Текст книги "Сказ о твоей Силе"

– Почему ты перестала? У тебя так красиво получалось. Покажи нам, как так танцевать – мы хотим с тобой покружиться.

Лис, с зарождающимся на мордашке восторгом, повернулась к Кеяс.

– Вот видишь? – спросила та, отвечая своей улыбкой. – Беги уже.

Радостная девчушка побежала к уже поджидающим друзьям – теперь уже друзьям. Свет её засиял в полную силу.

Кеяс и Вогте сидели и смотрели на танцующих. Внутри легким пением дудочки звучало спокойствие и ощущение красоты жизни.

– Нам пора, – сказал старик.

– Да. Пора, – согласилась девушка.

Они поднялись и спокойно двинулись по направлению к спуску. Дойдя до границы облачной кисеи, Кеяс обернулась: Петите и Лисе стояли, взявшись за руки и махали ей на прощание. На секунду ей показалось, что они слились в одну улыбающуюся и машущую девочку. Или не показалось? Кеяс улыбнулась этому пониманию, подняла в ответ руку и пошла за Вогте, уже не оборачиваясь.

У подножья горы было озеро. Спустившись, они, думая каждый о своем, направились к нему. Кеяс подошла к воде, присела. Хотела умыться. Глянула в гладь воды: из отражения на неё смотрела прекрасная молодая женщина. Черты лица её дышали внутренней силой, глаза излучали спокойную уверенность и понимание. С первого взгляда было ясно – эта женщина себя знает: знает кто она, знает свою Силу, знает свою слабость, знает, как найти в этом гармонию.

Череда пониманий вспыхнули в душе Кеяс: ей нравится эта женщина, она её любит, эта женщина она сама. Пронзительное чувство сладкой судорогой пронеслось внутри девушки, грудь её судорожно втянула воздух, а лицо закрытыми глазами обратилось в небо. Губы играли легкой улыбкой, по щекам текли слезы облегчения.

– А вот и Зеркало, суть отражающее, – послышалось позади.

– Это же просто озеро, – сказала, не меняя позу и не открывая глаз, Кеяс.

– А для тебя теперь все будет Зеркалом, истину отражающим. Теперь знаешь себя, – ответил Вогте.

Что-то в голосе его немного странным показалось, и девушка обернулась – вроде тот-же Вогте, но морщины ушли и волос потемнел.

– Дак ты не старик? – удивилась.

– И старик, и не старик. Давно путем этим иду, ну сколько можно стариком? Молодым дальше пойду. Ты вон тоже, камень, вверх летящий и чувствующий, а я смотрю – девушка прекрасная, – ответил Вогте, и добавил, – пойдем вместе? Кеяс весело рассмеялась. И они пошли.

Радость жизни

– Русские народные сказки! Откуда завалялась здесь? Я уж и забыла про нее, – прочитала название знатно потрепанной книжки Лена.

На неё она наткнулась, разбирая завалы старых вещей на антресолях. Квартира ей досталась от бабушки. Заселившись, загруженная делами повседневной жизни, ремонт делать никакой не стала – так, прибралась малость да шторки поменяла. А тут решила немного с хламом, в наследство доставшимся, разобраться. В нем, среди кип старых журналов и попалась этот сборник народного творчества.

Лена открыла его наугад, в середине. «Царевна Несмеяна» – гласило название открывшейся сказки. Казалось бы, ну, название и название. А вот ведь, как дверцу кто открыл, с мыслями горькими – накатила раздумий волна:

«Я и впрямь, как эта царевна: не радует ничего, а грусть прям вот она – малейший повод и… Слезам дорогу! Когда смеялась последний раз? Так, чтоб от души. Да что там – улыбнуться-то невмоготу подчас. В детстве, помню, бывало, так захохочешься, что говорили даже, дескать, смешинка в рот попала. И где та смешинка?! Э-эх».

Жизнь Лены действительно складывалась в последнее время не ахти. Непрерывной чередой шли события, к улыбкам нерасполагающие. А там, где и шло к веселью, всё больше погрустить над чем глаза искали.

