Текст книги "Всемирная история. Крестовые походы"

Крестоносцы окружили Никею с трех сторон, оставив открытой юго-западное направление, где границей города был берег Асканского озера. Доступ по его водам оставался беспрепятственным, тогда как все сухопутные пути осаждающие перекрыли. С севера это сделал Готфрид Бульонский, с востока – Боэмунд Тарентский, с юга – Раймунд Тулузский. 21 мая султан Кылыч-Арслан, воевавший до этого в Каппадокии за город Мелитену, попытался стремительным ударом с юга пробить осаду, однако войска графа Раймунда держались стойко и при помощи подоспевших с севера лотарингцев отбили атаку. Битва стоила многих тысяч жизней с обеих сторон, одних только крестоносцев полегло более трех тысяч. Кылыч-Арслан отступил в горы, сообщив жителям Никеи, что они вольны действовать так, как посчитают нужным.

Вдохновленные первой крупной победой крестоносцы ликовали, однако до взятия города было еще далеко. Неприступные башни и стены позволяли никейскому гарнизону не опасаться лобового штурма, а связь с внешним миром по Асканскому озеру обеспечивала подвоз продовольствия и подкреплений. В таких условиях осада могла длиться месяцами без существенного ущерба для осажденных. Крестоносцы должны были действовать напористо, и Раймунд Тулузский решил разрушить одну из башен под названием Гонат, подведя под нее подкоп. Название башни происходит от греческого слова «колено», и Анна Комнина объясняла его тем, что во время одной из предыдущих осад города ее уже пытались разрушить, после чего она осела и наклонилась, словно опустившись на колени. Очевидно, внешний вид башни и обусловил выбор крестоносцев, полагавших, что разрушить ее будет несложно. Анна Комнина сообщала, что граф Раймунд «соорудил круглую деревянную башню, со всех сторон покрыл ее кожами, в середине оплел прутьями и, защитив ее отовсюду, приблизил к башне под названием Гонат». В эту, называемую «черепахой», деревянную подвижную башню он поместил «вооруженных воинов, дробителей стен и других умеющих железными орудиями расшатывать башни в основании; первые должны были сражаться с защитниками стены, вторые – под их прикрытием подкопать башню». Затея почти удалась: саперы смогли сделать под крепостной башней подкоп и, вынув камни из ее фундамента, заложить вместо них деревянные балки, которые затем были подожжены. Однако, когда балки сгорели, Гонат покосилась еще сильнее, но устояла.

Тем временем император Алексей I за спиной крестоносцев вступил в тайные переговоры с гарнизоном Никеи и, видимо, самим Кылыч-Арсланом о сдаче города византийцам на почетных условиях. Для этого василевс отправил на Асканское озеро несколько перевезенных по суше кораблей под командованием дуки Мануила Вутумита. Крестоносцам было послано также сухопутное подкрепление во главе с полководцами великим примикирием[11]11
  Примикирий – главный управляющий дворцовыми службами. (Прим. ред.)


[Закрыть] Татикием и Цитой. Сдача города византийцам была обставлена так, словно им удалось захватить его стремительной атакой, высадив десант на берег озера во время общего штурма. Вутумит, координируя свои действия с Татикием, вначале получил согласие осажденных капитулировать, а во время общего штурма 19 июня 1097 г. византийские сухопутные части были впущены через ворота города, которые тут же захлопнулись перед западными крестоносцами. На башнях Никеи сразу же были подняты византийские знамена. Так Алексей Комнин, удачно использовав европейских рыцарей и проведя успешные переговоры, овладел городом.

