Текст книги "Университет имени Конкордии Непобедимой. Проклятое число"

Аврора не выглядела впечатленной, но и отвращения не выказывала; открыв каталог с вариантами различных причесок, она принялась изучать его блестящие страницы, закусив нижнюю губу. Хозяин заведения – молодой мужчина с черными кудлатыми волосами до лопаток, одетый в кожаную куртку и футболку с изображением кричащего черепа – находился в закутке для татуировок за ширмой; сидел на корточках, склонившись над рукой какого-то уныло выглядящего парня с падающей на глаза челкой.

– Вот уж не думала, что в студенческом городке лучшего Университета Двенадцати Держав можно будет спокойно набивать тату, – прошептала Пуэлла; Аврора равнодушно повела плечами. – То, что для них нормально, по-прежнему кажется мне страшной дикостью.

– А может, ты просто зануда.

– Может, и так.

Хозяин сказал что-то юнцу, быстро затянул татуировку пленкой и пощел за пластырем. Пока он копался в черном матовом сейфе, Пуэлла вглядывалась в его бледный профиль: что-то смутно знакомое и чуточку птичье было в этих чертах.

– Вот! Нашел! – Его голос был крайне визглявым и неприятным слуху. – Теперь-то мы с тобой и закончим!

Он закрепил получившуюся конструкцию пластырем и потрепал парня по щеке, словно тот был ему младшим братом.

– Погодите-ка… – проговорил тот, тряхнув головой. Челка упала набок, открыв безжизненный рыбий глаз хрустального голубоватого оттенка. – А как же магическое заживление, мгновенный результат и все такое?

– Ты что это у нас – глухой, а, малыш? – хозяин визгляво расхохотался. – Я работаю по классике: никакого волшебства, чистый скилл. Обращайся.

– Эх… ну ладно. – Юноша поднялся и, глядя в пол, быстро проследовал к выходу.

Едва за ним закрылась дверь, как хозяин обратил свой горящий взор к двум посетительницам. Вид у него был возбужденный и озадаченный.

– Что, еще одни пришли потратить родительские деньги, данные на дорожку, таким тупейшим способом? – спросил он, ухмыльнувшись. – Учтите, я устал. К тому же, без предварительной записи рисую только элементарные татухи вроде крестиков или сердечек.

– Нет-нет, мы не за тату.

– О, а твоя подружка, я гляжу, заинтересовалась прическами! – Аврора, как ошпаренная, откинула в сторону каталог. – Что, хочешь сменить имидж?

– Судя по тому, что ты предлагаешь – предпочту остаться верной огромным бантам и завитым хвостикам.

– Твое дело, малышка! Ну а ты, золотая овечка? Может, ты чего-нибудь хочешь?

Пуэлла сглотнула и указала пальцем на картину, повернутую к прохожим. Хозяин снова расхохотался своим неприятным голосом – визгляво, пронзительно, как… попугай, копирующий человеческие звуки.

– Она не продается, если ты об этом. Злить мою бабушку – бесценное дело.

– Твою бабушку?

– Хм, а я разве непохож? – молодой мужчина сдвинул брови и по-старушечьи сложил губы, причмокнув ими для пущего эффекта. – Я Роз, внук ректора. Блудный сын и паршивая овца… вернее, паршивый попугай, если учесть, что мои дедушка и отец – оба фамильяры-попугаи.

– А-а-а… – неловко протянула Пуэлла. – Ясно. А чем эта картина злит дайру Кунктию?

– Ну, злит – это, конечно, для красного словца сказано, – замялся Роз. – Просто… ну, на ней ведь изображена Тринадцатая, в конце концов. Бабушка настолько ее ненавидит, что зубами скрежещет, когда проходит мимо моей забегаловки. Но вот в чем дело: молодежь, напротив, с годами все сильнее тянется к Тринадцатой и ее образу, а моя картина стала уже чем-то вроде визитной карточки «Черной готической смерти…» и неотъемлимой ее частью. – Молодой мужчина опять расхохотался. – А ведь я, подумать только, по пьяни купил ее на каком-то аукционе в Премере, ах-ха-ха!

– Кто такая Тринадцатая? – спросила Пуэлла.

Роз посмотрел на нее, как на идиотку.

