Текст книги "Процесс"

Вспомним высылку Лениным непобежденных оппонентов в 1922 г. Сказать умному человеку: «Пошел вон!» – не требует интеллектуальных усилий. Иные полагают, что прогоняемый побежден. Нет. Победитель – именно он, и его сила скажется впоследствии на степени бессилия разгневанных хозяев.

Подавление интеллекта говорит о родстве сегодняшнего правящего слоя с особами, находившимися у власти после октября 17-го года. Перед нами одна и та же популяция людей.

Это подтверждают маневры второго и третьего президентов России надевать в ходе своих интервью и пресс-конференций маску всезнайства и самоуверенности, не боящейся никаких вопросов и проблем. Чувствуется рука неумных советников и имиджмейкеров, не учитывающих несовпадение этой манеры с истинным положением страны, уход от него в аллилуйщину вместо честного обращения к народу.

Ложь правит бал и тогда, когда государственные лица, просоветские еще вчера, участвуют в религиозных обрядах, крестятся, получают одобрение церковных иерархов и этим только подчеркивают свое двуличие. Одни лицедеи благословляют других лицедеев. Они должны были пройти всенародную процедуру раскаяния и покаяния за все, что до них сделано. Но такой необходимости даже отдаленно они не ощущают. Разрыв сознания сказывается и во время официальных визитов, когда руководители государств позируют, пожимая друг другу руки, соблюдают совершенно ненужный «дипломатический протокол». Визиты по природе своей могут быть только деловыми без сладостных «протокольных» интермедий, выглядящих наиболее лживо и глупо.

Россия в XX веке – проигравшая сторона. Поэтому всякие проявления торжественных форм поведения отдают фарсовой державностью. Командное манипулирование в политических целях ценами на газ и нефть, растерянность по отношению к идущей террористической войне, личная «дружба» президента с руководителями ведущих держав и при этом неприязнь к ним, одурение народа гальванизированной церковностью – все эти штрихи лишены трезвой оценки своей страны в мире и создают жалкие, неумные черты вроде бы ответственного руководства. Страна продолжает вырождаться.

Руководители России не могут осознать, что она стала второстепенной державой и потому бывшие союзные республики приобрели не только юридическое, но и моральное равноправие с бывшей метрополией. Поэтому на отношение свысока к политике этих стран Россия не имеет права. Это вызывает только вполне законную враждебность к потерявшей авторитет Москве.

Эти признаки снова говорят о не изжитом зле, а не о моральных принципах и поэтому о боязни открытой политики. Тупая психология бывших российских монстров сохранилась. То же наблюдается и в руководящей бездумной думской партии, что говорит о невозможности творческого подхода к развитию собственной страны.

Значительная часть депутатов Думы – предприниматели, карьеристы, примкнувшие к «Партии власти» из соображений карьеры. Они нарушают закон, запрещающий бизнес для членов Думы.

Источником разложения является и чиновничество. Если советская власть держалась на страхе, то постсоветское правление периода нынешнего дуумвирата держится на спайке бюрократии и средней и мелкой администрации, число которой увеличилось с доперестроечных времен в семь раз (!) («Новое время» № 51, 2005 г.). Это несообразность прежде всего политическая, скрывающая гнилую конструкцию нынешней власти, тратящей деньги не на восстановления производства, а на истощающую страну административную вертикаль. Чем крепче властное обеспечение правительственного аппарата и манипулирование им оппозицией, тем ниже уровень жизни народа.

Такой аппарат, не говоря о том, что он висит непосильной гирей на бюджете, осуществляет контроль лиц и прогрессивных общественных организаций, воздвигает при необходимости бюрократические барьеры на их пути. Включая судебные. Общий психологический результат – беспомощность, достижимая иначе, нежели раньше, и только для деятельной части населения. Коррупция при этом в то же количество раз становится выше.

Можно сделать частный вывод, что управлять советской государственной машиной было легче. Она бежала по своей колее и возникающие отдельные инициативы не мешали ей. Последний советский режим тщательно скрывал свои реалии и потому казался стабильным. Для российского человека это было важно. Авторитет руководства укреплялся. Объявленная «перестройка» была принята не потому, что люди осмыслили ее, а только потому, что это была инициатива верхов, которая по существу ни от кого ничего не требовала.

