Текст книги "Сатир и Муза"

2008 год, 20 октября, понедельник, утро.

Соринка на полу. Олин волос. Нежный и тонкий. Мелочи казались значительными, словно хотели что-то сказать.

Боль вроде стала слабее.

Незнакомый звонок. Всё-таки надо двигаться. Хотя бы на правом боку. По миллиметру. Отдыхая. С остановками. Ещё. Алексей двигался. «Да я же здоровый мужик!» Ещё пятнадцать сантиметров. Ещё. Отдышаться. «Что ж ты, сердце, так подводишь? – спросил он. – Так ведь и сдохнуть недолго». Алексей остановился отдохнуть.

Снова позвонила Олечка. «Ничего, отдохну и доползу. Сколько же я так лежу уже? Так и батарейка скоро сдохнет. Вперёд!» В голове звон.

Цитата из Стивена Кинга: «А потом будет жизнь… Не твоя, стрелок…»

2003 год, 10 октября, пятница, утро.

Мобильник пропищал эсэмэской рано утром, когда Алексей завтракал. Он ожидал увидеть «приветик» от Ольги, но отправителем обозначился отец.

– Звонил Михайлов, просил передашь тебе сообщение: «На днях. Решение принято», сказал – ты поймешь, что к чему.

– Спасибо.

Удовлетворять возможное папино любопытство Алексею не хотелось, да тот и не настаивал, решив, что сыночек не в духе.

Он щёлкнул пультом в надежде поймать прогноз погоды, но тоненькая девушка с НТВ бодрым голосом отличницы уже рекламировала простатит.

«Вперёд! На работу славную, на дела хорошие! Нееет! Сегодня я не позволю себя запереть на Носовихинском шоссе». Алексей понимал, что проектировавшие микрорайон советские инженеры сознательно оставили будущим жителям единственный въезд в город, общий на Новокосино и Реутов, не предполагая иного способа добраться в Москву кроме как автобусом. И тогда же придумали глупую мечту про метро рядом… в 2050 году. «Дураков нет!»

Алёша секунду полюбовался девушкой в ажурных чулочках, которая чистила лобовое стекло своей машинки. Свернул на Суздальскую, пристроился в хвост очереди желающих проехать под «кирпич». Тут была такая карликовая дорожка в одну сторону: съезд с шоссе в район сразу у круговой развязки. Поток нарушителей уверенно двигался напролом, заставляя ждать встречный поток. Через двойную сплошную налево поворачивать было опасно. Нужно в один рывок пересечь обе полосы, двигающиеся в три ряда в каждую сторону. Внимания могло не хватить, плюс иногда не удавалось разглядеть затаившихся в засаде гаишников. Поэтому Алексей свернул направо, резко ушел в крайний левый ряд под «левую стрелку» поворота на Реутов и, дождавшись её, развернулся прямо на пешеходном переходе, встав перед потоком машин, двигавшихся в Москву. «Первым!

Средняя скорость семнадцать км в час. Отлично для начала движения».

Пост ДПС на Кетчерской и огромная пробка до Новогиреевской эстакады. Замызганный до невозможности белый фургон радовал всех надписью пальцем: «Грязь лечебная, лизнуть сто рублей». Лёша засмеялся: «Не буду стоять!»

Алексей направил машину налево во двор Олиного дома. Вдоль запруженной улицы добрался до светофора перед железнодорожной станцией. Некоторые хитрецы (вроде него), пробравшиеся через дворы, здесь пытались вклиниться в поток. Притормозил у пешеходного перехода, в ожидании, пока люди освободят тротуар по зелёному сигналу, и дальше уже дунул, разгоняясь по пустому тротуару вдоль заспанной пробки. У эстакады обычно дежурят гаишники, но они предпочитают ловить более хлебных нарушителей, носящихся по встречке. А тротуар… не такое уж сильное нарушение. На всякий случай, не дожидаясь, пока возможные гаишники его разглядят, Лёха ушел левее, через стоянку у рынка выбрался к самому въезду на эстакаду. Здесь его пропустил кто-то сердобольный на «Камри», Звонарёв «моргнул» ему в благодарность. Средняя скорость достигла двадцати километров в час. Теперь она должна была упасть, потому что избежать эстакады не получится никак.