– А ты каким местом религию в школе учила, а, умница? Тринадцатая Демиург – крайне сомнительное лицо, мелькающее в различных околорелигиозных текстах, отступница и враг всего человеческого. Одни церковники говорят, что она была, другие – что тетка является лишь плодом воображения старинных сказочников и лоботрясов, но факт остается фактом: Тринадцатая оказала на общественность столь сильное влияние, что даже само число, связанное с нею, прозвали проклятым.

– А кто стоит рядом с Тринадцатой? – дрожащим голосом пролепетала Пуэлла; в глазах у нее потемнело, уши заполнил шелест крыльев, на языке появился легкий привкус крови. – Этот… бледный… человек…

Ну же, взгляни поближе… Посмотри в эти глаза, посмотри!

– А, этот чудаковатый альбинос? Харизматичный мужик, правда? – Роз криво улыбнулся. – Ну, это вроде как фамильяр Тринадцатой, Корвус. Белый ворон. Потому-то художник ему такой шнобель и пририсовал, ах-ха-ха! Типа клюв, ах-ха! Впрочем, никто не знает наверняка, как они выглядели. Как и то, существовали ли они вообще. А теперь можете выметаться, пока я не уснул прямо тут, удовлетворяя студенческое любопытство. В любых книжках по религии это написано, так что не томите. Ну, или купите у меня что-нибудь.

– Прости, Роз, мы уже уходим. – Пуэлла кивнула Авроре, и они направились к выходу. – Хорошего тебе вечера!

Внук ректора хмыкнул им в спины.

– Ну, и вам тогда того же.

Они открыли стеклянные двери с приклеенными на них стикерами черепов и мертвых разлагающихся тел с вырванными глазами, многозначительно переглянулись и зашагали по дороге в направлении Университета. На небесах к тому моменту уже загорелись сверкающие звездочки.

– Ты обещала кое-что мне рассказать, – напомнила Аврора. – Я по-прежнему вся внимание, Эл.

Пуэлла огляделась по сторонам: вокруг них никого не было на расстоянии больше чем двадцати шагов, и лишь чуть вдалеке, громко гомоня о своем, шла какая-то мутная компания новоиспеченных первокурсников с умопомрачительными прическами.

– В общем… – прошептала девушка, склоняясь к уху подруги. – Я вижу сны. С самого раннего детства. В них со мной говорит белый ворон, сидящий в клетке. Почти каждый раз все проходит по одной и той же схеме: я оказываюсь перед ним, он просит меня открыть клетку, я дергаю за дверцу и ничего не выходит. Потом он убеждает меня, что я должна использовать магию – чакральную, например – а когда я отвечаю, что не владею ничем таким, ворон начинает говорить, что мне достаточно вспомнить. Как будто запретная магия – это нечто такое, чем я владела всегда.

– Хм, звучит как симптом какого-то психического расстройства, ничего более, – отмахнулась Аврора. – Можешь хоть с пеной у рта кричать, что являешься избранной, но вот что я тебе скажу: Бона Фидес, возможно, и реальная личность, но ты – уж точно не Тринадцатая из Демиургов. Сто процентов. Гарантирую.

– Я и не считаю себя Тринадцатой! – вспылила Пуэлла. – Просто во время отбора, когда мое астральное тело умчалось в неведомом направлении…

– О да, мы все это видели. Лично мне было тяжело и рукою двинуть, я словно тонула в киселе. А ты такая – раз! – и вихрем полетела вперед, да так, что даже дайра Шиа-Мир не уследила.

– Так вот, я не просто потеряла контроль над собою и летала по Университету. Я… видела всякое. И эти видения случаются у меня не впеврые – например, залитый кровью зал суда мне привиделся незадолго до появления портала, как и образ умершей мамы. Ворон в голове снова велел мне вспомнить что-то, порыться в памяти, а еще… показал мне картину из заведения Роза. Ту самую. Учитывая, что она повторяла реальную вплоть до малейших деталей – вроде серьги в ухе альбиноса, например – это просто не может быть совпадением.

Аврора задумчиво закусила нижнюю губу – она всегда так делала, когда уходила в себя. Затем посмотрела на Пуэллу и подозрительно прищурилась.

– Скажи, – сказала она напряженно, – а ты меня не разыгрываешь случайно?

– Что? Н-нет…

– Точно?

Пуэлла посмотрела в глаза подруге и уверенно кивнула.

