Текст книги "Егерь Императрицы. Батальон, к бою!"

Через двадцать минут мимо выступившего из тени шатра фельдмаршала и всей его свиты под ритм барабанного боя промаршировал особый отдельный егерский батальон. За ним следом пропылили бугские казаки и херсонские пикинеры, и уже в самом конце парад закрыли орудия единороги, проследовавшие мимо на конной тяге.

– А все же нет у егерей той парадной выправки, как в пехотных строевых полках, – скривил лицо главный интендант днепровской армии. – Ножку они не тянут, идут как-то уж больно вольно. Им бы у прусских гренадеров короля Фридриха поучиться! Вот где настоящий печатный шаг!

– Антон Павлович, это егеря, они ведь не для парадного строя предназначены, а для стремительных переходов по бездорожью и меткого ружейного боя, – с улыбкой и так, чтобы все слышали, произнес барон фон Оффенберг. – Уверяю вас, милейший: пруссаки этим солдатам в настоящем бою и в подметки не годятся. Уж кто-кто, но я-то это хорошо знаю. Небось, и сам в Семилетней в нескольких баталиях в пехотных шеренгах стоял.

– Да, да, конечно, ваше превосходительство, весьма хорошие солдаты. – Полковник Глухов покраснел и опустил голову. С этим генералом из военной коллегии было очень опасно спорить. Уж он-то это прекрасно знал.

– Ну что, все у тебя молодцы, и сам ты нас правильно встретил! – похвалил подошедшего подполковника Потемкин. – А то есть, знаешь ли, такие командиры, которые только лишь пыль пускают парадами да яствами и напитками пытаются проверяющих потчевать. А самого дела-то у них никакого вовсе и нет. Уж нас-то очень сложно чем-нибудь эдаким удивить, ну а ты, Егоров, все же сумел изрядно нынче порадовать. Будем мы у тебя еще здесь три дня. Я хотел самолично проехать по всей вашей пограничной линии и все здесь своими глазами осмотреть. Помимо тех фортов, которые вы тут, как сказывает Генрих Фридрихович, у себя отстроили, что еще у тебя тут интересного имеется?

– Имеется учебный полигон для привития солдатам особого егерского навыка с учебной полосой препятствий, а рядом с ним есть стрелковый полигон и минно-подрывной, – перечислял Алексей. – Чуть дальше стоит учебная крепость с настоящими, насыпными, земляными валами, со рвом и со стенами высотой в две сажени, сложенными из самана. Еще у нас есть Бугская речная флотилия со служащими там, верными русской короне запорожскими казаками.

– Ну, вот все это мы и осмотрим, а пока представляю тебе вашего нового начальника, которому вы все теперь и будете подчиняться, генерал-майора Кутузова Михаила Илларионовича, – и Потемкин подозвал к себе того самого генерала, который показался с первых же минут встречи смутно знакомым Алексею.

«Ну конечно, это же Кутузов! Тот самый офицер, под командой которого, будучи еще молодым унтером, он взошел на крепостные стены Бенде́р пятнадцать лет тому назад. А до этого был Кагул и их первая встреча! Но как же он изменился за все эти годы!» Алексей во все глаза смотрел на выступившего вперед и приветливо улыбающегося генерала. Это уже был не тот двадцатилетний щеголеватый офицер, которого он помнил. Перед ним стоял средних лет, осанистый мужчина с покалеченным правым глазом. Лешка слышал ту историю про последний бой в недавней турецкой войне, когда, ведя гренадерский батальон в атаку на высадившихся под Алуштой турок, подполковник Кутузов был ранен пулей, пробившей ему левый висок и потом вышедшей у правого глаза. Удивительным было то, что он не просто остался жить, но еще и видел этим травмированным глазом.

Потемкин заметил улыбку на лице у генерала.

– А вы никак уже знакомы с Егоровым, а, Михаил Илларионович?

– Так точно ваше высокопревосходительство, – подтвердил тот. – Мне Алексей, еще будучи молоденьким сержантом, жизнь в Кагульском сражении спас. Если бы не он, то срубил бы меня там шустрый турецкий всадник. Да и на Бендерские стены мы с ним тоже бок о бок вместе взошли.

