Текст книги "Изгородь"

– Это под Ростовом, что ли? – посмотрел на толстяка худой, а потом смерил взглядом Радивого. – То-то, смотрю, по-чудному одет ты как-то…

– Да-да-да! – закивал Радивый. – Под Ростовом. Там все так одеваются.

– Не-е… – задумчиво протянул колобок, и Радивого бросило в пот. – Америка – это к Саратову ближе.

– Это примерно посередине! – поспешно воскликнул Радивый. – Да-да, как раз между Ростовом и… этим… Саратовом.

– Ну, тебе видней, – пожал плечами худой, а толстяк в сомнении почмокал губами, но в конце концов сдался:

– Ну, пусть посередине. Но все же к Саратову чуть ближе. У меня под Саратовом тетка в деревне живет. Вот уж где глушь-то!..

– И кто ты там, в своем Оклахомовске? – поинтересовался худой.

– В Обамовске, – поправил Радивый. – Я, как бы это сказать… ученый.

– О! – обрадовался колобок. – Я ж говорю, Саратов! Где у нас все ученые? В Саратове и есть!

– Еще, вроде как, в Бобруйске… – неуверенно сказал худой.

– Ну! Эка ты сказанул!.. – замахал короткими ручками толстяк. – Где Бобруйск, а где Саратов! Это сколько же он из твоего Бобруйска добирался бы!..

К счастью, географическая дискуссия прервалась, поскольку бармен принес воду. Радивый жадно прильнул к кружке.

– Э, погоди! – потянул его за рукав колобок. – А чокнуться за знакомство?

Радивый с трудом оторвался от желанной воды.

– Так мы еще как бы и не знакомы…

– Так в чем проблема? Я Серый, – сказал толстяк. – Он Леха. А ты?

– Я?.. – замялся Радивый. Настоящее имя называть не хотелось, но он вспомнил вдруг слышанное где-то, что по возможности нужно стараться говорить правду. Это снизит риск запутаться в дальнейшем. И он, решившись, выговорил: – Пазеико.

– Ого! – усмехнулся худой Леха. – Ну и имена у вас там, в Саратове.

– В Ростове, – поправил Радивый. – То есть, в этом… в Америнске… тьфу ты!.. в Бараканде…

– Ну, ты даешь! – захихикал Серый. – Тебе и правда спиртного нельзя – вон, от простой воды уже язык заплетается.

– Ладно тебе, – сурово посмотрел на толстяка Леха. А после того как все трое с глухим стуком сомкнули кружки и выпили, вперил пристальный взгляд в глаза Радивого. – Ты мне вот что лучше скажи, пойдешь с нами дельфинов стрелять?

– Дельфинов? – удивился Радивый. – А зачем?

– Ты чего? – испуганно заозиравшись, прошептал Серый. – Как это зачем? Это ж… дельфины! Они же – не как мы… Они же… – тут колобок сделал из пальцев колечко и задвигал в нем указательным пальцем другой руки.

– Хороший дельфин – мертвый дельфин, – непререкаемо изрек Леха. – У вас в Америке нет, что ли, дельфинов?

– Нет, – пожал плечами Радивый, а потом поднес растопыренные ладони к затылку и пошевелил пальцами: – У нас там эти… индусы.

– Отстреливаете? – грозно нахмурился Леха.

– Регулярно, – кивнул Радивый.

– Тогда пошли стрелять дельфинов.

Худой и толстый быстро допили пиво и встали из-за стола. Радивый тоже поднялся. Стрелять дельфинов ему не хотелось, но отказываться, не разобравшись до конца в сути происходящего, он все-таки поостерегся. Мало ли, вдруг он нанесет отказом кровную обиду своим новым знакомым?

Серый и Леха направились к лежавшим в траве велосипедам. Радивый сел на мотоцикл. Новые знакомые, увидев это, дружно разинули рты.

– Это на чем же твоя кобылка работает? – первым очухался толстяк.

Патрик дернулся было под Радивым, но тот сильно сжал его коленями.

– На бензине, естественно.

