Текст книги "Студёное море"

– А где же голова нерпы? – поинтересовался подошедший к Нучкаю воевода.

Оказалось, что ненец положил голову нерпы на льдине напротив носа судна, а у её ноздрей сделал глубокие разрезы ножом.

– Зачем? – удивленно спросил охотника Алексей Васильевич.

– Так надо, – степенно ответил Нучкай. – Теперь звери не уйдут далеко в море и не будут бояться охотников. Так у нас, самоедов, делает Белый шаман. А нынче я за него…

То ли весна такая оказалась счастливой, то ли помог вековой ритуал ненца Нучкая, но охота на тюленей в этот раз оказалась на редкость удачной. Разбившись на мелкие группы, а то и в одиночку, они шли в глубь торосов, возле лунок на льдинах находили нерп. Отовсюду гремели выстрелы.

Нерпы с удивлением таращили свои тёмные, как спелые сливы глаза, и после первого выстрела в панике, хлопая по льду ластами, ныряли в свои продушины или скатывались с края льдины в море.

Многие зверобои уже возвращались на судно, волоча по снегу на веревках убитых животных. Там они сдавали свои трофеи помощнику кормщика и снова возвращались на льдины, где устраивали свои лежки нерпы. Семён Бойцов записывал трофеи охотников в особую судовую книгу, а потом с двумя подручными разделывал туши, упаковывая шкуры, мясо и жир в отдельные парусиновые мешки, и загружал в трюм. После обеда они с кормщиком Антоном Слетковым обычно менялись ролями, и Семён до вечера наслаждался охотой, теша себя и своих товарищей прицельным огнем.

Воевода ушел на охоту последним и оказался в группе Антона Слеткова. С ними пошел и Нучкай. В группе был ещё и любимец кормщика зуек Егорка. Через четверть часа ходьбы на одной из льдин среди торосов зуек Егорка показал рукой на три черные точки.

– Моржи! – неожиданно для всех сказал Нучкай. – Там, где есть нерпы, обязательно должны быть и моржи.

И действительно, подойдя ближе, охотники увидели трех огромных животных. В центре Антон рассмотрел самца, определив его по толстым бивням. Вытянув ласты и наслаждаясь теплом солнечных лучей, он неподвижно лежал на спине. Потом, словно почуяв неладное, неожиданно с легкостью детеныша нерпы – белька, перевернулся на живот и, вытянув шею, долго смотрел на охотников своими мутными как стекляшки глазами. О чем он думал в этот момент? Трудно было понять, способен ли он был что-либо соображать после сладкого сна? Два других зверя, видимо моржихи, тоже подняли головы. Но не стали соскальзывать в воду, как это делают трусливые тюлени.

– Смелые звери, – любуясь моржами, сказал Нучкай. – Вон какие у самца бивни, словно огромные кинжалы…

Самец вдруг рявкнул горловым голосом, словно предупреждая своих подруг об опасности. Соблюдая традиции на первый выстрел, кормщик обратился к Алексею Васильевичу:

– Стреляйте!

Прогремевший в мертвой тишине одиночный выстрел для охотников оказался неожиданным, хотя все они видели, как воевода легко вскинул свое ружьё, прицелился и нажал на спусковой крючок. Самец со вздохом мешком упал на лед, словно кусок мяса без костей. Моржихи медленно, без всякого страха соскользнули в воду. Но буквально через несколько минут снова оказались на льдине.

– Теперь твоя очередь, Антон! – улыбаясь, сказал Нучкай.

Кормщик только этого и ждал. Он моментально вскинул ружьё и почти не целясь, выстрелил. Раненая моржиха с трудом ползла к краю льдины и видела, как её подруга скрылась в пучине моря.

– Промазал! – смущенно сказал Антон. – Но ещё не вечер… И послал в сторону ползущей на одном подбитом ласте моржихи ещё одну пулю.

