Текст книги "Записки опера,или Оборотни из военной разведки"

– Эдвард, – обратился по имени резидент к полковнику, – придется продлить срок вашей командировки здесь, но одновременно считаю полезным с материалами дела на Алекса ознакомить вашего сменщика. Пять-шесть встреч с агентом проведите сами, исподволь готовя его к продолжению работы с коллегой. Это закрепит вербовку и создаст дополнительные гарантии его работы после возвращения в СССР. Сменщик должен будет подготовить агента к «выводу его в Россию» уже обученным и с необходимою экипировкой.

– Я вас понял, сэр, – отчеканил Кэйн и с разрешения шефа покинул кабинет.

* * *

Итак, в посольстве СССР в Алжире заработал крот – агент ЦРУ Алекс. Конспиративные встречи с ним проходили только на вилле Кэйна. Агент, как заправский офеня, носил «товар», за который купец платил ему щедрые деньги, правда, не из своего кармана. Подкармливался средствами из оперативной кассы и сам Эдвард, завышая расходы на «по и представительские мероприятия» с обилием спиртного и продуктовдарки питания. Подозрения возникли у самого агента, о чем он скажет на следствии.

Параллельно с этим шло постижение шпионского ремесла: давались подробные инструктажи о линии поведения, разъяснялись способы выполнения заданий, оговаривались сроки встреч и формы конспирации. Гонорары за «творчество» выплачивались регулярно – в долларах, рублях, динарах, а также дорогостоящими сувенирами.

На очередной встрече Кэйн начал интересоваться конкретными советскими гражданами, находящимися в Алжире по линии КГБ и ГРУ. Затем проявил интерес к сведениям по алжирской армии. После того как американец приручил Филатова, дальнейшая работа с агентом была перенесена с виллы на конспиративную квартиру, где впервые Кэйн почти в категоричной форме потребовал принести какой-нибудь документ о работе советского посольства. Задание Алекс выполнил, как говорится, качественно и в срок. Он сделал ксерокопию «Политического отчета Посольства СССР в Алжире».

На одной из встреч Филатов закапризничал – сказалось перенапряжение. От двойной нагрузки стали сдавать нервы. Угрозы прекращения сотрудничества с янки чередовались с нытьем оставить его в покое – таков был диапазон его «бунта». Он умолял сократить время и количество встреч, мотивируя тем, что частые отлучки не смогут долго оставаться незамеченными для окружающих.

– Вашу машину знает каждая собака в городе! А мое появление рядом с ней в определенном месте в городе чего стоит? Никакой конспирации. Так и до прокола недалеко, – раздраженно кидался колючими фразами Филатов.

Кэйн с пониманием отнесся к тревогам агента. Очередная встреча была назначена в городе у фонарного столба, заранее известного по условиям связи. Где Эдвард должен был «подхватить» агента и вывезти на новую конспиративную квартиру.

Филатов после работы вышел из посольства и, тщательно проверившись, направился к месту встречи. Ждать долго не пришлось. Через минуту он услышал шум мотора. Оглянулся и… замер от неожиданности. Под фонарным столбом остановился не автомобиль вербовщика, а старенький «жучок» – «Фольксваген». За рулем сидел бородач. И вдруг через опущенное окошко дверцы донесся знакомый голос Кэйна.

«Загримировался, хорек. Видать подействовали мои замечания – испугался потерять место», – самодовольно отметил про себя Анатолий.

Алекс нырнул в автомобиль, надвинул на лоб клетчатую кепку, извлеченную из целлофанового пакета, и откинулся на спинку заднего сидения. Вскоре приехали на незнакомую виллу, затененную зеленой стеной декоративного кустарника. Прошли в комнату на втором этаже. Агент принес очередной товар по алжирской армии, а Кэйн – гонорар. На этой встрече он намекнул Алексу, что скоро его командировка заканчивается и он должен покинуть Алжир.

