Текст книги "Взрыв. Прошлое. Настоящее. Будущее."

Глава 5

Следующие дни мы проводим на острове, занимаясь повседневной рутиной. Львиную долю времени я уделяю Джону, и, когда он тренируется, я либо сижу рядом, либо разыскиваю Силен или Мишеля, а Сэма по-прежнему стараюсь избегать. Я отчасти понимаю, почему он так поступил, но понимание не уменьшает боли. К тому же компания Силен и Мишеля оказывается очень приятной. Я словно знала их всю жизнь, и, не знаю, как, но за несколько дней мы становимся друзьями, и я чувствую, что могу им доверять.

На острове Мишель обычно слоняется без дела, ссылаясь на то, что у него заслуженный отпуск. Силен же по большей части делится со мной небольшими, но очень полезными на острове порциями знаний: душ остается горячим не больше 15 минут, потому что системы водоснабжения нет, и морскую воду очищает и греет какой-то парень, имени которого я не запоминаю, овощи тут растут благодаря Элис, например, урожай картошки собирают по 5—6 раз в год. И много всего тому подобного.

Мои вещи привезли уже давно, но я не хочу их разбирать, потому что здесь, на острове, я чувствую себя так, словно у меня нет прошлого, словно эта Изабель – уже не та, что была раньше, когда раз в месяц, а то и чаще, меняла квартиры и никому не доверяла, шарахаясь от каждой тени. Я периодически залезаю только в одну из трех коробок с одеждой, где лежат футболки и джинсы, остальное же оставляю нетронутым. Впрочем, долго так продолжаться все равно не может, вдобавок я понимаю, что прятаться от собственных вещей глупо. Тем более, надо проверить, не забыл ли пилот чего-нибудь необходимого. Поэтому я заставляю себя подняться наверх и разобрать вещи. Точнее, просто просмотреть их, потому что перекладывать мне их все равно некуда.

Вся одежда на месте, даже зимние ботинки и короткая дубленка, из обуви тоже взято почти все, кроме старых шлепанцев, которые мне, в принципе и не нужны. А этот пилот умный малый, и полотенца захватил. Моя небольшая коробка тоже на месте, лежит в коробке с тем, что пилот нашел на моей кухне: печенье, крекеры, кукурузные хлопья, пара пачек риса и консервированные овощи, но ее я решаю не открывать. Вытащив ее, кладу коробку с продуктами на стол, чтобы отнести на кухню.

Осталось всего одна коробка, и там могли забыть многое. На самом верху лежит косметичка с резинками, шпильками и прочей мелочью вроде ножниц, она, как и всегда, была собрана. Ниже две бутылки шампуня и книги. «Всего один день», одна из моих самых любимых, «Грозовой перевал», который мне никак не хватает терпения дочитать и «Гордость и предубеждение». Эту книгу я люблю больше остальных еще и потому, что она мамина. Но она очень потрепана, будь переплет бумажным, давно бы развалилась. Пилоту просто не могло прийти в голову ее взять, учитывая то, что в день, когда я якобы поехала за Джоном, она лежала у меня под подушкой. Я вспоминаю, что запихнула ее под подушку при Сэме, наверное, он мог передать, чтобы книгу забрали, зная, как много она для меня значит. Следующими я достаю старые папины часы в кожаном мешочке, которые давно уже не идут. Они вообще лежали в шкафу за коробками с чаем, по которым трудно догадаться, что это чай. Найти их было просто невозможно. Если только не знаешь, где и что искать.

Подозрение перерастает в уверенность, и я оглядываюсь на коробки. Вещей у меня не так много, да и при каждом переезде я что-нибудь выбрасываю, потому что ходить несколько раз не хочется. Взято только то, что для меня важно и необходимо, даже если бы я поехала сама, взяла бы тот же самый набор. Оставила бы шлепки, порванные шорты и не стала бы брать кастрюли с тарелками, но обязательно бы взяла книги и зимние ботинки.

Сэм видел, как я собираю вещи тысячу раз. Он даже, бывало, напоминал про то, о чем я уже забыла. Пилот не мог собрать эти вещи так, даже если бы Сэм ему все это рассказал. Пилот бы наверняка захватил будильник или небольшое зеркало, которое лежало на столе. Он мог подумать, что мне нужно одеяло или маленькая елочка, которая уже была в квартире, когда я туда перебралась. Сэм – нет. Сэм точно знал, что взять. И вещи мои собрал тоже он.