Под мостом сразу повернул направо – там сейчас свободно: кроме автобусов мало кто едет от метро в спальные районы. Свернул налево на Перовскую снова в неположенном месте через «сплошную» и, создавая помеху справа всем, кто толпой выезжал на круг, ухнул дальше по Мартеновской до Новогиреевской. «Нет, ты посмотри, всё ещё двадцать км в час средняя. На Зелёный выезжать опасно. Трамвайные пути, пересекающие Третью Владимирскую, такой высоты, что дадут фору любому «лежачему полицейскому», пробку создают всегда».

Нужно было свернуть налево на Братскую – справа ехало нечто, освещая дорогу впереди себя синими фарами. «Какой только тюнинг водители «Жигулей» не придумывают, чтобы заставить себя уважать на дороге! И как только они техосмотр проходят с такими фарами?» Алексей демонстративно с ускорением «подрезал» «Жигули», не уступив дорогу. «Только бы дали пересечь Вторую Владимирскую!» Но там образовался затор перед метро, поэтому уставшие водители пропускали всех желающих прорваться до Первой Владимирской.

Нет, стоять на ней Алексей опять-таки не собирался. Повернул на Зеленый проспект. Светофор впереди заморгал зелёным. Ускорился, проскочил на красный, глянул в зеркальце заднего вида: за ним на красный проскочили ещё шесть машин. «Это Москва! А Электродная свободна! Относительно, конечно».

Слишком много желающих проехать под «кирпич» по улице с односторонним движением навстречу потоку. Отдельная пробка в три ряда. Явно нет тут сегодня гаишников! Теперь Алексей свернул направо в скверик, по раздолбанной грунтованной дорожке добрался до набережной, опоясывающей засиженный утками пруд, и медленно, стараясь не напугать пешеходов, втёрся в поток идущих к метро людей. Наконец большинство из них скрылось под землей, и Звонарёв спрыгнул с тротуара на шоссе Энтузиастов. Подождал, пока стрелка перегородит движение слева из центра, и с ускорением через двойную сплошную вклинился в плотный поток двигавшихся в центр города машин.

Слева пролетел очередной хмырь с купленной «мигалкой». «До Будённого никак нарушить правила уже не получится, гаишники за мостом стоят всегда. Но в правый ряд лучше всё-таки перестроиться». Передние «Жигули» кроме красных габаритов одновременно светили жёлтыми фонарями заднего хода, хотя ехала машина вперёд! «От таких чудиков нужно держаться подальше – мало ли что им взбредёт в голову! Повезло!» На светофоре у проспекта Будённого Алексей оказался первым! Скосил глаза влево: «Мало ли чего захочет сделать эта «Вольво»?» Сидевший за рулём мужик сверкнул запонками, чем сильнее привлек внимание Лёши. «Интересно, я когда-нибудь буду носить запонки?» – в этот момент мужик в «Вольво» ласкающим движением погладил панель своей машины. «А говорят, в Москве живут самые злые водители в мире», – растрогался Алексей.

Загорелся зелёный. Вместо того чтобы повернуть направо, Звонарёв перестроился на трамвайные пути.

Теперь до Авиамоторной вихрем, прямо по трамвайным путям. Объезжая сплошной светофорный узел шоссе Энтузиастов, запирающий своими бестолковыми сигналами движение чуть ли не через каждые сто метров. «Только плиты гремят под колесами. Если суметь разогнаться «громче» сорока километров, тряска станет меньше!»

У «Авиамоторной» – направо на Красноказарменную. В это время улица пустынна до самой улицы Радио, но там тоже можно встать мёртво. Звонарёва обогнала машина ДПС: «Удивительно – без мигалки! Я думал, они даже за пивом с мигалкой ездят!» Алексей пропустил его в свой ряд, подумав: «Не по мою ли душу?» Но гаишник благодарно моргнул «аварийкой». «Вот бывают же среди них нормальные люди!»

Сразу за мостом последний раз за утро Алёша нарушил правила дорожного движения, свернув налево через трамвайные пути на Яузу. «Если успеть сюда до 8.30, то по Яузе удастся прорваться до самого Садового кольца!.. Итак, средняя скорость движения – двадцать семь км в час, время в пути – пятьдесят минут».

