Текст книги "Обрученные войной. Записки из семейного архива двух фронтовиков"

А с 1 августа 1942 года нас снова отправили на передовую и бросили в бой восточнее города Гжатска. Вместо Угры была точно такая же лесная, темноводная и неширокая река Воря. И деревни с исконно русскими названиями Сорокино, Кузьминки, Непряхино, Юрово, Холмино, Дроново, Скугарево… Через две недели упорных боев первая в здешних местах победа: разгромили немцев на рубеже деревня Савенки – Холмино – Дубки – Труханы.

Штаб 33-й армии, в которую мы теперь вошли, определил нашей дивизии роль армейской маневренной группы. Теперь нас бросали в любой прорыв, туда, где были плохи дела. Здесь я провоевал до ноября, пока 20-го числа меня не направили на курсы по подготовке среднего начсостава Западного фронта.

ПРИМЕЧАНИЕ ИСТОРИКА

В августе – сентябре 1942 года 5-я гвардейская стрелковая дивизия принимала участие в Ржевско-Сычёвской операции Западного фронта. Дивизия многократно предпринимала попытки форсировать реку Воря юго-восточнее Гжатска, но успеха не достигла.

14 августа дивизия вступила в бой за деревню Дубна, который продолжался до 15 августа.

16 августа была переброшена на новый участок и, захватив 17 августа деревню Савинки, вышла к Силенки.

18 августа дивизия освободила Силенки и вела бои за Фатейково, Холмино и Поповка.

19 августа дивизия вела бои за Фатейково, Холмино и Лопатино. 20 августа дивизия заняла оборону на рубеже Фатейково – Холмино – Уполозы – Балмасово – Занино. 21–22 августа 1942 года вела бои за деревню Уполозы. 23 августа сосредоточилась в Холмино, готовясь к наступлению на Уполозы, которое началось 24 августа.

25 августа 1942 года дивизия в очередной раз захватила Уполозы, подошла к Любаново, но была отброшена контратакой противника.

26–27 августа вела бои за Уполозы.

28 августа перешла к обороне в районе Поповка. 30–31 августа вновь вела бои за Уполозы.

1 сентября, так и не сумев взять Уполозы, повернула на деревню Шатеша.

2 сентября была отведена к Силенки на доукомплектование.

* * *

На передовой обнаруживаешь множество граней понятия «счастье». Счастье – это когда в мороз ты не выковыриваешь задубевшую тушенку из банки ножом, а ешь ее разогретой в котелке. Счастье – это когда вообще тушенка есть. Счастье – это когда ты спишь не на голой земле, а на какой-нибудь подстилке или даже полу – в сарае ли, в бане, а повезет – так в избе. Счастье – это когда ты успеваешь выбросить из окопа залетевшую немецкую гранату на длинной деревянной ручке. Счастье – это… Да просто жить на белом свете, несмотря ни на что, – это уже счастье.

И все же война отвратительна во всех своих проявлениях. Не могу смотреть современные фильмы про войну. На экране все козыряют, щелкают каблуками, обмундирование с иголочки, отглаженное…

А в моем окопе обделался новобранец, впервые попавший под минометный огонь. Медвежья болезнь. Жара, вонь… И что, умирать в этом окопе, падать в чужое дерьмо? Я готов был прибить его прикладом. Но он так растерянно смотрел на меня… И видно было, что ему страшнее смерти было теперь опозориться перед ротой в своих обгаженных шароварах. Я сделал вид, что ничего не заметил. Парень был так благодарен потом, что я его не заложил, не обсмеял… Вот уж прав был наш старшина, говаривавший в горькую шутку: «Голодный солдат в бою не обделается».

Тяготы и лишения военной жизни. Да их немало. Но не только же из тягот она состоит. Было немало и забавного и даже радостного. Так, на концерте заезжих артистов я услышал потрясшую меня песню «Соловьи, соловьи, не тревожьте солдат…»

Много лет спустя, узнал, что ее автор – Алексей Фатьянов тоже воевал в наших же местах. Фатьянов – нечаянная радость военной поэзии. 23-летний солдат написал шедевр, который облетел все фронты, всю страну – «Соловьи».