Мой разум почему-то отказывается реагировать, и, вместо раздумий, я кладу папины часы в карман, беру со стола коробку и направляюсь на кухню. Там никого, кроме Силен, заваривающей кофе, нет. Она предлагает и мне, но я отказываюсь, и, оставив коробку на кухонном шкафу, решаюсь спросить, так, для уверенности.

– А ты не знаешь, кто ездил за моими вещами?

– Догадалась? – не оборачиваясь, интересуется Силен так, словно я должна была понять все гораздо раньше.

– Что-то вроде того.

– Он надеялся, что ты не узнаешь. – замечает Силен.

– Ну, для человека с такой точностью собравшего мои вещи, это он зря.

Силен поворачивается ко мне, пожимает плечами и отпивает кофе. Я молчу, а в голове почему-то пусто. Ну и что с того, что он собрал мои вещи? Отчего мне так не по себе?

– Может, зря ты так с ним? – окинув меня задумчивым взглядом, спрашивает она.

– Ну нет.

– Дело твое. Я тут надумала научиться управлять хаубердом, сегодня мой первый урок, не хочешь тоже попробовать?

– Ну нет, – во второй раз отвечаю я столь же категорично. – это не просто плохая идея, это настоящее самоубийство.

– Как ни странно, Итон думает точно так же обо мне. – допивая кофе, Силен играет бровями поверх чашки, демонстрируя свое полное презрение к мнению Итона. Впрочем, упрекнуть мне ее не в чем.

Когда Силен уходит, я сразу жалею, что не приняла ее предложения, потому что мысли тут же занимает Сэм. Правильно ли я поступаю, избегая его? Может, я просто перегибаю палку? Желая избавиться от этих мыслей, я выхожу из дома, надеясь хоть чем-то себя занять, и вижу, как Джон снова тренируется у дуба. Брук, как и всегда, рядом, не сводит с него пристального взгляда. Она учит его контролю, но пока безуспешно. Стоит ему разозлиться, как все вокруг начинают видеть не самые приятные вещи (я испытала пауков, это было отвратительно), но если он старается показать что-то специально, то у него ничего не получается.

На этот раз я устраиваюсь подальше, в тени дуба Элис и, подтянув колени к груди, наблюдаю за тренировкой. Если подумать, то наблюдать было особо незачем, Джон только корчит рожи и сжимает кулаки, но больше заняться нечем: Силен занята, а где Мишель я не знаю. Ответ на этот вопрос у меня появляется через пару минут, когда я слышу за спиной голоса и, обернувшись, вижу Гаррисона и Мишеля.

– Как продвигается? – спрашивает Гаррисон.

– Как видишь, не особо. – отвечает за меня Мишель и направляется к Джону, а Гаррисон садится рядом со мной.

– Ты видела сегодня Силен? – спрашивает Гаррисон.

– Да, она должна быть рядом с хаубердами.

Он стискивает челюсть и кивает: «Ясно». Меня подмывает спросить, что же между ними происходит, но я молчу, потому что мне бы точно не понравилось, если бы кто-то стал выпытывать про мои отношения с Сэмом, к тому же, у меня не остается времени на то, чтобы спросить: едва подойдя к Джону, Мишель толкает его.

Я тут же вскакиваю на ноги, а Мишель, повернувшись, говорит:

– Дай ему хоть раз постоять за себя самому. – и снова толкает Джона.

Джон ошарашено смотрит на Мишеля, а тот продолжает его толкать. Мне странно на это смотреть, но что-то заставляет меня его послушаться. Еще через несколько толчков, от которых Джон отступает назад, Мишель замахивается, а я уже готова вмешаться, наплевав на то, что Джону, в принципе, ничего не угрожает, но вдруг замирает. Я бросаю взгляд на сосредоточенное лицо Джона, в ту же секунду раздается громкий визг Брук и восклицание Мишеля:

– О, пауки! Круто!

Джону, видимо, это не понравилось, потому что Мишель довольно добавляет:

– Огромная змея, уже лучше.