Сворачивая на Садовое, Алексей разглядел справа кучку киргизов-гастарбайтеров, беспомощно толпившихся на тротуаре. Отсутствие традиционной пробки делало переправу через многополосное движение невозможной. В их горах нет подземных переходов, и бедняги своими узкими глазами выражали групповую растерянность. Алексей сжалился, притормозил, приспустив стекло, крикнул:

– Ребята! Переход вон там!

Киргизыне отреагировали. Они продолжали удивлённо моргать – никто из них не говорил по-русски. «Видимо, таксистами приехали устраиваться», – с издёвкой подумал Алексей, срываясь с места.

Центр города. Узкие старинные улицы в это время ещё более-менее свободны. Непонятно откуда взявшийся впереди Алексея МАЗ («Им же сюда запрещено?») весело «закозлил» кузовом, сбавляя скорость перед зелёным светофором. «Кому-то в кайф проскочить, а ему в кайф постоять на светофоре первым – они словно в другом времени живут. Нет. Причина транспортного коллапса в Москве – не дураки и не дороги. Дураки на дорогах – вот правильная причина. Участники движения, разделённые автомобильными технологиями на тридцать-сорок лет, несовместимы. Авторы пробок – это те, кому нужно досчитать до десяти, чтобы тронуться на зелёный сигнал светофора, те, кто не может выдержать ровной скорость при подъёме на мост, те, кто закипает летом и глохнет зимой, те, кто паркуется во втором и третьем ряду, те, кто поворачивает налево из правого ряда и не пользуется поворотниками».

Впереди мелькнул красный «пыжик», и сердце Алексея гулко стукнуло и обмерло: «Неужели? Догоню!» Он принялся слаломом ввинчиваться в поток, распихивая корпусом «эмэльки» сразу три ряда. Ему сердито забибикали:

– Ну мудак я! Мудак! Простите – извините! – вслух сказал он, понимая, что его всё равно никто не слышит.

Красный светофор. Олечка впереди на три корпуса. «Не беда! Всё равно догоню», – Алексея охватил охотничий азарт, он выключил магнитолу: ничего слушать не хотелось. Ещё квартал. Алексей понял, что «добыча» от него уже не уйдет, успокоился и стал подкрадываться: «Заметит – не заметит»? На следующем красном светофоре Оля встала первой, он сразу за ней, но девушка не догадалась посмотреть в зеркальце.

– Эх! – Алексей вышел из «Мерседеса» и, оставив дверцу распахнутой, подбежал к «пыжику», стукнул в Олино стекло. Та испугалась, но стекло опустила:

– Привет! – её голос прозвучал встревоженно, а лицо выражало удивление.

Не говоря ни слова, Алексей протиснул голову в салон и, схватив её ладонью под затылком, стремительно поцеловал в губы. Отпрянул и молча умчался на своё место. Следом пискнула эсэмэска:

– Ой, кто здесь?!

– Похвали еще, дорогая Олечка!

– Не знаю, как на счет дорогой… начинаю ты радость солнышко светлый цветочек точнее бутончик я сохраню и бережно понесу по жизни в своем сердечке там ты будешь любим с ку я тебе обещаю целую, любовь моя.

2003 год, 10 октября, пятница, день.

Алексей сумел скрыть своё возбуждение на планёрке. Пакет акций ЮКОСа он скинул сразу после той встречи с Михайловым, и Романенко, заметив эти операции в листе сделок, довольно ухмыльнулся, решив, что этим Лёшина игра на понижение окончилась. Бумаги с тех пор только выросли, и руководство имело основания радоваться своей осторожности.

Первым делом на рабочем месте Алексей сделал два коротких звонка. «Скандинав» Виктор обрадовался ему и начал что-то мямлить, что, мол, мы уже отчаялись надеяться, что он прорежется, но Алексей резко перебил его, сказав, что время дорого. Очевидно, решения принимал не «связной» Виктор, и скандинавы все равно будут играть на понижение с Алексеем или без.

Голос Сельдина, напротив, казался вялым. Ему показалось подозрительным, что Алёше понадобилось его участие в игре так скоро, но разговор он повёл по-деловому:

– Дайте мне какое-то время сбросить свой пакет, пропустите вперёд. А то я могу и не успеть.

