Текст книги "Я тебя породил…"

Теперь уже стараясь не глядеть на циферблат, Яна набрала номер Семена Семеныча. Его вялое, но при этом очень недовольное «алло» свидетельствовало о том, что он как минимум двадцать минут находится в постели: после долгого рабочего дня Руденко всегда засыпал очень быстро.

– Это я, – с выражением виноватой глупости заявила Милославская.

– Ну, конечно! – саркастично протянул Три Семерки. – Кто же еще может до такого догадаться?!

Понимая, что оправдания только еще больше разозлят Семена Семеныча, гадалка быстро изложила ему все свои соображения, а в конце присовокупила:

– Милиция обязательно должна начать проверку!

– Уже, – равнодушно позевывая, от ответил тот.

– Что уже? – не поняла Яна.

– Уже начали. Что еще?

– Еще? Ничего, – Милославская хихикнула, радуясь услышанному. – Вообще-то вот что: как что-то прояснится, сообщи.

– Само собой, – буркнул Руденко и повесил трубку.

Чувствуя некоторое облегчение после этого разговора, Яна отправилась в свою спальню, улеглась в постель, но света выключать не стала: так ей лучше думалось. Мысли роем кружились в голове, и она точно знала, что сразу не уснет, да и не позволит себе уснуть, пока не дойдет до еще одной вещи, которая была где-то совсем рядом, но «нащупать» ее ей никак не удавалось.

В этот раз, вопреки тому как это часто бывает, гадалка не ворочалась с боку набок. Напротив, она была похожа на окаменевшую статую, устремившую взор свой в одну неподвижную точку. Мысли бежали так быстро и непрерывно, что Яне некогда было как следует и дух перевести.

К счастью, борения эти оказались ненапрасными. Через некоторое время в сознании Яны родилась новая идея. Теперь она думала, что обгоревшая девушка – тоже жертва тех дерзких похитителей, оказавшаяся в плену вместе с Незнамовой, и в «десятку» ее заманили именно с целью похищения. «Может быть, Галюся, чувствуя, что напарница имеет шанс выбраться, – мысленно проговаривала гадалка, – хотела передать информацию о себе Дмитрию Германовичу, а как свидетельство вручила подруге по несчастью свой студенческий, который ей удалось утаить от бандитов. А студенческий сыграл злую шутку… его обнаружили у девушки и за это ее убили.»

Этой, возникшей в сознании истории Милославская поначалу очень обрадовалась, но потом она увидела, что многое в ней звучит очень глупо. Однако ничего более подходящего среди возникающих версий не нашлось, поэтому Яна решила остановиться пока именно на этой, а с утра всерьез «попытать» насчет соображений все того же Руденко. Как-никак одна голова хорошо, а две – лучше.

ГЛАВА 20

Утро выдалось на редкость тихое. Город уже гудел, но казалось, что природа продолжает наслаждаться глубоким сном.

Милославская спешила на встречу с Семеном Семенычем. Именно для этого она встала так рано. Яна решила доехать прямо до отдела и на его пороге встретить приятеля, чтобы поговорить о том, что «наболело» за время их недолгой разлуки. Вариант разговора по телефону она, подумав, исключила: не тот случай.

Прежде чем долгожданный Три Семерки появился на горизонте, гадалке пришлось изрядно понервничать. Стрелки часов уже полчаса назад стали отсчитывать начало его рабочего дня, а капитан милиции все не появлялся. Милославская предположила было, что Руденко сразу поехал по какому-нибудь заданию, но интуиция настойчиво велела ей дожидаться Семена Семеныча дальше.

Наконец показалась вдалеке его неуклюжая фигура. Три Семерки спешил, смешно переваливаясь из стороны в сторону. Под мышкой он нес потертую папку, купленную, наверное, еще во времена его молодости. Одну руку Руденко засунул в карман, который постоянно лопался у него по шву, что всегда заканчивалось нравоучениями Маргариты Ивановны. Кепка далеко была сдвинута назад и чудом держалась на взмыленном от скорого шага затылке. Лицо Семена Семеныча выдавало нарастающее в его душе недовольство.

