Текст книги "Преступление не будет раскрыто"

VIII

Слух у Олега был завидный, и он издали уловил старческую шаркающую походку. Кто-то шёл мимо навеса. Опершись на локоть, Олег отодвинулся от Марины и стал вглядываться в щели и увидел старухин голубой фартук. Старуха шла под навес.

– Побеспокоила вас? – тихо спросила она.

– Да нет, я не сплю, – ответил Олег.

– Мнучик где-то загулял, – сказала старуха.

– Вернётся, – сказал Олег.

– Седни уж нет, – сказала старуха и прибавила как бы между прочим: – Старик бушует. Сети поставить не с кем.

Олег поднялся со своей лежанки.

– Я помогу, – сказал он. – Только есть ли у него разрешение на ловлю сетями? Как бы нас не арестовали.

– Все у него есть. И билет от обчества рыбаков и лицензия. Трамвай ещё не скоро. Успеете вернуться.

Олег вздохнул и влюблёнными глазами посмотрел на Марину.

– Пошто в разные стороны плывёте? – спросила старуха.

– Да так получилось, – улыбнулся Олег.

– Жалко небось?

– А что поделаешь!

– С чего это ты вдруг стал обсуждать этот вопрос, – сказала Марина недовольным спросонья голосом.

– Ты не спишь? – удивился Олег.

– Мы разбудили, – сказала старуха. – Ну ладно, значит договорились. Пойду, скажу старику, чтоб собирался, а ты подходи прямо на берег, где лодка стоит.

Выйдя из-под навеса, старуха вдруг остановилась.

– Вон Нифон едет, – сказала она. – Что-то рано сегодня. Наверно собрался ломать избу. Перевозить хочет на Воробьевку. Теперь там конюшит.

Услыхав, что едет хозяин, Марина быстро поднялась и стала рыхлить примятое сено. Олег вышел из-под навеса и увидел рыжебородого старика, подъезжающего верхом на караковой кобыле. Сбоку бежал вороной жеребёнок с белой звёздочкой на лбу. Олег позвал Марину.

– Смотри, – сказал он. – Узнаешь?

– Боже мой! – воскликнула она. – Это ж та самая лошадь с колокольчиком.

– Та самая, – подтвердил Олег, – только теперь без колокольчика.

Всадник подъехал к навесу и ещё в седле произнёс:

– Добра здоровица, гости дорогие!

– Здравствуйте, дедушка, – сказала Марина. – Извините, что без спросу. Здесь у вас так хорошо, прохладно…

– Ничего, ничего, – сказал старик, спешиваясь. – Отдыхайте. На трамвай наверно? У меня тут как вокзал, все ждут трамвая. Избу вот перевезу, а навес хоть специально оставляй. Ромка дома? – спросил он старуху.

– Нету, – ответила старуха. – Уехал вчера силос возить и до сих пор нету.

– Вот те на! – сказал Нифон, привязывая лошадь к телеге. – А мы договорились сегодня ломать.

– Дак вот, – старуха развела руками.

– Ничего, – ответил Нифон спокойно. – Подождём. – Вынул из кармана маленькую изогнутую трубку, стукнул чубуком о колесо телеги, сунул в рот и стал сосать.

Все трое молча смотрели на его роскошную густую бороду, которая немного отличалась по цвету от более тёмных усов и тёмно-бурых с проседью волос, выглядывающих из-под серенькой кепки. Старомодная выгоревшая косоворотка на нём была подпоясана кушаком из бельевой верёвки, залоскнувшие дешёвого сукна брюки заправлены в кирзовые сапоги. Нифон вынул из кармана синий вышитый цветочками кисет и стал развязывать.

Старуха спохватилась: «Чего это я? Антип-то ждёт», – и засеменила прочь.

– Бабуся, сумку-то возьмите! – крикнула ей вдогонку Марина и второпях завернула и сунула в хозяйственную сумку белый платок и подала ей. – Спасибо за угощение.

– На здоровье. Парень-то со стариком уплывут, так приходи чай пить ко мне. Чего тут будешь одна…

Марина кивнула головой и подошла к лошади. Осторожно протянув к её морде руку, стала гладить. Лошадь стояла спокойно.