Алексей согласился. Теперь он прислушался к разговору, который вели Карен и Наташа. Наташка выгружала из сумки на свободный письменный стол, используемый в качестве кухонного, пакет пряников…

– Национальная рознь, национальный вопрос – это от неполноценности бедных, – видно было, что тема всё же как-то задевала Карена, его голос не был равнодушно холодным.

– Мы живём в глобальном мире, – продолжал он, видя, что количество слушателей увеличилось. – У нас, например, гораздо больше общего с еврейскими банкирами с Уолл-стрит, чем, например, с интеллигенцией нашей культурной столицы.

Карен имел в виду Питер:

– Пляска Доу-Джонса, взлёт нефтяных цен, курс доллара – всё это влияет, очень сильно влияет на небольшую долю населения планеты. То есть – на нас. И объединяет гораздо сильнее, чем культура, и языки, на которых мы думаем. А вот наш дачник-пенсионер быстрее договорится с фермером из Новой Зеландии, чем, например, со мной.

Алексею нарисованная коллегой картина показалась забавной, и он решил добавить смешинки в монолог Карена:

– А как сильно объединяет женщин со всех концов света очередь в женский туалет в каком-нибудь Хитроу! Им тогда совсем не до национального вопроса!

Наташка засмеялась:

– Я думаю, что существуют темы, которые сильнее объединяют женщин, чем твой пример.

– Какие?

– Вот если собрать африканку, американку, немку, японку и русскую (но так, чтобы они все понимали, например, английский) и вбросить им тему, как удержать возле себя нормального мужика?.. Они очень быстро подружатся. Гораздо быстрее мужиков, – Наталья растила сына одна.

– Ну, мы на почве хоккея тоже бы быстро подружились, – Карен вставил свои пять копеек.

– На почве хоккея вы, скорее всего, подеретесь…

– Ага, так как за разные команды болеем, – согласился с Наташей Алексей. – К делу!

Он многозначительно помолчал, чтобы подчинённые заметили его настроение. Он не стал «вилять» перед ними, коротко заявив:

– Сигнал поступил, приступаем!

«Так выпить кофе или вприкуску?» – Алёша оглянулся назад, в надорванном пакете ещё оставалось пять пряников. Есть не хотелось. Только пить.

На корсчете было порядка сто миллионов, и Наташка тут же приступила к первому «репо». Похоже, «крючки» она забросила заранее, и теперь ей не требовалось много времени. Пока она торговала, Алексей наблюдал за «стаканом» «сбера»[44]44
  «Стакан» – окно заявок на биржевом терминале ММВБ.


[Закрыть]. Сергей Иванович был аккуратен. Он «заливал» все заявки на покупку этих акций строго до какого-то уровня, не желая ронять рынок дальше, а потом терпеливо ждал, когда появится спрос, достаточный для следующей порции. «Сколько ж у него “сбера”?» – думал Алексей. Всего он насчитал пять траншей, причём, последний оказался весомее всех – кто-то крупный выставил сразу огромную заявку на том уровне, где останавливал свой слив Сергей Иванович.

Алёша вдруг ощутил голод, остывшего кофе оставалось треть чашки. Он снова оглянулся – на «кухонном столе» лежал пустой пакет из-под пряников. «Вот так всегда!» – весело подумал Звонарёв. Он напряжённо ждал звонка Сельдина. Смотрел на телефон, и его подчинённые тоже смотрели на его телефон. Трель прозвучала как колокол резко. Алексей нажал зелёную «трубочку»:

– Алё!

– Маму можно? – чей-то детский голос явно ошибся номером…

– Маму спросили, – Алексей ответил на немой вопрос сотрудников. Все засмеялись, эта фраза разрядила напряжение всем, кроме Наташки. Она нахмурила лоб, ей тоже звонил иногда ребёнок, но номер начальника он знал вряд ли.

Тут же позвонил Сельдин, его номер определился правильно:

– Я всё.

Следующие несколько часов прошли в аврале. Наташка «реповалась», Чук продавал бумаги. Карен в вакханалии на ММВБ не участвовал, занимаясь заявками клиентов на валютном рынке и искоса поглядывая на коллег. Гек работал с клиентами на фондовом рынке. Наташка начала с длинных трёхнедельных «репо». Где она их нарыла, неизвестно, и Алексей даже думал её придержать. Существовал риск, что игру придётся прекращать быстро, а возврат денег через три недели мог помешать закрытию «коротких» позиций. Но вслух так ничего и не сказал: «Будь что будет».

