Текст книги "Метка смерти"

Глава 23

В нескольких километрах к востоку от Висбадена месяц висел над опушкой леса и освещал верхушки деревьев и старую недействующую мельницу, через каменный подвал которой протекал ручей. В доме горел один-единственный огонек.

Было сильно за полночь. Снейдер сидел в своей гостиной в удобном кресле для чтения и, уставясь на сумеречный свет, покачивал в руке стакан томатного сока с перцем, солью, табаско и внушительной порцией водки. Это был уже третий его стакан. Тишину в доме нарушало только постукивание кубиков льда. Окно было открыто, в лесу ухал филин, и жестяной петух на каминной трубе плавно поворачивался на ветру.

Под книжной полкой Снейдера приглушенно светила единственная лампа. Рядом дымились две ароматические палочки, распространяя сладкое благоухание.

– Тоже водки? – спросил Снейдер своего визави.

Мужчина молчал. Он сидел в удобном кресле, закинув ногу на ногу, одна рука на колене, другая на подлокотнике. Из-за света за спиной лицо его находилось в тени, был узнаваем только силуэт, растрепанные волосы и темный костюм. За ним поднимался дым от палочек.

– Значит, без водки, – пробормотал Снейдер. – Сигарету? – Он протянул мужчине коробочку с самодельными косяками. – Я так и думал. – Снейдер убрал руку, зажег самому себе сигарету, сделал глубокий вдох и медленно выпустил дым через нос. По комнате поплыл знакомый сладкий запах.

Напряженные затылочные мышцы Снейдера начали расслабляться. Зажав сигарету в уголке рта – она красной точкой светилась в темноте, – он открыл свой набор с акупунктурными иглами, вытащил самую длинную и воткнул ее в татуировку в виде точки на тыльной стороне ладони между большим и указательным пальцами.

У Снейдера дергалось веко. Он покрутил иглу и «вытянул» боль из точки выхода нерва. Проклятые кластерные атаки! Всему виной рев вертолетного двигателя во время обратного полета. Лучше всего помогал чистый кислород, но Снейдер не хотел ложиться в постель с кислородной маской. Пока нет. Приступ только начался, с кислородом он подождет до того момента, когда боли станут невыносимыми.

– Спасибо, что вы так быстро нашли время, – пробормотал он, не поднимая глаз. – Вы наверняка уже задавались вопросом, зачем я пригласил вас сюда. – Он затянулся косячком, повернул иглу и застонал. – Я хотел бы поговорить с вами о Вальтере Граймсе. – Ему показалось, что его гость кивнул.

Два часа назад я получил результаты вскрытия Граймса. Старый мерзавец был здоров как бык. В пятницу утром он прибыл скоростным поездом из Браунау в Висбаден и прямиком направился к старой лакокрасочной фабрике, где дал себя связать и убить. Наверняка не по доброй воле, как показали кляп и следы на его запястьях. Однако несколькими часами ранее он один сидел в поезде, как подтвердили нам свидетели и видеозаписи с камер наблюдения. Вопрос: кто вызвал его сюда? И по какой причине? Есть какие-нибудь идеи?

Визави Снейдера слегка наклонил голову. Жест, который, видимо, должен был означать «А вы что думаете?». Подушка под ним заскрипела.

– Конечно, за этим стоит наша монашка. Но по какой причине он уступил ее желанию? Под каким предлогом она заманила его в Висбаден? Он вообще знал, что за этим стоит она? – Снейдер снова затянулся.

Мужчина выслушивал вопросы Снейдера с невозмутимым спокойствием.

– Между тем Телеком уже предоставил нам данные Граймса. В последние дни перед своей смертью он часто разговаривал со Швейцарией. Всегда один и тот же абонент. Наш ИТ-отдел еще анализирует эти данные. – Он сделал паузу. – Зено живет в Швейцарии? Как вы считаете?

Молчание.

– Я знаю, что вы думаете, – наконец сказал Снейдер, вытащил акупунктурную иглу из ладони и одним залпом осушил стакан с водкой. – Это бессмысленно, я должен изменить свой метод «визионерского видения», – пробормотал он. – По крайней мере, в этом случае. Здесь он не работает. – Он разгрыз кубик льда. – Проклятая монашка. Книга за семью печатями.

Мужчина вознаградил слова Снейдера одобрительным молчанием.