Одно ситуацию спасало хоть как-то – соседи по квартире, Кошарик и Жуча. Не трудно догадаться, что были они кошкой и собакой. Кошарик – воистину дворянского рода племени: подобранный как-то в лютый мороз в подъезде жалко мяукающий котенок вырос в гордого кота породы, как уже сказано, «дворянской», но обаятельностью своей дававший значительную фору прочим, с регалиями. Жуча, та была с родословной, да – роскошный черный ньюфаундленд. С Кошариком жили душа в душу: ньюфы по характеру добряки, ну, а Кошарик относился к Жуче покровительственно, но с большой благосклонностью. С такими соседями жизнь была даже с учетом всех грустностей вполне сносной.

В общем, не выкинула книжку Лена, не поднялась рука, раз откликнулось внутри так, на полку поставила. «Что ж, вот такая у меня сказочная жизнь. У кого-то яхты да Бали, а я – Несмеяна».

Пошла вынести, что все-таки на выброс насобирала. На лестничной площадке, как водится, соседа встретила – Эрнеста Модестовича.

Была в этом соседе некая странность. На первый взгляд – интеллигентный, воспитанный человек: всегда приветлив, аккуратно одет, улыбчив. Но что-то не вязалось. Чем в более мрачном настроении Лена на соседа натолкнется, тем лучезарнее он улыбку тянет и приветливостью своей аж бесит. Не видит будто, что её прям крутит от раздражения. А случится ей в приподнятом настроении столкнуться с Эрнестом Модестовичем – глянет чуть ли не осуждающе, губами желчно пожевывая.

Находилась квартира Лены на верхнем этаже. На лестничной площадке, в потолке, люк чердачный был. Проем точнее, вход на чердак, который всегда открытым стоял за неимением крышки.

Дак вот, выйдя журналы старые выкидывать, вдруг шум какой-то с чердака услышала. Точнее отголосок, эхо. И ладно бы брякнулось чего, зашуршало или голубь крыльями захлопал, а то ведь будто отголоски ярмарки, праздника людного. Остановилась Лена, прислушалась, в сумрак люка всматриваясь, а тут и сосед из квартиры своей вырулил.

– Что случилось, Леночка? – спросил участливо, хоть и с улыбкой, но с некоторой суетностью в голосе.

– Вы тоже это слышите, Эрнест Модестович? – ответила вопросом Лена. – Звуки странные. Словно праздник какой…

Сосед внимательно прислушался.

– Нет, Леночка, ничего не слышу. И не слышал никогда. Показалось вам. Праздник? На чердаке? – Звуки и впрямь исчезли.

Цепляла некая несуразность – было ощущение нервозности соседа в ответе на поставленный вопрос: будто быстрее тему сменить хочет. Торопится может?

– Показалось, наверное. Устала, – сказала Лена.

Вот, опять внимание дернуло – тень облегчения на лице Эрнеста Модестовича мелькнула и за улыбочкой спряталось.

– Да, Леночка, бывает. Отдохнуть тебе надо, поспать. – Лена кивнула и до мусорки направилась.

Несколько дней после этого прошли в обычной суете. Она ходила на не радующую работу, уныло занималась домашними делами, смотрела не вызывающие позитивного настроя фильмы. Книги, кстати, тоже не вдохновляли. Только прогулки с Жучей и Кошариком позволяли находить точку опоры в жизни.

В один из дней, совершая традиционный вечерний моцион, они несколько загулялись: уже даже последние лучики солнца скрылись за окружающими двор деревьями. Сразу стало сумрачно, зажглись теплые пятна фонарей. Дело в том, что Кошарику приспичило залезть на дерево и гордо восседать там, поглядывая на Лену и Жучу с высоты. На все призывы он только жмурился и делал вид, что вылизывание передней лапы занимает всё его внимание – в общем, выпендривался, как говорят, на все деньги. В конце концов, даже невозмутимая Жуча один раз коротко неодобрительно гавкнула.

– Ну все, мы пошли домой, сиди на дереве хоть всю ночь, – сказала Лена. – Пошли Жуча, пусть этот обормот остается. Есть захочет – придет.

