Текст книги "Основы теории литературно-художественного творчества"

1.8. Литература как тип управления информацией

Начнем с очевидного постулата, который нуждается в научном комментарии, превращающем очевидное в сплошной дискуссионный дискурс. Постулат гласит: хорошая литература – это плохо выраженная мысль. Это означает, между прочим, следующее: хорошо, адекватно, при помощи системы понятий выраженная мысль перестает быть хорошей литературой. Плохо выраженная мысль тогда только становится хорошей литературой, когда «плохо» означает «не теми средствами». Мысль, выраженная с помощью образа, в принципе не может быть выражена «хорошо», ибо образ является способом и инструментом воздействия на чувства в гораздо большей степени, нежели на те сферы, что рождают мысль. Следовательно, мысль, выраженная с помощью образа, должна быть выражена максимально хорошо (несмотря на то, что, с точки зрения абстрактно-логического мышления, сам образ как способ существования мысли «плох», несовершенен) – тогда лишь можно говорить о хорошей литературе. Отношения «мысли» и «литературы» – это, если угодно, центральная проблема гуманитарных наук. Природа, информационная природа этих отношений, которые необходимо представить как предмет научного исследования: вот задача нашей работы.

Первое, что делает писатель, – сознательно или бессознательно разграничивает, разделяет сознательную и бессознательную сферы. Это решающее условие возникновения всякой сколько-нибудь культурной деятельности. Собственно, разграничение это и означает появление содержательного (идейного, смыслового) плана. Как только сознательная и бессознательная сферы вступают в контакт, как только нащупывается и определяется разный характер их деятельности (бессознательное обеспечивает эффективное приспособление к реальности, сознательное – это уже отношение познания, осуществляемого в форме абстрактно-логической, результатом которой являются системы идей), тогда и возникает культурная содержательность человеческой деятельности. Эту содержательность и отражает литература (в этом смысле подражая жизни).

Итак, литература – это результат совмещения двух типов управления информацией: от души (бессознательное приспособление, язык которого – образы) и от ума (адекватное отражение универсума, то есть – познание, осуществляемое языком понятий). Уточним: душевная регуляция – это, собственно, природная регуляция; ориентация в мире посредством познанных законов – это культурная жизнедеятельность.

С появлением ментальной дифференциации (сознательное – бессознательное) появляются цель и смысл художественного творчества или, если угодно, адресат и сверхзадача: направлять информацию одновременно сознательным и бессознательным пластам человека. А зачем, спрашивается?

С целью создания человеческого пространства, человеческого (в данном контексте – культурного) измерения. Творец, ориентируясь на коллективное бессознательное, «сочиняет» образцы, на которые ориентируются уже иные индивидуумы. Социальная значимость творчества изначально была определяющей. Сказать что-нибудь всегда означало сказать «им» и «во имя».

Что касается иных информационных аспектов творчества (в частности, эвристического и эстетического), то художественное творчество в этом отношении представляет собой многоуровневую информационную игру. Эти аспекты в гораздо большей мере адресованы личности, нежели социуму.

Таким образом, творец (писатель – в первую очередь) по определению является практическим психологом (ибо разбираться в человеке – разбираться в психологии), он специализируется на психическом управлении психическими процессами. Это с одной стороны. С другой – он в значительной степени сознательно относится к психическим процессам. Принципиально важно совмещение несовместимых сторон, ибо умение моделировать многомерность и есть, собственно, информационная подоплека таланта. Более того: это и есть талант как таковой. Чем больше информации удается аккумулировать писателю – тем более он талантлив. Чуткость к количеству и качеству информации – вот природа художественного таланта.

Определение классических произведений искусства (литературы в первую очередь) может быть следующим. Образцовое, классическое произведение – это умение с помощью минимума средств выразить максимум информации, причем информации структурированной, расположенной в иерархической плоскости. Совмещение и соподчинение ценностных парадигм в каждом фрагменте (информационной единице) целостного полотна – вот что такое классика.