– На бензине?! – выронил велосипед Леха. – У вас в Саратове есть бензин?..

– В Баракинске, – поправил Радивый. – Есть. Но о-о-очень мало. Мне на поездку всем городом собирали.

– Кучеряво вы там, в своем Бобруйске, живете, – завистливо вздохнул, нагибаясь за велосипедом, Леха. – У нас лишь для катеров эн-зэ остался. Литра три.

– Зачем для катеров? – не понял Радивый.

– А как дельфинов стрелять? – вступил в разговор Серый. – Вот, скоро на веслах придется в море ходить. Или под парусом. Многие уже ходят.

– Так, может, и ну его, не пойдем дельфинов стрелять? – с надеждой спросил Радивый. – Бензин сэкономите.

– А кто за нас пойдет? – насупился Леха. – Сам ведь знаешь, какой у нас главный закон: каждый сам за себя.

– А еще – все на одного, – закивал колобок. – Вот я не пойду, ты не пойдешь, он не пойдет, а потом все на нас и накинутся. Хотя… – тут Серый приподнял шляпу и поскреб плешивый затылок. – У тебя, в общем-то, оправдание есть…

– Какое? – воодушевился Радивый.

– Ты ведь с дороги. Дня три, небось, ехал…

– Четыре, – на всякий случай соврал Радивый.

– У-у-ууу!.. – замотали головами новые знакомые. – Так тебе давно размножаться пора! И как ты до сих пор терпишь?

– Да вот, так как-то… – смущенно развел руками Радивый. – Привык, знаете ли…

– Ты нам не заливай, – строго оборвал его Леха. – К этому привыкнуть нельзя. Поехали, покажем, где у нас размножалка.

Патрику пришлось тащиться за велосипедами. Это ему не нравилось, он всю дорогу капризно пофыркивал. Говорить ему Радивый до сих пор не разрешил. Мало ли, Серый с Лехой услышат. Объясняйся потом! И так заврался вконец. За все сорок с гаком лет столько не врал, как за последние пару часов.

Наконец процессия выехала на довольно просторную площадь. Велосипедисты остановились возле большого квадратного здания.

– Дом гетер, – фыркнул, не выдержав, Патрик. К счастью, Леха с Серым его не услышали. Но Радивый для профилактики все-таки приложился кулаком к баку.

Новые знакомые слезли с велосипедов и о чем-то оживленно заспорили. Радивый, поставив мотоцикл на подножку, подошел к ним.

– Ты знаешь, – возбужденно заговорил толстяк, – мы тут с Лехой подумали, раз уж мы сюда приехали, мы с ним тоже поразмножаемся. Ага?

– Дело хозяйское, – пожал плечами Радивый. – Если очень хочется, то почему бы и нет?

– Вот-вот, – закивал Серый. – Хочется. Очень. Аж спасу нет! Пока сюда не приехали, еще ничего было, а теперь – ну не вытерпеть!

– Так и не терпите.

– Ага, – заплясал, словно сильно хотел в туалет, Серый. – Тогда мы сходим по-быстрому первыми, а ты наши велики постереги пока, ладно?

Не дожидаясь ответа, новые знакомые бросили на асфальт велосипеды и, придерживая колотящие по спинам винчестеры, поскакали по широкой каменной лестнице к главному входу здания.

Если бы не эти дурацкие велики, Радивый, возможно, и уехал бы отсюда. Но люди попросили его об услуге, зачем же их подводить. Да и любопытно все-таки было узнать, что это у них за размножение такое. Правда, что ли, дом гетер, в смысле – публичный дом в этом здании расположен?

Поразмышлять Радивому не дали. Кто-то постучал ему в спину:

– Винсесьтер нада? Исе еся корта… Хароса корта!

Радивый обернулся. Рядом стоял, опасливо озираясь, тщедушный маленький азиат. Он, словно фокусник, неведомо откуда достал револьвер и покрутил у Радивого перед носом. Впрочем, Радивый не был уверен, что это револьвер, но почему-то именно это слово выплыло из подсознания.

– Хароса корта! – повторил азиат. – Бух-бух, многа врага убита.

