Текст книги "АнтиМетро"

Глава двадцать третья
Муть крепчала и сгущалась

Мертвец – в светло-зелёном мешке – на плечах. Штольня, пакет с белыми гранулами. Второй покойник, третий… Время плыло – призрачной и неверной пеленой. Секунды казались полноценными минутами, а минуты – бесконечными часами.

«Братец, а ты заметил – какими глазами на вас с Никоненко, регулярно таскающих на плечах светло-зелёные мешки, смотрят приболевшие «пассажиры»? Там – в их глазах – сплошной и безысходный ужас. Им и так непросто, а тут… Думаешь, что нет характерного запашка? Есть, братец, есть… Кстати, а красные горошины? Вот же, забывчивость непростительная…

Возвращаясь в очередной раз в госпиталь за новым «грузом – 200», Артём, сделав ладонью правой руки условный знак Никоненко, остановился и обратился к профессору Фёдорову, вернее, к тени профессора, устало шаркающей подошвами ботинок-бахил по каменному полу платформы:

– Василий Васильевич! А вы знакомы с доктором, э-э-э, Глебовым?

– Да, имею честь. А, что?

– Собственно, только это, – Артём вынул из кармана и протянул профессору стеклянный флакон, внутри которого находилась одинокая красная горошина. – Данные пилюли весьма действенны. В смысле, эффективно помогают избавиться от побочного воздействия газа Эн-09/15. Реально помогают, без всяких дураков. Проверено на собственном опыте! У вас есть такие же? Или же, что-нибудь аналогичное?

– Нет, Артём Петрович. Увы! – загрустил Фёдоров. – Я, естественно, осведомлён – в соответствии с прямыми должностными обязанностями – о некоторых разработках доктора Глебова. Но, к моему большому сожалению… Вы сказали, что эти таблетки хорошо зарекомендовали себя на практике? Странно, кто бы мог подумать… Я, в своё время, лично отдал команду – на сворачивание этого направления, как малоперспективного. Опять же, мировой экономический кризис, постоянное урезание финансирования… А многочисленные опыты, проведённые на зелёных мартышках и на орангутангах, однозначно доказали эффективность газа Эн-09/15. Ну, и его общую, м-м-м, толерантность и безопасность… Хотя, это было сделать (то есть, закрыть направление) нелегко. Глебов – человек очень непростой, с большими связями на самом Верху… Значит, его препарат действует?

– Действует, – подтвердил Артём. – Даже, более чем.

– К сожалению, у нас на «Лесной» нет ничего аналогичного. К моему большому сожалению, майор…

– Но, как я понимаю, в нашем бункере оборудовано нечто вроде полноценной лаборатории? Я тут – совершенно случайно – заглядывал. Всякие микроскопы, анализаторы, трансформаторы, прочее… Может, следует установить химический состав этой горошины и по-быстрому создать что-то подобное?

– Молодой человек! Не смешите меня, пожалуйста! Чушь всегда остаётся чушью, чьи бы важные уста её не излагали. На создание «чего-то подобного» уйдёт ни один месяц… Кстати, не могли бы вы слегка попенять милой и симпатичной Татьяне Сергеевне – на качество манной каши? Комков, знаете ли, многовато, и гарью пахнет. У больных есть серьёзные нарекания… Мне самому как-то неудобно – говорить ей про это. А вы – муж, как-никак…

– Хорошо, Василий Васильевич, я позабочусь о должном качестве питания, – заверил Артём. – Но и у меня имеется пара вопросов – относительно этого, уже порядком навязшего в зубах, экспериментального газа Эн-09/15. Для чего он, вообще, понадобился? Не подскажите ли, часом?

– Подскажу, господин военный комендант! Обязательно подскажу… Но, только, попозже. Когда придёт время…

Что было потом, Артём – позже, даже после продолжительного и вдумчивого отдыха – так и не смог вспомнить толком. Всё происходящее сплелось в единый, крайне призрачный поток ощущений, дел, мыслей и событий. Мёртвые тела, тяжёлые светло-зелёные мешки, тёмный круг штольни, белые гранулы. Невкусная, слегка подгоревшая и, зачастую, пересолённая еда, постоянно ноющие плечи и поясница, сон урывками, редкие поцелую с бледной – от страшной усталости – Татьяной.… Опять работа, снова редкие перекусы, тяжёлый сон – без всяких сновидений. В какой-то момент Артём осознал, что заходит в помещение госпиталя сугубо в противогазе…

Впрочем, всё на этом беспокойном свете – рано, или поздно – заканчивается. Или, почти всё.… Но, вот, все трупы, наконец-таки, были сброшены в штольню, а помещение госпиталя тщательно – с хлоркой и стиральным порошком – вымыто, закрыто и опечатано.

