Текст книги "Загадки истории. Междуречье"

Труд таких работников, находившихся, по сути, на положении государственных рабов, был крайне изнуряющим и выматывающим, а следствием напряженной и нередко непосильной работы становились болезни, преждевременное старение и высокая смертность. По данным документов, в одном из типичных царских хозяйств всего лишь за год из приблизительно 170 рабов умерли более полусотни, а поставленная новая партия рабов из 44 человек менее чем за полгода уменьшилась на треть – 14 из них умерли. Учетные ведомости из города Уммы сообщают о выдаче фиксированных пайков рабыням и их детям, содержащимся в специальном трудовом лагере под неусыпным контролем надсмотрщиков. Документ бесстрастно и отстраненно сообщает о жуткой смертности среди содержавшихся в лагере людей – всего лишь за месяц из 185 человек умерло 57. Для обозначения смерти в тексте был использован глагол «ририга», обозначающий нечто среднее между «умирать», «погибать» и «подыхать». Его обычно употребляли в тому случае, когда речь шла о падеже скота, что лишний раз подчеркивает, каким было отношение к рабам в Двуречье времен ІІІ династии Ура.

Основной причиной смертей было, по всей видимости, недоедание – в скудный паек, сведения о котором зафиксированы на глиняных ведомостях о выдаче пропитания, входили ячмень, пиво, рыба, кунжутное масло, реже – финики и никогда – мясо. Лишь в исключительных, единичных случаях упоминают документы о выдаче царским работникам туш падших овец. Взрослый мужчина получал стандартную ежедневную порцию в 1,5 литра ячменя, 3–4 литра кунжутного масла в месяц и 2 кг шерсти в год. Женщина получала 0,75 литра ячменя в день, 2–3 литра масла ежемесячно и 1,5 кг шерсти в год. В том случае, если сведений о выдаче пайка детям не было, женщины, по мнению исследователей, должны были кормить их за счет собственного ежедневного пайка.

Созданная система государственных царских хозяйств и трудовых лагерей с ее громоздкой, неэффективной и, в конечном итоге экономически вредной забюрократизированной системой требовала огромных сил и средств на контроль, надзор и учет. Специальные учетчики составляли поименные списки всех «людей, объединенных в отряды» чтобы администраторы имели представление о количестве рабочей силы, которую можно направить на те или иные виды работ. Специальные списки велись по больным, умершим и травмированным, строго учитывались «трудодни», во время которых работник работал не в том отряде, к которому был приписан, а был временно переведен в другое место. В целом такая система «трудовых лагерей» и «трудовых армий» весьма напоминает по своей форме коммунистические и нацистские лагеря 30–40-х годов ХХ в. в СССР и Третьем рейхе с их бесчеловечной в своей циничной псевдорациональности системой учета и контроля рабочей силы.

В ведомостях отображался любой, даже самый минимальный расход, вплоть до пары голубей к столу царицы или туши издохшего барана на корм охотничьим собакам. Табличка о подобной «растрате» обязательно скреплялась печатями ответственного чиновника и специального государственного контролера. Сведения проверялись и перепроверялись, и за одним правительственным учетчиком труда должен был пристально следить другой. Так, отдельно велся учет рабочей силы и отдельно – норм выработки, каждое поле делилось на продольные и поперечные полосы, и один из контролеров осуществлял надзор за работой по продольным, другой – по поперечным полосам, проверяя и удостоверяя, таким образом, результаты друг друга. Сложная система контроля за урожайностью земельных наделов способствовала развитию арифметики и геометрии. От времен «Царства Шумера и Аккада» сохранилась глиняная табличка с планом земельного участка, которое для измерения площади разделялось на четыре прямоугольника, семь треугольников и четыре трапеции. На оборотной стороне было приведено вычисление площади поля, произведенное путем складывания площадей трапеций, треугольников и прямоугольников. Единоразовые контрольно-учетные документы сводились в стандартизованные годовые отчеты по отдельным отрядам, хозяйствам, городам, округам и сдавались на хранение в архив, откуда могли быть извлечены в случае надобности для составления сводных статистических записок для расчета и планирования продуктивности того или иного хозяйства или нома. Развитой бюрократии и налаженной системе учета и контроля ІІІ династии Ура могли бы позавидовать многие государства Нового времени.

