Текст книги "Плата за успех: откровенная автобиография"

Любимый Краснодарский край

«Я никому не желаю зла. Не умею, просто не знаю, как это делается».

В истории России известно много примеров, когда не принимали талантов, успехов и личных достижений в любой области, вы все это знаете. Зачастую гений сначала должен был оказаться за рубежом, чтобы стать по-настоящему оцененным на родине. Что уж говорить о таких людях, как Майя Плисецкая, Анна Павлова, Галина Уланова, Михаил Барышников, Наталья Макарова, Рудольф Нуриев, Юрий Григорович, величие которых долгое время не принимали в нашей стране.

Что касается Юрия Григоровича, то и от него Большой театр в свое время избавился далеко не самым красивым образом. Но я все же успела застать самое лучшее время в Большом, когда именно Григорович был его руководителем. Уважение артистов к этому мэтру и легенде было совершенно безукоризненным. При появлении Григоровича в балетном зале или на сценической репетиции все артисты, даже сидевшие и разогревающиеся на полу, вставали и приветствовали его поклоном. И сам Григорович отвечал своим артистам огромной любовью. Ведь под его началом выросла целая плеяда великих артистов, каждый из которых стал именем в балетном мире. В эпоху Григоровича в Большом театре в одной труппе танцевали артисты, чьи имена гремели как в России, так и по всему миру. Эти мэтры стали в дальнейшем моими педагогами. У каждого из них была собственная армия поклонников, и в театр приходили именно на их имена… Посмотреть на любимого артиста. При Григоровиче невозможно было даже представить себе ситуацию, чтобы люди с деньгами вмешивались в репертуарную политику театра, диктуя, кому из артистов танцевать, а кого отодвигать от ролей. Что в конечном итоге и произошло после ухода Григоровича и что происходит и по сей день. Нынешние директора возомнили себя гениями просто по признаку количества денежных знаков на банковском счету и превратили артистов в бессловесную серую массу, способствующую наполнению «мощны», массу, которой легко управлять и подчинять ее себе. Вот и результат, народ и зритель потерял своих кумиров и не может назвать толком ни одной фамилии солистов Большого театра.

Григорович был очень сильной личностью с ярко выраженными лидерскими качествами. И когда его «ушли» из Большого, он не опустил рук, не сломался, а создал свою империю русского балета в Краснодаре. В крае, который впоследствии стал для меня очень дорогим и родным.

Когда произошло мое незаконное увольнение из Большого театра, Юрий Николаевич очень переживал и как мог, старался мне помогать. Он пригласил меня стать прима-балериной его краснодарского театра. Я ответила ему даже не думая. И счастлива, что в моей жизни был и есть такой гений, как Юрий Николаевич Григорович, с которым Бог меня свел в 1996 году. Представляете, сколько уже лет нашей дружбе? Почти двадцать три года! На тот момент, когда я пишу эту книгу, мэтру уже девяносто два!

Вот так я и стала прима-балериной его театра. Но не жила в Краснодаре – приезжала туда как приглашенная звезда. На каждый мой спектакль были аншлаги, билеты у перекупщиков взлетали втридорога. Не скрою, мне это льстило. Хотя я работала практически на безвозмездной основе, поскольку театр не мог платить большие гонорары, которые заслуживали артисты Большого театра. Более того, даже тот мизер, определенный театром, я, как правило, отдавала своим партнерам, с которыми танцевала. И даже доплачивала свои деньги, чтобы партнер согласился танцевать в Краснодаре. Но как и в истории с Большим театром, для меня были важны не финансовые блага, а возможность работы с великими мэтрами, к которым безусловно относится и Григорович.

И эта пора моей жизни была наполнена таким безграничным счастьем, такой свободой! Я танцевала все те же спектакли, что и в Большом театре: и «Лебединое озеро», и «Корсар», и «Дон Кихот», и «Баядерка», и многие другие балеты, потому что Юрий Николаевич создал реально целую империю. Это была самая настоящая альтернатива Большому театру, только в театре Григоровича можно было чувствовать себя, в отличие от Большого, по-настоящему свободной балериной и человеком. А это настоящее профессиональное счастье. Я и Эгину танцевала в балете «Спартак», который поставил Григорович, и который ранее был визитной карточкой Большого театра.