– Умница, умница… хорошая, – приговаривала Марина. – Как же тебя зовут? Дедушка, у неё есть кличка?

– Есть, а как же, – ответил старик, неспеша набивая табаком трубку. – Маруськой зовут.

– Маруся, Мару-усичка, – продолжала приговаривать Марина с улыбкой, поглаживая салазки и шею кобылы. – Дедушка, она очень смирная?

– Смирная.

– А можно покататься на ней верхом?

– Прокатись.

Марина в восторге тихонько крикнула «ура»! и захлопала в ладоши.

– А жеребёночка как зовут? – спросила она, глядя на вороного сосунка, который стоял сбоку возле матери и тыкался мордой в вымя.

– Жеребёнка-то? Его Орликом зовут.

– Такой славненький! А к себе, наверно, не подпустит.

– Он ещё глупый. Не надо трогать, – сказал Нифон, раскуривая трубку.

Подождав, пока жеребёнок насосётся, Марина зашла сбоку и стала карабкаться в седло. Олег помог ей, научил правильно держать ноги в стременах, чтобы упор был не на пятку, а на носок, отвязал лошадь, вывел из под навеса. Марина испуганно съёжилась и вцепилась обеими руками в луку седла.

– Ну и казак из тебя, – сказал Олег, закидывая повод на шею кобылы. – Ноги-то не прижимай, а упирайся ими в стремена. Держи повод.

Нифон стоял под навесом, молча улыбаясь, и попыхивал трубкой.

Пока Олег обучал Марину верховой езде, возле лодки появился старый рыбак в высоких резиновых сапогах и с мешком, набитым сетями. Марина в это время сделала первый круг самостоятельно.

– Ну вот, теперь попробуй рысью, а я посмотрю на тебя издалека, – сказал Олег, весело подмигнул и поспешил на берег.

Старый рыбак стоял возле лодки и поджидал помощника. Он был от подбородка до макушки покрыт плотной седой щетиной и чем-то напоминал издалека только что остриженную серую тощую овцу. Шамкая беззубым ртом, рыбак то и дело прикладывался к бутылке с пивом, которую держал в руке. Поздоровались. Старик бросил в траву пустую бутылку, взял с земли весла и шагнул в лодку.

– Кого будем промышлять? – спросил Олег.

– Кто попадёт, – ответил старик, надевая весла на уключины. – Одну ельцовку взял, одну – трехстенку. Потянемся вверх на заливы.

– Бичевка есть?

Старик утвердительно кивнул стриженной головой и, тяжело ступая кривыми, как ухват, ногами в высоких резиновых сапогах, прошёл в корму, вытащил из-под мешка бичеву и бросил на берег.

Олег размотал её и конец привязал к уключине. Старик подал ему тягу, сделанную из длинной берёзовой палки. Олег сунул толстый её конец в носовую душку, а тонкий натянул бичевой к уключине и завязал покрепче на несколько петель. Тяга согнулась как лук. Остаток бичевы растянул по берегу, конец перекинул через плечо и вывел лодку из заливчика. Старик, сидя в корме, помогал шестом. Вышли на стремнину. Олег впрягся в бичеву, как бурлак, и хлёстко пошёл вдоль берега. Старик сидел в лодке и рулил шестом. Таким образом они тянулись уже около часа, а старик все молчал и не давал команды остановиться.

«Зря так далеко затягиваемся. Может Марина пришла бы или приехала верхом на лошади», – подумал Олег и поймал себя на том, что думает о ней постоянно. Мысль его работала в двух направлениях, и эти направления не были ни противоречивы, ни обособленны, а словно вились верёвочкой, не мешали одно другому. Одно направление – явственное и осознанное – было связано с тем, что из военкомата уже пришла повестка, и у него осталось всего три дня – воскресенье, понедельник, вторник, – в среду отправка; другое то появлялось подспудно, то исчезало, то вновь появлялось на секунду и обжигало душу сознанием, что Марина нравится ему все больше и больше. И именно потому, что она нравится ему, ещё сильнее хотелось познакомить её с дедом и бабушкой и вообще устроить перед отправкой в армию этакую вечеринку или помолвку и посадить её на почётное место в просторном деревенском доме и любоваться всей многочисленной роднёй на неё, и родня любовалась бы попутно и им, Олегом, и благодарна была бы ему за то, что вот он отыскал такую девушку и принёс в просторный деревенский дом стариков столько свету и радости, и подобным мыслям не было конца.

