Текст книги "Дневник: Воспоминания о кампании 1914–1915 годов"

По прибытии на Дейму предполагалось форсировать реку и продолжать наступление 3-м корпусом вдоль южного берега Прегеля[71]71
  Река Прегола – ныне река Преголя в Калининградской области Российской Федерации, крупнейшая река Восточной Пруссии. Пересекает всю Восточную Пруссию с востока на запад, впадает в Вислинский залив Балтийского моря. В среднем течении ширина реки составляет около 20 м, а отсутствие бродов делает ее серьезной преградой при ведении боевых действий.


[Закрыть], на Кенигсберг, тесня слабые силы, бывшие перед ним и действуя во фланг и тыл частям, занимающим Дейму. Такое движение было тем более естественно, что наша гв[ардейская] кавалерия находилась в это время перед фронтом 3-го корпуса и высылала разъезды к Кенигсбергу. В крайности, если бы к движению всего 3-го корпуса встретились какие-нибудь затруднения, то ничего не было легче, как продвинуть уступом вперед, хоть 25-ю [дивизию], находившуюся западнее Велау, непосредственно вдоль южного берега Прегеля. Для этого ей надо было пройти каких-нибудь 6–8 верст и стать со всей артиллерией, в том числе и тяжелой, вдоль позиции немцев и в тыл ей. С докладом в этом роде я обращался к Смирнову, для чего два раза ездил в штаб корпуса в Дамерау и один раз к начальнику 25-й дивизии генералу Булгакову в лес к западу от Велау. На словах и тот и другой сочувствовали, но фактического содействия никакого не оказали. Что сделал Смирнов – не знаю. Булгаков же продвинул некоторые свои части в юго-восточном направлении от Тапиау. Здесь его встретили артиллерийским огнем со стороны Тапиау, и войска 25-й дивизии упорно не продвигались дальше, а артиллерия стояла, как это у нас любят, на пределе. Между тем в 25-й дивизии, кроме 48 полевых орудий, были 1 мортирная и 1 тяжелая батареи, и такие же силы были у меня, для перекрестного огня. Спрашивается, что бы осталось от немцев на позиции у Тапиау при дружном взаимодействии этой массы орудий.

Конечно, они бы не могли выдержать. Но никто не хотел помочь. У нас как-то думают, что победа сама собою дается. Со стороны немцев на фронте у Тапиау было приблизительно 3–4 тяжелых батареи и столько же легких. Но, действительно, снарядов они не жалели и были так хорошо пристреляны к местности, что удалось открыть расположение только одной батареи и под конец еще, кажется, другой (см. главу приложений – из полевой книжки начальника 29-й дивизии). С нашей стороны я выдвинул на линию еще Малоярославский полк (в ночь на 14 августа), расположив его севернее 113-го полка, и одновременно 1 дивизион артиллерии с мортирной батареей. Ему приказано было стать к северо-западу от Грюнхайма. Но, попав сразу под огонь пристрелянной артиллерии немцев, дивизион просил отойти назад, я же приказал ему продвинуться вперед, чтобы не быть на пределе, и для этого выбрать позицию в районе к югу от Рейпена (кажется), где он в конце концов и стал. Для выбора позиции я приказал отправиться лично генералу Савичу и командиру мортирного дивизиона. И все-таки позиция была плоха. По-видимому, артиллеристы позаботились больше о своей безопасности, нежели об удобствах стрельбы. Во время предыдущих боев в артиллерии не было передовых наблюдателей в пехотных цепях, и они могли корректировать стрельбу только по донесениям пехотных офицеров, через пеших людей и поэтому очень запаздывавших. Приказано было иметь всюду артиллерийских передовых наблюдателей на западной опушке леса, близ пехотных цепей. Затем приказано было пристреливаться, а пехоте – усиленно разведывать и подготовляться к наступлению. Везде, кроме телефонов, была передача по летучей почте на случай перерыва проводов. Я исходатайствовал у командира корпуса о возвращении Новоторжского полка, который поставил в резерв в районе Поппендорфа. Направо до Гертлаукена для связи со штабом 28-й дивизии была выставлена летучая почта Павлоградского гусарского полка. Я просил, чтобы выслали аэроплан для осмотра позиций немцев, но штабу корпуса удалось получить таковой лишь 16 августа, который тогда облетел обширный участок и сообщил, что движения войск из Кенигсберга нигде не видно и скопления сил тоже не обнаружил. Но ему не поверили. Было предвзятое убеждение, что неприятель скрывает большие силы за Дейме и в Кенигсберге и собирается нанести нам решительный удар. Это мнение только постепенно изменилось, но в самих частях оно оставалось до конца, и от Вяземского полка, и особенно от 28-й дивизии получались донесения о наступлении противника (целой бригады немцев), причем сообщения 28-й дивизии об этом были столь тревожны, что я двинул туда на рысях по кратчайшей дороге, сквозь лес, 1 батарею под прикрытием эскадрона гусар, а за ними ускоренным шагом имевшийся в резерве 1 батальон 116-го полка, от Никельсдорфа.