Так видения сменяют одно другое, но каждый раз комментарий Мишеля скорее довольный, чем напуганный. Только вскоре он хватается за голову и кричит:

– Стой! Стой! Джон, хватит.

Джон мгновенно расслабляется, но Мишель не сразу восстанавливает дыхание. Через минуту он хлопает Джона по плечу и хвалит:

– Молодец, малыш.

После этого дела у Джона идут куда лучше, а Мишель объясняет все просто – каждому нужен толчок. Я вспоминаю кровь на белом полу кухни и соглашаюсь. Каждому нужен толчок.

Еще несколько дней проходят, но я совсем не замечаю быстротечности времени: мне некогда. Днем я обычно с Джоном, вечером постоянные посиделки у костра со всеми, ложусь я поздно, встаю рано, потому что на острове почти никогда не бывает тихо. Честно говоря, я удивлена, что мне вообще удается уснуть. В это утро мы с Силен, которая решила отдохнуть от хаубердов, валяемся на пляже, пытаясь загорать. Купальников у нас нет, поэтому мы просто стягиваем футболки и в нижнем белье ложимся на песок.

Солнце поднялось уже достаточно высоко, когда к нам, хитро улыбаясь, подходит Джон, а я нехотя сажусь.

– Иззи, у меня для тебя сюрприз.

– Что такое?

– Вы бы оделись. – смущенно предлагает он. Силен хохочет, но натягивает футболку, с интересом уставившись на Джона.

– Прекрати, – бурчу я. Они одинакового пожимают плечами.

– Ну, так что за сюрприз?

– Сейчас вернусь.

Спустя пару минут на пляже появляются Сэм, Мишель, Итон, Элис, Кайла и незнакомый мне парнишка лет четырнадцати, и становится понятно, почему он просил нас одеться.

– Помнишь, я обещал показать тебе что-нибудь хорошее, как только научусь? – начинает Джон, и я киваю. – Так вот, я решил показать это всем. Потому что это действительно хорошее.

Мы все киваем, подбадривая его, и Джон закрывает глаза, выдыхая. Сначала ничего не меняется, все тот же пляж, все то же море, потом на горизонте появляется какое-то пятнышко, которое постепенно увеличивается и превращается в лодку. В ней сидят мужчина и женщина, но как только я понимаю, кто они, я делаю судорожный вдох и пячусь назад. Лодка все ближе и ближе, а я замираю, отказываясь верить своим глазам. Когда она уже почти у берега, мужчина спрыгивает прямо в воду, помогает спуститься женщине, и они вдвоем идут к нам по колено в воде.

Мама и папа.

Это невозможно. Во мне борются отчаянное желание поверить и боль факта, что я видела их мертвыми. Пусть только маму, но я знала, что папы тоже больше нет. И сейчас знаю.

Папа делает шаг ко мне, и я отступаю. Черты его лица смазаны, но улыбка четкая и самая настоящая. Папина. Я в ужасе перевожу взгляд на маму, и, хотя ее лицо тоже расплывается, глаза четкие, такие же, как и у Джона. Они оба подступают ко мне, а я слышу свой собственный крик словно издалека, и, споткнувшись обо что-то, падаю. Мама протягивает ко мне руки, и я уже почти готова сдаться и поверить, но видение исчезает. И я сижу на песке, уставившись на то место, где только что стояла мама.

Вдруг мир снова обретает четкость, и я вижу, как Сэм держит чуть ни плачущего Джона за плечи, Силен склонилась надо мной, а все остальные стоят в стороне. Я хватаю ртом воздух, как будто плача, но слез нет. Колени дрожат, и когда я пытаюсь подняться, сама толком не зная зачем, ноги подкашиваются. Я валюсь обратно на песок, обхватываю себя руками и снова смотрю на горизонт. Там ничего нет. И никогда не было. Совсем рядом раздается тихий вой, и только через пару секунд я понимаю, что вою я сама. Боль, которую я так усердно засовывала поглубже, накатывает на меня с новой силой и все почти так же, как после их смерти. Только сейчас нет тети Анабель, чтобы хоть как-то помочь мне справится. Я чувствую: еще немного и я сломаюсь. Сломаюсь и уже никогда не смогу собрать кусочки того, что осталось от моего сердца.

