Текст книги "Дом культуры"

13

…Сергей и Макс, тяжело дыша, бегом поднялись по лестнице, ведущей к люку на потолке. Первым на свет выбрался Макс.

– Ух ты! – услышал Сергей его восхищенный возглас, и поспешил вслед за компьютерщиком. На миг сияние ослепило его. Когда зрение постепенно восстановилось, Сергей замер, не в силах произнести что—либо. Они с Максом стояли в просторной, с высокими потолками, комнате. Помещение было абсолютно пустым, чистым и светлым, с огромным, во всю стену, окном. За ним только-только начинался день – темно-синее небо, розовая облачная стена на горизонте. Все вокруг было подернуто прозрачной золотистой дымкой. Лучи восходящего солнца освещали огромную прямоугольную площадь, вымощенную гладкими, блестящими плитами. Посреди площади стояла арка из белого мрамора, высотой этажей в двадцать. В верхней части угадывался советский герб, по обе стороны от него были две сквозных арки-окна, через которые пробивались косые стрелы солнечных лучей. В нижних ярусах располагалось несколько рядов ниш с фигурами то ли рабочих и колхозников, то ли греческих богов. Сквозь арку вдалеке виднелась высокая ступенчатая пирамида, вершину которой венчала скульптура Ильича с протянутой в светлое будущее рукой. Правда, головной убор у вождя был странный – то ли с каким-то крючком, то ли рогом, то ли клювом. Границ площади не было видно – настолько она оказалась огромной. Где-то на горизонте угадывались силуэты изящных многоярусных акведуков.

– Вот это светлое будущее…, – пробормотал Сергей, заворожено глядя на открывшийся вид.

– Оно самое, – как-то буднично ответил Макс. – Нравится? Это и есть выход. Назад, как ты сам понимаешь, дороги уже нет.

– Но…, – Сергей медленно повернулся к своему спутнику. – Откуда ты знаешь? Почему ты так в этом уверен? И почему назад нельзя?

– А ты как думал? Что вернешься в тот мир, откуда пришел? Да нет, друг мой, это лишь мне доступно. Только у меня в этом Доме культуры права администратора, так сказать. А вот для тебя другого выхода просто не существует. Если же ты о жене своей волнуешься, то она уже свой выбор сделала. Мое ведь дело какое? Просто заинтриговать. Просто вести. Чтоб шли сюда. И вот к этому – Макс сделал широкий жест в сторону окна – приходили.

– К чему «этому»?

– Ты же сам только что сказал. К светлому будущему.

– А зачем?

– Как зачем? Посмотри! – Макс вцепился пальцами в плечи Сергея и подтолкнул его ближе к окну. – Это же прекрасно! Тебе там нравится жить?! – он махнул рукой куда-то назад, – В этой тухлятине? В этом глупом и неправильном мире?

– Чем он неправильный-то?

– А то ты не знаешь, – Макс почти прижался губами к уху Сергея и легко, едва слышно, выдохнул:

– Для каждого по-своему…

Сергей нахмурился. На миг ему показалось, будто Кравцов знал, почему мир, или жизнь, были неправильными именно для него, Сергея. Будто Макс стоял где-то за спиной в том кошмаре, когда Сережка кричал, глядя на засыхающее на глазах дерево…

– А это, – Сергей покосился на Макса. – Типа правильный мир?

– Да пойми же ты! Это действительно светлое будущее! Другого нет и не будет! Там, откуда мы пришли, тоже его строили, но они не знали, как надо! Здесь все по-настоящему! Это же счастье!

– Счастье? – Сергей безуспешно попытался скинуть с плеч цепкие пальцы Макса. – А как же ловушки? Монстры эти чертовы? Эти коридоры? Здесь же свихнуться можно!

– Путь к счастью никогда не бывает простым. Заслужить надо, – как-то заученно сказал Макс и отпустил Сергея. Тот подошел к окну и уперся ладонями в стекло. Оно было обжигающе прохладным, но под пальцами Сергея начало нагреваться, и даже, как ему показалось, стало мягким и вязким. А потом вдруг исчезло. Сергей чуть не потерял равновесие, но потом легко оттолкнулся от пола и, раскинув руки, полетел. Он даже не удивился этому – чувства и мысли исчезли, а все его существо заполнила железная уверенность в том, что именно так – правильно. Все верно. Все так и должно быть.