Невзирая на постоянные разведки от полков, я приказал Генерального штаба капитану Бучинскому произвести лично разведку фронта позиции противника и подступов к ней. Но оказалось, Бучинский, опасаясь огня неприятеля, который, однако, далеко не был постоянным, всю свою разведку произвел ночью, вернее всего, расспросным порядком; сведения, доставленные им, свидетельствовали о его полном невежестве. Размещение войск было проверено лично генералом Орлом и командирами полков. Окопы, однако, были выбраны неудачно, вблизи опушек и при малейшем шевелении обстреливались комбинированным огнем тяжелой и легкой артиллерии. Этот огонь был особенно силен на участке 115-го полка. Здесь в окопе был убит командир роты штабс-капитан Фалеев.

Штаб корпуса помещался в деревне Дамерау, куда отлично было ехать на автомобиле, кругом по шоссе, через Таплакен. Деревня Дамерау – плохая, с деревянными постройками, и вообще в этой части Восточной Пруссии населенные пункты гораздо хуже, чем вблизи нашей границы. Разместился штаб корпуса неважно, но лучшего дома не было. Не доезжая до деревни, на открытом поле стоял обоз, какой-то транспорт и беспроволочный телеграф. Если бы пролетел немецкий аэроплан, то все бы увидел, а совсем близко был лесок. Настроение в штабе корпуса было, как всегда, беззаботное, необдуманно оптимистическое, сведений же о противнике не имелось никаких. Со стороны Шемякина – мелочные разговоры или передача сплетней, вроде того, что в Вильну прибыли 3 корпуса японцев нам на помощь. Передавали также о неудовольствии командира корпуса Лашкевичем, который не умеет распоряжаться, все преувеличивает, чем беспокоит штаб корпуса. В один из моих приездов (ездил, кажется, три раза) застал у Смирнова командира нового 26-го корпуса[72]72
  26-й армейский корпус – сформирован по мобилизации из подразделений 2-й очереди 15 августа 1914 г. для формирующейся 10-й армии. Командующий – генерал от инфантерии А. А. Гернгросс. В состав корпуса вошли 53, 56, 76-я (с сентября 1914 г.) пехотные дивизии. В феврале 1915 г. в состав корпуса входили: 64-я пехотная дивизия, 84-я пехотная дивизия, 27-й мортирный артиллерийский дивизион, 2-й дивизион 1-й тяжелой артиллерийской бригады, 48-й Донской казачий полк, 24-я отдельная Донская казачья сотня, 1, 16 и 24-я отдельные саперные роты, одна телеграфная рота 4-го Сибирского саперного батальона.


[Закрыть] (резервного) Гернгросса. Его корпус подходил с тыла и продвигался, кажется, правее 20-го корпуса. Другой раз застал у Смирнова военного инженера и артиллериста, присланных Ренненкампфом из Гродненской крепости[73]73
  Гродненская крепость – основана в 1887 г., когда началось выполнение работ по постройке пяти фортов общей вместительностью 64 орудия и 10 рот пехоты. Всего было построено семь фортов. К 1910 г. стало ясно, что кирпичные сооружения не способны противостоять современным артиллерийским системам, и с 1912 г. начал реализовываться план перестройки крепости. Крепость должна была состоять из 13 бетонных фортов, 8 литерных опорных пунктов, 24 номерных опорных пунктов, открытых артиллерийских позиций внутри периметра. До начала Первой мировой войны были построены бетонные фасы 9 фортов, 6 опорных пунктов, два пороховых погреба, 22 штабных и подсобных строения. Строительные работы велись вплоть до упразднения крепости. Комендант крепости – генерал-лейтенант М. Н. Кайгородов. В 1914 г. крепость использовалась для формирования различных подразделений 2-й очереди. В феврале 1915 г. немецкие войска предприняли попытку штурма передовых укреплений, но были с уроном отбиты. В августе 1915 г. в результате скоротечных боев крепость была оставлена русскими войсками, укрепления были взорваны. Самое ожесточенное сопротивление немцам оказали гарнизоны фортов III и IV.


