Текст книги "Франция изнутри. Как на самом деле живут в стране изысканной кухни и высокой моды?"

К слову, о титулах. Самым старым титулом во Франции считается барон. До барона существует шевалье. После барона идут виконт, граф, маркиз, герцог и принц. Один человек может носить несколько титулов. Титул передается по наследству и отходит старшему мужчине в грядущем поколении. Если их несколько, становится возможным деление между братьями. Обычно, «деление» титулов касается принцев и герцогов. Но дворянин может быть и без титула.

Сегодня традиция хранить регалии представляет в большей степени честь и историю семьи. Быть частью этого сообщества не дает никаких юридических привилегий. Любопытно, что до сих пор во Франции президент может посвятить в дворянство за особые заслуги.

Дворяне любят открывать двери своего дома, когда вы проявляете интерес и уважение к их ценностям. Они гордятся своими замками, их историей. Мне вспоминается граф Клод де Бельмон, страстный любитель охоты, хорошего вина, преданный своим владениям, замку Иссар. Этот каменный исполин запомнился мне по элегантной башне XV века с солнышком наверху.

Семейная традиция рассказывает, что некто из ближайшей свиты «короля-солнца», а возможно, и сам Людовик XIV, остановился в замке по дороге на воды в городе Бурбон-лʼАршамбо. Клод – один из трех братьев Монтаньи де Бельмон. Я влюблена в его оптимизм и любовь к жизни. Каждый раз, когда мы заезжаем к нему, он предлагает нам бокал аперитива, в последний раз спонтанно позвал на обед.

«Это нормально! Так должно быть. Это часть нашей культуры. Нам повезло иметь весьма неплохой дом, – проскальзывает ирония, неизменная спутница французского юмора. – Я люблю, когда к нам приезжают. «Бонжур, месье. Можно ли нам посмотреть замок?» Да, конечно! Я начинаю им рассказывать историю дома. И я давно хочу, чтобы записи в гостевой книге возобновились».

Вдруг Клод достает эту книгу и передает ее мне. Это очень трогательно. Последние записи в ней 1988 года, это год моего рождения. На пожелтевших листах написано:

– очаровательный прием

– радушный прием в лучших традициях французской аристократии и христианства

– спасибо, что храните наследие, на которое опирается величие Франции

– это благодарность за вашу приветливую улыбку

– ваш замок прекрасен! Очарован визитом и добротой. Все, что нужно для завершения отличного дня. Спасибо за прием!

Клод взрывается от энтузиазма, как вулкан, его глаза начинают блестеть, и он передает мне книгу: «Вы будете первой, кто возобновит записи». В этом есть нечто щемящее, какое-то провидение судьбы! Спустя 32 года дать доброте, теплу и благодарности вылиться на эти страницы.

Уникальная культура французской аристократии зиждется на трех принципах: честность, искренность и уважение к другому. Насколько хотя бы каждый из нас искренен с самим собой? Три принципа успеха, три принципа надежного человека. Такие простые и такие сложные для исполнения в нашей жизни.

Кто лучше, чем дворянин, расскажет о том, как сегодня эта культура живет в современной Франции. Вы знаете мое видение. Теперь я приглашаю вас услышать жизненную исповедь одного из представителей семейства де Шабанн, подарившего Франции маршалов, генералов, офицеров.

С Жаком нас свел Кристиан де Во, за что я безмерно ему благодарна. Про Кристиана мы поговорим отдельно в главе «Франция в лицах». Пусть буквы ниже перенесут вас в сердце Франции, в плодородный холмистый регион Бурбон, в замок Ла Палис, сердце семейных владений де Шабанн с XV века.

Интервью с Жаком де Шабанном

Старый замок купается в золотистых лучах клонящегося с закату солнца. На дворе последние теплые деньки сентября. Я немного волнуюсь. Про месье де Шабанна говорят, что он всегда очень занят. Немного старой дружбы, очарования и пара слов о моем блоге, и месье Шабанн согласился выделить мне в своем ежедневнике время для интервью. Мое воображение рисует совершенно разные картины. Как должен выглядеть человек, который владеет шато? Наверняка он учился в престижной школе?