Я только на излете лет узнал, что почти все мои любимые фронтовые песни были написаны Алексеем Фатьяновым: и «Горит свечи огарочек…», и «На солнечной поляночке», и «Над Россией небо синее…», и «Первым делом, первым делом самолеты…», и «Майскими короткими ночами…» Это просто Твардовский в песенном варианте.

Важно был знать, что поэт не отсиживался в Ташкенте, а воевал, как положено солдату, был ранен, и кто знает, может быть, мы и сталкивались с ним нос к носу на одних и тех же фронтовых путях-дорогах. И еще я приятно удивился, что Алексей Александрович – мой ровесник: я родился 5 июня 1919 года, а Алексей – 5 марта того же года. Жаль, что судьба отпустила ему всего сорок лет.

Читаю его стихи и вижу смоленские поля сорок первого года:

 
Горела рожь. Пожары закрывали
Сиянье бледных, ослепленных звезд.
Мы в эту ночь врага назад прогнали
На двадцать кровью орошенных верст.
Не знаю, на каком наречье
Мне рассказать, чтоб видно было всем
Разрушенный мой край. Обугленные печи.
Труп девушки на скошенном овсе…
 

Я все это видел своими глазами – там, под Ельней. Да не дал Бог таланта, чтобы рассказать об этом так, как Алексей Фатьянов…

«А убьют, так тело мертвое твое с другими в ряд…»

Музвзвод – это не только трубы и барабаны, марши и вальсы. Это еще и носилки и лопаты, трупы и могилы. Иногда приходилось откладывать инструменты и становиться похоронно-трофейной командой.

Возглавлял ее наш капельмейстер Петр Максимович Уваров.

Психологически легче вытаскивать раненых из-под обстрела, чем выносить трупы с поля боя. Легче самому идти в атаку, чем собирать тех, кто погиб в этой атаке. Но это надо было делать. И наш музвзвод прочесывал поля, рощицы, обочины в поисках убитых бойцов. И, конечно же, приносить их на сборный пункт надлежало с оружием. Иначе трибунальная статья. Никаких документов у рядовых до 43-го года не было – красноармейских книжек еще не существовало. Фамилии определяли по «смертным медальонам», но далеко не у всех бумажные вкладыши были заполнены. Тогда их зачисляли в «без вести пропавшие». Иногда помогали надписи, выцарапанные на портсигарах, кружках, котелках, ложках. Но и это мало уменьшало число пропавших без вести.

Тела укладывали на лапнике или брезенте, а чаще всего на сыру-землю. Все как у Твардовского:

«А убьют, так тело мертвое твое с другими в ряд той шинелькою потертою укроют, спи, солдат».

И у каждого одна и та же мысль: вот и меня, может быть, также положат однажды…

Настроение после участия в похоронных командах падало до нуля. И начальство разрешало поднимать дух стаканом водки. Работали мы на совесть, за что наш командир был представлен к медали «За боевые заслуги»

Из наградного листа: «Тов. Уваров работал начальником дивизионной команды погребения погибшего в боях с немецким фашизмом личного состава частей дивизии в период февраль – март с.г. умелой организацией работы по выносу трупов с поля боя из-под огня противника и доставки их на дивизионный пункт, добился своевременного погребения трупов. Лично организуя работу по вытаскиванию трупов с переднего края, тов. Уваров со своей командой также обеспечивал сбор с поля боя трофейного и отечественного вооружения, вынос. За умелую организацию выноса и погребения погибшего личного состава достоин награждения правительственной наградой медалью «За боевые заслуги».

Командир 5-й Гвардейской краснознаменной стрелковой дивизии гвардии полковник Солдатов».