Театр Григоровича стал поистине частью моей жизни! До сих пор помню, когда спустя месяц после рождения моей дочери Ариадны в финале балета «Баядерка» под гром аплодисментов мне на сцену спустили даже не корзину, а люльку с букетами цветов, в которых лежала красивая куколка, которая хранится у меня до сих пор. Стоя в белой пачке под светом софитов, я плакала от счастья и благодарности – а вся сцена была устлана лепестками роз.

А после ухода из жизни Натальи Игоревны Бессмертновой, супруги Григоровича, которая была моим педагогом, я танцевала балет «Жизель» в честь ее памяти…

В те времена я много и часто принимала участие и в благотворительных концертах. Они назывались: «Анастасия Волочкова – детям Кубани». Мы с Иосифом Давыдовичем Кобзоном объездили много станиц и небольших городов на Кубани. Это тоже был интересный и приятный опыт – работать с мэтрами его уровня – это всегда что-то новое. И, конечно, большое счастье. Иосиф Давыдович разделял мое чувство юмора и очень любил и радовался всем нашим посиделкам с Григоровичем после концертов. Вообще, общение вне сцены, в котором принимали участие и главы районов, и главы городов и станиц, которые мы посещали, было очень душевным и позитивным.

Даже встречи с людьми, которые в последнее время относились ко мне предвзято, если не сказать враждебно, заканчивались в те времена моим маленьким триумфом. Я позже напишу в этой книге исповеди и немного историй своих взаимоотношений с сильным полом. В частности про одного из моих мужчин – Сулеймана. Это достаточно влиятельный человек, который при нашем расставании постарался предпринять все действия к тому, что бы я навсегда покинула сцену. Не мог мне простить разрыв. Когда он приехал на инаугурацию губернатора Краснодарского края, я там танцевала па-де-де из балета «Дон Кихот» с веером, который исполняла в день нашего с ним знакомства в Большом театре. Увидев меня на сцене театра Юрия Григоровича на инаугурации губернатора, он не просто удивился, он остолбенел! Он же до этого момента ничего не знал о продолжении моей карьеры, а в момент расставания моей маме пообещал, что максимум, где я теперь буду танцевать – это на сельских дискотеках! А потом знаете что сделал? После концерта я по приглашению губернатора находилась на банкете. И увидела, как его охранники (а я многих из них помнила в лицо) поставили корзины цветов, предназначавшиеся губернатору, в этой гостиной и, увидев меня, сразу исчезли. Я удивилась. А впоследствии узнала, что Сулейман, увидев меня, обозлился на то, что его план уничтожить меня как балерину с треском провалился. Раз меня с такими почестями принимали и чествовали на этом банкете… Он все бросил и уехал в Москву. Вот таким образом, бывает, исчезают недоброжелатели из моей жизни, не находящие в себе сил принять меня такой, какая я есть, мою силу и достоинство, мой профессионализм и мою славу, мою непотопляемость и мое признание зрителями и поклонниками. И слава тебе, Господи, что я никому из них не желаю зла, потому что Бог все расставляет на свои места. К тому, кто творит зло – вернется только зло. А для меня почти молитвенно звучат слова Януша Корчака: «Я никому не желаю зла. Не умею, просто не знаю, как это делается». Право на свое творческое величие я завоевывала годами ежедневного, многочасового труда. Что мне гонители?