– Я надеюсь, что наши отношения на этом прекратятся? – спросил Филатов.

– Дорогой Анатолий! Мои отношения с вами перестали быть только нашими. О вас знает Центр – знает, замечу, с лучшей стороны. В швейцарском банке на ваше имя открыт счет. Туда перечисляются немалые деньги. О вас уже осведомлен мой сменщик. Он хочет с вами познакомиться на следующей встрече.

– Никакой встречи не будет. Хватит, наелся. Мы же договаривались, – взорвался агент.

– Успокойтесь, прошу! Успокойтесь!

– Я говорю вам вполне серьезно.

– Не горячитесь, господин Филатов. Вы слишком много секретной информации передали нам, чтобы по живому рвать наши отношения.

– В Союзе я для вас ничего делать не буду, – в сердцах выпалил офицер.

– Будете! Иного выхода у вас нет, – с уверенной наглостью рявкнул Кэйн. – Не в ваших интересах ссориться с нами.

Завербованный не узнавал вербовщика, сделавшегося внезапно одержимым, нахрапистым и грубым. Таким он его никогда не видел и не на шутку испугался из-за трусливого характера.

– Я бы не хотел, чтобы вы разговаривали со мной таким тоном, – заметил сконфуженный агент.

– Прости, Анатоль, погорячился, но ради твоего же благополучия. Я думаю, мы с вами найдем общий язык? – Кэйн тоже от волнения то «выкал», то «тыкал».

Общий язык они, в конце концов, нашли. Договорились, что на очередную встречу он прибудет с коллегой – полковником Майклом Джеферсоном.

* * *

Встреча с Майклом состоялась на вилле Эдварда. Анатолий успокоился и окончательно принял решение продолжать сотрудничество с американской разведкой, боясь наказания уже не только за моральное разложение.

– Мой коллега – полковник Майкл Джеферсон, – отрекомендовал хозяин.

– Майор Филатов. Анатолий, – словно своему начальнику представился советский офицер, внимательно наблюдая за действиями и манерой разговора нового патрона.

– Майкл, – встав с кресла, назвал себя полковник. – Будем знакомы, – и первым протянул руку.

Обменялись рукопожатиями, и вскоре троица уже мирно беседовала за журнальным столиком с бутылкой виски и кофе.

Через какое-то время Кэйн улетел в Штаты. Он выполнил задание по вербовке. Основная нагрузка – вышколить агента перед возвращением его в Союз – теперь лежала на новом «воспитателе», который весьма успешно справился с поставленной задачей. Алекс дал согласие выполнять задания ЦРУ на территории СССР.

На последней встрече Майкл передал агенту шпионскую экипировку, состоящую из традиционных средств. В частности, в ее набор входили: два листа копировальной бумаги для тайнописи, шесть заранее подготовленных так называемых «писем-прикрытий», две инструкции по сбору и условиям передачи интересующих разведку США сведений, специальная авторучка для тайнописи, шифрблокнот, минифотоаппарат, закамуфлированный под газовую зажигалку, стереофонические головные телефоны-наушники с укрытыми в них кассетами для мини-фотоаппарата, электрический фонарь с оборудованной в его батарейке приставкой для настройки радиоприемников на заданные частоты.

Агенту за проданный товар в феврале 1976 года было вручено 10 000 алжирских динаров, которые он обменял на инвалютные рубли. На этой же встрече от Джеферсона он получил 40 000 рублей и 24 золотые монеты царской чеканки, достоинством в пять рублей каждая. Шпионскую экипировку, деньги и ценности Филатов сумел провезти в обход таможенного контроля по фиктивной справке о своей принадлежности к дипломатическому персоналу. Фальшивка была получена от друга, работавшего в консульском отделе посольства.

В начале августа 1976 года в городе Алжире в условленном месте по заданию он поставил сигнальную метку, уведомляющую Майкла о его отъезде в Советский Союз.