Кормщик Антон, ненец Нучкай и зуек Егорка быстро, в течение получаса, разделали туши моржей. При этом каждый из них хорошо знал свое дело: орудуя охотничьими ножами, сначала сняли шкуры, потом отделили от туш головы, разрезали на большие куски мясо и жир. Все уложили в четыре парусиновых мешка. Внутренности моржей, кроме печени, охотники оставили на съедение белым медведям. Тащить в мешке головы моржей досталось зуйку Егорке. Воевода нес мешок с добычей как простой охотник. Так принято у поморов. Традицию ещё никто никогда не нарушал…

Довольные успешной охотой, воевода и кормщик поднялись на судно.

– Есть место в трюме? – поинтересовался Антон у своего помощника Семёна Бойцова.

– Кажется, есть, – неуверенно ответил Семён.

– Креститься надо, если кажется…

Они спустились в трюм. Оказалось, что судно загружено не полностью.

– Ещё не вечер, – снова повторил Антон свою любимую поговорку – Иди Семён постреляй, отведи душу… Заодно и проверишь свое новое ружьё.

Поднявшись на палубу, кормщик по-хозяйски стал листать судовую книгу с записями фамилий зверобоев и количеством добытых ими тюленей.

– Молодец, Фрол, – вслух похвалил своего старого знакомого Антон. – Уже три утельги на счету, а до конца охоты ещё полдня.

По старой поморской традиции на основе записей в судовую книгу по возвращении домой в присутствии всей артели зверобоев происходит справедливый дележ добычи. Часть её достается хозяину судна.

К вечеру, когда стало темнеть, оказалось, что трюм коча забит шкурами, мясом и жиром тюленей доверху. Воевода приказал кормщику зажечь на судне два факела, что означало «конец охоты». Все охотники быстро вернулись к судну, хоть усталые, но радостные – никто из них не остался без добычи. Антон Слетков приказал прямо на льдине развести костёр, на котором разогрели ужин – кулеш из пшена с салом и чай с сухарями. За ужином шел оживленный разговор об охоте. Каждый из охотников, особенно из молодых, старался рассказать свою историю…

Неожиданно для охотников к судну подошла лодка, и на палубу поднялся кормщик с купеческого коча казак Пантелей.

– Беда у нас, – доложил он воеводе Хватову. – С охоты не вернулся Иван Огнев, возможно, попал в унос… Не видел ли его кто из ваших охотников?

Вместо ответа – гробовое молчание. Каждый зверобой знает, что такое унос. На охоте всякое случается. Бывает, что охотник в погоне за добычей далеко уходит от судна и своих товарищей. В охотничьем азарте он теряет бдительность и осторожность, не замечая, как льдину ветром и подводным течением отрывает от ледяного массива, она оказывается на чистой воде, и её уносит в море. А это верная гибель!

Воевода приказал охотникам обоих судов с факелами выйти на поиск пропавшего зверобоя и стрельбой из ружей давать знать ему, в каком направлении идти, если он не в уносе…

Через два часа поиска охотники вернулись ни с чем. «Попал в унос», – окончательно решил купец Старостин и согласился на отплытие домой.

О том, что Иван Огнев попал в унос, его родителям и жене Анастасии сообщил сам кормщик Пантелей. Все жители поморского поселка сильно горевали.

– Зазря погиб паря, оставив Настю вдовой с малолетним сыном, – со слезами на глазах говорили местные бабы. – Молодой, неопытный, слишком азартный был…

Купец Старостин приказал помочь семье зверобоя деньгами. В поселке Анастасию все жалели. Так повелось исстари. «Страшный грех обидеть вдовицу – учили молодежь старики, – тем более оскорбить». Для всех это считалось величайшим грехом. Бог не простит!

Жена Ивана Настя несколько дней плакала, а потом пошла в церковь и решительно заявила батюшке:

– Жив Иван, не верю я в унос…

Батюшка, как мог, успокаивал вдову.

– Богу ведь тоже хорошие люди нужны, вот он и забирает их к себе. Забирает лучших… Молись и проси Бога смиловаться… Если веришь в чудесное спасение мужа – верь! Бывают же в жизни чудеса!

3

Иван лежал возле продушины и ждал нерпу, держа в правой руке ружьё. Прошло много времени, а нерпа не появлялась. Охотник собрался было уже уходить, как вдруг из воды высунулась усатая, круглая как шар голова нерпы. Иван вздрогнул и ещё крепче сжал цевье ружья. Попытался встать, но почему-то силы покинули его.