Восходящее солнце раскрывало ему лучи-объятья; ветер, словно перышко, нес его навстречу рассвету. Навстречу светлому будущему. Сергей летел низко, он мог коснуться пальцами плит, которыми была вымощена площадь. Где-то вдалеке, в золотистой дымке он различил туманный силуэт, похожий на космическую ракету. Лучи солнца отражались от синеватого металла.

По мере того, как Сергей подлетал к ракете, он видел, как с ее боков отваливается обшивка, прямо в воздухе превращаясь в миллионы сверкающих пылинок. Постепенно странный объект полностью освободился от металла, и стал похож на огромный столб. На вершине его медленно набухла гигантская почка. А потом она с едва слышным хлопком лопнула, выпустив на свободу сотни веток, которые в миг покрылись разноцветными листьями. И Сергей узнал это дерево. Это было его дерево, то самое, что изуродовали щипцы в давнишнем, полузабытом кошмаре. То, что стало сухим, некрасивым и тонким. Но теперь оно снова расцвело, снова наполнилось жизненным соком, пусть и без надписи UIDA.

И в этот миг Сергей окончательно поверил в правильность своего выбора, и в силу Светлого Будущего. Он действительно открыл правильную дверь, в правильный мир. И Сергей полетел к дереву, изящным контуром темнеющему на фоне рассветных облаков. Он чувствовал теплый ветер, обдувающий его тело. Ему хотелось только одного – нырнуть в восходящее солнце и раствориться в нем, превратившись в свет и радость…

…Кравцов смотрел на медленно удаляющуюся фигурку Сергея, сжав кулаки и стиснув зубы. На переносице его пролегла глубокая складка, глаза сощурились настолько, что превратились в щелочки. Он ждал. В разговоре с Сергеем Максу стоило немалого труда изобразить искренне восхищение солнечной картиной Светлого будущего за окном. Мираж был открыт только Сергею. А Кравцов его просто не видел.

Зрелище, представшее Максу, было несколько иным. За разбитым стеклом стояла ночь. Небо, правда, было не черным, а грязно-рыжим, как во время дождя. Продолговатая площадь перед Домом Культуры, вымощенная раскрошенными бетонными плитами, уходила в никуда, стягивала свои линии в далекую точку на горизонте. Вокруг площади рваным силуэтом поднималась темная стена леса. Фонари не горели, но Макс хорошо видел Сергея. Он нелепо болтался между небом и землей, поддерживаемый сотнями тонких белесых нитей, чуть светящихся в темноте. Эти нити тащили Сергея, словно безвольную марионетку, вперед, к воображаемому солнцу. Но на самом деле там было нечто совсем другое. Тоже яркое. Тоже жаркое. Но это было не солнце. Не свет. Не радость…

…За спиной Кравцова вдруг раздался шорох. Он оглянулся и увидел девушку. Макс не успел разглядеть ее как следует – заметил только ярко-синие волосы и широко раскрытые глаза, в которых дрожало множество бликов, словно у анимэшной героини. Кравцов удивленно поднял брови, и в тот же миг девушка исчезла. В том месте, где она стояла, на сотые доли секунды в воздухе сверкнуло что-то, похожее на римскую цифру 4. Макс пожал плечами и снова повернулся к окну. Сергей уже почти добрался до предназначенного ему места. А это означало то, что проект оказался успешным и что на этот раз Макс выиграл-таки у своего учителя…

14

…А Баревский тем временем пристально наблюдал за Сергеем с другой стороны Реактора. Он качал головой, явно не веря в успех предприятия.

– Молодежь, молодежь… Ищут все новые пути, новые способы… Ну нет их, нет…, – Андрей натянул брезентовые перчатки, и задумался…

– Да нажрался, как свинья, товарищ подполковник! В воду полез… И все! Тю-тю! – Семенов вытер пот со лба и, тяжело дыша, опустился на влажный песок. – Интеллигент хренов!

– Вы его знаете, Семенов? – симпатичный моложавый военный с сочувствием посмотрел на толстого краснолицего деревенского участкового, который только что на его глазах вытащил из озера утонувшего алкоголика.

– Как не знать! Эта компания частенько сюда приезжает. Водку жрут, песни орут какие-то нерусские… Поганцы, антисоветчики гребаные! А еще выпендриваются: мы, мол, люди искусства, поэты, художники! Тьфу!