– Сема-а, – насмешливо окликнула его гадалка, – ты не с той ноги встал?

– О! – удивленно воскликнул тот, увидев в стороне Милославскую.

Было непонятно, как он отнесся к ее появлению.

– Я заждалась, – с укором протянула Яна.

– А ты чего? Чего пришла? – почесывая мокрый о лоб, пробормотал Три Семерки.

– Как ты гостеприимен! – с шутливой обидой воскликнула Милославская.

– Сегодня все не так! – махнув рукой, отрезал Руденко. – А, ладно, подожди, пойду начальству доложусь.

Яна мало что усвоила из его слов.

Семен Семеныч в этот день, впервые, наверное, за несколько лет настолько проспал. Выскочив из квартиры, он так и не понял, то ли старый будильник его подвел, то ли на пухлом плечике Маргариты Ивановны ему спалось сегодня особенно сладко, то ли вчерашняя работа его слишком уморила. Как это обычно бывает, в спешке ни он, ни даже его хозяйственная супруга не могли найти чистых носок, потом оказалось, что спички закончились, и пришлось бежать за ними к соседям, потом пуговица на рубашке отлетела да еще укатилась куда-то, потом… Много еще неприятного пережил он в это суматошное утро.

В добавок ко всему его поношенная «шестерка» категорически отказывалась заводиться. Понимая, что безнадежно опаздывает, Три Семерки оставил свои тщетные попытки и поймал такси. Можно только догадываться, какое у него было настроение.

Через десять минут, немного успокоенный, Руденко появился перед Милославской.

– Случилось что? – сразу же спросил он.

Не тратя времени на приамбулу, Яна поведала ему о своей версии.

– Дрянь какая-то! – выпятив нижнюю губу бесцеремонно ответил тот.

– Спасибо! Ты очень веришь в мои мыслительные способности, – гадалка тяжело и недовольно вздохнула.

– Нет, может быть, конечно… – Семен Семеныч искоса глянул на подругу, пытаясь оправдаться.

– Я совета твоего прошу, а не потакания.

– Совета? – лицо Семена Семеныча изобразило удовлетворение оказанной ему честью.

Ничего не ответив, Яна очень впечатляюще рассказала ему все о бензиновых проблемах Незнамова. Три Семерки слушал, не перебивая, периодически многозначно поднимая вверх брови и поглаживая усы.

– Да-а, – протянул он, когда Милославская закончила, – дело серьезное. – Милиции следует заняться московскими противниками твоего магната!

– А я о чем говорю! – радостно подхватила гадалка.

– Семен Семеныч! Товарищ капитан! – вдруг окрикнул кто-то Руденко.

Три Семерки лениво обернулся. К нему навстречу спешил один из сотрудников, очень встревоженный и озабоченный. Руденко подозрительно сдвинул брови.

– У нас неприятность! – не дойдя до сослуживца двух метров, торопливо заявил тот.

– Что такое? – опустив уголки губ, спросил Семен Семеныч.

– В директора охранной фирмы… ну, в этого, – запыхавшийся милиционер начал говорить отрывисто и торопливо и остановился, чтобы перевести дыхание.

– Ну?! – прикрикнул на него взволновавшийся Руденко.

– В него стреляли…

– В Незнамова?… – хором ахнули Яна и Три Семерки.

– Да!

– Насмерть? – почти беззвучно произнесла Милославская.

– Не знаю, к-кажется, он в реанимации…

– Боже! – прошептала гадалка, закрыв половину лица ладонями.

– Так, так, так… – растерянно забормотал Руденко, потирая подбородок.

Исподлобья он бросил взгляд на Милославскую и, слегка потянув ее за рукав, сказал:

– Идем, сначала узнать все как следует надо.

Друг за дружкой Яна и Семен Семеныч вбежали в отдел. Гадалка семенила позади своего товарища, едва-едва не наступая ему на пятки. Никто из сотрудников ее не останавливал: знали уже, что она с Руденко.

В кабинете, куда они зашли, царил полный переполох: кто-то пытался отыскать что-то среди кучи бумаг, кто-то громко кричал в телефонную трубку, двое милиционеров с жаром спорили, а двое накинулись на Руденко с новостями, о которых он уже имел несчастье быть осведомленным.

