Текст книги "В потоке поэзии. Книга 2"

В потоке поэзии – 2
Собрание сочинений
Анатолий Арестов

© Анатолий Арестов, 2023

ISBN 978-5-0051-7508-3 (т. 2)

ISBN 978-5-4498-8541-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Штиль

 
Прольётся свет на гладь морскую
теплом лаская паруса —
по ветру сильному тоскуют,
увы, прозрачны небеса
и нет надежды. Дремлет море.
Спокойно всё, лишь чаек крик
пробьётся шумом. Может вскоре,
подует ветер? Вольный бриг
уйдёт в закат, врезаясь в волны
пучины, дрогнувшей в ответ?
Но штиль, как враг немой и злобный
заставит ждать другой рассвет.
 

Увиденное

 
Бога шаги по воде легковесны…
В новой весне искупались дома.
Первым дождём осторожно-чудесным
тронута пыль. От берёз бахрома
сбита порывами дерзкого ветра
в серые трещины лопнувших стен,
зелень намокшего старого кедра
хвойным бессмертием смотрит на тлен
мёртвой листвы вдалеке у забора.
Бога шаги по воде не слышны…
Дворник сметает наличие сора,
путь обновляя для новой весны.
 

Бытовая философия

 
Наболевшее просится снова
в предложение горечью слов.
Философия жизни – основа,
что лежит в эпицентре голов.
Разношёрстные мысли скрутили:
бытовые заботы, семья,
маловато за март заплатили,
обрастает налогом земля…
На решение данной проблемы
(наболевшего день ото дня)
не найдут все философы схемы,
не поможет (да что там) родня!
Унесённые призрачным бытом
философию жизни нашли:
погасили кредит, дети сыты…
В семь часов на работу пошли.
 

Мнение

 
Не понять народу царя,
не понять и царю народа.
Над великой страною царя
отщипнуть кусочек в угоду
может каждый. Построить дворец
и ворота украсить орлами —
это избранных путь, наконец
воплощённый в реальность мечтами!
Может быть это новый Артек
для достойных детишек России?
Может быть это база OPEC,
что нефтяники дружно просили?
Не понять народу царя,
не понять и царю народа.
И встаёт за зарёю заря,
И меняется, друг, погода…
 

Поэтический маркетинг

 
Ты читаешь эти строки
и, наверное, молчишь?
Ты задумался о Блоке?
Может о починке крыш?
Зря сказал я о поэте
и о крыше написал,
ты попал невольно в сети!
«Блок и крыша…» Всё! Пропал!
Поэтический маркетинг!
Что ты хочешь? Век такой.
Блок на крыше неприметен,
«крыша Блока», как в лихой
девяносто первый! Что же…
Ненасыщенный рассказ.
Ну, не Блок, не вышел… кожей!
Ладно. Всё. Ни в этот раз.
Ты читаешь эти строки —
ты, наверное, она?
Ты задумалась о Блоке?
И о крыше? Вот те на!
Зря сказал я о поэте
и о крыше написал,
ты попала в эти сети…
Или я туда попал?
 

Юморист

 
«Побережье Крыма, Сочи…»
– вам в Сургут бы на недельку,
там темнее, злее ночи
лягут в снежную постельку…
Что вы! Нет! Грубить не стоит!
Просто юмор у меня
просит выхода. В застое
он не может даже дня.
По привычке, лёгкой шуткой
иль сатирой дам ответ.
В жизни нашей, просто жуткой,
без иронии? Ну… Нет!
 

Косовица

 
На поля легли туманы,
травы нежатся в росе.
Не написаны романы
о заточенной косе,
не написаны романы
о крестьянине в поту,
что в прохладные туманы
закрывает наготу
вековых страданий полем,
разноцветной тишиной,
распрощается он с горем
под небесной глубиной.
Разошлись туманы вскоре,
солнце встало высоко
и на скошенном просторе
кроме ветра никого…
 

Пастух

 
Помчались кони по раздолью
в луга с нескошенной травой,
развёрнут плат, где хлебом с солью
пастух насытится. Порой,
вздремнув часок под пенье ветра,
теряет вверенный табун,
потом бредёт он километры
к реке, где заводь и валун
лежит отточенный водою —
сбивают жажду рысаки.
Блестит на гривах пот росою,
как в поле утром васильки.
Пастух вздохнёт, крестясь от счастья,
закурит дымный табачок
и на валун. «А ну сейчас я!
Погреет кости старичок!»
Прилёг. Мгновенье. Сном объятый
табак рассыпал. Вот так сон!
И ветер носит запах мяты,
и храп играет в унисон…
 