– Спасибо, не надо, – помотал головой Радивый.

– Засем не нада? – возмутился азиат. – Нада! Врага многа! Все врага! Казди сама за себя…

– Не надо.

– Вазьми винсесьтер, – неуловимо взмахнув руками, поменял продавец револьвер на винтовку. – Хароса винсесьтер, бух-бух, многа дерфина убита.

Отказать, как, впрочем, и согласиться, Радивый не успел. Откуда-то грянул выстрел, свистнула пуля, и в его лицо брызнуло чем-то горячим и липким. Азиат упал как подкошенный. Верхней половины черепа у него не было.

Радивый не успел прийти в себя, как сзади его окликнули.

– Эй, паря, ты у меня оружие покупай, это моя территория.

Радивый испуганно оглянулся. Шагах в пяти от него стоял гориллоподобный верзила, сжимая в кулаке еще дымящийся ствол огромной, вызывающее невольное уважение штуковины.

На его заросшем сплошной грубой щетиной лице проступило вдруг нечто разумное:

– А, это ты, Петрович. Сразу и не узнал. Вырядился невесть во что…

Радивый приветливо сделал горилле ручкой. Сразу после этого верзила, словно по волшебству, испарился. Радивый обвел площадь опасливым взглядом, но ничего, способное вызвать столь поспешное бегство монстра-убийцы, не заметил. Тогда он вновь обратил взор к телу покойного и процитировал строки любимого стихотворения:

 
«Здесь лежит купец из Азии. Толковым
был купцом он – деловит, но незаметен.
Умер быстро: лихорадка. По торговым
он делам сюда приплыл, а не за этим».
 

– Лихорадка? – раздался вдруг сзади насмешливый голос. – Такова ваша версия?

Радивый устал уже пугаться и вздрагивать. Он неспешно, стараясь делать это как можно более непринужденно, обернулся и увидел возле себя статного мужчину в одежде, очень напоминающей форму Космического флота Земли. Только эта была не синего, а серого цвета.

– Мур-мур-мур, бур-бур-бур! – быстро пробормотал, бросив ладонь к козырьку, мужчина. – Па-а-апрашу ваши документы.

Кое-чему здесь уже научившись, Радивый решил схитрить.

– Ты что, не узнал меня? – радушно воскликнул он. – Это же я, Игорь Радивый!

– Узнавать я вас стану через полтора часа, когда у меня закончится смена, – не поддался на уловку мужчина. – А сейчас я на службе, посему попрошу предъявить документы. Вы подозреваетесь в убийстве гражданина… – Мужчина посмотрел на азиата, пошевелил бровями, и резюмировал: – Вот этого. – И еще раз, как заведенный, повторил: – Ваши документы!..

Радивый сделал вид, что ищет требуемое в кармане. Рука наткнулась на портсигар.

– Ну-ка, ну-ка!.. Что там у вас? – заметил это мужчина.

Ничего не оставалось, как достать и показать ему М-Иглу. Мужчина выхватил устройство из рук Радивого и нажал кнопку. Радивый зажмурился, ожидая перемещения сквозь измерения.

– Что-то он у вас не открывается, – услышал он вместо звона струн мироздания. – И мятый весь.

Радивый открыл глаза. Мужчина вернул ему бесполезную вещь. «А ведь и впрямь теперь бесполезную!» – ужаснулся Радивый. А когда услышал очередное «Ваши документы!», чуть не заплакал от досады и чувства полной растерянности и беззащитности. Можно было, конечно, применить парализатор, но это было совсем уж крайней мерой. Стрелять в людей, даже не насмерть, Радивый очень не любил. Ему и одного Игоря хватило.

Оставалось лишь рассказать правду. А там уж – как кривая вывезет… Но ему опять повезло.

– Эй, Витька, ты чего шумишь? – раздалось вдруг со стороны «дома гетер». – Это мой друг из Бобруйска. Только сегодня приехал. Игоря Радивого брат.

