Текст книги "Между вещью и пылью"

«Ты приснилась мне вечером, когда далеко до утра —…»

 
Ты приснилась мне вечером, когда далеко до утра —
я заснул на закате, умаявшись чтеньем книги
неизвестного автора – нудного ежеминутно
в своих восклицаниях про заговор и интриги.
Ты была расстроена чем-то, тревожна даже.
Теребила руками зонтик и цветную клетку,
что вполне годится как часть моего пейзажа,
но дождя не помню. Помню, была соседка
и её мальчишка, что приходил за солью
или за спичками, чтоб приготовить кашу
или кисель из ягод, – прости, не помню
эти подробности. Помню квартиру нашу,
где ты осталась одна в ожидании чуда
или хотя бы знака, что не напрасно
так всё случилось… Но сны коротки, покуда
жизнь продолжается и даже порой прекрасна.
Ты говорила, что почтальон не носит
по понедельникам письма и две газеты —
будто бы день такой, что никто не спросит
ни о погоде, ни о других приметах… —
может быть, даже, что в этом твоё спасенье
или, по крайней мере, банальный повод
не вспоминать о прожитом воскресенье,
как не сказать – о мире, что был расколот.
Располовинен. И даже твоя рубашка,
что ближе к телу – недолго хранит молчанье —
не от того, что знобит или слишком страшно,
а от того, что это – твои рыданья
или, по крайней мере – слова на ветер,
что унесёт подальше, куда лишь взглядом
и доберёшься… Окошко в вечернем свете
как-то печально глядит и совсем не радо —
ни то, что это только что мне приснилось,
а не случилось… Гляжу на окно без шторы.
Солнце садится, книга в руках закрылась,
и никого… и в снах никаких повторов.
 

Май 14 2013 г.

«Возвращаются только чужие песни…»

 
Возвращаются только чужие песни,
перепетые кем-то уже по-новой,
но они чужие и, если честно —
счастье не там, где висит подкова
или что-то ещё над входною дверью —
время, увы, не щадит бумагу
и содержания, сдав деревьям
на сохранение – смысл и отвагу
и что-то большее… В этих песнях
только слова ещё что-то значат,
т. е. живут – на листах отвесных,
как на ветру, где уже удача —
выжить, расправившись с серой пылью,
со всякой мелочью под ногами,
чтобы сказать – уже – «жили-были…» —
даже, когда жизнь совсем другам
и покороче судьбы. Короче!
Я не скажу, что теперь деревья —
всё продолжение, как между строчек,
где-нибудь в Богом забытой деревне,
там, где чернила уходят в почву,
в землю, утоптанную сапогами
или коровами, что, между прочим,
льют молоко – и теперь словами
лишь описать, как им всем безлико —
или бездушно, по крайней мере…
Не распознать средь деревьев крика —
Эхо – в Богом забытой деревне…
 

Май 15 2013 г.

Окончание вечера

 
…из всего, что сказано, ничего не имеет смысла.
Лишь бумага терпит чернила – не ухо голос…
Середина мая. Теряюсь, возможно, в числах…
но вода из крана ещё доставляет холод,
как земную радость. Спешу распознать по буквам
то, что было сказано за день – не по минутам,
путаюсь в воспоминаниях, и как будто
я один свидетель… но тему я помню смутно —
разве что, то, что сказал ты про смысл жизни,
как отрубил… но это такая малость,
чтобы об этом помнить, тем паче – мыслить,
даже когда совсем ничего не осталось.
Что мне сказать об этом – короткий вечер.
Только деревья и помнят о нас с тобою.
Как холодна водица… и плед на плечи —
не сбережёт, хоть спрячься в него с головою.
 

Май 16 2013 г.