Сколько прошло времени? Трудно сказать. Может, двое суток. Или, к примеру, все пять…

– Ура! – обрадовалась Таня. – Ребятки, милые, подмените меня на кухне! Хотя бы на денёк… Ну, пожалуйста! Что вам стоит? Уже невмоготу, честное слово! А я помогу Василию Васильевичу, он с ног валится от усталости. Там, на платформе, всё по-прежнему, у «пассажиров» никаких улучшений не наблюдается. Так как, отпустите? Лады?

– Лады, – покладисто согласился Артём. – Но, только, на денёк. Попрошу без обмана, красавица с «горошистыми» бантиками…

И тут запиликала рация.

– Здесь Белова, – по-деловому откликнулась Татьяна, а примерно через минуту, выключив рацию, сообщила потухшим голосом: – Всё отменяется, могучие орлы, я остаюсь на кухне… А вам следует незамедлительно проследовать на платформу.

– Зачем это? – ворчливо поинтересовался Лёха. – Мне и здесь хорошо. Я, кстати, даже душ не успел принять. А очень, уж, хочется! И наплевать, что вода холодная…

– Затем это, капитан! То бишь, чтобы снова заняться привычным похоронным делом. Только что профессор Фёдоров сообщил, что умерло пять «пассажиров»… Идите уже, смелые «грушники»! Не отвлекайте от повседневных дел усталую кухарку…

На перроне Никоненко, брезгливо покрутив носом, сплюнул в сторону и громко выругался:

– Мать китайскую растак и утопить в деревенском сортире! Пованивает здесь, однако… Когда ходил по платформе в противогазе, то, понятное дело, не ощущал. А теперь – так и шибает в нос… Впрочем, оно и понятно. Процессы жизнедеятельности протекают и в здоровых организмах, и в приболевших, а менять испачканное нижнее бельё некому. Как впрочем, и утки вовремя подставлять …

Василий Васильевич выглядел – хуже не придумаешь: борода и волосы на голове заметно поседели, пальцы рук отчаянно тряслись, голос предательски дрожал, а глаза – за толстыми стёклами очков – смотрелись дикими и совершенно безумными.

– Они все умрут, – затравленно глядя в потолок зала, сообщил Фёдоров хриплым и монотонным голосом. – Все, до одного. Я виноват во всём. Виноват… И прощения мне нет, да и быть не может. Старый урод и подонок. Кровавый и безжалостный монстр – во плоти…

– Ладно вам, профессор, наговаривать на себя, – завёл Лёха успокаивающую волынку. – Всякое бывает на этом свете, причём, абсолютно независящее от нас. Какой смысл – брать на себя ответственность за смертные, непонятно и чьи грехи, окружающие нас со всех сторон? С точки зрения классического материализма и консервативного дарвинизма, это сродни бреду умалишённого служителя культа…

– Вы, господа, ничего не понимаете! – профессор улыбнулся неожиданно-хищной и плотоядной улыбкой. – Это я – собственной персоной – являюсь «крёстным отцом» экспериментального усыпляющего газа Эн-09/15. Вернее, его изобретателем… Понимаете теперь?

– Что же тут непонятного? – задумчиво хмыкнул Артём. – Действительно, наверное, неприятно ощущать себя косвенным виновником – в гибели такого количества безвинных людей.

– Косвенным ли, молодой человек? А, может, самым, что ни наесть, прямым? Ведь, доктор Глебов неоднократно предупреждал меня о возможных негативных последствиях, а я – легкомысленно и бездарно – проигнорировал все эти предупреждения. Корпоративные разборки, конкурирующие научные школы. Да, и гордыня обуяла… Как же, руководитель суперсекретной группы «Z»!

– Кто – руководитель группы «Z»? – не понял Никоненко.

– Я, Фёдоров Василий Васильевич.

