Текст книги "Я тебя породил…"

– Что? Что с ней?! – сквозь зубы с горечью выдавил он.

– Труп обгоревший, – пожав плечами, хладнокровно констатировал Сапрыкин.

Не владея собой, гадалка приблизилась к своему клиенту. То, что она увидела, шокировало ее как ничто, что до этого вызывало у нее ужас. Больше всего у девушки было обезображено лицо. Хотя местами тело почему-то оказалось практически не поврежденным. Она лежала совершенно обнаженная, с вытянутыми вдоль тела руками.

Дмитрий Германович беззвучно затрясся, снял с себя пиджак, заботливо прикрыл им тело дочери, а потом бессильно прильнул к ее телу, обхватив его обеими руками.

– Она? – через некоторое время молчания спросил Сапрыкин.

– Рост, фигура и даже родимое пятно на ноге… – слегка приподнявшись и поглаживая тело, протянул Дмитрий Германович.

– Возраст по-моему тоже, – несмело добавил Сапрыкин.

– Ну вот, – указательным и большим пальцами зажимая глаза, провыл Незнамов, – а ты говорила жива…

В его словах теперь не было той агрессии, с которой он поначалу накинулся на Милославскую. Казалось, он настолько душевно обессилел, что не мог сразиться с ней в словесном поединке. Хотя, возможно, его сердце переполнили чувства куда более сильные, чем злоба и негодование, не оставив последним места.

Дмитрий Германович вновь молча склонил голову на тело и зашелся беззвучными рыданиями. Сапрыкин, привыкший к такому ходу дел молча стоял в стороне, отвернувшись. Яна не находила себе места, впервые, наверное, в своей жизни увидев, как мужчина плачет.

Незнамов через некоторое время неожиданно выпрямился, рукавом утер глаза и с необыкновенной твердостью в голосе проговорил:

– Ну все, хватит! – Затем он перевел взгляд на Сапрыкина и отчеканил: – Сделайте все по высшему классу. Я оплачу любые затраты.

На этих словах клиент гадалки развернулся и, твердо ступая, зашагал к дверям, закурив на ходу. Яна не пыталась его догнать, отлично понимая, что какие бы слова она в этот момент не произнесла, способных утешить отца, потерявшего дочь, все равно не нашлось бы, да и она себя ничем в его глазах оправдать она не могла. Честно говоря, последнего ей и не хотелось, так как она не видела ответа на вопрос, куда делся ее таинственный дар безошибочного предвидения.

Выйдя на улицу, Милославская подсознательно обрадовалась всему тому, что ее окружало: солнцу, небу, птицам, деревьям, людям, снующим туда-сюда – и заключила, что жизнь, вопреки всему и для нее, и для Дмитрия Германовича продолжается.

Незнамова к тому моменту уже и след простыл, и Яна, выйдя на обочину дороги, поймала такси. С тяжелым сердцем она ехала домой, невпопад отвечая на пустые вопросы водителя. Она пыталась предположить, что станет делать теперь Дмитрий Германович, и переживала, как бы он не выкинул чего-нибудь «этакого», ведь по сути, цель его жизни со смертью Галюси себя исчерпала.

Молчаливо распрощавшись с таксистом, Милославская медленно открыла свою калитку, также безучастно измерила шагами двор, не разуваясь, вопреки привычке, прошла в свой кабинет, и, понурая, опустилась в кресло.

ГЛАВА 8

Незнамов, отъехав от морга, направился в собственный офис. Ему как никогда хотелось побыть наедине с собой, поэтому он буквально за пятнадцать минут разогнал всех сотрудников своего офиса, которые понять не могли, с чем такой поворот в распорядке их рабочего дня связан. Дмитрий Германович был далеко не в том состоянии духа, когда человек способен что-либо объяснять, и все возмущенные вопросы оставлял без ответа. Мысль о поездке домой он сразу категорически отодвинул: там все напоминало о ней, Галюсе. Ее комната, вещи и даже любимые с детства мягкие игрушки… Делом, которое он, увидев дочь мертвой, сразу же для себя обозначил, он заняться не мог: слишком слаб был Незнамов в этот момент перед лицом такой трудности.

