Текст книги "Персонологическая модель образа мира человека"

Анализ метафор считается перспективным направлением психологических исследований из-за их социокультурного генеза и исторически обусловленных перемен, которым они подвержены (Moser, 2000). Другими словами, ценность метафоры для психологии в том, что в каждый исторический период она представляет собой текущий виток развития коллективного бессознательного или новейший слой архетипа. Ведь «даже и сегодня едва только наметившиеся, вторично выработанные концепции проявляют тенденцию приобрести тот же неосознанный характер, <…> коллективное мышление ассимилирует толкования, показавшиеся ему наиболее смелыми <…> для автоматического разрешения проблем, характер которых постоянно ускользает как от воли, так и от разума» (Леви-Строс, 2001, с. 29).

Примечательно, что одна метафора сопровождает психологию уже давно. С XVII века и механико-гидравлической теории Декарта до середины XX века и появления первых компьютеров, расхожей метафорой, описывающей человеческую психику, была механистическая метафора (Шульц, 2002; Хант, 2009) – часы, автоматоны и прочие механизмы оказались доступной и понятной моделью, применимой к широкому спектру психических явлений. Однако, в XX веке на смену ей пришла метафора побогаче – компьютерная и кибернетическая.

Примечательно, также что эта метафора эволюционирует не только в психологии, но и в обыденном сознании современного человека, поскольку даже в разговорном языке при описании своих психических процессов и состояний вместо выражений типа «работает как часы», «шестеренки скрипят» или «совсем заржавел», все чаще можно слышать метафоры с такими словами как «программа», «скрипт», «баг», «зависание», «перезагрузка» и проч. Со временем, в людской фантазии, культуре, языке и даже науке механизмы и автоматоны эволюционировали до компьютерной и робототехники. Похоже, что машины и их программы – это даже не метафора человека и его психики, а нечто более глубокое – конструируемый и постоянно дополняемый человечеством архетип самого себя и своей психики во всех возможных взаимодействиях, при этом вынесенный вовне и доступный изучению. И, возможно, через компьютерную метафору, ставшую новым слоем в этом архетипе, уже проглядывает та самая его сквозная «мифическая» суть.

Например:

Бинарность. Компьютер использует бинарную логику и понимает только два знака, которые можно представить механически или электрически, например, как слабый и сильный заряд – ноль и единицу (Бен-Ари, 2000). При этом один разряд допускает только унарную операцию – если не 0, то 1; если не 1, то 0, – и представляет собой действительно неразрешимое противоречие, а два и более разряда допускают различные сочетания и противопоставления.

Механизм абстрагирования и конкретизации. Последовательность бинарных разрядов представляет собой бинарный код или машинный язык программирования. Однако, такой язык чрезвычайно конкретен, громоздок и не удобен человеку, поэтому он разрабатывает другие языки, близкие естественным, с которыми понятнее и проще работать. Для этого предельно конкретные двоичные команды получают более абстрактное описание на основе сходства их значений: если двоичная команда и ее абстрактное описание порождают одну и ту же семантику, т.е. результат выполнения программы, то эти языки считаются взаимозаменяемыми.

Таким образом, язык программирования – это механизм абстрагирования и конкретизации. Он дает возможность описать конкретную программу абстрактно и в то же время позволяет перевести это описание обратно в конкретную форму, «понятную» компьютеру и исполняемую им (Бен-Ари, 2000).

Компилятор и интерпретатор. Перевод этот осуществляется посредством компиляторов иили интерпретаторов (Там же).

Компилятор переводит программу с языков высокого уровня (более абстрактных) на языки более низкого уровня (более конкретные), вплоть до машинного языка, после чего она выполняется интерпретатором соответствующего языка или непосредственно компьютером, если это машинный язык. При таком переводе сразу анализируется синтаксис и семантика, что обеспечивает быстрое выполнение программы после перевода (Себеста, 2001). Причем компилироваться может как программа целиком, так и отдельные ее фрагменты.

Интерпретатор работает с программой на том же языке, на котором она написана. Программа выполняется уже в процессе перевода, поэтому интерпретатор обычно применяется к наиболее простым языкам высокого уровня, т.к. чем сложнее структура языка, тем сложнее и дольше процесс интерпретации, ведь смысл программы должен определяться непосредственно во время самой интерпретации. Чистым интерпретатором, т.е. интерпретатором двоичного (машинного) языка является аппаратное обеспечение компьютера (Там же).