Объявленная перестройка выявила, что новая жизнь требует не только смены словесных координат, но и определенной деловой активности. Рядовой человек после своей уютной нищей жизни не мог принять идеологию «make money» и продолжает тянуться к иждивенческому «независимому» существованию. Его можно понять. Все стороны жизни в стране стали бизнесом: наука, здравоохранение, образование, чиновничество, полиция, суды… Для человека, воспитанного в совсем другой атмосфере, это моральная катастрофа. У него опускаются руки, и он уклоняется от нагрянувшего на него мира как может. Где уж ему страшиться того, что интеллигентные умники называют крахом национальных сил. Это не затрагивает его душевные струны.

Правительство не знает, как назвать такую политику, дабы у людей родилась цельность в представлениях о том, что происходит. Богатство – единственная оставшаяся цель – разъединяет людей и приобщает к аморальной жизни. Предпринимательство воспринимается как свобода беззакония. Между простым народом и власть имущими создается атмосфера глубокого отчуждения. Нынешний лидер (2010 г.) катается на мотороллерах, посещает заповедники, пилотирует самолеты, ныряет с аквалангом, показывая свою «простоту» и лихость. Разве такой человек может быть нечестным? Может потому, что государственно значимых действий не производит. Не умеет и не может. У него другие тайные цели.

Снова у людей развивается состояние раздвоенности, на этот раз открытой, и потому – невыносимой. Люди органически не готовы воспринять где-то парящее цивилизованное, разумное, активное начало. Как в 1917 году пришли в политику «новые русские», беспородные и безжалостные, так и в наши дни появились богатые русские, не имеющие здоровых корней и унаследовавшие от советской поры право на невежество и властную вседозволенность. Они, как и их родственники дальней революционной поры, неспособны к организации производства без обмана и насилия. Раз честность невозможна, то им остается лишь спекулировать тем, что близко лежит и достается без особого труда. Продукт становится добычей.

Поэтесса Ю. Мориц сказала по их адресу: «Люди, которые как бы победили советскую власть, являют собой зрелище совершенно отвратительное и ведут себя хуже тех, кого они победили». Более точно определил их суть А. Солженицын: «Лица, откормленные воровской сытостью». Этому не стоит удивляться. Советская пропаганда воспитывала массы, характеризуя «буржуев» в карикатурах, а на словах, как нелюдей, стяжателей и грабителей, похожих телом на денежные мешки, Почему бы теперь не взять их за образец, когда провозглашен капитализм?

В 1928 году Ф. Степун писал: «Зарождающийся в России буржуй (периода «НЭПа» – А. В.) гораздо больше похож на большевистское чучело буржуя, чем на западноевропейского буржуа. Этот новый тип – человек без роду и племени, простертая в будущее черная тень уже ничего не боящегося мешочника, подкованный звонкой бессовестностью, беспринципный рвач с большим корыстными безыдейным размахом. Он не противоположен большевизму, он соутробен ему. Он хуже большевика – он осадок большевизма».

Можно сделать вывод, что незрелость народа для постройки нового здания общества продолжается так же, как это было в двадцатых годах. В современных условиях массовый террор применить уже невозможно. Разрыв между богатыми и бедными увеличивается. Идеал уравниловки остается. Если она проявится, выход будет найти очень трудно. Поймет ли страна тогда, что речь идет о самом ее существовании, о том, «быть или не быть» в замкнутом круге, в котором она оказалась?

Проблемы политического состояния России ничего загадочного не представляют. Их уже давно назвал эмигрант, философ Иван Ильин: «Страна, лишенная необходимых предпосылок для здоровой творческой демократии, не должна вводить у себя этого режима до тех пор, пока эти основные предпосылки не будут созданы. До тех же пор введение демократического строя может быть только гибельным для этой страны».