Дмитрий Германович на каком-то подсознательном уровне принял решение сделать то, к чему никогда не имел привязанности – он намеревался опустошить щедро уставленный на всякий случай бар в своем кабинете. Незнамов всегда был слишком занят, поэтому у него отсутствовало время на то, чтобы сменить равнодушие к алкоголю на любовь или хотя бы уважение к нему. Если он и перехватывал рюмку на какой-нибудь презентации, то без особого желания, и на следующий день его традиционно мучила неимоверная головная боль, заставляющая в самых крепких выражениях вспоминать и презентацию, и ее организатора.

Оставшись, наконец, один, Незнамов, открыл дверцу довольно большого отсека полированной черной стенки, растянувшейся вдоль самой длинной стены его кабинета и стал доставать оттуда все подряд, не задумываясь. «Шардоне», виски, джин-тоник, водка «Абсолют» с грохотом в ряд устанавливались на маленьком столике.

Затем он нашел в столе у Люси штопор, а в холодильнике ополовиненный лимон и неначатую упаковку нарезки ветчины, которую Люся обожала и приготовила, наверное для себя. Начал Дмитрий Германович с «Шардоне», которое с трудом дрожащими руками открыл, в итоге все же поранившись штопором. Потом прешел на водку, и, вопреки всякой логике, стал запивать ее джин-тоником. Про закуску он забыл – лимон и ветчина через некоторое время покрылись тонкой сухой корочкой.

Опрокинув очередную рюмку, Незнамов закрывал глаза и произносил долгое «М-м-м-м…», словно у него начинал болеть зуб. Но болело у него другое… И если бы кто-то слышал эти звуки, он бы содрогнулся.

Дмитрий Германович во всем в эти мгновения винил себя. В том, что не уделял дочери достаточного внимания, в том, что не жил с ней одною жизнью, в том, что слишком часто был с ней гораздо более жесток, чем требовалось, и во многом другом. Но тем, чего он себе по-настоящему не мог простить, являлась его реакция на угрозы питерских конкурентов. Не уступив им приносящий хороший доход объект, он потерял самую главную, не осознаваемую им ранее ценность – дочь. Кому она нужна теперь, эта прибыль? И разве может быть с ней соизмерима его потеря?!

Это глубочайшее раскаяние сворачивало всего его, доселе казавшегося таким сильным и несгибаемым, в узел, ломало его и корежило, как податливую алюминиевую проволоку. Незнамов не осознавал течения времени, и неизвестно, сколько часов он провел так, пытаясь утопить себя всего в дурманящей жидкости.

* * *

– Да! Алло! Слушаю! Да говорите же наконец! – раздраженно воскликнула Милославская после того, как на ее слова никто не откликнулся.

– Что делать? Это же не она-а! – отозвался не знакомый ей неестественно протяжный голос.

– Что? – переспросила гадалка. – Я вас не понимаю! Вы туда попали?

– Ян Борис-на? – спросил незнакомец все тем же медлительным тоном.

– Да, – удивленно ответила гадалка.

– Знащьт туда-а…

– Кто это?

– Эт я-а…

На мгновенье гадалке показалось, что она узнала в незнакомце… Дмитрия Германовича, но она тут же отодвинула эту идею, поскольку в своей интонации адресант был перепуганно-счастлив.

Еще какое-то время Милославская перебрасывалась с позвонившим подобными фразами, пока наконец, он не удосужился обнаружить себя.

– Я это. Я! Незнамов! – досадуя, воскликнул он.

– Что-о? – Яна потеряла дар речи.

– Ш-што делать, я спраш-шваю?!

– Что с вами? Почему вы так говорите?

– А, ничего, я в нор-рме!

Тут только гадалка догадалась, что клиент, которого она несколько часов назад определила как бывшего, изрядно пьян. Больше всего она испугалась того, что в этом состоянии он спятил.

– Дмитрий Г-германович, – заикаясь, произнесла она, – с вами все в порядке.

– Абсолют-тн, – глубоко икнув прямо в трубку, ответил он. – Я говорю, это не Галюся!

Милославская осторожно, боясь усугубить душевную травму Незнамова произнесла:

– Где, простите?

