Текст книги "СМЕРШ против бандеровцев"

Убийца родом из детства

История данного повествования такова. Во время службы автора в Южной группе войск в Венгерской Народной Республике в начале 70-х его коллега по контрразведке с венгерской стороны майор П. Ковач на одной из деловых встреч предложил:

– Антал, хочешь, я тебя познакомлю с одним интересным человеком?

– Интересные люди интересны, – скаламбурил автор.

– Кто он?

– Он тебе сам расскажет. Знаю только одно: он с советскими войсками вошел в Венгрию. Имеет ваши правительственные награды. В конце 40-х – начале 50-х был руководителем подотдела полиции в городе Шопроне. Уволился в звании подполковника. Пригласите его в гарнизон, он много чего расскажет.

– Я согласен…

Вот так у нас завязалась дружба с Шандором Ференци – Шани бачи (по-русски – дядя Саша. – АТ.). В очередной чекистский праздник, 20 декабря 1971 года, он с супругой по приглашению приехал к нам в гости. На сером потертом пиджаке ярко горели три советские награды: ордена – Красной Звезды, Отечественной войны I степени и медаль «За отвагу».

Оказалось, во время войны он действовал по линии НКГБ в Карпатах в разведывательно-диверсионной группе. Группа работала и на линии огня, и в тылу противника, и в тесном взаимодействии с нашими войсками, в первую очередь с отделами контрразведки СМЕРШ дивизий и армий.

Однажды дивизионный оперативник из СМЕРШа обратился к нему за помощью – «разговорить подозрительного пленного венгра». Шандору Ференци удалось «расколоть» того. Он назвал свои имя и фамилию – Янош Капустянский. Признался, что родился в Дебрецене, а потом с родителями переехал в Галицию. Выяснилось, что перед смершевцем он «косил под мадьярского солдата», прекрасно знает украинский язык и является сотрудником службы безопасности ОУН*. Знаком с одним из лидеров ОУН* – Николаем Лебедем. По его признанию, он занимался организацией взаимодействия с венгерскими частями, а также участвовал в казнях проштрафившихся оуновцев: предателей, дезертиров, членовредителей, а также просоветски настроенных селян и т. д.

Далее подключились следователи СМЕРШа. На допросах он признался, что люто ненавидит красных из-за того, что в 1939 году его с родителями загнали в колхоз, отобрав много сельскохозяйственного инвентаря. Потом отца арестовали якобы за антисоветскую деятельность, и только поэтому он пошел на службу в ОУН*, в которой видел сторонницу и защитницу своих взглядов. Конкретно о своей преступной деятельности не говорил. Дело сдвинулось с мертвой точки после поимки еще нескольких бандитов-эсбистов. Один по кличке Тарас признался, что он земляк Яноша и знает его с младых лет. В банде он ходил под псевдонимом Удавка.

– Не знаете, почему у него кличка женского рода?

– Знаю, потому что он был убийцей родом из детства…

– ???

– В детстве душил котов, собак, охотился с рогаткой на птиц. Перебил, наверное, с сотню хозяйских голубей. Но больше ему нравилось душить в детстве и юности зверье. А в банде людей – удавкой. Всегда это орудие казни из сыромятной кожи носил с собой. Говорил, что надо жалеть патроны на этих нелюдей…

По рассказу Шани бачи – дяди Саши, он присутствовал на ряде допросов венгров и был осведомлен о некоторых «подвигах» Яноша в бандеровской СБ. В частности, палач

признался, что приводил в исполнение приговоры службы безопасности 27 раз.

– И как же он казнил?

– Естественно, излюбленным с детства способом – удавкой. Заходил сзади обреченного, внезапно набрасывал со спины на шею шнур и тянул несчастную жертву за собой. В течение минуты человек уходил из жизни, – ответил старый вояка невидимого фронта.

– А что еще он делал?

– Даты и села, где он действовал в Прикарпатье и в Карпатах, а тем более имена уже стерлись из памяти, запомнились более или менее два случая расправы.