Взвешены, отмерены, стандартизованы и учтены были даже шумерские боги. Во главе пантеона Ниппура стоял покровитель государства бог Энлиль, по обе руки от которого располагались Ан и Энки. За ними следовали семеро или девятеро богов, именуемые Ануннаками, среди которых были Нанна, Уту, Инанна, Нергал и несколько менее значимых божеств. Основу культовой пирамиды составляли несколько сотен специализированных и локальных, номовых и городских богов. Своего бога-покровителя имел каждый город, а у городского божественного патрона, в свою очередь, было множество помощников, жена, сыновья и даже боги-слуги. К числу богов, как уже отмечалось, были отнесены и правители Ура.

Монополией шумерского государства стало любое специализированное ремесло и торговля. По документам известны правительственные мастерские кузнецов, ткачей, портных, кожевников, плотников и резчиков по дереву, пивоваров, хлебопеков, канатчиков, корзинщиков, гончаров, ювелиров и даже парфюмеров. На специализированных государственных предприятиях трудились кораблестроители, изготовители кирпича, строители. В отдельные мастерские были объединены даже представители таких творческих профессий, как художники и скульпторы, резчики по камню, ваявшие скульптуры богов и царей, изготавливавшие резные каменные печати чиновников. Нужно отметить, что профессиональные ремесленники снабжались все же существенно лучше простых гурушей, в их случае учитывалась квалифицированность труда и необходимость кормить семью. Их, конечно, могли отправить в качестве чернорабочих на выполнение работ, не требующих каких-либо специальных навыков, но вот кого могло государство прислать на замену им в их собственных ремеслах? Ювелир или резчик вполне могут справиться с погрузкой баржи или жатвой, но сможет ли носильщик или жнец изготовить украшение или выточить каменную печать?

Государственные ремесленные мастерские также использовали рабский труд, а их надсмотрщики в обязательном порядке составляли подробные отчеты о количестве полученного сырья, задействованной рабочей силе и полученной продукции. До нашего времени сохранился отчет надзирателя столярной мастерской, в которой трудились 32 раба. В царских мастерских – мукомольных, ткацких, прядильных, пивоваренных – активно использовался труд рабынь и зависимых женщин. По документам известно о работе в Лагаше крупной ткацкой мастерской с 816 рабынями-ткачихами, труд которых организовывали и контролировали четыре надзирателя. В одной из четырех мукомолен этого города, находившейся в поселении Сагуб, работали 325 гурушей и нгеме.

Комплекс документов о работе одной из таких правительственных ткацких мастерских был обнаружен в Уре Леонардом Вулли. По его сведениям, в одном здании Экарзида работало 165 женщин и девочек. Хозяйственные ведомости скрупулезно учитывали, сколько шерсти получала каждая работница за определенный отрезок времени – в год, в квартал и в месяц, сколько и какой ткани они должны были произвести за этот срок. Интересно отметить, что в данном случае плата зависела, по всей видимости, от уровня производительности труда. Так, взрослым женщинам выделалось два литра масла в день, тогда как дети, в зависимости от возраста, получали литр, три четверти и пол-литра масла. Старухи также получали существенно меньше молодых женщин – всего пол-литра масла, то есть столько же, сколько самые маленькие дети. В случае смерти работницы ее имя оставалось в списках до конца финансового года, однако при этом делалось примечание, что она умерла (с датой смерти) и указывалось, что паек не выдается, либо выдается новой работнице, взятой взамен прежней.

Крайне интересные сведения о принципах подсчета рабочей силы сообщают крупного формата глиняные таблички из Уммы. Текст на них разделен на три части, в первой из которых оценено общее количество рабочей силы, во второй приведены сведения о ее использовании, а в третьей сведен баланс, согласовывающий рабочую силу и ее расход. Согласно сведениям одной из ведомостей, надзиратель располагал в течение года 20 работниками, которые должны были работать каждый день. Умножив 20 на 360 рабочих дней учетчик получил 7200 трудовых человекодней и в дальнейшем уже оперировал при подсчетах этой цифрой, как если бы в его распоряжении было 7200 человек, проработавших один день.