Жуча, без лишних возражений, направилась за Леной, виляя пушистым хвостом. Кошарик, впрочем, себя долго ждать не заставил: раз никто внизу не умоляет его величество спустится – неинтересно. Да и упоминание еды подействовало магически безотказно. В итоге он даже всех обогнал и шмыгнул в подъезд первым. В результате чего, надменно задрав хвост, возглавил их подъем на пятый этаж. За ним шла Лена, а процессию замыкала Жуча.

Когда поднялись на предпоследнюю лестничную площадку, стало видно, что дверь квартиры соседа почему-то не закрыта. И, конечно же из чувства противоречия, Кошарик незамедлительно шмыгнул в эту приоткрытую дверь.

– Куда?! Нельзя! – вполголоса окрикнула его Лена, но хвостатой вредины уже и след простыл. Она подошла к приоткрытой двери: в прихожей было темно, а в глубине квартиры мерцал синевато-красноватый свет и слышалось невнятное бормотание.

«Гирлянда что ли? Дак не Новый год же… Хотя, мало ли у кого какие причуды».

– Так, Жуча, жди здесь, – распорядившись на всякий случай, Лена двинулась вглубь прихожей, шёпотом зовя пушистого засранца.

По логике вещей, зайдя в чужую квартиру, следовало бы поздороваться, по косяку постучать, например, для привлечения внимания хозяев. Но какой-то сюрреализм ситуации привел её в некое оцепенение: она как завороженная двигалась по темному коридору к странному мерцающему свету. Чем дальше Лена продвигалась, тем яснее в неразборчивом бормотании слышались отдельные слова:

– Немного оста …неразборчиво… чуть поднажать, и моя бу… неразборчиво… сладкая душенька, ох вкус… неразборчиво…

Дойдя до конца коридора, она увидела, что её всегда с иголочки и в классическом стиле одетый сосед, нацепил черный балахон с капюшоном и, слегка ссутулившись и водя руками, что-то делает на большом массивном столе. Что – за соседом не было видно. Комната была заполнена колеблющимся светом, в воздухе висел сладковатый запах. Обстановка походила на антикварный магазин, как это показывают в телевизоре: чучела, маски, статуэтки, кучи выглядящих древними фолиантов, на трюмо человеческий череп.

Сосед, выполняя свои непонятные действия, разговаривал сам с собой, то повышая голос, то понижая до неразборчивого бормотания. Когда Лена подошла, он как раз выдал:

– Как вот так совпало?! Как не вовремя услышала она. Ну ничего, ничего – не сорвется уже. Сейчас вот здесь добавим, вот тут поправим… неразборчиво… не дозрела малость… Ускориться придется. Жалко, жалко. А что делать? Вдруг догадается…

Збенг! Лена аж подпрыгнула вместе с Эрнестом Модестовичем: сердце грозило сломать рёбра своим бешенным скачем. Кошарик в неверном свете комнаты юркнул не туда и свалил нечто железное, громко брякнувшее при падении. Сосед, подскочив, в напряжении застыл, уставившись в сторону шума. Затем начал, как в замедленной съёмке, поворачиваться. Увидел Лену, которая растерянно стояла, вытаращив от испуга глаза у входа в комнату – взгляд его тревожно вспыхнул, и он резко обернулся, заслонив своим телом стол.

– А я тут это… Фотографии проявляю. Хобби у меня такое, – сбивчиво, нервно облизывая губы, проговорил Эрнест Модестович. – Что случилось, Лена?

И, если странное балахонистое одеяние еще можно было с натяжкой отнести к рабочему халату проявителя фото, то вот горящие черные свечи и начерченные чем-то красным письмена и знаки – вряд ли. Всё это она увидела мельком, пока сосед встревоженно разворачивался.

– Кот мой забежал к вам, – растерянно ответила Лена.

Первый раз наблюдала она такое выражение лица у соседа – напряженно-настороженное. Будто зверь Лена, и неосторожное движение спугнуть может или спровоцировать: глаза внимательно и изучающе бегали по её лицу, вглядывались в сумрак коридора. Будто понять пытались: что увидеть успела, есть ли еще свидетели?