– Ух, ты! Наше почтение, господин профессор! Может, даже, господин генерал?

– Генерал, естественно, – раздражённо отмахнулся Фёдоров. – Только теперь это не имеет никакого значения. Всё кончено. Такие фатальные и чудовищные ошибки не прощаются… Вот, вы, Артём Петрович, интересовались давеча, мол: – «А зачем, вообще, он нужен? В смысле, усыпляющий газ?»

– Было такое дело, интересовался.

– Видите ли, раньше за судьбу станций метрополитена – во время атомной войны – никто не волновался и особенно не переживал. Мол, всё подробно прописано и предусмотрено в многочисленных инструкциях и правилах, старательно разработанных за вереницу десятилетий… А потом, совершенно неожиданно, вышел роман Дмитрия Глуховского «Метро 2033». Причём – в контексте нашего с вами разговора – важен ни сам роман, а развёрнутые комментарии к нему, оставленные любознательными читателями на различных сайтах. Вернее, целый комплекс актуальных и животрепещущих вопросов… В частности, читатели и читательницы, обмениваясь мнениями друг с другом, достаточно подробно рассматривали первые минуты – после объявления «Атомной тревоги». Представьте себе аховую ситуацию: час пик, под землёй – единовременно – находятся многие десятки тысяч людей. Может, и сотни тысяч… Звучит сигнал «Атомная тревога!», ещё через некоторое время срабатывают заградительные щиты, отсекающие эскалаторы от залов, заполненных людьми. Что, по вашему мнению, молодые люди, произойдёт дальше?

– Начнётся страшная паника и массовая истерия, – предположил Артём, – сопровождающаяся безобразной давкой, и всё такое прочее…

– Правильно, майор Белов! Молодец! Вот, и планировалось, что в данной ситуации необходимо применять усыпляющий газ, который и был – в срочном порядке – создан в моей секретной лаборатории… Алгоритм действий здесь наипростейший: в момент зарождения паники видеокамеры фиксируют наиболее…э-э-э, одиозных и беспокойных индивидуумов, дальше происходит – собственно – «усыпление», после чего спецкоманда начинает планомерно работать. Люди (спящие!), пострадавшие при давке, помещаются в госпиталь, а всякие паникёры и хулиганствующие элементы, соответственно, в изолятор временного содержания…

– Логика присутствует, – одобрил Артём. – Алгоритм вполне жизнеспособный.

– Только при одном архиважном условии. Газ Эн-09/15 должен быть тщательно доработан. Необходимы развёрнутые многоуровневые испытания, дополнительные исследования… Кстати, именно после выхода романа «Метро 2033» и было принято решение – о значительном расширении складских помещений. То есть, все эти бетонные камеры существовали и раньше, только были заполнены – продовольствием и прочими товарами народного потребления – лишь частично, дай Бог, на одну четверть. Заодно и ассортимент расширили…

– Признавайтесь, профессор! – неожиданно разозлился Лёха. – Ведь, всё происходящее с нами и является таким многоуровневым дополнительным испытанием? Вы (совместно с другими генералами, ясен пень!) решили, что жизни трёхсот-четырёхсот человек являются сущей ерундой – на фоне важности рассматриваемой проблемы – и пустились во все тяжкие, вовсе не озабочиваясь глупыми морально-этическими нормами.… Ведь, не было никакого атомного взрыва? Признавайся немедленно, старый перец! Пока я тебе голову не отвернул с тоненькой генеральской шеи…

– Отставить, капитан Никоненко! – успокаивающе рявкнул Артём. – Избыточно-нервный ты наш… Впрочем, вопрос, заданный капитаном, является своевременным и логичным. Извольте, Василий Васильевич, дать прямой и чёткий ответ!

– Не знаю я, честное слово, чёткого и прямого ответа, – брезгливо поморщился Фёдоров. – Был ядерный взрыв? Не было его? Иногда я железобетонно уверен, что на земной поверхности вовсю полыхает Третья мировая война… А иногда мне кажется, что всё происходящее с нами – лишь изощрённые ученья, придуманные мудрым генералом Громовым. Кстати, присутствие на «Лесной» его любимой племянницы является прямым подтверждением этой версии. Серьёзные ученья, проводимые в обстановке, максимально приближенной к боевой, не более того… Судя по вашим колючим глазам, господа офицеры, вы мне не верите. Что же, тогда извольте получить веские доказательства! – профессор быстрым движением достал из кармана что-то крохотное, забросил эту вещицу в рот и, не жуя, проглотил.

