Текст книги "Из развитого в дикий нелепые ШАГИ. Книга вторая"

Глава 28. Нексия раздора

Всего две недели выдержали Коробкин и Гарбузов в командировке в Порохово. Вернувшись, Владимир Львович уехал на неделю к семье в Питер, а Сергей с радостью занял свой стол, который мы с Котельниковым переставили в мой кабинет.

– Знаешь, Толя, а я понимаю Пискунова… Во всяком случае, на его месте поступил бы так же, – без всякого предисловия вдруг заявил Гарбузов.

– Странно, Сергей Иванович, – впервые назвал его по имени и отчеству, – Для этого вывода тебе надо было съездить в командировку?.. Что же ты там такого разглядел, что согласен с самовольными действиями некомпетентного директора?

– Да нет, Толя, я не совсем точно выразился. Просто понимаю, почему он именно так поступает вообще.

– Ну и почему?

– Видишь, Толя, мы с ним по гороскопу Раки, – начал Сергей, невольно развеселив настолько, что не смог сдержать улыбку:

– И ты, Сережа, веришь в эту галиматью? – спросил его.

– Напрасно ты так к этому относишься, – вполне серьезно продолжил Гарбузов, – Мне самому все это сперва показалось галиматьей… А присмотрелся, слишком много совпадений… Взять, того же Пискунова… Да он не может ни рваться к власти. Для нас, Раков, это самая сильная страсть… Единственное, что плохо, большинство Раков патологически плохие управленцы.

– Думаю, не только Раки, Сережа.

– Согласен… Но гороскопы, Толя, это вековые наблюдения… А со статистикой не поспоришь… По себе чувствую. Помнишь, как с Чебурашкой за должность сражался? Топил его по-черному. И ведь понимал, не нужна она мне. Не справлюсь… Но Рак есть Рак. Зависть и ослиное упрямство сделали свое дело… Хорошо, не вышло. Плюнул, ушел с предприятия. И опять все то же: что ни создам, все проваливаю… Вот в шоферах оказался на месте. Но за тобой, Толя, наблюдал с интересом… И сейчас наблюдаю… Черная зависть… Рак все-таки, – улыбнулся, наконец, Гарбузов…

В обед услышанным от Гарбузова поделился с дочерью, которая чуть ни ежедневно следила за гороскопами и даже зачитывала что-то из газет. Я слушал ее прогнозы о небывалом финансовом успехе, который, якобы, ждет меня в ближайшее время, и смеялся.

– Вот, папа, ты не веришь, поэтому и не сбывается, – убеждала дочь.

– Но ты же веришь, а у тебя тоже не сбывается, – оппонировал ей.

– Значит, недостаточно верю, – оправдывалась Светланка, и продолжала надеяться…

Выслушав меня, дочь ничуть не удивилась:

– Да я это давно знаю. Мы даже с Котельниковым обсуждали, что слишком много у нас Раковых… Туго тебе придется, товарищ директор.

– Ничего, как-нибудь справлюсь, – рассмеялся я.

– Как знать… Не хотела тебе говорить, но, – посмотрела на меня дочь, – Целый заговор против тебя, – сказала она и замолчала.

– Да ладно, Светик, придумаешь такое, – не поверил дочери, – С чего ты взяла?

– Ежедневно слышу. Они уже открыто говорят, не стесняются.

– Кто и что говорит? – насторожился я.

– Да твой любимый Ганич, – сердито сказала дочь, – Уже с месяц всех убеждает, что ты не можешь быть директором. Слишком мягкий. Поэтому тебя Пискунов игнорирует… А вот сам Пискунов другое дело. Он сможет все организовать как надо.

– С чего он взял? Он же ничего не знает, – невольно возмутился я.

– Вот и ребята так сказали, причем все.

– Ну вот, видишь, – попробовал успокоить дочь.

– А сейчас Ганич другое придумал. Теперь он Гарбузова видит директором.

– Гарбузова?

– Сергея Ивановича… Вот это, говорит, настоящий директор.

– Да пусть говорит, – махнул я рукой.

– Да ты что, папа? – возмутилась дочь, – Емельянов уже обеими руками «за». Ты, говорит, хороший инженер, а руководитель так себе. Мы, говорит, это не раз на партсобраниях обсуждали в РКК «Энергия»… Взял ты его на свою голову, папа.