Сжав ноздри, нерпа строго, как ему показалась, смотрела прямо в глаза охотнику. Через минуту, вздохнув, животное исчезло в пучине моря. «Снова не повезло, – подумал Иван, – теперь она уже не вернется». Он нехотя встал и, отряхнув с живота снег, пошел искать новую лунку. Уходя все дальше и дальше, Иван слышал, как слева от него гремели выстрелы. «Везет же людям, – шагая вперед между торосами, думал он. – Наверное, сегодня не мой день…»

Охотник шел все дальше и дальше. Выстрелы были уже чуть слышны. Темнело. Наконец он увидел вдали несколько черных точек на снегу. «Нерпы!» – молнией блеснула в его голове мысль, а сердце радостно забилось. Охотничий азарт толкал его вперед и придавал силы, чтобы добраться до лежбища тюленей и добыть хотя бы один трофей. «Стыдно возвращаться с охоты без трофея», – мысленно подгонял он себя, вглядываясь в черные точки на снегу. Их было много…

Иван решил подойти к лежбищу тюленей с подветренной стороны. Укрываясь между торосами, он наблюдал, как нерпы, разгребая снег ластами, ложились на отдых возле своих продушин. Некоторые из них уже спали. Зверобой подкрался к нерпам почти на ружейный выстрел. И вдруг одна из них, громко фыркнув, в ужасе прыгнула в свою лунку. На лежбище возникла паника… Чтобы не остаться без трофея, Иван быстро вскинул ружьё и выстрелил в ближайшую от себя утельгу. Когда дым рассеялся, ни одной нерпы на льдине не осталось.

– Промазал! – в сердцах крикнул охотник и чуть не бросил от злости ружьё.

Неудачный выстрел вывел из равновесия Ивана, привыкшего стрелять без промаха. «Какого дьявола впустили в мою душу?» – обращаясь к Богу, вопрошал охотник. Но без добычи вернуться на судно он не мог. Это было не в его правилах, и охотничий азарт толкал его вперед. Выстрелов он уже не слышал, хотя направление к судну представлял четко.

Через несколько минут ходьбы, оглядев окрестность вокруг, Иван увидел большую льдину, прижатую течением к паковому льду. Почти в центре льдины виднелось тёмное пятно. «Это мой последний шанс», – подумал охотник и стал медленно, крадучись, подходить к зверю с подветренной стороны все ближе и ближе. На расстоянии ружейного выстрела Иван решил отдышаться. Нерпа не шевелилась. «Пора!» – решил охотник, прицелился и выстрелил. Нерпа чуть подпрыгнула, словно очнулась от сна, но так и осталась лежать на снегу.

– Ура! – закричал Иван, вскочил как солдат в бою из окопа и побежал к своему трофею.

В это время льдину резко тряхнуло, раздался треск ломающегося льда, и Иван увидел, как другая огромная льдина, встав на дыбы, толкает его льдину в сторону открытой воды. «Бежать!» – молнией мелькнуло в его голове. И тут же возникла другая мысль: «А как же его трофей? Оставить здесь? Ну, уж нет…» Пока он гарпунил нерпу крюком и привязывал веревку, чтобы тащить зверя по снегу, льдина пришла в движение.

Притащив к краю льдины нерпу, Иван ахнул, увидев темную широкую полосу воды между льдиной и паковым льдом. Полоса быстро увеличивалась, и допрыгнуть до пака было уже невозможно. Сердце его сжалось…

– Братцы, помогите, братцы! – в отчаянии кричал он что есть силы, дрожал от страха всем телом.

В панике он снял с плеча ружьё и стал беспорядочно палить в воздух. Но ответных выстрелов не последовало. А льдина, слегка покачиваясь, уплывала все дальше и дальше в море. Иван, наконец, понял, что попал в унос… Слезы брызнули из его глаз и ручьями потекли по щекам. «Вот и все, – думал он, – смерть пришла за мной, она совсем рядом!»