– Сема, ты где пропадаешь?! Не дозвонишься! Незнамов! Стреляли! Утром! – наперебой закричали они.

Семен Семеныч смотрел на них выпученными глазами несколько секунд, а потом понял, что, если они и дальше станут так излагать свои мысли, он вообще запутается.

– Стоп! – закричал он, заглушив всех и стукнув кулаком по столу. – Что вы орете?! Говорите кто-нибудь один!

Все как-то сразу замолчали (даже тот, кто говорил по телефону) и посмотрели в сторону Руденко. Он стоял, поставив руки в бока, и смотрел на коллег из-под нахмуренных бровей.

– Утром…, – начал один из сотрудников, и другие его уже не перебивали.

Три Семерки слушал, покручивая ус. Вся милиция была на ушах, и это не обещало ни ему, ни его «соплеменникам» ничего хорошего на очередной планерке. Семен Семеныч даже представил лицо своего разгневанного шефа, провозглашающего себя единственным добросовестным работником милиции. Шеф в такой ситуации обычно краснел, а уши его странным образом оттопыривались и становились мертвенно-белыми.

– В общем, сейчас он в реанимации, – закончил коллега Руденко.

Милославская вздохнула с некоторым облегчением: Незнамов находился в коме, но, главное, он был жив. Еще оставалась надежда, что клиент выживет.

– Оппозицией из Питера следует серьезно заняться, – протянул Семен Семеныч.

Все удивленно переглянулись, и Руденко пришлось поведать им то, что он сам несколько минут назад узнал от Милославской.

– Ловко работаешь! – сказал один из оперов, глянув на Три Семерки как-то более уважительно.

Не стесняясь присутствия Яны, тот любезно принял этот профессиональный комплимент.

– Пробьем их по своим каналам, – согласились коллеги с Семеном Семенычем, и через минуту двое из них удалились на это самое пробивание.

– Подожди здесь, – буркнул Руденко Милославской и тоже куда-то вышел.

Вскоре разбежались и остальные: случившееся прибавило забот каждому из них. Яна осталась одна в запыленном прокуренном кабинете. Произошедшее у нее в голове не укладывалось. Преступники вели себя очень дерзко, и, вероятно, готовы были ради достижения своих целей на все.

Милославской в очередной раз пришла мысль, что Галюся от них действительно сбежала, раз, не найдя ее в доме, они взялись за самого Незнамова. Только вот куда сбежала? А может быть, врагам Дмитрия Германовича просто надоело его уговаривать?

На старинном железном сейфе стоял маленький черно-белый телевизор, который совсем недавно привез с дачи кто-то из сослуживцев Руденко. Он тихонько, по сравнению с творившимся еще недавно в кабинете шумом, работал. Сообщение диктора «Новостей», долетевшее до слуха гадалки, заставило ее прислушаться.

– Сегодня утром, – железным голосом вещала она, – совершено беспрецедентное покушение на Дмитрия Незнамова, – дальше следовала краткая биография Галюсиного отца, – Преступники скрылись. Свидетелей пока не обнаружено. Начато уголовное дело.

– Ну вот, – печально произнесла гадалка, – кажется, события принимают более серьезный оборот. До телевидения уже дело дошло.

На экране появился кадр, запечатливший место преступления; потом диктор много говорила о разгуле преступности в городе и бездействии местной милиции; показали даже одного милиционера, который, открыв рот, спал на скамейке какого-то парка.

Через некоторое время в кабинет влетел Руденко, трясущий в руках стопку утренних газет.

– Вот! – раздувая щеки, воскликнул он. – Почитай!

Яна, догадываясь, на что приятель хочет обратить ее внимание, спокойно сказала:

– Я об этом только что из «Новостей» узнала.

– Что-о?!

– Да-да, все средства массовой информации уже в курсе. Думаю, это назовут событием месяца, если не года.

Милославская краем глаза глянула на первую полосу верхней газеты и по громкому заголовку поняла, что она совершенно права.