Интересно, что от времени ІІІ династии Ура не сохранилось сведений о сделках купли-продажи, бывших важным источником жизни общины в предыдущие Раннединастический и Аккадский периоды. По всей видимости, внутренняя торговля в стране была запрещена и заменена централизованной системой государственного перераспределения – так называемой редистрибуции. Судя по всему, государственная идеология считала любую частную наживу неприемлемой и относилась к купцам так же, как в СССР к так называемым «спекулянтам». Разрешенной была лишь международная, внешняя торговля, которую вели от имени и по поручению государства специальные купцы – тамкары, бывшие одновременно должностными лицами на правительственной службе. Видимо, их можно назвать государственными торговыми агентами. Они должны были продавать на внешних рынках продукцию царских мастерских, закупая сырье, строительные материалы, драгоценные товары и предметы роскоши. Сохранились счетоводные книги, по которым можно судить о деятельности тамкаров, списки товаров, которыми они торговали, с указанием цен каждого из них в серебре, которое было мерилом ценности. Внешняя торговля, впрочем, также не процветала, скорее всего из-за того, что значительную, возможно даже бóльшую часть прибыли тамкары должны были отдавать правительству.

Описанные социально-экономические и политические отношения, сложившиеся в стране, тотальное доминирование государственного сектора экономики, новые формы взаимоотношений государства с территориальными общинами настоятельно требовали законодательного урегулирования, что вызвало появление общегосударственных законов и их письменную фиксацию. При Ур-Намму либо его преемнике Шульги появляются первые в истории Древнего Востока писаные законы. Одна из «датировочных формул» Ур-Намму сообщает по этому поводу: «Год, когда Ур-Намму установил правосудие в стране», а в предисловии к правовому сборнику сказано, что царь Шумера и Аккада «дал засиять справедливым законам», «сделал постоянными судебные решения», установил своими законами праведный общественный порядок, при котором «сирота не был отдаваем во власть богатого, вдова не была отдаваема [во власть] сильного, человек сикля не был отдаваем [во власть] человеку мины».

Фрагменты этого древнейшего законодательного сборника сохранились до наших дней на глиняных табличках в собраниях из библиотек писцовых школ Ура, Ниппура и Сиппара. В нем регулировались нормы семейного права, отношений рабов и хозяев, аграрные отношения, преступления против жизни и свободы, причинение телесных повреждений и членовредительство, вопросы наследования и имущественные отношения между супругами, разного рода частноправовые договорные отношения. Показательно, что тяжесть наказания и размер штрафа определяются при судебном разбирательстве в зависимости от наличия либо отсутствия злого умысла, случайности либо же преднамеренности преступления. Например, в случае похищения девушки учитывается отсутствие либо наличие ее согласия на похищение, от чего и зависит наказание. Подобным образом, с учетом нечаянности либо же злой воли разнится и тяжесть штрафа, взимаемого с человека, толкнувшего беременную женщину и вызвавшего тем самым выкидыш. Отдельная статья касалась возможного лжесвидетельства на суде, за что ответчик должен был выплатить существенный штраф: «Если человек выступил свидетелем (в суде) и уличен во лжи, он уплатит пятнадцать сиклей серебра». Специально оговаривалось наказание строптивой рабыни, которая возомнила себя равной хозяйке: «Если чья-либо рабыня сочла себя равной своей госпоже и бранила ее, она (госпожа) натрет ей рот 1 ка (около килограмма!) соли».

Наиболее же интересны аграрные законы Ур-Намму:

«§ 27. Если человек злонамеренно возделал поле, принадлежащее (другому) человеку, и он (собственник) возбудил против него судебное дело, но тот пренебрег, этот человек потеряет свои труды.

§ 28. Если человек поле другого человека воде дал затопить он отмерит (хозяину поля) три гура ячменя за каждый ику поля.

§ 29. Если человек другому человеку отдал пахотное поле для возделывания, но тот поля не возделывал и превратил его в залежь, он отмерит (хозяину поля) три гура ячменя за каждый ику поля».

Как видим, захвативший чужое поле подвергался конфискации полученных доходов (теряет результаты своего труда), которые изымались в пользу собственника земли, а затопивший чужое поле или превративший его в пустошь по нерадению должен был выплатить около 900 литров ячменя за каждые 0,3 гектара поля.