Ильин поясняет такую категоричность: «Человек, просидевший в тюрьме тридцать лет (эти слова сказаны в сороковых годах. В 1991-м это значило бы – семьдесят три года! А. В.), заморенный в цепях, разучившийся стоять и ходить, какой же он участник спортивного состязания? А демократия есть именно политическое спортивное состязание. Этого человека надо под руки водить, а не наваливать на него десятипудовые мешки ответственности…Годы, годы должны пройти до тех пор, пока русский человек опомнится, стряхнет с себя унизительные навыки и, встав во весь рост, найдет опять свой уклад, свое достоинство, свою русскую самостоятельность и свою независимую талантливую сметку».

Ильин интересен не только знанием людей России. С тем же чутьем он обращается к будущему государственному строю: «После большевиков Россию может спасти или величайшая государственная дисциплинированность, или же национально – и государственно – воспитывающая авторитарная система. Какая нужна наивность, чтобы заводить демократию сверху? Она либо выродится в анархию, либо в новую тиранию. Либо, наконец, в вязкое, долгое и скользкое правление чиновников, бюрократии. Не будет ли оно сметено народным возмущением? И тогда опять – анархия, диктатура, которая из-за незаконности своей превратится в стоячее болото…».

В этом же роде высказывался в 1928 году политический деятель эмиграции В. Шульгин: «Мы из тех пород, которым нужен видимый и осязаемый вожак. Сей вожак, избавляя отдельного русского сноситься с согражданами “в бок” (на каковом пути возникают сейчас же ссоры, споры, драки и скандалы), направляет их стремления как-то послужить единой и ценимой ими русскости «вверх», то есть на себя. В нем, вожаке, как в фокусе, собираются все действенные лучи не парализованные взаимоотталкиванием» (В. Шульгин. «За что мы их не любим»).

Такого вожака нет. Твердую государственную модель страна без него принять не в состоянии. В ней преобладают непримиримые тенденции. Одни соблазняются географической и товарной близостью к Западу, частной общностью путей и интересов с ним. Другая сторона предлагает модель, основанную на пафосе евроазиатского национально-державного спасения без каких-либо внятных конструктивных предложений. Подобная сила привлекательна в период бессилия. В ней – обманчивое родство, а значит – такая же надежда.

Добавим: в российских массах немало достойных людей, могущих занять руководящие посты в стране. Где же они? Они остаются за пределами барьеров, созданными бывшей советской плутократией и системой фальсифицированных «выборов» – гарантией непоколебимости нынешней верхушки. Кто же остается?

Особое место занимает не нашедшая себя в новых условиях часть старой партноменклатуры. Она оскорблена своим нынешним положением и за отсутствием иного цепляется за приоритеты, называемые ею «марксистско-ленинскими» (КПРФ). База ее – обездоленные старики и не переосмыслившие прошлых идеалов люди. Они, верующие в бескорыстный коммунизм забывают, что инструмента для его реализации нет. Но они выступают против существующей социальной несправедливости и коррупции. Их критика чаще всего правильна, а конструктивных предложений нет.

Опасность представляет собой партия люмпенского типа, провокационная, подобно нацистской и большевистской. Она не стесняется лгать даже в демагогической вывеске своей – «ЛДПР». Ее руководитель сохраняет клоунское позерство Муссолини. Тем не менее, один из десяти избирателей голосует за нее. Еще один показатель кризиса сознания страны?

Руководство, понимая, что существующий набор партий – поддельный, выставила на обозрение еще одну марионетку – партию «Справедливая Россия» и наконец «Правое дело». Несмотря на инициативу Кремля в создании таких группировок с неясной программой, он их побаивается. Лидер «Правого дела» миллиардер М. Прохоров показался Кремлю человеком послушным, подобно другим олигархам. Оказалось, что это человек со своей практической программой и независимой энергией. Его желание ввести в партию талантливого специалиста по борьбе с наркоманией Е. Ройзмана было отвергнуто Кремлем. Можно предполагать, что правящая верхушка побаивается радикальных лидеров. Они могут показать пути развития, которых верхушка совсем не желает. Поэтому в сфере их пристального внимания находятся олигархи в качестве людей, имеющих большие возможности для личного обогащения и политических шагов. Почуяв эту опасность власть принимает меры торможения деятельности олигарха. Этим объясняются причины репрессий против такой быстрорастущей компании как ЮКОС.