– Лёха, разжимай Фёдорову челюсти! – приказал Артём. – Я попробую два пальца засунуть в глотку, чтобы его стошнило…

– Осторожнее, командир! Можешь остаться без пальцев, откусит – как добрый вечер. Были уже неприятные прецеденты…

– Я, что же, деревянный по уши? Зачем – в таком опасном раскладе – пользоваться собственными пальцами, когда есть профессорские? Давай, разжимай челюсти!

Но все их усилия оказались напрасными: лицо Василия Васильевича застыло в злой клоунской гримасе, а глаза – за линзами очков – превратились в неподвижные стекляшки неопределённого цвета.

– Цианистый калий, – со знанием дела сообщил Лёха. – Смерть наступает почти мгновенно…

Татьяна встретила известие о неожиданной смерти Василия Васильевича на удивление спокойно, только неодобрительно покачала головой и невозмутимо уточнила:

– На скольких персон мне теперь готовить обед?

– Готовь на семьдесят пять едоков, – распорядился Артём. – А мы с капитаном вернёмся к благородной профессии могильщиков.

– Серая муть – планомерно и целенаправленно – сгущалась, крепла и матерела, – пафосно объявил Лёха. – А свет в конце туннеля по-прежнему не просматривался…

С шестью «свежими» мертвецами они «управились» за два с половиной часа, определив труп профессора Фёдорова в ячейку холодильника, а тела безвременно умерших «пассажиров» – естественно, упакованные в светло-зелёные мешки – в штольню.

На платформе Таня старательно кормила с ложечки – жидкой овсяной кашей – заслуженного киргиза Кашмамата. Старик покорно глотал пищу, а в его узких глазах плескалось полное безразличие ко всему на свете.

– Отдохни, амазонка! – предложил Артём. – А мы с Лёхой займёмся «пассажирами».

– Занимайтесь, неутомимые соколы. Кто же вам мешает? – равнодушно передёрнула плечами жена. – Только, к сожалению, не живыми. С живыми я и сама справлюсь…

– Опять кто-то умер? – нахмурился Никоненко.

– Угадал, капитан. Ещё четверо «пассажиров» переселились на Небеса, включая старенькую киргизскую жену. Только это обстоятельство никак не повлияло на аппетит дедушки Кашмамата. Он, как и все прочие, уже ни на что не реагирует. То есть, все они очень скоро умрут. Я не знаю, как помочь беднягам…

Конвейер смерти работал безостановочно и размеренно, как старательно отлаженный – кем-то – механизм. Через несколько суток (точнее было не определить) всё было закончено.

– Финита ля комедия! – печально объявил Никоненко, запирая электронным ключом двери изолятора-морга. – Наши дальнейшие действия, господин военный комендант?

– Будем отдыхать! – блаженно улыбнулся Артём. – Отъедаться, отсыпаться…

– И целоваться! – подхватил, глупо улыбаясь, Лёха.

– Это ты на Хантера нацелился? А, что? Он парнишка смазливый.

– Иди, ты, Тёмный в турецкую баню! Я же пошутил…

– Не обижайся, просто пришлось к слову, – Артём включил рацию.

– Здесь Белова! – ожидаемо откликнулась Татьяна.

– Здесь Белов!

– Закончили кладбищенские дела?

– Полностью. Танюша!

– Я!

– Мы сейчас с Никоненко хорошенько окатим перрон водой из шланга. Чисто из соображений общей гигиены…

– Молодцы! Я об этом давно хотела вас попросить.

– Сами догадались, как видишь.

– Ты у меня, вообще, очень сообразительный.

– Спасибо! Давай, прекрасная амазонка с бантиками, накрывай праздничный стол. Будем гулять…

– Праздничный стол? – переспросил неуверенный Танин голос. – Какой же у нас праздник, милый? Ты, часом, не тронулся ли умом?

– Ну, не праздничный, оговорился, извини… Просто – стол. Посидим, выпьем, помянем умерших, обсудим дальнейшие планы…

– Вот, теперь поняла. Всё сделаю в лучшем виде. Хотя, разносолов – по причине хронической усталости – не обещаю… Где, кстати, накрывать стол? В столовой?