Коршун и ворона

 
Коршун с вороной стали друзьями,
вместе летали они над полями,
много общались на разные темы,
вместе решали птичьи проблемы,
место ночёвки искали вдвоём,
дружба навеки – ночью и днём!
Как-то под вечер спросила ворона:
«Разве не знаешь такого закона:
цепи трофической сильная связь,
коршун, на деле, хищник и князь
в птичьем мирке ареала степей,
должен, по сути, жить без друзей?»
Коршун скосил вопросительный взгляд:
«Что ты, ворона, пусть говорят!
Верь не закону, доверься себе,
друг никогда, ни за что и нигде
друга не бросит! Тем более съест!
Этот закон, так, манифест!»
Перья ворона слегка распушила,
(в слове сокрыта огромная сила!)
боком придвинулась ближе к нему,
к другу родному, родному крылу.
Дни пролетали, как утренний ветер,
сколько рассветов мир уже встретил,
время всё шло, вот зима на пороге —
коршун озяб – проморозило ноги.
В дальние страны пора уж лететь,
если остаться, то верная смерть!
Утром ворона, присев на дорожку,
другу сказала: «Давай я немножко,
самую каплю, тебя провожу?
Дружбой твоей, дорогой, дорожу!»
Долго летели. Заваливал снег.
Лёд нарастал в течении рек.
Грела ворона друга крылом —
тёплым, вороньим, серым пером.
Ближе к границе конец ареала,
взглядом ворона его провожала,
друг удалялся в зовущую даль,
сердце вороны сковала печаль.
Вспомнила первый, красивый полёт,
коршуна голос приятный, как мёд,
мышку ловили под пение птиц,
вспышки считали зловещих зарниц…
Горечь разлуки, прощания ртуть
с болью теснили горящую грудь.
Снег добивался вороньего плача.
Птицы не плачут! Вот незадача…
 

Вороны

 
Снег слежался на полях
царственно-великих,
в близстоящих тополях
голых и безликих
притаился зимний день
скрюченный и хмурый —
обнимал трухлявый пень
он своей фигурой.
Загалдело вороньё
беспокойно, гадко,
всё твердило про враньё,
что грядут осадки.
Закружился снег в полях,
побелели кроны —
замолчали в тополях
шумные вороны.
 

Печь

 
Дым столбом в холодный воздух
выдыхается трубой,
печке русской нужен роздых
от дровишек. Ей судьбой
предначертано трудиться,
дымом чёрным заклубиться,
обогреть с мороза лица
и забыться…
Прогоревшие поленья
замолчали. Песнопенья
унеслись в небесный край…
Отдыхай…
 

Отдушина

 
В чистом поле мысли бросил,
на закате пал в траву.
Много жизненных ремёсел
познавал я наяву.
Напитался дымом мира —
раскусил его секрет!
Помоги, степная лира,
дай честнейший мне ответ —
что не так я в жизни делал?
Кто я? Где я? И зачем?
…Ковылём лишь тихо пела
степь над тяжестью проблем.
 

Прогресс

 
В холодном декабре бесснежному раздолью
степей полупрозрачных под небом голубым,
присыпанному снегом, немного, словно солью
на утро предстояло облечься в чёрный дым.
В селе горели избы, и бани, и сараи,
и терпкою полынью по воздуху несло,
заброшенное всеми огнём теперь стирали
под новую дорогу в соседнее село…
 

Серый волк

 
Не вой на Луну, серый волк!
Какой для тебя в этом толк?
Зачем тосковать по Луне
в тревожном зверином сне?
Беги по сугробам в лес,
подальше, где нет небес,
где пули горячей нет,
куда не проникнет свет!
Не нужен тебе человек
во веки веков. Навек!
Он от рождения злой,
лучше беги ты домой!
В сказках тебя воспел,
в песнях блатных пропел,
но для него ты враг,
словно болячка – рак.
Но для тебя он враг,
так что беги в овраг,
если тебя найдёт,
пулей своей убьёт!
Он от природы злой,
так что беги домой!
 