Он рассказал, как однажды Янош был направлен на приведение приговора над бывшим председателем сельсовета и его многодетной семьей.

«Пришли в село. Ночь была звездная. Природа отдыхала после дневной спеки. Нужный дом нашли быстро. Постучались в окно. Никакой реакции в течение трех-пяти минут. Стали бить в дверь прикладами. И вдруг слышу:

– Кто там, шо вам треба?

– Вас треба, – сказал я.

– Не дождетесь, – ответил мужской голос.

Видно это был председатель.

Что делать? Надо выполнять приказ. Подперли ломом входные двери, а хату с соломенной крышей подожгли. Сначала было тихо. Потом поднялся детский плач, скоро переросший в вой. И вдруг вижу, разбивается оконная рама, и в образовавшийся проем стали вылезать люди. Нам ничего не оставалось делать, как их всех собрать…»

– И что они сделали с несчастными?

– Всех девятерых побросали в колодец…

А вот его другое показание.

– Вы знаете лучше меня, – говорил Шандор Фененци, – на помощь на Западную Украину, после воссоединения всей Украины в 1939 году, «восточные» братья посылали сотни, нет, скорее, тысячи своих сыновей и дочерей. Они помогали выбраться из польского рабства. Ведь не секрет, что для поляков украинцы были восточниками и считались низшей породой людей. Думаю, бандеровщина разматывалась из этого клубка противоречий.

Ехала на запад молодежь по вербовке, по комсомольским путевкам, по разнарядкам и прочее. Юноши работали помощниками и машинистами паровозов, инженерами, токарями… Девушки – учителями, связистками, поварами, почтальонами, медсестрами и врачами… Именно по ним проехался каток террора. Воевали украинцы против украинцев. И именно с такими патриотками решили расправиться бандеровцы в одном из поселков Львовской области.

Янош, помню, спокойно рассказывал, как он с группой бандитов решил наказать девчат, приехавших из Сумской области.

«Это бы три девицы. Работали они на разных работах – помогали советской власти: одна трудилась учительницей, другая была медсестрой, а третья – поштарной ("почтальоном. – А.Т.). Наши люди их предупредили, чтобы они в 24 часа убрались из Галичины, но они не послушались нашего совета – вот мы их и наказали.

Забрать их не составляло труда, так как они все трое жили в одной хате. Пришли ночью, выволокли их всех на улицу вместе с хозяйкой и передавили удавками. Никаких выстрелов. Сделали все тихо…»

– Вскоре я уехал с группой дальше в Карпаты, поэтому не могу сказать, что уповец еще рассказал сотрудникам СМЕРШа, – со вздохом проговорил ветеран войны. – А вообще мне непонятно, как люди, жившие на задворках России, смогли так организоваться, что своими чисто фашистскими идеями заразили так много людей. То ли еще будет, если их не остановить силой убеждения, а кое-где и силой принуждения…

Как прав был тогда Шани бачи – уважаемый и бескорыстный дядя Саша. Сегодня его пророчества, к сожалению, сбываются…

Встреча на Унтер-ден-Линден

Небольшой городок Дубровица в украинском Полесье, на границе с Белоруссией, был освобожден от немецко-фашистских захватчиков 10 января 1944 года войсками 13-й армии 1 – го Украинского фронта. Непосредственное участие в зачистке города от немцев и их агрессивных холуев из числа бандеровцев и местных полицаев принимал личный состав 447-го стрелкового полка (командир подполковник А.Т. Макаров) 397-й стрелковой дивизии (командир полковник Н.Ф. Андоньев). В освобождении города также были задействованы силы партизанского отряда Василия Бегмы.

В отделе КР СМЕРШ дивизии шла бурная деятельность. То и дело оперативные уполномоченные военной контрразведки полков докладывали руководству о выявленных фактах злодеяний нацистов и их прихлебателей из числа украинских буржуазных националистов против мирного населения.

Начальник дивизионного отдела КР СМЕРШ информировал комдива об усилении охраны тыловых подразделений соединения в силу полученных данных об оставленном предводителем УПА* «Полесская сечь» неким Тарасом Бульбой агрессивном подполье.