– У нее шок. – говорит смутно знакомый голос. Кто это? Неважно.

Меня вдруг обнимают чьи-то сильные теплые руки, у тети Анабель руки совсем не такие. Они у нее всегда холодные, даже если она только что мыла посуду в горячей воде.

Меня ставят на ноги, лицом к морю, и я неотрывно смотрю туда, надеясь, что лодка появится вновь, но это невозможно. Лодки никогда не было, мамы с папой тоже уже нет. Меня разворачивают, а перед глазами мелькают цветные пятна.

– Изабель, посмотри на меня. – снова этот голос. Сэм? Нет. Не он. Тогда кто? – Изабель, ты меня слышишь? – Мне уже задавали этот вопрос, но не этот голос. Другой, бархатный. Меня об этом спрашивал Ник. А сейчас Мишель трясет меня за плечи. – Изабель?

Я смотрю на него, но ничего не отвечаю. Но я вижу его и узнаю, он это понимает и паническое выражение на его лице сменяется беспокойством.

– Я в порядке. – нет, совсем не в порядке, но при Джоне это говорить нельзя. Я пытаюсь повернуться, но руки Мишеля ничуть не мягче рук Сэма, когда он пытается меня остановить. – Я в порядке. – повторяю я уже не таким дрожащим голосом. – Мне нужно… нужно поговорить с Джоном.

– Не нужно. – качает головой Мишель, разворачивает меня и мягко подталкивает куда-то в сторону. – Идем.

Я позволяю ему себя увести. Меня все еще бьет крупная дрожь, а перед глазами все мелькает так, что ничего не разобрать, но Мишель сам меня куда-то ведет, обхватив за и плечи и тем самым не давая упасть. Я не задумываюсь о том, куда мы идем, я просто иду. Думать мне вообще не нужно, потому что, если я начну думать, тогда я начну вспоминать, а ничего хорошего из этого не выйдет.

Когда мы оказываемся в тени деревьев рощи, Мишель сажает меня на землю у ствола какого-то дерева, а сам садится напротив.

– Это были ваши родители?

Меня снова пронзает боль. Были. В прошедшем времени. Я сглатываю и киваю, а Мишель молчит. Наверное, не может понять, почему я так испугалась собственных родителей.

– Мне было девять, Джону пять. – начинаю я чужим голосом, – Я увидела, как какой-то мужчина убил мою маму. Потом убила его. – хриплый смех эхом отдается от деревьев, и, хотя мне совсем не весело, я ничего не могу с этим поделать. – Это был мой толчок. После этого дома я ни разу не была, забрала Джона из школы, и мы оказались у дяди Гордона.

Мишель не отвечает, он встает с места, садится рядом со мной и обнимает. Не знаю, как и почему, но мне становится легче.

– Поплачь, Иззи. – шепчет он.

– Не могу. Я никогда не плачу. Ну, с того самого дня.

Я чувствую затылком, что Мишель кивает. Он ничего не говорит, и я тоже молчу. Просто сижу в роще под деревом и пытаюсь как-то справиться с горем, от которого убегала столько лет.

Не знаю, как долго мы так сидим, но нас находит Кайла и как-то слишком злобно сообщает, что Силен давно нас ищет. Странно, не думаю, что Силен стала бы посылать Кайлу, она бы просто пришла сама, ведь наверняка видела, куда меня повел Мишель. Я выпутываюсь из кольца рук Мишеля и говорю, что мне надо найти Джона. На этот раз он не возражает.

Уже стемнело, значит, мы пробыли в роще весь день. Джона я нахожу у одного из костров, он сидит рядом с Сэмом, и, едва заметив меня, подскакивает, начав быстро-быстро извиняться. Я пытаюсь убедить его, что он не виноват, ведь он и правда хотел, как лучше, но он меня не слушает. В итоге я предлагаю забыть и сделать вид, что ничего не было, и Джон как-то странно на меня смотрит, но соглашается. Я не просто не хочу объяснять ему, что на меня нашло на берегу, я и не могу объяснить, потому что сама этого не знаю. Казалось бы, надо радоваться встрече с родителями. Когда я уже просто не знаю, что сказать, подходит тот же мальчишка с пляжа, бросает на меня странный взгляд и предлагает что-то показать Джону. Я натянуто улыбаюсь брату, и он уходит.