– Действительно, – возмутился я откровенной лжи сослуживца.

– Что плохо, Коробкин старший все на ус мотает… Может и Сергея Львовича убедить, – предположила дочь.

– Выбрось из головы… Сергей Львович хоть и младший, но соображает лучше брата. Он знает, кто чего стоит… Пусть говорят. Начнется работа, будет не до разговоров, – ответил ей…

Я никогда не боялся конкуренции, чувствуя себя на голову выше любого из окружавших людей. Так было в РКК «Энергия». Так было и здесь, на предприятии, которое еще только рождалось, но которое было плоть от плоти моим детищем и ничьим другим.

«Пусть говорят», – решил я и надолго забыл о мнимой проблеме…

Меж тем офис бурлил в преддверии долгожданного визита наших «специалистов» в Италию. На стене появилась большая карта Европы, у которой постоянно видел, как минимум, одного сотрудника, тщательно изучающего район Венеции. Суетился Ганич, заполняя какие-то анкеты и собирая фотографии и паспорта.

И вот однажды пришел в офис и поразился небывалой тишине. На своем месте были лишь Светлана и Петр.

– Уехали?

– Только что, – ответил Котельников.

– А где Ганич?

– Поехал провожать.

Часа через три вернулся возбужденный Ганич:

– Ну, слава богу, все в порядке, Анатолий Афанасьевич. Улетели без приключений. Устал я за эти дни. Вымотался… Поехал домой, отдохну пару дней, – сам того не подозревая, бросил Паблик Рэлэйшн вызов моему самолюбию.

– Виктор Федорович, зайдите, пожалуйста, – пригласил его в кабинет, решившись на серьезный разговор.

– Ой, мне некогда, Анатолий Афанасьевич. Выйду на работу, тогда поговорим, – заторопился он.

– Вольному воля, Виктор Федорович, – ответил ему, – Отдохнете, приходите за расчетом. Собственно, больше нам не о чем говорить, – сказал я больше на публику и ушел в кабинет.

Буквально тут же раздался стук в дверь:

– Разрешите, – вошел Ганич, – Вы извините, Анатолий Афанасьевич, я готов с вами поговорить.

– Какое счастье! – не удержался я от сарказма, – Этот разговор нужен вам, Виктор Федорович, а не мне. Ладно, уж. Проходите, садитесь, – пригласил его.

– Я понимаю, Анатолий Афанасьевич, что поступил неверно. Каюсь. Приношу свои глубокие извинения. Но так сразу увольнять? Честно говоря, не ожидал от вас, – начал он.

– А чего вы от меня ожидали? Что проглочу оскорбление?

– Какое оскорбление, Анатолий Афанасьевич? Что вы такое говорите? – в недоумении посмотрел на меня Ганич.

– Самое неприкрытое. Вы нагло заявляете директору, что прогуляете пару дней и при этом отказываетесь от разговора с ним. Что это, как ни вызов?.. Какой руководитель такое стерпит?.. И Пискунов, и Гарбузов вас немедленно бы уволили. И правильно сделали, будь они руководителями. Вы этого достойны.

– Анатолий Афанасьевич, извините, я не подумал, – испугался, наконец, бывший журналист-международник.

– Очень метко сказано, – продолжил я, – А надо бы думать, Виктор Федорович, когда говорите с такими людьми, как Пискунов и Гарбузов… Зачем вы их обнадежили? Зачем вы разлагаете коллектив сомнениями в правильности моего руководства?.. Кто вы такой?.. Кто вам дал право судить об этом вслух?.. Чем вы занимались всю вашу жизнь? Собирали сплетни и публиковали в газете?.. Вы хоть проверяли, о чем писали? Наверняка… Но то была ваша профессия. Вы поступали так, как вас учили… Так вот. Моя профессия управлять людьми, решающими технические задачи. Меня этому учили, как вас журналистике. И я был неплохим учеником. В РКК «Энергия» я создавал новые направления работы и подразделения, которые ту работу успешно выполняли.

– Я не сомневаюсь, Анатолий Афанасьевич, вы как-то рассказывали об этом.

– Думаете, мне было легко? – продолжил, не обращая внимания на его слова, – Я продирался сквозь чащобу непонимания и откровенной зависти к моим успехам. Это было на гражданке… А в армии я командовал вооруженными людьми, руководил боевым расчетом, готовившим пуски космических ракет. Как вы думаете, я умел командовать, если за время службы по этой части имел только благодарности?