– Николай Федорович, у нас есть проверенные данные о запланированном нападении бульбашей, так здесь называют этих бандитов, на обозы по подвозу оружия, боеприпасов и продовольствия. Следует усилить охрану и временных мест складирования подвозимого имущества.

Комдив принял информацию к сведению и тут же вызвал начальника штаба…

Сотрудники отдела КР СМЕРШ 397-й дивизии получили компрометирующие данные на сбежавшего коменданта местной полиции некого Кирилла Сыголенко, который проявлял большое рвение в помощи оккупационным властям и лично совершил ряд кровавейших преступлений. Собранные материалы о его измене, участии в вооруженной борьбе против Красной армии, насильственной отправке местных жителей на работы в Германию, службе в фашистской полиции и массовых убийствах советских граждан, грабеже своих жертв сотрудниками СМЕРШа соединения были переданы быстро формировавшимися территориальными органами государственной безопасности.

Предатели сразу же попрятались от закономерного возмездия по подвалам, чердакам и лесным схронам и бункерам, оступившиеся приходили в органы СМЕРШ и территориальные органы РО УНКГБ с повинной, обиженные нацистами и бульбашами делились воспоминаниями об ужасах оккупации и давали свидетельские показания…

* * *

Вплотную уже пришлось заниматься сбором дополнительных материалов и поиском самого кровавого палача, руководителя Дубровицкой полиции, моим землякам – ровенским чекистам. Данные собирались по городам Львову, Ровно, Олевску, Сарны, Дубровице и за границей – в ГДР.

Всё началось со случайности, но она всегда бывает частью закономерности. Недаром Наполеон Бонапарт говорил, что в каждом большом деле всегда приходится какую-то часть оставить на долю случая. Вот уж действительно – всем правит случай. Знать бы еще, кто правит случаем.

Чекисты шли по следу Сыголенко. И вот удача. Ярким солнечным днем 1949 года в Дубровицкий районный отдел УМГБ УССР по Ровенской области пришла только что вернувшаяся на Родину после долгих лет пребывания на работах в Германии местная жительница, дочь погибшего на фронте красноармейца – Текля Семенюк. Ее насильно вывезли заграницу вместе с десятками других девушек и молодых женщин Дубровицы. После окончания войны территория, где она работала по 14–16 часов в день у богатого бауэра, оказалась в американской зоне оккупации. Девушке пришлось пройти не один лагерь перемещенных лиц, чтобы, в конце концов, оказаться в родном городе, к счастью, в сохранившемся отчем доме и при живой матери.

Она пришла с заявлением в органы ГБ не потому, что ей хотелось поделиться о своей жизни в Германии, а об одной интересной встрече в Берлине с человеком, очень похожим на начальника дубровицкой полиции Кирилла Сыголенко.

– Не спознались? – спросил оперработник лейтенант Георгий Федорович Петренко.

– Нет. Я впервые его увидела на станции подземки Фридрихштрассебанхоф. Он приехал из западного сектора. Я за ним шла до тех пор, пока он не повернулся в мою сторону, – утвердительно ответила Текля.

– А в Дубровице вы часто видели его?

– Раза два-три в неделю. Только одевался он тогда иначе. Носил полувоенную форму, фуражку-мазепинку с длинным козырьком. Зверюга был, а не человек. Люди говорили, что евреев самолично расстреливал. Не щадил даже детей.

– И все же как вы определили, что это он? – с тактичной настойчивостью добивался сотрудник райотдела.

– По крупной лысой голове с большим лбом, и, несмотря на глубоко посаженные глаза, они казались несколько выпученными. У него всегда был полуоткрытый рот, за верхней губой которого виднелась золотая коронка, – спокойно ответила молодая женщина.

– Как он был одет? – не унимался чекист.

– В длинный современный плащ, с поясом. В руке он держал пузатый портфель из желтой, очевидно, свиной кожи.