* * *

Начальник 1-го отдела 3-го управления КГБ СССР полковник И.А. Ермолаев вызвал руководителей отделений и сообщил информацию о том, что в конце января 1976 года радиоконтрразведывательная служба госбезопасности зафиксировала новый канал односторонних радиопередач одного из американских разведцентров на территории ФРГ. Лепесток устойчивого приема накрывал районы Тульской, Калужской и Курской областей.

– Итак, товарищи, есть две версии: агент уже начал действовать или он еще находится за рубежом, – говорил начальник отдела, – а сигнал идет для отвода глаз. Противник пытается ввести нас в заблуждение. Вместе с тем не думаю, чтобы он сидел в границах треугольника перечисленных выше областей. По всей вероятности, он москвич. Сигнал через приставку к радиоприемнику «вытянуть» в столице технически возможно. Необходимо принять меры по выявлению офицеров, прибывших и прибывающих в этом году из загранкомандировок. Искать будем в первую очередь среди этой категории военнослужащих. Меня волнует ваш объект, Николай Петрович, – с этими словами он обратился к подполковнику Петриченко, отделение которого, как уже известно читателю, вело контрразведывательную деятельность в ГРУ. – Еще раз пересмотрите материалы сигналов и дел оперативного учета.

Прошел почти год поиска полумифического агента втемную. Многие оперативники видели шпиона чуть ли не в каждом военнослужащем, проходившем по делам и сигналам. Но то, что случилось в феврале 1977 года, еще больше накалило обстановку поиска. Дело в том, что в ходе работы по выявлению возможных шпионских отправлений на канале почтовой переписки был отобран подозрительный конверт. Содержание вложения вынудило специалистов проверить лист на тайнопись. После необходимой обработки на бумаге отчетливо проявился зашифрованный цифровой текст с коротким словом на русском языке «Конец». Шпионское послание сфотографировали, а тайнопись снова «спрятали» – она исчезла. Письмо без задержки отправили по указанному на конверте адресу, который подсказал «флаг» спецслужбы. Контрразведчикам стало ясно, что они имеют дело с агентом ЦРУ США.

* * *

Начался многомесячный марафон розыскных мероприятий, который завершился успехом – исполнитель был вычислен. А до этого контрразведчики перелопатили горы дел, анкет, автобиографий и других материалов. Подозрение пало на майора Филатова Анатолия Николаевича – сотрудника института, который еще недавно обслуживал Стороженко.

Майор сразу же был взят в активное оперативное изучение. То, что перед чекистами был шпион, не вызывало сомнений. Но для суда нужны доказательства.

Начальник отделения Петриченко вызвал в кабинет Стороженко.

– Николай Семенович, вы институт еще не забыли? – неожиданно спросил он.

– Как же забыть «первую любовь»!

– Ну, тогда и карты в руки. Я включаю вас с майором Пашкиным в оперативную группу. Будете работать по вероятному шпиону. Одно прошу: об этом никто не должен знать даже в отделении. Конспирация превыше всего! Ясно?

– Понятно.

Он обрисовал некоторые детали обстановки, поставил конкретные задачи и потребовал ежедневных докладов. Стороженко гордился высоким доверием, оказанным ему руководством отделения и отдела.

С этого периода проверка оборотня началась по «двухпутке»: территориальные органы госбезопасности изучали его по месту жительства, органы военной контрразведки – по месту службы. Обмен информацией проходил ежедневно.

А тем временем события стали развиваться стремительно, с элементами непредсказуемости. Требовался жесткий и постоянный контроль за действиями изучаемого офицера. Полученная информация о сооружении агентом тайника в квартире в верхнем торце санитарного шкафа туалета говорила, что агент прячет улики. Но для чего? Чтоб временно прекратить работу или возобновить ее?

На службе Филатов демонстрировал штабную пунктуальность в работе с секретными документами, даже нарочитую «боязнь» несанкционированного доступа к ним. В то же время явно фиксировалась внутренняя напряженность.

