Текст книги "Преступление не будет раскрыто"

VI

Марина попробовала неспелую черёмуху и пошла умываться. Пока умывалась на берегу, Олег затолкал в брезентовые чехлы палатку и спальный мешок.

– Ты не ответил на мой вопрос, – сказала Марина, вернувшись на поляну.

Олег сел на мешок и подождал пока она сядет напротив.

– Помнишь, тебя накрыло волной? – сказал он. – Я нырнул за тобой, а там – кромешная тьма. Вынырнул, смотрю туда-сюда, тебя нет. Кругом одни волны и ливень. Вот когда я сдрейфил.

– А я зажмурила глаза, когда тонула. Зажмурила глаза и стала биться в воде из последних сил, потому что не было воздуха. И ещё был один момент. Ты спросил, умею ли я плавать и сказал, что можем утонуть…

– Теперь-то мне ясно, что надо было подбадривать, – сказал Олег, – а сразу не сообразил, виноват.

– В следующий раз учти, когда спасать будешь.

– Учту, – сказал Олег, улыбаясь.

Марина тоже улыбнулась и пригубила банку с молоком.

– Не хочу больше, пей, – сказала она, поставив возле его ног банку, и принялась за стручки гороха.

Позавтракав, договорились, что Марина понесёт рюкзак, а Олег – спальный мешок и палатку. Он засучил рукава рубахи до локтей, взял под мышки туго набитые брезентовые тюки и вышел следом за Мариной на дорогу.

Солнце высушило траву, и на лугу появились бабочки. Марина увидела удирающего суслика, крикнула: «догоню!» и погналась за ним. Зверёк остановился на мгновенье возле норки и прыгнул вниз, махнув хвостом. Марина подошла к норе и заглянула в неё. В это время мимо пролетела большая бабочка пеструшка, и Марина стала преследовать её, осторожно подкрадываясь, когда она садилась на цветок. Бабочка складывала тёмно-бурые крылья пластинкой, и стоило Марине протянуть к ней руку, срывалась с цветка и летела зигзагами подальше от опасности.

Олег шёл по колее в своих покоробленных сандалиях, глядя на кузнечиков, которые выскакивали из-под ног сразу по несколько штук. Тяжести не чувствовал, только спальный мешок нести было неудобно: он то и дело сползал вниз, и приходилось подталкивать его кверху коленом. Марина догнала Олега и пошла рядом по второй колее.

– Поймала бабочку? – спросил Олег.

– Пусть себе летает.

Олег подумал, что теперь самое время спросить то, о чём не решился спросить вчера.

– А ты, оказывается, любишь риск, приключения, – начал он издалека.

– Что ты! Наоборот трусиха.

– Тогда объясни, почему одна рискнула путешествовать по Ангаре, и что за вещи везла…

– И утопила, – добавила Марина.

– Вот именно, – подтвердил Олег.

– А это важно для тебя?

– Не так уж важно, а любопытно всё-таки. Из-за них собственно, вся карусель. Вчера ещё хотел спросить, да тебе не до этого было.

– Плыла я вон туда, – Марина показала рукой вперёд на высокую, крутую, густо поросшую сосняком гору на правом берегу реки. – Там за горой есть долина…

– Это я знаю, – перебил Олег. – Экспедиция, археологические раскопки – говорила уже.

– А плыла я из Бадая, – продолжала она скороговоркой. – Там наша перевалочная база – резиденция завхоза дяди Пети. Кстати, лодка, которую я утопила, его личная собственность. Там надо было дождаться «ракеты» и встретить московских студентов-практикантов. Вот свиньи. Мы, иркутские студенты, давно уже на месте, а они на неделю опоздали да ещё тем рейсом, которым обещали, не приехали. Я принципиально не стала ждать следующего рейса – ещё двое суток, и попросила у дяди Пети лодку, чтобы плыть в лагерь. Дядя Петя сначала артачился, говорит, жди студентов, а я говорю: сам их встретишь, давай лодку и все. Еле выпросила. Он набросал мне всякой дребедени – отвези, говорит, попутно, и вот, – Марина развела руками, – все утонуло.