– Хотя это было не очень содержательно… спасибо, что уделили мне время. – Снейдер взял телефон и написал эсэмэс:

«Можете его забрать».

Через несколько секунд перед домом Снейдера открылась дверь автомобиля. Через оконную занавеску коротко вспыхнули задние фары, затем яркий свет озарил площадку перед домом. Там стоял черный лимузин похоронного бюро.

Снейдер протянул руку и щелкнул выключателем напольного торшера.

Напротив него в кресле на пленке из пластика сидел Вальтер Граймс в темном костюме.

Лицо и голова трупа были разъедены кислотой и выглядели обезображенными, как размазанное яйцо всмятку. Казалось, что Граймс улыбается, оскалив зубы.

Тремя годами ранее

В горной хижине в Тирольских Альпах Грит Майбах стояла напротив Томаса Шэффера. Она направила оружие на преступника – а он на нее ствол своего «глока».

Патовая ситуация. И все лишь потому, что она промедлила и не выстрелила сразу. Причиной было красное родимое пятно у него на лице, момент шока, когда она увидела его вживую. Оно действительно выглядит точно так же, как мое. Грит заставляла себя не смотреть на родимое пятно, а следить за пальцем на спусковом крючке его пистолета.

Однако она заметила, что Шэффер тоже уставился на нее с удивлением.

– Я не собираюсь нажимать на спусковой крючок, – солгала она. – Давайте поговорим разумно – как солдат с солдатом.

– Что мне с вами обсуждать? – Несмотря на все выпитые банки энергетика, его голос звучал спокойно. – У нас нет ничего общего.

– Вы ошибаетесь. – Она назвала ему дату своего рождения. Может быть, сейчас это было преимуществом.

– Что за подлая уловка? Стрелков этому сейчас учат на курсах горной психологии?

Значит, он знает мою специализацию, – подумала Грит. Тогда он, вероятно, в курсе, что она без колебаний застрелит его, чтобы спасти собственную жизнь и, прежде всего, жизнь других. Горных стрелков не учат пощаде. Для этого дирекции земельной полиции нужно было отправить взвод полицейских с переговорщиком.

Не выпуская Шэффера из вида, Грит огляделась в хижине. Краем глаза она заметила, что оконные ставни закрыты. Значит, полковник Айхингер не сможет увидеть, что присходит в комнате.

Кроме кровати, на которой Шэффер, видимо, лежал с анораком вместо подушки, шкафа и открытого камина, где потрескивали поленья, в хижине ничего не было.

Спартанское убежище для патруля в военной закрытой зоне. За спиной Шэффера на веревке висели футболка, свитер и дождевик.

– Ну что теперь? – У него был легкий баварский акцент. – Сколько вас?

– Я одна, – солгала Грит.

Шэффер улыбнулся. Конечно, он ей не поверил. Его грудные мышцы напряглись, несмотря на внешнее спокойствие. Торс был выбрит, а на шее висели только его армейские жетоны.

– Где вы родились? – спросил он.

– Я не знаю. – На этот раз Грит говорила правду. Выросла она в детском доме в Куфштайне, но сейчас уже не проболтается. Она и так слишком много выдала ему, назвав дату своего рождения.

– Я тоже не знаю. Во всяком случае, вырос я в Регенсбурге, в приюте, – спокойно сказал он.

– Мне это известно, – заметила она.

По необъяснимой причине Грит все еще медлила с выстрелом. Ствол его оружия был направлен ей в грудь. Даже если у него еще будет время нажать на крючок, его пуля вряд ли серьезно ее ранит. К тому же под комбинезоном на ней был пуленепробиваемый жилет. Пуля хотя и пробьет кевлар, тот все равно погасит скорость. Шансы у Грит были хорошие. И тем не менее она ждала.

Похоже, Шэффер это заметил, потому что спокойно продолжал:

– Твои родители от тебя тоже отказались? Почему?

Хорошая комбинация. К тому же он вдруг использовал доверительное ты. Возможно, за последние месяцы она была первая, с кем он мог нормально поговорить.

– Я не знаю – и мне все равно, – сказала Грит. Она никогда не видела своих отца и мать.

Он вдруг грустно улыбнулся.

– Паршиво, когда живешь с чувством, что собственная мать тебя не захотела.

– Может, ей было шестнадцать или она была наркоманкой или из строгой религозной семьи. Возможно, она стыдилась или у нее уже было слишком много детей. – Грит попыталась применить немного психологии. – Наверное, так было лучше.