Взятие Никеи, столь удачное для византийцев, весьма расстроило западных рыцарей. Чтобы утихомирить крестоносцев, рассчитывавших на разграбление города, василевс щедро раздал их предводителям монеты и драгоценности из собственной и захваченной в Никее султанской казны и жаловал им титулы. Рядовым участникам похода также делались выплаты, а помимо этого их снабдили продовольствием. Впрочем, все эти меры помогли лишь отчасти – крестоносцы считали себя обманутыми хитроумными и вероломными греками. Больше всего европейцев возмущало чрезмерное, как они считали, милосердие василевса к неверным. За плененных знатных сельджуков, в особенности за семью Кылыч-Арслана, крестоносцы рассчитывали получить богатый выкуп, однако те были вначале переправлены византийцами в Константинополь, а затем и вовсе отпущены. И без того хлипкое доверие к новоявленному сюзерену было окончательно подорвано, и в дальнейшем рыцари старались действовать, не рассчитывая на поддержку ромеев. Впрочем, и сам Алексей I с удалением театра боевых действий от византийской столицы терял возможность контролировать своих номинальных вассалов. Он сосредоточил внимание на укреплении своих позиций на западном побережье Малой Азии.

Неделю спустя после взятия Никеи, 26 июня 1097 г., крестоносное войско двинулось на юго-восток, вглубь Малой Азии. Продвигалось оно по одному маршруту двумя большими колонами, следовавшими на расстоянии дневного перехода. Первой из них, в которой двигались южноитальянские норманны и французы, командовали Боэмунд Тарентский и нормандский герцог Роберт, второй, состоявшей преимущественно из провансальцев, отчасти французов и немцев, – Раймунд Тулузский и Готфрид Бульонский. Неподалеку от Дорилея, в долине реки Порсук, их уже поджидало объединенное войско сельджуков. Ранним утром 1 июля 1097 г. сельджуки атаковали лагерь передовой армии крестоносцев, явно рассчитывая разгромить рыцарей в одном решающем сражении. В «Деяниях франков» есть яркое описание этой ожесточенной схватки: «Они яростно атаковали Боэмунда и его соратников… Мудрый Боэмунд, увидев вдалеке несчетное множество турок, испускавших дьявольские вопли, приказал своим рыцарям спешиться и поставить палатки… Когда это было сделано, нас уже со всех сторон окружили турки, которые сражались, метали дротики и посылали стрелы на необычайно дальнее расстояние. И мы, хотя и были неспособны им противостоять и выдержать натиск такого большого количества врагов, в едином порыве выступили им навстречу».

Уже к середине дня на помощь первому рыцарскому войску подоспели отряды из авангарда второго во главе с Готфридом Бульонским и графом Вермандуа Гуго. Вскоре подошла и вся вторая армия. Преимущество в числе и умении было не стороне крестоносцев, и это предрешило исход битвы, в которой сельджуки потерпели сокрушительное поражение. Не готовые к обороне, они начали покидать свои позиции, и это отступление вскоре превратилось в паническое бегство. На произвол судьбы были брошены и лагерь, и обоз. В «Деяниях франков» о захваченной добыче сказано: «С приближением наших рыцарей турки, сарацины и все варварские народы тотчас же обратились в бегство через горные ущелья и равнины… Они с удивительной быстротой добрались до своего лагеря, но долго там оставаться не могли. Тогда они продолжили отступление, и мы преследовали их и убивали в течение всего дня. И мы взяли большую добычу – золото и серебро, коней, ослов, верблюдов, овец, быков и многое другое».

Казалось бы, после победы в битве под Дорилеем крестоносцам, которые теперь объединились для передвижения в одну колонну, был открыт беспрепятственный путь в Сирию. Единого войска сельджуков, чтобы противостоять им, уже не было. Впрочем, у тюрок все же оставалось немало отдельных отрядов, которые немало препятствовали продвижению рыцарей на восток, устраивая засады в удобных местах, отравляя и засыпая колодцы, разрушая мосты, сжигая находившиеся на пути их следования поля и деревни и разгоняя местных жителей. Однако еще больше крестоносцам мешала сама природа – войско немилосердно страдало от жары и жажды. Вскоре начался массовый падеж лошадей, рыцари вынуждены были передвигаться дальше пешком, либо верхом на волах и ослах, либо в запряженных быками повозках. Доходило до того, что поклажу навьючивали на баранов и коз, а в повозки впрягали собак, которые также массово околевали в муках от обезвоживания. Единственной пищей воинов нередко были ягоды терновника, которые они срывали с придорожных кустов и растирали в руках.