Радивый узнал голос рыжего Лехи. Правда, он звучал немного странно, будто умноженный эхом. Повернувшись на голос, Радивый чуть не упал на труп азиата. Вместо одного Лехи по широким ступеням спускалось сразу четверо. Все они были настолько одинаковыми, что Радивый зажмурился от внезапного головокружения.

«Витька» же остался невозмутимым.

– Не мешай, Леха. Я провожу дознание. У тебя сейчас своих забот хватает.

– Это да, – согласился, к сожалению Радивого, его расчетверившийся знакомый.

– К тому же, – прищурился мужчина в форме, – я надеюсь, ты помнишь главный закон?..

– Каждый сам за себя! – испуганно замахали руками Лехи.

«Витька» кивнул и вновь что-то строго стал говорить Радивому. Но тот его уже не слушал. Все его внимание приковала к себе четверка рыжих Лех. Они остановились неподалеку и на повышенных тонах завели странный разговор.

– Я – это я! – сказал один из них.

– Иди ты на!.. – хором ответили остальные.

– Это ты иди!..

– Ты!..

– Я остаюсь!

– Я здесь жил и буду жить!..

– Тогда ты – не будешь.

Сказавший это ловко сбросил с плеча винчестер и разрядил его прямо в лицо одному из Лех. Оставшиеся тоже схватились за оружие. Два ствола уперлись в грудь стрелявшему.

– Ладно, я ухожу, – процедил тот. И впрямь, не оборачиваясь, склонив рыжую голову, побрел через площадь.

В это время один из оставшихся резко повернул ствол к напарнику и тут же выстрелил. Хладнокровно пронаблюдал, как заваливается навзничь убитый, закинул винчестер за спину, поднял велосипед и покатил восвояси.

– Трупы чтоб до конца моей смены убрал! – крикнул вслед ему «Витька» и вновь обернулся к Радивому.

– Итак…

– Погодите, – перебил его Радивый. – А почему вы его не задерживаете?

– За что?

– За то же, за что и меня, – показал на трупы Радивый.

– Ты ненормальный или прикидываешься? – прищурился мужчина. – Или не размножался давно?

– Четверо суток! – обрадовался Радивый.

– Тьфу ты! – досадливо поморщился «Витька». – Сразу не мог сказать? Беги давай. Только быстро, а то у меня смена скоро закончится.

Радивому очень не хотелось размножаться, но деваться, похоже, было некуда. Однако перед тем как подняться по ступеням, он задал еще один вопрос:

– А женщины тоже сюда размножаться ходят, или у них отдельное здание?

«Витек» побледнел вдруг, попятился, запнулся за труп азиата и растянулся на залитом кровью асфальте.

– Ты у меня выйдешь, я тебе покажу, извращенец! – заорал он, размахивая кровавым кулаком. – Я тебе покажу, как размножаются женщины, дождусь, пока моя смена кончится, и размозжу тебе башку. Так и знай, гадина! Так и знай! Хоть на десяток размножься, я тебя все равно перебью!..

Мужчина неожиданно заплакал и стал размазывать окровавленной ладонью слезы и сопли по щекам, отчего лицо его приобрело жуткий и отвратительный вид. И без того деморализованный Радивый вынести этого зрелища не смог и поспешил к дверям «дома гетер».

Внутри было прохладно и хорошо пахло. Будто духами, но в то же время это явно был не парфюм. Пожалуй, имелось в нем что-то от запаха озона и моря. А еще – ветра, что дует в горах, высоко-высоко, где нет суеты и нелепицы «нижнего мира».

Огромный зал был абсолютно пуст. «А где толстяк? – подумал Радивый. – Как я умудрился с ним разминуться?..»

Но на смену этому удивлению пришло куда большее, когда на него – и сверху, и со всех, казалось, сторон сразу – обрушился голос:

– Тебя нет в базе данных. Назови свое имя!

– Игорь, – поспешно ответил Радивый. – Игорь Петрович Радивый.

– Данные некорректны! – возопил голос. – Ты – не Радивый Игорь Петрович. Назови свое истинное имя!

Радивый махнул рукой. В конце-то концов, что, убудет его? Вроде бы, даже наоборот. И он сказал:

– Меня зовут Радивый Пазеико Петрович.