Максимум информации обеспечивается максимумом понимания (качеством концепций). Вот почему сознание является важнейшим – решающим! – компонентом творчества. В идеале художественное произведение отражает научно обоснованные законы. Вот почему научный комментарий художественного – непременный атрибут культуры. Если образы без очевидных натяжек переводятся в сложнейшие системы понятий, если они совмещаются с системами систем, тяготеющими к целостности, следовательно, перед нами удачная модель универсума. Шедевр – это не что иное, как бессознательное постижение сознательно отраженного (или пока не отраженного), это информационная «матрешка» или пирамида пирамид, которые существуют в образном дискурсе. Принципиальное качество, отличающее шедевр, – это предрасположенность к концептуальной, системной и целостной, конвертации.

Вот почему специализация литературы на производстве информации определенного идеологического типа (национальной, религиозной, постмодернистской и т. п.) является выражением беспомощности в отношении информации универсальной. Хорошая литература – всегда обо всем.

А теперь совместим сказанное в последних абзацах с тем, что было изложено в начале. Вспомним: хорошая литература – это плохо выраженная мысль. Хорошая литература, иначе говоря, – это верная мировоззренческая концепция, которая кажется просто жизнью. Космос, замаскированный под хаос. Культура, являющаяся продолжением натуры. Гибрид.

Многократно пограничное положение литературы (между натурой и культурой, что означает: с одной стороны, между литературой и другими видами искусства, гораздо менее ориентированными на ум; с другой – между литературой и научной философией) делает ее миссию особенной. Поскольку у нее есть «рычаги влияния» на психику (правильнее было бы сказать: литература сама является продолжением психического, натурного, в разумном, культурном) и, отчасти, на сознание, постольку именно литературу люди чаще всего склонны рассматривать как своеобразный гарант целостности человека. Литература есть свидетельство противоречивого единства человеческого и личностного начал, неразумного и разумного, и «красота» как ипостась подобного свидетельства (эстетическая окрашенность этического и вообще всего «истинного») как бы освящает, благословляет это единство.

Вот почему художественное слово всегда было отчасти сакральным. Вначале было слово – библейское, художественное, конечно же, слово. С научной точки зрения, литература является впечатляющим моментом выражения гармонии (в своих классических, вершинных достижениях): образцом сосуществования двух типов управления информацией. Гармония – это больше, нежели два в одном; это еще и качественно иное «одно». Это целостность, в рамках которой неравноправные отношения создают органику гармонии. Если угодно, сама литература с ее опорой на метафоричность мышления, является метафорой: гармония – ее второе имя.

Амбивалентность художественной литературы, изящной словесности, а не какого-либо другого вида искусства, делает именно ее своеобразной точкой золотого сечения в том «поле», где натура перетекает в культуру и становится культурной составляющей. Особенно мощно качество амбивалентности выразилось в самой престижной номинации – романе, где «сделанное» смотрится естественным. Нигде так рукотворное не выглядит органичным, как в реалистическом романе. Сегодня высокая художественная культура говорит с нами прежде всего языком романа, и разговоры о «смерти романа» – это тревожное свидетельство кризиса культуры.

Диалектика художественного сознания концентрирует в себе всю проблематику отношений человека с миром. Художественное произведение – это всегда попытка преодолеть немоту, заговорить более понятным языком. Написанное художественное произведение – это, так сказать, отрицание художественного произведения, в том смысле, что это стремление к иному, более высокому, информационному уровню, нежели уже закрепленный в образах. Это бессознательно сконцентрированные смыслы, которые стремятся к воплощению в нематериальной системе идей – в качественно ином формате, всегда более культурном. Тяга натуры к культуре, воплощенная идея информационного прогресса – вот что такое художественное произведение.