«Чертовщина какая-то, – ругался про себя Олег. – Взбредёт в голову и ничем не вышибешь».

… Рыбалка была удачной. Поймали ельцов и окуней ведра полтора, несколько щук и тайменя килограммов на семь. Старик явно жадничал, уговаривал Олега бросить сети то в одном новом месте, то в другом, и в итоге жадность его обернулась худым концом. В одной тихой заводи он прежде никогда не ставил сетей, а сегодня вдруг решил попробовать. Рискнул на свою шею. Трехстенку зацепили за корягу и порвали, а в ельцовку натыкалось полно ершей. Выплыли на берег. Стали выбирать. Старик колол о плавники руки и матерился. Олег торопливо и молча выбирал сеть, боялся опоздать к трамваю. Но ёрш – это не елец. Иной столько напутает вокруг своих колючек, что не знаешь с какого боку подступиться. Времени было потеряно уйма. Рыбаки все ещё возились с сетью, когда послышался гудок. Из-за поворота показался белый теплоход. Олег опустил руки и со злостью пробормотал:

– Теперь хоть в лепёшку расшибись – бесполезно.

– Чего? – спросил старик.

– Ерши, говорю, проклятые, – сказал Олег раздражённым голосом. – Откуда их здесь столько.

– Не поверишь, – сказал старик и стал бить себя кулаком в костлявую грудь. – Всю душу отравили, – и начал рассказывать, как однажды ёрш укусил его за палец. А другой раз вытащил сеть, и в ней ни одной свободной ячейки – сплошь ерши. И пошёл врать, и пошёл…

Олег не слушал, что ещё болтал старик о случаях из своей долгой рыбацкой жизни. Он думал о Марине, воображая, как она стоит сейчас на берегу с рюкзаком за спиной, и возле ног её большие брезентовые мешки. Вот теплоход уже причалил, и она разговаривает с капитаном. А капитан молодой, пижонистый, высунулся в окно рубки в своей форменной рубахе и в фуражке с кокардой и ей улыбается. И конечно же, согласен подвезти бесплатно. Сам лично сбегает по трапу на берег и несёт на палубу её вещи. То, что в данную минуту происходит именно это или нечто похожее на это, Осинцев не сомневался, и возникло жгучее чувство ревности. И ещё досадно и до слёз обидно стало, что не простились по-человечески. Всё-таки, можно сказать, почти родной стала за эти сутки.

Олег склонил голову, кое-как взял себя в руки и посмотрел на ерша, который был у него в руках. Запутавшись в зелёных нитях сети, ёрш ещё шевелил жабрами.

«Что, плохи наши дела? Вот так… Живёшь, живёшь себе спокойно, не замечаешь, как годы летят, и вдруг наступает момент – начинаешь чувствовать, как земля поворачивается вокруг своей оси. Вчера, примерно в это время гроза началась. Значит, сделала полный оборот, – Олег с грустью посмотрел на Ангару. – Можно разыскать тебя, конечно, в экспедиции. Но стоит ли? Через три дня в армию. Да и как это всё будет выглядеть, если появлюсь в экспедиции? Она может подумать, если спас, значит имею на неё права… Нет, в экспедицию нельзя. Что же тогда делать?.. Наверно, надо выбросить все из головы. Выбросить из головы и поставить на этом точку. Она вон какая, а что я? Если бы не вчерашний случай, пустое место я для неё, вот что. Значит, надо ставить на этом крест. На этом и завяжем тугим морским узлом на веки-вечные. Что ж, прощай, Марина. Не обессудь, что так получилось. Плыви в свою экспедицию, и дай Бог тебе счастья…»

Простившись в мыслях с нею навсегда, он посмотрел на высокий скалистый утёс, возле которого выбрались вчера на берег. Освещённый солнцем, он был хорошо виден отсюда. Над ним было чистое небо. Какое-то особенное. Чересчур синее. Такое не всегда бывает даже в более поздний час. На сердце было и без того холодно, и небо именно в том месте синее, как лазурь. Олег отвернулся и опустошённый и безразличный ко всему, опять склонил голову над ершом.