В башне замка открывается незаметная дверь. Поджарый француз среднего роста с ямочками на щеках приветственно машет нам, приглашая зайти. На лице тонкие круглые очки, столь любимые местными. Рукава голубой рубашки закатаны, темно-синие джинсы затерты. На ногах мокасины, любимая летняя мужская обувь французов. По моим наблюдениям, открытая обувь для мужчин признается лишь на пляже.

Мы заходим в башню, и на меня обрушивается волна ароматов замка. Немного древесных копченых нот, пара капель земли и сырости, в шлейфе отчетливо слышится кремень и старая залежалая амбра. Жак де Шабанн приглашает присесть. Ему звонит кто-то из префектуры. Пока он занят, я рассматриваю гостиную. Под низким потолком вокруг темного массивного низкого стола раскидана старая просиженная мебель. Мое внимание привлекают доспехи в углу. Как можно было в них сражаться? Массивный тяжелый меч не поднять, на теле рыцаря все закрыто железным панцирем.

«Простите, что не сразу начал разговор. У нас будут съемки передачи. Супрефект[19]19
  Глава муниципального района, входящего в административный округ; представитель префекта в административном округе.


[Закрыть] хочет убедиться, что все пройдет в строгом соответствии с нормами. Расскажите, что вас ко мне привело?»

Кристиан представляет меня, рассказывает о том, как мы познакомились. Я подхватываю разговор и осторожно спрашиваю, сколько у него есть времени на интервью и согласен ли он, если я сниму нашу встречу для канала на Youtube. Жак легко говорит «да», какая удача! Пару секунд, чтобы окинуть взглядом мои заметки, и пора начинать. Мой первый вопрос о том, что же значит нести историю столько значимой для Франции семьи на своих плечах.

«Я родился таким. Меня никогда не воспитывали в постоянном давлении «ты происходишь из семьи де Шабанн, ты должен сделать это, это и то». Понимание важности и ответственности за честь семьи пришло естественным образом. Я благодарю своих родителей за то, что они позволили мне играть с друзьями с улицы, за то, что позволили мне выбирать друзей. Это позволяет сегодня чувствовать себя непринужденно во всех кругах.

Самое прекрасное наследие, которое у меня есть, это история моей семьи, более 1000 лет. У меня был предок, который во второй половине XIX века посвятил большую часть своей жизни изучению семейных архивов, его работа была выпущена в 1892 году. Это 12 томов, первые 4 составляют примерно 700 страниц в каждом томе, первые 4 посвящены только истории семьи с IX по XIX век, так что это более 1000 лет; остальные 8 томов – источники. Это доказательства, которые подтверждают существование моей семьи на протяжении более 1000 лет.

Я представляю 30-е поколение. Наша семья берет свои корни из региона неподалеку от города Ангулем, это Шабанне. Этот регион лежит между Ангулемом и Лимузеном. Свое происхождение я веду от первых графов Ангулемских. Моя семья прибыла в этот регион в 1430 году по просьбе Карла I де Бурбона, графа Клермского, который хотел привлечь в Овернь и Бурбонне могущественных феодалов, чтобы укрепить свою власть.

Мой предок Жак I де Шабанн купил замок в 1430 году. Все наши предки были по-своему исключительные. Один лишь я плохо закончил», – подшучивает граф. Среди французов аристократического происхождения не принято сильно хвастаться своими корнями. Сегодня считается, что приставка «де» не должна идти впереди человека и его качеств.

Немного подумав, граф вспоминает, что Жак II де Шабанн все-таки особенно выделяется. Граф лукаво улыбается и наклоняет голову: «Хотите улыбнуться? Я Жак 22-й». Пусть аристократы сегодня стараются не сильно выпячивать свои корни. Крошечные, еле заметные уху шутки между строк дают понять собеседнику, что с ним говорит история Франции в лице человека из плоти и крови.