[Закрыть] для ознакомления с обстановкой и подачей совета, как вести саперные работы и расположить артиллерию. Этой командировкой Смирнов считал себя крайне оскорбленным и был до невероятия сердит на Ренненкампфа. Вместо того чтобы посоветоваться с этими сведущими людьми, он наговорил им неприятностей и выпроводил вон. А между тем сам совершенно не знал, что ему делать. Старик обидчив до болезненности. В самом начале прибытия в Дамерау штаб корпуса сделал распоряжение, чтобы ежедневно к 12 часам ночи приезжал из штаба дивизии офицер-ординарец за приказаниями. Так как бензину было мало и достать его было очень трудно, то пришлось офицерам ездить верхом сквозь большой лес; это было целое путешествие. Между прочим, во время одной из своих поездок в штаб корпуса я прочел в газете, что Петербург переименован в Петроград – глупо, за два века уже все привыкли.

Еще, кажется, 16 августа было получено известие об уничтожении армии генерала Самсонова, но нам было сообщено, что 2-я армия[74]74
  2-я армия генерала Самсонова – 2-я армия, сформирована в июле 1914 г. из соединений Варшавского и Московского военных округов. Командующий армией генерал от кавалерии А. В. Самсонов, начальник штаба генерал-лейтенант П. И. Постовский. К началу Первой мировой войны в составе армии числились:
  • 1-й армейский корпус (22-я и 24-я пехотные дивизии, 35-й Донской казачий полк, 1-й мортирный артиллерийский дивизион, 1-й саперный батальон, 7-й понтонный батальон, 1-я искровая (радиосвязи) рота), начальник корпуса генерал от инфантерии Л. К. Артамонов;
  • 6-й армейский корпус (4-я и 16-я пехотные дивизии, 22-й Донской казачий полк, 6-й мортирный артиллерийский дивизион, 10-й саперный батальон, 1-й обозный батальон), начальник корпуса – генерал от инфантерии А. А. Благовещенский;
  • 13-й армейский корпус (1-я и 36-я пехотные дивизии, 40-й Донской казачий полк, Отряд Корпуса пограничной стражи, 13-й мортирный артиллерийский дивизион, 5-й тяжелый артиллерийский дивизион, 13-й саперный батальон, 2-я отдельная кавалерийская бригада), начальник корпуса генерал-лейтенант П. А. Клюев;
  • 15-й армейский корпус (6-я и 8-я пехотные дивизии, 2-й Оренбургский казачий полк, 15-й мортирный артиллерийский дивизион, 15-й саперный батальон, 3-я искровая рота), начальник корпуса генерал от инфантерии Н. Н. Мартос;
  • 23-й армейский корпус (3-я гвардейская пехотная и 2-я пехотная дивизии, 23-й мортирный артиллерийский дивизион, 9-й саперный батальон), начальник корпуса генерал от инфантерии К. А. Кондратович;
  • 1-я стрелковая бригада;
  • 2-я полевая артиллерийская тяжелая бригада;
  • 4, 6 и 15-я кавалерийские дивизии.
  В силу неопределенных и противоречивых приказов Ставки и штаба Северо-Западного фронта структура 2-й армии менялась на протяжении августа – сентября 1914 г., и все изменения отследить не представляется возможным.
  27-я пехотная дивизия – дивизия 1-й очереди из состава 3-го армейского корпуса, штаб-квартира и пункт дислокации – Вильно. Сформирована 13 августа 1863 г. Состав на 1 июля 1914 г.: 1-я бригада (105-й пехотный Оренбургский полк, 106-й пехотный Уфимский полк), 2-я бригада (107-й пехотный Троицкий полк, 108-й пехотный Саратовский полк), 27-я артиллерийская бригада. На 1 июля 1914 г. начальник дивизии – генерал-лейтенант А. М. Адариди, командир 1-й бригады генерал-майор А. М. Яновский, командир 2-й бригады генерал-майор А. Е. Бельямбург. Дивизия расформирована в начале 1918 г.