– Он жив-то хоть? – подполковник осторожно, с брезгливостью, тронул носком ботинка лежавшего на песке человека. Зрелище было жалкое: тощее синюшное тело с торчащими ребрами, покрытые гноящимися ранками костлявые руки, длинные, но жидкие рыжие волосы, перепутанные с тиной и водорослями.

Участковый Семенов хотел что-то ответить, но утопленник вдруг дернулся, его тело выгнулось какой-то сумасшедшей дугой, а потом он закашлялся, и изо рта его потекла мутная вода вперемешку с илом и песком.

– Жив, падла! – участковый с досадой хлопнул себя по бедру.

– Знаешь что, Семенов, – подполковник наклонился над мокрым голым человеком. – Не оформляй-ка это происшествие. Я его с собой заберу.

– Куда это? – спросил участковый, боясь поднять глаза на подполковника.

– А то ты не знаешь, – военный наступил утопленнику на грудь, и тот исторг наружу еще одну порцию грязной воды.

– И… и зачем? – Семенов еще раз промокнул потную красную физиономию грязным платком. – Это шпион? Допрашивать будете?

– Да, шпион, – с плохо скрываемым раздражением ответил подполковник. Будем допрашивать. А потом, если понадобится, перевоспитывать. Делать из него настоящего человека. Только, Семенов, ни слова никому. Иначе, сам знаешь, что будет. С тобой, – и подполковник сурово посмотрел на порядком перепуганного участкового. Тот, судорожно сглотнув, кивнул. С подполковником он был знаком давно – с той поры, как в ста километрах от поселка появился некий секретный объект. Семенову даже удалось побывать там однажды. Подполковник устроил участковому экскурсию, после которой страж порядка две недели не выходил из запоя. Жена Семенова, к таким вещам привычная, в этот раз оказалась, мягко говоря, в растерянности. Все две запойных недели ее муж раз в день выходил, шатаясь, из комнаты, подходил к зеркалу, долго всматривался в собственное отражение, а потом бормотал какую-то бессмыслицу: «Я… вот он, я… а тут не я… и там тоже… другое… не я, не я, не я!!!!» После этого с Семеновым случалась истерика, он запирался в комнате и долго выл, захлебываясь рыданиями. Прекращалось это только после того, как жена подсовывала ему очередную бутылку. Участковый в момент выхлестывал ее, и это на время привносило в его запутавшийся в пространстве ум некую шаткую гармонию.

Через две недели к Семеновым явился подполковник. Он привез с собой литровую бутыль, в которой плескалась какая-то голубая жидкость, о чем-то поговорил с участковым, и через пару часов тот выполз на свет божий – бледный, испуганный, но абсолютно трезвый. С тех пор и началось их странное сотрудничество. Главной задачей Семенова стало выслеживание подозрительных граждан среди отдыхающих на озере. Обо всех он дважды в неделю докладывал. Некоторые из них в последствие исчезали. А сегодняшний утопленник, похоже, очень заинтересовал подполковника…

…Андрей приходил в себя долго и с трудом… Он мог чувствовать, но сознание, размазанное тонким молекулярным слоем по всей безграничной вселенной, не возвращалось. У него не было своего «я», он не мог отделить себя от всего остального. Весь мир и сам Андрей были миллионами черных, желтых и синих квадратиков, то рядами, то хаотично проносившихся по бесконечному ярко-красному пространству. Постепенно где-то на невидимом горизонте начало разгораться желтое пятно, и оно становилось все светлее и светлее. В это пятно начали, словно в гигантскую воронку стягиваться квадратики, медленно выстраиваясь в какой-то непонятный рисунок. И вот Андрей понял, что существует, но его «я» возвращалась к нему не сразу, а рывками. В конце концов он с невероятным трудом разлепил глаза, но не увидел ничего, кроме расплывчатых мутных пятен.

– Баревский, – услышал он тихий и далекий, словно доносящийся из трубы голос. – Вы меня слышите?

– А-а-а… ха… а…, – Андрею потребовалось некоторое время, чтобы понять, что у него есть горло, и что эти булькающие звуки вырвались именно оттуда.

– Слышите, – сказало большое темное пятно с расплывчатым дрожащим контуром. – Можете пока ничего не отвечать. Просто послушайте. Ваше положение, Баревский, хуже некуда. О ваших приключениях нам давно известно. Так что, вы с большой вероятностью либо попадете отсюда прямиком в тюрьму, либо ляжете в психушку до конца жизни.