Письменная фиксация законов существенно активизировала судебную практику: известны сотни судебных протоколов, в которых идет речь о судебных разбирательствах по тем или иным вопросам. Массовыми были имущественные споры, возникавшие в основном из-за отказа вернуть долг, встречаются разбирательства, связанные с конфликтами из-за расторжения договоренностей о помолвке, появляются первые в истории человечества процессы по обвинению в коррупции, на которых истцы подают в суд на царских чиновников, злоупотреблявших служебным положением. Правом на справедливый суд имели возможность воспользоваться даже рабы, которые могли прибегнуть к судебному разбирательству, чтобы освободиться, доказав в ходе судебного разбирательства, что были лишены свободы незаконно. Вот один из таких судебных протоколов от 2041 г. до н. э.: «Ахума, сын Лумарзы, сказал: „Я не раб Куды, марту” (то есть царского воина). Урлама, царский гонец, Урбагар, сын Куды, марту, поклялись в том, что он (то есть Ахума) – раб Куды, и что, когда сыновья Куды делили дом Куды, Урбагар был введен во владение этим рабом и что [уже] тогда Ахума говорил: „Я – не раб Куды”, но было решено, что он принадлежит Урбагару. Вынесено решение, что Ахума – раб Урбагара… сын Алла – судебный следователь, судьи Аламу, Луэбгаль, Лудингира. Год, когда был назначен жрец (богини) Инанны».

Кто же процветал в таком казарменном обществе III династии Ура, какие социальные слои были опорой власти правителей «Царства Шумера и Аккада», кому на земле шумерской жить было хорошо? Помимо самого царя Двуречья, его семьи, родственников, двора и приближенных привилегированной прослойкой шумеро-аккадского общества того времени абсолютно закономерно оказались государственные чиновники, царские администраторы. Эти бюрократы были кровно заинтересованы в сохранении государства, преданно служили ему по одной простой причине – они сами были реальным воплощением той чуть ли не тоталитарной державы, которая около столетия паразитировала на всех производительных общественных силах страны. Колоссальный аппарат надсмотрщиков, надзирателей, управляющих, счетоводов, кладовщиков, контролеров, инспекторов, начальников отрядов, руководителей мастерских и многих других крупных и мелких администраторов и бюрократов кормился за счет своих должностей, получая раз и навсегда гарантированный государством доход, не зависевший ни от их собственного труда, ни от результатов труда подотчетных им работников «госхозов», ни от урожая или от выгоды удачной торговой сделки. Все экономические риски для этих людей успешно гасило государство, паразитировавшее на остальном обществе, но позволявшее обслуживавшим его людям с уверенностью смотреть в завтрашний день.

Не удивительно, что хоть сколько-нибудь грамотные общинники, умеющие считать и писать, с радостью шли на многочисленные мелкие и средние должности бюрократического аппарата и охотно присасывались к государственному механизму получения и перераспределения прибавочного продукта. Именно они и составляли, вместе с профессиональным войском, жречеством и высшей администрацией политическую социальную опору III династии Ура. Предельно упрощая, их вполне можно сравнить с так называемыми «бюджетниками», по крайней мере той их частью, деятельность которой не приносит никакой – прямой либо опосредованной – пользы обществу, а зациклена на сугубо бюрократических административных процедурах, обслуживающих государство ради государства.

Положение государственных чиновников, занимавших даже самые мелкие должности, приносило весьма существенный доход. Об этом косвенно свидетельствует значительный рост количества патриархальных рабов в частных имениях лиц, относившихся даже к самому низкому управленческому персоналу. При этом, каким бы странным не казалось это на первый взгляд, положение таких рабов было гораздо более щадящим, чем у работавших в государственных хозяйствах работников-гурушей. Так, патриархальный раб в частновладельческом хозяйстве мог иметь семью, иногда получал надел для личной обработки, мог иметь собственное движимое имущество и даже отдельное жилье. Выделенный в пользование надел мог передавать по наследству, делать из него подарки и даже самовыкупаться на волю за средства, полученные от его эксплуатации. Таких рабов реже подвергали телесных наказаниям, и если и били, то менее жестоко, нежели государственных, поскольку хозяин не был заинтересован в снижении его трудоспособности. Иногда патриархальных рабов, считавшихся самыми младшими, наименее полноправными, но все же членами большой семьи хозяина, освобождали от наказаний за проступки в праздничные дни. Наконец, как уже упоминалось, такой раб мог даже оспорить свой рабский статус в суде – сохранились протоколы судебных заседаний, на которых рассматривались заявления рабов, пытавшихся получить свободу. Впрочем, во всех известных нам случаях такие разбирательства были неудачны для истцов. Выше уже приводился один из протоколов судебного разбирательства о рабском статусе некоего Ахумы, сына Лумарзы, раба Куды и потом его сына Урбагара, датированный 2041 г. до н. э. Единожды потерпев неудачу, Ахума, судя по всему, не оставил своих попыток освободиться через суд, о чем свидетельствует еще один судебный протокол от 2032 г. до н. э.: «Ахума, раб Куды, марту, появился перед судьями и сказал: «Я не раб». Сипалкагина, сын Куды, поклялся, что он (то есть Ахума) в течение трех лет жил в доме Куды и что после [смерти] Куды 15 лет тому назад, он был выделен Урбагару. Урлама, марту, царский гонец, который делил дом Куды, поклялся, что [уже] во время раздела дома Куды он говорил: «Я не раб». Принято решение, что Ахума – раб Урбагара, сына Куды. Урсабуга, брат Ахумы, присутствовал на суде. Урлама, сын Луму, – судебный следователь. Судьи: Лушара, Луэбгаль, Урсатаран. Год, следующий после того, как была построена стена Марту».