ПРИМЕЧАНИЕ ИСТОРИКА

22 декабря 1941 года в свет вышла Директива Главного политического управления Красной армии «Об организации погребения трупов погибших красноармейцев», в которой отмечались многочисленные и систематические нарушения порядка погребения. Они далеко не всегда были связаны со сложной боевой обстановкой, но с обычной человеческой черствостью и просто свинством и продолжались едва ли не до самого конца войны.

«О недостатках в организации погребения погибших на поле боя военнослужащих и учете безвозвратных потерь.

Несмотря на Приказ НКО СССР № 138—41 и Постановление ГКО № 3543 от 9.6.43 г., до сих пор погребение трупов погибших в боях и отчетность по безвозвратным потерям находятся в безобразном состоянии. Имеют место позорные случаи массового оставления на поле боя непогребенных трупов. Так, в районе действия 24 СД на поле боя оставлено непогребенными 179 трупов своих бойцов и офицеров, из которых установить личность по изъятым документам удалось только у 8.

В 1016 СП захоронения произведены настолько плохо, что из 141 погибшего 97 захоронены как неопознанные. Команды погребения малочисленны и не справляются со своей работой, вследствие чего трупы остаются не захороненными в течение нескольких дней или вообще оставляются на поле боя, где они разлагаются.

Специальные могилы не отрываются, а для могил используются окопы, траншеи, щели, бомбовые воронки, кюветы дорог или хоронят в лесу. Могилы не засыпаются, отсутствуют могильные столбики с указанием фамилий погибших, или надмогильные надписи делаются простым карандашом, и после первого дождя они смываются, и установить, кто похоронен в данной могиле, невозможно.

В 2 км южнее н.п. Старые Барсуки погребен старший сержант Петров, могила которого находится в безобразном состоянии, на могильном холмике была воткнута ветка с куском бумаги и надписью: «Похоронен сержант Петров, дрался как лев». Там же, на опушке леса, обнаружены трупы 9 бойцов, не захороненные 5 суток, а в лесу – тела 8 погибших красноармейцев, из которых два тела не захоронены, а шестеро – небрежно прикрыты тонким слоем земли, из-под которой видны конечности ног. Тела погибших не опознаны, так как никаких документов при них не оказалось. Тело погибшего сержанта-минометчика было захоронено в узкой траншее рядом с фрицем.

Сведения по безвозвратным потерям личного состава подаются в штабы соединений и представляются в отделы по персональному учету потерь с задержками, отстают и не соответствуют действительному состоянию потерь в частях. Списки безвозвратных потерь составляются крайне небрежно, грязно, неграмотно, зачастую не все необходимые сведения в графах заполняются. Так, 71-я СД до настоящего времени списки за потери в июле с.г. еще не представила.

Нередко отсутствуют схемы географического расположения братских и индивидуальных могил или указываются вымышленные места захоронения. Извещения на погибших военнослужащих в райвоенкоматы высылаются с опозданием, иногда до 4 месяцев.

Крайне неудовлетворительно поставлен учет личных вещей погибших, в большинстве случаев они вообще не учитываются и не высылаются родственникам, а ведь они представляют не только материальную ценность, но главным образом являются драгоценной памятью о воине Красной армии, родном и близком человеке, погибшем в бою за нашу Родину. Так, в 330-м СП с начала летнего наступления отправлено семьям только 25 % вещей от общего числа погибших офицеров.

Наградные знаки (ордена, медали) у погибших собираются от случая к случаю, без всякого учета и передаются в наградные отделения дивизий без всякого оформления. Дознания по фактам расхищения личных вещей погибших не проводятся, виновные зачастую не выявляются, а выявленные к ответственности не привлекаются.

Перечисленные факты свидетельствуют о том, что вопросу правильной постановки учета безвозвратных потерь личного состава со стороны штабов всех степеней не уделяется должного внимания, и отдельные командиры до сего времени не поняли всей политической и общечеловеческой важности своевременности и полного персонального учета безвозвратных потерь и должного погребения погибших. Подобное хамское отношение к праху воинов, отдавших свою жизнь за честь, свободу и независимость нашей Родины, и их памяти терпимо быть не может.