Баревский замычал, пытаясь пошевелиться, но руки и ноги его не слушались. Пятно тем временем продолжало:

– Вижу, что вам это не нравится. Что же, Баревский, для вас есть еще один вариант. На нем мы и остановимся. Но предупреждаю, придется как следует поработать. И перво-наперво я заберу у вас то, что вам сейчас абсолютно не нужно, – тут Андрей увидел, как в воздухе сверкнула голубая молния, потом ощутил острую боль между глаз, а затем… Чувства не оставили Андрея, но они ему больше не принадлежали. Он снова потерял ощущение собственного «я»…

…Когда некая частичка вселенной вновь осознала себя Андреем Баревским, и поняла, что существует отдельно от всего остального, мир стал несколько приветливее. По крайней мере, говорящее темное пятно превратилось в человека. У этого человека даже было звание – товарищ подполковник. Лицо военного казалось Андрею знакомым и даже в чем-то родным, поэтому он с самого начала проникся к нему безграничным доверием.

– Вот что Андрей, – подполковник сел на край кровати, где лежал по-прежнему обездвиженный Баревский. – Скажи мне честно, ты хочешь завязать с этой… этой отравой?

– Да, – одним кивком ответил Андрей.

– Я могу помочь тебе, более того, у тебя будет все – деньги, уважение, кристально чистая репутация. Даже вечная молодость, если тебе будет угодно… Но, естественно, не за спасибо. Теперь ты будешь работать на меня.

– Шпионить? – чуть слышно спросил Баревский.

– О боже, – усмехнулся подполковник. – До чего же вы, люди, примитивные! Тебе нужно многому научиться, грешно гробить такой талант.

– Спасибо…

– Да я не про мазню твою, засунь ее себе куда подальше. У тебя совершенно другой дар.

– Какой?

– Ты охотник, Андрей.

– Охотник? Да я ни разу в жизни ружье в руках не держал! – Баревский даже смог слегка приподняться на локте.

– Ружье не понадобится. Это не утки и зайцы, это – другая охота.

– На… на людей?

– Вижу, я в тебе не ошибся. Кое-что начинаешь понимать. Но все не совсем так. Охотиться будешь не на самих людей, а на их ИД-ы.

– ИД-ы? А это что за хрень?

– То, чем люди были наделены случайно, по какой-то нелепой ошибке…

– Не понял…

– Не все сразу. Информацию получать будешь постепенно. Сейчас для тебя главное – вылечиться. Здоровье восстановить. Организм почистить.

– Это долго…

– Вовсе нет. Есть ведь разные способы. Готов? Готов сделать это прямо сейчас?

Баревский скривился, как-то неопределенно пожав плечами. Но подполковник, видимо, воспринял это как согласие. Он крепко схватил Андрея за тощее запястье, резко дернул, а затем ударил пациента основанием ладони между бровей. У Баревского потемнело в глазах. Но лишь на миг. А потом Андрей оказался в длинной темной трубе. Откуда-то издалека пробивался слабый, неровный свет. И что-то капало – размеренно и гулко.

Баревский сделал шаг. Эхо многократно повторило этот звук. Еще шаг. Снова эхо. А потом Андрей неожиданно перестал слышать собственные шаги – теперь он их видел. Звук неровными рыжеватыми протуберанцами отделялся от его ног, разлетался в разные стороны и, отражаясь от стен тоннеля, разбивался на множество мелких звучков, больше похожих то ли на звезды, то ли на желтые кляксы. В трубе было холодно. Баревский зябко ежился, пока холод не превратился в кисловатый привкус у него во рту. От стен тоннеля невыносимо воняло черным цветом. Запах плесени отдавался в ушах негромким бульканьем. Баревскому было знакомо подобное состояние. Он даже помнил его название, довольно красивое – синестезия. Чувства словно менялись местами, и порождали совершенно невероятные картины. И тут им овладел страх – а вдруг все так и останется, и чувства никогда не вернутся на место? Внезапно его ослепил яркий свет. Свет этот действительно был светом – не звуком, не запахом, не вкусом, а именно светом. И Андрей пошел на него.