– Лучше для кого? – возмутился он. – А может, она просто заберемела от богатого женатого мужика, у которого убиралась в доме, который заставил ее и вообще-то должен был содержать меня. Языковые курсы в Лондоне, золотые часы на конфирмацию, учеба в университете.

– Вы пошли в армию, потому что вам нужны были деньги?

– У меня было мало других возможностей. Я направил всю свою злость в спорт.

Она разглядывала его голый торс. Это заметно.

– Армия дает человеку чувство новой семьи и принадлежности. Но в конце концов вы больше не выдержали, слетели с катушек, – продолжила она его историю.

– В Кувейте, Ливии, Афганистане и Судане я видел такие вещи, какие ты и злейшему врагу не пожелаешь.

– Существует психологическая поддержка.

– Забудь – со мной не работает!

Тут Грит услышала хруст снега за окном. Как только она инстинктивно повернула голову в сторону, сразу поняла, что совершила ошибку.

В один шаг Шэффер оказался рядом и оттолкнул ее руку с оружием. Прежде чем она успела другой рукой вытащить нож из ножен на поясе, он резким движением сломал ей локоть о свое колено.

Грит вскрикнула и в следующий момент уже лежала спиной на полу.

Черт возьми! Ошибка новичка!

Он сидел на ней верхом и прижимал ствол пистолета к ее шее.

– Ни звука! – шикнул он. – Я знаю, это больно, но сожми зубы, Грит.

Она и правда сжала от боли зубы.

– Откуда ты знаешь?.. – выдавила Грит. Теперь и она обращалась к нему на «ты».

– Я слышал сообщение твоего коллеги по рации. Вы не используете позывные?

Грит не ответила. Их взгляды встретились. Давление пистолета на шее ослабло на секунду, потом Шэффер снова овладел собой.

Несмотря на боль, пульсирующую в локте, Грит не могла отделаться от чувства, что между ними существовала какая-то связь. Похоже, он тоже это заметил. Они были на удивление похожи. Не только взглядами и происхождением, но внешностью. И это самое пугающее. Такое внешнее сходство.

Он нагнулся к ней.

– Любой другой выпустил бы тебе сейчас пулю в голову, но я не убийца, Грит, – прошептал он. – Может, однажды ты выяснишь, кто твои родители. Тогда передай им от меня привет и скажи, что я сохранил их дочери жизнь. Хочешь знать причину?

– Почему? – прохрипела она.

– Чтобы ты могла дать им под зад. От имени всех детей, которых оставили родители. Как меня. В корзине между мусорными баками на заднем дворе.

По спине у нее пробежала холодная дрожь.

Хотя она не чувствовала той озлобленности, которую носил в себе Шэффер, но все равно могла легко поставить себя на его место. Возможно, однажды она стала бы такой же, но, к счастью, Грит покончила с прошлым. «Не пытайся выяснить причину чего-либо, если у тебя нет шансов до этого докопаться!» – сказал ей много лет назад полковник Айхингер. И с того дня армия и наставник заменяли ей семью.

В дальней части дома скрипнула половица, и Грит повернула голову в ту сторону.

Шэффер рывком поднялся с пола, быстро надел свитер и анорак и посмотрел на ее оружие, которое отлетело под комод.

– Я знаю, что ты не выстрелишь в меня! Иначе ты бы это уже сделала.

Затем, не говоря ни слова, он исчез в прихожей.

Грит тут же перекатилась по полу и здоровой рукой дотянулась до своего пистолета. Все еще лежа на полу, она развернулась и прицелилась в Шэффера, который как раз схватил свой рюкзак и открыл входную дверь. Как только он окажется снаружи, поземка занесет его следы.

«Ты не выстрелишь в меня!»

Она посмотрела в прицел на мушку, целясь ему в голову, и медленно выдохнула.

Чепуха!

Нажала на спусковой крючок, но в последний момент опустила руку. Пуля попала Шэфферу в бедро, и силой удара его отбросило наружу в снег. Все-таки он оказался прав. Тем не менее она не могла позволить уйти человеку, одержимому амоком.

С пистолетом в руке она поднялась и в свете керосиновой лампы, который падал наружу, увидела, как снег вокруг его ноги окрасился в красный цвет.

В следующий момент послышались тяжелые шаги по снегу. Это подоспел полковник Айхингер и, прежде чем Шэффер смог подняться, приставил ему к затылку ствол винтовки.