– И каков был его отслеженный вами маршрут?

– Он шел по Фридрихштрассе до Унтер-ден-Линден, пересек ее и свернул налево. В кафе у Оперного театра он задержался, выпил чашечку кофе и о чем-то тихо и быстро переговорил с кельнером. Расплатившись, он энергично зашагал к Александерплац. Здесь быстро смешался с толпой, направляющейся в подземку, и я потеряла его из виду.

– А вы могли бы определить его на групповой фотографии?

– Попробую…

Офицер принес несколько фотографий, обнаруженных в бункере разгромленной одной бандгруппы в Дубровицком районе в 1948 году. На снимке были запечатлены дубровицкие полицаи. Местные жители указали, что среди сфотографированных мужиков в форме и мазепинках стоял Сыголенко – начальник местной полиции.

Показали фотографии Текле. Она сразу же указала на Сыголенко. На шести из шести фотографиях уверенно опознала палача украинского народа. Чувствовалось, что здесь ошибки не должно было быть.

После этого черно-белые стрелы запросов полетели в архивы разных городов страны, а также в представительство МГБ СССР в Берлин.

И вот уже стали вырисовываться контуры личности «щирого украинца», «верного галицийца» и «ненавистника явреив».

Немецкие друзья опознали по фотографии Сыголенко, но этот гражданин значился по документам как Карл Ковальский, занимающийся предпринимательской деятельностью. Он скупал кофе в ГДР, где оно было дешевле, и перепродавал в Западном Берлине. Восточно-германская полиция его неоднократно задерживала за контрабандные операции. Он даже отсидел два года за это преступление. После чего стал осторожным и, занимаясь прежним промыслом, закупал кофе через посредников – своих агентов.

Чекистам двух стран пришлось потрудиться, чтобы разоблачить оборотня. В материалах на атамана Тараса Бульбу – Боровца были найдены данные и на Сыголенко. Он значился в них адъютантом атамана, а потом редактором газеты «Гайдамак» – органа УПА* «Полесская сечь».

Получили контрразведчики и такие данные: в 1943 году полицейский околоток в Дубровице атаковывался партизанами и был разгромлен. Коменданту полиции удалось бежать. Позже его видели в Сарнах. Он здесь служил уже не полиции, а в нацистской службе безопасности – СД. Для предателя это было солидным повышением и знаком высокого доверия фашистов…

Скоро операция по задержанию Сыголенко была завершена. Сотрудники МГБ ГДР его арестовали при очередном вояже в Восточный Берлин и в 1951 году его уже допрашивал в Ровно следователь УМГБ.

Держался этапированный галичанин спокойно. О себе он заявил, что является Карлом Николаевичем Ковальским, родом из Галиции – Львовщины. Еврей на национальности. Работал агентом по сбыту мануфактуры в фирме «Шлехтер». Учился в Кельне в университете на юридическом факультете, откуда был исключен после прихода Гитлера к власти. В 1936 году переехал в Польшу, где до 1939 года работал продавцом магазина. В 1942 году был арестован немцами в Варшаве и отправлен в лагерь смерти в Дахау. После освобождения осел в Западном Берлине, где получил пособие как лицо еврейской национальности, пострадавшее от фашизма.

Следователи областного Управления МГБ готовы были поверить Ковальскому. Сама мысль, что еврей убивал евреев из-за национальной принадлежности, показалась дикой. Да и удостоверение есть, что он является членом западноберлинской еврейской общины. Но бескомпромиссная экспертиза фотографий неопровержимо свидетельствовала: начальник полиции Сыголенко, адъютант, а затем сотник УПА* «Полесская сечь» с той же фамилией и предприниматель, а точнее, спекулянт из Западного Берлина Карл Ковальский – одно и то же лицо.

После этого поиск материалов пошел быстрее. Нашлись свидетели, утверждавшие, что часто его видели с Тарасом Бульбой – Боровцом, разъезжавшими по хуторам и селам Полесья с агитационными целями. Так они собирали в свой отряд молодежь для борьбы вместе с немецкими войсками против Советов.