– Ну-у, тогда вам будет хорошо и далее вместе служить, – развел руками фельдмаршал. – У нас, Алексей, указом матушки императрицы от 14 января сего года нынче формируются шесть егерских корпусов, состоящих из четырех батальонов в каждом. Чуть позже мы образуем еще четыре. Вашим Бугским егерским корпусом, созданным на основе Харьковских и Белорусских гарнизонных батальонов, предстоит занять всю эту пограничную линию и в дальнейшем нести службу по ее охране. Для усиления егерского корпуса ему будут переданы конные полки Бугских казаков, Херсонских пикинеров, ну и твой, подполковник, особый отдельный батальон. Сам понимаешь, пока из обычных пехотных батальонов егерский народится, это сколько времени пройдет! Поэтому у нас с Михаилом Илларионовичем на вас будет особая надежда как на опытных наставников в этом непростом деле. Понимаю, тебе, небось, неудобственно все это сейчас? То ты тут на Буге хозяином был, а теперь вот в подчинение переходишь. Но извини, тебе до генерала еще три ступеньки вверх шагать, а ниже чином на такое ответственное место никак человека нельзя поставить. Тут вот сейчас солдат на всей этой пограничной линии более семи тысяч человек будет стоять. Огромное войско! Но ведь и задачи-то стоят какие!

– Ваше высокопревосходительство! – воспользовавшись паузой, Алексей решил расставить все точки над «и» прямо здесь, перед Потемкиным. – Буду рад служить под началом такого командира, как Михаил Илларионович. Говорю честно вам и от души. У меня хоть теперь время для подготовки к боям своих людей появится, а то столько хозяйственной и бумажной работы висит постоянно, что впору даже поседеть можно.

– Ну, вот и ладно, – улыбнулся Григорий Александрович. – Рад, что на душе камня не будет. А генерал-майору я тоже накажу, чтобы полностью вас под себя он не подминал. У вас статут отдельного особого батальона, так вот за вами и остается, и приданы ему вы временно. Ну и для вас свое, особое дело еще тут будет. Но об этом вы уже со своим куратором бароном фон Оффенбергом с глаза на глаз позже потолкуете. А пока давайте-ка по линии проедем, и Михаил Илларионович своими глазами увидит, какое он громоздкое хозяйство нынче на свои плечи взваливает.

Два последующих дня были посвящены осмотру всей линии, ее фортам, малым заставам и тем населенным пунктам, где пограничники размещались. Деятельного Потемкина интересовало все: способы подачи дымовых сигналов, для чего вдоль берега и объездной дорожки разрыхлена полоса земли, как и из чего делаются маскировочные накидки у засадных и дозорных, способы выпечки хлеба в полевых условиях и как хранят провиант в самих фортах. Особое внимание он обратил на Бугскую флотилию и на тех казаков, что в ней служили.

– Ну что, Платон, не обижают вас с жалованьем и провиантским довольствием? Все ли у вас в достатке? Может, есть ущемление в чем? Или чего-нибудь нужно?

– Ні, пан фельдмаршал. Все у нас в достатку. Ніхто нас не кривдить. Ми тут свої, – совершенно искренне ответил бывший сотник, а нынче войсковой старшина Стороженко Платон. – Гармат би трохи невеликих дали. Так було б добре. Бо в нас лише малі турецькі фальконети на судах. Дуже погано з такими воювати проти великих турецьких кораблів.

– Что, старшина, борта у османов ваши ядрышки не пробивают? – усмехнулся Потемкин. – Говорил уже мне об этой вашей беде подполковник Егоров. Я ему пообещал помочь. Будут у вас небольшие, но мощные корабельные единороги. Сможете тогда туркам сдачи дать. И суда новые, побольше, чем у вас есть сейчас, мы вам тоже в самом скором времени передадим. Главное, служите верно России и государыне нашей императрице. Зла и обид за былое не держите. Доброе же дело сообща делаем, басурман от этой земли прочь отгоняем!

– Спасибі, пане фельдмаршалу, – поклонился Платон. – Немає у нас зла. В одному війську ми всі тепер.

Перед самым отъездом высокой инспекции Алексею удалось наконец-то серьезно поговорить и с бароном. Все это время Генрих Фридрихович был возле Потемкина и при его свите, да и Алексей крутился, принимая гостей на правах хозяина, и уединяться им никак не удавалось. В самый последний вечер перед отбытием фельдмаршал пожелал поохотиться, и большое количество людей в этом деле ему было в тягость.