– А как же, всё-таки, они будут добираться?

– Доберутся, – сказала Марина. – На трамвае.

– Послали девчонку, – возмутился Олег. – Неужели в экспедиции нет парней?

– А кто же, по-твоему, землю копает? У нас ведь раскопки. Честно говоря, я сама напросилась. Надоело сидеть на одном месте, захотелось разнообразия.

– Вот в чём дело, – сказал Олег. – Не я твой отец или брат, всыпал бы тебе.

Марина взглянула на Олега и покачала головой.

– Душно, – сказала она. – По такому пеклу не люблю ходить.

– Сейчас какое пекло. Так себе. Вчера перед грозой была жара так жара. Да и сегодня будет. К обеду поддаст.

– Далеко идти ещё?

– На гору поднимемся, видно будет.

Дорога петляла по склону в зарослях багульника. Снизу гора казалась высокой, а поднялись на неё быстро. На самом верху было поле, засеянное пшеницей. Взору путешественников открылся такой простор и такая, как любили говорить в старину, божья благодать, что Олег бросил тюки на траву и стал смотреть на горизонт, где в голубой дымке виднелись Саяны.

– Боже мой! – прошептала Марина восторженно. – Вид-то какой!

– Отдохнём здесь, – предложил Олег.

Марина сбросила с себя рюкзак и пошла поближе к реке. Остановилась у большой сосны с широкой и густой кроной, одиноко стоявшей среди разнотравья. Одетая в длинную тёмно-зелёную с изумрудным оттенком хвою, сосна на фоне чистого неба и дымчатых далей выглядела столь величественно, что Олег невольно задержал на ней взгляд.

От сосны начинался спуск к реке. Марина позвала Олега, и он перекочевал к ней с мешками.

Ангара, острова, сосновый бор за рекой, посёлок за лесом, ещё дальше высокие дымящиеся трубы химкомбината – всё было как на ладони.

– Мы видим весь мир, нас не видит никто, – сказала Марина, сидя в густой траве и размахивая длинным стеблем с жёлтыми цветами на конце, который сорвала возле себя.

Олег улёгся на спину, заложив сцепленные ладони под голову. Марина разглядывала буйно разросшуюся траву и цветы вокруг себя. Кисти куриного проса и колосья тимофеевки не скрыли от её взгляда красавицу здешних мест – в траве хорошо были видны завитые в кудри бледно-розовые лепестки с коричневой крапинкой.

– Лилия! – воскликнула Марина, вскочила и побежала к ней по склону. – Тут и гвоздики есть. Ой, сколько их!

Марина начала мастерить букет вокруг ранее сорванной золотой розги. Олег подошёл и стал помогать.

– Вот тебе мята наша сибирская и вот хорошая вещь, – сказал он, протягивая Марине вместе с мятой чину луговую с густыми жёлтыми кистями. – Дольше всех не вянет. В воде может месяц простоять.

– Какая прелесть! Спасибо, – сказала Марина, принимая цветы. – Какие милые. Точно так же акация цветёт. Только те мелкие. А здесь – ярче и крупнее. А это разве мята?

– Разомни листья и попробуй на вкус.

– О, какой запах, чудо!

– А эту коротышку, – сказал Олег, нагибаясь и срывая ярко-синий ирис на коротенькой ножке, – нюхать и пробовать на вкус не рекомендую. Горькая как полынь.

– Знаю, – ответила Марина. – У нас этот цветок зовут касатиком.

Олег отдал ей ирис и отошёл в сторону. Ему очень хотелось найти что-нибудь такое, чем можно было бы её удивить и обрадовать. Долго бродил в высоких, по самое плечо зарослях иван-чая и по густой траве и, наконец, ему повезло. Спрятав руки за спину, вернулся к Марине. Улыбаясь и показывая свои белые зубы, пристал к ней с разговорами.

– Угадай, что я нашёл?

– Судя по твоему виду, наверно, золото, – сказала Марина, обрывая у букета лишние листья.

– Золото – это ерунда. Есть вещи красивее.

– Странно рассуждаешь. Видел ли ты когда-нибудь золото?

