Текст книги "Понятие преступления"

Общественную опасность как категорию уголовного права долгое время не определяли. С. П. Мокринский по этому поводу пишет, что «все вышепоименованные криминалисты (Фейербах, Гельшнер, Гейер, Герц. – А. К.) рассматривали вопрос о конкретной опасности действий на почве учения о покушении. Понятие конкретной опасности при этом трактовалось ими, как нечто самоочевидное, не нуждающееся в дальнейшем пояснении».[1514]1514
  Мокринский С. П. Указ. соч. С. 321.


[Закрыть] Сам С. П. Мокринский приводит весьма расплывчатое определение опасности, предлагаемое Листом: «Опасность есть такое состояние, в котором при данных обстоятельствах, в момент осуществления воли, раскрытых познанию всех или только одного субъекта, по беспристрастному суждению была дана близкая возможность (вероятность) и тем обосновано опасение, что повреждение наступит»,[1515]1515
  Там же. С. 330–331.


[Закрыть] критикует его и считает, что «покушение наказуемо лишь при условии его опасности, или, что то же, – возможности результата in concreto»,[1516]1516
  Там же. С. 320.


[Закрыть] т. е. отождествляет опасность с угрозой причинения вреда.

В советском уголовном праве также довольно длительное время не существовало определения общественной опасности. Так, в работе Н. Д. Дурманова, посвященной преступлению, оно отсутствует.[1517]1517
  Дурманов Н. Д. Указ. соч.


[Закрыть] Одним из первых, кто дал определение общественной опасности, на наш взгляд, является А. А. Пионтковский: «Общественная опасность преступного деяния порождается тем, что оно или непосредственно наносит вред социалистическим общественным отношениям, или заключает в себе возможность причинения соответствующего ущерба».[1518]1518
  Пионтковский А. А. Учение о преступлении. М., 1961. С. 157.


[Закрыть] Примерно о том же пишет и Н. Ф. Кузнецова: «Общественная опасность деяния состоит в том, что оно причиняет или создает угрозу причинения определенного вреда социалистическим общественным отношениям».[1519]1519
  Кузнецова Н. Ф. Преступление и преступность. М., 1969. С. 60.


[Закрыть] В настоящее время данное понимание общественной опасности вполне оправдано стало господствующим.

Несколько иначе расставляет акценты А. Ф. Мицкевич: «Понятие “общественная опасность преступления” имеет очень глубокий смысл: будучи отражением (или выражением) уже причиненного ущерба социалистическим общественным отношениям, оно выражает также угрозу (возможность) причинения вреда важнейшим социалистическим общественным отношениям в будущем».[1520]1520
  Мицкевич А. Ф. Принцип соответствия наказания общественной опасности преступления в советском уголовном праве: Дисс… канд. юрид. наук. Томск, 1985. С. 21.


[Закрыть] На первый взгляд, здесь автор говорит вроде бы о тех же самых вреде или угрозе его причинения, но на самом деле он имеет в виду совсем другую угрозу. Если с господствующих позиций общественная опасность создается угрозой причинения вреда либо причиненным вредом, т. е. некоей существующей альтернативой, при которой причиной возникновения общественной опасности выступает либо угроза вреда, либо вред, то у А. Ф. Мицкевича такой альтернативы не существует; у него есть уже причиненный вред и потенциальная угроза вреда от этого преступника в будущем, т. е. общественная опасность выступает как кумулятивная категория, как нечто суммарное, составленное из общественной опасности, свойственной уже причиненному реальному вреду, и общественной опасности угрозы вреда в будущем. На наш взгляд, автор точно подметил ситуацию. Ведь если бы все ограничилось причиненным вредом, то для уголовного права было бы вполне достаточно возмездия для данного преступника. Тем не менее российское уголовное права довольно давно ведет речь не только о воздаянии, но и об исправлении преступника через наказание, которое и требуется для того, чтобы устранить угрозу будущего вреда. Кроме того, очевидно и другое: государству мало наказать виновного, оно вообще сомневается в эффективности наказания в указанном плане (и надо признать – вполне обоснованно) и вводит дополнительную контролирующую категорию – судимость, через призму которой нужно посмотреть на поведение лица после отбытия наказания; таким образом, законодатель как бы признает угрозу вреда и после отбытия наказания, и подтверждением тому выступает судимость. С другой стороны, отсутствие такой угрозы в будущем или предвидение отсутствия ее резко меняет позицию законодателя, и мы видим, что добровольный отказ или деятельное раскаяние приводят или могут привести к неприменению санкций и отпадению наказания. При таком подходе надо понимать, что не только причинение вреда в настоящем приводит к угрозе причинения вреда в будущем, но и угроза причинения вреда в настоящем не исключает угрозы причинения вреда в будущем, т. е. тандем настоящего и будущего выступает в двух вариантах: угроза причинения вреда в настоящем – угроза причинения вреда (или ее отсутствие) в будущем и причинение вреда в настоящем – угроза причинения вреда (или ее отсутствие) в будущем. Думается, с указанной поправкой и можно принять господствующее определение общественной опасности.