* * *

Месяц за месяцем упорной работы позволил создать психологический портрет этого человека: одного – на службе, другого – дома. На работе он показывал сплошную идеологическую выдержанность. Никогда и нигде не позволял резкостей в адрес политорганов, существующей системы и ее вождей. На партсобраниях выступал горячо, убедительно демонстрируя руководству свою «политическую зрелость», клеймил позором американский империализм. Не случайно его приметил начальник политотдела института. Скоро Филатова избрали секретарем партийной организации отдела.

Шаг за шагом оперативники вели документирование преступной деятельности предателя. Агент действовал крайне осторожно: инстинкт самосохранения работал четко! Однако, попав под чекистский невидимый колпак, он уже был не в силах, даже если бы и захотел, выскочить из-под него. Бездействовать он не хотел и в какой-то мере боялся угроз американцев. А его действия оставляли следы.

Вернувшись из Алжира, Алекс, по заданию ЦРУ, успел передать ряд секретных сведений в Ленгли. Но вскоре этому был положен конец. Закономерным финалом предателя Родины, изменившего словам присяги и долгу разведчика, был его негласный арест, в котором принимал участие и Стороженко.

С этих пор и до суда контрразведчики стали кормить американцев в ходе оперативной игры бессмысленной дезинформацией…

* * *

Разбирательство показало, что агент и его заокеанские подручные готовились к «большим делам». Алекс стал бы суперагентом, если бы ему удалось пробраться в центральный аппарат ГРУ. По прибытии в СССР Филатов должен был поставить условный знак о готовности приема односторонних радиопередач, однако побоялся это сделать и сообщил в ЦРУ «письмом-прикрытием». Кстати, односторонняя передача, как учил его Майкл, могла передаваться в течение месяца до 8-10 раз. Согласно инструкции для «Алекса»:

«Ровно в 21 час на условной волне женский голос в течение десяти минут с небольшим интервалом будет вести счет до десяти. После этого последует десять коротких тональных сигналов и вслед за ними начнется шифрованная передача.

Перед кодированием текста будет указан номер – трехзначное число – и количество групп пятизначных чисел. Телеграммы с нечетным номером являются учебными».

Выполняя задание, Алекс в декабре 1976-го и в январе 1977 года с помощью полученного от американцев специального электронного устройства и имеющегося у него транзисторного приемника «Националь-Панасоник» принял две радиограммы с целью проверки возможностей поддержания связи.

В ночь с 29 на 30 января 1977 года, во время дежурства в институте, он с помощью находившейся при нем шифртаблицы и специальной копировальной бумаги подготовил для ЦРУ первое шифрованное тайнописное донесение, в котором уведомил американцев о своем назначении в институт ГРУ, его структуре и задачах. Это «письмо-прикрытие» он отправил 8 февраля 1977 года через почтовый ящик у станции метро «Проспект Мира».

В первых числах марта Филатов принял очередную кодированную радиограмму, в которой из-за океана подтвердили получение первого донесения и предписывали направить очередное 1 марта.

Придя однажды поздно после службы и очередной гулянки, когда семья уже спала, он на кухне подготовил текст второго шпионского сообщения и опять в виде «письма-прикрытия» 19 марта 1977 года отправил его через прежний почтовый ящик.

В конце марта принял и расшифровал очередную радиограмму разведцентра США, в которой сообщалось, что вместо тайника под условным наименованием «Дружба» для связи с ним предусмотрен тайник «Река». Далее разъяснялся порядок пользования тайником и указывалось место его расположения – на Костомаровской набережной в Москве. В июне Филатов получил новую квартиру и хотел принять очередную радиограмму, но из-за сильных радиопомех попытка оказалась безуспешной. Потому он решил заложить тайник.

