Текст книги "Образование на перекрестке культур и цивилизаций: опыт философского осмысления"

Еще в 80-е гг. ХХ в. в советской системе образования безраздельно господствовала психолого-педагогическая наука, ориентированная на образ человека как биосоциального существа, нацеленного на свои разумные потребности и реальные способности их удовлетворять в данных условиях.

Считалось, что процессом формирования и развития потребностей и интересов человека можно целенаправленно управлять с помощью социального планирования и развивающего образования. Эти, безусловно, правильные и прогрессивные установки ему вплоть до 90-х гг. прошлого века реализовывались на методологической основе диалектического и исторического материализма и позитивизма.

Позитивизм безраздельно господствовал в то время прежде всего в социологической среде, и его влиянию были подвержены все исследователи гуманитарной сферы, в том числе и автор лично, долгое время являвшийся ответственным исполнителем Союзной исследовательской программы № 34 «Потребности» и даже защитивший по результатам исследования в Прибалтийском региональном специализированном совете по защите докторских диссертаций в Институте философии и социологии Литовской ССР первую докторскую диссертацию на тему «Потребности личности в системе общественного развития».

В дальнейшем стало понятным, что потребности и развивающее обучение нельзя целенаправленно учреждать не считаясь с особенностями культурной среды, которая оказывает на данный процесс определяющее влияние независимо от политической воли и желания самих реформаторов образования изменить сложившуюся ситуацию. К числу особенностей этой культурной среды прежде всего необходимо отнести национальные, региональные, поселенческие, половозрастные и другие, отменить которые, заменив их тем или иным научным проектом, невозможно.

Тем не менее развивающее обучение тогда призвано было обеспечить у школьников готовность к дальнейшему развитию. Наш долг, как утверждал в свое время А. А. Леонтьев, помочь молодежи в школьные годы таким образом, чтобы они смогли жить и работать в другое время, в других обстоятельствах, в другом обществе, вообще в другом мире. Для этого необходимо сформировать у подрастающего поколения готовность к дальнейшему развитию.

Такую готовность вне учета культурной обусловленности самого развития и формирования смысла жизни личности можно обеспечить только на уровне манипулирования сознанием. Ибо, как отметил в свое время М. Шелер, образование не является лишь учебной подготовкой к какому-либо определенному виду деятельности, к достижению некоторых внешних для личности целей. Наоборот, оно обладает достоинством самоценности, вытекающей из особой значимости человеческого бытия в системе мироздания. Человек своей свободой творческой деятельности приносит в мир существенное приращение совокупного бытия, а через него становление человеческого в человеке, которое не имеет границ.

Особый смысл стремления к образованию состоит не в овладении намеченным уровнем учености и освоении достижений культуры, а в конструктивной, социально благотворной самореализации личности. Такие устремления охватывают и наполняют смыслом всю жизнь человека. И эта жизнь не только не исчерпывается различными рациональными проектами, но и органично не укладывается в них, как готовность к дальнейшему развитию, навязываемая сверху в виде системы тех или иных свойств. А именно на этом и настаивал А. А. Леонтьев. «В самом первом приближении, – считал он, – готовность к дальнейшему развитию – это система свойств и качеств личности школьника, обеспечивающая потребность и возможность самостоятельного развития, прежде всего в рамках определенного возрастного периода и при переходе от одного возрастного периода к следующему.

Так, например, ребенок должен уметь анализировать словесные тексты и осуществлять дальнейшую теоретическую деятельность по решению проблем, почерпнутых из этих текстов. Он должен самостоятельно анализировать возникшую перед ним предметную (или социальную) ситуацию и преобразовывать ее в новую. Он должен уметь находить или создавать заново орудия и средства, адекватные возникшей цели и задаче (вернее классу целей и задач). И применять их для решения этой задачи и достижения этой цели. Ему необходимо уметь осознавать и оценивать свой индивидуальный опыт на различных уровнях и под различными углами зрения. Одним словом, ему необходимо жить в новом мире» [76, с. 19].

То, что этот мир предстает, прежде всего, как мир духовной культуры, характеризующийся своими ценностями и нормами, в том числе и как мир детства, отрочества и юности, не бралось в расчет. Этот мир представлялся лишь как мир социума, регулируемый только на уровне государственного управления и социальной структуры общества. Сама возможность создать этот новый мир тогда представлялась лишь на основе социального планирования.