– Такого имени нет в моей базе, – чуть тише изрек голос. – Произнеси его четко, по буквам, я сделаю новую запись в базе данных.

– Па-зе-и-ко, – четко выговорил Радивый. – Если вам так будет понятней, это означает Патриот Земли и колоний.

– Что?!! – загремело вдруг со всех сторон так, что у Радивого заложило уши. – Как ты посмел сказать здесь эту гнусность?!..

– Какую гнусность? – заморгал Радивый. – Я ничего подобного не говорил. Вероятно, вы плохо меня расслышали. Я сказал: Патриот…

– Молчать!!! – завопил голос. Повсюду замигали вдруг красные лампы, истошно завыли сирены. А голос, заходясь от возмущения, продолжал вопить: – Измена! Измена!!! Внимание всем постам! Опасный преступник на объекте Икс-Игрек-шесть-семь! Повторяю: опасный преступник на объекте Икс-Игрек-шесть-семь! Разрешаю применить оружие на поражение до проведения следствия!

– Что?!.. – сел прямо на пол Радивый. – Я – преступник?.. Меня – на поражение?.. Но за что?! – Тут он вдруг понял, что возмущается напрасно. Никто его здесь слушать не станет. И никто его уже не спасет. Разве что… – Постум!!! – заорал, что есть силы, Радивый. Брызжа во все стороны слюной и ничуть не стыдясь этого. – По-о-остум!!! Постум, выручай меня скорей!

Но разве услышит его в таком реве и вое мотоцикл?.. Стоит ли глупо надеяться на чудо?.. Но так не хочется умирать! О, как же не хочется!.. Зато так сильно хочется жить! Во имя Земли, ради всего Человечества! Изобретать, придумывать, строить… Открывать новые миры… Не для себя – хватит, наоткрывался! – для всех-всех-всех!..

Радивый заплакал. Слезы неудержимо стекали по щекам и капали на пол, образовав лужицу.

«Чтобы лужу оставлял я, не бывало», – всплыли вдруг в памяти строки незабвенно стихотворения. И Радивого прорвало. Он заголосил так, что голос его перекрыл на какое-то время вой сирен:

 
«Скоро, Постум, друг твой, любящий сложенье,
долг свой давний вычитанию заплатит.
Забери из-под подушки сбереженья,
там немного, но на похороны хватит»!!!
 

И – о, чудо! – в сполохи красных огней вклинился вдруг яркий белый луч фары, и помещение, забивая все прочие звуки, наполнило воинственно-ликующее тарахтение мотоцикла.

– Я здесь, шеф! Я иду! – раздался родной до боли голос транскона.

Радивый вскочил на ноги и бросился к мотоциклу. Упал на колени, обнял его, стал целовать поворотники, фару и даже пыльное переднее колесо.

– Ну, ну, будет… – пробормотал растроганный мотоцикл. – Забирайся в седло, шеф, пора сваливать. – А когда Радивый, опомнившись, оседлал железного друга, тот все же укорил его: – Только я не Постум, а Патрик! Когда же ты это запомнишь?

Мотоцикл лихо скатился по ступеням «дома гетер» и помчался с площади, на которую уже собирались люди в серой форме. Все они приезжали на велосипедах, и Радивый убедился, что в этом мире и вправду совсем плохо с нефтью. А ведь когда-то и его Земля прошла через подобное. «Его Земля…» – как сладко звучали эти слова! И как она далека была сейчас от него, любимая Родина!

Он ностальгировал бы и дальше, но вокруг засвистели пули. Одна из них звякнула о крыло мотоцикла. Еще одна, вжикнув, сбила с Радивого шляпу. Длинные, темные с проседью волосы заметались на ветру победным вымпелом.

– Гони, родненький! – пригнулся к баку Радивый. – Не дай пропасть надежде человечества!