Готовясь к этой операции, Алекс выехал на Костомаровскую набережную на рекогносцировку будущей акции. Согласно инструкции от 24 июня на стене дома 15 по улице Вавилова поставил метку. Она говорила о готовности агента на следующий день изъять содержимое тайника.

Под покровом темноты он пришел к тайнику «Река», но контейнера на месте не обнаружил. На следующий день шпион повторил действо – и снова безрезультатно.

«Что за черт, может, кто подобрал? Или я успел наследить? Скорее надо драпать отсюда, иначе можно вляпаться и привести “хвост”», – подумал он и осмотрелся. По телу пробежал противный озноб. На лбу показались градинки пота.

Вечером дома Алекс подготовил третье донесение, в котором информировал хозяев о безуспешной попытке обнаружить и изъять тайниковую закладку. В нем же он сообщал, что из-за плохой слышимости не может принимать радиограммы, и предложил использовать запасной канал связи под условным названием «Стадион». Просил о личной встрече с представителем ЦРУ в Москве. Письмо опустил на следующий день в почтовый ящик у метро «Площадь Революции».

Вот как объяснял Филатов на следствии работу с первой американской радиограммой:

«Согласно инструкции американской разведки 21 января 1977 года мною был осуществлен прием первой “боевой" кодированной радиограммы. Записав текст радиосообщения, я в тот же вечер начал его расшифровку. Не уложившись в первый вечер, я продолжил эту работу 22 и 23 января. Обычно, для того чтобы жена не смогла меня в чем-то заподозрить, я садился на кухне якобы с целью конспектирования, а на самом деле занимался расшифровкой полученных от американцев кодированных радиограмм».

Несостоявшаяся тайниковая операция «Река» не на шутку напугала Филатова. Несколько дней он ходил замкнутым, в голову лезли всякие тревожные мысли, одна страшнее другой. Письмо из штаб-квартиры ЦРУ несколько успокоило его. В нем после проявления тайнописи появился текст:

«Дорогой Алекс! Нам не удалось заложить тайник 25 июня, так как за нашим человеком была слежка. Благодарим за “Лупакова” письмо (утерянное письмо с тайнописью из ЦРУ. – А.Т.). Хотя мы и проверяли адрес несколько раз… письмо, вероятно, пропало на почте. К сожалению, иногда такое случается. Это не должно Вас волновать, так Ваши копирки очень надежны (??? – А.Т.) и Ваша техника при тайнописи отличная.

Просим обязательно приклеивать марку за 16 копеек и отправлять письмо из районов, посещаемых туристами. Мини-аппарат и кассеты, которые мы дали вам, нужно уничтожить. Просим также уничтожить эти материалы надежным способом, как, например, забросить их в глубокую часть реки, когда Вы уверены, что на Вас никто не смотрит. Просим также уничтожить кристаллы и батарейки.

Новое расписание: по пятницам – в 24:00 на 7320 (41 м) и 4990 (60 м), по воскресеньям – в 22:00 на 7320 (41 м) и 5224 (57 м), чтобы улучшить слышимость наших радиопередач, очень советуем использовать находившиеся в этом пакете 300 рублей на покупку радиоприемника «Рига-103-2», который мы тщательно проверяли и считаем, что он хороший.

В этот пакет мы также включили маленькую пластмассовую пластинку преобразователя, при помощи которой Вы сможете расшифровать наши радиопередачи и зашифровать Вашу тайнопись. Просим осторожно с ней обращаться и хранить. Мы согласны с Вашим советом изменить день возобновления связи у стадиона “Динамо” с субботы на пятницу. Это письмо мы написали на бумаге, растворимой в воде.

Уничтожьте ее, положив в стакан воды. Ожидаем от Вас скорого сообщения.

Сердечный привет.

ДЖ»

* * *

Читая эту инструкцию, Стороженко искренне удивлялся: «Как опекали агента! Как разжевывали ему порядок действий!»