– Определенно, не разыгрываю.

– В таком случае, я допускаю, что нечто своеобразное с тобой и впрямь происходит. Что конкретно, сказать не могу, но… вероятно, некая сущность в обличье ворона желает с тобою сотрудничать.

– Но почему именно я?

– А вот этого, Эл, я точно не знаю. Возможно, тебе следует поговорить с ректором, а затем устроить встречу с Оракулом через нее. Кто знает, а вдруг получится достучаться?

– Нет. Я не доверяю ни дайре Кунктии, ни Оракулу. Они обе мне крайне не нравятся.

Аврора удивленно заморгала.

– А почему? При всей своей мизантропии не могу отрицать, что ректор – милейшая старушка, а Оракул – мудрое и светлое создание, наверняка подаренное человечеству самой Конкордией Непобедимой.

– Ну, не такие уж они и добрые, раз позволяют студентам с факультета косте-знания умирать и спокойно наблюдают за близнецами, в теле одного из которых спокойно живет инородное астральное тело, – парировала Пуэлла. – Стоит ли упоминать, что эти сволочи умудряются еще и выходить из воды сухими всякий раз, когда беспомощные ребята уходят с Дайрой Смерти! Их руки в крови, я уверена.

– Кто знает, – повела плечами Аврора. – Быть может, они действительно те еще злодейки.

«Ну же, скажи ей это сейчас. Пусть с опозданием, но все же. Ты не можешь нести это знание в себе, ожидая, когда оно прорвется наружу в самый неподходящий момент».

– …а еще я соврала тебе недавно. Ну, когда ты спросила, какой я видела Оракула… На самом деле со мной беседовала вовсе не миленькая старушка.

– А кто тогда?

– Настоящая Оракул. – Пуэлла сглотнула. – Она сказала мне, что я – единственная среди всех, включая даже потомков Демиургов, кто увидел ее истинный облик.

– Эл?.. – Аврора коснулась ладонью предплечья подруги, как бы успокаивая. Пуэлла и сама прекрасно знала, что выглядит подавленной. Одна лишь мысль о жутких горящих глазах напротив выбивала почву из-под ног. – Какой она была?

– Л-лысой… Очень худой и очень высокой. Ее шея и руки могли удлинняться и укорачиваться, но делали они это с громким треском, как будто от каждого движения у Оракула ломались кости.

– Недурственно, недурственно. Думаю, что сама бы испугалась, будь я на твоем месте. – Аврора вздохнула. – И спасибо, что рассказала мне. Думаю, мы со всем этим разберемся.

Пуэлла посмотрела на однокурсницу и улыбнулась ей, чувствуя, как на сердце становится легче.

Да, конечно же, Аврора не могла заменить ей Амику – но дружба с той длилась целые годы, в то время как юную дайру Нихиль Пуэлла знала всего один день. Лучшее было еще впереди.

– Просыпаемся! Пр-р-р-росыпаемся, дайры! – громко завопил череп, открыв зубастую пасть, и Пуэлла села на постели, таращась глазами в темноту. Сон прервался на самом непредсказуемом моменте: вместо того чтобы попросить об освобождении, белый ворон стал странно кивать головой вверх-вниз и вправо-влево, будто танцуя. До этого он показал ей какую-то картинку, но вот какую именно, вспомнить не выходило. – И с вами снова заместитель ректора, дайр Пситтакус! Или дайр Абути! Или дайр Пситтакус Абути, да неважно! Скоро полночь, а это значит, что настало время встречи!

– Да он что там, совсем рехнулся? – ругнулась девушка с черным каре, имени которой Пуэлла так и не узнала. Рыжеволосый фамильяр, который лежал на ее груди в обличье огромного лиса, недовольно фыркнул. – Мы только уснули!

– Все, кто прибыл сюда без фамильяров, живо спускайтесь в Залу Двенадцати Лучей! Пока учебный год еще не начался, вам необходимо обзавестись верными и преданными помощниками! Можете не переодеваться, но поторапливайтесь! Ровно в полночь все должны быть на месте!

– О, деревенщина, это тебя, – злорадно сказала девушка, поглаживая фамильяра по горящей рыжим шерстке. – А я пока посплю.

Лис недовольно фыркнул, уставившись на Пуэллу, и девушка с каре умильно рассмеялась.