– Лежать! Бросьте оружие! Вы арестованы.

Через полчаса подошло подкрепление. Грит слышала только приглушенные слова коллег, потому что оглушительный пистолетный выстрел все еще звоном отдавался в ушах.

Ее напичкали обезболивающими таблетками, которые быстро подействовали, и из подручных средств наложили на руку шину. После того как санитар из горных стрелков обработал рану Шэфферу, того неласково увели. Мужчины эскортировали его вниз к ближайшей возможной площадке для посадки вертолета.

Грит смотрела им вслед, пока свет от их налобных фонарей постепенно не исчез в темноте. С гудящей головой она думала о разговоре с Шэффером.

Я приняла правильное решение? Может, нужно было дать ему уйти?

Грит не знала.

Потому что и ее нашли в корзине между мусорными баками на заднем дворе детского дома.

День третий
Берн, Швейцария
Воскресенье, 14 мая

Глава 24

Первое совещание в этот день Снейдер назначил на семь утра – в его кабинете. Сабина лишь успела выпить чашку крепкого кофе. Позавтракает она или в столовой Академии БКА, или по дороге. Тина, вероятно, тоже еще ничего не ела, а Кржистоф со своими опухшими маленькими глазками выглядел так, будто пять минут назад выполз из постели.

Но хуже всех выглядел Снейдер. В таком состоянии Сабина не видела его уже год. Казалось, он всю ночь не сомкнул глаз. Его лицо отливало белым, тыльные стороны кистей были исколоты, а вокруг зрачков краснели лопнувшие капиляры. Похоже, всю ночь он провел с марихуаной, ванильным чаем, водкой и акупунктурными иглами. Непосвященные сочли бы плохим знаком, что он уже третий день расследования находился в таком жалком состоянии, но Сабина знала, что Снейдер мог держаться так неделями. Чем хуже было его физическое состояние, тем эффективнее он работал.

В дверь постучали, и стриженный под ежик молодой следователь из ИТ-отдела вошел в кабинет с папкой в руке. Так как все в БКА знали, что Снейдер игнорировал такие формальности, как «Да, пожалуйста!» или «Входите!», тот сразу перешел к делу.

– Вот данные от Телекома. – Молодой человек протянул Снейдеру папку.

Снейдер тут же раскрыл ее, и Сабина покосилась на листы. Это были телефонные соединения Вальтера Граймса.

– Граймсу звонили три раза с одного и того же предоплаченного телефона, который мы не смогли отследить, – объяснил мужчина. – Каждый из трех звонков длился около минуты.

– Я вижу. – Снейдер полистал страницы. Его лицо застыло. – Зачем цвета в этом отчете? – Некоторые телефонные номера были выделены маркерами.

– Я подумал, что оформлю для вас более наглядно, – ответил мужчина. – Этот… – он хотел показать на один номер.

– Если хотите творчески реализоваться, нарисуйте картину для Лувра, – перебил его Снейдер. – Один из звонков не был, случайно, записан?

– Нет.

– Что-нибудь еще?

– Вот фотографии татуировок. – Мужчина передал Снейдеру вторую папку.

Снейдер взял документы и заулыбался, словно ждал этого, как волк ощипанную курицу.

Когда коллега из ИТ-отдела покинул кабинет, Снейдер тоже направился к двери.

– Давайте нанесем нашей монахине визит.

Он выпроводил всех в коридор и запер кабинет. Затем они направились к лифтам, и Сабина вызвала кабину.

Однако Снейдер прошел мимо к лестничной клетке и открыл дверь.

– Пойдемте пешком, это раскачает клетки мозга.

– Почему сразу не курс аэробики на завтрак? – проворчал Кржистоф.

Все стали спускаться по ступеням. В этой части здания пахло моющими средствами, силиконом и малярными работами. Шаги эхом отдавались от стен. Кроме них на лестничной клетке никого не было. Если нужно спокойно поговорить, здесь было самое подходящее место.

Пока они спускались, Снейдер изучал телефонные номера с сопутствующими именами и комментариями.