В целях немедленного устранения вопиющих недостатков в погребении военнослужащих:

1. Командирам дивизий, соединений, частей организовать тщательное прочесывание районов боевых действий, провести захоронение всех убитых на поле боя и принять безотлагательные меры к недопущению оставления их непогребенными в будущем.

2. Военному совету армии расследовать факты массового оставления трупов незахороненными и виновных строго наказывать вплоть до предания суду военного трибунала.

3. Предупредить командиров всех уровней о персональной ответственности за своевременное погребение погибших. Наличие безымянных, разбросанных, одиночных могил, небрежное их оформление расценивать как недобросовестное отношение к исполнению воинских обязанностей.

4. Незамедлительно навести должный порядок в учете и отчетности по безвозвратным потерям, учету личных вещей, наград и ценностей погибших и отправку их родственникам.

5. Военному прокурору каждый случай хищения ценностей и личных вещей убитых или умерших в госпиталях расценивать как мародерство. Все случаи мародерства с убитых на поле боя расследовать и виновных предавать суду военного трибунала».

* * *

Наверное, это единственный случай за всю историю войны, когда офицер был награжден боевой медалью не за истребление вражеских солдат, а за погребение тел своих бойцов.

Но ведь и это – испытание для нервов и души. Тут и в уме легко повредиться от таких картин, которые насмотришься за день. Да, это не хочется вспоминать, бередить память, об этом трудно писать.

Лейтенанты

В череде военных будней, а время на фронте тянется втрое медленнее, чем в мирной жизни, не зря учет идет 1: 3, я совершенно забыл о разговоре с комбатом насчет командирских курсов. Но он помнил. Запомнил меня и майор Носевич по рекогносцировке под Мстихином. В один ненастный ноябрьский день ротный отправил меня в штаб батальона, и начальник штаба вручил мне направление на ускоренные курсы по подготовке среднего начальствующего состава Западного фронта, а также продаттестат, литер на проезд в Москву и прочие документы. Были сборы недолги: сдал винтовку, вещмешок на плечо, попрощался с товарищами. Начальник оркестра техник-интендант 1-го ранга Уваров вручил мне на память кларнет:

– Не забывай о музыке. Пригодится в жизни.

Инструмент был поврежден в обозе – треснул от мороза. Но я надеялся его починить.

Это произошло в ноябре 1942 года. Дивизия и полк все еще сдерживали немцев на калужско-смоленской земле, а я шагал в курсантском взводе постигать азы тактики и баллистики.

Ускоренные курсы по подготовке среднего начальствующего состава Западного фронта были трехмесячными и находились в подмосковном городке Тушино, куда я добрался после многочисленных проверок на прифронтовых и столичных дорогах. Курсы возглавлял генерал-майор Белокопытов. Командиром нашей курсантской роты был капитан Белоконь. Большая часть курсантов пришла с передовой, хорошо понюхала пороху, многие имели награды. Мы держались особняком, и черт нам был не брат. Однако ротного уважали и слушались беспрекословно, он ведь тоже с фронта пришел да еще слегка подраненный. Были и такие, которые попали на учебу прямо со школьной скамьи. Им бы курс молодого бойца пройти. Вот они и проходили сразу и КМБ – «курс молодого бойца» и «науку побеждать». Действующая армия несла большие потери в младшем и среднем командном составе, поэтому командирами нас делали всего за три месяца.

На курсах встретили и новый год войны – 1943-й. Что-то он нам всем уготовит?! И нам, и стране, и каждому из нас? И кому повезет дожить до следующей новогодней елки? Об этом старались не думать. Да и некогда было особо размышлять. Каждый день с утра до ночи мы постигали разнообразные военные науки.