Ее руководителям вынесен судебный приговор за неуплату налогов. На самом деле оппозиционные настроения и широкая благотворительная активность, таящая в себе опасность перехода к гласной политической деятельности, являются истинной причиной осуждения этих лиц. Они показали не только свои предпринимательские успехи, но и гражданскую ответственность за происходящее в стране, готовность финансировать отрасли социальной защиты. Все это тщательно скрывает судебная власть. Особенно на втором судебном процессе. Истинная причина репрессий: размах деловой активности М. Ходорковского, добившего в короткие сроки крупных масштабов своей полезной деятельности. Так была развалена нужная фирма.

В целях перестраховки создан так называемый «Народный фронт». Это признак кризиса правящей партии «Единая Россия». Все эти политические силы сохраняют признаки прошлого – стремление к власти больных собственной серостью и неудержимым властолюбием. Съезд остатков партии «Правое дело» (сентябрь 2011 г.) совместно с «Народным фронтом» был очень похож на оперную постановку, в которой нет места для практических программ и выступлений с мест. Торжественное начало и окончание съезда напоминали вступительную и заключительную оперную увертюру. Значит, ведущей идеологии нет. Что же такое тогда Россия? Страна без моральных основ. Нужна сильная и умная рука, которая осторожно будила рядового человека, и не обливала бы его при этом холодной водой.

Слабое влияние, оказываемое на этот процесс умными демократическими силами со своей убедительной программой (Б. Немцов и др.), говорит о том, что они не могут сыграть свою роль и проверить собственную значимость их за недопущения их к парламентским выборам. Не это ли признак политической неизменяемости власти? Правые провозглашают свои идеи как стратегическую цель. Они честны. Их политики не являются богачами и карьеристами. В сочетание подобного европеизма с честностью люди не верят. Правые демократы смотрят далеко вперед. А людям нужно удовлетворение сиюминутных нужд. Резервов терпения и труда для получения хотя бы отдаленного положительного результата при существующем режиме у людей нет. Назначение одного-двух таких представителей на губернаторские посты заставит таких деятелей столкнуться с налаженной системой коррупции и оппозицией, которая занимает все административное пространство, определяет политическую погоду в отдельном регионе и во всей стране.

Понять ее возможности помогает выдающийся писатель В. Астафьев своими словами о советском прошлом: «Врагом советской власти и правящей партии сделался весь народ, и она никого так не боялась, как своего народа, и, мстя за страх свой, не понимая своего народа, сводила его со свету. Больше сотни миллионов свела, а у того, который остался, надорвала становую жилу, довела его до вырождения, наделила вечным страхом, воспитала в нем нездоровые гены привычного рабства, склонность к предательству и все той же жестокости, раба породила».

Необходим единовластный рационализм правоцентристского направления, медленно, но верно ведущий к либеральной демократии. Именно так можно назвать силу, ум и решительность во всех отраслях государственного устройства и не бояться обвинений в нарушениях демократических принципов тогда, когда другие ими только прикрываются.

Такой шаг был бы успешным хотя бы потому, что он следует духу дореволюционной царской власти. Она была прогрессивно-центристской в формах, которые были возможны в течение первых 16-ти лет XX века, и распалась по причине неприятия низами нового индустриального и парламентского начала. Сегодня память рядовых людей о заводах, фабриках, сельскохозяйственном старании еще можно вернуть, хотя и с трудом. Только она может стать основой возрождения страны. Честная государственная рука в силах помочь новым по духу инвесторам подавить сопротивление бюрократической и злонамеренной чиновничьей машины и позволить стране изжить нетрезвые социальные привычки.