Я считаю себя очень счастливой, потому что усвоила очень важные уроки жизни. Когда закрывается одна дверь и ты оказываешься на краю пропасти, когда кажется, что всего один шаг и ты упадешь в этот же миг, если не терять сил и веры в себя, в свои возможности, если идешь путем правды и добра, не отвечаешь злом на зло, то судьба распахивает тебе следующие двери настолько широко, что не хватает сил даже удивиться тому, каким чудесным образом все это происходит. Важно сохранять Веру! Во Всевышнего, в свои собственные силы, в правду и справедливость. И не сдаваться. Как у Киплинга:

 
О, если ты спокоен, не растерян,
Когда теряют головы вокруг,
И если ты себе остался верен,
Когда в тебя не верит лучший друг,
И если ждать умеешь без волненья,
Не станешь ложью отвечать на ложь,
Не будешь злобен, став для всех мишенью,
Но и святым себя не назовешь, –
И если ты своей владеешь страстью,
А не тобою властвует она,
И будешь тверд в удаче и в несчастье,
Которым в сущности цена одна,
И если ты готов к тому, что слово
Твое в ловушку превращает плут,
И, потерпев крушенье, можешь снова –
Без прежних сил – возобновить свой труд, –
И если ты способен все, что стало
Тебе привычным, выложить на стол,
Все проиграть и все начать сначала,
Не пожалев того, что приобрел,
И если можешь сердце, нервы, жилы
Так завести, чтобы вперед нестись,
Когда с годами изменяют силы
И только воля говорит: «Держись!» –
И если можешь быть в толпе собою,
При короле с народом связь хранить
И, уважая мнение любое,
Главы перед молвою не клонить,
И если будешь мерить расстоянье
Секундами, пускаясь в дальний бег, –
Земля – твое, мой мальчик, достоянье.
И более того, ты – человек![1]1
  Перевод С. Маршака.


[Закрыть]
 

В облаках возвышенной любви

«Мне не нужны деньги – мне нужна любовь».

В моей жизни всегда большую роль играли мужчины. Да, я этого не скрываю. Не главенствующую роль, я никогда не пользовалась «протекцией» и не покупала себе «славу за деньги». Все, чего я достигла, я достигла сама.

Но мне, как и любой другой женщине, всегда хотелось любить и быть любимой! Для людей искусства это особенно важно! Это дает нам дополнительную энергию, эти чувства служат нашей музой к творчеству… И я редко в своей жизни была одна.

Позже я опишу тех удивительных мужчин, которые появлялись в моей судьбе. Но двое из них стоят особняком. Про Игоря, отца своего ребенка я отдельно напишу потом. А имя Сулейман, уже не раз попадалось вам на страницах этой книги. И стоит, наверное, рассказать о нем подробнее.

Сулейман… До сих пор, произнося это имя, что-то отзывается в моей душе. Он всегда будет для меня моим мужчиной, частью моего сердца и огромной частью моей жизни.

Не знаю, судьба нас свела или это была просто игра случая… Я ведь даже не собиралась на тот банкет. Как летит время… Это был 2000 год, я как раз вернулась из Лондона. Тогда в моей жизни наступил такой насыщенный период, что сначала я танцевала в Большом театре по приглашению Владимира Васильева, потом уехала в Англию, а уже позднее Юрий Григорович вернул меня в Большой. Он восстанавливал балет «Лебединое озеро» и его желанием было, чтобы главную партию танцевала именно я. События, страны, театры мелькали передо мной, словно яркие стеклышки в калейдоскопе.

Все это с Сулейманом напрямую никак не связано, но именно эта череда событий привела к тому, что наши дороги пересеклись. Как раз тогда одна его крупная нефтяная компания решила отметить корпоратив в Большом, и директор театра, Иксанов, предложил станцевать на этом концерте па-де-де из балета «Дон Кихот». Я согласилась – почему бы и нет? Мы с Женей Иванченко, моим партнером из Мариинского театра, сотрудничавшим с Большим, станцевали свой номер и собирались уже уходить, когда нас стали уговаривать остаться на банкет. В общем-то, это было тогда принято. Но я туда не собиралась и даже одета была совсем неподходяще, а Женя вообще идти не хотел. А я вдруг подумала и уговорила его остаться хоть ненадолго. Просто чтобы уважить людей, которые нас пригласили. Ну и сама пошла в том, в чем была – в простых черных брючках и каком-то темно-зеленом боди под цвет глаз.