– Да там… Там лежала не она…

– Но вы же сами сказали…

– Да, все совпадает, а вот пупок не-ет, – хитро протянул Незнамов.

«Мои опасения оправдались, «– мысленно произнесла Яна, решив, что Дмитрий Германович точно сошел с ума или находится на грани того. Единственный диагноз, который она считала утешительным – белая горячка на почве алкоголя.

– Ах, пупо-ок! У нее он, наверняка, совершенно особенный, – с глуповатой радостью парировала гадалка.

– Да, совсем недавно Галя сделал пирсинг! А у той все было цело. Цело и все тут! Да! Нет кольца в пупке! Ха! – Незнамов заговорил значительно отчетливей. Судя по всему, высказывание его все-таки имело под собой здоровую почву, тем более что в нем определенно присутствовала логика.

– Пирсинг? – неуверенно произнесла Милославская.

– Ну да, – протянул Дмитрий Германович. – Знаете, мода сейчас пошла идиотская, то есть… совсем замечательная мода, прокалывать пупки! И-и-и-и-и, – Незнамов захохотал совершенно по-идиотски, и Яна опять усомнилась в здравости его ума.

– Дмитрий Германович, – стараясь быть предельно дружелюбной произнесла она, – это не совсем телефонный разговор. Мне трудно разобраться в ваших словах. Давайте лучше я к вам подъеду, и мы обо всем поговорим. Где вы находитесь?

– Ми-илочка, – радушно протянул Дмитрий Германович, – да я сам к вам еду. Разговариваю по своему мобильнику…

– Что? Как едете?! – гадалка даже привстала, представив себе движение машины с таким водителем за рулем.

– Да на такси еду, – спокойно ответил ее клиент.

– Пф-ф-ф-ф… – облегченно выдохнула Милославская.

Но секундой позже она ужаснулась, подумав о том, какой веселой будет ее ночь, если Незнамов и на самом деле лишился рассудка.

– Возможно, меня ожидают не самые худшие вести, – оптимистично заключила Милославская через некоторое время и, потирая руки, направилась на кухню.

Она достала незаменимую серебряную джезву и принялась за приготовление кофе, которым собиралась подкрепить свой оптимизм, ибо первый всегда прибавлял гадалке бодрости.

Всего несколько минут назад ей не хотелось делать ничего, что входит в понятие «жизнь». Она сорвалась на ни в чем неповинную Джемму, притащившую под ноги хозяйке упаковку с собачьим кормом, которому время было быть насыпанным в миску, зашторила окна… Закрылась в кабинете и курила одну за другой… Звонок Незнамова, неизвестно что предвещающий в будущем, так или иначе, заставил ее вернуться к жизни.

Не прошло и пятнадцати минут, как прямо перед окнами ее дома притормозила желтая «Волга» с шашечкой на крыше. Милославская, услышав звук мотора, быстрым шагом приблизилась к окну – все минуты до того она ждала своего злосчастного клиента. Из двери машины в буквальном смысле вывалился Незнамов и пошел в направлении калитки. Его мотало из стороны в сторону, но ступал он довольно твердо, из чего Яна заключила, что Дмитрий Германович все еще движим своей сумасшедшей идеей.

Джемма, поначалу на удивление спокойно воспринявшая появление гостей, стала рваться к двери: она терпеть не могла пьяных и загодя почувствовала приближение такового. Впрочем, вскоре ощутила его и сама гадалка – несло от Дмитрия Германовича, поднимающегося по ступенькам крыльца, изрядно. Ни на минуту Милославская не усомнилась в том, что Незнамов употреблял только качественные дорогостоящие напитки, однако ей нестерпимо захотелось спросить: «Вы нахлебались какой-то сивухи?»

Она открыла дверь – Незнамов стоял перед ней покачивающийся и довольный. Оставалось спросить – чем. Яна освободила проход и молчаливым жестом пригласила гостя войти. Он, не разуваясь, так же, как и она совсем недавно, прошлепал в глубь дома и развалился посреди дивана, как хозяин.

Гадалка в вопрошающей позе застыла перед ним. Дмитрий Германович молчал.