Степные звёзды

 
Печальная степь растворилась в объятиях наглого снега,
летевшего сверху огромными хлопьями скучных небес,
закрывших отчаянный свет, что дарила красавица Вега,
закрывших от взгляда холодными спинами туч Антарес.
Обиделась степь. Ощетинилась в небо сухою полынью,
прижала к себе опрометчиво падавший хлопьями снег,
не давший в покое ночном насладиться заветною стынью
мерцания звёздных, летящих в космической дали, коллег.
 

Хоррор

 
Перелистнула смерть страницу
и вверх отправила Денницу
забрать своё… Клочок телесный,
безвластный, хладный, бесполезный,
ненужный труп в морозном морге
по старой улице Р. Зорге,
где вязы лапами-ветвями
скребут по крыше, как когтями,
где слякоть, серость, пустота,
где кошка чёрная кота
убить пыталась. Всё лежал,
от водки сгнивший генерал,
ненужный больше никому.
Денница рад был, потому
что генерал отправил в бой
солдат несчастных на убой
и в этом вымостил себе
дорогу в ад. И быть стрельбе
в геенне огненной. Пора
кричать в котле ему «Ура!»
 

Тёмный город

 
В тёмном городе чёрные улицы
пылью серой занесены,
люди мрачные любят хмуриться,
любят жмуриться,
они сильны,
они жестоки, немилосердны,
они отчаялись видеть свет,
не потому что их город бедный —
у них кровавый с утра рассвет
и день такой, и солнце грозно
бросает красные лучи!
Душа больна у них серьёзно —
они с рожденья палачи.
 

Чужое

 
Снова снег. Пробежала позёмка
по пустому двору ноября.
Где же люди? А люди в казёнках
погибают, в планшетах смотря
на песчаные пляжи Дубая,
где клокочет красавец прибой…
Лучше снег без конца и без края,
но не их закордонный покой.
 

Шелли

 
Любила hard techno и водку с лимоном
красавица юная, словно восход.
Любила машины, парней с миллионом
на банковской карте – любила господ!
В клубе ночном поглощала коктейли
(всё что горело и грело внутри)
рано придумала прозвище Шелли —
Катя Воронина, что из Твери.
Бешеным темпом разнузданной жизни,
свёрнутым долларом, вдохом с листа —
приободрилась: «Только не кисни!»
И отпустила перила моста…
 

Агрономическое

 
Лето знойное в этом году,
запечённое, странное лето:
ни дождя, ни росы на лугу,
громыхало, сверкало, но где-то
далеко. Не у нас, где Алтай
разнотравный с пшеницей и рожью!
На таёжный обрушился край,
проходящий с небесною дрожью
сильный ливень, хотя он нужнее
промочить чернозёмную пядь.
Рассуждать я не буду, виднее
управленцам, где синяя гладь.
 

Багряные листья

 
В полночном экстазе багряные листья упали на город,
на город мечты, человеческой наглости, грязных утех.
Расписаны будни спешащих и шарфом подвязанный ворот
не гасит в гортани продажную совесть на сдержанный смех.
Москва утопает в осенней синтетике старого бренда,
опять «Ламборгини» на скорости двести целуют столбы,
наверное, нравится. Вывеска сочная: «Срочно! Аренда!»
уже никого не заманит из скучной и сытой толпы.
Багряные листья упали на город в лицо тротуара,
природа застенчиво просит оставить её макияж,
но кто бы послушал… Старается дворник – дитя перегара,
и листья измятые в чёрном пакете летят за гараж.
 

Бетон

 
Накопивший силы бетон
заблестел под лучами прожектора.
Эталон красоты! Это он —
достояние, дух архитектора!
Затвердевший, немой монолит,
не замеченный вновь под ногами,
в глубине своей крепкой хранит
человеческий труд. Не Богами
он залит, отшлифован, покрыт
обесцвеченным, лаковым блеском.
Кубометры железных корыт,
распираемых тяжестью, с треском,
угнетённых от боя лопат —
сокровенная сущность бетона.
Но строитель по-своему рад —
он добился того эталона!
 

Испуганный ветер

 
Разгулялся ветер по просторам
по степным, полынным, неприкрытым,
напевая песню по-простому,
налетел в деревне на корыто.
Забренчал, запрыгал, испугался,
прошмыгнул в штакетник на заборе
и до ночи злился и ругался
на корыто жёсткое до боли!
 