– Е мое-о! – удрученно протянул Руденко, закрыв рукой глаза, – Наделал делов твой Незнамов!

– Мой? – возмущенно произнесла Яна.

Семен Семеныч ничего не ответил и снова вышел из кабинета.

Гадалка присела на стул, а потом вдруг вспомнила, что у нее с собой самое верное средство раскрытия преступления – карты. Ей вдруг захотелось узнать, чем же все-таки закончится это запутанное суматошное дело, и она достала заветную колоду.

ГЛАВА 21

«Взгляд в будущее» был одной из самых загадочных карт и по своим свойствам, и по символам, которые нанесла на ее поверхность гадалка по велению свыше. На первом плане космического пространства изображалась Земля, у полюса которой расположился человеческий глаз, испускающий из черного зрачка мощный луч. Этот луч кружил в своем омуте человека так, как ему только хотелось.

Милославская накрыла карту ладонью и соредоточилась. Звуки хаоса, доносящиеся из коридора мешали ей, но ее желание изведать неизведанное оказалось сильнее, и вскоре гадалка почувствовала тепло, исходящее от карты.

Яна была полна сил, и картина, явившаяся ей, получилась довольно отчетливой и прозрачной по своему содержанию. Поначалу сознание запуталось, правда, в облаках звуков и каких-то специфических запахов, но довольно скоро Милославская различила крадущуюся по выкрашенным голубенькой краской длинным коридорам девушку.

«Что это? Кто это?» – думалось гадалке. Но запахи вдруг стали ощущаться более остро, и Яна поняла – она видит больницу. В конце коридора засветилась табличка «Реанимация». Милославскую, находящуюся в состоянии транса, охватил ужас – преступники разыщут Незнамова и доведут свое дело до конца. Но при чем тут девица?

Гадалка попыталась пристальнее посмотреть на нее, но видение настойчиво показывало ее только со спины. Девушка двигалась в направлении реанимации. Она что-то несла в руках.

– Боже! Женщина – киллер! – воскликнула Яна и… очнулась.

Она по-прежнему находилась в кабинете одна, и это ее обрадовало: посторонние удивились бы, а Руденко стал бы бурчать и осыпать ее упреками. Слабость, как это обычно бывает, охватила тело гадалки. Казалось, трудный день был за плечами, а он только-только начинался.

– Что же это? – тихо пробормотала Яна. – Намечается новое покушение? Да-да, конечно! Во что бы то ни стало, я должна его предотвратить!

Посидев немного недвижимо, Милославская потянулась. В этот момент зашел Три Семерки.

– О-о… – иронично протянул он, – да она расслабляется! – Ты нисколько не огорчена? Хотя о чем это я? Экстрасенсов не лишают погонов…

– Что ты злишься, Сема?! – обиженно произнесла гадалка. – Я-то здесь причем?

Понимая, что не прав, Три Семерки тем не менее молчал и смотрел в сторону.

– Действовать надо! – нравоучительно произнесла гадалка, глядя на него.

– А мы, по-твоему, что, ворон ловим?! – огрызнулся Семен Семеныч.

– Брось дуться, послушай лучше! Мы с тобой должны непременно лететь в больницу и ждать там. Преступница явится туда!

– Кто-о?

– Преступница…

– Престу-упница?

– Тьфу ты, черт! Да! Да! Да!

– А-ха-ха-ха! – от души рассмеялся Руденко. – Ты опять со своими дурацкими видениями что ли? Там волчары почище многих работают, а у нее престу-упница! А-ха-ха-ха! Знаешь Яна Борисовна, – сказал он, смахнув слезу, – не лезь ты не в свое дело! Не по зубам тебе это!

– Ох, Сема, – вздохнув, произнесла Милославская, – спасибо опять, краснея, говорить будешь… Сколько раз так уже бывало?

Руденко молчал.

– Послушай меня, – настойчиво повторила гадалка. – Едем?

– Зачем? Для чего? Если уж на то пошло, там давно уже наши люди сидят.

– Так то ваши люди, а это мы с тобой! Разве они могут знать, кого ожидать надо?

– А ты знаешь? – Семен Семеныч криво улыбнулся.