Теперь спешить было некуда. Провозились с сетью ещё не менее часа и когда закончили, Олег с язвительной улыбкой спросил:

– Что, дед, напоследок забросим разок?

– Тут что ли? – старик устало поднялся и, вытирая пальцы о резиновые сапоги, прибавил: – Пусть тут леший забрасывает. Айда домой, уху варить.

Вниз по Ангаре плыли быстро. Олег сидел в вёслах и подгребал. Когда подплывали к Ольховке, старик, сидевший в корме, пристально глядя на берег, сказал:

– Твоя краля кобылу пасёт.

Олег вздрогнул, повернулся и увидел на берегу возле самой воды Марину, державшую в поводу лошадь и махавшую ему свободной правой рукой. Осёдланная лошадь щипала траву. Жеребёнок бегал возле неё. Олег почувствовал, как кровь хлынула к лицу. Тормозя одним веслом, он повернул лодку к берегу.

– Видать, ладно она запудрила тебе мозги, – сказал старик. – Ядрёная девка. Антонида, первая моя жена, в точности такая же белобрысая была…

– А Ромка-то чей внук? – прервал Олег, боясь, что старик разговорится и ввернёт во всеуслышание какое-нибудь словечко.

– Анисьин, – ответил старик. – Сирота он. Нонче армию отслужил.

Олег стал грести сильнее и так разогнал, что лодка почти наполовину выскочила на песчаный берег как раз напротив Марины. Дёрнув за повод кобылу, Марина подошла ближе.

– Почему так долго? – спросила она. – Поймали что-нибудь?

Олег с неописуемой радостью вытащил из садка за жабры тайменя и показал ей.

– Ого! – воскликнула Марина.

– Ещё щуки есть, – сказал Олег, бросая в садок тайменя. Он выбрал самую крупную щуку, килограмма на четыре, подцепил её указательным пальцем на жабры и поднял на вытянутую руку.

– Молодцы, – похвалила Марина. – Уха сегодня будет?

– Будет и уха и жареха, – сказал старик. – Эдак часика через полтора.

Марина закинула на шею лошади повод и ловко забралась в седло.

– Быстро наловчилась, – сказал Олег.

– Дедушка Нифон научил. Я уже умею галопом ездить, – похвалилась Марина и щёлкнула языком. – Ты даже не представляешь, какое это удовольствие. Галопом приятнее, чем рысью. Но, Маруська! – крикнула Марина, пришпорила кобылу стременами и шлёпнула по боку концом ремённого повода. Лошадь с места взяла рысью и перешла на галоп. Немного проехав, Марина остановила её и повернула обратно. Жеребёнок по инерции проскочил дальше, встал как вкопанный и заржал. «Маруська» повернула к нему голову, гоготнула и не тронулась с места, пока сосунок не подошёл к ней.

– Ну как? – спросила Марина, подъезжая шагом.

– Здорово получается, – сказал Олег. – Как в кино.

– Смеёшься? – сказала Марина, улыбаясь, и спешилась. Она вдруг застонала и сморщилась от боли: – Авария у меня. Не сейчас! Ещё днём случилось, когда ты ушёл на рыбалку. Первый раз неловко спешилась и подвернула ногу. И сейчас опять. – Марина, слегка прихрамывая, обошла лошадь спереди и взяла её за повод.

– Нифон не заругается, что так долго катаешься?

– А я не всё время катаюсь. Часа три она паслась. Это недавно он снова её оседлал, ездил за какой-то лечебной травой. Приехал, а я тут как тут, – Марина опять щёлкнула языком.

– Цыганка, – усмехнулся Олег. – Настоящая цыганка. А я думал, ты уплыла на трамвае.