Тут лицо его застыло, а из помертвевших глаз жутким повеяло. Эрнест Модестович протянул руку назад, что-то взяв со стола, и уж было двинулся вперед… И вдруг замер в начале движения, смотря ей за спину. Лена с усилием оглянулась: инстинкт самосохранения протестовал против идеи повернуться к соседу спиной – в глубине коридора стояла Жуча. Пошла за хозяйкой, не послушалась – всегда исполнительная Жуча… Глаза её горели недобрым огоньком, а из пасти, все нарастая, слышалось утробное ворчание – у этой лохматой, вечно немного ленивой добрячки…

При виде такой картины ощущение полной нереальности происходящего развернулось в полную силу. В этот момент еще и Кошарик из комнаты мимо неё шмыгнул под защиту вдруг проявившей себя с грозной стороны подруги. Лена обернулась к соседу и увидела, что он уже принял свой прежний вид, за исключение черного балахона конечно, и нацепил на лицо вежливую участливую улыбку. Разве что руки несколько нервно потирает – подрагивают, ручки-то. И так потихоньку, помаленьку движется, вытесняя незваных гостей из квартиры, попутно приговаривая:

– Ну, вот и котик твой нашелся. А что он опрокинул там, дак это не страшно – все цело, я приберу. Ты иди, Леночка, иди. А то мне докончить тут надо, чтобы не испортить ничего. – На последних словах перед носом медленно пятившейся Лены захлопнулась оббитая дерматином дверь.

Она ещё некоторое время обалдело постояла, прислушиваясь к звукам с той стороны: было тихо – видимо, там тоже слушали. Потом в глубоком смятении пошла к себе: кормить живность и готовиться ко сну. Кошарик и Жуча, как ни в чем небывало, уже караулили у своих мисок вечернюю порцию. Лена отбросила мутные мысли и, накормив жаждущих, поставила чайник. Тревожные щупальца неожиданного происшествия начали потихоньку рассасываться.

Дни продолжили свой привычный ход. Хотя, утверждать так было бы не совсем верно. Лена старалась похоронить в памяти случай, произошедший в квартире соседа: всё-таки полного понимания, что это было, не сложилось. Но в то же время, какая-то нотка в душе принуждала более пристально подмечать неприятные изменения в своей жизни и связывать эти изменения со случившимся, порождала зреющие внутри подозрения. Печальные события случались все чаще, глаза не просыхали и зачастую были красные по утрам. Смотря на себя в зеркало, она видела, что осунулась, болезненно выглядит. Сходила в больницу, сдала анализы – всё в норме, а ощущение, что угасает организм с каждым днем.

Сосед, напротив, становился лучезарней, с ещё большей приветливостью обращался к ней при встрече. И сложилось впечатление, что сильнее разгорается злой огонек торжества в его глазах, неудержимо выглядывая из-за напускного радушия. Либо причины скрываться на нет сходят.

Субботним утром Лена лежала в кровати и умирала. Не совсем, конечно, но ощущение было, что всё – сил нет больше никаких. Причем ни ломоты в костях, ни жара, ни других каких-либо признаков возможной болезни – просто не хочется вставать, завтракать, двигаться не хочется. Да и жить, в общем-то, тоже.

К кровати подошла, поскуливая, Жуча. Потянула зубами за край одеяла, смотря просительно и жалобно. Лене стало стыдно. Животины не кормлены, не гуляны, а она ту помирает, видите ли. Собрав волю в кулак, поднялась и оделась – домочадцы уже ожидали её перед дверью.

Не успела она открыть дверь, как Кошарик рванул в сторону лестницы на чердак и, с видом, что он именно так все время и делает, стремглав взлетел в зияющий потолочный проем. Жуча, соизволив повернуть голову и призывно гавкнуть, последовала за Кошариком: не так стремительно, но довольно проворно для своих габаритов. Лена обалдело уставилась им вслед. Её ступор пошел на спад, когда она услышала те самые звуки – отголосок шумного праздника, и, так уж выходило, доносящиеся из чердачного проема. Теперь уж и её неудержимо повлекло туда – даже упадок сил позабылся. Увидев, что дверь соседа начинает открываться, она, стараясь не шуметь, подлетела к лестнице и, шустро перебирая руками и ногами, вскарабкалась наверх.

Здесь было сумрачно: из вентиляционных окон падали лучи света, в которых хаотично плясали пылинки. Лена двинулась вглубь, вполголоса окликая своих питомцев. Услышав слева призывное поскуливание, поспешила в ту сторону.