Вот на этом банкете и состоялась моя первая встреча с Сулейманом. Почувствовала ли я к нему сразу же что-то особенное? Не знаю. Не помню. Потом казалось, что да, но может, это был самообман. Помню только, что у него были удивительные огромные глаза. Мы о чем-то разговаривали, но я даже не запомнила, о чем. Остался в памяти лишь тот волнующий взгляд, который не могу забыть и сейчас.

Конечно, он сразу начал уделять мне знаки внимания, к чему я отнеслась благосклонно и даже съездила с ним поужинать в японский ресторан. Но все же не придала этому никакого значения. Я была известной балериной, привыкшей к вниманию, и новых поклонников воспринимала как нечто само собой разумеющееся. Тем более что на том же банкете на меня обратил внимание еще один очень интересный мужчина – Ахмед (потом узнала, что они с Сулейманом друзья, но, в общем-то, это не имеет особого значения). Он мне тоже понравился – все-таки есть у меня слабость к восточным мужчинам, и когда на следующий день Ахмед позвонил и предложил встретиться, я согласилась. Нет, я тогда еще нисколько не ощущала себя связанной с Сулейманом и была свободна как птица.

Ахмед умел ухаживать за женщинами – он сразу подарил огромную корзину алых роз. Было приятно, но все же сердца моего не затронуло, ведь с самого детства люблю только белые. А он не знал, хотя при его богатстве и возможностях мог бы и узнать, ведь внимание дороже самого подарка. И мои поклонники, зная об этой моей слабости и любви к цветам, всегда дарили только белые. Впрочем, эта мысль разве что по краешку моего сознания тогда мелькнула, голова была занята совсем другим. Мне надо было лететь в Баку, чтобы танцевать «Лебединое озеро», и я очень хотела уложиться в одни сутки. Прилететь, станцевать и на следующий день улететь обратно. А рейсы все были какие-то неподходящие, поэтому у меня и билета еще не было, хотя балет был назначен уже на завтра.

Все это я выложила Ахмеду, чтобы тот не удивлялся моей рассеянности, а он неожиданно заявил: «Зачем тебе билет? Полетишь на моем самолете!» Признаться, я практически потеряла дар речи. Конечно, он был не первым из моих знакомых, у кого имелся собственный самолет, но мы и знакомы-то были всего один день. И вдруг такое предложение. Но нужно было успеть на выступление… да и люблю я красивые широкие жесты. Если мужчина хочет такой жест сделать – не нужно ему мешать. Поэтому на следующий день уже летела в Баку на личном самолете Ахмеда, и что было особенно приятно – стюардесса подала на обед шпинат. Я еще при первой нашей встрече упомянула, что очень его люблю, а он запомнил и позаботился о том, чтобы сделать мне приятное. Это было так мило.

Но в Баку в антракте позвонил Сулейман. И все как-то сразу изменилось. Даже не поняла, как это произошло. Прилетела на самолете Ахмеда, да и сам он мне нравился, и вдруг – такой звонок. С временной сим-карты – они у Сулеймана менялись раз в пять дней из соображений безопасности. И вот он сказал очень уверенно: «Мы с тобой сегодня вечером летим в Арабские Эмираты. Уже выслал за тобой самолет». Кажется, я второй раз за два дня едва не потеряла дар речи. Такого со мной никогда еще не было. Какие Эмираты? Какие самолеты? Мы едва знакомы, как я могу вот так просто запрыгнуть к нему в самолет и куда-то полететь? Не говоря уж о том, что Ахмед оказал такую услугу, как можно так с ним поступить? Короче говоря, когда справилась с первой растерянностью, примерно так Сулейману и сказала: «Какие еще Эмираты, я прилетела на самолете Ахмеда, да и вообще не собрана, даже вещей нет». Но он спокойно ответил, что его самолет скоро приземлится в Баку и чтобы я не беспокоилась насчет Ахмеда, с ним он сам поговорит. А вещи мы купим. Это не будет проблемой.