Глава 4. Личная просьба

– Ну что, Алексей, их высокопревосходительство остался весьма доволен всему тому, что он здесь увидел. И вообще, ему понравилось, как ты его тут принял. А ведь я, признаться, и сам не ожидал таких вот лихих маневров, да еще в первый же день нашего сюда прибытия. Задумывалось-то все нами гораздо проще и скромнее.

– Это вам спасибо, Генрих Фридрихович, что натолкнули в своем последнем письме на такую здравую мысль, – поблагодарил куратора Алексей. – Так ведь и правда тянули бы ножку в парадном шаге да заставляли бы всех вас на жаре скучать.

– Ну, так-то парады – это дело тоже нужное, – усмехнулся генерал. – У вас, кстати, с этим не очень, одно из самых слабых мест во всей подготовке батальона. Учти на будущее, Алексей: высокое начальство хорошую строевую выправку и маршировку у солдат всегда и премного уважает. Для него ведь именно это и есть главный показатель боеспособности подразделения. Не зря же у нас в армии говорят: красив в строю – силен в бою! С этим ладно, мы разобрались. Этот ваш небольшой огрех за хорошей общевойсковой подготовкой егерей и готовностью всей пограничной линии к обороне особенно-то и не виден, а если и виден, то, скажем так, высочайше забыт. А вот теперь о самом главном. Два года назад при присоединении к своим владениям Крыма наша империя стояла на пороге новой большой войны с турками, а возможно, что и кое с кем из «европ». Но как-то обошлось, и вот уже два года мы имеем возможность заниматься реформами в армии и укреплением рубежей всего нашего южного края. Однако каждый здравомыслящий человек при этом понимает, что война не за горами. Там за морем и Бугом к ней сейчас активно готовятся, поэтому и мы вынуждены тратить огромные силы и средства не на мирное строительство, а на перевооружение и обучение своих войск. Ваша линия вдоль реки и все южное побережье вдоль лимана – это одно из главных направлений для ударов неприятеля. Удержать всю границу своими силами ты бы уж точно не мог, а вот теперь, когда на нее сел целый егерский корпус, да еще и усиленный конными полками и артиллерией, эта задача стала уже более чем выполнимой. Совсем скоро сюда подтянутся пехотные и кавалерийские полки из центральных губерний, и вам тут вообще станет легче дышать. А то я знаю, каждую ночь вы большого османского десанта здесь ждали и загадывали, сколько часов смогли бы супротив него продержаться. Времена меняются, и теперь мы готовимся не только лишь к обороне, но еще и к наступлению. Но развязывать войну и выступать в роли агрессора государыня императрица не желает. На нас вон за Крым в «просвещенных странах Европы» сейчас столько собак вешают, забывая, что его присоединение свершилось совершенно бескровно и что проведено оно было по всенародному изъявлению. Так и тут в грядущей войне, которая, будь уверен, разразится через несколько лет, мы начнем ее оборонительно, а потом уже, показав миронарушителями турок, ударим по ним со всей решительностью. Но для этого нам, офицерам, в военной коллегии нужны будут сведения о противостоящем нам неприятеле. Причем нужны сведения самого различного характера, от количества войск на том берегу реки и в самой Очаковской крепости до их настроя. Сведенья, как они вооружены, где содержатся и какие есть планы у их командиров. Какие фортеции уже выстроены турками на правом берегу Буга и у морского лимана? Что возводится и что планируется возвести из укреплений в Очаковской крепости? Где установлены орудийные батареи и какова выучка у канониров? Очень было бы интересно знать, какие транспортные и военные суда курсируют от Очакова в метрополию и каковы их характеристики. В общем, ты уже понял, что военную коллегию и меня лично интересует абсолютно все, что касается нашего будущего противника. Отсюда и особый статус твоего батальона, Алексей. Имей в виду, Михаил Илларионович в наши планы посвящен, и путать вам ноги он не будет, а уж полковник Баранов за этим тоже тут приглядит. Вы батальон особый, и ваше дело не в обороне фортов сиднем сидеть, а быстро ножками своими бегать. Все свое тяжелое вооружение ты передавай Кутузову, а то оброс тут, понимаешь ли, как хорошая хозяйка скарбом. Пушки, фальконеты, куча повозок и прочее барахло у него! – притворно нахмурился Генрих Фридрихович. – Вспомни, как вы по Румелии и по Балканам шустро бегали. Половину Сербской провинции ведь на уши у турок поставили!