Жуча и Кошарик сидели перед забитым крест на крест слуховым окном. Лена подошла и поняла, что звуки праздника усилились. Приблизила ухо к заколоченным створкам – точно оттуда. Подергала прибитые толстенными гвоздями доски – крепко.

Тут со стороны люка послышался голос соседа:

– Лена! Что случилось?! Ты, кажется, здесь?! Я иду к тебе, не уходи никуда!

Её обуял неожиданный ужас: резко всплыли воспоминания о том злополучном случае и как Эрнест Модестович что-то взял со стола за спиной и к ней двинулся – что он там взял?

Судорожно вцепившись в приколоченные доски с отчаянным пониманием, что ей во что бы то ни стало надо попасть за это окно, она дернула – гвозди вышли неожиданно легко. Будто это не они только что намертво вцеплялись в просохшее дерево. Вторая доска последовала за первой.

Лена распахнула створки: в лицо ударил яркий свет, не позволяющий после сумрака чердака разглядеть детали, а в ушах взорвался громкий, насыщенный праздничными звуками, шум. Кошарик и Жуча незамедлительно выскочили наружу. Она тревожно глянула в сторону чердачного люка: зловеще выглядящая фигура соседа сгустилась в окружающем сумраке – уже близко. Бросив медлить, Лена полезла в слуховое окно на свет, выбралась и настороженно оглянулась, готовая защищаться. Время шло, но из темноты никто не появлялся. Она развернулась.

Вокруг царил праздник! Не на крыше, конечно же. С этой стороны слуховое окно выглядело, как вход в погребок на склоне небольшого холма, который возвышался среди большого поля. А вот на этом поле всё и происходило. Что было центром всей кутерьмы, понятно не было. Люди пели, плясали, в чем-то состязались. Неподалеку, в кругу восторженно кричащих зрителей, двое голых по пояс и блестящих от пота детин мяли друг другу загривки. Один на глазах Лены хитро извернулся и подхватив второго, кинул через себя оземь – только пятки сверкнули. Толпа оглушительно выразила восторг. Тут же неподалеку человек в лиловом берете декламировал, судя по всему, стихи – ему восторженно внимали. Звучала музыка, всюду виднелись прилавки с различной радостью для живота и для души.

Тут бы Лене удивиться – с чердака пятиэтажки в поле вышла, да прям посреди гуляния, как так получилось? Но не было удивления, совсем. Прислушавшись к себе, она поняла, что ждала чего-то подобного – чуда, небывалого, сказки.

С одной стороны о ногу потерся Кошарик, с другой подперла своей массой Жуча.

– Ну что, проводники мои дорогие, куда дальше? – обратилась к ним Лена.

– Смешинку искать, мур-мяу, – выдал Кошарик.

Вот тут его хозяйка удивление все-таки ощутила: с крыши на луг с ярмаркой, куда ни шло, но вот Кошарик говорящий…

– И давно это ты у нас говорить начал? – растерявшись, не нашла, что еще спросить.

– А я и не заканчивал, – нагловато ответствовал тот и добавил многозначительно, – Запределье здесь… Ты понимать начала…

Лена перевела взгляд на Жучу.

– Точно. Запределье, – подтвердила та отрывистым лающим голосом.

– Угу. Запределье значит. Смешинку искать. А зачем? – скептически выдала Лена.

– Что значит зачем?! У неё, значит, Злыдень-маг силу жизни пьет, совсем уж скоро к рукам приберет, а она спрашивает! – разгорячился Кошарик, нарезая круги вокруг и нервно дергая хвостом. – Мы тут, понимаешь, стараемся! А она – зачем!

– Да-да. Точно, – солидарно подгавкнула Жуча.

– Да какой Злыдень-маг?! Что вы тут мне сказки расска… – осеклась на полуслове Лена – со стороны себя увидела: с котом и собакой посреди ярмарки, на которую с чердака через слуховое окно попала, спорит и с пеной у рта доказывает, дескать, что вы тут мне по ушам ездите. Да уж – посреди сказки в неё же и не верит. Тут уж память детали подкинула о том вечере у соседа: обрывки слов его загадочных, фотографии он проявлял, как же. Стали части в одно складываться.