– Объяснитесь же наконец! – обратилась Милославская к нему, не выдержав.

– Хорошо, – ответил ей клиент довольно трезвым тоном. – Я был убит горем, – Незнамов снова замолчал.

Когда это продлилось более минуты, гадалка со спокойствием, которое ей давалось с большим трудом, произнесла:

– Я догадываюсь. Что дальше?

– Я находился в самом безысходном положении! – размахивая руками, продолжил Дмитрий Германович. – И вдруг, совершенно неожиданно меня осенило! Почему эта мысль не пришла ко мне раньше?! – Незнамов снова замолчал, но скоро опять продолжил: – Образ моей девочки, лежащей там… не выходил из моей головы… И вдруг… вдруг воображение мое остановило мою мысль на одном моменте… Пупок! Как я сразу не обратил на него внимания?! А ведь скольких нервов стоила мне эта ее выходка! А ведь она сделала это мне назло! Какая умница, а? – клиент горделиво посмотрел на гадалку.

– О, да, несомненно, – с плохо скрываемой иронией произнесла она, мало ориентируясь в сути дела.

– Она купила себя одну вещицу, которую я категорически запретил ей на себя напяливать. И что вы думаете? На следующий день она не только ее надела, но еще и вонзила кольцо в пупок, не позабыв похвалиться этим передо мной! Естественно, я был вне себя, и мы неделю не разговаривали.

Милославская молчаливо смотрела на своего клиента. Очевидно, он ожидал от нее совершенно другой реакции, поэтому с особой выразительностью, казалось, становясь все трезвей, протянул:

– У той несчастной этого не было!

– Вы уверены?… – тихо протянула Милославская, для которой ситуация начинала довольно четко проясняться.

– Хм, уверен? – иронично произнес Незнамов.

– Может, вы кольца не заметили?

– Да вы что? Галюся с детства дешевки не признавала! Она вставила такую вещь, которую, увидев однажды, вряд ли забудешь!

– А если на эту вещь кто-то позарился? – осторожно предположила Яна.

– Это кольцо не могло не оставить следа, – Дмитрий Германович развел руками. – У той все было, как говорится, в целости!

– М-да… – задумчиво протянула Милославская.

Незнамов вдруг распахнул пакет, с которым он вошел и который бросил на пол возле себя, и извлек из него недопитую бутылку виски. Он звучно поставил ее напротив гадалки на столик и сказал:

– Разливайте.

Милославская отодвинула посудину и ответила:

– Я думаю, мы обойдемся без этого.

Дмитрий Германович вновь подвинул бутылку и повторил:

– Разливайте!

– Уверяю вас, вам достаточно! – Яна настойчиво передвинула бутылку.

– Разливайте! – не уступал Незнамов, опять переместив виски и теперь уже не отнимая от него руки.

– Но в нашем разговоре не поставлена точка! – возмущенно воскликнула Милославская. – Что дальше? Как быть? Какие у вас планы?

– Я не хочу об этом говорить! – прервал ее клиент. – Главное, что самое страшное оказалось неправдой! Сейчас я хочу одного – отпраздновать это с вами! Все слова, брошенные не так давно в ваш адрес, беру обратно.

– Лучше поздно, чем никогда, – ответила гадалка, пожав плечами.

Незнамов, безусловно, был по-прежнему пьян, но речь его была абсолютно вразумительной, и, судя по всему, он отдавал себе полный отчет в своих словах.

– Мир? – спросил Дмитрий Германович, протягивая ей руку.

Милославская немного подумала, а потом, пожав руку клиента, неуверенно ответила:

– Мир.

Она еще не знала, как вести себя, и не была уверена в том, что все на самом деле складывается более благополучно, чем совсем недавно ей показалось.

– Разливай, – обратился к ней Незнамов.

Яна вздохнула и молча отправилась за рюмками.

ГЛАВА 9

Открыв глаза, Милославская попыталась прийти в себя. Она приподняла голову от подушки и огляделась. «Дома,» – с облегчением подумала она, потом вдруг припомнила вчерашний вечер и с одновременным чувством радости и отвращения сморщилась и отрешенно упала на кровать.