– Давай-ка, в помещении для мойки посуды. Это совсем рядом с дизельной. Будем наведываться по очереди к нашим железякам, присматривать. Ещё будут вопросы?

– Никак нет, господин военный комендант!

– Тогда – конец связи!

– Есть, конец связи! Роджер!

Никоненко, восхищённо покрутив головой, поделился своими мыслями-впечатлениями:

– Чувствуется в нашей уважаемой Татьяне Сергеевне – военная косточка. Вот, что значит, генеральская племяшка…

– В нашей? – сварливо уточнил Артём. – Что это, морда наглая, ты имеешь в виду?

– Ну, тебя, Тёмный, на фиг! Опять маешься беспричинной ревностью? Никто на твою красавицу-супругу не покушается! Отелло хренов!

– Ещё не хватало, чтобы покушались. Ежели что, то я…

– Ноги вырвешь с корнем, – насмешливо подсказал Лёха.

– И не только – ноги… Ладно, завязываем с разными глупостями! Где у нас располагается пожарный гидрант? Смоем всю эту серую муть – к такой-то матери!

– Смоем, Тёмный, без вопросов! Глядишь, чёрная жизненная полоса и закончится…

Глава двадцать четвёртая
Перекрёсток

Квадратный стол, на который дневальные обычно составляли грязные тарелки и чашки, принесённые из столовой, был накрыт на четыре персоны и буквально-таки ломился от разнообразной снеди. Рядом с ним наблюдались и два сервировочных столика на колёсиках: один был плотно заставлен разнокалиберными тарелочками и блюдечками, а второй – разнообразными бутылками, щедро украшенными цветными этикетками. А ещё в помещении горело два с половиной десятка свечей.

– Чудо чудное, честное слово! – громко хлопнув в ладоши, восхитился Никоненко. – Ты, Танечка…, – мельком взглянув на Артёма, поперхнулся и тут же поправился: – Вы, Татьяна Сергеевна Белова, настоящая волшебница… Соорудить – за столь короткое время – такой потрясающий натюрморт! Это дорогого стоит, право слово! Искренне завидую вашему мужественному супругу…

– Прекращай, капитан, расточать дешевую лесть, – засмущалась девушка. – На столе присутствуют сугубо консервы из жестяных и стеклянных банок. Не более того… Икра чёрная, икра красная, икра – заморская – баклажанная. «Язык говяжий в белом соусе», «Завтрак туриста», «Курица в собственном соку», «Печень дальневосточной трески», «Бычки в томате». Всякие и разные паштеты, тунец, скумбрия, галеты соевые, персики, груши, ананасы резаные кружочками…

– А сосиски и сардельки – откуда взялись?

– Тоже из банок! Они, видите ли, маринованные – чешского производства – и на складе присутствуют в колоссальном ассортименте. Видимо, у наших чешских братьев развита очень богатая фантазия…

«Во что это она вырядилась?», – изумился внутренний голос. – «Короткая, тёмно-зелёная куртка со светло-палевой меховой опушкой, широкие рейтузы ядовито-болотного цвета, высокие рыжие кожаные сапоги… Какой-то маскарадный костюм, честное слово!».

– Тебе нравится мой наряд? – поймав заинтересованный взгляд мужа, кокетливо спросила Таня.

– Очень! Куртка идеально подходит к цвету твоих волшебных глаз! Просто… Нет слов!

– Я знаю, спасибо… Понимаешь, мне ужасно надоели все эти врачебные комбинезоны и заляпанные жирными пятнами поварские халаты, вот, и решила кардинально сменить имидж. Пошла на одёжный склад и сразу же наткнулась на этот костюмчик. На этикетке значилось – «Венгерский охотничий костюм». К нему ещё прилагались серые шерстяные перчатки и круглая меховая шапка с длинным лисьим хвостом. Очень симпатичная шапочка, но пришлось её временно отложить в сторону – по причине отсутствия холодов. Зачастую, модные вещи – из-за перебора в мелких деталях – становятся смешными…

– Может, господа Беловы, сядем за стол? – жалобно заныл Никоненко. – Кишки в животе – от зверского голода – уже завязались морским узлом! Да, и выпить хочется… Кстати, кому что наливать? Я так понимаю, что никто из мужчин не откажется от ирландского виски? А что вы изволите отведать, уважаемая Татьяна Сергеевна?