Я всегда учился охотно, а тут – вдвойне. Ведь нас учили тому, без чего не выжить в бою, не победить: тактика, топография, пулеметное дело, огневая подготовка… Раньше брал винтовку и стрелял, не задумываясь об эллипсе рассеивания или СТП – средней точке попадания. Теперь оказалось, что все это – баллистика, и стрелять, или, по меньшей мере, учить бойцов стрелять надо по науке. Обучались основам саперного дела, минированию, учились стрелять из минометов, метать гранаты и перевязывать раны. Много чего должен был знать и уметь лейтенант пехоты.

Рукопашному бою нас учил лейтенант-пограничник, окончивший институт им. Лесгафта. Он обучал нас и в шутку, и всерьез.

– Чтобы вступить в чисто рукопашный бой, надо потерять винтовку, штык, малую лопатку, ремень с бляхой, надо отыскать ровную площадку без камней и палок, а главное, найти второго такого же разгильдяя. Запомните, в рукопашном бою в ход идет все, что под рукой. Каской бей, каски нет, портсигаром…

Портсигар у меня был, и довольно увесистый. Мне отец его подарил перед уходом в армию. На посеребренной латунной крышке были выштампованы три красивые конские морды. Портсигар этот я клал всегда в левый карман гимнастерки. Если пуля пробьет, то хоть как-то сердце прикроет, убойную силу потеряет. Не я один так делал. Мне эту уловку Ваня Зиборов, командир 3-го взвода, подсказал. Ему так не хотелось на тот свет отправляться – перед самой войной взял в жены красавицу-хохлушку. А у меня никого не было. Я все за руки переживал, как наш начальник оркестра Колесников. Если ранит, то пусть в ноги. Играть и без ноги можно. Очень хотел музыкантом после войны стать…

Учились от зари до зари без выходных и увольнений. А так хотелось Москву посмотреть. Видел ее только из вагонного проема летом сорок первого.

ПРИМЕЧАНИЕ ИСТОРИКА

Система подготовки офицерских кадров у нас и у немцев была разная. У немцев вплоть до конца войны офицерами становились исключительно проявившие в боях командирские навыки солдаты и унтер-офицеры. Таких солдат командование тщательно выявляло и отправляло на краткосрочные командирские курсы. Фронтовиков учить, в общем-то не требовалось. На курсах просто систематизировали их знания и информировали о новинках в тактике и новом оружии. Ни уровень общего образования, ни политические взгляды во внимание не принимались. Такие офицеры пользовались среди солдат большим авторитетом, поскольку подчиненные знали, что перед ними их же собрат в офицерских погонах, который даст 10 очков форы любому из них в умении воевать.

В Красной армии была совсем иная система. В военные училища набирали не нюхавших пороху, не имеющих ни малейшего представления о войне молодых ребят прямо со школьной скамьи. Главное требование к кандидату в офицеры – среднее (ну или 7–8 классов) образование и членство в комсомоле плюс политическая благонадежность. Молодые люди с высшим образованием, приходя в армию, сразу получали звание капитана и ставились на ответственные должности. Однако образование без фронтового опыта плохое подспорье, когда требуется уметь воевать уже сегодня. Нашим свежеиспеченным офицерам приходилось учиться уже на фронте, в боях. А такая учеба оплачивается исключительно кровью своей и своих подчиненных.

Удивительно ли, что когда сталкивались в бою два пехотных взвода, побеждал взвод, ведомый опытным фронтовиком, а не лейтенантом с университетским образованием, который в этот день впервые в жизни услышал свист пуль над головой?