Социальное планирование, получившее широкое распространение в это время в промышленности СССР, начинало проникать даже в научные коллективы. Особенно характерным это было для БССР, первым секретарем ЦК КПБ был тогда П. М. Машеров. Как педагог по своему профессиональному образованию, он был убежден в том, что развитие социального управления способствует усилению воздействия социальных факторов на все стороны жизни и деятельности коллектива.

Это становится возможным благодаря многогранному развитию личности и мотивации ее трудовой и других видов деятельности, достижению социальной однородности и максимальному сближению целей производства, и целей социального развития. В сочетании с концепцией развивающего образования и обучения социальное планирование представало в качестве универсального средства социального развития, определяющая роль в котором принадлежит самой личности и ее потребностям.

Такого мнения автор и его коллеги придерживались еще в 1990 г., отказываясь от методологии позитивизма лишь по мере осмысления фактов существующей реальности, анализ которой не исчерпывается категориально-логической оценкой и эмпирической интерпретацией понятий как уже обретенных истин и сформированных на их основе убеждений.

Уверенность в необходимости подобного научного анализа основывалась, прежде всего, на методологии научного позитивизма. Его влияние в это время было особенно сильным в сфере прикладной социологии, выступавшей в качестве действенного механизма социального управления.

Тогда казалось, что иного пути преобразования общества, как на основе конкретно-социологического исследования его проблем и их разрешения на уровне социального управления, не существует. И это свое убеждение автор отстаивал до 1991 г. и основываясь на нем в марте 1990 г. успешно защитил свою первую диссертационную работу, в качестве ведущей организации по которой выступил Латвийский университет имени Стучи. В этой диссертационной работе были обобщены результаты конкретно-социологических исследований на 100 промышленных предприятиях г. Минска, проведенных под научным руководством доктора философских наук, профессора Г. П. Давидюка.

На рубеже ХХ – ХХI вв. особенно актуальной являлась уже тема жизненного самоопределения учащейся молодежи. Она и стала первой темой самостоятельного республиканского социологического исследования созданной в то время лаборатории социологии образования Национального института образования (под научным руководством А. И. Левко). Основой выборки послужила классификация ведущих социально-культурных регионов Республики Беларусь, проведенная на тот момент учеными Института искусствоведения, этнографии и фольклора имени Кондрата Крапивы НАН Беларуси. За основу логического анализа исследуемой проблемы была взята философская феноменология Э. Гуссерля.

И уже в 1991 г. нами были получены результаты сравнительного конкретно-социологического исследования специфики жизненного самоопределения учащихся общеобразовательных школ Восточного и Западного Полесья, Понемонья, Поднепровья и Центральной Беларуси. Они вынудили автора вместе с коллегами по институту серьезно усомниться не столько в созидательных возможностях самой науки, сколько в том, что сознание человека носит общепланетарный глобальный характер и что образование можно представить как ноосферный процесс, связывающий воедино человека и мир. Анализ эмпирических данных давал все основания поставить под сомнение и методологическое могущество философской феноменологии, на принципах которой разрабатывалась тогда программа социологического исследования образования.

С этого времени для автора и его коллег по Национальному институту образования Республики Беларусь стало очевидным, что отношения человека с миром всегда опосредованы половозрастной, региональной, поселенческой, профессиональной и иными культурами. Постепенно формировалось убеждение в том, что жизненное и социальное самоопределение выявляется не только и не столько свободой воли личности, сколько социально-культурными условиями ее жизни, выступающими основным фактором формирования и развития ее воли. Эта свобода воли изначально регулируется и контролируется извне культурой, начиная от этикета общения со старшими, детьми, женщинами, священниками и т. д., ценностей и норм самого взаимодействия с окружающей средой. Об этом свидетельствовали сами результаты конкретно-социологического исследования, организованного и проведенного в строгом соответствии с квотной республиканской выборкой, насчитывающей 3500 единиц опроса и наблюдения.

Обобщение этих результатов было произведено в очередной докторской диссертации А. И. Левко «Социально-культурная сущность образования», защищенной на Ученом совете при Институте социологии НАН Беларуси. В ней он уже не ограничивался логическим анализом проблемы и рефлексией полученных фактов, а исходя из них и как-бы по-новому переживая свой жизненный и профессиональный опыт, переосмыслил саму сущность понятия «образование» не как рефлексивную, а социально-культурную. В связи с этим представление автора о существующей реальности не заканчивается позитивным знанием, задаваемым самой логикой мышления, изнутри самосознания, а формируется социальным пространством и временем, внешней жизнедеятельностью людей или их образом жизни. Потому роль этого понятия в познании не ограничивается всеобщностью культурной универсалии, а выступает основной характеристикой национальных, региональных, профессиональных, половозрастных и других культур. И исследуется она социологией духовной жизни и социальной философией.