Ужасно неловкая была ситуация. Но, несмотря на то, что все разумные доводы были против, я вдруг согласилась. Потому что прислушалась к своему сердцу и с изумлением поняла, что оно уже все решило за меня. Удобно, неудобно, какая разница?! Я должна была сделать этот шаг в сторону Сулеймана, и не важны любые разумные доводы, какой от них толк! Сердце лучше знает! Кажется, в глубине души я именно этого и ждала – с самого того ужина после корпоратива. И готова была лететь куда угодно, хоть на край света, но именно с Сулейманом. Но вспоминать этот день до сих пор неловко. Две машины ждали меня у театра, два самолета на взлетной полосе!

Я обещала улететь на борту Ахмеда, понимала, как некрасиво с моей стороны его обманывать, но все равно села в самолет Сулеймана. И до сих пор, несмотря ни на что, несмотря на все горе, которое пришлось пережить после нашего расставания, я об этом не пожалела. Это было началом большой любви, слишком большой, чтобы о ней жалеть! Такая любовь озаряет душу. Даже когда разрывает сердце. И те чувства, которые я испытывала, во сто крат сильнее любых переживаний. Игра стоила свеч!

А Ахмеду я позвонила. Сразу же, прямо из самолета. Сказала честно, все как есть: что меня пригласил Сулейман и я улетаю с ним. К тому моменту я уже знала, что все решено, и не хотела, чтобы хоть на минуту Ахмед мог предположить, что его оставили запасным вариантом. У меня никогда не бывало мужчин «про запас», если я люблю – значит люблю. И верю, что нет ничего лучше правды, какой бы горькой она ни была. Тайное всегда становится явным, так зачем лгать и притворяться? Поэтому поборола стыд и смущение, честно сказала Ахмеду обо всем, и сразу на душе полегчало. Теперь можно было лететь вперед, не оглядываясь. Мосты были сожжены.

Помню, как поднялась в самолет – салон был весь заставлен цветами, накрыт ужин… Правда, была какая-то странная заминка, мы не сразу улетели, да и стюардесса куда-то пропала. Но потом она появилась и принесла шпинат. Шпинат! А я ведь ничего Сулейману о нем не говорила! И не делилась радостью, что в самолете Ахмеда он оказался в меню. На том нашем единственном совместном ужине я была уставшей и думала в основном о том, как ужасно выгляжу в сценическом гриме, с наклеенными ресницами. По-моему, вообще не успела ему ничего о себе рассказать. А он, оказывается, сам узнал о моих пристрастиях. Мне показалось это таким трогательным. И где он только его взял. А потом выяснилось. Помните о той странной заминке в начале нашего полета? О которой я рассказывала? Уже когда мы летели в Эмираты, я о ней вспомнила и спросила Сулеймана, почему самолет задержался. Боялась, что это из-за того, что ему пришлось объясняться с Ахмедом. Но он ответил, что нет, дело было всего лишь в том, что у него на борту не нашлось шпината. И он велел стюардессе сходить за ним в самолет Ахмеда и, если понадобится, просто стащить его! Нет, восточные мужчины никогда не перестанут меня удивлять!

Даже не могу найти слов, чтобы описать, как была тронута. Такое внимание, такая забота, и этот маленький, но невероятно ценный для меня подвиг – добыть шпинат из чужого самолета. Вспоминаю об этом, улыбаюсь, а глаза наполняются слезами. Как же чудесно все начиналось! Самолет тогда едва успел приземлиться в Москве, как на борт буквально вбежал Сулейман и воодушевленно скомандовал подниматься в воздух и лететь в Эмираты. Чемодан с балетными вещами еще как-то успели выгрузить, и все на этом, я отправилась навстречу приключениям вообще без ничего, можно сказать, даже без зубной щетки. Но Сулейман твердо сказал – ерунда, все, что нужно, купим на месте! Он всегда был таким, потом я это поняла – спонтанным, ярким, неожиданным. С нашего фантастического полета начался новый период в моей жизни – феерия эмоций, чувств, развлечений. Сулейман умел превращать жизнь в праздник. И любить он умел. Не человек, а бушующее пламя – согреет, ослепит искрами, но может и обжечь. Но и я очень сильная. Из того пламени, что он на меня обрушил, я вышла и возродилась, как Феникс, отряхнув пепел сгоревшей любви и доверия, но не изменив себе ни на секунду.