Хронист Альберт Аахенский оставил жуткие описания невыносимых мучений крестоносцев во время переходов через безлюдные и безводные малоазийские пустыни: «Многие беременные женщины, с запекшимися губами и пылавшими внутренностями, с сосудами всего тела, истомленными от невыносимого жара солнечных лучей и раскаленной почвы, разрешались на виду у всех и бросали новорожденных на том же месте… Иные несчастные, оставаясь подле тех, кого они произвели на свет, корчились на проезжей дороге, забыв всякий стыд и все сокровенное, от ужасных страданий, причиняемых упомянутой жаждой… Посреди равнины валялись мертвые и полуживые младенцы… Мужчины, изнемогая от обильного пота и чрезмерной жары, еле шли с раскрытыми ртам и хватали прозрачнейший воздух, дабы уменьшить жажду».

Немалую помощь оказывали крестоносцам местные христиане, отдавая им уцелевшее припрятанное от сельджуков продовольствие, сообщая о коротких путях и водных источниках. Хронисты с благодарностью вспоминают об этих поистине спасительных советах собратьев по вере. Во многом благодаря их поддержке к середине августа крестоносное войско достигло Икония, где смогло разбить лагерь и раздобыть лошадей взамен павших во время длительного перехода. Хуже обстояло дело с продовольственными припасами, но рыцари были счастливы уже тем, что смогли расположиться в пределах большого оазиса и не испытывали недостатка в воде. Недельная передышка оказалась благотворной. Двинувшись в конце августа в путь, крестоносцы под командованием Боэмунда Тарентского с марша разгромили под Ираклией Каппадокийской еще одно сельджукское войско, собранное здесь Кылыч-Арсланом. Эта победа открывала беспрепятственный проход в Северную Сирию через так называемые Киликийские Ворота – ущелье в горах Тавра. Казалось бы, следовало всем двигаться этим путем, однако крестоносная армия здесь вновь разделилась.

Бóльшая часть войска двинулась на северо-восток, в горы Каппадокии. Выбору этого направления, судя по всему, способствовало совпадение интересов крестоносцев и византийцев. Ромеи стремились вернуть под свой контроль армянские земли, рыцари рассчитывали найти в христианских землях надежную поддержку, получить недостающих лошадей и продовольствие, а также обеспечить надежные тылы. Исходя из этих соображений, Раймунд Тулузский и Боэмунд Тарентский двинулись через Кесарию и Коману по направлению к Марашу. На юг же, к Киликийским Воротам, направилась лишь горстка норманнских рыцарей во главе с Танкредом. Чуть позже вслед за ним двинулись брат Готфрида Бульонского Балдуин Фландрский и Балдуин Буржский с пятью сотнями всадников и вспомогательной пехотой, численность которой доходила до двух тысяч ратников.

Взятие Антиохии в 1098 г. (миниатюра XIV в.)

Поход на юг был чистой авантюрой, предпринятой исключительно с целью грабежа. Танкред наметил своей целью богатый город Тарс и успел до подхода более крупных крестоносных отрядов разграбить его окрестности и слабо защищенные предместья. Вскоре сюда же подошел Балдуин Фландрский, предложив Танкреду разграбить Тарс совместно: «Ворвемся туда вместе и разграбим город: пусть тот, кто захватит больше, оставит все себе, а тот, кто может взять, возьмет [сколько сможет]!» Расчет Балдуина был прост: пара сотен норманнских рыцарей могла захватить в городе гораздо меньше добычи, чем существенно более многочисленный отряд лотарингцев. Это прекрасно понимал и Танкред, попытавшийся вначале овладеть Тарсом самостоятельно. И хотя вначале местное христианское население впустило в пределы городских стен норманнов и те даже успели водрузить на башнях свои знамена в знак захвата города, вскоре Танкреду пришлось покинуть Тарс, уступив его Балдуину. Впрочем, не теряя надежды на свою долю добычи, норманнский рыцарь двинул небольшой отряд норманнов на другие города Киликии – Адану, Мамистру, Александретту.