– Думаю, умели.

– Так что же вы, журналист, делаете скоропалительные выводы о том, в чем не разбираетесь?

– Вы извините, Анатолий Афанасьевич, но мы именно так всегда работаем. Наша задача обозначить проблему, а как она будет решена, не наше дело.

– Прокукарекал, и трава не расти?

– Именно так.

– Вы знаете, Виктор Федорович, вы разочаровали меня не только как личность, но и в журналистике в целом, – Ганич молчал, опустив голову, – Что же с вами делать?

– Дайте мне шанс, Анатолий Афанасьевич. Не увольняйте, – едва ни плача, попросил вдруг взрослый человек, старше меня по возрасту.

– Идите, Виктор Федорович, домой. Завтра жду вас на работе, – объявил ему свое решение.

– Спасибо, Анатолий Афанасьевич, – радостно подхватился он…

Прямо с утра Ганич зашел ко мне:

– Анатолий Афанасьевич, где бы мы могли поговорить без свидетелей?

– В моем кабинете.

– Да нет… Так, чтоб нам не помешали.

– А кто нам может помешать?

– Да мало ли.

– Да я просто закрою дверь на ключ, а Светлане скажу, чтобы не беспокоили.

После некоторых колебаний Ганич согласился. Что за странные игры в таинственность? Вроде бы вчера наговорились вдоволь. Я терялся в догадках, а Ганич меж тем достал из портфеля бутылку коньяка и начал вынимать бутерброды. Ну и ну.

– Анатолий Афанасьевич, вы извините за антураж, но я подумал, что откровенный разговор у нас без бутылки не получится, – заявил Ганич, вынув из портфеля еще и две небольшие рюмочки.

– Хорошенькое начало. Вы всегда так с вашим начальством разговаривали?

– Нет. Не всегда. Но и мое начальство так резко не ставило меня на место, как вы.

– Что ж, наливайте, – махнул рукой, – За что будем пить?

– Давайте за то, чтоб у нас все получилось, – предложил Ганич.

Что он имел в виду, не знаю, но поддержал его первый тост. Разговор не клеился. Ганич ходил вокруг и около, не решаясь подойти к главному, а я молчал в ожидании.

После третьей рюмки он, наконец, решился:

– Знаете, Анатолий Афанасьевич, я много думал после нашего вчерашнего разговора. И понял, что меня просто использовали.

– Даже так? То есть вы невинная овечка, Виктор Федорович… Ну, допустим.

– Ну, не совсем так… В принципе, конечно, все понимал… Но заблуждался я вполне искренне.

– Надеюсь, это так.

– Так, Анатолий Афанасьевич… Не сомневайтесь… А началось с того, что ко мне подошел Пискунов и затеял странный разговор. Он, директор завода, на котором лежит забота о большом коллективе, ничего не может сделать. А виной всему некомпетентность другого директора… Вас он тогда не назвал. Просто эта фраза о двух медведях в одной берлоге. Но сразу стало понятно… А потом яркие примеры ваших неудач… Взятки вы давать не умеете, и дело стоит… Договор со строителями не подписываете, потому что боитесь ответственности… Ну и еще много чего… Понимал, кому говорит. Мы, журналисты, народ такой. Нам только дай. Дальше сами додумываем.

– Скорее выдумываем, – подсказал ему.

– Может и так, – согласился он, – Поговорил с ребятами. Изложил свою версию. С ней согласились… А дальше действительно пошла работа. И все видели, что Пискунов делал фундамент, а вы не только были в стороне, но и активно мешали.

– Даже так?.. А вы хоть знаете, Виктор Федорович, что за фундамент сделал Пискунов? – спросил его.

Разумеется, он ничего не знал… И я подробно рассказал ему о своей последовательной борьбе с «инициативным» директором, который вопреки моим категорическим запретам сделал липовый фундамент, который вряд ли простоит даже год… Рассказал и о крупной сумме, взятой им в долг у Коробкина под слово офицера, которое, как оказалось, и не собирался держать. В результате ход работ по нашему проекту замедлился, а мы все надолго лишились нормальной зарплаты… Рассказал и о крупных взятках, которые он предлагал давать чиновникам, и без которых, как оказалось, мы вполне нормально обошлись… Ганич был потрясен…

А потом он рассказал, как возникла фигура Гарбузова. Его кандидатуру совсем недавно выдвинул все тот же Пискунов. Он объяснил это тем, что Коробкин никогда не согласится с его директорством.