Блогер

 
Поставьте лайки, сделайте репосты
и комментарий, будьте так добры!
Я новый блогер, мне сейчас непросто
подняться в трендах. Умоляю! Вы
лишь подпишитесь на канал в YouTube!
Нажмите кнопку, ибо вы друзья!
И цепь златая, что висит на дубе,
нелёгким грузом ляжет на меня.
Куплю я позже долгожданный «Мерин»,
коттедж роскошный, сумку от Dior,
но ты, подписчик, оставайся верен!
Ведь я твой блогер, я твой приговор…
 

В будущем

 
Мы пройдём сквозь плотность облаков,
разрезая корпусом ракеты
наш воздушный, кислородный кров,
в никуда, где новые планеты.
Улетев подальше от Земли,
мы расставим сети во Вселенной,
возликуем радостно: «Нашли
тот ответ единственный и верный!»
Но, когда?
 

В Питере

 
В десять часов сорок три минуты завывающий ветер
ударил воздушным потоком по деревьям и домам,
как по расписанию свыше. Красивый каменный Питер
превратился в перенасыщенный дождевой влагой хамам.
Старательно избивали потрёпанную штукатурку
крупные капли. Досталось львам и кованным оградам.
Внутри маленькой квартиры насыпали кофе в турку,
зажарили куриное филе с картофелем, но рядом,
за окном, погода разыгралась не на шутку. О, ужас!
Нева безостановочно била гранитные плиты
волнами, чернея от темноты небес всё больше. Час
дня. Солнце. Осенние осадки до конца пролиты.
Кофе согрел. Филе съедено.
 

Белый лист

 
Белый лист бумаги скомкан —
сиюминутная прихоть.
Дерево росло много десятков лет,
видело небо другой страны,
красные восходы.
Демократия погубила дерево.
 

Вкрапления эпох

 
Всё под свинцовыми тучами осеннего неба:
Ржавый остов брошенного в поле комбайна «Нива»,
Смятение грачей в тополиной лесополосе,
Водонапорная башня, гремящая листами железа,
Жёлтые колосья Triticum aestivum
На истощённой почве
в угоду человеческого меркантилизма,
Ждут очереди погибнуть…
Село, словно с картины Поленова «Русская деревня»,
Только отреставрированное временем:
Без коммунистических плакатов,
С домами, оббитыми сайдингом
И профлистом, похожим на черепичную крышу.
В деревенский пейзаж не вписывается
белая Toyota Corona достаточно старая для владельца,
но чересчур новая для
Сохранившей черты 19 века деревни.
Вкрапления эпох.
 

Крик

 
Боль души преобразовалась в крик.
Крик в чистом поле.
Поле вобрало в себя боль и стало ранкой.
Ветер подул на ранку.
Успокоился.
 

Наивное

 
Наблюдая ночное небо,
Не вглядываешься в звёзды,
Вглядываешься в чёрное пространство
между звёзд
Хочешь увидеть…
Найти своим зорким взглядом
Что-то…
Что откроется только тебе…
Наивно?
Но всё же…
 

Погребая молодость

 
Погребая молодость в табачном дыме и алкоголе
Под гремящие басом синтетические звуки
электронной музыки
Осознаётся острота чувств.
Разбитая от скорого бега обувь не заживает.
Изнашивается всё.
Время.
 

Современное

 
Сломанная машина, плохая погода, природа
Загрязнённая тяжёлыми металлами,
Просроченное молоко из «Пятёрочки»,
Не зачисленные бонусные баллы «Спасибо»
Банк, умоляющий осуществить мечту,
Прозаическая надпись на заборе:
Мёртвый жив. Царь плохой.
Вывод один: три смачных буквы.
С работы, где начальник пэтэушник – гений,
Остальные – никчёмные пожиратели времени и булочек.
Домой, где из почтового ящика белым уголком
Встречает квитанция об оплате коммунальных услуг.
Ощущение судороги лицевого нерва
При просмотре чёртовых чисел заставляет задуматься
О хижине в глухой сибирской тайге…
Постепенно копившееся негодование,
Мелкие неприятности суммируются,
Переходят черту, переполняют мозг,
Вгрызаются озверевшей пираньей
В насыщенное кровью мясо принципов…
Да мало ли что стало причиной
Надлома психики!
 