2003 год, 16 октября, четверг, вечер.

«Эх. Был бы он более чуток!» – Оля подумала про Стаса с болью. Уже несколько лет она пробовала говорить с ним про деток, но муж отмахивался. Стас был единственным сыном и единственным внуком. Он понимал, что за семь лет совместной жизни, из которых два в законном браке, дети уже должны были быть. Что Оле – пора. Но дальше разговоров дело не шло. Оля вспомнила, как злился её отец, наездами бывавший в Москве. «Может, вам книжку какую купить? Как детей делать?» – папа дразнил зятя, но тот на подколки не реагировал. Оля вспомнила, как в прошлый приезд он уговаривал дочь составить ему компанию – съездить посмотреть наследственный дом. Он так и говорил «Наследственный Дом», произнося большие буквы с пафосом. Карпов-старший происходил из зажиточной крестьянской семьи, и для него это были не пустые слова. По доносу соседей их раскулачили, что хорошо помнил Олин дед. Огромная семья почти вся сгинула в лютые тридцатые, а дом остался. И стоял до сих пор. В том доме продолжили жить потомки ТЕХ. И Ольга ехать отказалась. Смотреть в ИХ глаза? Зачем? О чём с НИМИ говорить? Ольга не испытывала к ним ни ненависти, ни любопытства. Впрочем, её старший брат тоже отказался. Папа съездил один.

Всю неделю Оля пробовала писать Звонарёву эсэ-мэски, но, убедившись, что ему не до неё, отстала. Ольга вдруг осознала, что перенимает его привычки. Начиная от мелочей. Например, лёгким касанием моргнуть один раз поворотником перед перестроением в другой ряд. Или фирменный Лёшин обгон затора с ускорением по крайнему правому ряду. И на работе, когда приходилось плести интриги, Ольга заметила, что стала демонстрировать лисью с ехидством хитрость, которую обычно позволял себе Алексей, полагая, что уж ему-то всё простится. Ольга даже очки солнечные пробовала сдвигать, как он, на кончик носа, чтобы смотреть на собеседника ласковым добрым взглядом, но ничего не вышло. Олин нос оказался коротковат, и очки она сдвигала на лоб, как обычно. Алёшина холодность, тем не менее, её задевала. Она понимала умом его поведение, но перестроить своё душевное настроение не могла. Оля переживала кризис, а Алексей ничего не замечал. Бумаги дорожали.

– Ты где?

– На работе.

– Так поздно?! И что делаешь?

– Да вот к пулемету патроны кончились, а винтовку новую никак найти не могу.

– Играешь?

– Ну да, – Алексей тут же вспомнил афоризм в свое оправдание: «Дом мужчины напоминает крепость, но только снаружи. Изнутри это чаще всего детская комната».

– Можешь помочь?

– Что случилось?

– Я в «Меге» на парковке «пыжик» отыскать не могу, еле сдерживаюсь, чтобы не запаниковать. Хотела уже Стаса позвать, но он пока доберется.

– Я быстрее доберусь. Бегу уже.

«Пыжик» они отыскали легко, но Ольга сконфузилась от собственной бестолковости. «Всегда производила на него впечатление умной девушки, а сегодня… Но я же сейчас почти блондинка. Мне можно. А пусть думает, что мне просто захотелось его увидеть. Каприз».

– Ты куда? – возмутилась Оля, видя, что Алексей уселся за её спиной.

– Ты ж сказала, что мне отдыхать нужно? – Алёша наигранно поднял брови и принялся деловито снимать подголовник с её кресла. Оля не нашлась, что ответить, тронулась.

Алексей прижался грудью к сиденью и поцеловал её в затылок.

– Ещё! – мурлыкнула Оля.