«Какие же они ненормальные. Видели бы Демиурги, что за создания порой кичатся наличием у себя их крови – сгорели бы со стыда!»

– Сладких тебе снов, девушка, имени которой я не знаю, – вздохнула Пуэлла и тихо затворила за собою дверь.

Ее ноги в теплых носках скользили по вымытому полу, пижама, меховая и мягкая изнутри, походила на обвернутое вокруг туловища тонкое одеяло, из-за чего Пуэллу с каждым шагом все сильнее клонило в сон.

«Только бы не вырубиться прямо тут. Держись, девочка, держись!»

Приблизившись к ступенькам, она устало взялась за перила и сделала первый шаг. Носок скользнул по ступеньке, Пуэлла потеряла равновесие…

– Хэй! – кто-то крепко схватил ее за шиворот и дернул назад, поставив на ноги. – Пожалуйста, ходи осторожнее!

Девушка повернула голову и вздрогнула от неожиданности, столкнувшись глазами с Боной Фидес. Розововолосая девчонка в форме латерна-манта возникла рядом, будто из ниоткуда, но уже в следующее мгновение взмыла к потолку и повисла в нем, пульсируя вверх-вниз. Пуэлла печально улыбнулась.

– Ты ведь умерла, правильно? – спросила она. Бона безмятежно кивнула. – Почему тогда ты осязаема?

Та развела руками и крутанулась в воздухе: радостный смех заскользил по пустому коридору. Пуэлле сделалось не по себе.

– Я и сама не понимаю. Вообще-то, ты первая из всех студентов Университета, кто видит и слышит меня. Остальные проходят мимо, а когда я силой мысли возвращаю себе плотность – только пугаются прикосновений. Как-то раз я даже пробовала писать всякие записки разным ученикам, но те… просто выбрасывали их и ставили защитные блоки от сверхъестественных сил. Хорошо, что я не теряла надежду. – Элегантно спикировав на ступеньки, Бона сделала изящный реверанс, как бы благодаря Пуэллу за внимание к ее цирковому номеру. – И теперь ты, милашка, восстановишь справедливость в этом проклятом местечке!

– Что с тобою случилось? Ты не одна из косте-знатоков, – растерялась Пуэлла. – Как же тогда умерла?

– По официальной версии, которую сообщили родителям – от инсульта ночью. Якобы у меня началась сильная рвота, и я захлебнулась. – Бона обняла себя руками, как маленький ребенок. – Но то, что случилось на самом деле, так и осталось в этих стенах.

– Расскажешь мне? – с надеждой спросила Пуэлла.

Бона вздохнула и покачала головой.

– Девочка моя, ты же опаздываешь сейчас! Спускайся вниз, и… – она помедлила. – Жду тебя в Музее Ботаники завтра в полдень. Там почти всегда пусто, и никого, кроме глухой дайры Грамен, нет.

– Погоди, а где… – но девушка с розовыми волосами уже исчезла, оставив Пуэллу одну-одинешеньку стоять на ступенях. – Ох, ну хорошо, найду сама.

– Что найдешь? – раздался за спиною удивленный голос Авроры. – А я-то думала, что ты уже спустилась. Все-таки, с момента обращения Пситтакуса прошло больше минуты. Что, тоже не смогла заставить себя по первому зову подняться на ноги?

– На самом деле, я снова говорила с Боной Фидес, – вздохнула Пуэлла. Аврора нагнала ее, и они вместе направились вниз по лестнице. – Она подтвердила, что умерла в Университете. По официальным данным – захлебнувшись в собственной рвоте во время инсульта. То же, что случилось на самом деле, огласке не предали.

– И что произошло?

– Она обещала сказать мне в Музее Ботаники – завтра, в полдень.

– Занятия как раз начинаются послезавтра. Будет свободный день.

– Как думаешь, Аврора…

– Да?

– Мы можем как-нибудь помочь Боне Фидес? Ну, чисто теоретически?

– Чисто теоретически, ты можешь и радугой блевать. А вот на практике все гораздо сложнее.

Они замолчали; воздух звенел от напряжения, и ставшее уже привычным чувство – будто кто-то пристально глядит в спину – заставило Пуэллу задрожать от тревоги.