Правда, при таком авторском подходе усматривается некоторое заложенное самим А. Ф. Мицкевичем противоречие, поскольку он не признает «опасное состояние» и мер социальной защиты,[1521]1521
  Мицкевич А. Ф. Указ. соч. С. 35.


[Закрыть] тогда непонятны основания возникновения у него опасения по поводу возникновения угрозы причинения вреда в будущем. На наш взгляд, автор был бы более логичен, если бы не допустил указанного противоречия. В этом плане более точны В. Н. Смитиенко и А. Н. Подрядов, которые, соглашаясь с позицией Б. В. Волженкина,[1522]1522
  Волженкин Б. В. Общественная опасность преступника и основания уголовной ответственности // Правоведение. 1963. № 3.


[Закрыть] пишут: «Содержанием общественной опасности личности преступника является угроза совершения им нового преступления, в основе которой лежит антисоциальная направленность личности (курсив мой. – А. К.), реализующаяся при наличии определенных объективных и субъективных условий»,[1523]1523
  Смитиенко В. Н., Подрядов А. Н. Об общественной опасности личности преступника // Проблемы советского государства и права. Иркутск, 1973. С. 101.


[Закрыть] поскольку в антисоциальной направленности личности как основе совершения нового преступления и заложено опасное ее состояние.

Однако возникает одна проблема, которую можно вычленить из сопоставления двух приведенных позиций. Мы видим, что А. А. Пионтковский осторожно говорит о нанесении вреда, тогда как Н. Ф. Кузнецова – о причинении. Именно поэтому и возникает вопрос: только ли причиняющее поведение является общественно опасным? Из вышеприведенного анализа объективной стороны вытекает вывод о том, что общественно опасным объявляется не только деяние с причиняющим эффектом, но и поведение, являющееся лишь условием причинения, составляющее обусловливающе-опосредованную связь. Отсюда становится понятным, что признание общественно опасным только деяния, причиняющего вред, означает существенное сужение объема общественной опасности. Следовательно, чтобы этого не произошло, в определении общественной опасности лучше применять термин более общего порядка, который включал бы в себя и причиняющее, и обусловливающее свойства. Таковым может, на наш взгляд, выступать термин «повлекшее», довольно часто употребляемый в уголовном праве.

Здесь же возникает еще одна проблема, связанная с тем, что опасность может существовать лишь до причинения вреда; само причинение вреда уже трудно характеризовать как опасное и поэтому оконченное преступление лучше характеризовать как вредное.[1524]1524
  Кудрявцев В. Н. Объективная сторона преступления. М., 1960. С. 99.


[Закрыть] Н. Ф. Кузнецова всегда была сторонником отождествления опасности и вредоносности.[1525]1525
  Кузнецова Н. Ф. Указ. соч. С. 62; Курс уголовного права. Т. 1. М., 1999. С. 135–136.


[Закрыть] Рассматривая данное соотношение, Г. П. Новоселов приходит к выводу: «Надо полагать, что единственно правильным подходом к уяснению сущности общественной опасности как обязательного признака преступления является тот, в соответствии с которым она увязывается с вредоносностью деяния»,[1526]1526
  Новоселов Г. П. Учение об объекте преступления. М., 2001. С. 95.