– А вот у тебя на руке! Марина взглянула на часы.

– Ещё двенадцати нет, а жара невыносимая, – сказала она и попыталась заглянуть сбоку, посмотреть, что он там прячет.

Олег не стал больше её дразнить, молча приподнес ей великолепную, бордово-красную, крупную орхидею. Марина ахнула от изумления и осторожно, словно перед ней была хрупкая драгоценность, взяла цветок. Приладила чудесный подарок к краю букета и, вытянув руку, стала любоваться своим искусством. Бледную веронику и зонтик пастернака тут же выбросила, чтобы не портили вид.

– Прекрасная вещь, – сказала Марина с неподдельным восторгом, разглядывая орхидею со всех сторон. Повернувшись к Олегу, посмотрела на него и, улыбаясь, прибавила: – Мне это очень приятно, сударь!

Олег смутился и даже слегка покраснел. Обычно прищуренные и спокойные голубые глаза его заблестели, и он, чувствуя неловкость, отвернулся к Ангаре.

– Ладно, – сказал он недовольно. – Нашли чем увлекаться. Пойдём, а то солнце уже высоко.

Теперь он не позволил ей нести рюкзак, а надел его себе на плечи и взял прежнюю свою ношу. Нагрузившись, подождал, пока она отеребит лишние побеги пижмы и сунет эти оранжевые балаболки в середину букета.

VII

Спускаясь по дороге в распадок, они заметили ещё с горы то место, где была раньше деревня. Возле самой реки стояли рядышком две ещё не разобранные печи: одна широкая, сложенная по-русски, крашенная голубой краской и с высокой трубой, издалека словно гусыня с длинной шеей, другая поменьше, видимо, банная, побелённая извёсткой и с низкой трубой, словно гусёнок с короткой шеей, вокруг их – остатки построек – огромные брусчатые столбы от старинных ворот и сараев и поваленные изгороди. Между ними вымахал бурьян в рост человека. Марина и Олег увидели старуху, которая зачерпнула в реке ведро воды и шла обратно через бурьян. Она шла по узкой тропинке, еле передвигаясь, отводя в стороны ветки, чтобы не сыпалось с них в ведро. Тропинка виляла, и порою был виден лишь её белый платок.

– Оказывается не все уехали, – сказал Олег. – Три халупы осталось. Если бы я знал, ночевали бы здесь. Это та самая деревня Ольховка, о которой я говорил, – пояснил он. – Были бы деньги, здесь можно бы подождать трамвая.

– Будем ждать, – сказала Марина. – Попрошусь без денег. К чёрту, тащиться по такой жаре.

– А если не пустят?

– Двинем дальше. Только не сейчас. Ради Бога – скорее в какой-нибудь погреб! Остались же, наверно, тут погреба?

Олег рассмеялся. «Жирок лишний кое-где, – подумал он, – вот и мучаешься».

– Вообще-то, смотря какой капитан, – в голосе его прозвучала нотка надежды. – Если поговорить, объяснить – пожалеют, наверно. А впрочем, – он резко переменил тон, – стоит ли? Мне не тяжело. Я обещал донести до места, значит донесу.

Марина подумала и ответила:

– Объяснять капитану ничего не будем. Возьмут – хорошо. Не возьмут – обойдёмся. Вечером проводишь меня. Там заночуешь. Сегодня какой день? Пятница, кажется?

– Суббота, – поправил Олег. – Пятница вчера была.

– Правильно, – поддакнула Марина. – Дни-то перепутались. К понедельнику успеешь вернуться домой, а деньги на дорогу я займу. Вещи, в крайнем случае, пока можно оставить у этой старухи. Кстати, давай поговорим с ней.

Марина подошла к старухе, которая уже выбралась из бурьяна и отдыхала, поставив ведро. Олег стоял в стороне и слушал их разговор.

– Здравствуйте бабуся. Вам помочь?

– Помоги, голубка. В гору, оборони Бог, как тяжело. Марина взяла ведро.

– Постой, отдохну маленько, – сказала старуха.

– Что же вы сами-то? – сказала Марина, поставив ведро на место. – Неужели некому воды принести?