Несмотря на опыт, полученный в Алжире, связь с американцами в Москве порождала страх в душе предателя – родная земля не принимала оборотня. Ему казалось, что за ним устроена постоянная слежка, поэтому ставшие привычные проверки по выявлению «хвоста» при челночных перемещениях «квартира – служба» – «служба – квартира» настолько изматывали тело и душу, что его шатало от физического и нервного истощения. Шпионскую экипировку в квартире он постоянно перепроверял и нередко перепрятывал. Это несколько успокаивало его.

Разработка Алекса приближалась к логическому завершению. И словно предчувствуя конец, шпион упивался жизнью: тратил большие деньги на встречи и времяпрепровождение с женщинами, памятуя слова Зощенко: «У кого нет денег, те не ходят с дамами». Так он расходовал «заначку» в 40 000 рублей, о которой жена не догадывалась. Ей не перепало ни рубля!.. Она содержала семью на остатки майорской зарплаты.

Последняя радиограмма от 22 июля 1977 года, принятая «агентом» в 21:00 и состоящая из 110 групп с позывными 258, была «боевой». Именно она помогла чекистам подготовиться к захвату с поличным американских разведчиков – супругов Крокетт, с которыми еще читатель встретиться в главе «“Барон” на связь не вышел».

* * *

Резидент посольской резидентуры ЦРУ в Москве сидел в крутящемся кресле. Мысли янки были заняты предстоящей операцией по связи, в которой участвовал один из лучших офицеров его агентурного аппарата, готовящийся стать особо ценным источником, – агент Алекс. Если бы знал резидент, что их «ценняк» уже в Лефортово, а чекисты дурачат его!.. Раздумья прервал стук в дверь.

– Войдите, – как-то вяло произнес он.

Вошел тот, кому предстояло идти на операцию. Крокетт еще раз выслушал подробный инструктаж шефа и пожелание успехов:

– Ну, с Богом, Винсент! Операция, как вижу, подготовлена качественно, провала не будет, потому что ее готовили настоящие профессионалы. Результаты доложите лично. Я буду вас ждать в кабинете.

Ровно в 19:00 2 сентября 1977 года гражданский помощник по вопросам обороны (именно так называлась должность прикрытия разведчика. – А.Т.) Винсент Крокетт надел под майку специальный бандаж с радиоаппаратурой. Она позволяла перехватывать разговоры советских контрразведчиков в районе проведения операции. Еще раз проверил контейнер, присланный из-за океана и предназначенный для Алекса. Он представлял собой пустотелый обрезок кабеля с вложением: 300 рублей, пять пустых почтовых конвертов с подставными адресами на иностранном языке, несколько шифрблокнотов, ручка для тайнописи и очередная инструкция. Контейнер находился в промасленной тряпке, чтобы не привлечь внимание случайных прохожих. «Валяться» камуфляж в таком виде должен был не более 15 минут.

В 20:00 Крокетт, после получения подтверждающего звонка Алекса, вместе с женой Беки выехали на операцию. Вскоре они оказались в районе Салтыковки за отдельным столиком в уютном ресторане «Русь», давно облюбованном иностранцами. Ужинали весьма скромно – бутылочка сухого вина и холодные закуски. Супруги мило беседовали, поглядывая на входные двери и следя за вошедшими, – искали «хвост». Беки прижимала к животу дамскую сумочку, в которой в целлофановом пакете лежал шпионский контейнер. Через два часа они покинули ресторан.

Машина рванула с места. Винсент посмотрел по сторонам. Проехали одну улицу, другую и вот повернули на Костомаровскую набережную. Улица была пустынной: ни пешеходов, ни автомобилей, ни бродячих собак. Когда машина проезжала мимо осветительного столба, Беки по указанию мужа выбросила из окна по направлению к забору контейнер. При этом, освобождаясь от целлофана, испачкала масляной отработкой ладони, юбку, сиденье – то ли руки дрожали, то ли слишком постарались промаслить тряпку «профессионалы».