Тёплая осень

 
Цветная плоскость отсыревших листьев
упёрлась в остроту стеблей отросших трав.
Поздно устремлять взоры на небо – тучи.
Забрызганные грязью стволы берёз
у края дороги – замаранный символ России,
качающий голыми ветвями:
«Ну что ж, ну что ж…»
 

Целостность

 
Белые облака в огромном небе нависли
над чёрными углями погасшего костра,
некогда гревшего путника, уставшего
от дальней дороги.
Ветер понимал земное и небесное,
он был повсюду:
в высоте недоступной земному,
в земном ненужном высоте.
Путник витал в мыслях…
 

Глобальный прорыв

 
Добраться до края Вселенной,
увидеть обрыв за звездой —
последней звездой во Вселенной,
пленяющей взгляд красотой!
Воскликнуть: «Какая ошибка!
Откуда же взялся обрыв?»
Лишь старого Бога улыбка
и фраза: «Глобальный прорыв!»
 

Гроза и солнце

 
Гроза, охрипшая от крика,
воды небесной напилась.
Она гроза, она велика!
В её руках могучих власть
грохочет громом. Блещут стрелы,
смиряя дерзость птичьих стай,
и по привычке застарелой
гроза смеётся: «Кто? Давай!
Померьтесь силой со старухой!
Неужто здесь героев нет?»
«И на старуху есть проруха»
– лучистый солнечный ответ.
 

Квас

 
В Сбербанк онлайне снова пустота
и минус шестьдесят на старой карте,
но льётся из рекламы красота:
«Купите легендарного Bacardi!»
А я не буду! Вот вам! Ни за что!
Отстаньте от меня! Вы надоели!
Вам перевод – двенадцать тысяч сто
– моя зарплата добралась до цели!
Гремит бокал советский, старомодный,
стихи пришли зачатком новых фраз,
купил напиток истинно народный,
такой любимый и бодрящий квас!
 

Любимое

 
Зелёный луг, шумящий лес
вдали покоятся под небом,
где нет ни тайны, ни чудес,
где микрожизнь своим манером
идёт неспешно круглый год:
рождаясь, старясь, погибая.
Где всё случается и ждёт
дождей ли, засухи – родная
природа Родины огромной,
не заменить её песком
пустынь Техаса. Плодородной
землёю Индии. Леском
канадским, гордым. Нет! Мне ближе
зелёный луг, шумящий лес,
где небо синее чуть выше,
где нет ни тайны, ни чудес.
 

Люди-боги

 
Чего захочешь ты, когда всего в избытке?
Здоровье на все сто и денег на века!
Подумаешь: «Ага!» и с первой же попытки
под взглядом глаз твоих вернётся вспять река!
Но ты, друг, не один могучий и всесильный!
Таких «обожествлённых» треть мира набралось,
и каждый норовит кусочек непосильный,
себе отрезать больше. Увы, так повелось…
 

Мировоззрение

 
По острому лезвию жизни бегущий,
летящий к мечте и творивший добро,
забрался по шею в болотную гущу
жестокого мира, где есть серебро.
Где правит улыбка – фальшивая маска,
где совесть лишь слово – пиар-механизм,
где баннер рекламный – молитва-подсказка,
где идолом – ценник, ценой – фанатизм.
Нелепая честность осталась не в моде,
летящий к мечте и творивший добро
живёт в этой гуще, забыв о свободе.
Какая свобода? Ведь есть серебро…
 

Нахлынуло

 
Напишут в газетах хвалебные строчки
в колонках красивых с эффектной каймой:
мол, учатся где-то у Путина дочки…
Зачем им учиться? Вон папа какой!
Хозяин ИП под названьем «Россия»,
отменный правитель, бессменный отец!
Сижу и читаю… Ну, прямо мессия!
Спаситель Отечества! Сильный борец
за дух и свободу рабочего люда,
за крепость родного навек языка,
за мир во всём мире отсюда до сюда,
а там он не нужен… Свои там… Пока.
Прочитаны мигом красивые строчки
в колонках красивых с эффектной каймой —
в душе полетели из роз лепесточки,
уснул под газетой с надеждой живой.
 