«Жак I и его близкий родственник Антуан были собратьями по оружию Жанны дʼАрк. Я думаю о другом нашем предке, о чьей жизни мы знаем недостаточно. Его зовут Жан-Фредерик де Шабанн, который участвовал в американской Войне за независимость с генералом Лафайетом.

Есть еще много других. Я вырос в семье военного, все члены моей семьи были военными, мой дед решил разнообразить историю семьи и стал морским офицером. К сожалению, малярия поставила крест на его карьере. Мой отец, как и многие представители его поколения, участвовал в войне в Алжире. В моей жизни тоже есть небольшой армейский период, когда я служил в ООН в качестве миротворца в Ливане 37 лет назад, в 1983 году».

События, в которых участвовали предки Жака, перевернули историю Европы.

Эта история завораживает. События, в которых участвовали предки Жака, перевернули историю Европы. Я решаюсь задать ему вопрос: что значит нести на своих плечах вес такой значимой истории семьи?

«Самое прекрасное наследие, которое у меня есть, это вся история моей семьи более 1000 лет. Это важнее, чем материальные ценности, которые находятся сегодня в замке. Я думаю, что, когда кто-то рождается в знатной семье, он появляется на свет с долгом. У нас очень мало прав.

Когда я был маленьким, отец сказал мне, что в наших руках такое богатое наследие, что мы должны открыть его для публики, его нельзя оставить лишь для себя. Посетители замка не беспокоят меня. Я родился, когда замок был уже открыт для посетителей. Мой отец был одним из первых, кто открыл частный замок для публики, это было в 1952 году.

Конечно, это было сделано не только из удовольствия и желания поделиться, но также и из-за финансовой необходимости и небольшого налогового преимущества. Однако эти налоговые льготы становятся все менее и менее значимыми, а содержание такой собственности весьма затратно. Когда вы получаете такой дом, с ним об руку должно идти состояние. Я бы хотел, чтобы мой сын женился на катарской принцессе, но, увы, нет!»

Французский ироничный юмор вновь разбавляет наш разговор. Шутка весьма кстати, ведь один из вопросов, которые я планировала задать, посвящен свадьбам: может ли сегодня обычный человек связать себя браком с отпрысками благородных семей?

«Сегодня это больше не проблема. Я женился на девушке, которая не имела аристократических корней. Свою жизнь я связал с той, которую любил».

Здесь граф лукавит. Многие дворяне, возможно, не скажут этого в лицо, но этот круг любит, когда ваш спутник происходит из той же среды. Не столько из-за некой чистоты крови, сколько из-за высочайшего уровня культуры, носителями которой являются дворяне. Все-таки неспроста на собеседованиях при поступлении на работу в крупные компании дают тесты на общий уровень культуры.

«Конечно, есть те, кто любит оставаться между собой, – продолжает граф, – но это больше не актуально. Мне это не близко. Именно поэтому я покинул ассоциацию французского дворянства. Когда у меня были сложности, вместо того чтобы мне помочь, ассоциация больше следила за платежами членских взносов. Мне это совсем не понравилось. Более того, мой прадед был одним из ее основателей. Эта ассоциация была создана, чтобы помогать дворянам, оказавшимся в сложных ситуациях».

Со стороны нам кажется, что аристократия – это единый неделимый блок. Но как обычно бывает, внутри ее есть разные подходы и видения ситуации. Позже Жак сказал мне, что в революцию были и те дворяне, кто ее поддерживал на первых порах до начала Террора. Что же тогда сегодня означает быть аристократом?

Жак немного раздражается. Наверно, я нарисовала себе рыцарей, которых больше не существует, и упорно пытаюсь понять, что же осталось от шевалье[20]20
  Шевалье – младший дворянский титул в феодальной Франции старого порядка. В Средние века словом «шевалье» во Франции называли рыцарей, особенно странствующих.