Если предположить, что подобный переворот все же произойдет, то гарантией новой прогрессивной власти должна стать открытая гласная жесткость по отношению к типу людей пережитого периода. Они должны быть изолированы от своей страны. Речь идет не о каторге, а о создании резерваций с поселками и городами, в которых необходимо выселить около полумиллиона министров, чиновников, администраторов, судей, (если они не заслуживают более строгого наказания), и им подобных с семьями, Такая категория людей должна быть лишена российского гражданства.

Их собственность конфискуется. Вполне возможно, что подобные резервации могут быть организованы вне страны, подобно Британской империи, избравшей для этой цели несколько веков назад безлюдную Австралию. Потомки подобных переселенцев стали под влиянием полноценного труда и свободе инициатив просвещенными людьми. Беспрецедентность такой меры соответствует беспрецедентности их действий и склонностей в период катастрофического самовластья.

История учит, что формы правления государством не всегда имеют значение. Роль играет существо власти, при которой формы приобретают скорее психологический, чем практический смысл. Революции, перевороты, перестройки волнуют людей, поскольку они испытывают доверие к форме, как к коду, отражающему с их точки зрения, существо дела. Радость и решимость, сопровождающие резкие изменения политического строя, могут быть ложны, поскольку такие новации отражают только надежды и не являются гарантом счастливого обновления.

Нетрудно понять, что монархия, к примеру, это не обязательно жестокий способ правления, а республика отнюдь не всегда гуманна, как это было во Франции второй половины XVIII века. Демократический способ проявления государственной машины также может быть разным. Иной раз лишенным свободы. История открывает двери преобладающим тенденциям страны независимо от их форм.

«Смотрите, кто пришел!» – можно воскликнуть и сегодня. «Чернь в СССР отвыкла от честного труда и жаждет подачек, развлечений и авантюр», – отмечал И. Ильин. Как это похоже на шумливость далекого от жизни российского рок и поп-искусства, на помпезность оформления Москвы и Петербурга наших дней, на переименование обычных институтов и школ в академии, университеты, лицеи, на наглое подчеркивание богатства одних рядом с голодом и нищетой других! «Что празднуете?» – можно спросить. Ответом будет: «Нет ориентиров. Это и глушим». У страны после всех испытаний XX века просто нет сил для еще одной мечты и нет воли, способной обнадежить народ.

Политическая неразвитость толкает людей к дезориентации в новых условиях. Считается, что в современной России есть президент, хотя этот термин и пост на практике не отличаются необходимой полнотой власти. Тип человека, назначенного на этот пост, является результатом придворных интриг, а не свободных выборов. Считается, что в России есть парламент, но он формально-бюрократический и защищает неономенклатурную элиту, властвующую в России. Считается, что в стране имеется конституция, хотя за нее голосовало меньшинство, и она не отражает истинного положения вещей. На первом плане – вроде бы традиционные формы государственного устройства, но прикрывающие нечто совсем другое, тайное и бесчестное.

Поэтому приказы, указы и новые законы, кажущиеся полезными, саботируются или неузнаваемо извращаются администрацией и предпринимателями.

Либерализм в этом случае или возмущает или развращает людей. Они ждут определенности вместо существующего противостояния и бессилия. Еще раз мы видим, что настоящая демократия диктуется не основным законом, почти невидимым, а внутренней потребностью народа. Чтобы защитить его, рождаются законы. Нарушение такой очередности подрывает авторитет центральной законодательной и исполнительной властей, усиливает самовластие руководителей регионов – своего рода «графств», что чревато практической автономизацией частей большой территории, носящей пока единое название. Приходит свобода существования преступных группировок, создающими свое подковерное княжество со своими законами и карательной силой. Этим определяется невозможность создать открытый рынок с общими правилами.

Для объяснения существования такого хаоса надо вернуться к периоду начала так называемой перестройки. Мы уже упоминали, что она привела к переоценке на 180 градусов стимулов и возможностей усилий людей. На первое место вышел капитал со свободой его проявления. Каждый шаг человека стал измеряться в рублях, а былая советская сдержанность испарилась. Появились миллионеры, потом миллиардеры при низком уровне жизни рядовых людей.