– Знаю, – уверенно ответила Яна, – женщину.

– Ты спятила совсем! – выпучив глаза заявил Руденко.

– Ручаюсь, что я в своем уме, – серьезно произнесла гадалка.

– Все очень серьезно, Яна. К делу спецслужбы подключились. Сейчас ждем из Питера сообщения. У них все криминальные объединения на учете. Осведомители хорошие… Так что предсказания твои…

– Не нужны? Ты это хотел сказать? Да пока твои спецслужбы информацию добывают, Незнамову каюк придет. Едем, Сема! – в голосе гадалки появилась интонация мольбы.

Руденко посмотрел на нее немного доверчивей, потом отвернулся и еще минут пять молчал. Яна не мешала ему думать. Она знала, что без помощи Руденко ей тут не обойтись: никто не позволит ей находиться в реанимации возле Незнамова.

– Подожди, – сказал, наконец, Семен Семеныч и вышел.

Его не было около двух часов. Милославская едва с ума не сошла. Хотела пуститься на его поиски, но благоразумие взяло верх: кто она такая, чтобы вольно разгуливать по отделу и в кабинеты заглядывать. Какие-то люди заходили к ней периодически, и каждый раз ей приходилось отвечать: «Товарища капитана жду». Время бежало напрасно, и Яна злилась.

Наконец, явился и Три Семерки, весь взмокший, видно, что с улицы. Прочитав во взгляде подруги негодование, он замахал руками и протянул:

– Тихо! Тихо! Тихо! Я по делу ездил! Тебе со мной было нельзя – опасно. С питерскими все чисто. К нападению на твоего клиента они не причастны, хотя подтверждено, что ребятки имеют на него виды, о которых ты говорила. В целом же – не придраться к ним. Вот как.

– Что-о? – возмущенно протянула гадалка, – Неужели так просто сухим из воды выйти? Сам же сказал – имеют виды, а раз они их имеют, то бездействовать не станут: похитили девчонку, а теперь и до папочки добрались!

– От следствия они так просто не отделаютя, – пожав плечами, сказал Руденко, – но вообще-то представленная нам информация всегда была довольно достоверной. Пока же о похищении девчонки и о покушении на папочку ни слуху ни духу, – Семен Семеныч искоса глянул на подругу.

– Но ведь и моя информация всегда тоже достоверна, – парировала она.

– Ладно тебе, едем, едем, будь по твоему. Вот разрешение, – и Семен Семеныч протянул гадалке листок с круглой синей печатью.

– Я тебя обожаю! – воскликнула она и звонко чмокнула Три Семерки в невыбритую с утра щеку.

* * *

Милославская и Руденко в ногу шагали по больничным коридорам, и шаги их раздавались по всему этажу, тихому и пустынному. В этом отсеке находились несколько операционных, ординаторская, реанимация и ряд подсобных помещений.

Яну охватывал трепет. Она волновалась. Ей страшно было увидеть тело Незнамова, безжизненное и беспомощное, страшно было подумать о том, что все закончится несчастьем.

Наконец дверь реанимации распахнулась перед ней: Дмитрий Германович лежал посреди комнаты, накрытый серой простыней, под которой вырисовывались контуры его вытянувшегося тела. Лицо Незнамова осунулось и было бледно. Губы превратились в едва заметные серо-голубые тонкие полоски, ввалившиеся внутрь. От Незнамова во все стороны шли провода, подсоединенные к разным аппаратам, которые тихо работали: пикали, жужжали, гудели. В окружающем безмолвии эти звуки, казалось, отражались от ледяного своей белизной кафеля и давили, давили, давили.

Милославская отвернулась.

– Состояние критическое, – комментировал врач, стоящий от нее по правую руку. – Сейчас вам принесут кушетку. Можете расположиться на ней, вот здесь, в коридоре, – доктор указал на темный угол справа от входа в реанимацию.

Лицо Руденко выразило недовольство. Заметив это, хирург пояснил:

– Ваши коллеги в холле сидят, там уютно. Но раз уж вы пожелали в непосредственной близости…

– Ничего, ничего, – перебила его Яна, – кушетка нас вполне устроит. Да и в глаза мы не так будем бросаться в этом углу. У меня единственная просьба – осуществляйте все процедуры лично. Дмитрий Германович поправится и отблагодарит вас за это сполна.