– Сдается мне, что мы единственные студенты без фамильяров, – флегматично пробубнила Аврора, которая ничего не заметила. – Впрочем, ничего необычного. Большинство студентов здесь – наследственные аристократы или члены Кланов. Детишек обучали азам тайной магии с пеленок, и волшебных спутников они имели с детства.

– Ничего, мы их еще перегоним, – ободряюще улыбнулась Пуэлла, хотя уверенности у нее не было ни в чем. – Вот начнется учебный год, и ты увидишь, как быстро дело у нас пойдет в гору!

– Ты такая убежденная оптимистка, что с непривычки тянет блевать.

В воздухе повисла короткая пауза – как отзвук лопнувшей струны.

– Слушай, Эл, – сказала вдруг Аврора переменившимся голосом. – А ты уже скучаешь по дому?

Сердце у Пуэллы сжалось от накатившей боли, и она, уставившись себе под ноги, сморгнула одинокую слезинку.

– Пытаюсь не вспоминать о нем – и о жизни, которую я оставила. Так мне хоть немного проще.

– А что пытаешься не вспоминать сильнее всего?

– Бабушку и лучшую подругу. Они так хотели, чтобы я училась здесь, чтобы постигала тайные науки и реализовывала себя. Надеялись, верили в меня с самого начала. Я знаю, что это звучит глупо и по-детски, но… – ее голос дрогнул, и Пуэлла всхлипнула, сама не зная, отчего именно плачет. – …но одна лишь мысль о том, что мы с Амикой отдалимся друг от друга, а в глазах бабушки я стану чужим человеком, причиняет мне нестерпимую боль. Несколько лет вдали от дома среди аристократов не могут не сделать свое дело.

Они шагнули в маленькое фойе, миновали арку и вышли в крошечный внутренний дворик – один из нескольких таких же двориков, что окружали большой атриум, поделенный на спортивное поле и закрытый полигон. Только миновав его, можно было войти в Зал Двенадцати Лучей через заднюю дверь.

«Все-таки, обладать талантом к телепортации весьма полезно – особенно когда имеешь дело с громадными зданиями, в которых не грех заплутать. Просто махнешь рукою – и все, ты в нужном месте, да еще и друзей своих заодно туда перенес. Вот бы этому научи…»

Мысль оборвалась, и Пуэлла шмыгнула носом. Образ улыбающейся бабушки, пьющей травяной чай в светлой кухоньке родного домика, показался ей душераздерающе печальным. Как она там, интересно? Прошел всего один день, но Пуэлла уже невыносимо скучала, словно не была дома несколько десятилетий кряду.

«Бабушка, наверное, чувствует себя так же паршиво. Сидит одна в кухне, сидит одна во дворе. Перебирает мои вещи в спальне, глядит на кучу оставленных безделушек. Возможно, даже плачет. Прямо как я сейчас».

– Знаешь, а я ни по кому не скучаю, – внезапно сказала Аврора. Пуэлла поглядела на нее с изумлением. – Сказать, почему?

Та закивала.

– Мой отец – сумасшедший, которого казнили путем погружения в Дым. Он был фанатиком. Поклонялся таинственной «неназванной дайре» и организовал вокруг себя клуб таких же идиотов. – Она фыркнула. – И знал же ведь, что за ересь могут казнить всю семью, но все равно жертвовал нами ради своего безумного увлечения сказками, открыто демонстрируя целому миру свои увлечения! Когда он умер, я вздохнула спокойно.

– Аврора, мне так жаль…

– А мать моя худа, как жердь. Однажды какой-то дуралей назвал ее толстой, и она превратила похудение в цель своей жизни. Раньше она ела всю мою сдобу, но затем… она лишь принимала ее, благодарила меня, а затем выбрасывала. Целыми подносами. Впоследствии ее мания худобы превратилась в попытку заморить меня голодом, и она стала запрещать нашей единственной служанке, дайре Мунус, давать мне завтраки и обеды. На ужин же я получала лишь воду и кашу на воде.

– О Демиурги…

– Ее отправили в один из домов Клементия. Из адекватной родни у меня остался только женатый старший брат, у которого своя семья и свои увлечения.

Пуэлла молча приобняла Аврору за плечи, и та не отстранилась. Так они и миновали огромный атриум: в молчании и мыслях о прошлом и будущем.