* * *

А как мы с Сулейманом отдыхали! Бразильский карнавал бледнеет перед этим отдыхом! В Эмиратах мы поселились в отеле «Бурдж-эль-Араб», который все называют «Парусом», на двадцать пятом этаже, в самом роскошном королевском номере. И закрутилось колесо развлечений! С ним все было шикарно – машины, отели, самолеты, яхты. Он устраивал фейерверки над морем, приглашал всевозможных звезд – C.C.Catch, Alabina, Кайли Миноуг, даже Шакиру – вот кто меня действительно поразил тем, какое профессиональное и по-настоящему прекрасное шоу она делала из каждого своего выступления!

И все-таки, где бы я ни отдыхала и как бы ни развлекалась, всегда помнила о работе, о балете, брала с собой балетную форму, занималась… Ну и приглядывалась ко всему интересному из того, что видела. Ведь я уже тогда мечтала создать свое собственное шоу. У Сулеймана было, как говорится, все. И деньги, и возможности, и связи. В общем, все то, что должно быть у олигарха. Но меня в нем привлекало не это – что я, богатых людей не видела? Хотя, признаться честно, настолько богатых даже среди моих знакомых было мало.

Но большинство олигархов – скучные люди, которых интересуют только деньги и как сделать еще больше денег. А Сулейман совсем не такой. Он настоящий мужчина – сильный, решительный, безумно темпераментный. Такое… ярко выраженное мужское начало – он мог быть очень деспотичным, но в то же время и очень заботливым. К примеру, он знал, что я очень люблю баню, поэтому у нас на яхтах всегда обязательно была сауна.

Ему вообще нравилось обо мне заботиться. Он даже пытался научить меня водить машину – и не какую-нибудь, а «Феррари». Правда, ничего толкового из этого не вышло, я не слишком хотела учиться, мне просто было приятно, что он уделяет мне столько внимания. Я только немножко самостоятельно прокатилась и мало что запомнила. Но когда через несколько лет участвовала в съемках фильма «Место под солнцем» и нужно было проехаться на BMW (потому что они были спонсорами этого проекта), все перепутала, поехала не вперед, а назад и врезалась в собственный «Мерседес». С тех пор за руль больше не сажусь – все-таки каждый должен заниматься своим делом, пусть меня лучше возит профессиональный водитель, так безопаснее для всех.

А та «Феррари» для Сулеймана стала роковой… Именно в ней он попал после нашего расставания в страшную аварию. И ведь я почувствовала тень чего-то мистического, некую опасность приключений, в которые попадал Сулейман, еще когда мы отдыхали в Дубае и жизнь казалась совершенно безоблачной и счастливой. Помню, как это ощущение пришло в первый раз. Мы тогда поехали с несколькими русскими приятелями в ночной клуб, где у нас был заказан стол, и поначалу все шло прекрасно. Я всегда очень любила дискотеки, даже после тяжелого выступления могла поехать в клуб и там танцевать, сбрасывая излишки энергии. А уж на отдыхе – тем более!

И вот я танцевала, забыв обо всем и не обращая ни на кого внимания. Но стало жарко, и я бросила свою белую накидку на диван у нашего столика. А рядом отдыхала какая-то компания местных арабов – они так и пожирали меня глазами. Один из них сказал, что это, дескать, их стол и их диван, схватил мою накидку, Сулейман вмешался.… В общем, я не видела и не слышала толком, что там произошло, но, похоже, у него вскипело его восточное самолюбие, и завязалась драка. Не знаю, может быть, кто-то из них что-то оскорбительное сказал, а может, ему просто не понравилось, как они на меня смотрели. Он ведь ревновал ко всему – и к моей профессии, и к моему творчеству, и даже к моей тени, я уж не говорю о мужчинах. Потом это и стало одной из главных причин нашего расставания. Но тогда, когда наш роман был в самом начале, еще не понимала, насколько это серьезно, скорее, наоборот, было приятно, что вызываю у него такую бурю страстей. Нет, конечно, я переживала, когда началась драка, и очень испугалась за Сулеймана, но вот ту футболку, которую на нем порвали эти арабы, потом хранила еще долгие годы. Как память о том вечере и о моем храбром рыцаре…