– Простите, – удивленно произнес доктор, – но у меня есть все основания доверять своему персоналу. У нас работают только высококвалифицированные кадры.

– Я вам верю. Только это не тот случай, когда требуется демонстрация профессионального мастерства целой армии медиков, – сурово возразила Яна.

– Да-да, – поддержал ее Руденко. – Будьте так добры.

Едва подавляя свое высокомерие, доктор утвердительно кивнул и зашагал в направлении ординаторской.

– Все они мнят себя богами, – кивнув в его сторону, шепнул Три Семерки Милославской.

Яна молчала.

– А чего это ты его так? – удивленно спросил Семен Семеныч через минуту.

– Я же тебе сказала: женщина придет. Поди-ка разберись среди них, которая та, а которая нет.

– А-а-а, – протянул Руденко, улыбаясь в сторонку.

Он сел с краю, а Яна в уголок. Так Семену Семенычу казалось безопаснее. Пистолет был при нем, да и доверял он себе больше, чем Милославской.

Так они просидели час, другой, третий. Сначала почти неподвижно, переговариваясь тихонько, потом по очереди стали выходить курить на лестничную площадку, по очереди разминали ноги в ходьбе по коридору. Время перевалило за полдень, но никто не появлялся. Иногда кто-то из персонала выходил из ординаторской, входил в нее, заставляя приятелей внутренне собраться и прийти в состояние боеготовности.

С конца коридора доносился громкий смех сослуживцев Руденко, травящих анекдоты. Еще через час послышалось журчанье пустого желудка Семена Семеныча, и он начал тихо упрекать Яну в бесполезности ее затеи.

– Ты помедитируй, Сема, – иронично заметила гадалка, – представь себе горяченькую курочку с хрустящей корочкой, вкусную, ароматную. Ты на нее смотришь, ротик открываешь, а сочные кусочки сами отламываются и так и прыгают туда, так и прыгают…

– Да ну тебя, пойду покурю, – резко поднявшись, – сказал Три Семерки и двинулся к выходу.

Яна и сама начинала переживать – уже смеркалось, а ничего не происходило. Может быть, стоило в эти часы предпринять что-то более действенное? Говорить о своих сомнениях с Руденко ей не хотелось: это значило признать поражение, а дальше так продолжать сидеть становилось тяжело.

Уже смеркалось и кое-где в коридорах, плохо освещаемых солнцем, уже зажгли свет. Доктор иногда заходил в реанимацию, делал там что-то в течение десяти минут, а потом выходил обратно.

– Что же предпринять? – прошептала гадалка, хотя ответ на этот вопрос она знала.

В следующую минуту, воспользовавшись отсутствием Семена Семеныча, она достала колоду и выбрала из нее Джокер. За время многочасового безделья, как казалось Милославской, силы ее в достаточной степени восстановились, и она вполне была готова на сотрудничество с этой картой.

Однако Джокер настырно отказывался вступать в контакт. Наверное, гадалке все же не хватало запаса энергии. А может быть, ей просто мешало то, что она очень нервничала и сердилась.

Заставив себя расслабиться и отключиться от всех мыслей, кроме вопроса о финале дела, Милославская сделала еще одну попытку. Медленно, но тепло все же пошло по ее руке, плотно прижатой к карте. Через пару минут ее посетило видение.

Гадалка видела опять ту же неизвестную девушку. Яна узнала ее по фигуре, особенностям движений. Девица одевала белый халат. Она стояла полуобнаженная, в одних тоненьких трусиках-бикини и застегивала крупные тугие пуговицы. Внезапно она обернулась, но Милославская не видела ее лица. Силуэт гостьи вырисовывался теперь только по пояс.

Гадалка вся напряглась и стала задавать карте свой вопрос еще более сосредоточенно. Вдруг она заметила, что пупок девицы украшает не что иное как пирсинг. На этом все оборвалось.