[Закрыть] одержала огромную победу и взяла у немцев 72 орудия. Подобное сведение передал, конечно, Шемякин. Однако с этого дня было приказано готовиться не к наступлению, а к обороне; окапываться, устраивать заграждения и пр. Тем временем фронт нашей позиции на Дейме обстреливался ежедневно, и особенно сильно на участке 115-го полка; здесь на опушке леса ежедневно были убитые и раненые. Тоже сильно обстреливалась местность за лесом, где немцы искали нашу артиллерию, но так им пристреляться к ней и не удалось. Обыкновенно огонь противника начинался утром, затем был перерыв для обеда, и около 3 часов продолжался. 17 августа послеобеденный огонь производился с огромным напряжением и к вечеру не только не стих, но и усилился. Огонь был направлен вдоль всего фронта, по предполагаемым местам расположения нашей артиллерии, по д[еревне] Грюнхайм, и, наконец, по д[еревне] Поппендорф, где был штаб дивизии. Огонь вдоль фронта держал нашу пехоту на дне окопов и действовал на нее удручающе, так что было несколько донесений о переходе противника через р. Дейме, вследствие чего мною были двинуты из резерва 1-го или 2-го батальона 114-го полка, в промежуток между 115-м и 113-м полками. Но потом я узнал от генерала Орла, что это подкрепление залегло по лощинам вблизи Грюнхайма и вперед не пошло. Странно, что подобную вещь в критическую минуту скрыли. Артиллерию нашу немцы не нашли, по Поппендорфу были недолеты тяжелых снарядов; в это время как раз вспыхнул стог соломы и давал немцам направление. Грюнхайм обстреливался так сильно, что поминутно рвались провода, а генерал Орел со своим штабом должен был отойти назад, в отдельный двор, где и оставался до конца. Ночь была темная, но небосклон все время освещался разрывами. Пальба шла до глубокой ночи и продолжалась на следующее утро, но в наступление неприятель не переходил. Вернее всего, что он развил этот огонь, опасаясь нашего наступления, а между тем нам двигаться было воспрещено. Утром 18-го из штаба корпуса прислали тяжелую батарею, которую я поставил за правый фланг, в районе Грюнлинде. Но приказано было открывать огонь в крайнем случае, с моего разрешения, и считать каждый снаряд. Тем не менее потом оказалось, что полковник Вицнуда почел, что батарея находится на его участке, и без разрешения давал ей задачи, а командир батареи исполнял. Отсутствие дисциплины – это наша неизлечимая болезнь. Результата не было никакого.

В один из дней стояния на Дейме я получил уведомление из Вяземского полка, что в богатом имении, кажется Шаберау, недалеко от Тапиау, найден великолепный, совсем новый автомобиль. Бывший тут в это время и. д. дивизионного интенданта капитан Лахтуров предложил немедленно съездить за ним лично, так как он умеет управлять.

Имея в виду, что наш старый автомобиль был очень ненадежен, я решил взять немецкий для штаба дивизии. Автомобиль оказался действительно красивым и легким на ходу, но силы небольшой, годный для шоссе. В нем я как-то поехал к Лашкевичу в Гертлаукен, желая лично узнать обстановку и отобрать из 28-й дивизии полковника Ольдерогге, которого у меня забрали для командования Камским полком. Обстановка жизни штаба 28-й дивизии меня прямо поразила. Лашкевич жил так, что к нему вход прикрывался часовым внутри дома и никто не допускался, кроме начальника штаба, жившего в соседней комнате. Последний тоже изолировался от штаба, и все между собой были в натянутых отношениях, чуть ли не в ссоре. Ольдерогге удалось оттянуть, но об обстановке сами ничего не знали. Впечатление было тяжелое. На обратном пути велел сжечь находившуюся в лесу близ дороги вышку, которая поднималась над деревьями и могла служить отличным ориентировочным пунктом для неприятельской артиллерии.