Он машинально, почти не соображая, что делает, взял веревку и потащился вместе с нерпой на середину льдины. Сразу стало как-то темно, море и небо слились воедино. Иван в порыве гнева вонзил свой охотничий нож в шею нерпы и, когда вытащил его, из раны фонтаном брызнула тёмная вишневого цвета кровь. Он опустился на колени и стал её с жадностью пить, словно это был тёплый свекольный сок. Вытирая губы ладонью, Иван размазал слезы с кровью по всему лицу. Потом долго молился, прося прощения у Бога, у жены и сына…

– Жадность сгубила меня, – твердил он, еле шевеля губами. – Прости меня, Господи, за этот грех!

Туша тюленя была ещё тёплая, и Иван животом лег на нее. В его голове возникали разные картинки, часто сменяя друг друга. Вот он явно видит своих родителей. Они зажгли лампаду перед иконой и молятся. Стоя перед иконой, тихо шепчут слова молитвы и, глядя прямо в глаза Святому Николаю Угоднику, спрашивают его:

– Почему ты не помог нашему сыну?

Или видит, как родители идут в церковь мимо погоста, но зайти не могут – нет там, ни могилки, ни креста их сыночка Иванушки. Потом видит, как его любимая жена Настя, прижав к груди сына, волчицей воет и рвет на себе волосы, громко причитая: «Иванушка, родненький, как же мы теперь без тебя?» Слезы душат охотника, и он, пригревшись, незаметно для себя засыпает прямо на туше тюленя.

Утром, открыв глаза, Иван увидел, как красноватые лучи солнца играют, прячась в зеленоватых волнах моря. Рядом, покачиваясь, плыли ещё льдины. Их было много. Он встал и справа увидел сплошной паковый лед, который тянулся до самого горизонта. Это обрадовала охотника. «А вдруг мне повезет?» – пронеслось в его голове. Порывшись в своей торбе, Иван нашел там краюху хлеба и кусок солонины.

– Есть чем позавтракать! – тихо произнес охотник.

Он отрезал ломоть хлеба, положил на него кусок сала и с аппетитом съел. Остальное положил обратно в торбу.

Не прошло и часа, как его льдина уткнулась в ледяное крошево. «Надо идти, – решил он. – Буду идти, пока не упаду. Господи, помоги мне!

Прыгая с льдины на льдину, Иван, наконец, добрался до сплошного льда. Поднявшись на высокий ледяной ропак, он осмотрелся. Неожиданно слева от себя на почтительном расстоянии он увидел такое, от которого пришел в ужас.

– Этого ещё мне не хватало! – бледнея, в испуге прошептал он.

На одной из льдин, распластавшись во весь свой гигантский рост и положив под голову лапу, крепко спал белый медведь. Второй лапой он прикрыл черный с сизым оттенком нос. Радом с ним в кровавой луже лежали остатки нерпы, убитой им, видимо, ещё вечером. После плотного ужина хозяина Студёного моря сморил сон, и теперь, когда наступило утро и выглянуло солнце, спалось особенно приятно. Его белый с золотистым оттенком мех хорошо сохранял тепло тела, и медведь чувствовал себя на льду вполне комфортно. «Буду сидеть здесь и ждать, пока хищник не проснется и не уйдет, – решил Иван. – Если пойдет на меня, то придется стрелять». Но стрелять не пришлось. Медведь проснулся, стряхнул с себя снег и быстрым шагом направился в сторону открытой воды. Белые медведи любят поплавать, а заодно и полакомиться рыбой, ныряя за ней на большую глубину.

Два дня Иван упорно шел на юг, ориентируясь по солнцу, когда оно выглядывало вдруг из-за туч. Ночью ориентиром служила Полярная звезда в созвездии Большой Медведицы. Этому его научил дедушка, когда ещё ребенком брал на рыбалку в Белое море.

Питался Иван только сырым мясом нерпы, большой кусок которого он машинально бросил в свою торбу, уходя со злосчастной льдины. Пил воду из лужиц во льду, которые повсюду блестели на солнце. Во время ходьбы и перед сном постоянно молился и просил помощи у Бога.