– Еще бы… После его выходок это действительно невозможно, – подтвердил я.

В конце нашего разговора мы сделали вывод, что Пискунов, несомненно, намерен добиваться отстранения меня от должности. Эта мысль стала его идеей фикс, и он будет стремиться реализовать ее любыми способами.

– Не завидую я вам, Анатолий Афанасьевич, – сказал Ганич прощаясь…

Три недели тянулись долго и нудно. Пискунов не появлялся и не звонил. Не прилетал из Питера Коробкин. Не было вестей из Италии. Молчал и господин Пельман.

Как-то раз позвонил Айдаков. Его звонок меня насторожил:

– Анатолий Афанасьевич, когда все-таки ваш банк вышлет оригинал гарантии?

– Как только договорится с областью о залоге и оформит его. Пока банк не устраивают объекты, предлагаемые областью… А в чем проблема? Почему Пельман до сих пор не связался с «Симеком»?

– Он считает, что пока ни получит кредит, связываться бессмысленно. Он ждет ваш документ, чтобы получить кредит.

– Как это получить кредит? – удивился я, – Разве у него нет денег?

– Конечно, нет… Вы что, Анатолий Афанасьевич, думаете лизингодатели работают на свои деньги?

– А разве нет?

– Что вы… Только на заемные, – рассмеялся Айдаков…

Получить деньги за наш документ… Это же именно то, о чем мне рассказал Волошин. Пельман спокойно продаст нашу гарантию за живые деньги. Стоит ли ему после этого суетиться с каким-то лизингом?.. К тому же очевидно, что мы у него не одни… В короткий срок безденежный Пельман выручит кучу денег и благополучно исчезнет… Интересное кино…

Эта мысль надолго засела в голове, и мне, наконец, стало понятным, почему пан Крышилович с упорством маньяка отказывался, чтобы в банковской гарантии была ссылка на лизинговый договор. Неужели господин Пельман заурядный мошенник?..

Позвонил Дудееву и рассказал о наших достижениях. Пригласил приехать в Москву.

– Толечка, я бы с удовольствием, но сейчас не сезон, и я на мели. Ехать пока не на что, – ответил он.

– Санька, дружище, в этот раз мое приглашение деловое, от нашей организации. Все расходы будут компенсированы. Приезжай, жду.

– Это другое дело, – заметно обрадовался друг…

В один прекрасный день пришел в офис и еще из коридора услышал голос Рынды. «Вернулись», – обрадовался я. А в комнате стоял шум, как в бане – четверка «итальянцев» делилась впечатлениями. На столе стояли бутылок пять шампанского.

– А вот и Анатолий Афанасьевич, – заметил меня Гарбузов, стоявший лицом к двери, – Мы вас ждем, – впервые назвал он меня на «вы».

– Буон джорно, синьоры. Здравствуйте, товарищи, – поприветствовал я коллектив, – Бен торнато Моска. С возвращением в Москву.

Все дружно ответили, как и ожидал: «итальянцы» по-итальянски, наши по-русски.

– Анатолий Афанасьевич, может по стаканчику в честь нашего возвращения? Из самой Италии везли, – предложил Коробкин.

– Не возражаю, – согласился с его предложением, – Только шампанское стаканами это нечто.

– А это не шампанское, а спумантэ. Шипучка по-нашему, – пояснил Гарбузов, – Я ее в Италии по две бутылки за вечер выпивал.

– Лихо, а остальные как?

– Мы в основном на граппу налегали, – сообщил Емельянов.

– А это что такое?

– Виноградная водка. Что-то вроде нашего самогона, – пояснил он.

– Похоже, время зря не теряли, – одобрил я.

Меж тем ребята захлопали пробками и наполнили кружки и чашки. Выпили за Италию, за предстоящую работу и за то, чтобы не в последний раз. На этом шипучка кончилась.

– Эх, хоть снова в командировку, – с отчаянием махнул рукой Коробкин, – Видели наши станки, Анатолий Афанасьевич. Серджо показал. Собирают уже, – обрадовал он.

Что ж, хорошая новость. «Пельман бы не подвел», – подумал я…

– Ну, как Италия? – обратился ко всей четверке, ожидая подробного рассказа о командировке.