Тарс был превращен Балдуином в важную военно-морскую базу крестоносцев. Сюда прибыли корабли пирата Гинимера Булонского, которого Балдуин, после принесения вассальной присяги, назначил правителем города. Эта расположившаяся в Тарсе пиратская флотилия, состоящая из датчан, фламандцев и фризов, стала первым полноценным флотом крестоносцев, пользовавшихся до этого либо нанятыми итальянскими, либо предоставленными Византией судами. Оставив в Тарсе гарнизон, Балдуин двинул войска вслед за Танкредом, которого настиг в Мамистре. Здесь между крестоносцами произошла ожесточенная стычка, рискующая перерасти в полноценную битву. Раздосадованный из-за отобранного ранее Тарса и подначиваемый собственными рыцарями, Танкред рвался отомстить Балдуину. Однако численный перевес был не на стороне норманнов, и в итоге их предводитель был вынужден уступить, смирившись со сложившейся ситуацией. По словам хрониста Рауля Каэнского, основа мира между Балдуином и Танкредом была определена по пословице: «Кто имеет – имеет, а кто потерял – тот уже потерял». Впрочем, благодаря достигнутой договоренности склонному к безудержным авантюрам норманнскому рыцарю удалось все же завладеть одним городом и оставить там гарнизон из своих рыцарей. Этим городом стал порт Александретта, захваченный Танкредом при содействии наместника Тарса Гинимера Булонского.

Тем временем основная часть войск крестоносцев, заняв города Коману и Коксон, двинулись к Марашу. Октябрьский переход через горы стал для армии не меньшим испытанием, чем летний марш через Малую Азию. Размытые осенними дождями узкие и крутые горные тропки были практически непреодолимы для тяжело груженных припасами, оружием и доспехами вьючных животных. Они массово срывались с обрывов, увлекая за собой других животных и находившихся рядом людей. Лишь пешие воины с небольшим грузом могли продолжать движение в таких условиях. Анонимный автор «Деяний франков» оставил безотрадное описание этого бедственного перехода: «Мы, оставшиеся в Коксоне, вышли оттуда и направились в дьявольские горы, такие высокие и с такими узкими проходами, что на тропинке, идущей по склону, ни один человек не смел обогнать другого; лошади срывались и падали с обрывов, и каждое вьючное животное увлекало туда другое. Со всех сторон рыцари пребывали в унынии и били себя руками от горя и отчаяния, спрашивая, что им делать с собой и своим оружием. Они продавали свои щиты и хорошие кольчуги со шлемами за три-пять денье или за какую-нибудь мелочь. Те, кто не мог продать, просто выбрасывали их и продолжали путь».

Лишь достигнув Мараша, крестоносцы были вознаграждены радушным приемом жителей, изобилием продовольствия и возможностью как следует отдохнуть. Вскоре сюда же из Киликии, во главе менее чем сотни рыцарей, прибыл Балдуин Фландрский, который, впрочем, не провел в гостеприимном городе и двух дней, отправившись дальше на юго-восток, к Евфрату и за него. Овладев на марше двумя крепостями Равендан и Тель-Башир, 6 февраля 1098 г. он вступил богатейший город Эдессу (Урху). Армянский князь Торос, правивший Эдессой номинально от имени сельджукского эмира Тутуша, но бывший фактически самостоятельным князем, радушно встретил воина Христова, прибывшего освободить христиан от власти неверных.

Торос даже усыновил Балдуина и сделал его фактически соправителем. Тем самым армянский правитель Эдессы своими руками подготовил собственную гибель – вскоре он был свергнут восставшей местной знатью, которая передала власть Балдуину, рассчитывая сделать его послушной марионеткой в своих руках. Однако надежды нотаблей[12]12
  Нотабль – в феодальной Франции привилегированное лицо из дворянства или духовенства, член совещательного органа при короле. (Прим. ред.)