Но Алексей обеими руками уже залез ей под блузку, положил ладошки на чашечки бюстгальтера. Ольга подалась вперёд и левой рукой расстегнула его, Алёша тут же высвободил её груди и нежно охватил их обеими ладонями. Ольга тревожно огляделась вокруг и решила, что никто не должен заметить действий Алёши. «Какие у него руки!» – Ольга вспомнила свои жалобы, что любимый мужчина мало играет с его грудью, и поняла причину его действий. Алёша дотронулся кончиками пальчиков до сосочков, и Оля рефлекторно начала снижать скорость. «Да, за сосочки он меня куда хочешь отведёт!» – в очередной раз повторила она свою старую мысль, потом удовольствие всё затмило. Дыхание стало частым и глубоким, лицо раскраснелось:

– Нет, я так не смогу вести машину! Вернись сюда! – она остановила «пыжик». Алексей с недовольным видом подчинился.

– Смотри, что я купил! Специальная смазка! Водная! – и, видя, что Оле всё равно, уточнил: – Для попочки!

Её дыхание только-только нормализовалось. Возросшая интенсивность движения отвлекла Олю от возбуждения, и она взяла себя в руки. Алексей ехидно улыбался и любовался её коленками.

– Ты что-то задумал?

Вместо ответа он наклонился и поцеловал Олю в изгиб локтя, там, где кожа была особенно нежная и влекущая. Ольга не стала высвобождать руку, чувствуя, как его губы приближаются к запястью. Она снова тяжело задышала, снижая скорость. Алёша начал лизать язычком ямочки между костяшками её пальцев:

– Анекдот хочешь?

– Давай, – очень-очень тихим голосом сказала она.

– Идут двое мужиков. Один другого спрашивает: «И чего только в тебе женщины находят?» «Не знаю», – ответил другой и облизал левый глаз.

Ольга не засмеялась, и Алексей заметил, что её ножки непроизвольно раздвинулись шире, чем было нужно для управления педалями.

– Ты в чулочках?

– Проверь! – «Чего я такая квёлая?» – подумала Оля.

Алексей снова нагнулся к ней и поцеловал в шею сбоку. Оля закрыла глаза и чуть не врезалась в бампер передней машины. Ей вдруг всё стало всё равно.

– Ой! – она всё-таки остановилась, а Алёша с совершенно хулиганским видом полез ей рукой под юбку. Она почувствовала, как он отодвигает трусики в сторону, прикасается к «пусечке» и… Его указательный и средний пальцы проникли внутрь, Оля снова ойкнула, выгнулась, подалась вперёд, стараясь не пустить его глубже. Но Алёша уже добился, чего хотел. Бережно он извлёк мокрые пальцы и, видя, что Оля наблюдает за его действиями, демонстративно погрузил их себе в рот, тщательно вылизывая сок. Ольга осоловевшими глазами смотрела, как двигаются его язык и губы. Смешанные чувства охватили её. С одной стороны, она стеснялась, брезгливость вызывала растерянность. Но, с другой стороны, Алексей с таким удовольствием смаковал её интимные выделения, столько в нём было искреннего чувства! Глубина этого таинства так сильно сближала любовников в эти минуты, словно они становились одним целым.

– Можно ещё? – спросил он, видя, какой эффект производит на девушку это шоу.

– Да, – она пошире раздвинула ножки, пропуская его пальцы за новой порцией сока.

«Она понимает, интересно, как много значит для меня! Как ЭТО мне нужно!?» – думал Алёша, заводясь всё сильнее. Брюки ему уже мешали.

– Едем! В первые же кустики!

Они нашли на МКАДе укромное ответвление на одной из развязок.

Олечка, уже освободившись от трусиков, ласкала «лучик» ртом, когда её прервал звонок на мобильник.

– Да, котёнок! – ответила она Стасу, не отрывая головы от коленей Алёши, и тут же поймала «лучик» губами. «Буквально на секундочку!»:

– Да, скоро буду, – и, прервав разговор, набросилась на «лучик» с жадностью.

«Что я наделала?» – испугалась девушка, понимая, что нарушила интимность «ку». Но тот так не считал. Случайное вторжение обманутого мужа во время их любви, наоборот, подстегнуло его вожделение. Он засопел и потянул Ольгу на себя. Та послушно забралась на его сидение, обхватила коленками его бёдра и оседлала «лучик». Алексей был явно перевозбуждён, она чувствовала это. Тогда он усадил её на себя поглубже и остановил принудительной паузой. Так они отдохнули несколько минут, одинаково думая про отсутствие презерватива. И тут Алёша добрался до баночки со смазкой и уверенными движениями начал намазывать её попку.