– Италия как Италия, – ответил Коробкин.

– Сапог сапогом, – плоско пошутил Емельянов, – Дома маленькие, автомобили маленькие, женщины некрасивые.

– Рестораны только хорошие и магазины, – отчитался Гарбузов.

Женя промолчал.

– Чем же вы там занимались, что столько всего разглядели? – спросил «ведущих специалистов» предприятия.

– Да хватало, чем, – начал Коробкин, – С утра «шведский стол». Ешь, сколько хочешь. Сергей Иванович даже с собой прихватывал. Два раза в день ресторан. Из-за стола прямо в койку. Впечатлений масса.

– Серджо молодец. Каждый день новый ресторан. Ему выгодно. И он, и Лариса все это время питались за счет «Симека», – добавил Гарбузов.

– Граппа там хорошая. Утром голова не болит с похмелья, – поделился впечатлениями Емельянов.

Женя снова промолчал.

– А в выходные, чем занимались?

– Да все то же, Анатолий Афанасьевич, отсыпались, ели, – уже слегка раздражаясь, ответил Коробкин.

– Два раза ездили в Венецию, – дополнил Гарбузов, – Первый раз нас возили микроавтобусом от предприятия, а второй ездили только мы с Коробкиным. Электричкой. Ребята не захотели. Свои кровные надо платить.

– Да что там делать в этой Венеции? – возмутился Емельянов, – Дома обшарпанные, от каналов пахнет. Теснотища.

Женя по-прежнему сидел тихо.

– Понятно. В общем, повторно в Италию ездить не стоит, – провоцировал я.

– Да нет, почему же, – ответил неформальный лидер группы Коробкин, – Отдохнули там неплохо.

– Все посвежели и поправились, кроме меня, – дополнил мой заместитель, – Я как всегда бегал. В первый день даже хотел до Альп добежать. Смотрю, они рядом. Час бегу, они не приближаются, еще час – они на месте. Хорошо, догадался вернуться. Оказалось, что до них семьдесят километров.

– А так, кроме как есть, да спать, делать там больше нечего. Как на полигоне, – высказался Емельянов.

Один Женя так и не проронил ни слова. «Боже мой. Какое убожество», – подумал я. Никто из них не был за рубежом, кроме Гарбузова, случайно попавшего в Чехословакию еще в советские времена. И такая «гора» впечатлений от страны, от которой без ума все, кто хоть раз там побывал. Конечно же, то были поэты, писатели, художники, – словом, «гнилая интеллигенция». А здесь, как говорят, «гора родила мышь»…

Что удивительно, ни слова о работе. Единственное, что узнал, наши станки уже делают… Чему же их там научили?

– Ну, а предприятия хоть видели? Или вся командировка прошла «в заботах о хлебе насущном»? – спросил группу «специалистов».

– Да что там смотреть. Предприятия как предприятия, – выдвинулся в лидеры Емельянов.

– Ну, не скажи, – не согласился Коробкин, упустивший инициативу, – Мне, конечно, не с чем сравнивать, но понравилось. Порядок во всем. Чистенько.

– Рабочие у них не перетрудятся. Пятилитровый баллончик катают на тележке, а не таскают в руках как у нас, – дополнил Гарбузов.

– Электрооборудование монтируют классно. Залюбуешься, – сказал, наконец, свое слово Евгений. «Хоть один увидел то, что должны были увидеть все», – подумал я.

– Чему же вас там учили целых три недели?

– Трудно сказать, Анатолий Афанасьевич. Занятий как таковых не было, – ответил Гарбузов, – Показали заводы «Симека». Потом возили по разным производствам. Все красиво как на картинках.

– Вы хоть обратили внимание, как складируется сырье и готовая продукция? Как работает вся технологическая цепочка? Сколько рабочих мест на участке? Прикидывали, наконец, реальную производительность оборудования, на котором придется работать?

Ответом было гробовое молчание. Час за часом, буквально клещами, вытаскивал информацию из «итальянцев». Лишь Гарбузов и Черемных давали относительно вразумительные ответы. У двух других членов группы итальянская граппа, похоже, напрочь отшибла память.

«Нет. Надо ехать самому», – сделал вывод в конце допроса…

В понедельник появился Коробкин младший.