Из всего виденного я пришел к заключению очень неутешительному. Прежде всего, все штабы, начиная от штаба армии и кончая штабом дивизии, были крайне пассивны, не знали своих обязанностей, давали ложную ориентировку и не имели все время никаких сведений о противнике. Все это особенно стало ясно на Дейме, так как, имея хоть одного ловкого шпиона, очень нетрудно было узнать, что находится в Кенигсберге. Затем высшее управление было из рук вон плохо. Не сумели распорядиться, чтобы целая армия прогнала ничтожные силы немцев из-за Деймы и форсировала бы эту речонку. Верили преувеличенным сведениям о каких-то невероятно сильных укреплениях и заграждениях и о нахождении в Кенигсберге громадных сил. И все это перед самым носом не могли проверить. Между тем лесистая местность способствовала совершенно скрытному подходу, введению противника в заблуждение и незаметному устройству переправ. Потом уже, конечно, выяснилось, что Кенигсберг был совершенно неподготовлен, обнажен от войск, и армия могла взять его с налета. Ничего этого не знали. Войсковые начальники и часть войск выказали очень дурную подготовку мирного времени. Было полное отсутствие инициативы, и проявлено совершенное невежество в военном деле, до того, что приходилось отдавать приказания относительно пешей разведки, связи с соседями, организации наблюдательных пунктов, правил ведения огня и прочее, и прочее. Вновь подтвердилось полное отсутствие стремления вперед, преувеличенный страх перед противником (особенно в 114-м и 115-м полках), благодаря чему несколько раз поступали ложные или преувеличенные донесения о наступлении неприятеля, артиллерийский огонь которого наводил ужас. Наша артиллерия всеми мерами стремилась стать подальше, чтобы не подвергаться обстрелу. Помню, как Савич всегда хотел доказать, что наша шрапнель может отлично бить на 5½ версты. Причем артиллерия не доверяла пехоте, опасаясь, что последняя ее бросит. Тут вновь подтвердилась повадка нижних чинов исчезать с поля сражения в тыл, прятаться и уползать, и неумение в ротах и полках организовывать за этим наблюдения и поверку. Уходила такая масса, что даже священник 114-го полка сказал проповедь, в которой прямо укорял солдат в неисполнении своего долга по присяге и в трусости. Спрашивается, большой ли толк от таких бойцов, которые не хотят сражаться и которых надо гнать в бой нагайками. Не лучше ли всех этих людей перед тем, чтобы назначать в строй, хорошенько обучить и воспитать. Да с таким составом возможны лишь случайные победы. К тому же большинство офицеров совершенно невежественны и вести бой не умеют. Далее избитого шаблона наступления на учебном плацу ничего не ожидайте. И еще 29-ю дивизию считали очень хорошей, чуть ли не лучшей в армии. Что же представляли из себя остальные, вроде 27-й и 28-й, которые с первых же боев знали только отступать в беспорядке, или резервные 54-я, 56-я[75]75
  56-я пехотная дивизия – дивизия 2-й очереди, сформированная по мобилизации 1914 г. из кадра 1-й пехотной дивизии в Смоленске. Входила в состав 26-го армейского корпуса. Состав: 1-я бригада (221-й пехотный Рославльский полк, 222-й пехотный Красненский полк), 2-я бригада (223-й пехотный Одоевский полк, 224-й пехотный Юхновский полк), 56-я артиллерийская бригада. Начальник дивизии генерал-майор Н. К. Болдырев, командир 1-й бригады – генерал-майор князь Н. З. Макаев. В ходе боевых действий дивизия ничем себя не проявила. Во время боев в Августовских лесах входила в состав 3-го армейского корпуса. Расформирована в 1918 г.


[Закрыть] и т. д., убегавшие с поля сражения на 2 перехода назад после первого же выстрела неприятеля. Да, при всем этом овладевали печальные мысли и чувствовалось с самого начала, что с такими начальниками и штабами, с такими необученными войсками никакие существенные успехи невозможны.