– Тю! Буду я перед кем-то унижаться из-за восьми километров. Но, Маруська, пошли! – Марина вывела лошадь на колею. – Дедушка Нифон сказал, что по дороге через гору до моего лагеря ровно восемь километров. Вещи пока оставлю у бабуси. Уже договорилась. А завтра проводишь меня до места. Можно было бы сегодня, но боюсь травмировать ногу. Пусть отдохнёт до завтра. Не сердишься, что я без тебя все решила? – Марина взглянула на него.

Олег улыбался и весело подмигнул.

Деревня была близко, и они быстро пришли. Олег рассказывал, как выглядит сегодня, ровно через сутки, утёс, возле которого выбрались вчера на берег и какое синее над ним небо. Марина молча слушала и вдруг побледнела.

– Тебе неприятно? – спросил Олег. – Извини, что напомнил.

Она промолчала. Возле избушки Нифона вздохнула с сожалением, что приходится расставаться с лошадью. Завела её под навес, где Нифон раскладывал на телеге травы для просушки.

– Накаталась? – спросил Нифон, принимая из рук Марины повод и попыхивая трубкой.

– Накаталась. Большое спасибо, дедушка. Нифон отвёл кобылу подальше от телеги, чтобы ненароком не съела его труд, и привязал за скобу.

– Вы столько много запасаете трав. Зачем вам столько?

– Сам лечусь, людей лечу, в аптеку сдаю.

– И аптека все это принимает? – удивилась Марина.

– Только давай! Хоть возами вези. Я-то больше другой интерес имею. Это у меня вроде как марки. Кому приятно марки собирать, а мне – цветы, травки. Отдыхаю и пользу делаю.

Под навес вошла старуха.

– Пойдём, голубка, помоги мне стряпать, – сказала она. – Завела оладьи, а тут и уха и жарево. Одна не управлюсь.

– Боже мой! – сказала Марина. – С удовольствием помогу.

– Я подожду здесь, – сказал Олег со счастливой улыбкой влюблённого. – Пока посоветуюсь с дядей Нифоном, чем дурь из головы вышибить.

Марина улыбнулась, немножко покраснела и шмыгнула из-под навеса.

Олег сел на охапку сена, прислонившись спиной к стенке, и уставился на колесо телеги, по которому ползал жук-дровосек. Это был внушительный экземпляр, величиной с мизинец. Загнув назад длинные усы, жук искал что-то на железном ободе и деревянных спицах. Подобных жуков Олег видел множество раз и прежде и любил наблюдать за ними с детства, но сегодня он был влюблён, был счастлив, и готов был расцеловать этого дровосека.

Нифон ушёл в избу. Олег вообразил, как бабка Анисья, согнувшись над плитой, печёт оладьи, а Марина стоя возле стола, чистит и крошит картофель для ухи. Невольно опять и опять рисовалось в воображении её лицо с родинкой на щеке и то, как она сидела бы в переднем углу за столом в деревенской избе, а вокруг – многочисленная родня.

Вышел Нифон с верёвочным путом и боталом в руках. Надел ботало на шею кобылы, спутал ей передние ноги, расседлал, снял узду и отпустил на волю. Лошадь короткими шажками перешла дорогу и начала пастись возле бурьяна, помахивая хвостом. Жеребёнок, часто мотая головой вверх-вниз, ходил возле неё.

– Договорилась с бабусей о ночлеге, – сказала Марина, подходя. – В доме есть свободная койка – я буду там, а ты на сеновале, где спит её внук.

– Вдруг он приедет.

– На этот случай мы позаботились. Положили ещё одну подушку и одеяло. В самом углу на сеновале лежит шуба. Постелешь её на солому.

– Я гляжу, ты тут неплохо освоилась, – улыбнулся Олег.

– Бабуся спросила, кто мы такие и откуда, – сказала Марина, не обращая внимания на его шутку.

– Что ты ответила?

– Я не могу рассказывать про то, что случилось.

Лучше любая пытка, чем вспоминать все это. Пришлось врать. Она ко мне всей душой, а я ей вру. Стыдно даже. Сказала, что вместе работаем в экспедиции, ездили в Бадай встречать студентов, а они не приехали. О себе сказала, кто есть на самом деле, а ты подсобный рабочий, завербовался на лето из села Зорино.