А потом мы запрыгнули в «Феррари» и умчались оттуда, потому что драка с местными – это было на самом деле очень-очень серьезно и опасно, за это вполне можно было угодить в тюрьму, и никакие деньги не помогли бы. Там очень суровые законы. Русские приятели, которые были с нами в клубе, к тому времени уже удрали – они трусливо бросили Сулеймана и не попытались даже вмешаться, настолько сами боялись попасть под раздачу. А мы приехали в отель, и я стала просить его немедленно улететь, так было за него страшно.

Уже позже я познакомилась с человеком, который, с его слов, умел видеть, кто кем был в прошлой жизни. Я-то, как человек верующий, отношусь к этому весьма скептически. Но он сказал мне, что когда-то я погибла на войне, защищая мужчину, который был мне дорог. Что ж, возможно, именно эта сторона моей натуры проявляется и сейчас, как только любимому человеку начинает грозить опасность. Сулейман говорил, чтобы я не нервничала, отдыхала, он сам со всем разберется, но я не могла расслабиться – включился тот самый режим «воина», и готова была, не думая ни о чем, броситься на амбразуру, чтобы защитить его. В конце концов он все же уговорил пойти поплавать, да и то лишь потому, что я поняла – он сейчас будет обсуждать произошедшее и решать, что делать, а я буду ему мешать. Но успокоиться так и не удалось. Купаюсь в море, вижу людей на берегу и кажется, что это полиция, они пришли за Сулейманом, сейчас его заберут! Выскочила из воды… но это оказались всего лишь дворники, чистившие набережную. Да, нервы были на пределе. Слава Богу, мы все-таки вскоре улетели!

* * *

Позже, когда мы расстались с Сулейманом, было много разговоров о квартирах, которые он мне подарил, и вообще о том, как много он на меня потратил. Да, много. Но ничего из этого я у него не просила, все подарки он дарил и все деньги тратил только потому, что ему так хотелось. Иногда для того, чтобы сделать мне приятное и получить удовольствие от моей искренней радости, а иногда вообще ради своего собственного удобства. Многие не понимают, что для таких богатых людей, как он, деньги – это ерунда, удобство гораздо важнее. И навешивают на меня всякие ярлыки.

Например, с квартирой в Москве вышло так… Когда мы встретились, я жила в гостинице на Петровке, в номере, который снимал для меня Большой театр. Вообще-то было неважно, что это за отель, какой номер, меня, как обычно, интересовало только одно – чтобы было близко к театру. Когда в 1998 году меня пригласил Владимир Васильев, я просто сняла на Полянке какую-то совершенно убогую квартиру – уж на какую хватило денег, потому что Большой театр платил 100 долларов в месяц, а квартира стоила 300. Но в тот момент важны были не деньги, а возможность работать с Васильевым, с Максимовой, танцевать в Большом театре. В 2000 году ситуация уже изменилась, теперь уже я была нужна театру больше, чем он мне, поэтому гостиницу оплачивали они. И меня это вполне устраивало. Но не устраивало Сулеймана – он почти сразу же сказал, что хочет подарить квартиру, где мы с ним и будем жить. Я ответила, что не надо. На что Сулейман сказал: «А мне надо. Потому что меня бесит, что я тебе звоню, а ты в этом лифте едешь, спускаешься, красишь свои ресницы, а машины стоят и ждут тебя с мигалками. Мне комфортно, я хочу жить с тобой в собственной квартире».