[Закрыть] города также не оправдались – западный рыцарь твердо взялся за кормило власти. Для укрепления своего положения он призвал в Эдессу множество франкских сеньоров, щедро раздавая им подарки из прибранной к рукам городской казны. В декабре 1098 г. притесняемые крестоносцами жители Эдессы попытались поднять восстание против фактических оккупантов, коими оказались крестоносцы. Для этого они даже обратились за помощью к сельджукам, однако Балдуин был начеку и жестко подавил восстание в зародыше, казнив зачинщиков и конфисковав их имущество. Иных сторонников заключили в темницы, потребовав с них колоссальный выкуп за освобождение.

Неудачная попытка мятежа сыграла Балдуину на руку, окончательно освободив его от каких-либо, даже формальных, обязательств перед местной знатью. Отныне он мог править как полновластный владыка города, расширяя пределы своих владений и облагая население всевозможными поборами. Армянский хронист Матфей Эдесский горько сетовал по поводу жестокости установленной Балдуином власти над Эдессой: «И подобные неисчислимые и неслыханные дела они совершали ради грабежа сокровищ, предав страну опустошению, а людей – жестоким мучениям. Они помышляли лишь о зле и полюбили стезю злодеяний». Так в крови мятежей, предательства и насилия рождалось одно из государств крестоносцев на Востоке – графство Эдесское.

В то время как Балдуин Фландрский двигался к Эдессе, 16 октября 1097 г. основное крестоносное войско направлялось к Антиохии, главному городу Сирии, сравнимому по своей значимости и богатству разве что с Константинополем. Столь привлекательный город был хорошо защищен крепостными стенами, возведенными и отремонтированными еще во времена византийского владычества (970–1085 гг.). Фортификационные сооружения были удачно вписаны в местный гористый рельеф, что делало город неприступным, а его штурм бессмысленным. Крепостные стены достигали такой толщины, что, по рассказам современников, по ним свободно могла проехать квадрига – колесница, запряженная четверкой лошадей. При таких обстоятельствах нужна была длительная планомерная осада с полной блокадой, но и она оказалась невозможной – общего числа крестоносцев едва хватило на то, чтобы блокировать четверть периметра городских укреплений. Автор «Деяний франков» писал: «Мы осаждали трое ворот города. С другой его стороны у нас не было достаточно места, чтобы вести осаду, потому что нам мешала гора, через которую был лишь один узкий проход».

Не полностью окруженная Антиохия легко сообщалась с внешним миром, получая подкрепление и продовольствие через гавань Святого Симеона, со стороны Латакии и цитадели на горе Сильпус. Препятствовать этому у крестоносцев не было никакой возможности, и осада затягивалась. К середине декабря 1097 г., когда зима была в разгаре, а окрестности города окончательно разграблены, в лагере крестоносцев начались голод и болезни. Обеим противостоящим сторонам оставалось только выжидать и рассчитывать на подкрепление. Командир гарнизона Антиохии Яги-Сиан (Баги-Зиан) разослал письма с просьбой о помощи всем сельджукским правителям. Крестоносцам то и дело приходилось отбивать атаки сельджукских отрядов, шедших на помощь осажденным. Для того чтобы защитить лагерь от нападения с тыла и одновременно создать угрозу осажденным, неподалеку от так называемых Железных ворот города была возведена башня Мальрегар, или Морегар. Так было положено начало окружению Антиохии целой сетью осадных башен.

Хотя удача в основном сопутствовала западным рыцарям, непрестанные стычки и голод делали свое дело. Вылазки за продовольствием и фуражом, производившиеся небольшими отрядами, были крайне опасны, поскольку на каждом шагу их поджидали засады. В связи с этим было принято решение отправить за припасами целое войско – двадцать тысяч лучших воинов под командованием Боэмунда Тарентского и Роберта Фландрского. В самом конце декабря они двинулись на юг от Антиохии, в области, заселенные сельджуками. Экспедиция, которая планировалась как вылазка за продовольствием, неожиданно для крестоносцев обернулась масштабным сражением, когда 31 декабря 1097 г. неподалеку от Албары они наткнулись на войско, возглавляемое правителем Дамаска Дукаком Меликом, атабеком[13]13
  Атабек (атабей) – владетель небольшого государства, входящего в состав монархии Сельджуков в XI–XII столетиях. (Прим. ред.)