Я тут же закрываю лицо руками и думаю, что сегодня можно и пропустить вечер у костра и сразу пойти спать, но слышу свое имя. Сэм. Надо с ним поговорить. Вроде бы даже хочется, но я не могу. Вот только все равно поворачиваюсь к нему лицом.

– Я только хотел спросить, ты в порядке? Только не ври мне, пожалуйста.

Я вздыхаю.

– Нет, Сэм, не в порядке. Я уже давно не в порядке, лет с девяти. – я сажусь рядом с ним на бревно. – Но, если судить по шкале Изабель, то да, в порядке. В том смысле, что, если потребуется, могу сломать кому-нибудь шею.

Сэм кивает. Он понял. Он, наверное, единственный, кто способен понять бред, который я временами несу.

– Мне жаль. У тебя было такое лицо, – он качает головой, словно желая отмахнуться от этих воспоминаний. – в любом случае, больше такого не повторится, я поговорил с Джоном.

– Спасибо. А он… он сильно испугался?

– Он ничего не видел. Ну, пока я не стал трясти его за плечи. Он был слишком сосредоточен на видении и нас не замечал. Сначала никто ничего не понял, но когда стали видны лица… Ты очень похожа на отца, Иззи. А потом ты закричала, и я чисто интуитивно понял, что это надо остановить. Боже, Из, я никогда тебя такой не видел.

– Это потому что ты не видел меня после… – я не могу закончить, но это и не нужно, Сэм все понял. Мне хочется его обнять, хочется снова считать его своим лучшим другом. Но я не могу. Лед, кажется, треснул, но я слишком эгоистична, чтобы простить его, поэтому я просто сижу и смотрю на костер. В голове пусто, но я этому рада. Мне надоело все время думать и решать какие-то проблемы.

Вскоре к нам подсаживается Силен, но она ничего не спрашивает. Может, Мишель ей рассказал, но мне почему-то кажется, что ей просто не нужны слова. Она и так знает, что я не в порядке. Сначала мне казалось сумасшествием, что я решила рисковать жизнью из-за незнакомой девушки, но теперь это кажется естественным. Боже, что со мной происходит? Хотя, это уже не важно. На этом острове я нашла кое-что очень важное. Друзей. Не одного только Сэма, которого я видела редко, потому что он работал, а друзей, которые рядом и готовы поддержать. Говорят, что дружба проверяется годами, но я в это не верю. Дружба проверяется поступками и готовностью быть рядом.

Силен обнимает меня за талию, и я опускаю голову ей на плечо. Из-за разницы в росте это не должно быть удобно, но мне хорошо. Пусть Сэм меня предал, пусть он был неправ, но сейчас я нахожусь с людьми, которые мне дороги. Которые много для меня значат.

Глава 6

Уснуть мне ночью не удалось, да и не особо хотелось: я боялась новых кошмаров. Утром, сонная, я все равно увязываюсь за Силен на ее уроки. Через полчаса радость от того, что эта затея пришла в голову Силен, а не мне, становится даже слишком заметной. Я даже представить себе не могу, каким образом она хоть что-то запоминает. Как по мне, так эта панель – исчадье ада, серьезно. Меня жутко пугают все эти комбинации, которые просто невозможно запомнить, но Силен кивает головой и записывает их в небольшой блокнот, который принесла с собой.

Впрочем, судя по ее лицу, она думает о том же самом. Когда инструктор решает перейти к практике, она непрерывно ругается, путает знаки и символы, а под конец уже готова послать всех к черту. Ученица так себе, скажем прямо, но пилот, обучающий ее, кажется, не против. Наоборот, он делится с нами историей о том, как мучился сам, пока во всем не разобрался.

В итоге, Силен умудряется взлететь, и, хотя в ее варианте взмета мало приятного, инструктор более чем доволен ею. Правда, совсем скоро ему самому приходиться выходить из какого-то сумасшедшего виража, который завернула Силен, и, когда мы уже на твердой земле, она говорит:

– Честное слово, если бы не Мишель и Итон, давно бы бросила. Но теперь мне надо им доказать, что я могу. Даже если я не могу.

Я не нахожусь, что ответить, поэтому просто смеюсь.

