колдуны помладше собирались внизу, остальные же поднимались дальше. Побратимы Терна возводили у корней ветвистого дуба каменный курган, а девушки-колдуньи рядом с ними пели обрядовую песню. Я хотела присоединиться, но в горле стоял ком, поэтому я просто опустила камень, что принесла с собой, к другим камням и прикрыла глаза, растворяясь в песне. Голоса колдуний переливались в воздухе, и снег, деревья и камни, от которых отражалась обрядовая песня, тоже звенели, переплетаясь в единый напев. Колдуньи пели, помогая Терну проститься со всем, что он любил.

Я вспомнила видение Ворона. Неужели убийца среди нас? Стоит где-то в этой толпе, вслушивается в хрустальное пение, чувствует все это… Нет, невозможно. Дарен прав – Ворон хочет, чтобы мы подозревали друг друга.

Я не стану его оружием.

Напротив меня стояла Велена, девушка, смеявшаяся в трапезной громче всех над шутками Терна. Ее я знала еще по Обители. Опухшее лицо Велены хранило следы слез, но глаза горели непокорным огнем. Столкнувшись с ней взглядом, я отвела глаза и, поколебавшись, двинулась наверх вместе с несколькими старшими учениками.

На вершине холма, очерченные сиянием Червоточины, дремали старые идолища. Их инистые лики молчаливо взирали на собравшихся. Уж и не разобрать черт, и стерлись имена, а все же я не могла не задаться вопросами: помнят ли они век Зари, помнят ли время, когда мир был юн? Что шепчут эти старинные божества стенам колдовского города? Вся ли их сила упокоилась здесь или за столетия забвения разнеслась ветрами по Северным горам?

Дарен, стоявший в центре перед жертвенником, вдруг резко поднял руки. Миг, и он рассек воздух клинком, очертил круг и зашептал слова древнего заговора. Вода реки зашумела сильнее. Я уловила какую-то белую дымку над камнем, прежде чем она полетела к Ангмале… где, провожаемая немигающими взорами старых идолов, унеслась вниз по небесной реке.

Вход в Верхний мир, царство предков и богов, был для Терна закрыт насильственной, нечистой смертью.

Из-за меня. Из-за того, что я промолчала.

Каждая ошибка в борьбе с Вороном стоит дорого.

Печальная обрядовая песня стихла под журчание колдовской реки. В ушах шумело все сильнее: то ли ветер, то ли кровь, то ли вода…

– Лесёна, его убили червенцы?

Казимек стоял рядом со мной и внимательно вглядывался в мое лицо. Я помотала головой, жалея, что не догадалась уйти раньше. Слезы закипели на глазах, собрались комком в горле… Глаза Велены, девушки Терна, отпечатались внутри.

Моя соседка, колдунья с пышными рыжими волосами по имени Аза, воскликнула:

– Чего молчишь, Лесёна? Терн был с тобой! – На ее крик обернулись другие. – Это чудь или червенцы?

Колдуны зашумели. Ряды вокруг меня сомкнулись. Похоже, без ответов они меня отпускать не собирались. Перед глазами все плыло, но тем сильнее росло во мне желание признаться.

Сказать правду. Не червенцы убили Терна, нет… Его убила ложь, в которую он так истово поверил. Но его обманули. Все мы поверили в то, чего никогда не будет. Полуденное время не даст нам защиту.

Я могу сказать им правду. Или промолчать, снова спасая собственную голову.

– Ищешь ответы, Казимек? – громко сказал Дарен, и все обернулись к нему.

Бородач опешил, явно удивленный тем, что его услышали, но в следующий миг снова нахмурился:

– Не все знают, что случилось, мой царь.

Дарен медленно спустился с возвышения и ответил куда тише, чем задал вопрос, но каким-то образом его было слышно так, будто он стоял совсем близко:

– У нас довольно врагов. – Дарен обошел вокруг жертвенника, оглядывая советников, наставников и остальных. – Земли слишком долго обходились без хозяев и колдунов. Мы отвыкли, чудь одичала, а у людей короткая память.

– Так давайте спустимся! – не унимался Казимек. – Как же мы всех приструним, если мы тут, а они – там?

Инирика едва заметно качнула головой, Еж при ней беспокойно потер краснеющий нос.

– Мы должны отвоевать свое, – прогудел высокий колдун, кажется, кузнец с Пути Созидания. Его поддержали согласным гулом другие колдуны-мастера рядом с ним.

Но Дарен не повел и глазом. Ветер рвал его смоляные волосы, бросал на глаза, но спокойствие колдуна было непробиваемым. Костер по Терну еще не успел остыть, и колдуны рвались на битву.