[Закрыть] что на фоне предшествующих рассуждений автора оставляет открытым вопрос о том, что же он имеет в виду, поскольку «увязанность» согласно формальной логике может выступать в трех видах – связь двух самостоятельных явлений, связь двух частично пересекающихся явлений и связь-соподчинение (объявления одного явления структурным подразделением второго). При отождествлении опасности и вредоносности ни о какой увязанности и речи быть не может. Именно потому, что автор так и не дал ответа на вопрос о соотношении анализируемых понятий, его позиция ничего не проясняет.

По мнению Н. И. Коржанского, общественная опасность не есть вредоносность: «Курение, например, вредно, а прикосновение к электропроводам высокого напряжения не вредно, а опасно»; «Общественно опасные нарушения могут привести к разрушению и гибели системы. Вредные нарушения такими последствиями не угрожают».[1527]1527
  Коржанский Н. И. Очерки теории уголовного права. Волгоград, 1992. С. 44–45.


[Закрыть] Приведенные аргументы в приемлемости главного тезиса не убеждают, поскольку появление у врача человека с деформированными от никотина легкими вызывает однозначную реакцию первого: «Голубчик, курение для Вас – смерть»; и какая смерть лучше – мгновенная от удара электрическим током или медленная от раковой опухоли, вызванной никотином, – еще большой вопрос. Разумеется, автор может сказать, что накопление вредоносности ведет к общественной опасности, но тогда он признает, что общественная опасность суть вредоносность в ее высшей степени проявления.

На наш взгляд, правы те авторы, которые отождествляют общественную опасность и вредность. Вполне понятна озабоченность В. Н. Кудрявцева тем, что причинение вреда снимает вопрос об опасности: нет опасности, когда вред уже причинен. Однако мы говорим не просто об опасности тем или иным частным интересам, когда причиненный вред снимает проблему опасности, а об общественной опасности, которая не исчезает с причинением вреда, а только закрепляется им, поскольку при причинении вреда возникает наибольшая деформация общественной безопасности, общественного порядка и в целом способности государства их поддерживать, т. е. возникает еще и дискредитация государства, его объединяющих функций, его способности выполнять свою социальную роль по защите общественной безопасности и общественного порядка. Вообще, нам представляется, что любая степень вредоносности с необходимостью проявляется в соответствующей степени опасности этого для чего-то (возвращаясь к тому же примеру с курением, следует отметить, что не сразу курение стало опасным для жизни; сначала оно было опасным как побои, затем опасным как легкий вред здоровью, потом – как вред здоровью средней тяжести и тяжкий). В этом плане представляется максимально приближенной к решению данного вопроса позиция В. С. Прохорова, считающего, что следует различать вред объекту (общественным отношениям) и вред конкретным лицам и предмету.[1528]1528
  Прохоров В. С. Преступление и ответственность. Л., 1984. С. 60–61.


[Закрыть]

Отсюда можно определить общественную опасность как угрозу возникновения вреда или создание вреда существующим общественным отношениям.

Такое «упрощенное» понимание общественной опасности не устраивает некоторых специалистов. Например, Ю. Е. Пермяков рассматривает общественную опасность через призму производства – потребления, социального управления, общения, культуры, считает общественную опасность не только деструктивной, но и конструктивной категорией двунаправленного действия: «Опасность преступного деяния в этой системе отношений (производства-потребления – А. К.) заключается (1) либо в том, что оно создает материальные и духовные предпосылки нежелательной деятельности, (2) либо в потреблении деятельности и энергии общества, предназначенной иным субъектам».[1529]1529
  Пермяков Ю. Е. Введение в основы уголовной политики. Самара, 1993. С. 22.


[Закрыть] Мы не готовы поддержать автора по двум причинам: а) какие бы сложные умозаключения он ни создавал, его «конструктивное преступное» («создание предпосылок нежелательной деятельности») деяние с социальных позиций является деструктивным, поэтому никакого смысла говорить о его конструктивной роли не видим; б) в какую бы словесную форму автор ни облек свои выводы, в конечном счете он пишет либо об угрозе причинения вреда («создание предпосылок нежелательной деятельности»), либо о причинении вреда («потреблении деятельности и энергии общества, предназначенной иным субъектам», «дезорганизации каких-либо социальных институтов или процессов» и т. д.), т. е. суть выводов не меняется. Именно поэтому его желание «отказаться от упрощенного понимания общественной опасности»[1530]1530
  Там же.