[Закрыть] Тугтекином и арабским князем Хомса. Победителем в разгоревшейся битве стал Боэмунд, хотя отряд Роберта Фландрского, попавший в окружение, был почти полностью уничтожен. Гораздо меньше повезло со сбором продовольствия. Разграбив по пути всего лишь два незначительных поселения, фуражиры вернулись в осадный лагерь овеянными славой победителей, но без существенной добычи.

При отсутствии основных сил крестоносцев под Антиохией состоялось сражение у городских ворот, когда 29 декабря 1097 г. осажденные предприняли хорошо подготовленную ночную вылазку. «Эти ужасные варвары появились ночью и свирепо набросились на нас, – писал автор „Деяний франков“. – Они убили большое число наших рыцарей и пехотинцев, которые не были достаточно защищены». Во время стычки воины Яги-Сиана захватили хоругвь папского легата Адемара Монтейльского с изображением Богоматери из Пюи. Надругавшись над знаменем, мусульмане вывесили затем этот почитаемый всей Францией образ на городской башне, чем весьма огорчили и разозлили крестоносцев.

Из-за отсутствия продовольствия в январе 1098 г. из лагеря осаждающих стали разбегаться рыцари и проповедники, в частности сбежал Петр Пустынник, присоединившийся к походу еще в Константинополе. Дезертирство грозило стать массовым, и, чтобы вернуть беглецов, в погоню за ними отправили Танкреда. Сбежавших доставили в лагерь, однако никакие заверения и клятвы верности не могли сдержать тех, кому осада Антиохии казалось уже делом безнадежным.

В феврале 1098 г. лагерь крестоносцев покинул сопровождавший их на протяжении всего пути византийский отряд под командованием великого примикирия Татикия. Это было обусловлено целым рядом обстоятельств. Прежде всего, ромеи давно убедились в безнадежности как осады, так и попыток взять Антиохию штурмом и вполне обоснованно полагали, что город так и не будет захвачен. Во-вторых, Боэмунд Тарентский всячески склонял Татикия к отводу войск. Он одновременно распускал слухи о предательстве византийцев, якобы сговорившихся с сельджуками, и конфиденциально сообщал великому примикирию, что против него будто бы зреет заговор среди знатных крестоносцев. Наконец от василевса Алексея I были получены четкие указания. Действуя согласно им, Татикий пожаловал Боэмунду от имени византийского императора всю завоеванную ранее Киликию, напомнив тем самым, что всеми отвоеванными у мусульман землями владеет прежде всего верховный сюзерен – император Византийской империи.

Впрочем, в военном отношении потеря немногочисленного греческого отряда была несущественной. Во всяком случае она не помешала Боэмунду одержать вскоре блестящую победу над армией сульджукского эмира Алеппо Рыдвана. Мощным ударом закованных в броню семи сотен всадников полководец крестоносцев смел сельджукские отряды, а затем преследовал их без передышки и захватил огромную добычу, из которой самым ценным было продовольствие, позволившее предотвратить грозивший рыцарям голод. А уже в марте 1098 г. крестоносцы получили существенное подкрепление в виде четырех английских кораблей с отрядом под предводительством Эдгара Этелинга. Прибывали и другие воинские контингенты. В это же время состоялись переговоры с посланниками фатимидского халифа с целью заключения союза против сельджуков. И хотя условия Фатимидов относительно такого раздела Сирии и Палестины между ними и крестоносцами, при котором Иерусалим оставался бы во владении халифа, были отвергнуты, вожди рыцарей допускали возможность продолжения переговоров в будущем.