– Наконец-то пришли, – улыбнувшись, сказала дайра Шиа-Мир, медленно и по-змеиному повернув голову к девушкам, что вошли с заднего хода и тихо заскользили по нефу. – Остальные уже здесь. Садитесь, и начинаем.

Всего под Двенадцатью Лучами сидело восемь человек. Чудовищно мало, если соотносить с количеством поступивших.

«Так значит, вот сколько в Университете простых людей без связей и врожденного доступа к запрещенному высшему колдовству».

Пуэлла и Аврора сели рядышком, плечом к плечу, прижавшись друг к другу. В воздухе витала атмосфера легкой тревоги. Студенты переглядывались в напряженном ожидании.

– Сегодня я сама выведу вас в астрал с помощью гипноза, – сказала Шиа-Мир. – Памятуя о случае, произошедшем с… – она вопросительно посмотрела на Пуэллу.

– … с Пуэллой.

– Да, спасибо. Так вот, памятуя о случае, произошедшем с Пуэллой, я буду координировать каждого из вас во избежание подобных инцидентов. Благо, сегодня вас мало, и это в моих силах. Итак, а теперь закройте глаза и сосредоточьтесь на Аджне, на области третьего глаза.

Пуэлла закрыла глаза, и весь мир вокруг на время перестал существовать. Странное, теплое ощущение разлилось по ее телу, астральная проекция слегка приподнялась, изменив свою форму… Шиа-Мир что-то говорила – кажется, просила студентов расслабиться, почувствовать разливающуюся по телу негу, отпустить заботы – но Пуэлла уже ее не слышала. Чувствуя неожиданную радость и свободу, она поднялась сама над собою и взлетела навстречу Лучам, мерцающим у потолка, словно птица, выпущенная из клетки.

Ворон не говорил с нею. Ничего странного не происходило, и она полностью контролировала ситуацию. Шиа-Мир – вернее, ее астральный двойник, появившийся рядом с физическим телом – задрал голову и ободряюще улыбнулся Пуэлле.

Молодец, девочка! А теперь давай-ка подождем остальных.

Спустя некоторое время в воздух поднялись и остальные студенты – вернее, их астральные тела. Призрачные и легкие, как перышки, они кружили тут и там, облаченные в клубящиеся одеяния, словно стеклянные статуэтки, укрытые ватой. Пуэлла и сама была такою; свободной, способной летать, одинокой, но при этом счастливой.

А теперь – попытайтесь закрыть глаза своего астрального тела. Это может показаться сложным, но вы должны справиться. Когда откроете, окажетесь в месте, что называют Лесом Духов; там чародеи во все времена искали себе фамильяров.

Пуэлла послушно кивнула – и закрыла глаза. Подумать только, у нее получилось с первого раза! Теперь, когда ворон не смущал и не баламутил ее сознание, пребывать в астрале и управлять своим телом оказалось неожиданно просто.

Открывайте глаза. Когда все будет готово, дайте знать – просто позовите меня мысленно, и я выдерну вас назад.

Голос Шиа-Мир затих, отдаваясь эхом в уголках сознания, и Пуэлла открыла глаза. Вокруг было темно и прохладно, высокие деревья шелестели над головой, угрожающе перешептывались их черные листочки, колыхавшиеся на ветру.

– Аврора? – позвала она. – Кто-нибудь?

Всюду раздавались самого разного рода звуки: рык, мяуканье, шипение и восхитительное пение птиц, но, сколько ни осматривалась она по сторонам, никто так и не шагнул ей навстречу, и ни единая тень не мелькнула в сумраке Леса Духов.

«Может быть, я должна сама поискать? Или, скажем, позвать фамильяра вслух?»

Она медленно и неуверенно двинулась по лесу вперед, то и дело раздвигая заросли таинственных цветов, заглядывая в заброшенные дупла деревьев и приподнимая неестественно огромные лапухи, что достигали ей порою почти до пояса.

– Фамильяр? – позвала она осторожно, когда тщетная прогулка по пустому лесу начала выводить ее из себя. – Явись мне!

Тишина. Все птицы умолкли, все звери разом сгинули в неизвестность. Никто больше не провожал ее глазами, прячась в зелени. Она осталась одна.

– Покажись! Ну хоть кто-нибудь!

И снова ничего. Пуэлла почувствовала странное отчаяние и схватилась за голову; ладони прошли ее насквозь и бессильно опустились вдоль туловища.