– Ва-аше превосходительство! – обиженно протянул Егоров. – Да мы и сейчас готовы хоть сегодня на тот берег сбегать, можно даже и всем батальоном. Но вы ведь сами не давали нам разрешения там у них действовать, дабы турок не настораживать и не давать им повод для войны.

– А я и сейчас вам не дам разрешения, – усмехнулся барон. – Но ты же человек умный, Алексей. А буде такой момент, когда вице-президент военной коллегии, президент, а то и сама… – и он откашлялся. – Так вот, а ежели они меня все вдруг спросят: «Барон, а сколько в сей момент под Очаковым турецкой пехоты под ружьем стоит и сколько там конных алаев находится в полной боевой готовности к походу?» И что я, по-твоему, должен буду на пальцах тогда гадать?! Нет уж, дорогой, для того-то ты со своими волкодавами здесь и стоишь, чтобы не только с ошалелыми степняками перестреливаться да по реке турецкие кончебасы гонять, а еще дабы вызнать намеренье и возможности нашего вероятного противника. Причем заметь: вызнать все это без войны, а эдак хитро и тайно, как вы это и умеете. В общем, Алексей, сведения нужно собрать как можно больше и самые что ни на есть разные. А потом ты должен будешь информировать меня обо всех здешних изменениях не реже одного раза в квартал. И чтобы ни одна зараза на той стороне реки или в Стамбуле не поняла, какое пристальное внимание уделяют русские этому куску земли под Очаковым, где сейчас скопилось столько турецких войск.

– Есть заняться тайной разведкой, ваше превосходительство, – Алексей, принимая для себя все сказанное бароном как приказ, встал по стойке смирно. – Господин генерал, доклады об обстановке в пределах Бугско-Очаковской пограничной линии будут пересылаться вам ежеквартально.

– Вот и хорошо, Алексей, вот и ладно, – улыбнулся Генрих Фридрихович. – Сам не заморачивайся с их отправкой. Передавай их лучше полковнику Баранову в Елизаветград, а уж тот скорой фельдъегерской почтой будет мне их в столицу потом пересылать. Так, ну а теперь по поводу твоего рапорта об длительном отпуске. Вот с этим тебе придется немного повременить. Давай-ка к самой зимней глухомани, как у вас тут на месте все образуется, вот тогда ты и уедешь в свое поместье. Полгода времени, я думаю, Кутузову вполне себе хватит, чтобы во все здесь хорошенько вникнуть. Вот разместит он на местах постоя весь свой корпус, организует его обучение и начнет со своими егерями пограничную службу нести, тогда и ты со спокойным сердцем в поместье отъедешь. Давай-ка мы сейчас и определимся по дню. Думаю, что первого декабря со всей своей семьей да по уже хорошо набитому санному пути вам как раз-то и удобно будет выехать. Оставишь здесь за себя Милорадовича, ему-то, чай, уже не впервой такое, ну и поправляй свое хозяйство в дебрях Козельского уезда. Надеюсь, что два года на все это тебе там должно хватить? – Ну, вот и хорошо, – отметил он утвердительный кивок подполковника. – Думаю, что за эти самые два года твоей отлучки у нас здесь ничего серьезного не случится. По представленным нашими людьми сведениям туркам на подготовку к новой войне нужно будет никак не менее пяти лет. У них там сейчас в казне сплошные дыры, а войска даже в самой столице уже полгода жалованья не получают. В провинциях мятежи идут. Оружия современного не хватает. Так что все должно быть пока у нас спокойно. Отдохнешь в своей деревне и уже с новыми силами вернешься на службу. Не хотел я раньше времени тебе об этом говорить, но вот теперь, думаю, можно. На тебя, Алексей, донос к нам поступил, дескать, ты на командные должности только лишь людей по родственной связи, а вовсе не по боевым заслугам или по умению выставляешь. И что сверх штатов людей в своем батальоне держишь. А от этого якобы боеспособность подразделения и даже сама государственная казна страдают. Ну, так вот, по обоим этим сигналам приехавшие с нами люди и провели самую тщательную проверку. Все оказалось, как я и думал, сущим наветом. Действительно в заместителях у тебя служит шурин – Живан Милорадович, а в квартирмейстерах батальона состоит зятек – Гусев, женатый на родной сестре твоей жены. Но все они люди боевитые и на офицерские должности вышли из самых нижних чинов, умением, храбростью и личными заслугами того добившись, а вовсе не по дворянскому статусу, хотя, в общем-то, и сами его же имели. А все эти родственные связи – они уж потом появились, так сказать, по ходу самой службы. Да и спрашиваешь ты, как мы тут поглядели, с них даже порою и строже, чем со всех остальных. Ну и по тому наговору, что у тебя сверх штата в батальоне есть люди, которые казну якобы тем самым разоряют. Выявлено, что действительно два человека сверх штата в батальоне имеются, это те, которых вы тут вольноопределяющимися зовете. Фамилия оных людей Леонтьевы – это дед Дорофей и его внук Михаил. Сами они из казаков, занимавшихся рыбным промыслом, и ушли к вам от турок, дабы не быть ими убитыми. Когда прибывшие с нами люди из фискального ведомства копнули поглубже, то весьма удивились. Оказывается, денежное довольствие Леонтьевы от казны вообще никакое не получают, а вот жалованье выплачивается им из общей батальонной, артельной кассы и в треть суммы от обычного рядового. По котловому довольствию и деньгам за постой тоже никак не придраться. Живут они в своей личной избе, имеют доход от продажи выловленной рыбы, плетут корзины, а внук еще и кузнечным делом промышляет. Так что и здесь на житье им хватает, а они еще и при интенданте умудряются службу нести. Выходит, что и тут тебя оклеветали. Когда обо всем этом мы доложили Григорию Александровичу, то он был очень сильно впечатлен. Так что все в кляузах оказалось сущим оговором, и клеветник, будь уверен, получит за это заслуженное наказание.