Уже говорилось, что в демократической стране рост заработка должен соответствовать росту прибыли предпринимателя. Но в большинстве случаев российский капиталист нашего времени богател не от труда рабочих и обслуживающих производство лиц, а путем захвата наиболее перспективных производств и обращения в продажный металлолом устарелых заводов и фабрик (см. выше).

Новый хозяин не нуждался в дополнительных промышленных инвестициях. Они были невыгодны, ибо дожидаться прибыли от их результативности надо годами. За это время при существующей беззаконности можно было быстро разбогатеть от спекуляций, обмана, рейдерства, рэкета, получения безвозвратных ссуд и коррупции административных органов. Страна, если называть такое сообщество страной, шла по пути, прокладываемой авантюристами, мошенниками и ворами. Такой путь вел к уничтожению общей еще недавней морали, разлагал людей, ставил крест на возрождении государства.

Поэтому правящая каста России согласна на капиталовложения российских олигархов за границей, например, в спорт, в покупку недвижимости, земель, вил и яхт, в банковский бизнес, приобретение там акций фабрик и заводов. Это ей не опасно. В случае, когда бизнес проявляет себя внутри страны, он автоматически попадает под контроль коррумпированных госорганизаций, что делает крайне затруднительным его развитие. Если же он чудом дорастает до крупного, его сразу берут под наблюдение губернские и столичные власти, дабы не дать ему возможности стать гражданской силой. Результаты успеха в верхнем круге определяются не свободной конкуренцией, а «подковерными» соглашениями среди своих.

Существенным является заявление политика К. Борового (RTVI 01.09.10) о том, что М. Ходорковский сказал до его ареста, будто бы помощник президента вынуждал его дать взятку в 300 млн. долларов. Это заявление не расследовалось, и осталось властью умышленно незамеченным.

Перед нами еще одно, косвенное на сей раз, свидетельство бесчестности руководства. Это расследование журналистки Н. Морарь, опубликовавшей в журнале «The new Times» материалы, доказывающие незаконное присвоение вторым президентом России многомиллиардных сумм, хранимых на его личном счете, скорее всего в австрийском банке. После такой публикации он совершил частную поездку в Вену, где уладил свои дела. А журналистку отлучил от России без права въезда. Подобные факты дискредитируют все поступки президента и его правительства, а также природу некоторых зарубежных банков и государственных деятелей зарубежных стран.

Премьер-министр России заявил по TV в апреле 2006 года о хранении валютного запаса страны (более 300 млрд. долларов!) в иностранных банках. В 2007 году эта цифра выросла до 500 млрд. («Новая газета» № 78, 2007 г.). По данным декабря 2010 года малоизвестные фирмы, корпорации и отдельные люди ежегодно переводят в иностранные банки 300 миллиардов долларов. Эта сумма растет. Золотовалютные запасы внутри страны тоже достаются немногим. Правительство не хочет помещать валюту в свои бесприбыльные господвалы, в рисковые отечественные частные банки или в собственное кредитование ненадежных предпринимателей. При этом оно не отказывается от процентных прибылей, гарантируемых иностранными банками. Значит, деньги за полезные природные богатства России вкладываются в иностранную экономику, поскольку она успешна. Куда идет эта вроде бы российская прибыль неизвестно. Зачем нужны, спрашивается, эти деньги, если они «зарабатываются», но не используются в своей стране?

Подобные факты дискредитируют поступки президента и его правительства, а также природу некоторых зарубежных банков и государственных деятелей за рубежом.

Плохо. Но не стоит оперировать только оценочными категориями. Все это вызвано определенной эволюцией и потому закономерно. С государственной точки зрения, с таким состоянием людей надо считаться. Слабость человека состоит в том, что он способен советовать лишь близкое ему самому, что отвечает границам его развитости и представлений о вещах. Политик же, политолог, если он хочет так называться, должен, прежде всего, понять уклад души своего народа, характер его поступков и устремлений. Если они не соответствуют идеалам отдельного политика, он все равно обязан принимать их как должные. Тогда может удасться соблюсти трезвость, встать над схваткой и уничтожить беззаконие. Действия станут отвечать первоочередным нуждам обустройства окружающей среды. Прогноз будет иметь под собой реальную почву.