[Закрыть] со страниц романов сегодня.

«Это прежде всего образование. Моему сыну сегодня 30 лет. Я надеюсь, что он вырос верным ценностям аристократии. Есть ценности, которые настолько укоренились в нашей семье, что они передаются с генами. Например, гуманизм, о котором сегодня так много говорят. Это всегда было в нашей семье. Я жду и хочу конкретных действий. Быть внимательным и уважительным к ближнему, не бояться неизвестного. У меня есть долг перед будущими поколениями.

Было бы очень легко сказать: «Завтра я продаю замок и уезжаю на виллу в Марокко». Но я не сделаю это. У меня нет на это права. Прежде всего из уважения к моим предкам и будущим поколениям. Надеюсь, что мои последователи сделают так же. Это обязанность. Это глубокая привязанность к моему дому. Да, это замок, но это и мой дом! Я первый, кто родился в замке с 1430 года. Это что-то очень глубокое. Мы играли здесь с друзьями детства».

Такое ощущение, что наши мысли с графом идут в одном направлении. Я хотела спросить его о детстве. Раньше дворянские дети имели доступ к исключительному воспитанию и образованию. Есть ли сегодня что-то особенное, что выделает детство юного аристократа?

«Для меня аристократия и благородство не связаны с приставкой «де» или фамилией. Я видел фермеров из региона Алье, которые живут с благородством, достойным аристократии. И я видел аристократов, которые это потеряли. Аристократия – это образование».

Такие слова мотивируют по приезде домой засесть за книги, пересмотреть некоторые коды поведения. Это планка, о которой мы не думаем. О чем еще мы часто не думаем, говоря об аристократии? Конечно, о реальной стоимости наследия и финансовом бремени, которое несет семья.

Граф закуривает. О таких цифрах надо говорить в философском расположении духа.

«Мы понятия не имеем, чего стоит обслуживание замка и что собой представляет. Сегодня, совсем примерно, передо мной работы на 4 000 000 евро».

Я теряю дар речи. На секунду почва уходит у меня из-под ног. Сколько же должен представлять доход, чтобы содержать замок? Да, он принимает посетителей, но стоимость визита и количество туристов вряд ли покрывают такие расходы. Неужели государство не помогает?

«Вы удивитесь, но предстоящие работы и внесение памятника в Список наследия ЮНЕСКО выгодны государству. Особняку, записанному как исторический памятник, может быть выплачено до 50 % от суммы работ. Но вместе с этим государство обязывает меня соблюдать строжайшие правила реставрации. Затем государство заберет НДС со всей суммы работ. Предприятия, которые будут работать со мной, также заплатят налоги и получат прибыль, ведь я даю им работу. Работы в замках помогают жить историческим ремеслам. Так что помощь государства возвращается ему золотой копеечкой.

Однажды я прочитал статью, где говорилось, что 1 евро на реставрацию государственного или частного памятника в долгосрочной перспективе приносит государству в 20 раз больше.

Я встречался с различными министрами культуры, я каждый раз задавал вопрос, почему мы не открываем масштабную кампанию реставрации во Франции, как и во многих других странах? Это уже будет поддерживать редкие ноу-хау, которые исчезают из-за недостатка работы, и создаст рабочие места. Это наследие моей Родины, это колыбель моей семьи. Франция – самая красивая страна в мире! – Граф, однако, тут же поправляет себя: – После России, конечно!»

Хороший тон во Франции диктует, что нельзя ставить человека в неудобное положение, чувство такта обязывает вставить такую шутку! Я знаю это и «прощаю» графу его любовь к Родине. В конце концов, хорошо, когда люди любят так свою страну!

«Мы чувствуем себя здесь хорошо, это страна, где есть много свобод. Страна, где мы защищены, возможно, даже слишком. Те французы, которые жалуются, зачастую не были в других местах, ведь у соседа трава всегда зеленее!