Решающую роль на этом этапе крестоносного похода вновь сыграл Боэмунд Тарентский, давно наметивший Антиохию главной своей добычей. Проведя несколько тайных переговоров с одним из командиров сельджукского гарнизона осажденного города – комендантом трех башен городских укреплений (так называемых Башен трех сестер) армянином-ренегатом Фирузом – хитрый норманнский рыцарь добился его согласия пойти за щедрое вознаграждение на предательство. Фируз обещал в условленный час впустить крестоносцев в охраняемые им башни.

Но это был не весь коварный план Боэмунда. Обладая столь ценной информацией, он попытался как можно дороже продать ее предводителям рыцарей, выставив главным условием передачу ему власти над Антиохией. Заявив, что знает, как легко и быстро овладеть городом, правитель Тарента потребовал согласиться сделать его антиохийским князем. Предложение вызвало негодование у других вождей похода, причем особенно упорствовал давний недруг Боэмунда граф Раймунд Тулузский. Под его влиянием, как сообщал автор «Деяний франков», остальные военачальники категорически отказались от шантажистских условий, «наотрез воспротивились и отклонили эти предложения и заявили: „Да не достанется никому этот город, а будем владеть им все на равных долях; поскольку мы в равной мере вложили в дело свои ратные усилия, постольку должны получить и одинаковые почести“». Боэмунд не сдавался и стал делать вид, что раз его условия неприемлемы, то он и вовсе отбывает домой, в Италию, так как денежные средства его на исходе, люди и кони убиты либо истощены. По прибытии в Тарент он обещал выслать в Святую землю новый отряд на подмогу крестоносным войскам, но сам возвращаться якобы не планировал.

Кто знает, как долго могли бы продолжаться эти препирательства, если бы крестоносцы не получили достоверные тревожные сведения о приближении громадного сельджукского войска во главе с атабеком Мосула Курбуком (в западных источниках и затем в современной исторической литературе его чаще называют Кербогой). К его армии примкнули отряды множества сельджукских правителей, и перспектива сражаться с ними у стен осажденного города представлялась западным рыцарям весьма плачевной. Скрепя сердце они согласились на условия Боэмунда – сделать его правителем Антиохии, если он сам либо с чьей-то помощью сможет овладеть городом. Приняв эти условия, князь Тарента незамедлительно приступил к военной операции, заняв в ночь со 2 на 3 июня 1098 г. три городские башни, охрану которых должен был обеспечивать предатель Фируз. Одновременно крестоносцы пошла на приступ в других местах. Застигнутые врасплох спящие сельджуки не смогли оказать эффективного сопротивления, и вскоре в их руках осталась лишь цитадель на горе Сильпиус.

Захватчики устроили в Антиохии страшный погром, вырезали ее жителей, не разбирая, кто мусульманин, а кто христианин. По свидетельствам очевидцев, улицы и площади были залиты кровью и завалены телами убитых, так что по городу невозможно было пройти, не шагая по трупам. Богатства, захваченные в городе, были поистине несметными. Крестоносцы сполна вознаградили себя за долгие месяцы осады, устроив массовые пиршества и истребив остатки продовольственных припасов, еще остававшиеся в городе. Но не прошло и трех дней, как ликование рыцарей сменилось отчаянием, а разгульные попойки – нуждой и голодом. 5 или 6 июня 1098 г. к Антиохии подошло войско под командованием Кербоги, и еще вчера осаждавшие в один момент стали осажденными. Очень скоро им пришлось пожинать плоды недавнего трехдневного бездумного разграбления Антиохии – в блокированном городе начался свирепый голод. По сообщениям хронистов, крестоносцы не только поели всех лошадей и ослов, но и дохлых кошек, собак и крыс, ели кору деревьев и траву, веревки и вываренную кожаную конскую сбрую. Автор «Деяний франков» писал: «Эти святотатцы и враги Господа так крепко заперли нас в Антиохии, что многие из наших воинов умерли от голода. Маленький хлебец стоил безант[14]14
  Золотая византийская монета, ходившая в Европе до середины XIII в. (Прим. ред.)