Наиболее же массовую поддержку власти царей ІІІ династии Ура обеспечивали писцы – самая многочисленная страта мелких государственных служащих. Их значение было крайне велико, как предельно точно отмечал известный шумеролог В. В. Емельянов, «вся государственная махина держалась на скрупулезно точной работе писца-учетчика, жестокости надзирателя и покорности жреца». Именно на должности писцов-счетоводов, которые гарантировали стабильное пропитание и безопасную относительно обеспеченную жизнь под государственной защитой, массово стремились попасть разорявшиеся общинники. Для этого нужно было, конечно, уметь читать, писать и считать, поэтому в обществе поддерживается настоящий культ школьного образования, способного «вывести в люди», открыть путь на «хлебную должность», «обеспечить безбедную старость». Не зря искусство писца, «грамотейная мудрость» столь пышно восхвалялась в шумерской поэзии, причем народный автор специально подчеркивал прибыльность деятельности писца:

 
Грамотейную мудрость постичь влекись —
      прибылью тебе обернется.
Над грамотейной мудростью во тщании трудись —
            богатством к тебе возвратится.
…
Грамотейная мудрость –  добрый удел,
       изобилие и богатство.
 

Далее же в тексте и вовсе прямо говорится о том, чем в будущем будет заниматься писец, в совершенстве освоивший «грамотейную мудрость»:

 
На стелах писать, поля измерять, задачи решать,
Во дворце служить –  не в том ли она,
       грамотейная мудрость?
 

В другом тексте, получившем название «Отец и непутевый сын», отец, писец по профессии, поучая нерадивого отпрыска, восхваляет труд писца как наиболее искусный, выгодный и почетный из всех ему известных: «Столь искусной работы, как дело писца, что я избрал, не могут назвать!». Этот текст свидетельствует, что профессия писца передавалась по наследству и выбившийся в писцы человек старался обучить прибыльному ремеслу своих отпрысков. В нем отец обращается к сыну, подчеркивая доходность профессии писца, и уважение, которым она пользуется в обществе:

 
Труд писцов, собратьев моих, тебе не по нраву!
[А ведь они по десять] гуров зерна приносят!
Молодые люди! Любой из них десять гуров зерна отцу
             приносит,
Зерно, шерсть, масло, овец ему приносит!
Как уважаем такой человек!
Рядом с ним –  ты не человек!
 

Школы и писцы стали в обществе Месопотамии истинными хранителями культурных традиций и административного опыта, они были настоящей опорой государства, и держава не оставалось в долгу, уделяя существенное внимание школьному образованию. Во времена ІІІ династии Ура в школах были созданы каталоги литературных произведений, составивших классический канон на будущие столетия. В этих сочинениях утверждалась господствующая идеология, они служили укреплению представлений о незыблемости дарованной богами «царственности» правящего владыки и справедливости устоявшегося миропорядка. Именно в это время окончательно оформилось учение о том, что люди были созданы для того, чтобы кормить богов жертвами и работать на них. Учитывая тот факт, что цари ІІІ династии Ура, начиная с Шульги (имя которого переводится с шумерского как «Добр бог его»), обожествлялись, это создавало вполне очевидное логичное обоснование того, что подданные должны трудиться для обеспечения потребностей царя-бога. Именно для этого и была создана централизованно управляемая система государственных царских хозяйств с использованием подневольной рабочей силы подданных для их обслуживания.