В конце концов он все-таки купил мне квартиру на Петровке. А пока там шел ремонт, мы жили то в съемной, возле зоопарка, то в загородном доме, тоже съемном. Этот домик до сих пор вспоминаю с умилением, с ним связано столько приятных эмоций. Он был небольшой, совсем не пафосный, не дача олигарха, а просто уютный домик только для нас двоих. Сулейман обычно задерживался в офисе допоздна, приезжал уже в 3–4 часа утра, но я всегда его ждала, несмотря на то, что каждое утро были занятия в театре. Стояла на балконе с белым котиком, которого он подарил, и просто ждала, когда в темноте мелькнет свет фар его машины.

Удивительная вещь – эмоции, ассоциации… Почему-то, когда видела свет фар, всегда вспоминала глаза Сулеймана и то впечатление, которое они произвели на меня при нашей первой встрече… все-таки это была самая сильная и яркая любовь в моей жизни. И сам Сулейман – невероятно яркий человек не только внешне, но и внутренне. Он умел устраивать сюрпризы, любил делать подарки, превращал жизнь в настоящий праздник! Например, я всегда любила цветы, поэтому, пока была с ним, то в цветах буквально утопала. А в новой квартире по его заказу поставили кашпо на ножках, и каждую неделю там сменялись две цветочные композиции.

Вообще Сулейман был очень щедрым человеком. И буквально осыпал меня подарками. Украшениями с бриллиантами, шубами (хотя я не фанат их) и многим другим. Между прочим, ради меня он приобрел себе телефон. Это забавно звучит, но на самом деле это очень серьезно, я ведь уже говорила, что у него не было постоянного телефона – из соображений безопасности. Но для того, чтобы быть со мной всегда на связи, он приобрел два телефона, один из которых подарил мне, а второй оставил себе. У них не было номеров, позвонить мы с них могли только друг другу, больше никому. Это было очень трогательно…

Конечно, можно сказать, что при богатстве Сулеймана это было сущей ерундой. Но это не так! Куда важнее, что он был внимательным, дарил именно то, что могло меня порадовать, устраивал такие сюрпризы, от которых мое сердце таяло. А не просто «посыпал» меня деньгами. Он знал, чувствовал, что именно может доставить мне удовольствие. Мы с ним любили друг друга и были, что называется, на одной волне.

Однажды, например, я вернулась в Москву после питерского концерта, помощница Сулеймана помогла добраться домой, а я так устала и так соскучилась по нему, что в квартире стала плакать и жаловаться ей, как мне одиноко и как хочу его увидеть. И вдруг – открывается дверь балкона, и оттуда в комнату входит Сулейман с огромным букетом цветов! Оказывается, он решил сделать сюрприз и ждал меня на балконе. Но ведь не сразу вышел, а сначала послушал, как жалуюсь его помощнице, что соскучилась! Эта его хитрость показалась мне такой милой! Как же я его все-таки любила… казалось, в нем вся моя жизнь. До сих пор горько думать, что такая любовь обернулась полным крахом.

Хотя первые звоночки для меня прозвучали довольно быстро. Просто я была так влюблена, что ничего не желала видеть. Чувства застили мне глаза. Сулейман ревновал меня ко всему и всем, но прежде всего – к моему творчеству. Так сильно, что уговаривал совсем бросить балет, театр, карьеру, сесть на диван и сделаться домохозяйкой. Это и смешно, и грустно, ведь я же хорошо видела, что он любит не только как меня саму, не просто как Настю, а еще и как знаменитую русскую балерину. Его самолюбию льстило, что я такая известная, что меня все узнают, восхищаются, завидуют ему. Когда он звонил и просил срочно к нему приехать. Я была на репетициях, но по его тону чувствовала, что ему по какой-то причине был действительно важен мой приезд. А я очень хорошо умела чувствовать его настроение. Так что приходилось быстренько доделывать свои тридцать два фуэте и мчаться к Сулейману – его машина уже, разумеется, ждала у выхода из театра. Приезжаю, захожу в кабинет, а там деловые партнеры, какие-то важные богатые люди, и все при виде меня сразу «ах» и «вау»… Невооруженным взглядом было видно, как Сулейман светился от удовольствия и гордости, что у него такая женщина!