На пятый день он настолько ослаб, что еле-еле передвигал ноги, но упорно шел вперед. «Буду ползти на животе, лишь бы продвигаться вперед, – убеждал он себя. – Иначе мне смерть!»

Утром шестого дня Иван увидел поморника. Хищная птица сидела на голове нерпы и с азартом выклевывала её глаз. Вокруг были разбросаны остатки кожи и костей. «Результаты пиршества белого медведя», – заключил зверобой. Прилет сюда морской птицы обрадовало его. Он знал, что появление здесь поморников и чаек – первый признак близости земли! И действительно: ночью на горизонте Иван увидел слабый мерцающий огонек.

– Огни маяка! – крикнул от радости охотник.

Откуда только взялись силы? Всю ночь он упорно шел на мерцающий свет и к утру, обессиленный, упал на границе пакового льда. Впереди темнело море. Так в полудреме Иван пролежал несколько часов. Проснулся от грохота выстрела. «Неужели меня все ещё ищут?» – подумал он спросонья. Быстро вскинул ружьё вверх и выстрелил.

Его спаситель оказался совсем рядом. Он вышел из-за нагромождений пакового льда с ружьём наперевес. Это был охотник – ненец из племени самоедов. Иван с трудом поднялся и пошел ему навстречу.

– Однако, ты кто? – спросил самоед.

– Охотник из Архангельска, – ответил Иван. – Во время охоты на нерпу попал в унос…

– Тогда идем к моей байдаре.

Байдара оказалась вместительной, с парусом. Иван с облегчением на душе упал на двух тюленей, лежащих на дне байдары, и моментально заснул.

Примерно через два часа, лавируя между плавающими льдинами, лодка уткнулась прямо в гальку у основания маяка.

4

Иван открыл глаза, приподнялся и увидел ненца, уходящего к домику смотрителя маяка. «Неужели я спасен? – не веря в чудо, думал он. – Слава тебе, Господи!» Со слезами на глазах охотник с усердием крестился по старому обычаю – двумя перстами.

Дед Авдей (так звали смотрителя маяка) и ненец Ехор (так звали самоеда) с трудом донесли обессилевшего Ивана до домика и положили на деревянный лежак. Ехор сразу ушел, сославшись на то, что его голодные собаки могут разорвать убитых им нерп на куски и растащить по берегу.

Дед Авдей растер опухшие ноги гостя спиртом, напоил сытной горячей юшкой из котла с олениной и укрыл тёплым пуховым одеялом. Иван проспал почти сутки, а когда проснулся, то не мог понять, где он находится.

– Вот, что мил-человек, – осмотрев ноги Ивана, сказал дед Авдей. – Ноги надо лечить, иначе можешь остаться калекой. Сейчас я отведу тебя в чум ненца Ехора. У его жены есть целебные травы, она тебя вылечит!

– Катья, – протягивая руку Ивану, приветливо сказала молодая миловидная женщина. – По-вашему меня зовут Катерина.

В чуме Катьи было тепло и уютно. Ехор принес дров, и жена поставила на огонь котел с мясом. Когда закипела вода, Иван почувствовал сытный запах отварной оленины. После обеда он с удовольствием поспал. Вечером хозяйка чума напоила его вкусным мятным чаем и отваром из разных целебных трав. Потом сделала примочки для ног, уложила на шкуры оленей и закутала ноги пуховым одеялом. Иван снова проспал почти сутки.

Уже на третий день гость, опираясь на палку, стал самостоятельно выходить из чума на улицу, а на четвертый – отставил в сторону и палку. Молодой организм быстро шел на поправку, и охотник даже стал помогать хозяину чума по хозяйству: то покормит собак юколой, то починит собачьи нарты, то заштопает парус байдары…

Иногда Ивану удавалось погулять с хозяйской трехлетней дочкой Нункай. Девочку мама всегда одевала как куколку – в красивую кухлянку и сапожки с чудесной вышивкой из сухожилий молодой важенки. Варежки её тоже были с красивым ненецким орнаментом. Сама Катья тоже всегда была одета в красивую национальную одежду, а когда наклонялась к Ивану, чтобы укрыть его одеялом, от нее приятно пахло мятой.