Из штаба корпуса получено было распоряжение, что дивизия будет сменена в ночь с 18 на 19 августа 56-й дивизией, а сама должна отойти на отдых в район Топлакена. Днем 18 августа в Поппендорф приехал начальник 56-й дивизии генерал-майор Болдырев (бывший офицер лейб-гвардии Финляндского полка) с командирами полков и артиллерийских дивизионов. Я их ознакомил с обстановкой, и они получили схемы расположения. При этом условлено было, что 56-я дивизия подойдет к сумеркам и тотчас приступит к смене. Командирам полков было приказано приготовиться и отдать распоряжение каждому командиру батальона и роты сдавать лично свой участок в полной подробности. В течение дня огонь противника утих и вечером не возобновлялся. С наступлением сумерек я со штабом дивизии и с гусарами перешел к перекрестку шоссе севернее Опена и здесь встретил голову колонны 56-й дивизии, с которой ехал генерал Болдырев. Все наши телефоны оставались на местах и были соединены со мною. Пропустив полк 56-й дивизии, мы отошли примерно на 1 версту на восток вдоль шоссе и расположились здесь у небольшой рощи в ожидании смены. Последняя происходила очень медленно, как вследствие темноты, так и потому, что участок трех полков должен был быть занят двумя полками. Сперва мы закусывали, затем гуляли по шоссе (ночь была холодная, но тихая), потом дремали в автомобиле; Ефимов, конечно, спал вовсю. Около 4 часов утра получилось уведомление, что смена закончена и полки отходят. Особенно долго нельзя было добиться сведений из Старорусского полка, куда пришлось отправить несколько вестовых. На рассвете прибыли в Топлакен и расположились в господском доме, очень богатом и отлично обставленном; я поместился в кабинете, где на стене висела громадная надпись о том, что не русские грабят помещения, а что ограблены самими немцами. Столовая рядом – полна посуды и белья, но зато уборная в ужасном виде. Около полудня получено было приказание всюду осмотреть оружие, обмундирование и организовать занятия.

20-го утром ко мне явился командир 113-го полка полковник Калишевич с объяснениями по поводу его предстоящего отчисления. Но я ни на какие мольбы не поддавался, так как польза службы требовала его удаления. Но я не думал, что его уволят в отставку, и ходатайствовал о предоставлении ему места в тылу. На следующий день приехал Ольдерогге, и я приказал ему немедленно принять 113-й полк, так что когда я делал объезд, то он уже мне представлял полк. Смена была своевременна, так как Калишевич ничего не понимал, а скоро наступал период трудных арьергардных боев.

На 19 августа 116-й полк по приказу штаба корпуса был назначен дежурным, на случай вызова. В 12 часов ночи на 20-е было получено приказание немедленно двинуть полк в распоряжение начальника 28-й дивизии. Полк собрался очень быстро и тронулся по дороге на Гердлаукен, имея впереди разведчиков 2-го батальона со штабс-капитаном Мацкевичем. На рассвете полк подошел к Гердлаукену и получил приказ двигаться дальше на Кракау в распоряжение генерал-майора Леонтовича (командира 1-й кавалерийской отдельной бригады). По пути узнали, что немцы накануне перешли в наступление в районе Лабиау (очевидно, слабые силы), а бывший тут против них 216-й полк[76]76
  216-й пехотный Осташковский полк – пехотный полк 2-й очереди из состава 54-й пехотной дивизии. Сформирован по мобилизации в июле 1914 г. на базе кадра 2-й Гренадерской дивизии. Расформирован в октябре 1914 г. после катастрофических потерь в сражении при Танненберге.


[Закрыть] (54-й дивизии генерал-майора Чижова), не оказав никакого сопротивления, моментально бежал в позади расположенные леса. Однако в это время успел подойти 224-й полк[77]77
  224-й пехотный Юхновский полк – пехотный полк 2-й очереди из состава 56-й пехотной дивизии 26-го армейского корпуса. Сформирован по мобилизации в июле 1914 г. на базе кадра 1-й пехотной дивизии в Смоленске. Расформирован в 1918 г.