Всякая информация магистрального плана обрастает побочными смыслами, каждый тезис тяготеет к более пространному дискурсу, к совмещению с иными системами для выявления полного смыслового потенциала – к самоотрицанию, к самоуничтожению, в известном отношении. Одно дело быть каплей, и другое – каплей океана. Информационные сегменты стремятся к тому, чтобы быть поглощенными иной информационной галактикой, стремятся к репрезентации на высших информационных этажах: такова логика развития информационного космоса, логика целостно организованного мира, логика порядка вещей, как ее иногда называют.

Образ уже чреват понятиями, и ему некуда деваться: он вынужден эволюционировать в сторону большего информационного притяжения (напряжения), в сторону более мощной информационной концентрации, информационного сгустка, своеобразного аналога «черной дыры». Вы сказали «а», обозначили начальное звено парадигмы – и в каком-то смысле вы уже подразумеваете, возможно, еще не существующее «я». Поскольку образ не может не содержать в себе понятий (в силу того, что образ сам уже есть продукт обобщения), происходит наложение двух информационных форматов. Литература тяготеет к интерпретации, к аналитическому истолкованию, к культурному освоению и усвоению (если есть что усваивать, конечно). «Не трожьте музыку руками» – сказано ярко, но неглубоко, то есть безответственно (в литературе подобное встречается сплошь и рядом). Надо именно «трогать» – анализировать, помещать в самые разные контексты с целью выявить объективную картину.

Итак, на литературу самой логикой вещей возложена особая культурная миссия. Необходимый и неизбежный переход от одного типа управления информацией к другому, от натуре к культуре, делает литературу как тип управления информацией, с одной стороны, ключевым переходным звеном, а с другой – гарантом целостности, гарантом того, что культура никогда не потеряет связи с почвой, с натурой. Не так страшно идти вперед, если за плечами литература, которая вас подталкивает. Это, в частности, означает, что литература по-прежнему будет оставаться незаменимым инструментом в деле «духовного производства» личности.

Во всяком случае, ясно одно: культурный (следовательно, гуманистический) потенциал литературы обладает свойствами целостно устроенного универсума: он практически неисчерпаем.

В результате в литературе, да и в искусстве в целом, мы ум находим, где не метим. Разобраться бывает чрезвычайно сложно. В качестве примера рассмотрим неоднозначную ситуацию с амбивалентным постмодернизмом и его не менее амбивалентным (правда, в ином отношении) антиподом – реализмом.

Малокультурный постмодернизм в определенном отношении (скорее, «художественно-технологическом», но не содержательном) представляет собой явление, которое находится в русле самых прогрессивных и передовых культурных тенденций. Речь идет об интенции постмодернизма охватить все, соединить все фрагменты в целостное полотно.

Казалось бы, это и есть самая актуальная для человека задача сегодня. При этом, однако, апологетами постмодернизма упускается из виду принципиальных штрих: самое сложное не охватить «все», а охватить «все» в соответствии с неким структурным планом, в согласии с генеральной идеей, концепцией, философским замыслом. Если удается осуществить последнее, тогда «все» превращается одновременно в «одно» – в целостность. Слабость и культурная ущербность постмодернизма заключается в его неумении и нежелании настраиваться на генеральные смыслы. Если «все» невозможно конвертировать в «одно» – перед нами хаос; а если возможно – космос.

Вот и получается, что постмодернизм сделал шаг в необходимом «космическом» направлении (и не в последнюю очередь – с помощью литературы), а породил легкомысленный и безответственный хаос. А все потому, что самую передовую – целостную – технологию «информационной гармонизации» применил в рамках психологического освоения мира.

Если соединить (то есть гармонизировать) два типа управления информацией, психику и сознание, тогда постмодернизм превратится в вариант презираемого им реализма. Реализм в данном контексте выступает также своеобразным «типом управления информацией» (как, впрочем, и постмодернизм).

Всякое искусство хорошо в той мере, в какой оно реалистично. Реализм – это универсальная, эталонная художественная система (а лучше – целостность!), то направление, которым шли, идут и будут идти все художники мира. Они, художники, могут даже не подозревать, что идут давно проторенными тропами реализма, но дело от этого не меняется. Называйте себя как угодно, однако отношение к вам будет выверяться мерками реализма. Скажем больше: любое искусство – это искусство быть реалистом. И это не категоричность, а принципиальность – вещь в науке столь же необходимая, как реализм в искусстве.