Да, немалого количества нервных клеток стоил ей вечерний визит Незнамова. Он и так не вызывал у гадалки особой симпатии, а в пьяном виде оказался и вовсе совершенно отвратительным. Он говорил громче обычного, в конце каждого высказывания зачем-то похлопывая Яну по плечу. Сначала она была к этому снисходительна и призывала саму себя проявить терпение, но вскоре выходка Дмитрия Германовича стала невыносимой, и она мягко попросила клиента избавиться от неприятного ей жеста. Он принялся горячо извиняться, пару фраз произнес, не дотрагиваясь до Милославской, а потом опять вошел в раж и забылся. Гадалка поняла, что делать ему новое замечание – дохлый номер, и продолжала выслушивать его, недовольно сцепив зубы.

Слюни летели изо рта Незнамова, и Яне, кроме всего прочего, приходилось еще и уклоняться, дабы не быть оплеванной. Несмотря на это, изрядная капля порой оседала у нее на носу, и она едва-едва не плакала.

Дмитрий Германович в своем азарте ненависти к врагам ничего этого, казалось, не замечал или не хотел замечать и даже не извинился не разу. Он иногда хохотал, как сумасшедший, и круглый живот его сотрясался, распирая еле сходившуюся на пупке рубашку.

Единственным утешением было то, что подливал он нечасто и не проявлял особой бдительности, следя за тем, насколько добросовестно Милославская опустошает свою рюмку. Первую гадалка, с трудом подавляя чувство отвращения, осушила до дна, надеясь, что чем быстрее «зеленый змий» закончится, тем быстрее Незнамов оставит ее, к тому же ему при ее «добросовестности» должно было меньше достаться.

Довольный поведением гадалки, Незнамов еще более усердно похлопал ее по плечу. Яна, в отличие от него, уже через пять минут, почувствовала дурноту и «принимать на душу» ей больше не хотелось. Вторую порцию она, воспользовавшись тем, что клиент особо тщательно зажмурился, закусив долькой лимона, вылила ему, от третьей настойчиво отказалась и дальше тоже откровенно халтурила.

Несмотря на все это, голова у нее теперь болела так, словно в своем усердии она обошла двух таких, как вчерашний Незнамов, которого она выпроводила далеко за полночь. Таксист, увидев клиента, запросил втридорога. Дмитрий Германович к тому моменту мало ориентировался в ценах, а Яна спорить не стала, готовая согласиться и на большую плату за избавление от такого гостя.

Единственное, что ее успокаивало – и для радости тоже имелся повод, так как ужасная весть о смерти Галюси оказалась неправдой. Только как у той несчастной оказался документ незнамовской дочери? Это было большой загадкой.

Делом теперь, вероятнее всего, должна была заняться милиция. Сам Дмитрий Германович, хотя и в пьяном бреду, вполне трезво расценил случившееся как новую угрозу от конкурентов. Его неуступчивость они, по его словам, намеревались нейтрализовать угрозой потери самого дорого, что у него было.

Милославская считала, что такой факт вполне имел место быть, поэтому, когда Дмитрий Германович заявил об этом, одобрительно закивала головой.

Встряхнувшись, она подальше отогнала от себя мысли о вчерашних неприятных впечатлениях и попыталась предположить, а что же дальше попытается предпринять ее клиент. К этому времени он вряд ли еще мог оклематься, поэтому Яна не стала беспокоить его звонком, предпочтя подождать еще несколько часов.

Она, чувствуя боль во всем теле, лениво поднялась с постели и потянулась. Гадалке захотелось наполнить дом светом, и она резким движением раздвинула занавески. Солнечные лучи с радостью разлились по комнате, отразившись в зеркале, красивой вазе, стоящей на полке, хрустальной пепельнице и даже перламутровых капельках на обоях. В комнате сразу стало светло, а на душе как-то радостнее. Яна выглянула в окно: на тоненькой ветке дерева в ряд сидели несколько воробьев и шумно переговаривались о чем-то. «Жизнь продолжается,» – подумала Милославская и медленно, шаркая тапочками, побрела на кухню.