Понимание того, что сознание и самосознание школьников детерминировано в гораздо большей степени региональной, половозрастной, поселенческой и другими культурами, в которые они включены, чем учебными программами и основанным на нем учебно-воспитательным процессом, вынудило по-новому взглянуть на саму диалектику культур и цивилизаций, к числу которых принадлежит и современное образование.

Раскрытие этой диалектики и является первостепенной задачей данного монографического исследования. Ее решение уже в начале нынешнего века на уровне социологии духовной жизни представлялось в виде взаимодействия образования как социального института и семьи как социально-культурной общности. Эта авторская позиция нашла свое отражение в статье «Методология организации межинституционального социального взаимодействия (между семьей и образовательным учреждением в структуре “Фальварка”) в политической системе общества», опубликованной в 2003 г. на страницах Международного научно-практического журнала «Мир технологий». В то время я еще придерживался мнения, согласно которому принципы педагогики есть не что иное, как исходные теоретико-методологические представления и практические убеждения, на которых выстраивается деятельность учреждений образования и отдельных педагогов.

Однако становилось все более очевидным и то, что сложившиеся методы организации взаимодействия между семьей и учреждениями образования отражают в себе не только исходные теоретико-методологические подходы и разработанные на их основе технологии управления, но и существующие политические реалии. При этом они неразрывно взаимосвязаны и взаимообусловлены.

Так, моделирование и функционирование образовательных систем до сих пор в отечественной педагогической практике основывалось преимущественно на теории идеального типа, заимствованной у М. Вебера. «Это не описание действительности, а система норм, руководящая действиями, превращающими образование в своеобразный социальный инструмент, или организацию, имеющую свою логику существования и деятельности, независимо от воли составляющих индивидов. Его функционирование не совпадает ни с индивидуальной целью, ни с целями всего сообщества. Это уже – нечто существующее само по себе, навязывающее их учащимся, и держащее последних в постоянном подчинении и дисциплине» [68, с. 84].

Такие выводы следовали из анализа самих социальных фактов, полученных еще в прошлом веке. Сама организация образовательной деятельности, как подметил белорусский коллега автора доктор философских наук профессор М. И. Вишневский, двояко детерминирована. С одной стороны она направляется общественными ценностями и целями, к которым приобщают человека в процессе его образования. С другой – основные этапы образования соответствуют определенным ступеням жизненного пути человека: дошкольное, школьное и послешкольное образование. Вот только дошкольное и вузовское университетское образование, являясь ступенями жизненного пути человека и безусловным выражением ценностей и целей общественного развития, не укладываются в русло его институализации, хотя и взаимодополняют друг друга не через преемственность его содержания, а через мир различных глобальных и национальных культур, культуры детства и культуры цивилизации, на пересечении которых оказывается школьное образование.

Школа или систематическое учение есть не просто следующая за дошкольным вторая ступень личностного становления, обусловленная дисциплиной и порядком, а классно-урочная система, не столько форма выражения этой дисциплины и порядка, сколько проявление социально-культурной коммуникации и интеграции в детском мировоззрении мифологических, обыденных и научных представлений. И важно, чтобы жизнь школьника была пронизана не только дисциплиной и порядком, но и коммуникативным сотворчеством, формой духовного взаимодействия в игровых, познавательных и других видах приобщения к трудовой деятельности как основного способа обуздания своего волевого произвола в соответствии с существующими нравственными принципами.

Однако для этого далеко недостаточно, чтобы ребенок был погруженным в мир, где господствует внешняя законосообразность, утверждаемая принудительным образом. И назначение школы – не в том, чтобы последовательно приобщить школьников к правилам человеческого общежития, к пониманию упорядоченности бытия в целом, а для успешного решения данной задачи необходимо, чтобы навязываемый внешним образом, через принуждение порядок был в основном понятен ученикам в его целесообразности и тем самым не подавлял личность, а побуждал ее к сознательному самоопределению. Такой порядок основан на убеждении, согласно которому закрепленные в этих нормах обязанности по своей сути неотделимы от прав и выражают принципиальные требования обеспечения справедливого характера человеческих взаимоотношений. Приобщение к школьной дисциплине, как утверждает М. И. Вишневский, есть определенный этап формирования гражданина, сознающего свои права и обязанности.