Со времен ІІІ династии Ура известен древнейших из сохранившихся до наших дней «литературный каталог» – так называемый Ниппурский канон, который был введен в качестве нормативного во всех городах государства – самом Ниппуре, а также Уре, Уруке, Шуруппаке, Нгирсу и других. В него входили гимны богам, храмам, и, конечно, обожествленным царям, в том числе и тем, которые принадлежали к ІІІ династии Ура. Сюда же входили девять сказаний о подвигах героев – Эн-Меркара, Лугаль-Банды и Гильгамеша. Согласно «Царскому списку», который также составили во времена существования «Царства Шумера и Аккада», они были отнесены к полумифической I династии Урука. Такое пристальное внимание к Уруку было обусловлено тесной связью царей ІІІ династии Ура с этим городом и возведением родословной ее правителей к Гильгамешу.

Именно эти произведения составляли основной круг чтения учеников, их использовали для обучения искусству письма на глине. Насаждая с их помощью культ обожествленного царя, школа оказывала неоценимую услугу царской власти. Именно писцы стали основными создателями, носителями и пропагандистами государственнической царской идеологии, служившей, наряду с административными аппаратом и государственными хозяйствами важнейшей опорой государства.

Не удивительно, что правители «Царства Шумера и Аккада» лично уделяли внимание организации школьного образования. Так, по личному декрету Шульги повелевалось набирать в школы как можно больше детей, в том числе и выходцев из простых общинников, а не только представителей знатных родов или семей чиновников. Писцы в огромных количествах требовались развившему непомерную бюрократическую деятельность государству, и закономерно, что система их профессиональной подготовки поддерживалась центром. При этом уровень развитости массового выпускника школы – типичного писца того времени – был относительно невысоким. Впрочем, от него большего и не требовалось. Овладев основными навыкам и формами письма, писцы в подавляющем большинстве не занимались самостоятельным составлением документов, а были простыми переписчиками, копиистами, механическими исполнителями. Разного рода документы – письма, хозяйственно-учетную документацию, протоколы судебных заседаний, договоры – они записывали под диктовку, не слишком вникая в смысл записываемого. Не зря одно шумерское изречение гласило: «Снаружи ты писец, а внутри ты не человек», а в другом утверждалось: «Только тот настоящий писец, чья рука не отстает от уст». Как видим, умение точно и быстро записывать под диктовку без привнесения какой-либо «отсебятины» было важным умением шумерского писца.

Именно такие «механические» писцы-учетчики плодили бесчисленное количество бессмысленной «бумажной», точнее – «глиняной» документации, государственный аппарат тонул в бесперспективных и, в итоге, нереализуемых попытках упорядочить, зарегламентировать, запланировать, учесть и предусмотреть все аспекты общественной жизни. Все это требовало непомерно больших непроизводительных трат на обеспечение управления и надзора. Кризис бюрократической структуры вел к экономическому хаосу. В итоге чрезмерно разросшееся в плане всеобщего регламентирования жизни государство завело в тупик все общество «Царства Шумера и Аккада», а созданная им централизованная командно-административная экономика, как и следовало ожидать, показала свою чудовищную неэффективность и несостоятельность. Известный обществовед и публицист Е. Н. Стариков столь точно передал саму сущность государства III династии Ура, что это заслуживает приведения пространной цитаты из его книги «Общество-казарма: от фараонов до наших дней»: «…все исследователи как один указывают на экономическую неэффективность и противоестественность такого сверхцентрализованного палочно-бюрократического механизма: низкая производительность подневольного труда даже в условиях сверхэксплуатации, высокая смертность работников, необходимость содержать гигантский аппарат надсмотрщиков и чиновников, проедавших значительную часть произведенного прибавочного продукта – все это требовало крайнего напряжения всех сил и средств, систематического применения насилия в самом широком масштабе».

Как справедливо заметил известный востоковед И. М. Дьяконов, «удивительно не то, что урская царская „псевдолатифундиальная” каторжная система рухнула, а то, что она смогла при всей своей дорогостоящей громоздкости и бюрократичности вообще просуществовать около ста лет». Главным источником, позволившим «Царству Шумера и Аккада» поддерживать свое существование столь длительное время, исследователь называет исключительное плодородие щедро орошаемой илистой земли Двуречья: «Только несравненное естественное плодородие почвы Двуречья и четко поставленная служба ирригации могли сделать громоздкий противоестественный организм царского хозяйства ІІІ династии Ура пригодным для эксплуатации вообще».