– В последние недели перед смертью Граймс почти не говорил по телефону. Кроме предоплаченного мобильного, все эти номера встречаются только один раз – управляющая компания, электрик, зубной врач, реабилитационная клиника, разные рестораны и справочная Австрийских железных дорог. Так как у Граймса не было машины и, наверное, Интернета тоже, он мог узнавать в справочной, как добраться из Браунау в Висбаден. Но этот номер появляется в общей сложности пять раз. – Снейдер поднял глаза. – Номер стационарного телефона со швейцарским кодом – Немез, выясните это. – Он сунул ей в руку стопку бумаг.

Первым делом Сабина из любопытства позвонила со своего сотового на предоплаченный номер, но связи не было. Какой сюрприз! Пока она набирала швейцарский номер, Снейдер открыл вторую папку и пролистал фотографии, на которых были крупные изображения различных черных татуировок. Очевидно, следователи действительно раздели монашку и сфотографировали все картинки на ее теле.

– В настоящий момент меня нет дома, – раздался из автоответчика пожилой женский голос со швейцарским акцентом. – Оставьте сообщение после гудка…

Сабина прикрыла рот рукой и понизила голос.

– Говорит Сабина Немез из немецкого БКА в Висбадене, – сказала она и продиктовала свой номер. – Прошу вас срочно перезвонить мне. – Затем поблагодарила и положила трубку.

Между тем Снейдер закончил рассматривать фотографии и всучил их Тине.

– Что вы думаете, Мартинелли?

Сабина знала, что у Тины не только пирсинг, но и множество татуировок.

Просмотрев снимки, она передала их Кржистофу, который тоже набил себе немало наколок в тюрьме. Если кто-то и разбирался в этом виде искусства, то точно эти двое.

– Похоже, что на теле Магдалены Энгельман достаточно много символов, – пробормотала Тина. – Запястье, предплечье, плечо, живот, бедро и икра… все места, до которых можно дотянуться самому. Перспектива и угол тоже говорят о том, что она сама набила себе мотивы.

Опять никаких доказательств возможного сообщника.

Снейдер кивнул, пробегая глазами по строчкам прилагавшегося отчета.

– Специалист по татуировкам из БКА, который много лет работает в этой среде под прикрытием, тоже считает, что женщина сама их себе набила. К тому же он полагает, что, судя по процессу заживления, татуировкам всего три, самое большее четыре месяца. Точнее это можно установить после исследования лимфатических желез, через которые выводится основная часть чернил.

– Откуда монахиня знает эту технику? – спросила Сабина. – И откуда у нее оборудование?

– Ни один татуировщик не одолжил бы ей свою машинку – это святое, – но она могла заказать в Интернете полный комплект для татуировок с трафаретами, – отозвалась Тина. – Эти работы не такие уж идеальные.

– Она нанесла их не машинкой, – возразил Кржистоф.

Тина наморщила лоб.

– Почему нет?

– Если не умеешь грамотно обращаться с машинкой или игла слишком быстро затупляется, на коже остаются шрамы, а если краска не остается внутри, машинка бьет поверхностно или слишком глубоко, то получаются блоу-ауты… – Кржистоф обвел всех взглядом. – Краска разливается в жировом слое и выглядит, как размазанные чернила на влажной бумаге, – объяснил он. – Но здесь ничего такого нет.

– Тогда как она это сделала? – спросил Снейдер.

Кржистоф поднял рукав своей черной футболки и показал на плече и предплечье жирные кресты и цитаты из Библии готическим шрифтом.

– В тюрьме мы раньше обматывали иглу для шитья смоченной в чернилах бечевкой и так кололи себе мотивы. А вместо краски брали просто тушь для письма. – Кржистоф пожал плечами.

– Зачем монахине действовать таким старомодным способом? – спросил Снейдер.

– Ты сам сказал, что татуировкам минимум три месяца, – а монашка вышла из монастыря всего три недели назад, – ответил Кржистоф.

– Значит, в тот момент она была еще в монастыре, – кивнул Снейдер. – В швейной мастерской она взяла иглу и нитки, а в библиотеке раздобыла чернила.

– Возможно, – сказал Кржистоф. – Техника называется stick and poke[16]16
  Буквально с англ. «палочка и ручка», стиль также называют хенд-поук (hand poke, от англ. рука и протыкать).


[Закрыть]. Преимущество в том, что метод тихий и не требует электричества. Оборудование для татуировок монашке пришлось бы каждый раз устанавливать и снова убирать.

– В этом что-то есть, – согласилась Тина.

– Но почему она это сделала? – спросил Кржистоф.