Чекисты вскоре нашли и приказ атамана Бульбы – Боровца № 19 от 10 сентября 1941 года. В нем говорилось: «…за боевую и отличную организацию работы в боевых операциях в городе Олевске и за ликвидацию всех московско-большевистских и регулярных банд на Олевщине (уничтожение евреев. -А.Т.) повышается и утверждается в звании сотника Сыголенко Кирилл Николаевич». Потом он станет адъютантом атамана и по совместительству редактором юдофобской газеты «Гайдамак».

Нашелся и еще один документ – протокол совещания старшин УПА* «Полесская сечь» от 18 ноября 1941 года. На этом совещании сотник Сыголенко докладывал, что прибывший к ним эсэсовский капитан Гичке запросил у бульбашей помощи в поголовном расстреле к 19 ноября всех евреев Олевска.

Выяснилось, что, после того как Сыголенко в 1942 году назначили в Дубровицу начальником полиции, он сразу же организовал гетто для евреев. Собрал более тысячи человек и отправил их в Сарны, где они были все расстреляны. Предварительно он обманным путем забрал у них золотишко и другие драгоценности, обещая жизнь. Да, он исполнил свой обет, подарив им жизнь «только на небесах».

После разгрома полиции партизанами он, как уже говорилось, оказался в Сарнах в должности сотрудника немецкой службы безопасности СД, где изготовил заранее, почувствовав неизбежный крах Третьего рейха, себе документы прикрытия на имя Карла Ковальского.

Кто же выступал под личинами Сыголенко и Ковальского? Ответили на этот вопрос контрразведчики.

Действительно, подследственный родился во Львове в зажиточной еврейской семье. Настоящая фамилия – Хаим Сыгал. После оккупации нацистами Львова он через свои связи вышел на Тараса Бульбу – Боровца, представившись ему «хвайным украинцем», готовым воевать с двумя оккупантами – немецкими и советскими – «лышэ за вильну Украину». Атаман поверил ему тогда, когда проверил его в работе – грязной и неблагодарной, связанной с убийством 535 советских граждан, в основном евреев, в Олевске летом в 1941 году.

В конце концов, Хаим Сыгал, припертый вещественными доказательствами и свидетельскими показаниями к стенке, во всем признался – бес попутал.

Потом был суд, вынесший справедливый приговор бандиту из УПА* «Полесская сечь».

Отповедь канадского профессора

Автору этой книги удалось познакомиться с фрагментами интервью Виктора Полищука – канадского магистра права, профессора и доктора гуманитарных наук. Это интервью он дал украинскому агентству From-UA. В нем профессор обнародовал свое личное мнение об ОУН* – УПА* и шагах нынешних некоторых политиков, политологов и лжеисториков Украины по реабилитации «борцов за самостийную Украину». Он считал, что раскаяние в постыдных делах есть спасение жизни. Но раскаяние не наступает, наоборот, идет процесс реверса в сторону героизации бандеровщины. Появилось даже понятие – «необандеризация Украины».

Несколько слов о мыслителе.

Родился профессор в 1925 году на Волыни. Его отец был репрессирован, а семья выслана в Казахстан. С 1946 года Полищук жил в Польше. В 1981 году эмигрировал в Канаду. На Украине В. Полищук стал известен после выхода в середине 90-х годов его книги «Горькая правда: преступления ОУН* – УПА*. Исповедь украинца».

В ней говорилось не о героизме украинских националистов периода Второй мировой войны, а об их преступлениях, что расходилось с официальной линией президентов Кравчука, а в будущем – Ющенко.

Привожу его ответы полностью. Задавал вопросы корреспондент агентства From-UA.

– Защитники ОУН* – УПА* утверждают, что это формирование воевало против сталинского и гитлеровского режимов. Так ли это, по вашему мнению?