Запах там стоял ужасный: смесь табака, перегара и недоеденной пищи, убирать которую ночью у Яны просто не было сил. За ночь дух этой адской смеси так и не выветрился, хотя форточка и была открыта.

Милославская отодвинула маленький металлический шпингалетик и распахнула обе створки окна. Поток воздуха ворвался в комнату, теребя занавески и высоко поднимая их на полом. Яне захотелось поскорее все вычистить и вымыть, избавиться от всего, что напоминало о вчерашнем. У нее было такое ощущение, словно жизнь начиналась заново. Ошибке с Галюсиной смертью она радовалась нисколько не меньше, чем сам Незнамов.

Через пару часов все в ее доме блестело. Гадалка, наслаждаясь свежестью, вздохнула с чувством облегчения и упала в кресло. Она достала из пачки сигарету и, закурив, стала размышлять. Джемма, увидев, что настроение хозяйки переменилось, стала ласково тереться о ее ногу, как бы напоминая о своем присутствии. Яна молча потеребила ее по холке и виновато пожала плечами.

Она глубоко ушла в себя, и только пепел, упавший с конца сигареты прямо на столик, заставил ее очнуться. Милославская посмотрела на часы и произнесла:

– Думаю, самое время ему позвонить.

Она говорила о Незнамове, который в это утро ни на минуту не выходил из ее головы. Яна протянула руку и сняла трубку с аппарата. С необъяснимой тревогой в душе она стала набирать номер телефона Дмитрия Германовича, сначала домашний, потом сотового. Сотовый почему-то был отключен, домашний не отвечал, рабочий – занят.

Гадалка сразу забеспокоилась. До дома Незнамов доехал благополучно – в этом она была уверена. Через полчаса после того, как клиент ее покинул, она позвонила ему домой и услышала знакомый голос, больше похожий на мычание. Сейчас Милославская рада была бы его услышать.

Через пять минут она снова повторила свою попытку – результат был тем же. Серьезная тревога овладела Яной. Подождав еще немного и вновь безрезультатно набрав номер, она поднялась со своего места и стала торопливо собираться, решив лично навестить Незнамова, надеясь застать его хотя бы в офисе.

Чтобы скоротать время, Милославская вызвала такси прямо к дому. Она нечасто так поступала, поскольку такая роскошь, если прибегать к ней регулярно, обходилась дороговато, но в экстренных случаях без лишних раздумий именно так и поступала. К тому моменту, когда она была готова к выходу, такси обычно уже стояло у ее ворот.

Собрав свои густые волосы в хвост и облачившись в черный облегающий брючный костюм, Яна выглядела очень спортивно, что вполне соответствовало ситуации. Она перекинула маленькую лаковую сумочку на длинном ремешке через плечо, юркнула ногами в удобные туфли-лодочки без каблука и, на ходу попрощавшись с Джеммой, быстро спустилась по ступенькам крыльца. Как раз в этот момент за воротами раздался сигнал.

– Отлично! – воскликнула Яна, радуясь, что ей не придется ждать и нервничать.

Водитель был молод и сноровист в вождении. Он ловко лавировал на дороге, обгоняя других и умудряясь почти всегда проскакивать на зеленый, поэтому до офиса Незнамова гадалка добралась довольно быстро.

Внешне вокруг все выглядело, как и прежде, никаких следов грозных событий не наблюдалось, и это несколько успокоило Милославскую. Будучи знакомой со здешними правилами, она без лишних слов расписалась в том самом журнале регистрации посетителей и беспрепятственно миновала вертушку. Прибытия лифта мирно ожидали несколько человек; все, казалось, шло своим чередом, тем не менее Яна нажала на кнопку нужного ей этажа с замиранием сердца.

То же самое сделали все, кто вошел в лифт. Двери кабины со скрипом задвинулись, и между пассажирами воцарилось традиционное неловкое молчание. Пухлая дама в крупных очках ежеминутно покашливала, слишком очевидно раздражая этим всех присутствующих.

Наконец на табло высветилась нужная цифра. Милославская в буквальном смысле рванула в холл, на выходе нечаянно наступив на ногу той самой пухлой даме, которая в ответ на Янино извинение только кашлянула сильнее обычного.