Как только вокруг стало совсем светло, все чувства вновь заняли свои обычные места. И Баревский увидел, что стоит в коридоре, освещенном двумя рядами люминесцентных ламп. В тишине раздавалось их нестройное пение. В стенах с обеих сторон были абсолютно одинаковые двери с какими-то мелкими табличками. В конце коридор раздваивался, в торце его тоже была дверь. И стены, и пол, и даже кое-где потолок, покрывала белая, местами выщербленная и потрескавшаяся кафельная плитка. Баревский понял, что это все родилось в тот миг, когда предстало перед его глазами. И что он – не первый и совсем не последний человек, стоящий у начала этого коридора. И в голове Андрея пронеслись сотни будущих воспоминаний других людей, которым только предстояло вступить на этот путь. И все эти воспоминания были абсолютно одинаковыми. Андрей мотнул головой и сделал шаг вперед…

…Баревский с тоской взглянул на груду обнаженных тел – преимущественно женских – лежащих у самого жерла Реактора.

– Радость, гуманизм, светлое будущее, – ворчал Баревский, поправляя перчатки. – Идеология, красивая картинка – а толку чуть. Только средства разбазаривают. Лучше бы Автозагрузку топлива починили. Все сам, все сам, других дел будто нет. Ух, Максимка! – с этими словами Андрей взял лопату и принялся за работу…

15

…Он не мог упасть. Потому, что забыл, что такое падение. И никогда не знал, что это. Он не имел представления, что такое верх и низ, и поэтому не думал об этом. Он даже и не подозревал о границах пространства и времени, не знал, что такое пространство и время. И это делало его поистине всемогущим. Но и об этом он не знал. Он был монолитом уверенности и стремления к свету. И больше ничего не существовало в этом мире, точнее, весь мир просто был вихрями сознания, возникшими от скорости полета, и исчезающими, когда он переставал их видеть. Но вдруг он осознал себя. Это был маленькая черная горошина, возникшая где-то на задворках ощущений, и сама бывшая этими ощущениями, или порождающая их. Он вдруг понял, что существует сам по себе, и состоит не только из стремления к свету. Оно начало расшатывать его изнутри хаотичными пульсирующими толчками:

«Я!»

«Я!»

«Я!»

«Я!»

… —Я? – Сергей удивился, словно впервые в жизни осознал себя самого. А потом он понял, что его «я» должно существовать «где-то» и «когда-то». Так и возникли время и пространство. Сергей огляделся. Он висел в каком-то голубоватом тумане, в пустоте, где не было даже неба и земли. Сергей пошевелил руками. Пространство вокруг было густым и вязким. Сергей попытался втянуть воздух ноздрями, но легкие не приняли его, словно были полны под завязку. Однако, это не причиняло ему неудобств – будто исчезла необходимость дышать. Сергея этот факт почему-то ни капли не удивил. Вдруг он ощутил чье-то присутствие. Из клубов тумана медленно выплыла женская фигура. Сергей не мог разглядеть ни ее лица, ни того, во что она была одета. Длинные синие волосы скрывали незнакомку, извиваясь вокруг нее, словно водоросли. Сергей увидел лишь огромные блестящие глаза.

– Ты кто? – словно со стороны он услышал свой голос

– А ты кто?

– Я? Я Сергей…

– Сережка? Это ты? Это действительно ты?

– Я… но ты-то кто?

– Сережка, неужели ты меня совсем не помнишь? Это же я!

– Постой, я, кажется, вспомнил, где тебя видел! Ты на стене была, то есть не ты, а твой портрет. Такая мозаика, там, в Доме культуры…, – Сергей почувствовал легкий зуд во лбу и потер его пальцами.

– Какая мозаика? – девушка удивилась. – Неужели не помнишь, мы с тобой по Интернету познакомились.

– По Интернету? Не помню, ты уж извини… Я, кажется, уже давно ни с кем не знакомился…

– Я, наверное, тоже изменилась, вот и не узнаешь меня…

– Тоже?

– Ну да! Ты ведь совсем не такой, как… Ну, как в той жизни.

– В той жизни… Зачем ты здесь?

– Спасти тебя.

– Так ты укажешь мне настоящий выход? В Светлое Будущее? – зуд во лбу стал почти невыносимым.

– Выход… Да, мы выйдем с тобой из этого кошмара наконец… Сережка, ты почему плачешь?

– Плачу? – Сергей потер глаза. Они были сухими.

– Не эти глаза…, – медленно произнесла девушка. – Другой…

– Какой? – Сергей поднял руку выше. На пальцы ему что-то капнуло. Он посмотрел на руку и увидел сверкающую голубую каплю.