Милославская сидела совершенно обескураженная увиденным. «Найдется Галюся и придет навестить отца?» – звучало у нее в голове. Но другой внутренний голос возражал, говоря, что такое украшение сейчас очень в моде, и мало ли, кто это мог быть.

Вернулся Семен Семеныч и стал настаивать на возвращении домой. Голосом плаксивого ребенка Яна бросилась уговаривать его остаться на ночь, расписывая ему все прелести голодания. Руденко был неумолим. Тогда Милославская заявила, что ни за что не уйдет, а если ее станут выносить, поднимет дикий крик. Бросить ее одну Три Семерки не мог, а потому согласился. Он отдал сослуживцам приказание смотреть в оба, а сам улегся вдоль кушетки со словами: «Буду медитировать». Через десять минут он храпел гораздо громче, чем работали аппараты в реанимации.

В последующий час мимо Руденко несколько раз прошел доктор: он проверял состояние пациента и каждый раз на выходе саркастически косился на Семена Семеныча. Яна всем своим видом пыталась дать ему понять, что он своему товарищу вполне достойная замена.

Однако когда стемнело, сон стал одолевать и Милославскую. Она с трудом раздирала глаза, но атмосфера вокруг способствовала только успокоению. Жужжали умиротворенно длинные лампы дневного света в конце коридора. В простенке висели большие часы с маятником, и мерный стук его совершенно убаюкивал. Понимая, что ее физическое состояние становится угрожающим, гадалка поднялась с края кушетки, на котором она примостилась в ногах свернувшегося клубком приятеля, и стала прохаживаться по коридору.

Это немного взбодрило, но спать все равно хотелось. Милославская сделала несколько приседаний, потом потрясла головой, попрыгала. Выглядела она в этот момент, надо сказать, довольно глупо.

Скоро часы пробили двенадцать. Доктор находился один в ординаторской, и к нему, тихонько постучавшись, вошел другой врач, бородатый, с засученными рукавами мятого белого халата, плотно натянутого на его выпирающем животе. Они стали разговаривать. В тишине хорошо слышались их слова, и это немного развлекло гадалку, хотя и совестно было подслушивать.

Гадалка сидела, облокотившись головой о стену и смотрела в одну точку на стене, которая казалась ей то ползущим тараканом, то незабитым гвоздиком, то просто пятном.

Вдруг в конце коридора послышались легкие шаги, и вскоре в дверях показалась тоненькая высокая медсестра в шелковом белом халатике и накрахмаленном белом колпаке. Их много промелькнуло за этот вечер, и каждый раз гадалка настораживалась.

Девушка семенящим шагом миновала ординаторскую и скоро должна была поравняться с кушеткой, которую в темном углу издалека не было видно. Милославская напряглась и хотела было толкнуть Руденко. Но между ней и медсестрой оставались секунды, а тихо растолкать Три Семерки за это время не представлялось возможным. Яна, затаив дыхание, с необыкновенной осторожностью расстегнула свешенную в сторону кобуру.

Девица спешила и, казалось, совершенно не заметила замеревшую Яну. Она смело открыла дверь в реанимацию и, тихо притворив ее за собой, скрылась внутри. «Может быть, доктор приказал?» – судорожно подумала гадалка, но тут же поднялась и, выхватив пистолет, ворвалась внутрь.

Девушка, сбросив с себя колпак, лежала на груди Незнамова и крепко прижималась к нему, не произнося ни звука. Милославская остолбенела. Копна волос, рассыпавшихся по халату, показалась ей ужасно знакомой.

Она вдруг подумала, что никакой это не киллер женского пола, а Галя Незнамова. Скорее всего, она из средств массовой информации узнала о том, что ее отец находится на грани жизни и смерти и в состоянии таком пребывает, возможно, последние минуты, готовясь отойти в мир иной. Горячее чувство понимания этого, по сиюминутному предположению гадалки, сподвигло дочь бизнесмена к преодолению всех преград во имя встречи с переживающим критические минуты отцом. Яна знала, что в таком состоянии человек бывает способен на многое.

У Милославской не было ни одной лишней секунды для размышлений над правдоподобностью собственной версии.

– Галюся! – тихо воскликнула она.