[Закрыть] оказалось нереализованным, представляет собой лишь декларацию, правда, красиво и сложно оформленную.

Из господствующего определения очевидно следует объективный характер общественной опасности. По мнению Листа, «опасность есть также сама по себе результат, наступившее во внешнем мире состояние».[1531]1531
  Цит. по: Мокринский С. П. Указ. соч. С. 330.


[Закрыть] По сути, на сегодня это господствующая в уголовном праве точка зрения.[1532]1532
  Пионтковский А. А. Учение о преступлении. С. 156; Курс советского уголовного права. Т. 1. Л., 1968. С. 159; Курс уголовного права. М., 1999. Т. 1. С. 138; Российское уголовное право: Курс лекций. Владивосток, 1999. Т. 1. С. 238; и др.


[Закрыть] Объективность общественной опасности свидетельствует о том, что она существует помимо сознания каждого члена общества, помимо государственной или судебной оценки; государство или суд лишь оценивают, в нашем случае, криминальную значимость общественной опасности: первое – в целях криминализации или декриминализации, второй – для определения конкретной степени общественной опасности.[1533]1533
  Курс советского уголовного права. Л., 1968. Т. 1. С. 158.


[Закрыть] Верно об этом пишет Л. Н. Кривоченко: «Роль законодателя заключается в том, чтобы выявить, правильно отразить и закрепить в норме права это объективное свойство».[1534]1534
  Кривоченко Л. Н. Классификация преступлений. Харьков, 1983. С. 33.


[Закрыть]

Тем не менее имеются и противники данной позиции. Так, по мнению Б. П. Кравцова и П. П. Осипова, отвечающих на вопрос, может ли быть общественная опасность объективной характеристикой деяния, не зависящей от оценки законодателя или суда, либо же только в этой оценке она и получает объективное выражение, «общественная опасность в ее уголовно-правовом значении (а только оно представляет интерес для криминалиста) – оценочная категория и вне законодательной или судебной оценки не существует».[1535]1535
  Комплексное изучение системы воздействия на преступность. Л., 1978. С. 96–97.


[Закрыть] Здесь мы имеем один из множества образцов недопустимой с точки зрения логики дискуссии. Авторы вроде бы начинают разговор с общественной опасности как таковой, и вопрос направлен именно в это русло, но имеют в виду общественную опасность преступления («общественная опасность в ее уголовно-правовом значении») и, соответственно, отвечают на непоставленный вопрос, поскольку последняя говорит сама за себя: для общественной опасности преступления требуется предварительная криминализация, т. е. оценка объективно существующей общественной опасности государством и признание ее криминально значимой. И в этом плане общественная опасность (преступления!) является действительно оценочной категорией. Но при чем здесь общественная опасность как объективно существующая категория? В продолжение аргументации авторы приводят пример с ДДТ, который работает против них: ДДТ считался лучшим средством борьбы с сельскохозяйственными вредителями, после глубоких исследований была установлена вредоносность препарата для человека; «…и поэтому использование данного препарата перестало рассматриваться в качестве общественно полезного и стало оцениваться как общественно опасное деяние. И эта “переоценка ценности” ДДТ отнюдь не вызвана изменениями его свойств (курсив мой. – А. К.)».[1536]1536
  Там же. С. 97.


[Закрыть] Очень правильно. Объективные социальные свойства препарата не изменились, как он был изначально опасен, таковым он и остался, т. е. при надлежащих исследованиях данное его объективное социальное свойство было бы установлено и изначально он не должен был вводиться в употребление. Но существовавшая социальная ошибка в оценке его свойств, которая дорого стоила человечеству, была в конечном счете устранена, произошла реальная переоценка ценности, и ДДТ перестали применять. Здесь авторы наглядно продемонстрировали объективное наличие общественной опасности и ее социальной оценки.