В. Полищук: Утверждения про одновременную борьбу ОУН* – УПА* против сил Германии и Советского Союза не что иное, как пропагандистский прием. Есть документы, литература, в них отнюдь не просматривается такая борьба. В конце концов, этому утверждению противится обычная логика: любое противоборство ОУН* – УПА* с немцами было бы одновременно помощью советским партизанам, что не входило в интересы ОУН*.

Существуют детальные бандеровские сведения о боевых действиях ОУН* – УПА*, в которых нет фактов запланированных боевых действий против немецких сил с целью их уничтожения. Хотя были стычки с небольшими немецкими подразделениями, в частности с полицией или жандармерией, с целью получить оружие или в ходе вооруженного грабежа немцами украинского населения.

Были и стычки, когда немцы попытались бороться с бандеровскими формированиями, которые стали препятствием в реализации принудительных поставок сельхопродуктов: зерна, мяса и т. п. Но это были бои оборонительного характера, а не с целью уничтожения сил оккупанта.

Были стычки и бои ОУН* – УПА* с советскими партизанами, а с 1944 года также с силами Советской армии, но это также были бои оборонительного характера, а не с целью их уничтожения. В ОУН* – УПА* не было столько сил, чтобы она инициировала и проводила боевые действия против немецких или советских войск с целью их уничтожения.

Вытеснение на короткий период силами ОУН* – УПА* немецкой администрации из некоторых районных центров на Волыни в 1943 году имело исключительно пропагандистский характер.

ОУН* – УПА* не проводили диверсий с целью уменьшить боеготовность гитлеровских сил, они не взрывали мосты, не уничтожали железнодорожные сооружения и т. п. На это все у ОУН* – УПА* не было сил, но они в то же время были способны вырезать польское население и истреблять тех украинцев, которые не подчинялись бандеровцам. ОУН-Б* – УПА* – СБ* уничтожали в том числе и украинцев из формирований ОУН* Мельника и Тараса Бульбы – Боровца, а СБ ОУН* Бандеры массово истребляла советских солдат и офицеров, которые в июне – июле 1941 года попали в плен и сумели убежать, после чего прятались по сараям и в хатах у украинских крестьян на Волыни.

Существуют документы «боевой деятельности» ОУН*-УПА* – СБ*. Эта «деятельность» носила сугубо криминальный характер и не имела ничего общего с одновременной борьбой ОУН* – УПА* против немецких и советских сил.

При этом надо сказать, что, несмотря на запрет немцами провозглашения «Украинского государства» 30 июня 1941 года, несмотря на домашний арест Степана Бандеры, Ярослава Стецько и других главарей украинских бандитов, бандеровские батальоны «Нахтигаль» и «Роланд» в конце 1941 года были переформированы в 201 – й батальон «шутцманшафтен». Он до конца 1942 года под общим командованием известного немецкого генерала фон дем Бах-Залевского на украинско-белорусском пограничье жестоко уничтожал советских партизан и истреблял гражданское население тех сел, из которых шла помощь партизанам.

Это означает, что ОУН* Бандеры формально отдала в распоряжение немцев свои силы, т. е. сотрудничала с Германией по меньшей мере до конца 1942 года. Есть еще один важный момент: бандеровцы в июле – августе 1941 года создали и отдали в распоряжение немецкого оккупанта украинскую вспомогательную полицию, которая идеологически и политически была подчинена ОУН* Бандеры. Эта полиция совместно с немецкой полицией и жандармерией совершала погромы украинских сел на Волыни. Вспомнить хотя бы погром в селе Кортелисы, совершенный немцами и украинской вспомогательной полицией 23 сентября 1942 года, вследствие которого расстреляно, живьем сожжено, палками забито 2875 украинских крестьян, в том числе 1620 детей, сожжено 715 жилищ. Это было преступление народоубийства, в три раза превышающее известный всему миру погром в чешском селе Лидице. А погром в Кортелисах был лишь фрагментом «деятельности» бандеровской полиции!

Эта полиция в марте – апреле 1943 года по приказу ОУН* Бандеры с оружием в руках оставила службу у немцев, подалась «в лес» и вместе с бывшими воинами из «Нахтигаля» и «Роланда» стала стержнем создаваемой бандеровской УПА*.