– И мне капни виски. Только поменьше, чем остальным…

Особо заковыристых речей Артём говорить не стал, просто выразил надежду, что умершим боевым товарищам и «пассажирам» на Небесах совсем и неплохо. В том смысле, что с адскими сковородками им так не довелось познакомиться.

– Пусть земля им всем будет пухом! – подытожил Лёха. – Пьём, естественно, не чокаясь…

«Опаньки! Как ирландский вискарь-то шарахнул по мозгам!», – всерьёз встревожился внутренний голос. – «С хронического устатку, понятное дело… Ты, братец, закусывай, закусывай! Очень вкусный говяжий язык, рекомендую! Может, скушаешь бутерброд с чёрной икрой? Весьма вкусная и, главное, калорийная вещь! Весьма… Не забыл, часом, что у тебя наличествует молоденькая жена? Как бы, ненароком, ни опозориться – с хронического устатка… Эге, чувствуешь, как она ножкой крепко прижимается к твоей ноге? Длинной, горячей и – до полного безумия – стройной ножкой… Блин! Знать, будет дело под Полтавой!».

– Лёшь, мне вискаря больше не подливай! – попросил Артём. – Я, пожалуй, перейду на сухое вино.

– Как скажешь, Тёмный, – расслабленно откликнулся Никоненко. – А мы, не смотря ни на что, продолжим дегустировать крепкие напитки. Как ты, дружище Хантер, относишься к ямайскому тростниковому рому? Любимый напиток легендарных карибских пиратов, как-никак… Молодцом! Подставляй бокал!

Артём, озабоченно похлопав по карманам, поднялся на ноги.

– Ты куда? – забеспокоилась Татьяна.

– Пойду взгляну на дизель-генераторы. Заодно и перекурю.

– И я с тобой!

Естественно, что дизелям, вернее, всяким манометрам с подрагивающими цветными стрелочками, было уделено только поверхностное внимание, после чего пришло время для жарких поцелуев и крепких объятий.

– Тёма, а где мы сегодня будем…спать? – через некоторое время тихонько спросила Таня, с трудом восстанавливая дыхание. – Как и тогда, в кабинете Василия Васильевича?

– Не получится – в кабинете. Судя по всему, Лёха и Хантер сегодня напьются до полной потери пульса. Заслужили, чего уж там… Следовательно, нам с тобой, родная, придётся присматривать за дизель-генераторами. Приберёмся в посудной мойке, отодвинем стол – вместе с грязной посудой – на прежнее место. Я потом принесу пару матрасов, подушки, простыни, одеяла. Устроимся по-королевски, не сомневайся… А в кабинет покойного профессора мы переедем потом. Да, и кабинет Мельникова совсем, даже, не плох… Кстати, а что это такое твёрдое – у тебя под курткой? Там раньше ничего похожего не наблюдалось. Наоборот, всё было, э-э-э, безусловно-упругим…

– Это я книжечку одну интересную спрятала за пазухой, чтобы всегда была под рукой. Нашла её – совершенно случайно – на профильном книжном складе. Вот, и повышаю – в свободное от основной работы время – свой кругозор в определённой сфере…

– Ты покраснела? Или мне это только кажется? То бишь, аварийное освещение всему виной? – развеселился Артём. – Точно, покраснела! Следовательно, мне не составит особого труда – угадать название этой книженции… Итак, это – «Камасутра»?

– Угадал, понятное дело…

– И как она тебе? Много ли почерпнула полезного?

– А, вот, ночью и поговорим на эту тему. Вдумчиво и обстоятельно… Можно и вместе почитать текст, внимательно рассмотреть картинки. А то мне – по молодости лет – там не всё понятно. Далеко – не всё…

За столом сидели Никоненко и Хантер – пьяные в дымину – и, обнявшись, самозабвенно выводили:

 
Его звали – Че!
Много лет – назад.
Не такой – как все.
Просто – солдат!
 
 
Отставь бокал – пустой,
Ответь на мой – вопрос.
Не торопись – постой,
Я говорю – всерьёз.
 