В целом забюрократизированное, зарегулированное государство «Царства Шумера и Аккада» просто перестало справляться со взваленной на него непосильной функцией тотального контроля над обществом, утонуло в море накопленной информации, которую не могло переработать, и, в итоге, оказалось неспособным защитить страну от внешней угрозы. Профессиональных воинов было недостаточно, мелкие бюрократы для этого совершенно не годились, а общенародного подъема, необходимого для «отечественной» войны против захватчиков, закономерно не наблюдалось. Наиболее массовыми подданными государства ІІІ династии Ура были разорявшиеся общинники, прозябавшие под гнетом командно-административной системы и нещадно эксплуатируемые, пребывающие в зависимом, фактически рабском состоянии, работники царских хозяйств. Не удивительно, что этим двум массовым категориям населения не было никакого дела до поддержки ненавистного им государства – они сами были готовы принять участие в его уничтожении, что и сделали, как только появилась соответствующая возможность. Государство ІІІ династии Ура внутренне давно уже было готово погибнуть, взрывоопасные запасы народной ненависти к правителям были доведены до предела, и не хватало лишь легкого толчка, искры, чтобы вызвать взрыв. Такой искрой стало вторжение внешних захватчиков – диких пастушеских племен семитских кочевников амореев, которое стало настоящим социальным переворотом и крахом всего гигантского хозяйства «Царства Шумера и Аккада».

Произошло это на рубеже ІІІ и ІІ тыс. до н. э. во время правления Ибби-Суэна (Ибби-Сина, 2027–2003 гг. до н. э.). Казалось бы, страна была надежно защищена с запада и севера двухсоткилометровой стеной Шу-Суэна, однако аморейские кочевники не стали прорываться сквозь безжизненную «гипсовую» пустыню и штурмовать стену. Вместо этого около 2025 г. до н. э. они перешли Верхнюю Месопотамию с запада на восток, переправились через Тигр и его приток Диялу, после чего стали проникать в Двуречье с востока. Ибби-Суэн, по всей видимости, находился в это время в военной экспедиции против Элама и, увлеченный собственными военными успехами, недооценил опасности вторжения. Амореи же не теряли времени даром, заполоняя страну, они стравливали стадам скота плодородные хлебные поля, грабили царские хозяйства и окружали крупные города, отрезая их друг от друга. За мощными городскими укреплениями еще можно было укрыться от захватчиков, но сельскохозяйственная округа оказалась полностью во власти амореев. Впрочем, не помогали даже городские стены. Так, «датировочная формула» 6-го года правления Ибби-Суэна (2022 г. до н. э.) сообщает об укреплении в этом году стен Ура и Ниппура: «Год, когда Ибби-Суэн, царь Ура, построил для Ниппура и Ура их великие стены». А уже на следующий год Ниппур пал под ударами врагов.

Еще большим ударом, чем падение священного центра Шумера, каким был Ниппур, стал для правителя Ура отказ энси разных городов страны поставлять в столицу так называемые бала – ежемесячные жертвенные поставки. Столица, равно как и другие отрезанные от поставок из государственных хозяйств города, оказалась на грани голода. Чтобы накормить жителей Ура, Ибби-Суэн отправил одного из своих военачальников по имени Ишби-Эрра (с аккадского его имя переводится как «Насытился бог чумы») закупить в расположенных по Евфрату северо-западных округах страны, наименее пострадавших от иноземного вторжения, ячмень и доставить его в столицу. Ишби-Эрра успешно справился с первой частью задания, купив более 10 млн литров ячменя по весьма низкой цене – 1 гин или сикль (1/120 кг) серебра за 1 гур (225 литров). Закупленное зерно было доставлено в небольшой городок Иссин, располагавшийся на одном из каналов, отведенном от Евфрата севернее Ниппура. Отсюда он обратился к Ибби-Суэну с требованием предоставить 600 барж для транспортировки ячменя в Ур. Такого количества транспортов у правителя Ура не было, и он посоветовал попросить баржи у городских энси, обещая заплатить за привезенный ячмень цену вдвое дороже той, по которой он был куплен – 2 гина (сикля) за 1 гур. Ишби-Эрра, вероятно, действительно обратился к энси соседних городов, но не за получением барж, а с предложением признать за ним царскую власть и отложиться от Ура. В 2021 г. до н. э. он осторожно титуловал себя «лугалем своей страны», а в 2017 г. до н. э. принял стандартный титул «царь Шумера и Аккада», перенеся «царственность» из Ура в Иссин. Именно І династией Иссина заканчивается шумерский «Царский список», уже не имея продолжения.