К тому же вместе с окончанием школы молодые люди получают и паспорт как символ реализации своих гражданских прав. Вопрос, насколько эта формальная процедура совпадает с реальным ощущением выпускником школы своих прав и обязанностей, и насколько они соответствуют их убеждениям и готовности защищать и отстаивать эти права. Другими словами, насколько данная формальная процедура совпадает с реальным процессом жизненного самоопределения школьников и формирования их личности.

Выяснить это лишь на уровне теоретического анализа и общих философских размышлений невозможно. Поэтому уже в начале 90-х гг. прошлого века или на заре формирования Национального института образования при Министерстве образования Республики Беларусь мы провели философский и культурологический анализ, и в частности феноменологию Э. Гуссерля и социологию знания К. Манхейма совмещали с социологическим исследованием реального положения дел в школах различных регионов и поселений республики. Благодаря этому, в ходе исследования проблем жизненного самоопределения личности учащихся общеобразовательных школ Республики Беларусь выявилось, что основные проблемы образования, проявляющиеся в виде формализма, функционализма, феминизации и т. д., неразрывно связаны не столько с разрешением собственно образовательных, педагогических и других проблем, сколько с национально-региональными проблемами школы.

«Обретение Беларусью политического суверенитета и сосредоточение основных функций управления системой образования в руках республиканского министерства образования и даже принятие своих собственных законов об образовании, языках и т. д. автоматически не превращают школу в национальную. Национальной она становится на уровне духовной культуры, а не на уровне государственной политики. И пренебрежение этой истиной, как показал опыт соседней Украины, чревато трагическими последствиями для самой страны и ее культуры.

И тем не менее в современной школе “левополушарный” стиль мышления с преобладанием формально-логического анализа остается доминирующим и до сих пор. Пока не происходит даже реализации природных возможностей развития мышления, заложенных самими функциональными возможностями мозга. Что же касается социально-культурной сущности образования, его ценностно-мотивационного начала, то оно на практике остается нереализованным. А это значит, что учеба по-прежнему выступает сугубо формальным актом, лишенным мотивации, направленным как на содержание учебного предмета, так и на взаимодействие с другими людьми в процессе познания.

Между учащимися и действительностью в качестве основного посредника постоянно находилась абстрактная идея. И поскольку о «светлом будущем» никто ничего конкретного сказать не мог, утверждалось, что в будущем все будет хорошо. Национальная идея и идея гражданского общества как бы замещала национальные приоритеты и реальное строительство данного общества. Ни познавательные, ни социальные мотивы, не субъективность восприятия как таковая не служили исходным пунктом отношения к учебе. Заинтересованность в ней явно приближается к нулевой отметке и поддерживается различными педагогическими или технологическими приемами организации учебно-воспитательного процесса» [66, с. 85].

Научного анализа социальных проблем образования, возникших на рубеже ХХ – ХХI вв., оказалось вполне достаточно не только для того, чтобы представить их в виде очередной диссертации на соискание ученой степени доктора социологических наук (первая так и не была утверждена в Москве), но и для подготовки целого ряда монографических исследований. Благодаря таким работам, как «Роль культуры в образовании» (1991), «Социальные проблемы образования: история и современность» (в двух частях, 1993), в известной мере появилась возможность вторгнуться фактически в неизвестную к тому времени область социально-культурной детерминации не только образования, но и общественного развития в целом.

В связи с этим уже через десять лет (в 2003 г.) было предложено как свое собственное видение теоретико-методологических проблем образования, так и основанное на нем учебное пособие для педагогических вузов «Социальная педагогика», в котором, вслед за П. Наторпом было рассмотрено практическое выражение философской культуры педагога. Понятие «философская культура» до этого в отечественной философии трактовалось лишь как механизм освоения и адаптации к условиям социума, а также как способ гармонизации внутреннего мира человека в ходе социального познания и действия. Философская культура представлялась только как мышление о мире в целом, так как мировоззрение есть лишь обобщенная форма самопознания человека в единстве с мирозданием и его теоретическим познанием. Теоретическое же решение проблемы, по убеждению большинства белорусских философов, непосредственным образом изменяет не сами познаваемые вещи, а наши мысли о них, наше понимание ситуации, а оно может быть как трансгуманитарным, ноосферным, так и иным подходом в конструировании социальной реальности. Здесь все зависит не столько от обстоятельств дела, сколько от самого философа.