– Старик ушёл рыбу продавать, а мнучик дома не ночевал. Шофёр он. Известное дело – шофёр. Подкалымил где-нибудь, а где калым, там и водка. Слава те Господи, что пьяный за руль не садится.

Старуха (на вид ей было лет 80) сняла белый в горошек платок, обнажив седые волосы, заплетённые сзади косичкой, как у китайца, и вытерла им вспотевший лоб. Лицо у неё было вытянутое, худое и глаза печальные. Скомкала платок и сунула в кармашек застиранного голубого фартука, оттопыренного на животе.

– На трамвай, что ль? – спросила старуха.

– На трамвай, бабуся. Только не знаем, попадём ли?

– Куда плыть-то?

– Мне вниз, ему вверх.

– Тебе ещё не скоро, девка. Чего так рано пришла? – вечером надо было. И вверх опоздал, дружок. Утром надо было.

– Что же делать до вечера?

– Пойдём ко мне, будем чай пить.

– Какой чай, бабуся! Нам бы прохладное место, где подождать до вечера.

– Вот, у Нифона, зимой и летом холодно, – сказала старуха, показывая лачугу с гнилой дырявой крышей и маленькими окнами, стоявшую в тени высоких тополей. – Ступай, парень туда, – сказала старуха, обращаясь к Олегу. – Отдыхай себе.

– А где хозяин? – спросил Олег.

– Нет хозяина. Вечером вернётся.

– Кто же отомкнёт дверь?

– Она не замыкается. Каку холеру там замыкать. Олег удивлённо пожал плечами и посмотрел на Марину.

– Иди к Нифону, – сказала она. – А я помогу бабусе и приду.

Из усадьбы, которая стояла. подальше и выглядела добротнее, донёсся лай собаки.

– А там кто живёт? – спросил Олег.

– Тоже бобыль, старик Налётов, – ответила старуха. – К нему не ходи. Собака не привязана и сам злее собаки.

Олег пошёл туда, куда ему посоветовали.

Дверь в избушку Нифона была закрыта, и вместо замка торчал ржавый гвоздь с загнутой шляпкой. Олег бросил тюки у порога, вытащил гвоздь и открыл дверь. Изнутри пахнуло свежестью и одуряющей смесью донника и богородской травы. Он переступил порог и остановился. На больших штырях, забитых у входа, висели ржавые уздечки, старый хомут со шлеёй и толстые верёвки. На скамье стояла дуга, разрисованная красными и синими полосами. На полу, на столе, на табуретках, и даже на кровати, застеленной черным суконным одеялом, были разбросаны тонким слоем какие-то травы. Пучки лекарственных трав торчали из всех щелей, особенно много их было между балкой и потолком.

Затенённая с солнечной стороны тополями, изба вросла в землю на два лиственичных бревна. От земли, сквозь покоробленный пол исходила прохлада. Для спасения от зноя лучшего места и искать бы не надо, но буквально некуда было ступить ногой. Олег вышел из избы, закрыл дверь и облюбовал себе укромное местечко в тени под навесом, где лежала охапка свежего сена. Проход к нему загораживала телега. Олег откатил её, разворошил сено и лёг в него, с наслаждением вытянув ноги и заложив руки под голову.

Под навесом с тревожным криком носилась ласточка, обеспокоенная присутствием незнакомого человека. Пожёвывая соломинку, Олег следил за её полётом вокруг гнезда, слепленного из мелких шариков грязи, пока не прилетела другая ласточка. Другая принесла зажатую в клюве муху и, упёршись хвостом в гнездо, повертела головкой вправо-влево. Желторотые птенцы пищали отчаянно, вытягивали шеи и лезли друг на друга, чуть не вываливаясь из гнезда. Наконец, она сунула муху тому, подкормить которого сочла нужным, и, сорвавшись вниз, с громким чириканьем вылетела из-под навеса и увлекла за собой первую ласточку.

По обе стороны гнезда висели на жердях связанные попарно берёзовые веники. Веников было много, хозяин любил, видимо, попариться в бане.