Однажды вечером Ехор пришел в чум в приподнятом настроении.

– Огненная вода! – крепко сжимая в руке бутылку водки, с радостью показал он Ивану. – Дед Авдей угостил…

Катья быстро разожгла костёр, и в чуме сразу стало жарко. Над костром висел котел с водой, и когда она закипела, хозяйка бросила в него куски жирного мяса и какие-то травы.

– Травы для вкусноты, – глядя на гостя влюбленными глазами, сказала Катья и улыбнулась, показав свои красивые и белые, как первый зимний снег, зубы.

Катья иногда курила трубку, но почему-то все же имела такие белые зубы. Этот вопрос давно интересовал Ивана, и он спросил:

– Катерина, чем ты чистишь свои зубы?

– Есть такая травка, – ответила она, – растет в тундре на пригорках.

Рядом с костром хозяйка постелила три куска моржовой шкуры и на деревянные дощечки положила по одной большой хлебной лепешке.

– Садитесь, ужинать будем!

После выпитой водки всем стало весело. Иван рассказывал о городе Архангельске и его жителях, о Белом море, на берегу которого в поморской семье рыбака и охотника он родился, о своих родителях, любимой жене и сыне, о друзьях – зверобоях.

Не успели наговориться, как наступил вечер. От жары и водки Ивана разморило, он разделся и лег на оленью шкуру подальше от очага. В полудреме он слышал, как Катья провожала мужа:

– Иди, Ехор, к деду Авдею и не мешай гостю отдыхать.

Через две-три минуты в чум со стороны входа ворвался свежий ветер, и Катья закрыла вход оленьей шкурой изнутри. Несколько минут она приводила себя в порядок, укрыла пуховым одеялом спящую дочурку, погасила свечу. Потом, молча, легла рядом с Иваном.

Почувствовав тёплое женское тело, Иван, повинуясь животному инстинкту самца, молча и грубо подмял под себя маленькую, хрупкую Катью и навалился на нее всей своей мощью. Она, то ли от боли, то ли от радости, тихо вскрикнула, и в порыве страсти её упругое тело затрепетало, словно осенний лист от дуновения ветра. Что было потом, гость помнил смутно. Кажется, Катья крепко, обеими руками, держала его за плечи. её долгий поцелуй был жарким и с приятным запахом сиреневых цветов мяты.

Утром Иван проснулся с головной болью. Водку он практически никогда не пил, а тут…

Нункай ещё спала, а Ехор, как всегда после выпивки, заночевал у деда Авдея. Катерина принесла гостю чашку горячего ароматного чая. Иван пил чай, не спеша, молча, опустив глаза в пол. Хозяйка, наоборот, была весела, словоохотлива и постоянно улыбалась.

– Теперь у меня два мужа, – с гордостью заявила Катерина, посмотрев в его сторону. – Ты, Иван, будешь первым мужем, главным, а Ехор вторым. Так… Для рыбалки, охоты и других хозяйственных надобностей. От тебя я рожу сына, который станет продолжателем нашего рода Вылки, известного во всей Ямальской тундре. Мои родители живут сейчас далеко на севере, у пролива Югорский шар. Наш сын будет таким же мощным, сильным духом и смелым, как ты.

– У тебя уже есть муж, – попытался возразить ей Иван.

– Ехор – мой близкий родственник и по нашим традициям не должен был быть моим мужем. Да я и сама не хотела, но так получилось… Ты сам видишь – Нункай красивая девочка, но слаба здоровьем. Это заметно по её бледному лицу. Мне часто приходится лечить её травами. Когда я была ещё девушкой, моя бабушка говорила, что для рождения здоровых детей надо заботиться о смешении кровей мужчин и женщин из разных родов и даже наций. Так что ты оказался здесь неслучайно: я долго просила об этом Ннума (у ненцев – высшее божество), и он обещал мне прислать тебя. Недаром у нас, ненцев-самоедов, а также других малых народностей севера, существует вековой обычай: муж должен оставить своего гостя на ночь со своей женой, чтобы они переспали.