– П-пожалуйста…

Ни единого звука, ни единого отклика. Только высокая трава, слабо покачивающаяся на призрачном ветерке, и огромные деревья, почти полностью заслоняющие высокое черное небо. Не собираясь сдаваться, девушка смело двинулась вперед, в разверстую бездну этого страшного места, в черноту меж жуткими стволами, изъеденными неведомой чагой, в шелестящее ничто, готовое, казалось, разорвать ее в клочья.

«Я не могу вернуться без фамильяра, – говорила она себе раз за разом. – Это будет такой позор!»

Почему же – без фамильяра?

Перед глазами потемнело. Астральное тело девушки заметалось из стороны в сторону, Лес Духов замелькал перед глазами, и та зажмурилась, чтобы ее не вырвало. Впрочем, могло ли физическое тело стошнить из-за того, что кто-то бессердечно мотал из стороны в сторону астральное? Ответа на этот вопрос Пуэлла пока не знала.

– Где… ты… – с трудом выдавила она из себя. – П-п-покажись…

Не могу. Я заперт в клетке. Жду, когда нерадивая хозяйка освободит меня.

– Белый ворон?

Он самый.

– П-прекрати кружить меня…

Прости, хозяйка. Я лишь пытался уцепиться своим астральным телом за твое, соединить наши разумы и души, как прежде. Надеялся, что смогу таким образом вырваться, но на деле лишь сильнее покалечил себя и тебя. Снова.

Пуэллу отпустило, и она устало зависла в воздухе, уставившись во тьму невидящими пустыми глазами.

– «Как прежде»? – спросила она тихо. – Что это значит?

Что я был твоим фамильяром и раньше, очевидно, – последовал незамедлительный ответ. – И ты должна лишь освободить меня.

– Ты в Университете?

Да, меня держат здесь в заложниках.

– Где именно ты находишься?

Где-то в библиотеке. В этом проклятом лабиринте, пересекающем тысячи реальностей. Правда вот, я не думаю, что тебе обязательно меня искать. Поначалу ты должна вспомнить все, что знала раньше… ну, пока судьба не стерла тебе память и не заперла в новом теле, разумеется.

– Расскажи мне все, что знаешь. Не тяни больше.

Голос грустно рассмеялся, и в этом смехе Пуэлле впервые послышались приятные бархатистые нотки. Показалось ли ей – или прямо сейчас, в этом треклятом Лесу Духов, девушка действительно вспомнила что-то частичкой своего заколдованного сердца?

Ты на полном серьезе думаешь, что я не рассказал бы все давным-давно, если бы только мог? Мой рот зашит с помощью заклятия, хозяйка, и все, что я могу – это посылать тебе мыслеобразы, способные пробудить в памяти самое главное. Даже они дарят мне неописуемую боль, заставляя метаться по клетке в исступленном гневе, но обойти заклятие иллюзории куда проще, чем заклятие вербы.

– О каких заклятиях идет речь? Как именно я могу помочь тебе, Корвус?

Ворон устало вздохнул.

Ты ведь выросла у меня на глазах. Выросла, называя меня всего лишь вороном или несносной птицей, прогоняя из каждого сна, словно наваждение. Считая меня болезнью или проклятием. А теперь вот – берешь и зовешь по имени, будто старого друга. Знаешь, почему за столькие годы я сам так и не представился тебе?

– Почему?

Потому что они отняли у меня шанс даже на это. Они отняли у меня величие, отняли хозяйку, отняли право на имя.

– Корвус…

Да?

– Скажи мне, я – Тринадцатая?

Она услышала отчаянное карканье, шелест крыльев, бьющихся о прутья решетки.

Он проснулся… – захрипел Корвус отчаянно. – Он проснулся, и теперь я снова не имею права быть многословным. Отныне каждый звук вновь будет стоить мне безграничных мучений. Пр-р… Пр…

– Корвус!

Пм-г… пом-мог…помо…

И тишина. Густая, тревожная, жуткая тишина, пронизывающая все живое и мертвое. Больше не на что было надеяться.

Шиа-Мир!

Девушку потянуло назад – мягко и нежно, словно кто-то нес ее на руках. А затем она распахнула глаза в своем физическом теле; над головою по-прежнему сияли Двенадцать Лучей Демиургов.