Джон проводит все больше времени с Картером (так зовут того четырнадцатилетнего парнишку с пляжа), Силен все осваивает хауберды, а чем занят Мишель, я не представляю, но все больше времени я оказываюсь предоставлена сама себе. Это отчасти помогает залечивать раны. Или мешает. Не знаю, я запуталась.

Я снова лежу на пляже, когда ко мне подбегает взбудораженная Силен и заявляет:

– Намечается приключение.

– И я должна этому радоваться? – скептически интересуюсь я.

– Ой, не будь занудой, будет весело. И, теоретически, даже не опасно.

– А практически?

– Из! – не отводя от меня негодующе пылающего взгляда, одергивает меня Силен.

– Ладно, ладно. – я поднимаю руки в знак того, что проиграла.

По дороге Силен посвящает меня в суть дела. Мы, блуждая по океану, случайно наткнулись на знакомую Мишеля, Джанет, которая живет в затопленном городе прямо под нами. Контролируя воду, она создает вокруг себя воздушную оболочку, а поскольку для нее там намного безопаснее, она переселилась туда.

Остров Джанет почувствовала, так как заранее ощущает угрозу через воду и при необходимости принимает меры, и, когда мы остановились, поднялась на поверхность. Тогда-то Мишель и уговорил ее сводить нас на экскурсию.

Когда мы, наконец, подходим к противоположному краю острова, я вижу со спины женщину среднего возраста и довольно крупного телосложения, а волосы доходят ей до поясницы, они абсолютно седые, что, впрочем, неудивительно. В воде наверняка еще сохранилось много токсинов. Но когда она оборачивается к нам, я поражена. Она не красива, нет. Вокруг ее глаз даже без улыбки залегли морщины, кожа когда-то была смуглой, но из-за долгой жизни под водой приобрела болезненно-желтый оттенок, а скулы слишком широкие для ее лица. Удивительными оказались ее глаза: они почти белые, с легким намеком на голубизну, а ресницы тоже поседели, и это создает странное впечатление на фоне ее темноватой кожи.

Все мое потрясение укладывается в секунду, и я вежливо улыбаюсь ей, потому что эта женщина запросто может меня утопить. Ну, и потому, что улыбка у нее очень добрая. Вдобавок, в моем понимании, люди, дожившие лет до сорока, пользуются почетом. По крайней мере, в среде донариумов, впрочем, обычному человеку выжить тоже нелегко, а среди донариумов чаще всего это исключения вроде Элис и Джанет, которым удалось найти безопасное место.

Оглянувшись, чтобы посмотреть, кто собрался на экскурсию, я замечаю много знакомых лиц, но ни одного имени вспомнить не могу, пока не замечаю Джона.

– А ты что тут делаешь?

– Мишель сказал, что я тоже могу пойти. – радостно отзывается Джон.

– А с каких пор Мишель решает, что тебе можно, а что нет? – едко интересуюсь я у Джона, глядя на Мишеля.

– Я подумал, что ты не будешь против. – пожимает плечами Мишель.

– Так вот, я против.

– Иззи, ну пожалуйста… – начинает Джон, но я жестом заставляю его умолкнуть.

– Из, не кипятись. В этом нет ничего плохого, парню ведь тоже интересно. – пытается урезонить меня Мишель.

– Ты это несерьезно. – недоверчиво отзываюсь я. – Я только и делаю, что стараюсь его защитить и уж точно не собираюсь подвергать его жизнь опасности без всякой на то причины.

– Я же говорила, что это неопасно. – напоминает мне Силен, на что я, стрельнув в нее взглядом, добавляю:

– Теоретически.

– Ладно, брат твой, значит, и дело твое. Только разберитесь поскорее. – отвечает она.

Меня так и тянет огрызнуться, но вместо этого я подхожу к Джону и негромко говорю:

– Ты же понимаешь, что это ради твоей пользы.

– Да, именно этим и стоит оправдать твое желание не дать мне повеселиться. – отвечает он и ведет себя как самый настоящий подросток: разворачивается и уходит. Я смотрю ему вслед и не могу решить, правильно ли поступила.

Потом поворачиваюсь обратно и бросаю взгляд на Силен.

– Ну что со мной не так?

– У тебя мозги набекрень. – отвечает мне Мишель на полном серьезе. Может быть, он и прав.