…Еще в советское время вышла прекрасная книга «В море погасли огни». Написал ее бывший политработник. И он нашел очень точные слова: «Война – это искусство, умереть за Родину несложно, а вот выжить и победить – ох как сложно». В книге очень четко дан ответ на вопрос, почему мы терпели поражения в начальный период войны: да просто не умели воевать вообще. До войны, везде как, кстати, и сейчас, царили показуха и умиротворение. И только Зимняя война показала, что собой представляют на самом деле наша армия, авиация и флот. В штабах схватились за голову, но что делать, толком не знал никто, ибо для исправления всех недочетов требовались годы, и потому все директивы и мероприятия по улучшению вооруженных сил носили или истеричный, заведомо невыполнимый, либо частичный, чисто показушный характер. Понятно, что до войны ничего не успели сделать. Но и это не все. На войне и психологический фактор имеет не меньшее значение, чем наличие современного вооружения и оснащения. Нужно было переменить мышление всех звеньев с мирного на военный лад, надо было научить, заставить людей именно воевать, то есть убивать, побеждать, выполнять задачу, но самим оставаться целым, что очень не легко. В советской армии практически всю войну царило совсем другое мышление – выполнить задачу ЛЮБОЙ ЦЕНОЙ. Вот вам и первопричина всех бед. Если почитать советские и немецкие военные мемуары, то сразу бросается в глаза различие в подходе ведения боевых действий. Немцы воевали не только грамотно, но и разумно, с учетом логики и здравого смысла-то есть при наступлении осуществляли разведку, при атаке были настойчивы, но не безрассудны – если встречали ожесточенное сопротивление, то искали пути обхода и меняли планы с учетом изменившейся обстановки и т. д. и т. п. В обороне немцы тоже не проявляли особого «геройства» – если ситуация становилась нестерпимой, то отходили на другие рубежи обороны, ну и т. д. А как воевали наши? Выполнить задачу ЛЮБОЙ ЦЕНОЙ – то есть без оглядки на ситуацию и потери. Вот и все».

Да, так оно и было. И вся тактическая премудрость, которую мы вынесли с курсов, состояла в двух фразах: «В обороне – ни шагу назад. В наступлении – вперед любой ценой!»

12 марта 1943 года после сдачи последнего экзамена нас построили и объявили о присвоении звания «лейтенант». Те, кто хромал в учебе или кому недоставало школьного образования, получили петлицы с одним «кубиком» – младшего лейтенанта. В шутку их называли «младшинами» или «млалеями». У меня была семилетка, и я не манкировал занятия. К тому же показал хороший результат на стрельбище.

Начальник курсов вручал нам перед строем малиновые петлицы с двумя рубиновыми «кубарями». Я, когда услышал свою фамилию, не сразу понял, что выкликают меня:

– Гвардии лейтенант Черкашин!

Не сразу понял: «Это кто такой? Да это же я!»

– Я!

– Ко мне!

– Есть!

Выхожу из строя, рублю шаг… Понимаю, что в этот момент в моей жизни происходит что-то очень важное, я переступаю некую линию судьбы… Возвращаюсь с петлицами и свернутой в рулончик новенькой кожаной портупеей. С этой минуты я – командир.

Вместе с портупеей нам выдали на память о курсах и командирские планшетки с карандашами, ластиком и пристегнутым компасом. Личное оружие – пистолеты ТТ – должны были получить по прибытии в полк. И заскрипели мы новенькими ремнями! И, конечно же, отметили свое производство. Отметили его почти официально – наркомовские сто грамм нам разлили по стаканам на прощальном ужине. До этого водку не давали. Не положено. «Наркомовские» получали только те, кто воевал непосредственно на передовой. Кому хмеля не хватило, добавляли из «скрытых источников». Лично мне – хватило. Водкой на фронте не злоупотреблял. Пьяному на пулю легче напороться, или, как у нас говорили: «Пуля дура, пьяного любит».

Домой, то есть в полк возвращались в том же обмундировании, в каком прибыли на учебу – в красноармейских х/б гимнастерках-бриджах, но в портупеях и с командирскими петлицами.

В новенькой планшетке обнаружил открытку с добрым напутствием бить врага и книжечку «Боевого устава пехоты», или, как называли его в стародавние времена, «Учение и хитрость ратного строения пехотных людей». Уже потом, после войны, увлекшись русской историей, узнал, что этот первый устав пехоты был принят еще при царе Алексее Михайловиче в 1647 году.