Послышались шаги. Олег повернул голову, и сердце его ёкнуло и заныло. К нему под навес шла Марина с прибранными волосами. Стоило сделать пустяк – привести в порядок волосы – и длинная тонкая шея её теперь была открыта, оттого плечи казались уже, фигура красивее и осанка ещё более гордой, чем прежде. Он вообразил на миг, как бы она выглядела во всём блеске, со вкусом одетая, и на сердце стало тревожно.

Марина несла в одной руке стеклянную банку с букетом цветов, в другой – старую хозяйственную сумку.

– Чего здесь разлёгся? – спросила она, остановившись перед Олегом и глядя на запачканную дёгтем телегу.

– Там негде ступить ногой, – Олег, не меняя позы покосился глазами на избу. – Хозяин сушит какие-то травы для лекарств. – Он что, шаман?

– Отстаёшь от жизни, – сказал Олег, выплёвывая соломинку. – Лекарственные растения испокон веков успешно применялись в народной медицине.

– Смотри-ка! Передовой какой, – удивилась Марина, ставя на телегу банку с цветами. Она вынула из сумки ещё одну стеклянную литровую банку с молоком и поставила рядом с букетом, постелила на сено еле живой, но тщательно выстиранный и выглаженный белый платок. – А я вот чего достала, – сказала она, выкладывая на платок разрезанную пополам краюху домашнего пшеничного хлеба, соль, аккуратно завёрнутую в бумажку, пучок зелёного луку и две эмалированные кружки.

– А ты на цыганку вроде бы не похожа, – сказал Олег.

Марина улыбнулась и, взяв с телеги молоко, села на сено.

– Я попросила немного хлеба, – сказала она, разливая в кружки молоко, – а бабуся расщедрилась, надавала всего.

– Когда успела так нафуфыриться?

– Причёску имеешь в виду? – сказала Марина. – Это мы умеем. Были бы шпильки. У бабуси нашлось несколько штук и даже духи есть. Чувствуешь? Говорит «мнучка» недавно отдыхала здесь и оставила. Наверно, забыла. Смешно! – ехала сюда с духами. Кого тут завлекать?

– А вот холостяк живёт, – сказал Олег, кивнув головой в сторону избы. – Есть ещё какой-то бобыль Налётов.

Марина хмыкнула и взяла себе несколько пёрышек лука.

– Ты проголодался, наверно? Ешь хлеб с луком – это вкусно, – сказала она таким тоном, будто рыбак не знает цену этой еде с голодухи на свежем воздухе.

Они с удовольствием закусили. Особенно понравился пшеничный хлеб домашней выпечки. Марина свернула платок и положила его вместе с банкой из-под молока и кружками в хозяйственную сумку.

– Искупаюсь и, – спать, – сказала Марина. – Спать хочу без ума.

– Дадут ли они уснуть? – сказал Олег, глядя на гнездо, к которому одна за другой прилетали ласточки, кружили и щебетали под навесом.

– Мне хоть из пушек стреляй, – сказала Марина. – Ты пойдёшь купаться?

– За компанию – всегда пожалуйста, – ответил Олег.

Они спустились по тропинке к Ангаре. Олег ещё по дороге снял с себя рубаху, и выйдя к воде, быстро разулся, снял носки, брюки и сходу плюхнулся с головой в прохладную воду. Вынырнув метрах в десяти от берега, поплыл саженками, торопливо выбрасывая вперёд сильные руки. Мощный корпус его почти весь был над водой. Он плыл в сторону фарватера и когда повернул обратно, его снесло метров на сто ниже по течению. Встал на ноги, и, не выходя на сушу, пошёл вверх по пояс в воде, переваливаясь с боку на бок и поворачивая вперёд то правое, то левое плечо, при этом нисколько не нарочно играя мускулами рук и плеч. Так выходило само собой. Когда был уже возле Марины, почувствовал её взгляд. Встал к ней в профиль, потому что считал – в профиль лицо его чуточку лучше, чем в анфас, и глядел на маленький катеришко, который толкал впереди себя огромную, раз в двадцать больше себя, гружёную лесом баржу. Марина перебирала камешки и украдкой посматривала на Олега.