– Разве это не очевидно? – возразил Снейдер. – Судя по всему, у нее паранойя. Она не доверяет органам. Видимо, боится, что показания, протоколы, улики, обстоятельства дела или что там еще исчезнут, будут уничтожены или скрыты. Поэтому она в виде татуировок нанесла себе подтверждения на тело – чтобы никто их не скрыл. – Он остановился на лестничной площадке, прищурил один глаз и помассировал рукой висок.

– Что случилось? Снова головные боли? – спросил Кржистоф.

– Нет. – Снейдер медленно пошел дальше. – Мы думали, что коварными уловками выудили информацию из нашей молчаливой монашки. На самом деле это была не наша хитрость, а ее задумка, чтобы мы узнали то, что должны были узнать.

– Ты так думаешь?

Снейдер кивнул:

– Она слишком умна, чтобы позволить нам перехитрить себя.

Во время этого разговора они остановились и теперь снова двинулись вниз. Когда дошли до первого этажа, фотографии попали в руки Сабине, которая до сих пор молча все слушала.

– Значит, ты считаешь, что все эти мотивы – подсказки для нас? – спросил Кржистоф.

– А что еще? Симпатичные узоры, чтобы впечатлить папу? – Снейдер покачал головой.

Сабина рассматривала татуировки. Черную розу она уже знала. Сейчас она увидела двуликого Януса, крупным планом. Другие рисунки изображали гроб с четырьмя крестами, слово MörDer[17]17
  Убийца (нем.).


[Закрыть], английское слово, означающее ад, – Hell7, большой X и башню с часами, которые показывали девять часов.

Все это очень загадочно.

Всего татуировок было семь.

Семь мотивов, семь убийств, семь дней, семь подсказок.

Сабина распределила фотографии в другом порядке и снова взглянула на картинки.

– Да это все подсказки, – вдруг пробормотала она и остановилась.

Они уже дошли до второго подземного этажа. Остальные тоже остановились и уставились на нее.

– В чем дело? – спросил Снейдер. – Хотите провести день у лестничных перил, потому что здесь особенно уютно?

Сабина проигнорировала комментарий.

– Эти семь подсказок пронумерованы, – сказала она и веером расправила фотографии. – Одна роза, две головы, четыре креста, слово убийца из шести букв, в слове Hell7 есть число семь, девять часов на часовой башне и еще большой Х как римская цифра десять.

– Нет подсказок под номером три, пять и восемь, – заметил Снейдер.

Сабина кивком указала на отчет.

– У нее могут быть еще татуировки, которые не заметили во время осмотра?

Снейдер ответил отрицательно:

– Они осмотрели каждый сантиметр ее тела, даже кожу головы и веки. Татуировок всего семь.

Сабина покачала головой при мысли о том, чему подверглась женщина. Особые полномочия полномочиями – вопрос в том, действительно ли цель в этом случае оправдывала средства.

– Может, речь идет о семи смертных грехах? – предположила Сабина. – Или о семи печатях, семи трубах или семи чашах Апокалипсиса?

– Вряд ли, – отмел эту мысль Снейдер. – За каждым мотивом кроется не религиозное безумие, а нечто очень личное. К тому же вы неправильно интерпретировали один факт, Немез. – Он указал на фотографию с часовой башней. – Этот мотив зеркально перевернут. Видимо, когда монахиня колола его на животе, смотрела на себя в зеркало.

– Тогда, это три часа? – заключила Сабина.

– Именно, и если ваша теория верна, то эти часы подсказка для третьего дня. – Снейдер взял у нее из руки фотографии и заново их отсортировал.

1-я подсказка: левое запястье

Черная роза с шипами

2-я подсказка: правое предплечье

Двуликий Янус

3-я подсказка: живот

Башенные часы со стрелками на трех часах

4-я подсказка: левое плечо Гроб с четырьмя крестами

6-я подсказка: внутренняя сторона правой икры

MörDer

7-я подсказка: левое бедро

Hell7

10-я подсказка: правое предплечье

Х

– Но откуда ты знаешь, что эти часы зеркально перевернуты? – спросил Кржистоф. – Сколько в Германии башен с часами?

– Такая только одна. И она стоит в Швейцарии, – ответил Снейдер. – Это Цитглогге, часовая башня в исторической части Берна.

Берн!

Сабина вытащили из кармана мобильный.

– Бьюсь об заклад, у швейцарского телефонного номера, который я до этого набирала, код Берна.