 
Когда же он – вернётся?
Из тех небесных – странствий?
И снова – улыбнётся,
Надежду нам даря?
И мы пойдём – в атаку,
И сгинут – самозванцы,
И алыми тюльпанами
Покроется – Земля…
 

«У наших ребятишек нашлись общие интересы!», – добродушно хохотнул внутренний голос. – «Видимо, они оба являются ярыми поклонниками Эрнесто Че Гевары… А, что тут такого? Весьма достойный идальго! Как говорится, без страха и упрёка… Тебе, майор Белов, до него не допрыгнуть, сколько ни старайся…».

Дождавшись, когда песенка закончится, Артём – хорошо поставленным командным голосом – велел:

– Капитан Никоненко!

– Я!

– Свернуть лавочку!

– Есть, свернуть лавочку! М-м-м… Тёмный, а что ты имеешь в виду? Типа – конкретно? Какую ещё – лавочку?

– Обычную, Лёша… Отбой на сегодня! Давайте-ка, братцы, будем ложиться спать. Вы мотайте в казарменное помещение, а мы с Танюшей присмотрим за дизелями… Капитан Никоненко!

– Я!

– Изволь сопроводить бойца Хантера до его койко-места!

– Есть!

– И ещё, Лёха, будет к тебе персональная и нижайшая просьба… Не надо утром злоупотреблять пивом! А то, знаю я тебя! На гауптвахту, засранца, посажу… Сменишь нас через девять с половиной часов, в одиннадцать ноль-ноль. Не слышу ответа, капитан!

– Есть, сменить в одиннадцать ноль-ноль! Есть, не увлекаться пивом!

Ночь (условная «метрошная» ночь) прошла просто волшебно. Они занимались тем, чем и должны заниматься любящие друг друга молодожёны, изредка сверяя правильность своих действий с древним индийским трактатом, вернее, с многочисленными и доходчивыми картинками, размещёнными в нём. Ну, и отдыхали, естественно, в паузах, болтали о разных глупостях, посещали с проверками дизельную, что-то ели и пили различные вина. Полный джаз, короче говоря. Для тех, кто понимает, конечно…

Когда наручные часы Артёма показали шесть тридцать утра, Татьяна жалобно попросила:

– Тёма, может, ну его? В смысле, на сегодня? Может – просто – полежим? Устала я очень… Ты, только, не обижайся, ради Бога!

– Какие ещё обиды, глупая амазонка? Наоборот… Ладно, клади голову мне на плечо и постарайся уснуть.

– А ты?

– Я тоже вздремну часика полтора, а потом схожу к дизелям. У правого надо отрегулировать подачу солярки.

– Не проспишь?

– Не должен. Меня, в своё время, учили пользоваться «внутренним будильником». Надеюсь, что это умение ещё не забылось… А тебя я разбужу ровно в десять тридцать, за полчаса до Лёхиного прихода. Умоешься, оденешься, приведёшь себя в порядок…

Ещё через пару минут Таня спросила – сонным голосом:

– Тёма, а что будет дальше? Мы, случайно, не сойдём с ума?

– С чего бы это, вдруг? Если, похоронив такую уйму народы, не сошли, значит, уже и не сойдём.

– Не скажи… Есть два – очень страшных и коварных – врага…

– Какие враги, моя алмазная донна?

– Однообразие и скука… Представляешь, пройдёт месяц, два, три, полгода, а мы занимаемся только дизель-генераторами, приготовлением пищи, мытьём грязной посуды и стиркой…

– А как же – регулярная и разнообразная любовь? – мечтательно усмехнулся Артём. – «Камасутра» – книга толстая. Думаю, что если хорошенько порыться на книжных складах, то можно найти и другую увлекательную литературу – той же направленности…

– Да, нам с тобой будет проще… А бедные Никоненко и Хантер? Знаешь, всё это напоминает далёкую полярную станцию в Антарктиде. Только у полярников есть надёжная связь с внешним миром. Говорят, что они и телевизор смотрят регулярно, пользуясь антеннами-блюдцами… А мы? Одни – на целом свете…

– Есть же шахматы, карты, нарды. Можно, кстати, активно заниматься спортом. Горыныч говорил, что на станционных складах полным-полно различных тренажёров.

– Ерунда всё это… Обязательно надоест. Не прямо сейчас, так через год… Может, нам следует покинуть «Лесную»? И уйти…

– Куда – уйти? – насторожился Артём.