– Ну, Анатолий Афанасьевич, немного поправил наши дела… Деньги теперь есть. Включайте в очередную смету автомобиль, – обрадовал он, – Как там наши «итальянцы»?

– Как сказать, Сергей Львович. Сомнительно, чтобы они там чему-то научились.

– Что же вы хотели, Анатолий Афанасьевич, за три недели?

– Граппу и спумантэ освоили.

– Ладно вам… На своих станках научатся, – оптимистично заявил Коробкин.

– Лучше чужие ломать, чем свои. Кстати, наши станки уже делают. Ребята видели.

– Ну вот. Уже есть польза от поездки, – обрадовался Сергей Львович…

Во вторник объявился Пискунов:

– Поговорить надо, – зашел он ко мне, – Выйди, – командным тоном приказал он Гарбузову. Тот беспрекословно встал и вышел, громко хлопнув дверью.

– Зачем ты так?

– А пошел он, – выругался кум, – Они меня в Порохово достали. Две недели глаза мозолили. Видеть их не могу… Ладно, Коробкин на месте?

– Вчера прилетел.

– Как думаешь, деньги у него есть?

– Сказал, чтобы в смету включил автомобиль. Значит, есть.

– Это хорошо, – повеселел кум, – Давай, продам тебе свой драндулет. Отберу у председателя. Обойдется он без машины. Починим. Еще побегает.

– Не люблю я, Вова, металлолом.

– Ну и правильно. Хочешь, свою продам.

– А сам на чем будешь ездить?

– Добавлю, новую куплю. Сейчас появились «Волги» с импортными движками. Класс.

– Вот и куплю себе этот класс, – ответил ему.

Кум сердито засопел:

– Ладно, я вот по какому делу… Надо еще восемьдесят миллионов… Как ты думаешь, Коробкин даст?

– На что?

– Как на что?! А вы собираетесь платить за фундамент?! Его что, бесплатно сделали?! – проорал Пискунов так, что казалось, задрожали стекла.

– Не ори в моем кабинете! – осадил наглеца, – Договор надо сначала подписать, а потом строить, но никак не наоборот. Что, он согласился на восемьдесят миллионов? – удивился я подозрительной сговорчивости Петросяна.

– Да ты что?! – снова взорвался кум, – А четыреста восемьдесят не хочешь? Знаешь, сколько нам один только кессон обошелся?

– Я знать ничего не хочу, товарищ Пискунов, – перешел я на официальный тон, – Пусть представит документацию и смету. Когда все согласуем, тогда и оплатим. Уверен, итоговая цифра будет не выше двухсот пятидесяти миллионов. Мне одна московская фирма уже дала такие предложения, – соврал я.

– Да пошел ты со своей московской фирмой, – снова выругался кум, – Считают они. Много они понимают… В общем, ты как хочешь, а надо еще восемьдесят миллионов. Кровь из носа, а надо. Иначе с братвой придется разбираться.

– Причем здесь братва? Нашел специалистов… Платить будем, когда подпишем договор. Все. Разговор окончен, – встал я.

– Нет, Толик. Не окончен. Договор уже подписан. Я подписал, – огорошил кум.

– Да какое ты имеешь право?! Ты же директор. Обязан знать законы. Кто тебе дал доверенность, чтобы подписывать тот договор?

– Ты… Не дал, так дашь… Дело все равно сделано. И четыреста миллионов я уже оплатил. Осталось оплатить всего восемьдесят. Оплатите как миленькие, если не хотите иметь неприятностей.

Кровь ударила в голову от неслыханной наглости этого типа. Еле сдерживая себя, спросил, смутно подозревая самое худшее:

– Откуда деньги?

– Как откуда? С расчетного счета предприятия. У меня есть право подписи, – обрушил на меня кум это самое худшее.

– Ты хоть отдаешь себе отчет, что ты наделал? – спросил полного идиота, каким представлял теперь этого человека.

– Отдаю, – бодро ответил придурок, – Вот ты бы не пожалел о своих действиях, – выдал он очередную угрозу.

– Уже жалею, – ответил ему, – Пошли к Коробкину. Это конец, – спрогнозировал я реакцию Коробкина…

Прогноз оказался верным:

– Вон!!! Оба вон!! – заорал Коробкин, с трудом выслушав до конца сбивчивую речь Пискунова. Мы вышли в коридор.

– Что теперь будет? – испуганно спросил кум.