У меня была возможность немного попутешествовать. Например, однажды я поехал на конференцию по сохранению наследия в Румынии. Там я обнаружил, что в Румынии делается многое для сохранения «малого наследия», например деревень. Они много заботятся о церквях в деревнях, это превосходно для туризма.

И все же я думаю, что государство оказывает значительную помощь в поддержании наследия. Нам помогают на уровне государства, региона и департамента. Но я считаю, что во Франции все еще жива идея, что владение замком автоматически значит владение значительным состоянием. Чем дальше, тем больше это представление не соответствует действительности. К счастью, есть люди с большим состоянием, которые покупают оставленные замки и реставрируют их».

Граф снова склоняет голову и хитро прищуривается. «Возможно, я шокирую вас. Вам это понравится! Если однажды я пойму, что у меня нет средств поддерживать мой замок, вместо того чтобы пытаться кое-как его сохранить и спать с открытым зонтиком под кроватью, потому что у меня нет денег отреставрировать крышу, я продам замок. Это тяжело, но, если нет возможности поддерживать наследие, его надо продать. Чтобы это наследие жило. Это будет больно, вместе с замком я откажусь от части себя. Но моя фигура тут не так важна. Я всего лишь прохожий. Здесь жили поколения. Каждый привнес что-то свое в это здание».

Об этом я еще не упоминала, но Жак де Шабанн – мэр города Лапалис, города, где стоит его замок. Курьезная получается история, как и в Средние века, он местный сеньор. Это забавляет меня, и я спрашиваю его, что для него значит быть мэром города, где стоит его замок?

«Ах, ну как и в королевские времена, я собираюсь просить о независимости Лапалис. Возможно, я создам княжество и начну чеканить собственную монету!»

Похоже, что Жак вновь подшучивает над нашими идеализированными представлениями. Юмор французов ироничный, колкий, порою саркастический. Если вы не обладаете самоиронией и умением посмеяться над собой, в этой стране вам придется сложно. Это разбавляет наш серьезный разговор, ведь дело подходит к тонкой теме, к политике.

«Желание стать мэром города такая же часть моего чувства ответственности. Меня воспитывали в отдалении от политики. Мой отец и дед говорили, что это не для нашей семьи. Мой дед говорил, что с 1789 года[21]21
  Год Французской революции.


[Закрыть] у него нет кандидата. Хоть мне и нравится это высказывание, это не очень конструктивно. Невозможно жить, постоянно глядя в зеркало заднего вида. Моим предназначением не была политика. Мне не близка политика ради политики. Но есть что-то прекраснее, чем иметь в руках мандат муниципального советника и работать на родной город и край? Это именно то, что подтолкнуло меня баллотироваться чуть более чем 12 лет назад.

Мой предшественник умер до окончания его мандата. И его команда начала распадаться. Проекты, которые были у них на уме, не были мне близки. Например, снести все дома у стен замка. Я запустил кампанию по реставрации этих зданий. И вот я задал себе вопрос: что делать? Или я ничего не делаю и буду все критиковать. Или я отправляюсь в это приключение и представлю свою кандидатуру избирателям Лапалиса. Мы выиграли выборы и держим позицию с 2008 года. С этого момента у меня нет оппозиции».

В воздухе повисает неловкая пауза. Как это нет оппозиции во Франции, где со школьной скамьи учат иметь свое мнение по всевозможным вопросам?

«Нет, я не делал как некоторые президенты, – мы знаем, что имеет в виду Жак, – просто мы слаженно работаем. Я внимательно выбираю членов команды и работаю с теми, кто реально готов тратить свое время. Я не смотрю на партии».

Здесь я хочу дополнить Жака. В малых городах Франции муниципальный советник – должность, совмещаемая с основной работой. Зарплату платят лишь первым помощникам мэра и мэру. Все остальное исключительно из чувства собственной гражданской ответственности.