Алексей стоял словно бы ошарашенный. Услышать то, что ему сейчас рассказал Генрих Фридрихович, он, конечно же, ну никак не ожидал. «Вот ведь неймется кому-то! Ну вот зачем и кому это вообще было нужно?!»

– Ваше превосходительство, – Алексей пристально посмотрел в глаза барону, – скажите мне, кто этот самый клеветник? Неужели из наших, из бугских?

– Извини, Алексей, даже и не проси, – покачал тот отрицательно головой. – Все равно я тебе ничего не скажу. Ну вот зачем тебе это, когда ты сам совершенно чист? Еще и на поединок вдруг его вызовешь! Вытаскивай тебя потом из казематов. Напоминаю, что манифестом императрицы «О поединках» участников бескровных дуэлей подвергают самым разорительным штрафам, а вот самого виновника в пролитии крови ждет ссылка в Сибирь. Тебя-то уж точно в самую глухомань отправят, ты ведь просто кровью явно не обойдешься! Давай-ка мы закроем эту тему совсем. Одно лишь я напоследок скажу, что не с Бугской линии сей мерзавец, а довольно далеко он отсель. Да и что ты так вообще взбеленился? Если бы я после каждого пасквиля да за свою шпагу хватался, то у нас бы, наверное, наполовину вся столичная коллегия обезлюдела! Шучу, шучу! – поднял он вверх обе руки. – Но в каждой шутке, однако же, есть доля правды. Чем выше ты по служебной лестнице поднимаешься, тем больше на твоем пути гадких людей будет. Ну что поделать, не имея таланта и завидуя порядочным людям, только так они и могут себя проявить. Забудь! Давай-ка мы сменим тему. Поведай мне вон лучше о своих трудностях. О том, что у тебя с расширением штатов множество командирских вакансий образовалось, что нарезного оружия для батальона мало, чего там еще у вас не хватает, ну-у? Хорошего огнепроводного шнура, амуниции и новых мундиров, так ведь, да?

– Ва-аше превосходительство, – Лешка обиженно протянул, вглядываясь в улыбающееся лицо своего куратора. – Да что мне говорить-то тогда, когда вы и сами все это прекрасно знаете? Каждый квартал об одном и том же я докладываю, а воз и ныне там! – и он махнул с досадой рукой.

– Бумага – это одно, Алексей, она ведь зачастую и под сукно любит ложиться, а вот живое слово – оно в таком деле все же сильнее будет. Тем более если оно грамотно преподносится своему высокому и авторитетному начальству. Я ведь для тебя, надеюсь, авторитетный начальник? – генерал с иронией смотрел на своего собеседника.