– Ничего больше не будет, – ответил ему и пошел в офис, – Поехали домой, – сказал дочери.

– Что случилось? – озабоченно спросила она.

– По дороге расскажу, – ответил ей. Ощущение было такое, будто меня приговорили к расстрелу… В напряженной тишине кабинета автоматной очередью прозвучал телефонный звонок:

– Папа, тебя вызывает Коробкин, – сообщила взявшая трубку дочь.

Медленно разделся и уныло побрел к «шефу».

– Анатолий Афанасьевич, вы извините за грубость. Не сдержался, – принес свои извинения красный как рак Коробкин. Окно кабинета было открыто настежь, но запах сердечных капель еще висел в воздухе.

– Я вас понимаю. Проехали, – ответил ему.

– Как же так случилось, что этот проходимец украл наши деньги? – спросил несчастный инвестор.

– В банковской карточке есть его подпись.

– Нужна же и вторая подпись.

– Бухгалтер его сестра.

– Понятно. Вы же, Анатолий Афанасьевич, вроде бы не подписывали договор, насколько я помню.

– Пискунов подписал его сам.

– Вы давали ему доверенность?

– Нет.

– Что ж, он сам себе вырыл яму, – отметил Коробкин.

– Как сказать… Требовал, чтобы я ему дал доверенность задним числом. Иначе пожалею.

– Угрожал?

– А то.

– Этого нам только не хватало. Ладно, Анатолий Афанасьевич, те деньги у меня левые. Как пришли, так и ушли. Но больше ни копейки за то сооружение не заплачу. Договор оформляйте, как положено. Заплатим строго по смете, да еще рекламацию предъявим. Вернем, сколько сможем.

– Да им еще несколько фундаментов строить, – намекнул ему, – Считайте, выдали аванс.

– Великолепно, Анатолий Афанасьевич. Как же я забыл, что еще не вечер, – обрадовался Коробкин, – Ладно, тащите вашу смету… Кстати, что за авто вы собрались покупать?

– Да Пискунов предложил свою подержанную «Волгу», – пошутил я.

– Да от него и новую опасно брать, – отметил Коробкин, – Тем более, качество этих машин никудышное. Мы в Питере две «Волги» купили. Месяц не проездили, обе уже два месяца в гарантийном ремонте… Купите лучше дешевенькую иномарку… «Шкоду» или там «Фордик» какой-нибудь, – посоветовал он…

Вечером, как ни в чем ни бывало, позвонил Пискунов:

– Ну что там Коробкин? Отошел?

– Чуть было ни отошел. Еле откачали. Скорая увезла. Похоже на инфаркт, – нагнал я страху на кума.

– Что теперь будет? – мгновенно сник тот.

– Не знаю.

– Слушай, приезжай завтра в Порохово. Покумекаем.

– Ты уже докумекался… Коробкин сказал, под суд отдам, – соврал ему.

– Он это серьезно?

– Серьезней не бывает.

– Приезжай, Анатолий, поговорим. Может, что вместе придумаем. Свои же люди.

– Вспомнил, наконец. Ладно, приеду, – пообещал ему…

Прямо с утра отправился в Порохово электричкой. Очень не хотелось дышать газом в душегубке Гарбузова, но еще больше не хотелось клянчить «Мерседес» у Коробкина. Ничего, скоро будет своя машина.

А сейчас передо мной стояла лишь одна цель – так запугать Пискунова, чтобы навсегда отбить охоту ко всякой самодеятельности. Вчера в коридоре я увидел страх в его глазах. Нет. Не Коробкина он испугался, а своих Пороховских хозяев, которым, очевидно, наобещал бог весть что.

– Проходи, садись, – вежливо встретил кум, – Может, у Юрки покушаем? – предложил он.

– Не за тем я приехал, Вова… Как дальше жить будем?.. Ты же все разрушил… Сначала этот долг в сто тысяч зеленых под слово офицера, а сейчас самовольно увел еще восемьдесят тысяч. Сто восемьдесят тысяч увести из проекта!.. Да нужен ты ему после этого со своим заводом. Знаешь, что он сказал, когда его увозили?

– Что сказал? – бледнея на глазах, спросил Пискунов.

– Он сам себе вырыл яму.

– Так и сказал?

– Слово в слово.

– Что бы это значило?