Олег вышел из воды и с улыбкой направился к Марине.

– Что же ты? – сказал он, остановившись перед ней. – Сама позвала и не купаешься.

Марина взглянула на него исподлобья и промолчала. Потом вдруг порывисто встала, зашла в воду чуть повыше лодыжек и с минуту постояла так, глядя в даль. Олег тоже внимательно посмотрел в ту сторону, но кроме соснового бора на другом берегу реки ничего не увидел. Она побрызгала на себя немного, зачерпывая воду обеими руками, и вернулась на прежнее место. Молча расстелила свой спортивный костюм и легла загорать.

– Найди мне, пожалуйста, какой-нибудь лист пошире, – сказала она. – Лучше всего лопух.

– Ясно, – ответил Олег и пошёл в бурьян. Марь, лебеда и полынь стояли сплошной стеной. Найти в этих дебрях репейник легко могла бы мышь, но не человек. Олег принёс самый широкий, какой удалось найти, лапчатый лист пустырника.

– Не нашёл я лопуха, – сказал он, подавая лист. – А этот годится?

– Спасибо, – сказала Марина. Она ощипала лишнее у листа и приложила его к носу.

Олег сел возле неё на свою рубаху и стал кидать в Ангару плоские камешки, считая сколько раз каждый из них, прежде чем затонуть, шлёпнется о поверхность воды.

Марина долго лежала на спине, и Олег предупредил:

– Так можно заработать ожёг.

Она пощупала рукой ноги и, убедившись, что достаточно нагрелась, повернулась на живот. Вся спина её была издавлена камнями, а на боку прилипли песчинки. Олег стал их стряхивать. Марина оттолкнула его руку.

– Песок, – сказал он.

Она сама провела несколько раз ладонью, но песчинки остались.

«Что-то закапризничала», – подумал Олег и увидел чайку. Белая крупная птица медленно летела над Ангарой, плавно махая крыльями и высматривая добычу. Олег проводил её взглядом и решил ещё раз искупаться. Поплавал недалеко от берега, вылез из воды, пригладил волосы и стал одеваться.

– Ты как хочешь, – сказал он, застёгивая рубаху, а я пошёл под навес.

Марина поднялась и остановилась у самой кромки воды. Немного постояла и, осторожно прощупывая дно, будто под ней была трясина, вошла в воду на ту же самую глубину, что и в первый раз. Снова поплескалась у самого берега, смыла песок и выскочила на сушу.

– Здорово купаешься, – сказал Олег.

– Как умею, – ответила Марина, вытирая руками лицо.

– Училась бы плавать. Глядишь, в следующий раз пригодится.

– Следующего раза не будет.

– Значит, на лодку больше не сядешь? Напрасно лишаешь себя такого удовольствия.

Вышли из бурьяна на чистое место и снова стало жарко. Тень под навесом тоже не спасала от духоты.

– Господи, – вздохнула Марина, усаживаясь на сено. – Хоть снова в воду лезь. Это что же такое.

– Резко континентальный климат, вот что это такое, – сказал Олег. – Ночью – прохладно, днём – жара. Сейчас градусов тридцать есть.

– Тридцать говоришь? По моему больше.

– Возможно, – ответил Олег и спросил, не надо ли ей что-нибудь постелить.

– Ничего не надо. – Она вынула из хозяйственной сумки белый платок, который дала старуха, постелила его в изголовье и легла.

– Как-нибудь не подерёмся, – сказал Олег, укладываясь рядом с ней.

Она промолчала. Оба смотрели в потолок, на аккуратно связанные веники. Где-то между ними лазил воробей. Слышалось его чириканье и шорох сухих берёзовых листьев.

– А ты чуткий, – сказала Марина, улыбаясь. – И забавный. Это хорошо, что ты такой. Даже не представляешь, как важно для меня, что ты именно такой.

Олег повернул голову и посмотрел на Марину. Она немного смутилась и решила поставить точки над «и».

– Со вчерашнего дня ты для меня не последний человек на земле, – пояснила она. – Буду помнить тебя всю жизнь. Мне нравится, что ты именно такой.

Помолчали.