– Очень авторитетный, господин генерал-майор, авторитетней некуда, – пробурчал тот в ответ.

– Ну, вот и не ворчи тогда, а лучше давай рассказывай мне все, – кивнул фон Оффенберг. – Глядишь, и смогу я тебя хоть чем-нибудь да порадовать в ответ.

– Да трудностей и препятствий, ваше превосходительство, у меня целый воз, – вздохнул Егоров. – Многое, конечно, теперь на плечи Михаила Илларионовича ложится, и в его епархию я лезть вовсе не собираюсь. Так, только если он сам вдруг захочет мой совет получить. А вот по батальонным трудностям все основное вы и так уже перечислили. После выхода роты из Крыма с теми трофейными штуцерами нарезных ружей всего у нас получилось ровно пять десятков. Для того количества личного состава, какое было в роте, оно бы и неплохо, ведь насыщенность нарезного оружия среди егерей тогда была не маленькая, но ведь мы вскоре стали батальоном и даже с учетом тех десяти штуцеров, что пришли из Тулы, разом скатились на уровень самых обычных егерей. А вы ведь и сами знаете: с теми задачами, которые перед нами ставятся, такая слабая насыщенность дальнобойным оружием – вещь просто недопустимая. У меня вон теперь во многих стрелковых капральствах вообще даже нарезного оружия нет.

– Дальше, дальше излагай, про нарезное оружие – это понятно, – кивнул с ироничной улыбкой барон. – Амуниция, мундиры, старые гренады или их корпуса, заморский огнепроводный шнур. Что еще? Тесаки и сабли?

– Так точно, ваше превосходительство, все, что вы только что перечислили, и плюс еще картечницы-тромбоны, драгунские пистоли, хорошая обувь, да и много чего еще нужно. Но самое главное – это все-таки люди. Нет у меня пока батальонного офицера-интенданта. – Алексей загнул палец на руке. – Нет командира орудийного взвода. Нет командиров в трех полуротах. На всех этих должностях уже более двух лет стоят мои унтер-офицеры. Я ведь и так переманил к себе немалую часть из находящихся здесь на линии и прикомандированных офицеров-егерей из батальона Мекноба, из полковых егерских команд и даже из конных пикинеров. Переругался с их начальством и все равно так и не смог полностью укомплектоваться. А от этого ведь страдает общее дело и вся наша боеготовность. Вот как управлять целым батальоном на дальних выходах, когда в нем четкой иерархии в управлении нет? Вы же ведь сами и спросите меня за провальное дело!

– Обязательно спрошу, – подтвердил фон Оффенберг.

– Вот-вот, – вздохнул Егоров. – И теперь мне вновь предстоит перестраивать штат батальона, уже ведь озвучили, что нужно передавать орудия и более половины лошадей в другие подразделения корпуса. Перенастраивать всю тыловую службу. Структуру рот. А как это делать, когда у меня хорошего, знающего это дело интенданта-офицера нет?