На курсах в Тушино среди прочих фильмов нам показали «Александр Невский». Образ древнего полководца меня потряс. Было очень приятно, что его играл актер Черкасов, почти однофамилец. Ведь Черкашины и Черкасовы от одного корня. Хотелось подражать ему. И я, поднимая роту в атаку, кричал «Вперед, за землю Русскую!» И этот клич Александра Невского поднимал бойцов без промедления. Это было как заклинание. И верил, что, если подниматься в атаку с именем Александра Невского – это как оберег, пуля не тронет. Другие кричали «За Родину! За Сталина!». А я шел в бой с именем любимого героя. И когда командир полка сказал мне однажды, что я представлен к ордену «Александр Невский», для меня это было высшим счастьем. Даже представление к Герою Советского Союза не обрадовало бы так. К сожалению, орден мой так и не дошел до меня. Представление сохранилось, а ордена нет. Должно быть, затерялось представление в штабах.

Итак, я был направлен снова на Западный фронт в 133-ю стрелковую дивизию командиром взвода 681-го полка. И вот снова ставшая такой родной смоленская земля. Немцы вцепились в нее мертвой хваткой и не отпускают уже второй год. Дивизия вела наступательные бои на Ярцевском направлении. Так же как и моя 107-я, она была укомплектована сибиряками из Новосибирска и Алтая.

ПРИМЕЧАНИЕ ИСТОРИКА

133-я стрелковая дивизия под командованием генерал-майора Швецова В.И. выбыла на фронт, а 6 июля в составе 2-й сибирской армии уже заняла оборону на Западном фронте. В сентябре 1941 года дивизия прикрывала стык Западного и Северо-Западного фронтов в районе Андреаполя, в октябре сражалась под Калинином, в ноябре под Москвой.

Газета «Красная звезда» за 17.12.1941 г. писала:

«Генерал-майор Швецов блестяще выполнил поставленную перед ним задачу: нанести удар во фланг немецкой группировки прорыва, развившей успех вдоль Ленинградского шоссе на северо-запад. Под ударами наших войск неприятельская группа была разрезана на две части, а её авангарды почти полностью уничтожены. Главные силы врага оказались запертыми в Калинине на длительный срок. В боях под Медным противник оставил на поле боя до 1000 солдат, 200 мотоциклов, до 30 танков, 15 орудий, много автомашин и других трофеев. Это был наш серьезный удар по врагу на Калининском направлении».

Верховный главнокомандующий за успешное действие под Калинином всему личному составу дивизии объявил благодарность.

Во второй половине ноября 1941 года противник, невзирая на огромные потери, продолжал рваться к Москве, особенно на участке Калинин – район Рузы. Немцам удалось прорвать оборону 30-й армии и создать угрозу обхода с севера основных сил 16-й армии, сражавшейся в районе Калинина, Солнечногорска, Истры. В эти дни Ставка Верховного главнокомандующего приказала 133-ю стрелковую перебросить под Солнечногорск и включить её в состав 16-й армии генерала Рокоссовского.

Маршал бронетанковых войск, дважды Герой Советского Союза М.Е. Катуков писал:

«Когда в конце ноября на правом крыле фронта стало особенно тревожно, из резерва Ставки в район Яхромы и Дмитрова была переброшена 133-я стрелковая дивизия… Кто знает, что могло случиться, не появись у Дмитрова эта дивизия».

На рубеже Клуссово – Ольгово, Харламово развернулась, заняв оборону, дивизия. До Москвы было всего 40 километров. Дивизия удерживала этот рубеж до 30 ноября, сражаясь в полном окружении. Отсюда 6 декабря 1941 года вместе с частями 1-й ударной армии она перешла в решительное контрнаступление. Десятки посёлков Подмосковья и Калужской области были освобождены сибиряками зимой 1941/42 года. Маршал Советского Союза К.К. Рокоссовский, вспоминая бои под Москвой, отметил, что на Дмитрово-Яхромском направлении особо отличились кремлёвские курсанты и 418-й полк 133-й стрелковой дивизии, которой командовал полковник Н.Н. Мультан.