– А как объяснить палатку и спальный мешок? – спросил Олег. – Почему идём пешком и должны плыть в разные стороны?

– Об этом она не спрашивала, а если спросит, скажем, что шли специально по берегу Ангары, обследовали обнажения, нет ли где доисторических пещер со стоянками древних людей, а вещи, естественно, брали с собой на всякий случай, если застигнет в пути ночь. Теперь ты должен плыть обратно в Бадай, ждать студентов.

– Как все просто и убедительно, – сказал Олег. – Где так научилась выкручиваться?

Стол был накрыт в ограде под кустом бузины и заставлен оладьями, жареной рыбой, картофелем и свежепросольными огурцами. Посередине стоял медный самовар с фарфоровым чайником на трубе. Старуха черпала из большой кастрюли уху и разливала в тарелки.

– Вот это наготовили! – сказал Олег, останавливаясь перед столом.

– Наготовили, так наготовили. Как на Маланьину свадьбу, – ответил старик, распечатывая бутылку красного.

Последние сутки Олег жил впроголодь, и сейчас, после рюмки вина, уплетал все подряд за обе щеки. Скользкие маринованные опята с пряным кисловатым привкусом возбуждали волчий аппетит, и выделенную ему порцию он готов был проглотить вместе с тарелкой. Очень вкусной показалась уха из ершей, ельцов и окуней, заправленная зелёным луком и укропом. Марине же больше всего понравился жареный таймень. Она ела его впервые. Потом долго пили чай с оладьями и ароматным клубничным вареньем. Старик рассказывал, каких тайменей приходилось ему лавливать. По его словам самый крупный, весом в тридцать два килограмма, был пойман с Ромкой три года назад, перед тем, как внуку идти в армию.

– Ромка не даст соврать, – убеждал старик. – Вместе ездили сдавать в чайную.

– Где-то запропастился, окаянный, – ворчала бабка Анисья. – Хоть бы не обещал Нифону-то. Самустил мужика почём зря. Слышал? – обратилась она к старику. – Нифон-то переезжать собрался.

– Слышал, – ответил дед. – Давно слышу.

– И Налётов поговаривает. Вдвоём, чтоль, останемся?

– За Налетова не бойся. Пока бульдозер не придёт ровнять всю эту местность и не спихнёт его дом, никуда он не тронется.

– А Нифон-то, если Ромка приедет завтра, наверно, ломать будет.

– Нифон – другое дело.

Наевшись, Олег и Марина поблагодарили хозяев и вылезли из-за стола. Старик цыкнул на старуху, и она, спохватившись, поставила блюдечко с недопитым чаем, торопливо поднялась и засеменила в сени, выглянула оттуда и поманила гостей пальцем. В сенях, на лавке в тазу, лежали два больших куска таймешатины. Достав из шкафа плотную бумагу, бабка Анисья стала завёртывать их, советуя с вечера положить рыбу в рюкзак, чтобы утром не забыть. Марина начала отказываться.

– Берите и без всяких разговоров, – властно сказала старуха, настойчиво пихая Марине свёрток. – А то греха не оберёшься. Старик на вас шибко обидится и мне житья не даст. Оборони Бог!

– Спасибо, дедушка, – сказала Марина, выйдя в ограду. – Совестно даже, – добавила она для приличия. – И так столько хлопот, да ещё подарки.

– Какие это подарки, – махнул рукой хозяин. – Заезжайте к нам. Всегда будем рады.

– Ночевать-то скоро придёте? – спросила старуха.

– А мы посмотрим, – ответила Марина, – погуляем немного.

Вышли из ограды. Олег прикинул на вес свой кусок.

– Килограмма два, не меньше. Марина подала ему нести свой свёрток.

– Мне-то совсем зря отвалили, – прибавил Олег. – Зачем? Дома полно рыбы. Хотя пусть – тебе пригодится, угостишь как следует друзей в экспедиции.