– Я не готова, – пробовала сопротивляться Олечка, отдаваясь магии его пальцев, но он уже приподнимал её над собой, чтобы перенаправить «лучик». «Вау!» – ощущения оказались для него неожиданным, Ольга перехватила инициативу:

– Ещё! Ещё!!

Но было уже поздно. Алексей полностью утратил контроль надо собой, и «лучик» стал фонтаном у неё внутри.

«Ну и пусть!» – с досадой подумала Оля, рассердившись на саму себя за то, что на секунду пожалела о неполученном оргазме: «Главное же не количество оргазмов, а то удовольствие, которое я получаю, будучи рядом с ним. С Алёшенькой. Всё равно ведь здорово было! И для него так сладенько получилось. А я кончу в другой раз!» – твёрдо решила она. Вспомнила, как он слизывал её со своих пальчиков, и сосочки снова сладко заныли от удовольствия.

Они остановились около Алёшиного дома, но Звонарёв медлил выходить. Его лицо было одухотворённым. Ольга решила дождаться той реплики, над которой он явно столько думал.

– Всё-таки, любовь – это лучшее земное доказательство существования Бога. Единственное настоящее Чудо, которое нам доступно. Волшебство. Всё вокруг нас относительно, какая бы ни была радость, обязательно найдется капелька дёгтя, которая источает сомнение. А Любовь – единственная абсолютная вещь в нашем относительном мире.

Он помолчал, давая Оле время прислушаться к его мысли. «Вот понятно же, что Олечка не идеальна. И при желании можно присмотреться и найти в ней какие-то недостатки. Но мне это не нужно. Я её по-настоящему люблю. И любые найденные изъяны только добавляют прелести в мозаику наших отношений. Я её люблю. Чудо. Господи, спасибо тебе за это чудо! За то, что я могу так любить! – Алексей поднял глаза к небу, словно ожидая ответа. – В церковь нужно сходить. Давно не был».

Ольга хмыкнула, но смотрела на него с нежностью. Высказанная им мысль не соответствовала своей глубиной её настроению. Алексей продолжил.

– Я тебя по-настоящему люблю. И это Чудо. Господи, спасибо тебе за это чудо! – Алёша поднял глаза к небу. – За то, что я могу так любить!

Ольга прижалась к нему:

– А ты – моё чудо! Спасибо. Ты так красиво в любви признаешься. Слушала бы и слушала.

«Ну вот, сначала я стеснялась своих сексуальных впечатлений, пыталась их контролировать. Потом смирилась с ними. А сейчас я об этом даже не думаю. Просто плыву по течению. Нет – не так. Моё тело звучит, оказываясь во власти его рук. Как музыкальный инструмент. Словно я себе не принадлежу», – эта мысль, тёплая по своему тону, тем не менее, прозвучала тревожно. Оля сморщила свой носик, понимая, что что-то здесь не так. «Я перестала быть лёгкой. Как прежде, – она вспомнила весну, как порхала стрекозой между подружками. – И подруг всех своих забросила. Вспоминаю про встречи с ними только для того, чтобы соврать Стасу. И бегу к Нему». Об Алёше Ольге никак не удавалась подумать критически. «Дело не в Алёше. Дело – во мне. Я сама себе такая не нравлюсь!» – Олины губы сжались суровой чёрточкой.

Мысли Звонарёва неизбежно возвращались к работе. Даже после секса с Олечкой пульс продолжал звонко колотиться в груди, словно на работе. Алексей измерял его: сто восемь ударов в минуту. Звонарёв поморщился, снова начинала болеть спина. «Как в прошлый залёт», – тогда врачи обнаружили, что у него опустилась левая почка. Из-за нервотрёпки. Теперь история повторялась. «И как она меня на секс раскачала? – подумал о любимой Ольге Алексей. – Не хотелось же совершенно». О том, что инициатива в «пыжике» принадлежала ему, Звонарёв уже забыл. Мысленно он проанализировал все четыре дня этой тяжёлой недели.

К концу пятницы десятого «короткая» позиция достигла трёхсот пятидесяти миллионов рублей.