– Смешинку значит найти. Ну что ж – у кого какие идеи? – спросила она решительно.

– А что тут неясно? Здесь праздник, веселье. Их тут полно должно быть, – с уверенностью сказал Кошарик и направился прямиком в яркую толпу, остальным осталось пойти следом.

Кот вел их извилистым путем, промеж островков развлечений. Лена шла и оглядывалась вокруг: вот, радость фонтанирует просто, вокруг хохочут все, лица раскраснелись от удовольствия, а её не пробирает. Вот смех, а вот она – не смешивается, не соединяется, не заходит внутрь.

«Словно под колпаком я каким», – мысль мелькнула.

– Правильно думаешь, – произнес голос над ухом. – Лена обернулась – никого. «Показалось…» – подумала следом.

– Это вряд ли, – раздался над другим ухом тот же голос.

– Кто ты? – спросила она встревоженно.

– Кто-кто? Смех твой! Даже в Запределье меня не видишь, вот как тебя окрутили. Но слышишь хоть, уже хорошо, – прозвучал ответ.

Кошарик, увидевший, что хозяйка почему-то остановилась, вернулся. Жуча, уже какое-то время, внимательно смотрела на пространство вокруг Лены, двигая глазами, словно кого-то отслеживая.

– Похож на маленького скомороха с крыльями. Крылья-то не ахти, тоже маленькие, – сказал Кошарик.

– Да. Похож, – поддержала Жуча.

– Кто похож? – растерянно спросила Лена.

– Да я похож, я! – воскликнул голос.

– Летает вокруг тебя, – подозрительно добавил Кошарик. – Может съесть его? А то че он летает?

– Ага, давай, съешь! Не видать тогда твоей хозяйке больше веселья. А без веселья доест её тот, кто колпак накинул, – скептически ответил на это невидимка. Точнее, это для Лены, а Кошарик с Жучей, по всему судя, вполне различали, кто говорит.

– И что делать? – спросила она.

– Ну как что? Колпак снять и со мной встретиться наконец – тут бабка Марья помочь может. Прямо иди, а во-о-он за тем прилавком со свистульками – налево. Хотя, зачем я объясняю? Животинки твои меня видят: я полетел, они за мной, ну, а ты уж за ними следуй, – пояснил голос.

Кошарик и Жуча без лишних слов пошли прямо: видимо за его хозяином, Лене осталось пойти за ними. У прилавка вся компания повернула налево и практически сразу уперлась в небольшую лавку. На ней висела вывеска – «Бабка Марья уведет от края». И ниже мелкими буквами – «Гарантий нет. Доверишь – проверишь?»

– Тут написано, гарантий нет, – сказала Лена.

– Бабка Марья с тонкой материей работает, тут верить надо, по-другому никак, – поучительно сказал голос. – Но решать тебе. Времени, правда, нет почти: кот твой правильно подметил – крылья у меня совсем усохли. Связь нашу если не наладим – отвалятся. А без крыльев я так, не смех, одно расстройство. Останешься без меня навсегда.

Лена решительно открыла дверь лавки. У притолоки звякнул колокольчик. Кошарик шмыгнул вперед, Жуча зашла следом. Внутри лавки было сумрачно, стены были завешаны масками, под потолком висели пучки трав, многочисленные полки и этажерки заставлены бесконечными шкатулками, статуэтками, вазочками. Прямо перед Леной стояла фигура смерти, как её популярно изображать. Точнее полный скелет человека в накинутом на него черном плаще с капюшоном и косой в правой руке. Смерть улыбалась. Вслед за этой улыбкой бросились в глаза большое количество масок со всеми различными оттенками смеха: Лена поняла, что до этого как-то не придавала значения, что у смеха есть столько различий.

– Ты глянь! Как протянула-то так долго без смеха? А, понятно как. Поддержка хвостатая-мохнатая в наличии, ну-ну, – послышалось из угла. – Вот ирод, что сотворил с девчонкой. Уууу, попался бы мне, вспомнила б я годы юные лихие.

Лена повернулась в сторону голоса – в углу лавки, в кресле сидела старушка. Её саму можно было принять за экспонат, эдакий древний раритет. С искомканного морщинами лица смотрели неожиданно зоркие глаза.