Вполне понятно, почему произошла указанная подмена аргументации. Дело в том, что данные авторы признают общественную опасность объективно-субъективной категорией: «В действительности же преступления наносят ущерб не только общественному бытию (объективным социальным ценностям), но и, что не менее важно, общественному сознанию. Поэтому общественная опасность имеет объективно-субъективную онтологическую основу».[1537]1537
  Там же. С. 96.


[Закрыть] Представляется, что Б. П. Кравцов и П. П. Осипов не правы. Ведь общественное сознание выражено в законодательных актах, хотя не только оно составляет их основу. В свою очередь законодательные акты составляют признак противоправности, из чего следует вывод о структурном вхождении общественного сознания в противоправность, и отнесение его к общественной опасности приведет к отождествлению последней с противоправностью. А такое смешение недопустимо, поскольку общественная опасность и противоправность являются основными признаками преступления; именно по ним определяется деяние как преступление. Собственно, это понимают и сами авторы: «Отрыв общественной опасности преступного деяния от его нормативной основы столь же ошибочен, как и отождествление этой опасности с противоправностью».[1538]1538
  Там же. С. 97.


[Закрыть]

В данной ситуации, на наш взгляд, авторы перепутали объективность общественной опасности как социально-политического свойства преступления с объективно-субъективной структурой общественной опасности, поскольку свой анализ они и начинают с определения того, какие явления создают общественную опасность преступления. Однако это уже проблема содержания общественной опасности. Похоже, особых разногласий в теории уголовного права по данному вопросу не существует. По мнению Н. Д. Дурманова, общественную опасность преступления определяют само деяние, значение объекта преступления, причиненный деянием вред, конкретные условия места, времени и обстановки совершения деяния, элементы субъективной стороны, свойства субъекта и способ совершения деяния.[1539]1539
  Дурманов Н. Д. Указ. соч. С. 156–164.


[Закрыть] На эти же составляющие общественную опасность преступления элементы указывают Н. Ф. Кузнецова[1540]1540
  Кузнецова Н. Ф. Преступление и преступность. С. 64–65.


[Закрыть] и многие другие авторы.[1541]1541
  Комплексное изучение системы воздействия на преступность. С. 95–97; Курс советского уголовного права. Т. 1. Л., 1968. С. 160; Мальцев В. В. Введение в уголовное право. Волгоград, 2000. С. 78; и др.


[Закрыть] Однако сказанное не означает полного единодушия мнений по данному вопросу.

Так, Ю. А. Демидов считает, что «общественная опасность преступления складывается из общественной опасности деяния (действия или бездействия), общественной опасности последствий этого деяния и общественной опасности личности виновного»,[1542]1542
  Демидов Ю. А. Социальная ценность и оценка в уголовном праве. М., 1975. С. 68.


[Закрыть] выделяя тем самым три основные составляющие. Данная позиция была подвергнута критике П. С. Тоболкиным на основе того, что «автор в структуру общественной опасности преступления привносит элементы, относящиеся к институту индивидуализации наказания конкретному лицу».[1543]1543
  Тоболкин П. С. Социальная обусловленность уголовно-правовых норм. Свердловск, 1983. С. 71.


[Закрыть] На наш взгляд, критика явно не по адресу, поскольку индивидуализация наказания производится на основе смягчающих и отягчающих обстоятельств, которые сами по себе изменяют общественную опасность содеянного в ту или другую сторону (смягчающие уменьшают, отягчающие увеличивают), и только после этого они влияют на индивидуализацию наказания. Совершенно верно рассматривает совокупность смягчающих и отягчающих обстоятельств как дополнительный уголовно-правовой критерий характера и степени общественной опасности В. Д. Филимонов.[1544]1544
  Филимонов В. Д. Общественная опасность личности преступника. Томск, 1970. С. 231–247.


[Закрыть]

Точка зрения Ю. А. Демидова небезупречна по другому основанию. Дело в том, что он выделил два объективных элемента (деяние и последствие) и один субъективный (личность), что нарушает правила классификации, установленные формальной логикой. По существу, таким же несоответствием правилам формальной логики страдает и позиция П. С. Тоболкина, который предложил тоже трехзвенную классификацию критериев общественной опасности: 1) особенности объекта преступления (объективный критерий);[1545]1545
  Тоболкин П. С. Указ. соч. С. 74.