Избранный же социально-культурный подход к философским, социологическим и педагогическим исследованиям предполагал не ограничиваться одной лишь философской и научной рефлексией. Он требовал исходить прежде всего из социальных фактов и реального жизненного опыта, а не из абстрактной философской идеи. Важнейшей составляющей этого опыта, по убеждению автора, являются ценности как своеобразные духовные критерии того или иного социального времени. Поэтому уже в первых работах А. И. Левко, посвященных проблемам образования, раскрывалась роль этих ценностей в становлении личности, особенности их отражения в учебно-воспитательном процессе; парадоксы современного образования; проблемы общеобразовательной школы и развитие социологии образования и социальной педагогики как важнейших условий разрешения социальных проблем образования.

Исследование этих проблем автор первоначально всецело связывал с социальной педагогикой и с созданием особой коммуникативно-знаковой среды, которая должна определять ближайший этап развития ребенка. Этот этап развития, по-моему, есть не что иное, как этап развития его культуры, который не заканчивается на какой-нибудь определенной ступени.

При этом учитывались разработки в области социологии личности и социологии труда В. А. Ядова, официальное знакомство с которым у автора состоялось сразу же после успешного окончания аспирантуры БГУ (в 1980 г.) и распределения в Проблемную лабораторию прикладных социологических исследований БГУ. Затем А. И. Левко командировали в Ленинградский институт социально-экономических исследований, заведующим отделом социологии личности которого в то время был В. А. Ядов, с целью ознакомления с опытом организации научных исследований.

Спустя 12 лет этот же институт выступил в качестве ведущей организации по второй докторской диссертации автора, но уже преобразованный к этому времени в Ленинградское отделение Института социологии Российской академии наук. Сам же Институт социологии еще с советских времен возглавлял тогда В. А. Ядов.

Опыт социологических исследований в стране, под влиянием которого складывалась профессиональная жизнь А. И. Левко, все больше убеждал в том, что общественно-исторический процесс проявляет себя как на глобальном, так и на локальном или национальном и региональном, и даже поселенческом уровне, проявляемом в качестве своеобразной ценностно-нормативной диспозиции личности. «Есть общечеловеческая культура и культура национальная. Они и развивают обучение и воспитание от поколения к поколению. Поэтому наивно думать, что простое обращение к практике в деле воспитания, в том виде, в каком оно осуществляется в данный момент, само уже поставит нас на правильный путь. Вопрос теории есть вопрос духовной свободы, которая в значительной мере определяется менталитетом или духовностью нации и этнокультурными условиями ее развития.

Этнос и этническое развитие не определяются лишь антропологическими параметрами естественного развития личности. Под этносом понимается исторически сложившаяся устойчивая совокупность, отличающаяся общими чертами и стабильными особенностями культуры психического склада, а также сознанием своего единства в отличие от других подобных образований.

Этническая или национальная принадлежность человека определяется языком, который он считает родным, еще точнее культурой, стоящей за этим языком. Каждый этнос имеет свои черты и свойства, определенный национальный характер или психический склад. Они проявляются и преломляются в национальной культуре» [66, с. 86].

Однако это не исключает и того, что в качестве основных особенностей этноса выступают витальные (жизненные или природные особенности) и ментальные (фундаментальные духовные свойства). Под витальной особенностью подразумеваются способы физического развития детей, что находит свое отражение, прежде всего, в структуре потребностей интересов людей, а также в наиболее типичных природных задатках и способностях. Менталитет этноса, как и условия социальной среды жизнедеятельности, воспринимается человеком с раннего детства. В его основе лежит своеобразная национальная идея или центральная ценностная ориентация в социальном поведении взрослых по отношению к подрастающему поколению, определяющая всю организацию учебно-воспитательного процесса. Эта идея проявляет себя в форме вопроса: каковы природа и возможности человека, чем он является, может и должен быть? Ответ на этот вопрос выражается в виде прагматического подхода к образованию в США, ориентации на развитие самодеятельности и независимости как жизненного принципа в Англии, рационализации своего поведения и деятельности в Германии, ориентации на нравственное развитие, терпимость и толерантность в России и Беларуси и т. д. как соответствующие черты национального характера.