Личность как целостное единство информационных инстанций «тело – душа – дух» находит информационные источники вне себя, в реальности. Скажи мне, из каких источников ты черпаешь актуальную информацию, и я скажу, кто ты. Реализм, равно как и все остальные направления, строго говоря, воплотился в типе личности, в определенных мировоззренческих (ценностных) установках. Еще точнее: в типе управления информацией. Зона, где формируются мотивы поведения человека, – вот откуда начинается реализм. В этом смысле реализм – это взгляд на человека, трактовка человека, философия человека.

Совмещение, реальное совмещение информационных пластов в человеке (психики и сознания) стало исторической миссией реализма. Он нащупал новый тип отношений, который активно пробивал себе дорогу в жизни. Во-первых, надо было перестать делать вид, что душа не связана с умом, обнаружить зоны и «технологию» их контакта; и, во-вторых, увидеть очевидную связь души не только с умом, началом возвышающим, но и с телом, началом, по культурным меркам, принижающим. Человек оказался сложным, многомерным (в плане прежде всего информационном). Однако накопленный культурный опыт сыграл злую шутку с классическим реализмом. Подспудная (иррациональная) установка на иерархию ценностей, на «верх-низ» в божественно устроенном человеке привела к тому, что информационный низ (душа) стал верхом (умом). Главной в информационной структуре стала не функция сознания, а функция психики. Колоссальный информационный сбой привел к фантастическим художественным результатам – и окончательно запутал человека (прежде всего мы имеем в виду творчество Л. Толстого и Ф. Достоевского). Умная душа срамит глупый разум: этот самый продуктивный культурный сюжет, тщательно разработанный именно в литературе, еще ждет своего часа, ждет армии исследователей. В культуре это станет эпохальным событием.

Но нам в данном случае важно указать на заслугу реализма, а не на его коварство (точнее, на коварство художественного сознания, которое (коварство) по-разному сказывается в разных «направлениях»; зависимость здесь такая: чем «умнее» направление – тем более впечатляет масштаб информационного сбоя, результат искажений на выходе). Тип отношений, освоенный реализмом, позволил увидеть иной масштаб человека. Если добавить к сказанному, что «тело – душа – дух» оказались вполне научными параметрами личности, то станет ясно, что реализм продвигался в научном направлении, а вся мировая художественная «мысль» пробивалась именно к реализму как особому типу управления многосложной информацией. Реализм – это максимальное сближение художественного творчества с научным, это тот род искусства, который максимально востребовал функцию сознания.

Реалистически понятый человек, человек масштаба «личность», имеет бесконечные возможности для самовыражения. Личность – это информационный космос такого порядка, что новые средства выражения, оригинальная поэтика будут всегда актуальны и непредсказуемы. Мы имеем дело с принципиально неисчерпаемой информацией. Вместе с тем заданный масштаб (тип отношений, тип управления информацией) – это уже освоенная величина, покоренная культурная вершина, и глупо делать вид, что ты ее в упор не видишь. Реализм – мерило искусства, точка отсчета, но не всеобщий уравнитель. Никто не ставит вопрос в духе механистического логизма (неоклассицизма): пришел реализм – кончилось искусство. Мы относимся к проблеме таким образом: началась эпоха реализма, эпоха новых, небывалых возможностей, которые в силу своей сложности сегодня пока мало востребованы.

В заключение уточним «очевидный постулат», с которого мы начали наши рассуждения. Итак, хорошая литература – это плохо выраженная мысль, которая, тем не менее, замечательно усваивается, если к литературе подключается философия, путь к которой пролегает через литературу.

Подобная корректировка позволяет осознать амбивалентные возможности литературы как типа управления информацией. «Осознать» же означает поставить на службу человеку, стремящемуся стать личностью.