Хотя где оно, то человечество? Как он теперь к нему вернется? М-Игла вышла из строя, а у него отсутствуют необходимые для починки инструменты. Но что там говорили Леха и Серый?.. Что в Саратове много ученых! А раз есть ученые, значит, могут быть и нужные инструменты с приборами. Следовательно, выход один: нужно ехать в Саратов. Но сначала…

– А куда ты, кстати, едешь? – спросил он у мотоцикла, когда опасность осталась далеко позади.

– Подальше отсюда, – ответил тот. – Как можно дальше.

– Погоди, – осадил его Радивый. – Поворачивай к дому, где я родился.

– Где ты чуть не умер! – воскликнул транскон. – Где тебя едва не убили, а меня обозвали вороной кобылой!..

– Поворачивай, я сказал! Заберем Олю отсюда. Пропадет она здесь…

– О, люди!.. – замигал поворотниками мотоцикл, но спорить, разумеется, не стал.

Оля словно почувствовала его приближение. Когда мотоцикл лихо, с разворотом, затормозил возле дома номер семь, она уже стояла у калитки. Вечерело, и закатное солнце выкрасило ее волосы в тревожный цвет меди. Ольга была прекрасна! О, как же он любил и желал ее!..

И случилось чудо. Едва Радивый встал с мотоцикла, Оля бросилась ему на шею:

– Игорь, миленький, ты вернулся! Я так ждала тебя! Веришь?

– Оля, но вы же знаете… – обескураженно, не зная куда деть руки, забормотал Радивый. – То есть, не знаете, я не успел вам сказать… Я не Игорь. И потом, разве вы не видели?.. Игорь… Я его немножко… того… Разве вы его не нашли?

Радивый стал оглядываться, словно и впрямь Ольга смогла не заметить парализованного мужа.

– Я нашла, – касаясь мягкими губами его шеи, горячо зашептала Оля. – Он все еще не пришел в себя. Скорее убей его, пока он не очнулся!

Радивый в ужасе отшатнулся от Ольги. Мотоцикл, невольно слышавший разговор, коротко крякнул.

– Оля… – замотал головой, рассыпая по плечам волосы, Радивый. – Что вы такое говорите? Я не могу убить человека!

– Но почему? – снова обняла его Ольга. – Ты имеешь на это право. Если он не сумел убить тебя, значит, ты должен убить его. Таков закон. Каждый сам за себя!

– Вы не понимаете, – попытался высвободиться из объятий Радивый. – Я просто не могу это сделать. Убить человека, да еще беззащитного… Это же… это… Это неправильно, нечестно, неблагородно, в конце-то концов! И ваши законы – они не мои. Я вовсе не клон вашего мужа. Я не размножался с ним… то есть, им… тьфу ты!.. В общем, я совсем другой человек, я из другого мира. Мы размножаемся совсем иначе, чем вы, и у нас совсем другие законы…

Оля накрыла его рот теплой ладошкой.

– Да мне все равно, откуда ты. Я сразу поняла, что ты другой. Только я испугалась сначала. И так, как мой муж, – в голосе ее послышалось брезгливое презрение, – размножаются у нас только мужчины. Женщины так не могут. Поэтому нас и осталось совсем мало. Мы хотим размножаться, как… дельфины. Мы только так и умеем. Но здесь это табу. Мужчины так не хотят. Они так не могут. Они ведь люди, а не какие-то животные!.. – Презрение в Олином голосе переросло на мгновение в ненависть, и тут же он снова стал нежным, просящим, звенящим мольбой: – А ты можешь. Я верю, что ты другой, совсем не такой, как они! Ведь ты уже хотел это сделать со мной… Ты и сейчас хочешь, я же чувствую!.. Так убей же его, мы никому не скажем правды, мы будем всем говорить, что ты мой муж Игорь, что ты просто убил недобитка. Ты останешься со мной, и мы будем размножаться, как дельфины…

– Но как же ты не поймешь!.. – Радивый не заметил, как перешел на «ты». Он все же сумел освободиться от Олиных рук и, сжав ее запястья ладонями, заглянул ей в глаза. – Как же ты не поймешь, что если я убью его, я ничем не стану от него отличаться? Я стану хуже животного, я не смогу быть даже, как… дельфин. Я перестану быть мужчиной и уж тем более – человеком. Как же ты не понимаешь, не видишь, что ваш мир совершенно пустой, никчемный, убогий! Каждый сам за себя – это не людской закон! Да и какие вы люди? Вы хуже дельфинов, которых так ненавидите. Они, по крайней мере, живут по естественным правилам.