Алексей уже решил, что увеличить позицию уже не успеет. В понедельник тринадцатого («Эта дата ещё хуже, чем пятница тринадцатое», – считал Лёша.) акции незначительно снизились, и позицию удалось увеличить. Зато во вторник рынки продолжили рост, поглощая выставляемые Алексеем на продажу бумаги. В среду, когда он спокойно «пёр» на работу к семи утра, на скорости восемьдесят километров в час в крайнем правом ряду шоссе Энтузиастов, Алексея дважды «подрезали».

Сначала «Хонда CRV» выполняла некий манёвр, которого Лёша так и не понял, и чуть не загнала его в столб. Потом таксующие «Жигули» решили вдруг высадить перед ним пассажира. Алексей ощутил близость опасности.

К закрытию вторника удалось продать «зарепованных» бумаг уже на восемьсот семьдесят миллионов. Все эти дни спекулянты были настроены «по-бычьи»[45]45
  «По-бычьи» – на повышение курса акций.


[Закрыть], и никто не заметил равномерных продаж поступавших от «репо» бумаг. Тем не менее, непонятная нервозность на рынке присутствовала. Алексей объяснял это начавшимся обвалом котировок российских государственных евробондов. Акции росли, а бонды почему-то снижались. Кто-то неведомый, видимо по поручению скандинавов, сливал большие объемы этих бумаг. Мысленно он восхитился чёткостью работы «западников». Однако падение цен евробондов прекратилось, и теперь нервничать начал Алексей. Он вообще нервничал. Оба русских фондовых индекса снова поползли вверх. Ни с женой, ни с Ольгой в эти дни Алексей не общался. К этому вечеру Звонарёв терял уже двадцать миллионов, что превышало доходы по спекуляциям казначейства за весь этот год. Всё же Наталье удалось пролонгировать раньше заканчивающиеся «репо» ещё на две недели. «А она была права, замахиваясь сразу на три недели». Теперь большинство сделок оканчивалось в пятницу 31 октября. Служба внутреннего контроля огромную позицию казначейства «проспала». Мог внушить подозрение непривычно большой остаток на корсчёте банка в ЦБ РФ, но руководство наивно полагало, что это клиенты «наслали» денег. «Оля, видимо, уже дома», – Алексей услышал её эсэмэску.

– Что делаешь?

– Рукодельничаю.

– В смысле?

– Пуговицу к рубашке пришиваю.

– Ой, как здорово, холостой ты мой! Приноси – пришью!

– Ну, даже как-то неловко. Как представлю тебя, такую офисную королеву, в макияже, в строгом деловом костюме, вернувшейся с какого-то суперважного совещания. И сидишь с моей рубашкой на коленях, за столом, заваленным работой. И нитку обкусываешь. Ух! He-а, сотрудники не поймут такой демонстрации. Лучше я сам.

– Ну… как скажешь…

2003 год, 18 октября, суббота.

В этот день у матери Алексея был день рождения, и он уехал «в ночь» в К. развеяться и покушать «домашнего». Пульс колотился в висках набатом – спать он всё равно не мог. Выпив лошадиную дозу корвалола, отрубился. Светлана встретила его виноватым и одновременно испуганным взглядом. Эти её глаза как-то непонятно зацепили Алексея – он даже не поцеловал жену при встрече. Он задумался: «Почему я этого не сделал?» Какая-то деталь надсадно вертелась в голове. «Ага! Мой тапок порван, видимо, его подкладывали под входную дверь», – вот в чём проявилось пренебрежение к нему.

Проснулся Алексей оттого, что ему на живот взгромоздилось что-то массивное и мягкое. Это был надувной игрушечный куб, на нём сверху раскачивалась Лиза:

– Папа! Клуто!

Семья уже собиралась в гости к его родителям. Света радовалась смене обстановки, щебетала, но Звонарёв не реагировал на её знаки внимания.

– Проигрываешь?

– Да.

– Много?

– Очень…

У Светы хватило ума не сыпать ему соль на раны, но настроение супруги стало таким же напряжённым, как и у Алёши.

Однако мамин праздник удался. Лизавета была любимой внучкой, несмотря на то что у старшего брата Алёши росли двое сыновей. Детский гомон, топотня, тосты – всё это развеяло Алексея.