Виновато расшаркиваясь, гадалка услышала за спиной знакомый голос.

– Вы? – грянуло на нее.

– Я, – поспешно ответила она, еще не сообразив, с кем, собственно, имеет дело.

Напротив нее, поставив руки в бока, стоял Незнамов, опухший, с неестественно красными глазами.

– Слава богу, – машинально пробормотала Яна, обрадовавшись, что с Дмитрием Германовичем все в порядке.

– Чуть свет уж на ногах, – ответил он грибоедовской фразой, разведя руками.

Голос его звучал вполне оптимистично, из чего Милославская заключила, что ничего ужасного за ночь, к счастью, не произошло.

– Сотовый отключен, домашний не отвечает, рабочий занят… – несколько виновато объяснилась гадалка.

– Я ждал вас, – прервав ее, произнес Дмитриий Германович.

– Да?

– Да. Разве могло быть иначе? Я понял ваш характер – так просто вы не успокоитесь.

– Хм, – Милославская немного смутилась.

– Пройдемте, – Незнамов развернулся и жестом пригласил гадалку пройти за собой.

Через пару минут они уже сидели друг против друга в его кабинете, а Люся суетилась вокруг, выдавливая в высокие фужеры с минералкой сок лимона. От кофе сам Дмитрий Германович категорически отказался и, очевидно, судя о Янином самочувствии по своему, и ей кофе не предложил.

Кисловатая прохладная влага приятно освежила рот, и через пару минут гадалка почувствовала ее тонизирующее действие.

– Голова-то болит? – неестественно посмеиваясь, спросил Незнамов.

– Болит, – кивнула Милославская.

– Вы это, простите, если я вчера чего лишнего себе позволил… Я плохо помню…

– Да нет, – прервала его Милославкая, начиная чувствовать неловкость, – вы вели себя вполне прилично.

Будучи по природе своей довольно самоуверенным, Незнамов тем не менее несказанно обрадовался такому ответу гадалки – видимо, сомнения в своей вчерашней добропорядочности терзали его – и перевел разговор на другую тему.

– Я намерен ввести вас в курс своих дальнейших планов, – начал он и так выразительно посмотрел на ожидавшую указаний Люсю, что она в мгновенье ока исчезла за дверью.

– Было бы неплохо, – ответила Милославская, поняв, что прекращать отношений с ней клиент не собирается, и она, несмотря ни на что, не потеряла его доверия.

– Хочу позвонить питерцам, – нахмурившись, сказал Дмитрий Германович и, немного помолчав, еще более мрачно добавил: – Дам согласие отдать базу. В обмен на дочь.

Яна некоторое время растерянно молчала, не осмеливаясь ничего сказать, и только несколько позже произнесла:

– Это разумное решение. В сложившейся ситуации. Другого выхода, похоже, нет. Ведь угроза может перерасти в реальные действия.

– Да, – утвердительно кивнул Незнамов, – тем более, что мы до сих пор толком не знаем ничего о судьбе Галюси.

Гадалка предпочла промолчать, понимая, что это камень в ее огород.

Дмитрий Германович тяжело вздохнул, поднялся со своего стула, подошел к рабочему столу и стал перелистывать перекидной календарь, старательно отыскивая что-то среди прочих записей.

– Позвоню им прямо сейчас, – поясняя, пробормотал он.

Милославской хотелось спросить, разумно ли это и не лучше ли для такого серьезного разговора назначить личную встречу, но, встретившись с суровым взглядом Незнамова, она предпочла промолчать. В конце концов, хотя она и провела уже много расследований, ее клиент в таких вопросах имел больше опыта.

На том конце провода долго не отвечали, заставляя и гадалку, и ее клиента волноваться. В конце концов хриплый голос лениво произнес:

– Алло.

– Незнамов, – сухо произнес Дмитрий Германович.

Видимо, дополнительных объяснений здесь не требовалось. Голос не удивился и не переспросил, кто звонит, не поинтересовался, что Незнамову надо. Здесь его звонка, судя по всему, ждали.

Яна, стоя рядом с клиентом, хорошо слышала каждое слово в разговоре.

– Рады, – ответили Дмитрию Германовичу.