Положив свёртки в рюкзак, вышли к Ангаре. Вода не казалась водой, а будто бы вместо неё текла расплавленная бронза, и небо на горизонте казалось бронзовым, предвещая на завтра ещё более жаркий день.

– Почему-то заря сегодня не красная, а жёлтая, – сказала Марина.

– Перед ненастьем она бывает красная, – ответил Олег.

– Кто-то умный человек лавочку сделал, давай сядем, – предложила Марина.

Лавочка заросла полынью и пустырником. Пробравшись к ней, они почувствовали, что это нисколько не мешает – наоборот, в окружении буйной растительности сидеть на ней было уютно и хорошо.

– Во всём этом что-то есть от древней Руси, – сказала Марина, – что-то сказочно-романтическое.

– И у меня, признаться, настроение, – улыбнулся и сверкнул влажными глазами Олег, – сказочно-романтическое.

– А знаешь? – оживилась Марина, – я была на экскурсии в Урике недалеко от Иркутска, видела террасы над Ангарой, где любили отдыхать декабристы. Там были их беседки, и они каждый вечер сидели в них и любовались закатом. Раевский, так тот даже не воспользовался амнистией. Съездил в Европу, повидал родных и – обратно, в Сибирь. До конца дней жил в Олонках. Я там была тоже. Видела его дом и посаженный им сад. Ели выросли большие-большие, под самое небо.

– Смотри, – сказал Олег, – вот он, Налётов. Из-за бугра от реки медленно поднимался человек.

Сначала в бурьяне показалась его старинная остроконечная шапка, сделанная на манер стрелецкого колпака и отороченная мехом; потом широкое хмурое лицо с реденькой, как у бурята, бородкой; а потом и весь сам – согбенный, какой-то весь тяжёлый, как битюг, в старом засаленном пиджаке нараспашку и в кожаных ичигах.[1]1
  Ичиги – самодельная обувь в виде унтов, шьётся из тонкой кожи с высокими, до колен, голяшками.


[Закрыть] В одной руке у него была удочка, в другой – длинный кукан из верёвки. На нём болталось с десяток окуней. Впереди бежала чёрная собака с белой грудью. Она часто останавливалась и обнюхивала тропу. Олег и Марина разглядывали оригинального старика. Собака ещё взглянула в их сторону, а дед вообще не удостоил вниманием, прошёл мимо.

– Угрюмый старик, – сказал Олег.

– Почему он в шапке-то? – спросила Марина.

– Кто его знает? Может, боится простудиться. Марина посмотрела ему вслед.

Заря между тем начала гаснуть, краски на небе и на воде становились темнее, хотя было ещё совсем светло. Сумерки летом длинные.

На берегу возле заливчика, где стояла лодка, вспыхнуло пламя.

– Кто-то разжёг костёр, – сказала Марина.

– Дед Антип, наверно, – сказал Олег, вглядываясь. – Он ещё днём говорил, что будет заваривать лодку. Щель у него образовалась, вода протекает. Вон он, показался.

Из-за кустов вышел старик с охапкой хвороста и стал подкладывать валежины в костёр. Пламя взметнулось вверх и осветило его стриженую седую голову. Следом подошла старуха в белом платке и тоже с хворостом. Старик сделал таган и повесил над костром котелок с варом.

– Приятно смотреть, когда жена помогает мужу, а муж жене, пусть даже в мелочах, – сказала Марина.

– И Нифон оказывается там, – сказал Олег. – Смотри, борода-то какая у него, как кумач.

Нифон подошёл к костру, нагнулся, пошурудил огонь, взял обугленную палку и стал прикуривать трубку.

– Ты не куришь? – спросила Марина.

– Нет, – ответил Олег. – Так, иногда балуюсь, но по-настоящему не курю.

Старики расселись вокруг костра и о чём-то оживлённо беседовали.

– Я тоже люблю сидеть у костра, – сказала Марина. – Пойдём к ним.

– Пойдём, – согласился Олег. – Только прежде чем садиться к костру, надо принести дров. Есть такой неписаный закон.

– Вот как! Что ж, давай поищем дров.

– Странно, – сказал вдруг Олег, – мы потеряли лодки, чуть не утонули, а как будто ничего не было.