В реальной работе компьютера обычно реализуются оба варианта перевода: компиляция языка высокой степени абстракции на более конкретный язык, который проще интерпретировать, и затем, собственно, его интерпретация и выполнение (Там же).

Логика, синтаксис, семантика. Помимо этих очевидных сходств структуры программирования компьютера со структурой строения мифа, важно вкратце отметить еще несколько особенностей, присущих языкам программирования: логику, синтаксис и семантику.

Логика. Приводит выражение к итоговому результату – двоичному значению «True» (1-истина) «False» (0-ложь) и включает:

· стандартные выражения: конъюнкция (и), дизъюнкция (или), отрицание (не);

· арифметические выражения: сложение, вычитание, умножение, деление, возведение в степень;

· выражения отношений: равнонеравно, большеменьше, больше либо равноменьше либо равно;

· а также алгоритмы: «If (если) … then (то) … else (иначе)…»;

· и циклы.

В некоторых языках (системах) в дополнение к значениям «True» или «False» добавляются значения неопределенности: «Null» – представление без актуального значения, и «Undefined», когда нет даже представления.

Синтаксис. Как и в естественных языках, определяет, допустимую последовательность символов и команд в языке (Бен-Ари, 2000). И реализуется так же: посредством запятых, точек, скобок, апострофов, других знаков препинания и даже пробелов, а также порядком или последовательностью расстановки элементов в программе – как в предложениях естественного языка.

В зависимости от логики и синтаксиса может очень сильно меняться семантика выражения (например, расставление скобок в примере «5+2*2+5=x» или постановка запятой в предложении «казнить нельзя помиловать» значительно изменит конечный результат).

Семантика – это смысл программы в языке программирования. Смысл программы или ее части определяется изменениями, фактически произошедшими по выполнении этой программы или ее части, т.е. смысл команды – это ее итоговый результат, те изменения, которые вызваны ее выполнением. Причем выполнена она может быть на виртуальном устройстве или эмуляторе (Себеста, 2001; Бен-Ари, 2000). Из этого следует, что на разных языках могут быть написаны разные программы, выполняющие одни и те же функции и имеющие один и тот же смысл, а одна программа, написанная на одном языке, теоретически может быть скомпилирована, интерпретирована и выполнена по-разному, приведет к разным изменениям и, следовательно, будет иметь разный смысл.

Поэтому, исследование семантики языков программирования является особо важным для разработки компиляторов (Себеста, 2001), ведь для того, чтобы задуманное (запрограммированное) совпало с фактическим (полученным в результате) необходимо, чтобы при переводе от конкретного к абстрактному и обратно сохранялся общий смысл.

В теории функциональных систем понятие «смысл» имеет похожую трактовку – это результат функционирования системы, который является ее главным системообразующим фактором и «активно влияет на отбор именно тех степеней свободы у компонентов системы, которые при их интегрировании определяют в дальнейшем получение полноценного результата» (Анохин, 1973).

1.2 Образ мира

Понятие «образ мира» введено А. Н. Леонтьевым для описания интегрального продукта, получаемого путем постоянной трансформации чувственной ткани в значения. (Серкин, 2008). Для того, чтобы описать эту трансформацию, Леонтьев, совместно с «образом мира» вводит еще одно понятие – «пятое квазиизмерение» (как дополнение к измерению времени и трем измерениям пространства), которое сам автор понятия определяет следующим образом – это «смысловое поле, система значений» (Леонтьев, 1983, с. 253) и «это переход через чувственность за границы чувственности, через сенсорные модальности к амодальному миру» (Леонтьев, 1983, с. 260).

То есть, образ мира является слоистым образованием, так его трехслойная модель (Серкин, 2008), основанная на определении Леонтьева, включает перцептивный слой (модальное, чувственное восприятие), семантический слой (система значений) и ядерный слой (амодальное, целемотивационный комплекс).