[Закрыть] (56-й дивизии генерал-майора Болдырева) и задержал неприятеля. После этого иркутские гусары[78]78
  16-й гусарский Иркутский Его Императорского Высочества великого князя Николая Николаевича полк – сформирован в 1786 г. как Иркутский драгунский полк. С 1812 г. – Иркутский гусарский полк. В июле 1914 г. полк находился в составе 1-й Отдельной кавалерийской бригады 20-го армейского корпуса, дислокация – Рига. Командир полка полковник барон Н. А. Врангель. Полк понес большие потери в Августовских лесах в феврале 1915 г. Расформирован в начале 1918 г., воссоздан в составе ВСЮР.


[Закрыть] хлыстами выгнали 216-й полк из леса, и он утром занял позицию на фланге 224-го полка. Когда 116-й полк подошел еще ближе (от Гердлаукена с ним шла 1-я батарея 20-го мортирного дивизиона капитана Корчагина), то от генерал-майора Леонтовича узнали, что 224-й полк уже отогнал немцев за р. Дейме и что поэтому надобности в Малоярославском полку больше не имеется. По сношении со штабом корпуса ему было разрешено присоединиться к дивизии, и он двинулся через Кракау обратно. Но, когда хвост его проходил через Кракау, по деревне был открыт огонь тяжелой артиллерии немцев. Полк лег и применился к местности, к счастью, поражений не было. Вслед за этим инцидентом он двинулся дальше и около 2 часов ночи стал на ночлег, где простоял до утра (23 августа). Затем продолжал движение на Астравишкен, куда пришел в 5–6 часов вечера. Помню, что полк двигался в полном беспорядке и с большой растяжкой. Я стоял на шоссе с генералом Орлом и полковником Войцеховским и пропускал Малоярославский мимо себя. Это тянулось так долго, что нельзя было и в полную темноту дождаться конца. Полк был расквартирован в д[еревне] Кл[яйн] Потаурн, к которой от шоссе вела очень грязная дорога, а в самой деревне было еще грязнее. На следующий день утром я ездил в полк, где служили благодарственный молебен, а еще через день присутствовал на утренних тактических занятиях двух батальонов. Пробелов в обучении было, конечно, много.

22 августа приказано было перейти в Астравишкен. Дивизия выступила после обеда, колонна главных сил шла под начальством генерала Орлова[79]79
  Автор искажает фамилию, здесь и далее речь идет о генерале Орле.


[Закрыть]. Во время обеда штаба дивизии в Топлакене получено было известие об откомандировании обоих эскадронов Павлоградского гусарского полка и об отправлении их в Ин[с]тербург к штабу армии. Жалко было расставаться с этими отличными эскадронами и в высшей степени добросовестными офицерами. Поехали дальше на трех автомобилях: в новом я с офицерами генерального штаба, в Либавском – Савич, и в присланном из штаба корпуса – Лахтуров (дивизионный интендант). Мост через Прегель тотчас за Топлакеном был построен нашими саперами, которые помещались здесь же, офицеры – в доме лесника. Мне доложили тут, что офицеры сильно пьянствуют, пришлось сделать замечание. Долина реки была мокроватая, и проезд с автомобилями довольно затруднителен. Дорога в Астравишском лесу также тяжелая. Из этого леса я выезжал, когда уже стемнело; близ д[еревни] Кл[яйн] Грюнтан бывшие уже здесь квартирьеры артиллерии приняли нас за немцев и чуть-чуть не открыли огня из револьверов. К счастью, я остановился, чтобы спросить, что за люди. Помещение для штаба дивизии было отведено в плохоньком хуторке на шоссе в Гр[осс] Астравишкен, но удалось все же разместиться. На следующий день явилась сотня 3-й очереди Донского войска, которой командовал старый есаул, и в строю был один офицер, только что произведенный из младшего класса. Казаки старые, угрюмые, лошади слабые и тоже старые. Однако на произведенном им учении со спешиванием показались удовлетворительно. Разместились на хуторе в двух верстах от штаба. 23 августа дивизионный интендант Лахтуров привез нам из Инстербурга первую почту с самого начала войны. Я получил несколько писем от жены. Такое запоздание с письмами произошло потому, что направление нас в Вост[очной] Пруссии держалось даже от почты в большом секрете. Получили также несколько газет, поражали хвастливые оповещения главнокомандующего и оптимистический тон статей.