Марина закрыла рот ладонью и тихонько зевнула.

– Спать хочу! Пошёл бы куда-нибудь прогулялся. Хоть немного.

– Ладно отдыхай, – Олег вынул из хозяйственной сумки банку из-под молока и пошёл на Ангару. Напившись, долго сидел на берегу и наблюдал за стаей гольянов. Бесчисленные полчища краснобрюхих рыбёшек широкой полосой тянулись вверх по течению почти у самого берега и бросались врассыпную, когда нападали на них окуни. Один крупный окунь стоял в ямке напротив, и сколько Олег не кидал в него мелкими камнями, не отходил от берега и мешал плыть стае.

«Удочку бы сейчас или перемёт, я бы тебе показал, дьявол полосатый», – подумал Олег. Вокруг словно все вымерло. Даже стрекозы и птицы попрятались. Олег зачерпнул в банку свежей воды и вернулся под навес.

Марина спала, повернувшись лицом к стене. Причёску сломала, и волосы были раскиданы. Олег опять почувствовал прилив крови к сердцу. В сильном волнении поставил банку с водой на телегу возле приколок и шпилек и осторожно, чтобы не разбудить Марину, прилёг на сено. С этой минуты счастливое состояние влюблённого не покидало его, и всё, что попадало на глаза, было прекрасно. Лёжа в тени и задыхаясь от счастья, наблюдал, как струился от земли вместе с парами нагретый воздух. Удивляясь своему небывалому состоянию и столь интенсивному испарению, следил за поднимающимися вверх струйками до тех пор, пока не зарябило в глазах.

Вот возле навеса появилась рябая хохлатка. Разинув клюв и глядя на Олега то одним, то другим глазом, она робко вошла под навес. Увидела зерно, клюнула и в этом месте стало разгребать землю и подняла пыль. Следом появился красный петух с дымчатой широкой грудью, с загнутыми на длинных ногах шпорами и черным большим хвостом, отливающим синевой. Этот был не из робких. Совсем близко подошёл к Олегу и принял воинственную позу. Долго стоял с открытым клювом возле ног Олега, поглядывая на покоробленные сандалии, – раздумывал, начать первому и долбануть подошву или подождать пинка и уж потом ринуться в бой. Но человек лежал смирно, а жара была нестерпимая, видимо, сковывала боевой дух. Этот долговязый забияка с окровавленным гребнем, свисающим на один бок почти до глаза, сегодня уже успел с кем-то помериться силой, и теперь ограничился лишь тем, что угрожающе прокудахтал, и, гордо выпятив грудь, пошёл к хохлатке. Подойдя к ней почти вплотную, опустил вниз голову и крыло и начал теребить крыло ногой и шуршать им о землю. Хохлатка отскочила в сторону и заквохтала, издавая отрывистые, ворчливые звуки. Эти звуки, судя по обстановке, могли означать что-нибудь вроде этого: «Нашёл время, дурак». Но петух снова приблизился к ней и повторил ту же процедуру. Бедняжка побежала из-под навеса, и петух последовал за ней. Олег пожалел, что они исчезли. Снова стало тихо. Слышалось только ровное дыхание Марины.

Она спала неспокойно. Мешали мухи. Олег вытащил из-под себя ветку коровятника, из которого сибиряки делают добротные веники для подметания полов, и стал отгонять ею мух. Вот забегали её глаза под закрытыми веками. Длинные светлые ресницы стали шевелиться, – видит сон.

Тишину нарушили ласточки. Прилетели под навес, пощебетали и улетели.

Откуда-то донеслась минорная песня овсянки-дубровника. Олег любил эту желтогрудую птичку за то, что красиво поёт, за то, что сама красива, как яркий осенний лист, и за то, что подпускает к себе совсем близко, на расстояние двух шагов. Она гнездится на заливных лугах и всегда сопутствует рыбаку, и эта песня, неизменно появляясь с наступлением жарких дней каждое лето, стала так привычна и так глубоко зашла в душу, что без неё он не представлял себе ни лета, ни рыбалки. А сегодня, глядя на спящую Марину и слушая дубровника, испытывал небывалое блаженство.