– Ты в первый раз плачешь…, – девушка протянула Сергею руку. – Пойдем, я заберу тебя отсюда…

Их пальцы почти соприкоснулись. Сергей не мог дышать, но он явственно ощутил запах озона – не в ноздрях и не в легких. Он просто осознал, что этот запах есть. Туман озарился вспышками молний. Сергей услышал их сухой треск, тоже – скорее сознанием, чем ушами. Еще чуть-чуть, и этот кошмар закончится. И его, наконец, отпустит этот проклятый кафель…

– Кафель?! – Сергей вздрогнул. – Какой еще на хрен кафель?

– Черт, черт, черт! – Кравцов с таким остервенением начал тыкать стилусом в экран своего коммуникатора, что чуть не пробил его. Карманный компьютер, с помощью которого Макс отслеживал передвижение Сергея, выдавал сообщение об ошибке. Баревский по ту сторону Реактора только с грустью покачал головой. А Сергей пулей вылетел из тумана и снова забился в безумной пульсации своего собственного «я».

И одним из миллиардов крохотных кирпичиков, это «я» составляющих, было осознание того, что летать он не может. Не должен. Появились другое пространство и другое время. И положение Сергея в пространстве совпало с положением бетонного покрытия площади. Он резко снизился, и на полной скорости пропахал камень грудью, животом и коленями. Вернувшиеся чувства лавиной захлестнули его новорожденное сознание. Сергей еще некоторое время не мог понять, что все то, что он видит, слышит и ощущает, имеет отношение к нему.

Боль ускорила возвращение. Сергей попытался встать на ноги, но у него получилось лишь слегка оторвать свое тело от земли. Он с трудом повернул голову, и разглядел у себя за спиной рваный темный след от своего торможения. А еще он увидел, что одна его нога неестественно вывернута, а из прорванной штанины торчит какой-то перепачканный красным огрызок. Это была кость. И она тоже имела самое прямое отношение к его «я». Странно, боль хоть и была, но вполне терпимая, просто как от содранной кожи, а вовсе не от открытого перелома.

И тут Сергей обнаружил, что все вокруг изменилось. Не было больше рассвета новой жизни. Не было светлого будущего. Стояла глухая ночь. Сергей лежал на грязных, раскрошившихся бетонных плитах, из которых торчала проржавевшая арматура, и кое-где пробивалась трава. На одной из железок висели окровавленные клочья ткани – видимо, об эту арматурину он и сломал ногу. За спиной у Сергея, где-то очень—очень далеко виднелось маленькое здание кошмарного Дома Культуры.

– Спаси меня, – прошептал Сергей, вспомнив туманную синеволосую девушку. – Где же ты теперь? Где выход?

Сергей поднял голову, и увидел дверь далеко впереди. Обычная деревянная калитка, висящая на двух столбах. От них тянулась ограда из тонкой металлической сетки. Сергей понял, что это – выход. До него было очень далеко. Сергей с неимоверным трудом приподнялся на руках, и, помогая себе здоровой ногой, пополз к нему. Юдину казалось, что он слышит, как скрипит дверь, покачиваясь на петлях. Каждый раз, когда легкий ветер слегка приоткрывал ее, он видел за ней дорогу. Где-то там внедорожник, на котором они с Ирмой приехали сюда. Просто добраться до него… Просто доползти. Там сотовый. Он позвонит, и их спасут – его, Яну, всех… Сергей схватился за рассохшийся дверной косяк. Он готов был любить его – все трещины, заусенцы и даже ржавый погнутый гвоздик. Он показался Сергею таким родным и привычным – в отличие от всего того, что осталось за спиной.

И тут порыв ветра захлопнул дверь прямо перед лицом Сергея. Он толкнул ее, но та не поддалась. Сергей приподнялся на колено здоровой ноги, вытянул руки перед собой, зажмурил глаза, и всем своим весом рухнул на дверь. Та разлетелась в щепки, Сергей кубарем полетел в проем и сразу же ударился обо что-то влажное, твердое и холодное…

…Кравцов уперся лбом в стену и в сердцах стукнул по кафелю кулаком. В глазах у Макса стояли злые слезы. Баревский, сидя прямо на полу в ярком свете работающего реактора, тяжело вздохнул.