* * *

В дивизии я разыскал 681-й стрелковый полк и представился его командиру майору Билаонову:

– Гвардии лейтенант Черкашин прибыл для дальнейшего прохождения службы.

Дивизию только-только объявили гвардейской, и Билаонов с большим интересом осмотрел мой знак «Гвардия». Как оказалось, командир полка был моим ровесником – тоже с 19-го года. Говорил с заметным осетинским акцентом.

– Принимай взвод во второй роте третьего батальона.

Взвод я принимал у сержанта Олейника, который исполнял обязанности убитого комвзвода. Он автоматически становился моим помощником – помкомвзвода. Пожилой (как мне тогда показалось) 35-летний мужчина, воевал с начала войны и, конечно, был весьма опытным хоть и младшим, но командиром. Особо принимать было нечего. И полк, и батальон, и рота были изрядно потрепаны в боях. Вместо штатного состава пятьдесят один штык, в наличии было не больше 20 бойцов, сведенных в три отделения. У других и того меньше.

Если брать полноценное штатное вооружение (на 51 человека, то есть четыре отделения), то по огневой мощи наш взвод превосходит немецкий, где на 49 человек 33 обычные винтовки, 5 автоматов. У нас же 9 автоматов, 32 самозарядные винтовки плюс три трехлинейки (ручных пулеметов – поровну – 4, и по легким минометам тоже баланс – по одному стволу). Так что по автоматическому огню мы их перекрывали. Но это в теории. На практике чаще всего они нас поливали из своих универсальных пулеметов. А все цифры так относительны. Главное – люди. Вот они меня – мои люди, люди моего взвода, за которых я отвечал головой, – интересовали больше всего. Командир роты представил меня строю и ушел. А я остался один на один с теми, кого должен был поднимать в бой. А это самое трудное для любого командира дело – повести за собой своих солдат. Очень боялся опозориться: крикнешь «Вперед! В атаку! За мной!», а за тобой поднимутся два-три человека. Вот позорище! Этого боялся больше, чем пули в грудь.

Прежде всего, покурил с командирами отделений: их трое – младший сержант, ефрейтор и рядовой. Младших командиров тоже не хватает. Младший сержант Островой, родом из Ельца, местный, смолянин. Парень мой годок – с 1919-го. У него в отделении больше всего штыков – 9. Меньше всего бойцов в третьем отделении – всего четверо.

По штату у меня должен быть 51 человек: 6 младших командиров (сержантов) и 44 красноармейца. По численности примерно одинаково (у немцев на 3 человека меньше). А вот с вооружением положение совсем иное. Ручных пулеметов столько же – 4, миномет тоже 1. А вот винтовок всего 3 штуки против 33 у немцев, и пистолетов 6 против 12 у немцев. Зато 9 автоматов против 5 немецких и 32 самозарядные винтовки, которых у немцев не было. Получалось, что огневая мощь советского стрелкового взвода была больше, чем немецкого, за счет большего количества автоматов и самозарядных винтовок. Причем автоматами вооружены не командиры, как у немцев, а солдаты, что повышало коэффициент боевого использования автоматов. Скорость передвижения советского и немецкого взводов одинаковая – пешком. Но все это в теории, по уставу. Жизнь всегда вносила свои коррективы, и всегда жесткие.

Командиры отделений приняли меня доверительно, нашел с каждым общий язык. Да и что нам было делить?

С большим интересом изучал свое новое – личное – оружие: пистолет ТТ. Никогда раньше в руках держать не доводилось, а уж тем более стрелять.

Патроны от маузера. Убойная сила – тушу медведя пробивает насквозь, доску-пятидюймовку – навылет. Ударно-спусковой механизм в одном блоке, свободно вынимался при разборке. Как такового предохранителя не было. Курок ставился на предохранительный взвод и снимался с него очень мягко, достаточно было отвести его большим пальцем назад, чтобы было удобно, когда время на открытие огня исчислялось долями секунды.