– Ладно, понял я тебя, – прервал подполковника генерал. – Ты, Алексей, уже второй раз, но с другого конца начинаешь жалобиться, и почему, мне это тоже понятно. Небось, на мою помощь рассчитываешь? Но по перестройкам подразделений своего батальона это уж ты сам решай, тут дело твое, личное, как его прямого и непосредственного командира. Поди, ведь уже не молодой прапорщик, а вон – целый подполковник. Чай, уж разберешься со всем, самое главное, за штаты не вылезай. А вот с комплектованием подсобить – это, я думаю, можно. Говоришь, четыре обер-офицерские должности уже более двух лет не закрыты, и самая болезненная из всех вакансий – это главный офицер-интендант? Хорошо, поглядим, – немного помолчав, кивнул он. – Сам попрошу Баранова Сергея Николаевича посмотреть, кто у нас там, в армейских штабах да из хороших служак, сейчас без должного дела ошивается. Не волнуйся, – успокоил он Алексея. – Полковник в людях разбирается, и плохого он тебе точно не посоветует. Ну а далее по тыловому имуществу вы с ним и со своим новым интендантом и сами уже все решите. Что я тебе еще скажу? Это то, что партия из десяти новых штуцеров, собранная для вас, к отправке уже готова, и с неделю на неделю вы их здесь, в Елизаветградских оружейных складах, себе получите. Через меня лично та разнарядка для снаряжения южных войск проходила, и я ее, где было нужно, там подправил. Новое обмундирование и амуницию вы тоже совсем скоро получите. Слыхал уже, небось, что для войск сейчас шьют ее по новым требованиям и по новым образцам. Я те новые мундиры сам видел и скажу тебе, что мне они лично очень понравились. Форма для солдат стала теперь гораздо легче и удобнее. Все пехотинцы с ней получат ладные каски, куртки и шаровары одинакового покроя. Для войск, действующих на юге, у нас теперь предусмотрена еще и летняя полевая форма в виде куртки и штанов из легкого белого полотна, а не из этой вот жаркой и тяжелой шерсти. Парики, косы и букли с этого года вообще отменяются, пудрить и смазывать салом их более уже не нужно. Солдат отныне будут единообразно и коротко стричь. Так, обувь тоже теперь станет гораздо удобнее. В стоптанных башмаках, как ранее, пехотинцам вышагивать по грязи теперь не придется. Отныне все они будут в сапогах. Вы и так их для себя уже доработали и укоротили для удобства, ну, вот и посмотришь теперь на те, что вам для ношения в батальон придут. Думаю, что они ничем вашим нынешним не уступят. Для егерей расцветка мундиров не меняется, ваш основной цвет, как и ранее, остается все таким же – зелено-черный. Вместо неудобного картуза вводимые сейчас каски на голове будут гораздо устойчивее, а их лопасти для зимнего ношения будут завязываться под подбородком и согревать в холода затылок и шею. Опушка гребня сверху у касок, да и все детали мундиров для егерей будут неброскими, чтобы они не становились удобной целью на поле боя. Епанча для вас окончательно отменяется, и вы будете носить теперь только лишь зеленого цвета шинели, а вот все остальные войска пока что будут с ними. Так, ну что еще там по мундирам? – задумчиво промолвил фон Оффенберг и внимательно оглядел Алексея. – Хвосты волчьи вы себе оставите, они же у вас как бы за особые отличия выдаются егерям, и про них особо ранее в рескрипте прописывалось. Так, второй погон на правом плече, ну, пусть и он остается, не для одной же он лишь только красоты, а ведь еще и перевязь гренадного подсумка удерживает от сползания. С формой вроде бы все. Ну и последнее. На правый берег Буга вы пока, Алексей, не спешите выходить. Продумай все хорошо, оцени сам, как и где твоим людям можно без большого риска под Очаковскую крепость выйти. Учти: если вы раньше времени там турок насторожите, то потом вам будет очень сложно на их правом берегу действовать. И сведений о них уже нам не будет поступать, да и, не дай Бог, еще и повод для обвинения русских в агрессии вы им дадите! Так что продумывайте все свои действия тщательно и лучше не торопитесь. Вот, держи, это тебе на особые расходы, – и он вложил в руки Алексея увесистый кожаный кошель. – Тут золото, пять десятков монет самого разного номинала и стран. В основном турецкие, австрийские и наши, то есть те деньги, которые имеют хождение в этих землях. В вашем деле золото обязательно пригодится. На агентуру или для подкупа османских должностных лиц ты можешь его тратить смело. Главное, все записывай, что и куда ушло, и потом передавай отчет полковнику Баранову. Он же тебе эту убыль в золоте потом и пополнять будет. Чай ведь не глупый человек, сам, небось, понимаешь, что в добыче разведывательных сведений и вообще в тайной войне без золота ну никак не обойдешься? Вот-вот, вижу, что понимаешь. На особые, оперативные расходы для тебя будет выделен специальный фонд, по его сумме тебе Сергей Николаевич все сам скажет, он же тебе ее вскоре сюда и привезет. Главное, Алексей, это добыча сведений о турках любого характера. Увы, у нас в Очакове своих людей сейчас нет, а направление это, как ты понимаешь, очень важное, поэтому вся надежда сейчас на тебя и на твоих егерей.