Пожалуй, самой краткой и наглядной формой демонстрации формирования такого образа мира станет мысленный эксперимент – статуя Кондильяка, – в котором безжизненная статуя наделяется одним только чувством (ощущением), одной модальностью, которой оказывается достаточно для того, чтобы неизбежно возникли все высшие психические функции, самосознание и проч. (Хант, 2009). Так, будучи наделена, например, осязанием, статуя сможет ощутить упавший на нее листок, но для этого она должна направить на него внимание и отличить наличие ощущения от его отсутствия, а это операции сравнения и суждения, это мышление; затем, с необходимостью отличить один стимул от другого, появляются память и узнавание, затем – различение интенсивности и качества стимулов, страдание и наслаждение, предпочтение и воображение, потребности и мотивы. В конце концов, статуя «ощупывает» саму себя, выделяет свой образ из окружающего мира, обретает самосознание и понимание, например, того, что «вот это красиво для меня».

Параллель между статуей, наделенной сенсорной чувствительностью, и компьютерной метафорой (робототехнической ее составляющей) напрашивается сама собой и позволяет дополнить описанный процесс «от модального к амодальному», обратным – «от амодального к модальному», благодаря чему у статуи могло бы быть понятие «красота для меня – это…”. Однако, такой образ мира представляется справедливым для гипотетической чувствительной статуи, программируемого устройства или животного. Человек же, отличается от них наличием пласта культурного наследия и очень рано наделяется амодальной составляющей – разного рода идеями и понятиями, слабо связанными или не связанными вовсе с построениями со стороны чувственного опыта. На ряду с модальными конструктами или чувственно постигаемым, он с раннего детства наделен амодальными конструктами или умопостигаемым. Последние В. А. Петровский называет «ноуменами» (Петровский, 2009), которые относятся к понятиям высочайшей степени абстракции и для своего раскрытия требуют конкретизации, что позволяет провести параллель с мифом.

Кстати, существует попытка сопоставления слоев образа мира и слоев архетипа. Так Склейнис В. А. в своей работе (Склейнис, 2019) соотносит модель образа мира В. П. Серкина с уровнями архетипического, выделенными Е. С. Дружининой и Ю. М. Перевозкиной (таблица 1).

Таблица 1

Соотношение слоев архетипа и слоев образа мира

Образ мира животного или общечеловеческий архетип коллективного бессознательного в целом, если бы его удалось воссоздать во всех возможных символических связях, конечно соответствовал бы такому построению, но в индивидуальном человеческом сознании и бессознательном этот архетип разорван, в нем имеется пробел, разделяющий его надвое (Рис. 3).

Рис. 3 – Цельный архетип (слева) и архетип с пробелом (справа)

Возможно именно это имеет ввиду и Hillman J., когда говорит, что наряду с природой и воспитанием есть третья составляющая души – индивидуальная душа, которая отвечает за большую часть индивидуального характера, стремлений и достижений (Hillman, 2017). У Юнга подобная тройственность души выражается небесной душой – птицей, земной – змеей (или другим земнымводным животным), и индивидуальной человеческой (Юнг, 2020). Так в Красной книге (Юнг, 2020) говорится, что «мертвые» воздействуют на человеческую душу как со стороны земной, так и со стороны небесной души, что в других работах Юнга (Юнг, 1991; Юнг, 1997) отражено представлением архетипа, как символической связи низких (физических, инстинктивных, модальных) и высоких (психических, идейных, амодальных) уровней бессознательного.

Таким образом, трехслойная модель образа мира В. П. Серкина, включающая перцептивный мир, семантический слой и амодальный целемотивационный комплекс (Серкин, 2008), может быть дополнена построением условно сверху – от амодального: мир идей, семантический слой, модальный целемотивационный комплекс. А само понятие «образ мира человека» следует расширить: интегральный продукт получается не только путем постоянной трансформации чувственной ткани в значения, но и обратно, а также включает вторую подсистему с той же динамикой – трансформацию в значения уже готовых высокоабстрактных понятий и обратно; и пробел между этими подсистемами, в котором, собственно, и пребывает человек. Из-за чего он, в отличие от статуи Кондильяка, может сказать не только «это является красивым для меня» и «красота для меня – это…”, но и не совпасть в значении, что потребует развития понятия и его индивидуации.