Сказанное означает, что ОУН* Бандеры в действительности сотрудничала с гитлеровскими оккупантами по меньшей мере до марта – апреля 1943 года. Перерыв в этом сотрудничестве длился до декабря 1943 года, т. е. лишь семь месяцев.

Начиная с декабря 1943 года и до окончания Великой Отечественной войны ОУН* Бандеры на территории Украины и Польши сотрудничала с немцами в борьбе с советскими войсками, войсками члена антигитлеровской коалиции, что видно из архивных документов в виде донесений командования гитлеровской полиции и СД в Берлин. В таких условиях бессмыслицей являются утверждения о борьбе ОУН* – УПА* против немцев.

А борьба против сталинского режима сводилась к позорному истреблению остатками СБ ОУН* Бандеры, которые прятались в бункерах, украинского советского актива, членов их семей, в том числе и малолетних детей, престарелых родителей, к убийствам женщин, которые отказывались давать бандеровцам продукты или одежду, трактористов, милиционеров и т. п.

Эта «борьба» сводилась также к актам саботажа – уничтожению путей сообщения, колхозного инвентаря. Велась она против советской власти, но не выходила за границы сельских советов и никогда не достигала районов. Сказанное здесь находит подтверждение даже в бандеровских, доступных читателю «хрониках».

– Почему же при этом значительное число населения Западной Украины все-таки считает воинов ОУН* – УПА* героями?

В. Полищук: Большая часть населения Западной Украины не воспринимала после сентября 1939 года советских порядков, что и использовала ОУН* в ходе войны Германии против Советского Союза.

Во время гитлеровской оккупации некоторые элементы населения вследствие пропаганды «походных» групп» обеих ОУН*, пошли на сотрудничество с немцами – в украинскую полицию, в немецкую администрацию. Такое же, только в меньших размерах, происходило и на Большой Украине. Тем не менее большинство населения Западной Украины, глядя на злодеяния как гитлеровцев, так и бандеровцев, изменило свои взгляды, дошло до того, что, как констатировал Тарас Бульба – Боровец, люди больше ненавидели и боялись бандеровцев, чем советского НКВД или гитлеровского гестапо.

Был еще один фактор, из-за которого многие на Западной Украине консолидируются с взглядами националистов на роль ОУН* – УПА*. Дело, во-первых, в том, что советская власть не очень панькалась с бывшими уповцами, даже с теми, кто в УПА* оказался вследствие террора ОУН* Бандеры, так как им и семьям «эсбисты» грозили уничтожением. Во-вторых, даже террором «мобилизованные» УПА* были вынуждены совершать преступления, и всех их советская власть репрессировала.

Таким образом, эта власть для них стала вражеской, а ОУН* как бы защитником. За время советской власти не было возможности оправдать участие в УПА*, теперь же, когда украинские националисты оказались в структурах новой власти, им не имеет смысла отрекаться от ОУН* – УПА*. Им лучше признавать «героями» даже таких, как Ярослав Стецько, который в 1941 году в своей автобиографии написал, что он является сторонником перенесения на Украину гитлеровских методов уничтожения евреев; как Дмитрий Клячкивский – Клим Савур, организатор резни польского населения Волыни, которому, по инициативе нынешнего губернатора Ровенской области, поставлен своеобразный памятник в Ровно…

По моему мнению, на сегодня нет данных о том, какой процент населения Западной Украины фактически считает ОУН* – УПА* героическим формированием. Надо осознавать, что жители этого региона Украины прекрасно знают преступную суть бандеровского движения. Сегодня на Волыни и в Галиции во всю мощь действует донцовский принцип «Кто не с нами, тот против нас!» Там люди еще до сих пор помнят ужасные убийства бандеровцами своих односельчан, они знают заявление Степана Бандеры: «Наша власть будет страшна!»

Кто опрашивал это население по поводу его отношения к ОУН* – УПА*, причем опрашивал абсолютно анонимно? Это «значительное количество» сомнительно, надо его объединить со страхом перед бандеровцами, перед бандеровской властью сегодня на Волыни и в Галиции.