Ответом ему было – только громкое сопенье. Молодая жена уснула, беззаботно и счастливо улыбаясь во сне.

«Вообще-то, наша Татьяна полностью права», – заявил внутренний голос. – «Общеизвестно, что маленькие коллективы очень плохо переносят долгую изоляцию. Когда народа много, то этот процесс происходит ни так болезненно: больше общения, есть возможность для манёвра, постоянно перебрасывая людей с объекта на объект… Надо будет всё это обмозговать… Потом, на свежую голову…».

Прошло две с половиной недели. Татьяна оказалась права – однообразие безумно и настойчиво раздражало…

«Плюсом, пошлое безделье имеет место быть», – ворчливо заявил внутренний голос. – «Склады буквально-таки ломятся от продовольствия, напитков и разных шмоток. То бишь, нет нужды – бороться за хлеб насущный. Можно откровенно и целенаправленно валять дурака. Даже, регулярно стирать грязные вещички – совершенно необязательно. Чистой одеждой можно – завсегда – разжиться на бескрайних складах… Кстати, братец, похоже, что Никоненко и Хантер стали злоупотреблять алкоголем. Понятное дело, что пока – втихаря… Может, стоит отобрать у Лёхи ключи от соответствующего склада? Смертельно обидится, понятное дело… Он и так обиженный – по самое не могу. Ходит смурной и мрачный – до невозможности. Мол, некоторые военные коменданты каждую ночь развлекаются – в своём кабинете, на полную катушку – с молоденькой женушкой, а всем другим служивым – полный облом. Причём, очень даже возможно, что данный облом продлится долгие и долгие годы.… Да, ситуация, отнюдь, не блестящая… Через месяц-другой капитан, наверняка, начнёт посматривать на Татьяну с откровенным вожделением, придётся бить ему морду. А там и до кровавой поножовщины – рукой подать…».

После ужина, играя с женой в шахматы, Артём поинтересовался:

– Моё нежное сердечко, вот, ты говорила – той незабываемой ночью, проведённой в посудной мойке – мол: – «Нам следует покинуть «Лесную» и уйти…»… А куда, собственно, уйти?

– Конечно же, на «Площадь Мужества»! Ведь, никаких других вариантов не существует. Я и до сих пор уверена – в правильности этого предложения… Шах вам, господин Белов!

– Тогда аргументируй! – предложил Артём, защищаясь конём.

– Можно, я сразу перейду к главному аргументу, проигнорировав менее значимые? Спасибо! Снова – шах… Итак, на «Площади Мужества» заместителем подполковника Музыки – по врачебной части – состоит профессор Воронина Александра Львовна, весёлая и компанейская тётка средних лет. А при ней ещё имеется и медсестра Лиза – года на три старше меня. Я с ними познакомилась в бункере, когда ты – с Никоненко и капитаном Орловым – уехал на мотодрезине к «Политехнической»… Согласись, что наличие двух подруг – лично для меня – аргумент определяющий. Современная молодая женщина не может существовать без закадычных подружек, с которыми можно поболтать вволю… А если я, скажем, забеременею, не смотря на все эти контрацептивы? Такое, говорят, иногда случается… Как же я здесь, на «Лесной», буду рожать? Ты, бравый, будешь принимать роды? А на «Площади Мужества» всё произойдёт под присмотром опытнейшей Александры Львовны. Согласись, что это – две большие разницы, как говорят в весёлом городе Одессе… Очередной шах вам, господин комендант!

– Что же, всё изложенное тобой, лучшая повариха на свете, весьма интересно и заслуживает самого пристального внимания, – признал Артём, с сомнением глядя на шахматную доску. – Но, вот, этот подполковник Музыка – закостенелый служака и хронический перестраховщик. Несимпатичен он мне. Ну, никак…

– Лучше, уж, служака и перестраховщик, чем психованный генерал-лейтенант Комаровский со станции «Выборгская». Разве я не права? Вот, видишь… И Никоненко с Хантером Николай Николаевич обязательно приставит к какому-нибудь серьёзному делу и не даст забаловать. А то, милый, ты их слегка распустил. Выпивать ребятки начали, пользуясь свободным доступом к складам, мол, герои заслуженные… Будешь сдаваться? Сопротивление, честно говоря, бесполезно, у меня больше на одну ладью и две пешки.