– Я же говорил, зря все это…, – сказал он, обращаясь скорее к самому себе. – Хотя… Если бы не помехи, может и вышло бы у тебя что-нибудь. До чего же ИД сильный, блин! Повозиться с ним придется. Откуда же помехи? Вроде не с чего им появиться…, – но Баревскому некогда было думать об этом. Скинув на ходу перчатки, он вышел из Реакторного зала. У Андрея оставалось еще одно незаконченное дело в Доме Культуры…

… – Конечно, штучные ИД-ы лучше. Но на всех охотников не напасешься. Так что Реактор необходим. Новая модель абсолютно надежна, не рванет, как в прошлый раз… Да оторвись ты от фиговины своей, в конце-то концов! – Баревский несильно стукнул по плечу Макса, уткнувшегося в планшет.

– А? – Кравцов поднял голову, щуря глаза.

– Что очки-то не носишь? – хмуро поинтересовался Баревский. – Ладно, черт с тобой. Слушай дальше. В Реактор попадает большинство заплутавших в Доме культуры людей. За исключением сильных ИД-ов, на которых охотимся мы сами, ну, и тех, кого совоборотни задрали. А остальные прямиком сюда приходят, рано или поздно. И сами ИД свой отдают.

– Сами? – спросил Кравцов, недоверчиво гладя на огненное жерло Реактора.

– Они этого не видят. Тут нечто вроде экрана. Реактор каждому свою картину показывает. Точнее, набор-то картин ограниченный, без выкрутасов. Чтобы мысли не возникали. А мысли не возникают, когда запущен процесс компенсации.

– Компенсации чего?

– ИД-овской ущербности. Ты же понимаешь, ИД – вещь сама по себе совершенная. Но втиснутый в человеческую плоть, он начинает порождать противоречия. Поэтому-то людям вечно чего-то не хватает. От того и поиск себя, и мысли ненужные. А красивая и бессмысленная картинка как раз ИД-овскую ущербность и того… компенсирует. Человек просто забывает, что у него есть ИД. А когда человеку плевать на ИД – отнять его проще простого. Главное, вовремя подсунуть какую-нибудь блестящую картинку, на которой с обеих сторон написано «Смотри на обороте». Или любую другую шняжку, которой жертва сможет играться. И забыть про свой ИД.

– Ну да. Телепрограмма в новогодние праздники, – усмехнулся Кравцов.

– А сечешь фишку! – засмеялся Баревский. – Это, знаешь ли, лучший из грубых методов лишения ИД-а. Ограниченный набор тупых картинок. На ТВ тоже наши кое-где сидят. Но, сам понимаешь, этого мало. Подготавливать людей надо, подготавливать…

– А… не отдавая ИД… ну, если знать, что он в тебе… можно его как-то… ну, совершенствовать что ли?

– Ты мне это брось! – Баревский нахмурился. – Ересь все это, причем опасная. ИД только после смерти тела сливается с Абсолютом. И то, если человек подготовлен. А если нет… он растворяется… во тьме… Ну, это как рай и ад… Грешники налево, праведники – направо. То есть, мы просто необходимы – спасаем бесценные ИД-ы от гибели. Да, в Доме культуры страшно, но так надо… так надо, – Андрей внимательно посмотрел на Макса.

– А почему именно Дом культуры?

– Это старая концепция. Очень старая. Одна женщина по имени Тара-Эсса, еще несколько столетий назад, вступила в кратковременный контакт с нашими учителями. Контакт этот был слишком поверхностный, она толком ничего не поняла, но в последствие предприняла несколько неудачных попыток лишить саму себя ИД-а – с помощью длинной золотой спицы. Она втыкала ее в лоб, в грудь, потом пробовала даже мастурбировать этой штуковиной. Последнее как раз дало определенный результат – тетка испытала сильнейший оргазм, по ходу первый в своей жизни, и ей привиделся прообраз Дома культуры. Тара-Эсса потом описала некое здание со множеством комнат, проходя по которым, рано или поздно достигаешь единения с Абсолютом. То есть полного отказа от ИД-а…

Кравцов задумался ненадолго…

– Андрей Александрович…

– Да?

– Я правильно понял: Дом культуры один?

– Один.

– И входы по всему миру все равно в него приводят?

– Порталы. Не совсем так, но суть верная.

– А где ДК на самом-то деле?

– Где? Да здесь, – и Баревский с едва заметной усмешкой легко коснулся пальцем переносицы Макса…