– Ну что стоишь, смотришь? Ближе подходи – снимать, чтоль, проклятие будем. Чё тянуть? Вона уже, веселун твой болезный еле воздух месит, – продолжила старушка.

– Здравствуйте! Проклятие? Я ж только зашла, не рассказала еще ничего. Почему вы так решили? – опять включилась рациональная часть Лены.

– Не рассказала ниче – ну ты даешь, девка! Бабке Марье рассказывать не надо, она так все видит. Без разницы, зашла, иль только собираешься ишо – давно жду тебя. Долго шла. Ну, да что уж теперь, дошла все ж, ин ладно, – ответила старушка.

Кошарик, между тем, недолго думая, уже умостился у неё на коленях, довольно урча от поглаживаний похожей на птичью лапку руки. Жуча улеглась у бабушкиных ног и положила голову на лапы. Видя такое безоговорочное высказывание доверия со стороны своей животной братии, Лена почувствовала себя капризничающей и упирающейся девчонкой. Больше не споря, подошла.

Старушка сняла с колен Кошарика и встала ей навстречу. Обошла кругом, бормоча себе под нос:

– Так-так-так. Вот ты как, значица, накрутил тут. Ну, ниче. Дохловат супротив бабки Марьи. – Ворожея, остановившись перед Леной, носом хищно у её груди повела, словно запах выискивая, хмыкнула, видать поняв для себя что-то. – Руку дай.

Лена, в жизни приказного тона от людей не терпевшая, подчинилась, как на автомате. Старуха чем-то быстро кольнула ей ладонь и, протянув цепкие пальцы, выдернула пару-тройку волосков с головы – Лена от неожиданности дернулась и вскрикнула.

– Цыть, девка, не о той боли вскрикивашь. Терпенье имей, – пристрожилась бабка Марья.

Достала откуда-то жаровню, бросила туда волосы и иголку с кровью, щепоть трав. Пальцами щелкнула – пламя в жаровне вспыхнуло, дым густой заклубился. В ладони его, как воду, набрала старушка и на Лену выплеснула. Окутал дым девушку, не касаясь, колпак невидимый обволакивая. Набрала бабка Марья воздуха в сухонькую грудь, да дунула неожиданно мощно – унесло дым, как не бывало.

– Готово, – проворчала старушка и устало побрела к креслу. – Ох, годы, годы… Эх, ране бывало и не такое не употев вершила. Щас-то, э-эх…

Кошарик незамедлительно вернулся к ней на колени.

– Это все? – удивленно спросила Лена, прислушиваясь к себе. На первый взгляд ничего не изменилось.

– Ну да. В ближайший месяц никаких ограничений в радостях жизни. Ешь, пей, что нравится, с мужичком каким забалуй, по настроению да по возможности. Дальше, как обычно живи. Если получится, как обычно, – ответила старушка многозначительно.

– Спасибо, – несколько неуверенно сказала Лена.

Вдруг, повернув голову, она увидела нечто новое: на уровне глаз летало забавное существо. Оно и впрямь походило на маленького скомороха с небольшими крыльями. С той лишь разницей, что рожки колпака были, похоже, частью головы существа, а не одеждой. Оно с серьезной миной наблюдало за Леной.

– Ну как, прозрела? – спросило его губами уже знакомым голосом.

– Это ты, что ли, мой смех? А почему серьезный такой? – спросила она.

– Посмотрел бы я на тебя с такой хозяйкой, – проворчало существо, сложив сердито руки на груди и отвернув обиженно голову.

Лена непроизвольно улыбнулась: очень уж забавно смотрелись эти жесты и гримасы в исполнении такого персонажа – крылья существа на глазах стали больше. Оно, продолжая хмурится, скосило на них глаза, встрепенулось и, глянув на неё оживившимся взглядом, потребовало, восторженно улыбаясь своей забавной мордашкой:

– Еще! Еще давай!

Из груди Лены вырвался смешок: она эдак немного нервно хохотнула. Ощутила, как внутри какой-то просто детский восторг просыпается от удивительной метаморфозы этого волшебного существа. На губы её выползла уже не мимолетная, а просто неудержимая улыбка.