Культурная и животная природа человека образуют в промежутке между собой пробел, как первородный грех, искупается который, по словам Юнга, процессом индивидуации. Так личность определяется тем, что имеет для нее значение в определяющем сообществе (Taylor, 1989), при этом учитывается «роль опыта человека и роль систем общественно выработанных значений в осознании этого опыта» (Серкин, 2008, с. 87).

Резюмируя, в образе мира человека можно выделить наличие:

· модального и амодального;

· субъективного и объективного;

· индивидуального и коллективного;

· сознательного и бессознательного.

К этому стоит добавить:

· рациональное и иррациональное, поскольку «„образ мира“ является понятием, описывающим субъективную, пристрастную модель мира, включающую рациональное и иррациональное» (Серкин, 2008, с. 88);

· синхронное и диахронное, поскольку «далеко отстоящие по временным и пространственным координатам предметы, события и действия могут соприкасаться по значению, оказаться „до“, хотя и произошли „после“ по временным и пространственным координатам четырехмерного пространства времени» (Там же, с. 89).

Что, как отмечалось ранее, свойственно так же и мифу.

1.3 Выводы по первой главе

В первой главе исследования были рассмотрены мифы и метафоры, языки программирования и образ мира. Выявлены их общие черты и особенности структуры.

Мифотворчество состоит в конкретизации метафорой понятий высочайшей степени абстракции. При этом проявляется общая суть явлений, за счет чего остается возможность обратного процесса абстрагирования.

Разработка языков программирования состоит в абстрагировании предельно конкретных команд и вычислений. При этом сохраняется общий смысл, за счет чего остается возможность обратного процесса конкретизации.

Образ мира человека формируется с двух сторон, включает обе эти подсистемы и пробел между ними.

Таким образом, в первой главе расширено понятие «образ мира человека» и обоснована возможность реконструкции его структуры на основе выделения инвариант в рядах продуктов деятельности и творчества человека.

2 Реконструкция образа мира человека

2.1 Архетипические основы образа мира. Космогония

Из мифов о космогонии можно извлечь архетипическую основу образа мира человека, которую в последствии легко обнаружить в других источниках.

Так в Греко-Римской космогонии «вначале существовал лишь вечный, безграничный, темный Хаос» (Кун, 1988, с. 3), который представлялся «нечлененной и грубой громадой» (Овидий, 2019, с. 5). Затем посредством парных противопоставлений («небеса от земли отрешил и воду от суши» (Там же)), был создан мир, который с каждым поколением богов становился все более дифференцированным («три тысячи сыновей – речных богов и три тысячи дочерей – океанид…» (Кун, 1988, с. 12)).

В космологии Юнга последовательность та же: Ничто или Плерома, которая как «бесконечность и вечность не имеет свойств, ибо имеет все свойства» (Юнг, 2020, с. 335), в которой «прекращает свой путь бытие и помышление» (Там же), проявляет Бога и Дьявола, которые «оба весьма близко к Плероме» (Там же, с. 340), и Абраксас, который единством противоположностей связывает их и бесчисленное количество парных «богов и демонов» между ними, т.е. все сущее. Таким образом, если Бог – это условный “+», а Дьявол “—», то Абраксас все от “+“ до “—», а Плерома и за их пределами.

Похожей последовательностью отмечается и китайская космология: отсутствие предела> великий предел> два начала> четыре комбинации> восемь триграмм> шестьдесят четыре гексаграммы (Мифы народов мира, 2019).

Общей во всем этом оказывается последовательность:

1. из недифференцированного безграничного единства (другие наименования: Хаос, Плерома, отсутствие предела, чистое бытие, вселенная, сингулярность, абстрактность, трансцендентность, неразличение, непрерывность, иррациональное множество, Undefined),

2. условными границами (полярными противоположностями – землей и небом, богом и дьяволом, инь и янь, нечто и иным), выделяется часть реальности (другие наименования: Порядок, Абраксас, великий предел, наличное бытие, космос, многообразие, конкретность, имманентность, отличимость, дискретность, рациональное множество, Null),

3. а внутри этих границ продолжает множится разграничение и различение, по-прежнему подчиненное принципу бинарности (фрактальность).