Девушка вдруг приподнялась и невольно, даже инстинктивно, совершенно без испуга, обернулась. В полумраке просторной комнаты, освещаемой только одним большим светильником, горевшим тускло, глаза их встретились. Долгожданная гостья смотрела дерзко, зрачки ее блистали.

Милославская, совершенно растерянная и неуверенная в своем предположении, навела на девушку пистолет.

– Папа! – вскричала та и снова прижалась к телу.

Незнамов вдруг как-то повел головой, пошевелил губами и, судорожно задергав веками, приоткрыл глаза. Он посмотрел на девушку и был не в силах что-то сказать, но лицо его приняло такое невероятное выражение, что было понятно: он ее узнал.

Девушка вдруг поднялась и двинулась прямо на Милославскую. Та, не зная что предпринять, беззвучно шевелила губами. В этом стрессовом состоянии гадалка даже не заметила, как нажала на курок… Раздался выстрел. Звук выстрела и звон разбитого и осыпающегося стекла в этой тишине коридоров был подобен внезапно грянувшему грому. Девица рванула вперед и в мгновенье ока сшибла с ног Милославскую.

Разбуженный грохотом, Руденко вскочил на ноги и пытался нащупать пистолет, которого на месте не было. Подобная вихрю, девушка легко сбила с ног и его, полусонного и абсолютно ничего не понимающего.

Доктора, выбежавшие из ординаторской и увидевшие сотрудницу в белом халате, вопрошали:

– Что там? Что это было?

Она молча пронеслась мимо них и скрылась за высоким стеклянными дверями.

– Галюся! За ней! – неистово заголосила гадалка и рванула вперед, увлекая за собой Три Семерки.

– Да постой ты! – резко отпрянув назад, крикнул он.

– Что это было? Где пистолет?

– Вот он! – гадалка протянула приятелю пистолет, – Бежим же! Она уйдет!

– Зачем уйдет? Куда? – переваливаясь с боку на бок, Семен Семеныч побежал насколько мог быстро.

Врачи, недоумевающие, как горох посыпавшиеся с разных отделений, разом кинулись в реанимацию, где тихо хрипел, называя имя дочери, Незнамов.

Когда Руденко и Милославская выскочили на улицу, они увидели трогающуюся с места белую «десятку».

– Уверена, что это та самая! – воскликнула Яна. – В погоню!

Тут же они с Семеном Семенычем уселись в милицейский «УАЗик», взятый им ввиду отсутствия в этот день его личного транспорта, и, резко тронувшись с места, помчались в след за солидно к оторвавшейся от них к тому времени машиной.

На ходу, пытаясь перекричать рев мотора, гадалка рассказывала приятелю, как все произошло. Он, дослушав до половины, стал жутко материть ее за пистолет, с которым она как следует не умела обращаться.

Десятка, минув пару светофоров, вывернула на улицу, резко поднимавшуюся вверх. Это был частный сектор, и дорога тут простиралась соответствующая. «УАЗику» были практически нипочем засохшие земляные колеи, он только рьяно подпрыгивал и двигался вперед. Зато «десятка» более легко лавировала между ними.

Семен Семеныч включил сирену.

– Дорогу-то уступать некому! – кричала ему гадалка.

– А, так, для устрашения! – махнув рукой ответил он.

Вскоре они оказались в одной из самых глухих частей города. Расстояние между «УАЗиком» и «десяткой» то сокращалось, то вновь увеличивалось. Вступить в схватку в таком захолустье было опасно. А зачем вступать? Ни Яна, ни Три Семерки никак не могли понять, почему дочь Незнамова пытается от них скрыться.

Руденко, понимая, что объявившие себя противниками сдаваться не собираются, связался с постами ГАИ и призвал их к перехвату «десятки». План перехвата был составлен в считанные секунды и объявлен по всему городу. Те «дорожники», которые планировали провести эту ночь спокойно, глубоко ошиблись.

* * *

Полосатый шлакбаум на выезде из города перекрыл дорогу. Упитанный сотрудник ГИБДД легко взмахнул своим полосатым жезлом, указывая на обочину. «Десятка» подчинилась – ехать было некуда.