– Ха-ха! Наконец-то! Свершилось! – возликовал маленький скоморох, взмахнув ещё больше увеличившимися и набравшими цвет, крыльями. – Все за мной! – И вылетел в саму собой открывшуюся дверь.

Лена поспешила следом и, выскочив из лавки, оторопело замерла: вокруг царил праздник и теперь это были не просто слова стороннего наблюдателя. Она словно окунулась в яркую круговерть пронизывающих душу эмоций, всё внутри её запело, задрожало наслаждением от окружающей красоты, яркости, неповторимости. Звучание музыки трепетом пробежало по тонким струнам души, ритм и смыслы голосов поэтов пустили полчища мурашек по спине, сладко заныло в груди. К горлу подкатил комок: не тот, что от горя, а который от запредельного чувства настоящего. Лена выплеснула восторг громким криком и закружилась, счастливо хохоча. Существо, назвавшееся её смехов, ликующе вопя взмыло вверх на ставших огромными, цвета радуги, крыльях, сделало несколько безумных петель в небе и, взорвавший фейерверком золотой пыли, осыпалось на счастливо кружащую Лену. Она судорожно вдохнула эту пыль, вида, как чудесная взвесь усеивает её руки, грудь и затем впитывается без следа. Глаза блаженно закрылись, душа млела от покоя и наслаждения и ещё ярко светилось понимание – теперь её смех рядом навсегда.

Открыв глаза, она увидела – пусто вокруг: лишь спокойствие залитого солнцем летнего луга. Как не бывало царящего вокруг безудержного веселья. Хотя… Лена ощутила – никуда оно не делось, внутри всё, в ней. И струны, и слова, и взгляд, восторгом горящий. Хорошо так.

– Спасибо, баб Маш. Спасибо, – полным благодарности голосом сказала она в пространство. Ветер в ответ колыхнул волосы на голове: будто рука ласковая огладила.

С одной стороны о ногу потерся Кошарик, с другой подперла своей массой Жуча.

– Ну что, родные мои, домой пошли? Кормить вас пора, да и самой для радости жизни чего-нибудь отведать.

Лена направилась прямиком ко входу в погребок, попала через него на знакомы чердак, а там и в квартиру родную. По пути никого не встретив, да и не задумываясь особо об этом: внутри все было занято вновь обретенной радостью.

Накормив от души лохматых и хвостатых, она в глубине шкафчика отыскала припрятанную в давние времена бутылку хорошего красного вина. Случая как-то не представлялось её открыть, ну, а сейчас, самое оно, лучше не придумаешь. Сунулась в один ящик, в другой – нет штопора. Но Лену было уже не остановить: заряженная целью начать радоваться жизни прямо сейчас, она выскочила на лестничную площадку. Видимо сработал очень давний рефлекс общажного проживания: чего нет, беги к соседям.

Уже на лестнице она опомнилась: как вспышкой всплыло осознание своего опасного соседства – тело оторопело застыло, как замороженное. Квартира напротив начала открываться – глаза Лены испуганно расширились, внутри всё оборвалось – дверь резко распахнулась, грохнув о стену.

На пороге стоял незнакомый парень, примерно одного с ней возраста, в руках его была коробка с каким-то мусором. Увидев замершую в явном страхе девушку, тоже остановился.

– Я вас, кажется, испугал? Простите, ради бога, – сказал парень. – Я тут мусор выношу, руки заняты, ногой вот открыл, не рассчитал.

– Здравствуйте. А вы кто? – растеряно спросила Лена.

– Я? А, да, я вот, заехал только. Вы меня извините великодушно, не хотел испугать вас, – ответил парень. – У вас случилось что, может помочь чем надо?

– Да вот, штопор найти не могу.

– А, дак у меня есть. Я быстро, – и он, поставив ящик на пол, метнулся внутрь квартиры.

– Вот, – сказал, вернувшись и протягивая штопор в виде крылатого существа, похожего на скомороха. – Может открыть помочь? Меня Игорь зовут.

– А меня Лена. Помогите, я не против, – легко улыбнулась Лена.

Радость внутри, быстро оправившись от мимолетного испуга, вновь зацвела в полную силу.