«В автобусе, набитом до предела…»

 
В автобусе, набитом до предела,
пока тоска не раздавила душу —
гляжу в окно, держусь, пока умело,
за поручень. Дождь этот мир разрушил,
и все спасаются в автобусе, втираясь,
как в отношения, в друзья и даже дальше,
не думая о том, что только старость
за всё ответит, где уже без фальши
проходит жизнь, как будто между прочим,
оглядываясь только на ошибки,
что сам себе когда-то напророчил
и совершил с подобием улыбки
на высохших губах – такая малость —
теперь уже и пялюсь в остановку
через стекло немытое. Досталось
мне через дождь идти, что так неловко…
 

Май 17 2013 г.

«У зимы ничего не осталось помимо снега…»

 
У зимы ничего не осталось помимо снега,
но и он всего лишь, как вата, крадёт пространство
между прошлым и будущим, там, где следы от бега
пропадают дальше, чем небо в своём убранстве…
т. е. там, где облако станет за снежной пеной,
перебираясь как бы в чужую область,
что, в общем, вполне понятно, но как измена
с бывшей женой, что тоже уже не новость…
или, по крайней мере – не так ужасно
для окружающих, как бы могло случиться,
но для зимы и это уже напрасно,
и ничего, как в сказке, не повторится.
 

Май 20 2013 г.

«И небо слепое глядело в немытые стёкла…»

 
И небо слепое глядело в немытые стёкла,
пока не расплакалось, скрасив тем самым картину,
т. е. размыв отношение зрителя к блёклым
или невидимым до проявления снимкам —
дальше молчание до перепонного звона,
до оголтелого крика, пока не разбудят,
чтобы случилось, как надобно и по закону,
чтобы другого не надо. Не надо. Не будет.
Взгляд замирает на каплях сквозь мутные стёкла,
чтобы уже окончательно слиться с пейзажем…
Как-то всё быстро кончается в стареньких окнах,
не оставляя следов и отметины даже…
 

Май 20 2013 г.

«Опять забудь про то, что ты один…»

 
Опять забудь про то, что ты один,
пока не рассвело, покуда утро
ещё не наступило средь руин,
ещё живых, но умерших как будто
до времени, пока не занесло
ни мусором, ни пухом – по привычке
какой-то странной, будто всем назло,
как буквы ни линованной страничке,
чтобы потом их, может быть, понять,
как собственную память, где хранится
и мусор, и руины, и кровать,
в которой одному опять не спится…
И лампочка спасает от тоски, —
но время, видимо, не всем даёт таблетки —
от вымысла… и мысли коротки
в своих желаниях не сгинуть за отметкой
означенной. Но даже между строк
в истрёпанной тетради, что хранится
в твоём кармане – маленький кусок
надежды есть, но только запылился.
 

Май 21 2013 г.

«В окне, забитом на зиму, просвет…»

 
В окне, забитом на зиму, просвет
вдруг появился. Комната проснулась
от тягостного сна, и силуэт
стал более заметен между стулом
и телевизором, что прямо на полу
стоит давно, как ваза или книги
на том же месте, где дыру в углу
мы осенью от холода забили
и так оставили до следующей весны
в тревожном ожиданье переезда,
оставив, во спасение, лишь сны
и тишину, что в глубине подъезда
скрывается от посторонних глаз
и, как и мебель, ждёт своей минуты,
помноженной на вечность… и отказ
уже не принимается, как будто —
на этот раз. Зима в свою дуду —
передудела, сгинув от простуды,
растаяв до конца. И на беду,
не передав на сохраненье чудо —
в другие руки. Тень стоит в углу —
тот силуэт, что всплыл ещё в начале —
всю зиму вёл бесцельную игру,
пока его совсем не замечали
среди других вещей. И всякий раз,
не думая про смыл и про победу
над сумраком – он получал отказ…
И только крики – «Едут! Едут! Едут!» —
как-то спасали. Но в окне темно
было всю зиму – он почти что слился
со стулом и стеной, когда в окно
тот слабый луч сквозь щели появился
и как-то оживил сюжет зимы,
которая, казалось всем, надолго
здесь поселилась, заключая в сны,
и тень, и стул, и книги, что на полках
и на полу пылились по углам,
таким же тёмным и без продолженья,
без света, даже пусть по вечерам
на пять минут… но тихо без движенья
на лестнице, как будто ничего
не изменилось – жители не едут…
И не спешат распахивать окно,
и тень идёт за тонкой струйкой следом,
протискиваясь в щель. Квартира спит,
и сон вещей никто не потревожит
своим присутствием. Свет за окном блестит
уже не слишком ярко, как возможно.
 