– Чародеи не воины, – проговорил он. – Мы не повторим того, что делал царь Полуночи. Мы изыщем иные способы вернуться в Светлолесье. Я знаю, некоторые из вас принимали участие в войне Трех Царств, и есть те, кто почтет за честь пасть во славу справедливости, снискав славу вечную. Но для защиты у нас есть Чудова Рать. А для славы и справедливости – эти стены.

– Но жрецы режут нас, как скот, – проговорил с недобрым огнем в глазах высокий косматый чародей с загорелой кожей и екадийским говором. – Уклоняться от битвы – подло и бесславно! Мы должны почтить предков вражеской кровью! Иначе они страдали зазря!

– Тогда мы ничем не отличаемся от тех, кто посеял ужас, – ответил Дарен. – Наши предки веками работали во благо мира. Лишь один оступился так, что подвел остальных. Мы боремся против того, что нарушает порядок вещей в Срединном мире. Настоящие наши враги не люди.

– Но люди нам не рады. – Инирика поджала губы.

– Нет. – Дарен обернулся к ней с легкой улыбкой. – Но тем, кто выберет мир, нам будет что предложить.

– И что же? – Инирика тоже улыбнулась, но глаза ее оставались холодными. Рядом с ней шептались другие колдуны. Было заметно, что речи Дарена не произвели на них особого впечатления.

Как и на меня. Чудова Рать не зверюшка, ее не удержишь даже на крепком поводе. Даже земля не смогла – отравилась. Что уж говорить о Вороне-Феде?

– Мы предложим им наше мастерство. – Дарен поднял вверх руку с посохом, и откуда-то издали раздался крик аспида. – То, для чего мы рождены. Земли ожили, чудь стремится к людям. Лесные хозяева возвращаются. Это хороший, добрый знак. Мир возвращается к прежнему укладу, когда мы, колдуны, выступали посредниками меж миром чуди и людей. Им потребуется наша помощь. Наберитесь терпения и учитесь. Стройте город и чтите заветы предков.

– Но разве не заветы отцов привели нас к войне? – я с трудом узнала свой собственный осипший голос. – На том пути, что они проложили, появился царь Полуночи. Нужно ли безоглядно доверять прошлому?

Глаза Дарена сузились.

– Царям не чуждо желание, – сказал он в тон мне. – Царь Полуночи хотел власти, и, к несчастью, он мог распоряжаться слишком многим.

Инирика едва слышно рассмеялась. И чуть заметно подмигнула мне.

– Вот поэтому, – Дарен сделал легкий поклон, – я и отказался от трона Ардонии. И не желаю власти. Поэтому жизнью Нзира управляет Совет.

– Многие, – кузнец поклонился, – и я в том числе, думали, что, заполучив Чудову Рать, ты первым делом выбьешь жрецов из родного царства, вернешь царский венец и займешь престол отцов. Но ты в первые же дни правления чародейским городом отрекся от Ардонии!

– Здесь, в Нзире, – сказал Дарен тихо, – все мы начинаем новую жизнь. И я тоже. Вы доверились мне, и я не поведу вас на бойню с червенцами, дабы свершить кровную месть. Мы не можем подвести поколения колдунов, проливших кровь за Нзир. – Он обвел рукой руины города и заснеженные курганы. – Сперва мы должны возродить наш город, наши обряды и имя…

Тишина, свалившаяся на нас, расходилась по собранию, как круги на воде. Стихла река, унялся ветер. Даже Инирика замерла, не сводя глаз с царя Нзир-Налабаха.

– Теперь уже – вместе с людьми!

Дарен развернулся, взмахом посоха расчеркивая облака над городом. Небо, повинуясь его колдовству, мгновенно расчистилось, и все увидели уходящую вниз с холма широкую лестницу. Сотни ступеней, а у подножия – сотни людей.

– Ардонийцы пожелали жить вместе с нами, – сказал Дарен. – Они поселятся в отстроенной Терном части Первого Круга. Среди тех, кто сейчас поднимается в Нзир, есть ремесленники, мастера, лекари. Поприветствуем же людей в Нзир-Налабахе.

Холм грохнул криками.

– Дарен! Дарен! Вот наш истинный царь! – кричали колдуны. – Полуденный царь! Царь из легенд!

Дарен поклонился людям, а затем городу. Его имя гремело над колдовским городом, ибо каждый после этого был готов идти за Полуденным царем на край света.

«Но разве знали они всю правду?»

В свете Червоточины идолища грозно взирали на Дарена и на людей, склонившихся перед ним. Говорили, что Полуденный царь – любимец богов. Но чьи имена сейчас славили на этом холме? Мудрые старцы в Обители говорили, что страшен удел тех, кому боги завидуют. Ведь шутки их жестоки.

Дарен поднял голову и встретился со мной взглядом поверх согнутых в поклоне спин других колдунов. На его губах играла горькая усмешка.