Машина рванула, взвизгнув горящими протекторами, и понеслась по Костомаровской набережной до развилки, ведущей к улице Чкалова.

– Все!!! Дело сделано, Беки!

– Жми в посольство, тебе ведь надо доложить, а мне отмыться. Я вся перепачкана.

– Скоро будем дома.

Не успел он договорить фразу, как дорогу перегородили неизвестно откуда взявшиеся сотрудники ГАИ. Сразу же подъехало несколько автомашин с включенными фарами.

– Конец. Мы вляпались, – только и сумел проговорить Винсент супруге. Оставалось «забаррикадироваться» в машине и требовать вызова представителя посольства. Однако последовала не очень приятная процедура, какая случается со шпионами, пойманными с поличным. Группа захвата их «освободила» из автомобильного заточения и вежливо предложила пересесть в микроавтобус. Бекки пришлось даже кусаться – она укусила руку сотрудницы, участвующей при задержании и личном осмотре не гостеприимной дамы.

В приемной КГБ, куда поздно ночью доставили провалившихся разведчиков, супругам Крокетт трудно было отрицать непричастность к фактам и вещественным доказательствам. Сотрудницы приемной помогли Беки помыть руки и почистить одежду. Консул посольства США также не мог опровергнуть улики, послужившие основанием для задержания граждан его страны.

– Все ясно, – ответил американский дипломат. – Как же мне надоело встречаться с вами по ночам.

Эти слова были адресованы сотрудникам контрразведки, принимавшим участие в операции по задержанию американских разведчиков. После подписания протокола об инциденте консул увез провалившихся дипломатов-разведчиков в посольство. Винсенту предстояло отчитываться перед резидентом и спешно собирать вещи уже в качестве «персоны нон грата».

А Филатова ждал судебный процесс. Военная коллегия Верховного Суда СССР приговорила его к высшей мере наказания – расстрелу, замененному 15-ю годами заключения.

Отбыв срок, он обратился в посольство США в Москве с просьбой компенсировать ему моральный и материальный ущерб, переведя на его счет в один из московских банков хотя бы часть суммы, которая якобы лежала в Швейцарии. Американцы долго уклонялись от ответа, а потом заявили: право на компенсацию имеют только граждане США. Как говорится – от ворот поворот. Выжатый лимон выбрасывается!

Дальнейшая судьба предателя, как писали журналисты, тяжелая – он стал никому не нужен: ни американцам, ни семье, ни Родине. После возвращения из тюрьмы на волю он отправил себя снова в «неволю» – приобрел в одной из деревенек домик и живет отшельником в российской глухомани.

И вот спустя 30 лет после ареста оборотня из ГРУ автору этих строк по приглашению творческой бригады НТВ в рамках программы «Русские сенсации» – проект «Лубянка 2» удалось навестить «отшельника», который, как выяснилось, живет совсем не анахоретом. Купил в деревне Старая Жуковка, что в 100 километрах севернее Саратова, домик с пятью сотками земли. Возделывает огород, кормящий его целый год. Занимается сбором трав для чаепития. С селянами в дружбе. Для здоровья ходит по десять километров ежедневно и на ночь пьет 30 г самогона, настоянного на травах. Информирован – смотрит телепередачи. Недавно установил антенну-тарелку. Посредством шести стареньких приемников слушает передачи, в том числе на французском и английском языке.

На чекистов не обижается, считая, что они поступили по долгу службы. Янки презирает за жадность, неискренность и наглость. Как будто в ЦРУ должны быть паиньки?! Винит только себя, но прошлое вспоминать не хочет, так как жизнь он поделил на два куска – с оттенками черного и белого.

Подробно о встрече с человеком, ставшим шпионом не инициативно, а в результате подставы – «медовой ловушки» – автор описал в альманахе «Лубянка» (№ 8, 2008) и в книге «СМЕРШ в бою» в главе «Встреча с агентом ЦРУ» (2010).