Нерешенным остается вопрос: почему УПА* была формированием, которое на 90 % состояло из участников, террором в нее привлеченных? Это ли не свидетельство того, что ОУН* – УПА* не имели поддержки со стороны масс украинского населения Западной Украины?

– Некоторые историки считают, что преступления ОУН* – УПА* на самом деле осуществляли переодетые отряды НКВД. Есть ли основание так считать?

В. Полищук: Неправда! Некоторые историки прибегают даже и к такому вранью, будто немцы переодевались в «мундиры» УПА* (таковых никогда не было и не могло быть) и под маркой УПА* вырезали польское население. Может, еще эти немцы изучали волынский или галичский диалект украинского языка, чтобы сделать правдоподобной маскировку?! Бессмыслица!

Правда, было около 150 отрядов, которые в основном состояли из бывших уповцев, с командирами-энкавэдэшника-ми во главе, но они были созданы с единственной целью – истребление формирований ОУН* – УПА*.

Были частные случаи злоупотреблений со стороны некоторых участников таких «спецгрупп», но те, кто их допускал, привлекались к уголовной ответственности. На все это существуют архивные документы, а вот документов о преступлениях НКВД против гражданского населения под маской УПА* – нет. Есть вместе с тем документы, даже авторства формирований ОУН* – УПА*, которые доказывают, что было наоборот: бандеровцы часто подстраивались под советских партизан и от их имени убивали польское и украинское население. Есть также документы авторства структур ОУН* Бандеры, которые показывают, что Служба безопасности не самолично, а по письменному приказу сверху применяла публичные пытки в отношении заподозренных в антибандеровской деятельности украинцев, есть бандеровские документы относительно применения таких пыток в ходе следствия: подозреваемого подвешивали над костром и подвергали допросу. Эти документы я опубликовал.

– После смены власти на Украине серьезно стоит вопрос об официальном признании ОУН* – УПА* воюющей стороной. Какие последствия это может иметь, в том числе в международном аспекте?

В. Полищук: Проблема признания ОУН* – УПА* в контексте их действий, как выше указано, ясна: это было преступное формирование. Ни его некоторые живые еще представители, ни ОУН* Бандеры, которая была инициатором и организатором преступлений ОУН* – УПА*, ни апологеты этих формирований никогда не признавали своей вины перед украинским народом. Проблема признания или непризнания ОУН* – УПА* – это проблема морали. А мораль – понятие целостное. Яйцо не может быть частично несвежим, как не может быть женщина частично беременной.

Власть может быть моральной или неморальной. В контексте отношения к украинскому национализму вообще и его формированиям, в частности, к ОУН* Бандеры президент Леонид Кучма, предоставляя «проводнику» этого осколка ОУН* высокое государственное отличие, был аморальным. Президент Виктор Ющенко, инициирующий признание ОУН* – УПА*, поступает ненормально. Его предложение относительно «примирения» ветеранов Украины с бывшими участниками ОУН* – УПА* тем более не морально, потому что власть не осудила преступлений ОУН* – УПА*. Со стороны ОУН* – УПА* не было раскаяния за совершенные преступления, а без раскаяния нет прощения.

Президент Виктор Ющенко поступает безнравственно, когда заявляет, что поляки и украинцы уже примирились: вот, мол, только украинцы между собою не могут примириться. Если президент Виктор Ющенко примирился с президентом Польши А. Квасьневским, то это не означает, что с ОУН* – УПА* примирились живые еще поляки, которые бежали из-под бандеровского топора, а также что примирились с ними потомки зверски убитых бандеровцами поляков. При этом отмечу, что поляки не добиваются наказания живых еще преступников-бандеровцев, они только добиваются правды, осуждения преступлений. А что сказать о потомках тех украинцев, которые потеряли своих родителей, сыновей, дочерей, мужей, а погибло от бандеровских рук минимум 80 тысяч невинного украинского населения?