– Понял, ваше превосходительство. – Алексей взвесил на руке тяжелый кошель и положил его в карман. – Нужно перестраивать батальон под особые задачи, теперь это уже будет не одна лишь пограничная служба. Ничего, справимся, нам уже такое не впервой. Будем возвращаться по тактике службы на одиннадцать лет назад, когда мы ходили по тылам у турок. Так вы полагаете, что пять лет у нас еще есть до начала войны? Ну, я не знаю, – протянул он, отметив утвердительный кивок барона. – Сомневаюсь, конечно, но задачу свою понял, Генрих Фридрихович. Приступаю к ее выполнению.

* * *

Последний день высокой инспекции проходил в большой суматохе. Прощальный парад войск Бугской пограничной линии генерал-фельдмаршал отменил, желая проехать как можно дальше по утренней прохладе. Алексей стоял среди провожающих офицеров. «Ну, все, наконец-то эта суета закончится», – думал он, разглядывая огромную красивую карету Потемкина. Неожиданно ее дверца распахнулась и показалась голова всесильного фаворита.

– Иди-ка, иди ко мне, – поманил он к себе подполковника. – Присядь-ка напротив, проедемся пару верст, проводишь меня, а там сам и доберешься до станицы. Не боись, Егоров, далеко не увезу!

– Что вы, ваше высокопревосходительство, я и не боюсь, – ответил в волнении Алексей, разглядывая богатое внутреннее убранство кареты. – За честь почту быть рядом с вами!

– Это да, не каждый генерал-аншеф может похвастать, что в ней сидел, – усмехнулся Григорий Александрович. – Нравится? – и он провел ладонью по бархату внутренней обшивки.

– Очень! – подтвердил Алексей. – Красота неописуемая!

– А то! – улыбнулся фельдмаршал. – Я что тебя позвал-то, подполковник? Личное у меня к тебе дело есть. Потому и с глазу на глаз хотел переговорить, чтобы лишние уши этого нашего разговора не слышали. Видишь ли, Алексей, есть у меня племянник Коленька, крестник. Я его на руках вот такого маленького держал, нянькал. Маленький был – так он сущим ангелочком рос. Волосики на голове светленькие, кудрявые. Глазки большие, голубенькие, щечки румяные, смех чистый, звонкий. Красавчик и ведь ласковый такой. Ну, просто радость для родителей, да и для меня, грешного. И что ты скажешь, такая бестолочь из него в итоге вышла! В шляхетском корпусе, пока он там учился, его, можно сказать, за уши вытягивали. Если бы дядюшка сорванца не был в таких высоких чинах, – хмыкнул Потемкин, – то выперли бы его взашей из сего заведения. Постоянные драки, пропуски занятий, а потом еще и волокитство да бражничество началось. Я сам, да и отец его покойный, чем ведь только не грозили этому обормоту, даже колотили его порой. Так все мимо, все впустую. Видно, разбаловали в свое время Николашку сильно, упустили его, вот и вышел у нас такой вот «ангелочек». Потом уже, при выпуске, определили его в лейб-гвардию. Думали: ну, может, в Преображенском полку на службе к нему серьезность придет. Перебесится. Но там все еще даже хуже стало. Карты, женщины, шампанское и постоянные дурацкие выходки! О какой службе вообще может идти речь?! Там его или пристрелят, или же приколют на очередной дуэли. Ну, или же он сам себе шею свернет, карабкаясь на балкон к очередной замужней мамзели. Возьми мою бестолочь к себе, Алексей, подсоби. Был ведь и он хорошим юнцом когда-то, добрым и послушным, но вот как бес опосля в него вселился! Отца уже в живых нет, воспитывать мне его бесполезно, а бегать за ним и вытаскивать из очередной беды я уже тоже не могу. Столько дел государственных на плечах висит! На тебя только одна надежда. Генрих Фридрихович посоветовал, говорит, большой некомплект офицеров у тебя в батальоне. Ты, как командир, человек строгий, честный и разумный, людей хорошо понимаешь, и они тебя все уважают. А главное, сила внутренняя в тебе есть, стержень особый, любого в бараний рог свернешь, если нужно. Сам убедился я в его словах, побывав здесь. Самое место Николаю у тебя. Это уж точно не гвардейский полк с его золочеными мундирами, парадами и попойками. А самая настоящая боевая часть, пусть даже и в блеклых зеленых мундирах, зато с железными кулаками, сухим порохом и огнем в глазах. Только тут, среди твоих матерых и зубастых волкодавов, и может остепениться моя бестолочь. Возьми, подполковник, очень я тебя прошу. Просто как человек, а не как высокий начальник.