Данная специфика национального воспитания определяется прежде всего особенностями религиозной веры, с помощью которой шло освобождение человека от его страстей, поощрение его совести. Такая его ориентация имела особое значение в организации учебно-воспитательного процесса в большинстве европейских национальных школ, хотя само школьное воспитание никогда не сводилось только к этому духовному началу. Стремление будить высокие интересы личности, приучать ее к борьбе с низменными стремлениями индивидуальности, развивать самообладание и формировать в каждом классе и каждой социальной группе нормы, благодаря которым воспитуемые сами бы стояли на страже школьного порядка и серьезной школьной работы, во многом обусловлено национальным характером и национальной ментальностью, в зависимости от которых эти цели реализуются по-разному в различных этнических группах и регионах. И никакие методы интеллектуального развития детей не в состоянии освободить учебно-воспитательный процесс от этой обусловленности.

В соответствии с этими убеждениями автор первоначально пытался привести аргументы в своем очередном монографическом исследовании «Теоретико-методологические проблемы образования: социокультурный анализ» (2003). В нем были проанализированы основные методологические подходы к исследованию социокультурной природы образования, а также духовные начала цивилизационного развития и их проявления в теории и практике современного образования.

В первой главе данной монографии образование было представлено автором как выражение культуры и различных методологических подходов к ее осмыслению; проанализированы основные предпосылки становления культуротворческой парадигмы образования и их отражение в системе дошкольного воспитания; символическая природа образования и ее проективный характер, социальная природа образования и его основные противоречия.

В данном исследовании анализу впервые на постсоветском пространстве была подвергнута сама символическая природа образования и ее проективный характер. В нем отмечалось, что «в отличие от дошкольного воспитания, опирающегося на непосредственные переживания ребенком окружающей социокультурной среды, образование в качестве своей основы имеет опосредованное, символическое, институционализированное общение ребенка с письменным или устным текстом. Оно происходит уже непосредственно с самим учителем как посредником между ребенком и культурой общества, осуществляемое по жестко регламентированным правилам, имеющим форму педагогической технологии.

С его помощью одновременно воспитываемый и обучаемый как бы приподнимается, выходит за пределы непосредственной социокультурной среды своей жизнедеятельности, постепенно погружаясь и постигая значения и смыслы соответствующей культуры. И первым шагом на этом пути является овладение языком, обретение элементарных навыков письма, чтения, устной и письменной речи. С их помощью он через призму личного опыта приобщается к опыту всего человечества, овладевает значениями и смыслами национальной и мировой культур.

Уже в первых классах начальной школы ребенок переходит от непосредственного образного восприятия действительности на новый понятийный уровень ее осмысления. У него формируются мировоззренческие универсалии в виде ряда общих понятий и представлений, фундаментальных ценностей и ориентиров. От непосредственного восприятия действительности он переходит к ее теоретическим, художественным и иным моделям, развивает абстрактное и образное мышление» [70, с. 104–105].

Во второй главе данного монографического исследования духовность была представлена как выражение социокультурной традиции и «внутренняя логика» общественного и индивидуального развития, обоснованы естественно-научные и социокультурные принципы познания в педагогической науке; преемственность и инновационная деятельность в образовании как выражение духовного начала и гуманизация образования в отличие от внешнего, естественного и социального, интегративное качество (сущность) человека (коллектива, нации, народа), сознательные, бессознательные и энергетические начала активности, связывающие его со Вселенной и обществом и одновременно являющиеся выражением особенности и индивидуальности.

Это особая реальность, существующая наряду с природной и социальной, особое качество, интегрирующее в себе естественные, социальные и культурные начала человека, своеобразное выражение его родовой сущности или существо человечности в человеке. Духовная особенность жизнедеятельности и определяет внутреннюю свободу и смысл его жизни. Благодаря духовности человек находит в себе чувство внутренней свободы. Он твердо убежден, что движущее начало бытия его лежит в нем самом, и в то же время ясно осознает, что это начало не зависит от него, что он сам определяется чем-то другим, для него внешним (природным, социально-экономическим, демографическим и т. д.). Его собственное «Я» находится как бы в эпицентре трех основных принципов жизнедеятельности человека: культуросообразности, природосообразности и самодеятельности. Они и определяют сам факт высшей необходимости, не подвластной законам механики или кибернетики.