«В наши обязанности входит забота о молодежи, об экономическом развитии, сделать так, чтобы молодые работали, а старшие имели возможность досуга, услуг, чтобы развивалась торговля. И вот наш результат: впервые за последние 100 лет с 2018 года население стало расти».

Для Франции это большое достижение. Сколько таких маленьких городков мы видели с мужем в печальном состоянии, путешествуя по стране на велосипеде. Милые, ухоженные города, но абсолютно пустые и без будущего. Я радуюсь за Лапалис. Если есть работа и инфраструктура, жить в таких местах замечательно! Интересно, как же Жак пришел к таким результатам, говорил ли в нем прошлый опыт?

«До того, как стать мэром, я был торговым агентом в области фитотерапии. Я продавал лекарства на основе трав в аптеки. До этого я продавал книги. Я не учился в престижных школах, не проходил нигде по блату. Также я работал в сфере недвижимости в районе Парижа. После этого я вернулся в родной регион. Переучился на специалиста в области развития туризма. Приобрел связи, авторитет».

Время подгоняет нас, Жак де Шабанн тактично напомнил, что в моем распоряжении еще 7 минут. Я пытаюсь вспомнить, что еще читатели хотели узнать. Открываю список. Ха! Кажется, я еще не разыграла всех тузов. Был ли момент в жизни, когда титул сыграл злую шутку?

«Никогда. Когда я был ребенком, мы никогда из-за этого не ссорились. В работе все тоже прошло хорошо. Я стараюсь не выпячивать его. Когда я служил в армии в 1982 году, я оказался с людьми из разных кругов. И это было здорово! Как я уже сказал, мои родители всегда разрешали мне играть с детьми на улице. Мне одинаково комфортно с госсекретарем и с фермером.

Вы знаете, есть старая аристократия, к которой я принадлежу. Затем аристократия эпохи Наполеона, аристократия, появившаяся после революции. Мы называем их «менеджерами». Они распродавали конфискованное в эпоху 1789–1795 годов имущество церкви и дворян. Удивительно, но они стали роялистами бо́льшими, чем сам король!»

«Кстати, что стало с вашим имуществом во время революции?»

«Один из моих предков участвовал в Войне за независимость будущих Соединенных Штатов Америки. Во время революции он оказался вне территории Франции. Его мать была теткой Тайлерана, всемогущего министра. Родственные связи помогли ему стереть его имя из черного списка эмигрантов и вернуть часть имущества. Это оставило в его душе глубокую травму. Остаток жизни он много писал против короля Людовика XVIII, вернувшего трон династии Бурбонов».

Я задумываюсь, какая ирония! Прапрадед Жака потерял все во время революции, а его праправнук – республиканский политик. Как так, нет ли здесь конфликта ценностей?

«Да, я республиканец. Я бы мог вам объяснить, но нам понадобится больше времени. То, что я не люблю в революции, это ре-волюция, мы возвращаемся к тому, от чего уходили. Может быть, сегодня гильотина могла бы и поработать над теми, у кого слишком много привилегий. Вы же знаете, что Французская революция – это не результат действий народа?

Это буржуазия, которая имела власть денег, но не имела власти политической. В то время как аристократия ее имела. В революции также участвовали и аристократы, так называемые прогрессисты. Не стоит читать ту ситуацию в черно-белом ключе: народ против аристократов. Да, жизнь народа была тяжела, и это именно то, что позволило буржуазии поднять его против монархии. В итоге буржуазия использовала народ, чтобы, прощу прощения, «отстрелять» аристократов».

Вот это да! Я росла еще на советских учебниках, где бедный народ бился против богачей, аристократов и буржуев. Хороший учитель истории всегда расскажет о подобном анализе. Да и современные учебники более честны, говоря о том, что революция возможна лишь тогда, когда к народным массам присоединяются деньги.

Наше время подходит к концу, и я прошу Жака передать нам слова по другую сторону границы, что сегодня нам хочет сказать представитель старой аристократии, семьи с корнями, уходящими к первым королям Средневековья?

«Я предпочитаю эволюцию революции».