Недопонимание

 
– Я написал книгу!
– Нам не нужна книга!
– Но там интрига!
– Иди-ка…
– Что же вам нужно?
Дружно:
«Сиськи, письки и бухло!»
– Вы что? Алло!
Как же поэзия? Литературное слово?
– Так это в школе! Нам зачем? Основа
чёрного юмора – интрига!
Иди-ка…
Книга!
Ха!
 

Неотменяемое

 
Под Луной блестит дорога,
от дождя намочена.
От порога до порога
быстро, как пощёчина
хлопнет жизнь по колее
вправо, влево, прямо,
смотришь: годы на нуле
и готовят яму.
 

Неудачник

 
Свежая, двухтысячерублёвая купюра
синим листом грелась в кармане,
Она не хотела быть разменянной
на эти засаленные сторублёвки.
Она мечтала жить с подружками
в фирменном кармане пиджака от «Armani»!
Не важно, что и как подумают убогие,
ниже номиналом дешёвки.
Но, вопреки всему, приходилось ютиться
в зауженных джинсах механика,
Ремонтирующего «Гелики» и «Бэхи» за неплохие деньги,
но всё же. Респектабельности никакой.
Солярка да бензин. Ей нужны меха и Ника
– награда победителей, которую не получить
механику Серёже.
 

Обдурение

 
Покидать насиженное место,
отпускать поводья и коня,
обнулять и вырвать из контекста
конституции… Россия – боль моя!
Много слов – не значит много дел,
много дел – не значит «хорошо».
Кто-то где-то что-то проглядел
и пошло, пошло оно, пошло…
Говорить одно – творить другое,
защищаясь словом «патриот»,
неразумно, вроде как пустое
обещанье увеличить МРОТ…
Ну да ладно. Велика затея —
может бред, быть может ахинея,
мы узнаем позже, как всегда.
 

Они ушли

 
Восемнадцатилетние парни на фронт уходили
из села, где осталась родная кровиночка – мать,
покрывались следы сапогов частицами пыли —
забывайте о нас, дорогие, не нужно рыдать!
Не вернёмся домой и не ступим на старый порог,
не увидим печальных от горя, заплаканных глаз.
На войне человеку отмерян положенный срок,
забывайте, родные, скорее, не мучайте нас.
Мы ушли далеко и оставили бренное тело,
улетели, как птицы, в небесные чудо-края.
Не хотим, не желаем, чтоб мамино сердце болело,
забывайте о нас… Берегите, родные, себя…
 

Мудрость

 
Проникни в сознание свет леденящий
погасшей звезды, что летела к Земле
из Космоса дальнего в миг настоящий,
который таится в древесной золе
костра, отгоревшего ровно под утро.
Ни зова, ни звона не слышно с небес,
лишь чувствуешь – всё как-то просто и мудро,
и свет леденящий куда-то исчез…
 

Осеннее послание

 
В небо, уставшее быть вечно синим,
тополь отправил жёлтый листок
ярким посланием: «Скоро мы сгинем
в белой зиме на положенный срок.»
Нужно прощаться, уставшее небо,
ты уж прими этот маленький дар,
словно кусочек последнего хлеба,
словно июльский полуденный жар.
Небо услышало. Слёзы печали
лёгким дождём прошептали: «Привет!»
Тучи растаяли. Солнце встречали
те тополя, как прощальный ответ…
 

Перепутал

 
Некогда дремать – работа не ждёт!
Поставлен чайник. Ложка кофе,
две сахара, три сахара. Ой, много! Пойдёт!
Открыл ВКонтакте, взглянул на профиль,
не обросла фотография за ночь щетиной?
(вспомнил что опаздываю) Ой-ой!
Ха-ха – посмеялся своей тупой шутке!
Вспомнил её позже в маршрутке,
но поздно, вот и ненавистная работа.
Без пяти восемь. Суббота.
Нет слов. Перепутал.
 

Предосеннее

 
Облака, располневшие в тучи,
набежали на синь полотна.
Предосеннее небо научит:
приближаются вновь холода!
Хлебороб приготовится к бою —
убирать золотой урожай,
привидением ветры завоют
предосеннее слово «Прощай!»,
напевая в степное раздолье
по-степному раздольный куплет:
«Предосеннее с летом застолье,
как печальный прощальный обед.»