– У нас другие семейные традиции, – решительно заявил Иван, – и я не могу остаться здесь.

– Почему? Разве я плохая жена, или я тебе не нравлюсь?

– Не в этом дело! Там, в Архангельске, у меня есть родители, жена, сын и много друзей.

– Но все знают, что при попадании в унос охотники гибнут и домой не возвращаются, – не сдавалась Катья. – Может, твоя жена уже нашла другого.

– Нет, Катерина, не уговаривай меня. Спасибо за лечение. Но скоро я уйду домой, либо пешком, либо на попутном судне.

– Ну, как знаешь! Только помни, что я люблю тебя…

Она подошла к Ивану, погладила его по щеке и поцеловала. Иван встал, оделся и вышел из чума. Он долго сидел на нартах возле собак и думал о севере.

На севере все по-другому: в хорошую погоду утренний рассвет начинается с появления огромного, красного как медь солнца, которое медленно катится по горизонту, накрывая море, береговую черту и тундру мягким тёплым светом. Ближе к обеду по всему небу уже громоздятся, наползая друг на друга кучевые облака, образуя причудливые картинки из жизни обитателей тундры: то возникают силуэты песцов и полярных сов, раздирающих на куски свою добычу – глупых и доверчивых леммингов; то медленно исчезают, растекаясь как блинное тесто по горячей сковородке; то превращаются в мощную фигуру белого медведя, уносящую с собой убитую нерпу. Ближе к вечеру заря расползается вширь и вверх до тех пор, пока солнце не упадет на линию горизонта, и тогда вся краснота переходит в серую дымку, потому что солнце все чаще закрывается облаками, изредка выглядывая из-за них, как будто играя с кем-то в прятки.

«Пожалуй, пойду схожу к деду Авдею, – погладив собаку, подумал Иван. – Надо навестить старика». С ненцем Ехором встречаться ему не хотелось, но пришлось: самоед сидел уже навеселе и улыбался. После обычных приветствий, обращаясь к смотрителю маяка, Иван сказал:

– Спасибо Вам за заботу обо мне. Я уже вполне здоров и надумал идти домой пешком.

Однако мудрый старик посоветовал ему, как он выразился, «не гнать лошадей…»

– Побереги свои ноги, парень, – сказал он, – они тебе ещё пригодятся. Через недельку льды отступят к северу, и морские суда пойдут к нам в гости как экипажи гнедых троек к постоялому двору. На ладье или коче домой доберешься быстрей, чем топать по тундре, лесам и болотам Поморья.

Иван подумал и согласился с доводами деда Авдея.

Вернувшись домой, Ехор заявил жене, что он решил навестить своих родственников.

– Далеко ли они живут? – спросил Иван.

– Пешим ходом, однако, надо день идти, – ответил самоед.

Утром, взяв с собой торбу с провизией, ружьё с патронами и собаку, он отправился в путь.

– Когда вернешься? – спросила жена мужа.

– Через недельку, однако, буду дома.

Проводить хозяина чума вышли Катья с дочкой и Иван. Собаки тоже забеспокоились, замахали хвостами, а старый вожак Кай даже лизнул Ехора в щеку.

Иван, несмотря на отличное отношение к нему Катерины, считал дни до отплытия домой. Даже её ухаживания по вечерам не могли его отвлечь от душевных переживаний.

На пятый день после ухода Ехора, наконец, к маяку подошла ладья купца Спиридона Маркова. Ладья шла в Архангельск со шкурами соболей и лисиц, добытых его охотниками в Западной Сибири за зиму.

Сборы для Ивана были недолги. Свое ружьё он оставил ненцу Ехору в качестве подарка за свое спасение. Прощание с Катьей прошло буднично, без слез с её стороны. Она с дочкой сиротливо стояла на берегу и, когда ладья стала уходить в море, помахала Ивану рукой.

Весть о возвращении зверобоя Ивана Огнева домой в поморском поселке встретили с недоверием. Но потом, когда многие увидели его своими глазами, все пришли к выводу: «Без заступничества святого Николая Угодника не обошлось. Чудеса, да и только!»