Сразу после этого Джанет просит нас встать у берега ближе друг к другу. Вздохнув, я подбираюсь к Силен, которая стоит у самого края острова, и невольно ахаю, когда Джанет спрыгивает вниз, но она тут же возникает перед нами и, махнув рукой, призывает нас следовать за ней. Подчиняясь ее воле, вода поднимается к самому краю, на уровень земли. Мы с Силен неуверенно переглядываемся, и я выдыхаю, а почувствовав, как быстро бьется сердце, ругаю себя. Нашла, чего боятся. Выбиралась из передряг и похуже.

Собравшись, наконец, с духом, делаю шаг вперед и встаю на волну, вода подо мной хоть и качается, но достаточно твердая и упругая. Не земля, конечно, но, наверное, так и ощущается корабельная качка, о которой я читала.

Силен шагнула вперед одновременно со мной, и остальные, увидев, что мы стоим, покачиваясь на волнах, тоже шагают на воду. Кайла весело щебечет Мишелю, а он с довольной улыбкой кивает Джанет, потом поворачивается к Кайле, делая вид, что слушает ее. Джанет поднимает руки, и вода, повинуясь ее движениям, накрывает нас с головой, образуя шар, и мы опускаемся под воду.

Когда мы опускаемся ниже острова, вокруг становится настолько темно, что рыжие волосы Кайлы кажутся черными. Она протягивает руку, но не решается коснуться ею окружающей нас воды. Несколько парней достают большие мощные фонари, и океан вокруг расцветает разными оттенками синего и зеленого. Даже не знала, что он настолько прекрасен.

Волны пузырятся вокруг, наталкиваясь на барьер Джанет, и тут кто-то опускает луч фонаря вниз и на глубине появляется неясное сооружение. Джанет опускается ниже и внизу расстилается город. Его мертвый вид шокирует, но в тоже время невозможно не поразиться его красоте, неудивительно, что Джанет выбрала его. Но чем ближе мы подплываем, тем сильнее меня обуревает горечь и печать.

Этот город настолько прекрасен, что я могу себе представить, каким он был, когда здесь кипела жизнь, дети бегали по этим улицам, а люди спешили по своим делам, когда вокруг гудели машины, и человеческие голоса не замолкали не на секунду.

Вскоре мы оказываемся прямо напротив башни с часами, и она кажется мне знакомой. Я уверена, что где-то ее видела. Но где? Город ведь затонул задолго до моего рождения. Внезапно в памяти всплывает найденный Сэмом путеводитель, и я вздрагиваю, когда рядом со мной раздается голос Джанет:

– Добро пожаловать в Лондон.

Мы движемся по безлюдным улицам, которые теперь полноправно принадлежат морским обитателям, и вблизи город кажется уже не прекрасным, а зловещим. Я буквально слышу крики тонущих здесь людей, у которых не хватило денег или времени перебраться на заново образовавшийся материк.

Пустынность Лондона кажется неправильной и угнетает, и теперь я уже поражаюсь тому, что Джанет перебралась сюда добровольно. Я бы не смогла тут жить. А Джанет, как ни в чем не бывало, проводит экскурсию по достопримечательности города. Старый, полуразрушенный мост, когда-то роскошный дворец, вокзал, с зачем-то застрявшей в стене тележкой. Во время путешествия молчат все, кроме Джанет, которая коротко указывает на то, мимо чего мы проплываем. Вскоре она извиняется и говорит, что поддерживать под водой так много людей оказалось сложнее, чем она ожидала и просит разрешения переночевать на острове. Мишель с Кайлой рассыпаются в уверениях, что будут только рады.

Мы все быстрее поднимаемся вверх и скоро парни гасят свои фонари, и, стоит нашим головам подняться над поверхностью воды, как шар исчезает. Джанет выглядит не очень хорошо, и Кайла уводит ее в дом, а Мишель толкает меня в бок локтем и говорит:

– А ты мне не поверила.

– Не в этом дело, – со вздохом отвечаю я, но возможности объяснить мне не предоставляется: на берегу нас ждет Элис со страдальческим выражением лица. Стоит нам подойти к ней, как она бесцветным голосом произносит:

– У нас проблема.