[Закрыть] 2) вина как степень проявления отрицательного отношения лица к социальным ценностям;[1546]1546
  Там же. С. 78.


[Закрыть] 3) определенное конфликтное отношение, которое и выражает единство качественной и количественной сторон общественной опасности.[1547]1547
  Там же. С. 79.


[Закрыть] Во-первых, данная классификация просто сумбурна, поскольку нельзя смешивать в одной классификации объективное, субъективное и их качественное и количественное свойства. Во-вторых, не следовало смешивать объект и объективное, так как первый является лишь элементом второго. В-третьих, нельзя было субъективное ограничивать только виной. Вот это формальнологическое и сущностное несоответствие классов не позволяет признать надлежащей предложенное выделение критериев.

Более точен в установлении содержания общественной опасности преступления М. И. Ковалев, который считает, что общественную опасность создают и объективные, и субъективные факторы, находящиеся в единстве (как нет общественной опасности преступления без первых, так нет ее и без вторых даже при наличии первых).[1548]1548
  Ковалев М. И. Понятие и признаки преступления и их значение для квалификации. Свердловск, 1977. С. 29.


[Закрыть] На наш взгляд, подобный подход является наиболее точным, поскольку он отражает полностью субъективное вменение. Однако в теории уголовного права предпринимаются попытки разрушить такое представление об общественной опасности. В частности, Г. П. Новоселов отрицает субъективную составляющую общественной опасности при довольно странной «аргументации». Прежде всего он опирается на доводы сторонников анализируемой позиции, согласно которым опасность возникает и при невиновном причинении вреда, и пытается признать их не соответствующими основному тезису: «При невиновном причинении вреда речь должна идти не о том, посягает или не посягает лицо на общественные отношения, причиняет им вред или не причиняет, но именно о том, имеется ли в данном случае отношение индивида к людям, носит ли оно общественно опасный характер. При такой постановке вопроса необходимость в отрицательном его решении более чем очевидна».[1549]1549
  Новоселов Г. П. Указ. соч. С. 99–100.


[Закрыть] И что доказал автор? Что существует невиновное причинение вреда? Да. Что утрачена в таком случае общественная опасность личности? Да. Что исчезла общественная опасность как таковая? Нет, поскольку сохранилась объективная составляющая ее, которая не имеет криминального значения лишь по причине отсутствия субъективной ее составляющей. Автор к такому выводу не приходит, поскольку переводит дискуссию в другую плоскость, уводящую в сторону от надлежащего решения. Не случаен и его собственный вывод: «Нужно согласиться с утверждением, что с точки зрения непосредственных социальных потерь не имеет значения, умышленно ли был убит некто или по неосторожности либо вообще пал жертвой несчастного случая».[1550]1550
  Там же.


[Закрыть] «Ну и что»? – спросим мы. Означает ли сие, что нет субъективной составляющей общественной опасности? Отнюдь, в противном случае автор будет вынужден создавать новое уголовное право, в котором бы не было различия по оценке умышленного и неосторожного совершения преступления и не было бы места субъективному вменению, т. е. вернуться к пещерному уголовному праву. И далее, чтобы уйти от очевидного наличия субъективной составляющей общественной опасности, автор вынужден обратиться к проблеме неоднократности и рецидива и критикует сторонников господствующей точки зрения, поскольку видит в таковой «гипертрофирование роли общественной опасности», чего на самом деле нет; просто имеется категория общественной опасности, состоящая из двух частей (объективной и субъективной), при слиянии которых и возникает криминально значимая общественная опасность (разумеется, при соответствующей законодательной оценке). В противном случае мы никогда не сможем с достаточной полнотой объяснить феномен субъективного вменения. Нам представляется очень точным высказывание П. А. Фефелова по данному поводу: «Субъективная сторона преступления – важнейший структурный элемент общественной опасности».[1551]1551
  Фефелов П. А. Механизм уголовно-правовой охраны: основные методологические проблемы. М., 1992. С. 27.