– Эл? – спросила Аврора напряженно. Повернув голову к подруге, Пуэлла увидела золотую змею, которую та прижимала к груди. Недавно выбравшийся в мир живых, фамильяр был очень слаб и почти не шевелился, а потому девушка обращалась с ним особенно нежно, как со спящим ребенком. – Где же твой? Ты что, позабыла его в Лесу Духов?

– Пуэлла? – спросила уже Шиа-Мир. – Девочка моя, почему ты оставила фамильяра там? Ты что, отвергла его?

Теперь на Пуэллу откровенно таращились уже все присутствующие. Девушка вздохнула, чувствуя, как краска стыда приливает к щекам.

– Нет, дайра Шиа-Мир, я никого не отвергала.

– Но что же тогда?

Все ждали в напряжении.

– Ко мне просто никто не явился. Никто не выбрал меня. Лес был пустым, все сущности попрятались. Беда.

Преподавательница смерила Пуэллу подозрительным взглядом и оглядела остальных.

– Направляйтесь в постели и уложите фамильяров рядом с собой, – сказала она своим угрожающе бархатистым голосом, расплываясь в ядовитой улыбке. – Выспитесь и отдохните. Завтра – заключительный свободный день перед началом учебного года и прибытия учеников старших курсов.

Все лениво поднялись, собираясь возвращаться в постели.

– …а ты, Пуэлла, останься.

Девушка вздохнула и кивнула. Уходя, Аврора слабо коснулась предплечьем ее локтя и ободряюще улыбнулась.

– Все хорошо, – прошептала она одними губами – и скрылась в сумраке лестницы.

Когда все ушли, и они с преподавательницей остались наедине, Шиа-Мир поднялась и неспеша приблизилась к Пуэлле, по-прежнему широко улыбаясь.

– Редко случается такое, чтобы студент не находил себе фамильяра в Лесу Духов с первого раза, – сказала она печально. – Слушай, девочка… а покажи-ка мне свой живот.

От такой просьбы Пуэлла оторопела.

– Простите, что? – она растерялась. – Показать живот? Но какое отношение это имеет к…

– Я прошу тебя, Пуэлла. Не упрямься.

Девушка медленно кивнула и приподняла пижаму. Преподавательница удовлетворенно кивнула.

– Пятно Отречения! Так я и думала.

– Это родимое пятно, – обиделась Пуэлла. – Оно у меня с рождения.

Шиа-Мир растерялась.

– Тогда это очень странно.

– Почему же?

– А потому, девочка моя, – она повела плечами, – что это – печать контракта с фамильяром, разорванная не до конца. Видишь ли, когда фамильяр и хозяин заключают договор, их души вступают в особую связь, которая находит свое отражение в узорах на животе, так называемых Печатях Согласия. Когда хозяин умирает, погибает и фамильяр. Если, в свою очередь, фамильяр уходит раньше, то хозяин не может завести себе второго до конца своих дней.

– Но какое я имею к этому отношение?

– Бывают и другие случаи – например, такие, когда хозяина фамильяр не устраивает, а тот, следуя природным инстинктам, по-прежнему рвется служить своему призывателю. Не желает отпускать. Тогда и возникают Пятна Отречения: чародей отказывается от своего волшебного слуги, а тот остается ему верен и не желает расставаться. Печать на их животах остается, но темная и уродливая. Как клеймо в напоминание о разрыве и разбитом сердце.

– Но я повторяю Вам: оно у меня с рождения.

– В таком случае, у Вас каким-то образом был фамильяр с неосознанного возраста, которого Вы впоследствии отвергли. Или Вам помогли это сделать несведущие взрослые. Я не знаю, – преподавательница вздохнула. – Ритуал Отречения может провести только крайне одаренный чародей. Учитывая, что Вы родом из глубинки, в Вашем окружении вряд ли мог найтись такой.

– И что же мне теперь делать?

Шиа-Мир развела руками.

– Только одно: попытаться найти своего фамильяра, как-то связаться с ним, а затем согласиться принять несчастного обратно. Думаю, у тебя получится сделать это уже после первых пар по чакральной магии. Раз уж твой слуга жаждет воссоединения, то сам будет непрестанно тебя искать. Если желаешь, я расскажу об этом уникальном случае дайре Кунктии, и она…