– Это ты ничего не можешь понять! – визгливо вдруг вскрикнула Ольга, резким взмахом рук сбросив его ладони. – Ты просто трус! Ты умеешь лишь красиво говорить, а когда доходит до дела… Конечно, ты не мужчина. Ты хуже здешних мужчин! Они хотя бы умеют постоять за себя, а ты и этого не можешь. Последний раз прошу тебя: убей!

– «Сколь же радостней прекрасное вне тела: ни объятье невозможно, ни измена!» – пробормотал Радивый и покачал головой: – Нет. Нет, не убью. Да и незачем. Я уже не хочу жить с тобой. Оказывается, ты тоже не человек.

Он развернулся и, сгорбившись от нахлынувшей вдруг неимоверной усталости, побрел к мотоциклу.

– Конечно, не человек… – донесся вслед ему едва слышимый шепот. – Ведь я почти каждую ночь провожу в море. С дельфинами…

На параллельный мир опустилась душная ночь. Патрик отъехал от городка совсем немного, когда хозяин вдруг резко затормозил и спрыгнул на черный асфальт.

– Все! Все!!! Не могу я так больше, не хочу я так!.. К черту все, к дьяволу, в кварковую пыль!.. – стал в истерике молотить по баку мотоцикла Радивый. Но Патрик терпеливо молчал. Он понимал, что другу нужно выговориться, выкричаться, выплеснуть все, что накопилось в душе. Транскону и самому-то хотелось сейчас стать вороной кобылой и ускакать без оглядки в южную тьму. Но такая трансформация не была заложена в его программу. Оставалось терпеть.

Радивый стал понемногу успокаиваться. Вопли отчаянья сменились тихими причитаниями, а потом иссякли и они. Радивый оседлал мотоцикл и сжал ладонями рукоятки руля.

– Поехали, – сказал он.

– Куда? – спросил Патрик.

– В деревню, к тетке, в глушь, в Саратов! – воскликнул Радивый.

– О! – едва не подпрыгнул транскон. – Откуда ты знаешь эти строки? Ведь это моя любимая поэма! Меня в ней только название смущает… Неправильное оно какое-то. А все остальное – о-го-го! И знаешь, что ты теперь должен крикнуть? «Карету мне, карету!» А я – опа! – уже под тобой!.. Давай, кричи.

Радивый не стал спорить и крикнул. Мотоцикл засмеялся и тронулся в путь.

Свежий ночной ветер ударил в лицо Радивому. Он зажмурился и сглотнул подкативший к горлу комок. Каким же он был идиотом! Позади полжизни, если не больше, и он до сих пор считал их потраченными зря. А вот теперь… А что теперь? Пусть даже он прав, и позади одни руины, но впереди все равно что-нибудь да ждет. Хотя бы вот эта дорога. Путь домой, на любимую Землю. И пусть он не будет прямым и легким, но сам по себе путь – это тоже часть жизни. Его жизни, но ведь он – человек, а значит, и часть Человечества.

– Давай, Патриот, жми! – воскликнул он.

Мотоцикл задрожал и едва не свалился в кювет. С трудом выровнявшись, он, заикаясь, спросил:

– Как… как ты меня назвал?.. Ты снова ошибся…

– Нет, я не ошибся, – улыбнулся Радивый. – Я назвал тебя твоим полным именем. Ведь мы оба с тобой патриоты, не будь я Пазеико! Жми, Патриот! Давай, давай!..

И Патрик дал. Он понесся так быстро, как никогда не ездил до этого. Казалось, колеса оторвутся сейчас от асфальта, и поднимут друзей прямо туда, к молчаливо взирающим на них звездам. Замолчал и Радивый. Да и Патрик не издавал больше ни звука. Он мчал абсолютно бесшумно. Настоящие патриоты не любят пустых тарахтений.