[Закрыть]

Субъективную составляющую общественной опасности необходимо выделять уже потому, что «установить наличие и степень общественной опасности преступника – значит установить наличие антиобщественной направленности у данного преступника и дать этим качествам личности определенную характеристику»;[1552]1552
  Волженкин Б. О критериях общественной опасности преступника // Советская юстиция. 1966. № 3. С. 9.


[Закрыть] «общественная опасность личности преступника (правонарушителя) есть реализуемая в преступлении (правонарушении) способность лица к выбору антисоциальной формы поведения путем виновного совершения общественно опасного деяния, направленного на причинение ущерба охраняемым уголовным правом общественным отношениям». Эта способность включает в себя и «реальную возможность совершения им нового общественно опасного деяния».[1553]1553
  Мальцев В. В. Проблема отражения и оценки общественно опасного поведения в уголовном праве: Автореф. дис… докт. юрид. наук. М., 1993. С. 26.


[Закрыть] В конечном счете, установление субъективной составляющей общественной опасности должно привести нас к точному определению асоциальных установок лица и его ценностных ориентаций, на которых базируются субъективные элементы преступления (вина, мотив, цель).

Таким образом, на видовом уровне мы можем выделить объективные и субъективные основания общественной опасности преступления. Общим основанием такой классификации является соотносимость (принадлежность) элементов опасности. На подвидовом уровне следует конкретизировать составляющие общественную опасность элементы на основе видовых критериев. А вот здесь возникают определенные проблемы.

Прежде всего необходимо уточнить те элементы, которые составляют объективную сторону общественной опасности преступления. Обычно авторы перечисляют те объективные факторы, которые традиционно относятся при анализе состава преступления к таковым – объект и объективную сторону. М. И. Ковалев считает иначе: «Объект – социалистические общественные отношения, которые защищаются уголовным правом. Следовательно, он не может заключать в себе общественную опасность».[1554]1554
  Ковалев М. И. Проблемы учения об объективной стороне состава преступления. Красноярск, 1991. С. 48.


[Закрыть] Позиция странная для сторонника состава преступления и его четырехзвенной структуры[1555]1555
  Там же.


[Закрыть] и противоречащая мнению П. С. Тоболкина, но она является абсолютно верной и полностью соответствует нашим представлениям о структуре преступления, изложенным выше. Действительно, по определению объект преступления не может входить в структуру преступления и не может создавать хотя бы какую-то часть его общественной опасности. Объект преступления полностью охватывается характером и тяжестью вреда (последствия), и последний отражается в общественной опасности. Именно поэтому объективная сторона общественной опасности преступления должна быть ограничена только элементами объективной стороны преступления. Отсюда общественная опасность деяния, общественная опасность вреда, общественная опасность способа деяния, несомненно, являются элементами объективной составляющей общественной опасности. Однако кроме них в объективную сторону преступления входят еще объективная (причинная или обусловливающая) связь, время и место совершения преступления. Как быть с ними? Несут ли они в себе какие-то начала общественной опасности? Если говорить об объективной связи между деянием и вредом, то ответ может быть только отрицательным, поскольку причинность и обусловленность являются имманентным свойством деяния, присущи ему и без него существовать не могут. Отсюда причиняющее или обусловливающее свойства деяния должны влиять на общественную опасность преступления. Несколько сложнее вопрос о месте и времени совершения преступления, ведь в конечном счете они социально нейтральны, социуму не подчинены и создавать в социуме нечто общественно опасное не могут. Вместе с тем иногда уголовный закон признает их криминально значимыми, вводя в качестве конструирующих признаков того или иного вида преступления, тем самым определяя их влияние на общественную опасность преступления. Указанное противоречие является таковым лишь на поверхностном уровне. Представляется, дело вовсе не во времени и месте, а в том, что за ними скрывается. Например, за временем применительно к браконьерству скрывается биологический цикл нереста рыбы, когда рыбу запрещено вылавливать и действия в данном биологическом цикле несут в себе общественную опасность. Не исключаем, что для простоты понимания явления мы по-прежнему будем пользоваться терминами «место» и «время», однако как юристы должны понимать, что истина скрывается в глубине их рассмотрения. Таким образом, в чистом виде ни объективная связь, ни время, ни место не могут создавать общественную опасность. Именно поэтому мы не согласны с тем мнением, что каждый элемент преступления своим особым путем оказывает влияние на наличие, характер и степень его общественной опасности.[1556]1556
  Кудрявцев В. Н. Теоретические вопросы квалификации. М., 1963. С. 88; и др.