Что удобно будет обозначить следующим образом:

· Undefined – множество неизвестного (неопределенно, не имею понятия). Не знаю, чего не знаю;

· Null – множество известного. Не знаю, что знаю. Чье содержимое может принимать значения:

o 0 – отсутствие чего-то известного. Знаю, что не знаю;

o 1 (или non-zero value – ненулевое значение) – наличие чего-то известного. Знаю, что знаю.

Проиллюстрировать же это, по заветам Декарта (Декарт, 2013) и Пифагора, можно математико-геометрической схемой (Рис. 4):

Рис. 4 – Схема архетипических основ образа мира человека (космогонии). Примечание: иллюстрация справа – модель солнечной системы Кеплера (Kepler, 1981).

«1» – достоверное знание (на текущей глубине рассмотрения), а «0» – достоверное незнание (на текущей глубине рассмотрения). При этом «0» при масштабировании будет уточняться. «1», как ненулевое значение, также может быть многократно масштабирована по степени знания. “-1» при этом не означает «меньше, чем не знаю», а только знание противоположного, т.е. если «0» и «1» – действительное противоречие, то «1» и “-1» – противопоставление. Null, является лупой пространства-времени в terra incognita Undefined, благодаря которой один и тот же объект на разной глубине рассмотрения может оказаться и Undefined, и Null, и 01.

Например, человек, допускающий наличие множества неизвестного (Undefined), тем самым привносит его в множество известного (Null), где оно приобретает Сократово значение «знаю, что ничего не знаю» (0), и может быть принято в расчёт (ненулевое значение, 1) как возможность вмешательства неизвестных переменных, спрогнозировать которое не представляется возможным.

Другим, вариантом прочтения является модель обучения, применяемая в коучинге (Smart Reading, 2020). Где процесс обучения представляет собой цикл от неосознанной некомпетентности (Undefined) к осознанной некомпетентности (0), затем к осознанной компетентности (1) и, наконец, к неосознанной компетентности (Null).

Еще одним вариантом может быть алгебра cogito (Петровский, 2009). Где четыре Я-высказывания: Я приемлю (о безусловно достоверном), Я воздерживаюсь (о безусловно мнимом), Я допускаю (об условно достоверном), Я сомневаюсь (об условно мнимом) – могут быть упорядочены в последовательность (Рис. 5) от Undefined, через допущение (Null) к воздерживаюсь (0) или приемлю (1) и обратно – через сомнение (Null) в Undefined.

Рис. 5 – Наложение алгебры cogito

Говоря о генезе образа мира и архетипических его основах, нельзя также не отметить следующий момент: все эти мифы, а также религиозные тексты, былые и современные научные теории являются порождениями человеческого разума, его репрезентацией, они созданы людьми и являются их проекцией, повторяют их организацию, их структуру. «Так земля, что была недавно безликой и грубой, преобразясь, приняла людей небылые обличья» (Овидий, 2019, с. 7). Отсюда мифы о создании мира словом или мыслью, а также мифы орфического типа, в которых миры сотворяются из тел уже сотворенных существ – игра масштабами.

Неудивительно поэтому, что мифы об антропогонии имеют последовательности схожие с теми, что наблюдаются в мифах о космогонии, например, Леви-Строс приводит следующую серию преобразований, выявленную им в мифах народа зунья о появлении людей: «мессия> близнецы> трикстер> двуполое существо> сиблинги> супружеская чета, бабка, внук> четырехчленная группа> триада» (Леви-Строс, 2001, с. 237); а теории о происхождении человеческого знания оперируют похожими понятиями, например, в философии Гегеля из недифференцированного «чистого бытия», выделяется «наличное бытие», которое характеризуется полярностью «нечто» и «иного» (Гегель, 1974).

Другими словами, словами источников, структура вселенной повторяет структуру психики человека (Юнг, 1998a), а мышление древних и мышление современных людей одинаково и не меняется, лучше (точнее дифференцированней и богаче) становится только материал, которым это мышление оперирует (Леви-Строс, 2001). И мышление это раз за разом приходит «к заключению, что воспринимаемая нами пара противоположностей отражает не природу вещей, а воспринимающий ум. <…> Противопоставление – инструмент мышления, а не свойство реальной действительности» (Фромм, 2019, с. 128). Оно призвано установить в непознаваемой бесконечности границы, внутри которых познание, хотя бы этой отгороженной части реальности, становится возможным.