– Без взаимности, – дерзко произнес он. – Давайте без лишних слов к делу.

– А кто против? – ухмыльнулся голос.

– Я согласен отдать базу, – без заминок отчеканил Незнамов.

– Наконе-ец-то! Ха-ха-ха… Созрел!

– У меня есть единственное, но обязательное к выполнению условие, – досадуя на торжество собеседника, отрезал Дмитрий Германович.

– Какое? – переменив тон, спросил голос.

– База перейдет под вашу опеку только когда моя дочь будет дома.

– Дочь? Дома? – опешившим тоном воскликнул собеседник Незнамова. – И когда же она соизволит это сделать?

Дмитрий Германович с Яной переглянулись. Ни он, ни она не понимали, к чему клонят их противники.

– Прошу не говорить о моей дочери в таком тоне! – отрезал, не найдя больше, что сказать, Незнамов.

– Пардон, пардон, пардон… – с некоторой издевкой ответили ему.

– Когда я смогу увидеть мою девочку? – решительно произнес клиент Милославской.

– Это уж вам видней.

Дмитрий Германович непонимающе хлопал глазами.

– Я бы хотел, чтобы это случилось как можно быстрее. Это и вам выгоднее.

На том конце провода установилось молчание. Незнамов, не зная, как себя дальше вести, сказал:

– Вам, видно, требуется время на раздумье. Я согласен подождать. Только учтите, что я своего условия не отменю, – Дмитрий Германович положил трубку и протер лоб носовым платком, который давно уже комкал в руке.

Яне хотелось в этот момент поддержать его, но она не знала, как это лучше сделать. Слова в такой ситуации всегда подобрать трудно, руку пожать? – ведь не друг же он ей… Она продолжала стоять рядом и просто преданно смотрела в глаза.

Незнамов поджал губы, сунул руки в карманы и принялся, что, наверное, было у него привычкой, расхаживать взад и вперед по кабинету.

– Они, кажется, пытаются изобразить недоумение… – несмело заметила Милославская.

– Кажется, – согласился с ней клиент. – Но я им не верю. Это самый элементарный блеф. Только вот неясно, к чему он им. Того, к чему они стремились, они практически добились… – губы Незнамова нервно подернулись.

Милославская тяжело вздохнула.

– Ждать, – тихо заметил Дмитрий Германович. – Нам остается только ждать.

В этот момент он, казалось, забывал, какое, собственно, предназначение было во всей этой истории у Яны. Еще несколько минут назад она побаивалась об этом напомнить, не желая испытать на себе очередную вспышку гнева клиента, но теперь его пренебрежение к ее возможностям несколько покоробило гадалку.

– Вам, может быть, – дружелюбно, но тем не менее настойчиво произнесла она. – А еще лучше будет, если вы просто отдохнете хотя бы денек. Наведаетесь в сауну… А я тем временем не стану растрачиваться на ожидания и поработаю.

Произнося последнюю фразу, Милославская потянулась за своей сумочкой, которая висела на спинке стула. Вид она, очевидно, имела довольно решительный, поскольку Незнамов даже намека не подал, что намерен ей в чем-то возразить. Он покорно смотрел на нее, когда она перед маленьким зеркальцем поправляла макияж и когда двинулась в направлении двери. Уже потянув на себя ее ручку, гадалка обернулась, чтобы попрощаться, и только тогда Дмитрий Германович как-то сумбурно пробормотал:

– Отдыхать… Некогда… Тут работы накопилось… Да, идите работайте, может, чего…

Его слова Милославская рассмотрела как одобрение ее намерений и, довольная, покинула офис клиента. Какой-то груз упал с души гадалки, а те события, которые пришлось ей пережить вместе с Незнамовым в морге, казались теперь словно привидевшимися в страшном сне.

Второпях она не захватила с собой карты и поэтому теперь спешила домой, чтобы поскорее попросить их помощи. Она очень надеялась на нее, но где-то в глубине души, в подсознании ее терзал червь сомнения в состоятельности карт. Такое с Милославской было, пожалуй, впервые. Слишком глубокие впечатления, по-видимому, оставило все только что минувшее.