[Закрыть], что уж говорить о вине. Мы ели и продавали мясо лошадей и ослов; курица стоила пятнадцать су, один орех – денье. Все было так чрезмерно дорого, а голод так велик, что варили и ели листья смоковницы, винограда и репейника. Другие варили и ели сухие шкуры лошадей, верблюдов, быков и буйволов». Из обложенной Антиохии началось массовое бегство рыцарей, разуверившихся в возможности победы. Они по ночам перебрасывали через крепостные стены веревки и, спустившись по ним, спешили на корабли, стоявшие в гавани Святого Симеона. Их называли «веревочными беглецами».

В таких условиях осажденным крайне необходимо было любым путем поднять боевой дух, чтобы сразиться с войском Кербоги. Нужно было чудо, и такое чудо явилось – либо, что более вероятно, было искусно создано. Находившийся в войске графа Раймунда Тулузского крестьянин из Прованса Петр Варфоломей заявил, что ему во сне много раз являлся апостол Андрей. Он якобы сообщил, где находится одна из ценнейших христианских реликвий – копье римского центуриона Лонгина, которым он пронзил бок распятого на кресте Иисуса Христа. Незамедлительно в церкви Святого Петра, на которую указал апостол, начались раскопки, и к концу дня святыня была обретена. Весть о чудесной находке облетела войска крестоносцев, поднимая их боевой дух и побуждая идти в атаку против неверных. И пусть многие образованные сеньоры и церковники-хронисты обоснованно сомневались в реальности «чуда», подозревая искусно сфабрикованный обман, для рядовых рыцарей находка была бесспорным символом не оставляющей их предприятие помощи Господа.

Были сделаны и другие, более земные и практичные шаги. Так, было принято решение о выборе главнокомандующего для подготовки к решающей битве. В крестоносном воинстве, состоявшем из разрозненных отрядов, действовавших зачастую несогласованно и спонтанно, впервые появился военачальник, приказания которого должны были выполнять все. Им стал Боэмунд Тарентский. И пусть такие полномочия были даны ему на короткий срок – всего лишь на 15 дней, это вскоре принесло воинам Христа блестящую победу. 28 июня 1098 г. Боэмунд повел в бой разделенное им на шесть отрядов рыцарское войско, и не выдержавшая натиска армия Кербоги обратилась в бегство. Успеху атаки крестоносцев способствовало и умелое командование норманнского предводителя, и воодушевление от обретения христианской святыни – копья сотника Лонгина, а также, в немалой степени, разногласия среди союзников Кербоги, многие из которых покинули лагерь накануне решающей битвы. Захватив богатую добычу у разгромленного воинства, крестоносцы по возвращении в Антиохию обрели еще одну победу – перед ними капитулировала городская цитадель. Город был окончательно захвачен и на долгое время стал основной базой рыцарской армии, готовившейся к решающему походу на Иерусалим.

После длительных пререканий между Раймундом Тулузским и Боэмундом Тарентским, к концу 1098 г. власть над городом окончательно закрепилась за последним. Постепенно захватывая близлежащие городки и крепости, предводитель итальянских норманнов укреплял свою власть в регионе, шаг за шагом создавая собственное государство. При этом ему вновь пришлось столкнуться с графом Тулузы, стремившимся не упустить своего. Особенно ожесточенными были их стычки по поводу крепости Маарры (Мааррат-ан-Нуман), находившейся к юго-западу от Антиохии. Вначале по направлению к ней двинулся Раймунд Тулузский, но вскоре подоспел и Боэмунд, опасавшийся, что соперник присвоит городок. В итоге 11 декабря 1098 г. его захватили одновременно подошедшие с двух сторон норманны и провансальцы. Спор сеньоров из-за Маарры стал последней каплей, переполнившей терпение рядовых участников похода, крайне недовольных тем, что вместо освобождения Иерусалима воины Христа погрязли в склоках и раздорах, деля будущие феодальные владения.