– Подумай… Ты что, до сих пор не понял, что совершил уголовно наказуемое преступление? И не ты один, а в сговоре с сестрой… Групповуха, Вова… Ты организатор и вдохновитель… Братву же ты, надеюсь, ни сдашь? Себе дороже. До конца срока можешь не досидеть.

Пискунов молчал, низко опустив голову. Страх, похоже, парализовал его волю к сопротивлению…

В дверь постучали.

– Кого это там несет? – мрачно спросил кум, словно я знал истину.

– К тебе можно? – заглянула, не дождавшись ответа, Татьяна.

– Заходи-заходи, Татьяна, – пригласил ее. Она вошла, сверкая до боли знакомым золотым гарнитуром, – О-о-о, какой у меня нарядный главный бухгалтер. Шикарный гарнитурчик, – одобрил я.

– Володя подарил на день рождения. Здравствуйте, Анатолий Афанасьевич, – поприветствовала она. Я ответил, – Спасибо, что передали Володе мою зарплату за январь. Очень кстати оказались те пятьсот долларов.

– Танечка, он немного перепутал. Это с февраля у нас у всех по пятьсот, а в январе ты должна была получить тысячу, – еле сдерживая возмущение, сообщил ей то, о чем она, похоже, даже не подозревала – об истинном размере своего оклада.

«Какая сволочь. Родную сестру ограбил. А сыну, возможно, вообще ничего не дал», – желчно пульсировала возмущенная мысль.

– Тут от этих событий голова кругом… Зайди потом, отдам, – схватился за соломинку Пискунов, стараясь поскорее отделаться от сестры. Нет уж, пусть знает все до конца, решил я.

– Минутку, Татьяна… Один вопрос к тебе, как к главному бухгалтеру… На каком основании ты подписала платежку на четыреста миллионов?

– А что, нельзя было? – густо покраснев, спросила она.

– А ты как думаешь? Тебе предъявили доверенность на право подписи договора?

– Нет. Но Володя сказал, что она у него есть.

– Татьяна, ты же главный бухгалтер. Для тебя закон это документ, а не указания директора, а уж тем более начальника производства.

– И что теперь?

– Ты знаешь… На курсах должны были разъяснить.

– У меня же маленький ребенок, – побледнев, присела она на стул.

– Успокойся, Татьяна… Думаю, Володя поступит по-братски, всю вину возьмет на себя, – слегка успокоил молодую женщину, которую помнил еще ребенком.

– А ему, что будет? – спросила она, наивно полагая, что гроза обошла ее стороной.

– В особо крупных размерах.

– А может, обойдется, Анатолий Афанасьевич?

– Ладно, Таня, ты иди. Мы тут с кумом покумекаем. Может, что придумаем, – отослал он сестру…

Мы снова остались вдвоем с Пискуновым. Здесь, в кабинете директора Пороховского завода, я когда-то убеждал прежнее руководство в выгоде нашего сотрудничества. Тогда мы еще были заодно и вместе преодолевали сопротивление местных ретроградов…

Мы победили, и завод стал нашим и одновременно не нашим. А в этом кабинете утвердился он, Пискунов – новый директор завода, его хозяин, а, как вскоре оказалось, хозяйчик, быстро узурпировавший не только мои права, но и права акционеров. Мы уже не могли действовать заодно. Между нами встала обида и появилась дистанция…

Здесь он представил меня темным личностям, которые, руководствуясь законом джунглей, заявили свои права на результаты нашей будущей производственной деятельности. И стало ясно, что директор Пискунов – их марионетка. Наши цели сразу стали диаметрально противоположными, а к прежним чувствам добавилось презрение…

А потом в угоду своим хозяевам он решился на аморальный поступок – нарушил законы чести, а теперь докатился и до логического конца грязной цепочки морального падения – совершил должностное преступление.

И вот сейчас все зависит только от моей и его доброй воли. Мы можем снова встать рядом и действовать заодно. А можем разойтись окончательно и бесповоротно.

Что же возобладает в нем – здравый смысл, или амбиции честолюбца, запутавшегося в липких путах криминала?..

– Слушай, Анатолий, неужели все действительно так плохо? – глядя в глаза, спросил кум.

– А ты как думал, Володя… Ты разозлил Коробкина. Ты и раньше это делал, но ухватить тебя было невозможно… А сейчас любой начинающий юрист упечет тебя за решетку на приличный срок. И никакие адвокаты не помогут… Компромат налицо.