[Закрыть]

О субъективном моменте общественной опасности (о преступности воли) писали еще в XIX в. Бар, Рубо, А. Чебышев-Дмитриев и др.[1557]1557
  Цит. по: Чебышев-Дмитриев А. О покушении. СПб., 1866 С. 109.


[Закрыть] Об опасности для общества личности писал и Г. Колоколов.[1558]1558
  Колоколов Г. К учению о покушении. М., 1884. С. 190.


[Закрыть]

Субъективная сторона общественной опасности преступления основывается на субъективных признаках – вине, мотиве, цели. При этом следует согласиться с П. С. Тоболкиным и признать вину основным составляющим элементом,[1559]1559
  Тоболкин П. С. Указ. соч. С. 78.


[Закрыть] поскольку потребностно-мотивационная сфера характеризует только преступление, совершаемое с прямым умыслом; преступления с иными видами вины не имеют собственных мотива и цели. Отсюда следует, что необходимо дифференцированно подходить к структуре общественной опасности в зависимости от видов вины: в преступлениях с прямым умыслом общественную опасность создают вина, мотив и цель, в преступлениях с иными видами вины – только вина.

На этом фоне несколько неточен во мнении Ю. А. Демидов, признавший элементом общественной опасности преступления общественную опасность личности виновного. И дело даже не в том, существует или нет общественно опасная личность, думается, со времен международных съездов криминалистов конца XIX – начала XX в., дальнейших разработок опасного состояния личности в зарубежной литературе[1560]1560
  Ансель М. Указ. соч.


[Закрыть] и разработок общественной опасности личности в советской литературе[1561]1561
  Филимонов В. Д. 1) Общественная опасность личности преступника. Томск, 1970; 2) Общественная опасность личности отдельных категорий преступников и ее уголовно-правовое значение. Томск, 1973; и др.


[Закрыть] дискуссию по данному вопросу можно считать закрытой и честно признать, что общественно опасная личность существует, иначе все разговоры о субъективном вменении будут представлять собой в чистом виде блеф. Правда, при этом необходимо понимать, что общественно опасная личность выступает в двух ролях: а) определенной готовности к совершению конкретного преступления и б) субъективной готовности к совершению преступления вообще. В первом варианте общественно опасная личность проявляется в асоциальных устремлениях или в асоциальной невнимательности, непредусмотрительности, в асоциальных установках и ценностных ориентациях. И все это находит свое отражение в вине, мотиве, цели; мало того, все это составляет вину, мотив и цель. Здесь мы имеем обычно преступное психическое отношение, рассматриваемое по правилам уголовного права и отраженное в конечном счете в уголовной ответственности. Во втором варианте она проявляется только в асоциальных установках и ценностных ориентациях или генетической предрасположенности (например, повышенной агрессивности) при отсутствии вины, мотива, цели. В таких случаях применяются меры безопасности, даже если они оформлены в виде наказания (например, при рецидиве). Такое двухуровневое рассмотрение общественной опасности личности помогает в уяснении ее сути и правомерности наличия, поскольку по поводу первого уровня дискутировать о ее наличии бессмысленно, иначе мы утратим вину, преступный мотив и преступную цель; довольно бессмысленно спорить и по поводу выделения второго уровня общественной опасности личности (опасного состояния), поскольку оно реально существует (никуда мы не денемся от опасного состояния душевнобольного или опасного состояния рецидивиста); другое дело, как широко будет государство распространять опасное состояние по кругу лиц – признает ли оно национальность (евреев, цыган, славян), партийную принадлежность (коммунистов, фашистов, националистов, демократов), жизненные установки (бродяжничество, тунеядство) и т. п. опасным состоянием или нет – будет зависеть от самого государства; как мы выше уже указывали, единых правил по данному вопросу даже «демократические» государства не выработали (где-то тунеядство или бродяжничество признаны опасным состоянием, а где-то – нет).