Лицо Элис не предвещает ничего хорошего, но не идет ни в какое сравнение с лицом девушки, стоящей чуть позади нее. Светлые волосы подстрижены под эльфа, а милое личико никак не вяжется с пылающими ненавистью серыми глазами. И при всем этом ей не больше шестнадцати.

Я оборачиваюсь и замечаю, что за моей спиной никого, кроме Силен, Сэма и Мишеля, нет.

– Изабель, познакомься, это Эмма – наш телепат.

Я слышала о телепатах, но никогда с ними не сталкивалась. Их, насколько я знаю, немало, правда, у каждого что-то свое. Дары не повторяются, но часто бывают похожи друг на друга. Как, например, с целителями: один восстанавливает организм, другой циркулирует энергию самого человека, укоряя заживление, третий заряжает воду своей энергией, и вода оказывает исцеляющее действие. Говорят, телепаты появились еще до того, как активировался семнадцатый ген, и, по-моему, они умеют читать мысли и двигают предметы силой воли.

– Что на этот раз? – хмуро спрашивает Мишель, скрещивая на груди руки.

Да, вежливости от меня явно не ждут. И правильно.

– Сэм, ты свободен. – говорит Элис, но Сэм лишь прищуривается, неотрывно глядя Элис в глаза, и она стискивает челюсть, но больше не возражает, а вместо этого поворачивается к Мишелю. – Мы получили сообщение. Ты не поверишь от кого.

– И чего он хочет?

– Ее. – Эмма кивком указывает на меня. Я поднимаю брови, но ничего не успеваю сказать, так как Элис одергивает ее недовольным голосом:

– Эмма!

– Что? – ощетинившись, возмущается она.

– Так ведь нельзя!

– Не в ее голове раздаются непрошенные голоса! Все, с меня хватит. Ты и сама все знаешь. – круто развернувшись, Эмма чуть ли не бегом уносится прочь, а Сэм, окликая ее по имени, бросается следом. Я не могу понять, что тут происходит, но времени что-либо выяснять, у меня нет. Я требую объяснений, и Элис мрачнеет еще сильнее.

Время от времени, когда сторонам надоедает кромсать друг друга для того, чтобы что-то кому-то передать, они используют Эмму и Тодда. Будучи телепатами они без проблем могут общаться друг с другом, передавая ультиматумы и просьбы, вот только Эмма этого терпеть не может. Видимо, Тодд не очень мил, хотя из того, что я увидела, Эмма и сама не ангел.

В этот раз они опять решили воспользоваться более безобидным способом, и сделать это решил ни кто иной, как Ник. Этому «предводителю» зачем-то понадобилось со мной поговорить, да еще и не просто, а наедине.

Из того, что узнала Элис, следует, что у него есть предложение, от которого мы просто не сможем отказаться. Он же, в свою очередь, отказывается делиться им с кем бы то ни было, кроме меня. Более того, он настаивает, чтобы я явилась одна. Правда, мне дозволено выбрать место, и я должна дать ответ до сегодняшнего заката, иначе последствия будут не самыми приятными.

Как только Элис заканчивает, начинается жуткий спор, в котором каждый выдвигает аргументы и опровергает все, сказанное другими, но самое странное то, что я в нем даже не участвую.

Мы так и стоим на берегу, пока Силен утверждает, что это ловушка, Элис надеется, что предложение может оказаться стоящим, а Мишель отвергает оба суждения. В конце концов, на их вопли является Сэм и заявляет, что я никуда не пойду. Именно это и становится последней каплей, и я криком заставляю их замолчать, прерывая поток полностью опровергающих друг друга фраз и заявлений типа: «Чушь!»

Когда они, наконец, замолкают, я напоминаю, что решать должна я, а не они. Потом, в большей части для того, чтобы поступить назло вечно контролирующему меня Сэму, говорю, что я пойду.

Спор возобновляется, только на этот раз все спорят со мной, даже Элис, которая хотела, чтобы я пошла. Пока я лихорадочно пытаюсь придумать причину, по которой я могу пойти, Мишель бесцеремонно хватает меня за локоть и отводит в сторону, и, хотя я пытаюсь вырвать руку, он слишком силён. Когда он начинает говорить, я вырываюсь, но только благодаря тому, что он сам меня отпускает.