Русский человек, как и все, рационален. Но он видит лишь первый план полезности какого-либо начинания и не учитывает все последствия этого. Историческая память у него практически отсутствует. Прошлое он, как правило, идеализирует. Оно должно быть беззастенчиво разоблачено. Тогда можно создать условия для познания наиболее консервативными слоями всего объема рационально достижимого. Надо соблазнить людей.

На начальном этапе мало передать в частную собственность землю и ее недра. Рядовой человек отвык от такой роскоши и не знает, что с ней делать. Разве что пропить? Значение и экономическая отдача своей страны должны оставаться в центре внимания власти. Для этого надо ей самой определять стоимость природных продуктов и держать под контролем размеры частной прибыли сверх определенного на данный момент максимума и не ниже допустимого минимума. Отсутствие такого механизма говорит только о внешнем следовании европейским образцам, до которых страна не доросла и потому порождает неуправляемую стихию.

Для реформы годится «точечное» кредитование отдельных предпринимателей в мелком и среднем бизнесе, а также в сельском хозяйстве. Земля, находящаяся в частном владении, может быть продана, но только с условием, что она будет возделываться новым хозяином. Тогда соблазн или воля к жизни станут достижимой нормой восприятия. Цель будет не где-то впереди, а всегда рядом с человеком. Только он сам может подвинуть ее вперед. При такой подвижке государственная власть должна держать в центре своего внимания непосредственного производителя как первую ступень, без которой нельзя ступить на вторую. Активность производителя – прямого добытчика – определяет реальный материальный результат – прибыль, заработную плату. Банковский капитал не должен застаиваться свыше определенного минимума. При его нарушении излишек изымается для быстрого капиталовложения.

Рождается полемический вопрос: рекомендуемый контроль со стороны власти – не призрак ли это социализма? Нет, поскольку политика такого «призрака» направлена на развитие именно частной инициативы, но в реальных российских условиях.

Диктовать режим для столь серьезно больного может только осторожный врач. Защитники нынешнего режима считают, что он (президент РФ) принимает меры по возвращению общественного сознания к принятию диктатуры. Но такое движение власти не лечит людей, а уносит их сознание в порочное прошлое. Политический врач не должен бояться честных демократических выборов, независимого суда, ликвидации большей части административного аппарата и свободы инициатив в труде. Консервативный настрой большинства населения обязывает такого доктора, как в застое болезни, применять более активные в данном случае смелые, прогрессивные меры. Они будут создавать благотворный режим для простого народа.

Он, в частности, может понять, что стимулы личного предпринимательства на начальном этапе должны находиться скорее в сфере профессиональных интересов, а не только материальных. Поэтому надо финансировать не дельцов, а надежных профессионалов и учить их вопросам управления при рыночном режиме. При успешной успеваемости кредитуемые объекты можно передавать им в частную собственность. То же касается базовых отраслей хозяйства страны. Каждый такой случай подлежит лицензированию после проверки данных и репутации претендента. И неоднократно. Таким образом, материальная удача не будет действовать на владельца, как наркотик, до потери контроля над собой.

Такая удача обычно влечет к монополизму – основе застоя. Его можно предотвратить выборочным протекционизмом государства. Коммерческие банки в этот период вряд ли должны существовать. Частные капиталы правильнее хранить и приводить в движение государственным банком по распоряжениям вкладчиков. Станут более надежными кредитные операции, уменьшатся стимулы и возможности перевода капиталов за границу. А такая тенденция сегодня стала обыденной. Крупные предприниматели, не верящие голословным заверениям правительства России о надежности вкладов, предпочитают держать свои средства подальше от своей страны. Иностранцам выгодно принимать крупные вклады. Такое устраивает и русских богачей, среди которых есть члены правящей верхушки. Она старательно имитирует свой демократический рейтинг, и очень боится его потерять. Поэтому она избегает резких политических шагов, называемых в быту «завинчиванием гаек». Такие шаги говорят о политической неустойчивости российского режима и желании верхов застраховать свои капиталы в развитых странах.