Май 22 2013 г.

«Поверх разбитого асфальта бросить взгляд…»

 
Поверх разбитого асфальта бросить взгляд
на улицу Чайковского, на садик
вдоль улицы, где фонари стоят
без лампочек, где дворник молча грабит
листву слетевшую, но где не рвётся нить,
что парка треплет, как напоминанье,
что некого и не за что винить…
На улице Чайковского прощанье —
не с юностью уже – седой старик
глядится из музейного окошка…
Ещё один, всего один лишь миг —
пока ещё не кончилась дорожка.
 

Май 22 2013 г.

«Найти кого-нибудь, кто помнит дом в конце…»

 
Найти кого-нибудь, кто помнит дом в конце
Фонтанной, где фонтан давно разрушен,
что с изумлением на старческом лице
расскажет правду и согреет душу
воспоминанием. Кто, не найдя причин
что-то скрывать, расскажет, как всё было
на этой улице, где ветер средь руин —
единственный свидетель молчаливый
и, как и я, незнающий – куда,
в какую даль, в каком другом пейзаже
теперь фонтан, застывший навсегда —
лишь в памяти, а не на снимках даже,
истлевших раньше, чем его вода
по трубам вытекла, сменив расположенье
своё в пространстве, чтобы навсегда
уже фонтан оставить без движенья.
 

Май 22 2013 г.

«Весенний дождь – не редкость, но на юге…»

 
Весенний дождь – не редкость, но на юге
он, всё-таки, нечастый посетитель
дворов и парков, где листва в испуге
трепещет перед ним, как тот проситель,
что ждёт подачки, но ее боится —
какая-то нелепица, но всё же…
Вода сквозь листья по стволу струится,
давая шанс его иссохшей коже
дожить до осени, когда уже за тридцать
в начале мая, и листва желтеет,
едва родившись – что-то повторится
когда-нибудь, а что-то не сумеет,
сгорев теперь. На юге дождь – награда
для обитателей – почти что шанс – не сгинуть,
не стать травой и украшеньем сада…
Хотя, возможно, лучше бы в могилу,
чем в собственную спальню, где окно
раскрыто настежь, но не помогает,
и мокрое от пота полотно
ни от чего уже не укрывает.
 

Май 23 2013 г.

«Женщина пятидесяти лет…»

 
Женщина пятидесяти лет
в лёгкой куртке переходит дворик,
но никто не смотрит ей вослед,
даже дядя Толя алкоголик.
У неё ни дома, ни детей —
ничего, что в жизни полагалось…
Куртка лёгкая, да лёгкий шарфик к ней —
всё, что ей от прошлого досталось.
 

Май 23 2013 г.

«Кофе варится на медленном огне…»

 
Кофе варится на медленном огне.
Ты слегка расстроена погодой,
наблюдая облака в окне,
что над домом ходят хороводом.
И пока глядишь на облака,
кофе закипает и сбегает —
ты опять расстроена слегка,
что кофейник руку обжигает…
Он ещё вчера ушёл к другой,
взяв лишь бритву и немного денег,
чтобы не нарушить твой покой
ранним, тёплым утром в понедельник,
чтобы лишний раз не тормошить
ни комод, ни ящик в коридоре…
Он опять ушёл навеки жить
на другом немыслимом просторе.
 

Май 23 2013 г.

«Седой старик в изношенном пальто…»

 
Седой старик в изношенном пальто
идёт по улице под взглядом провожатых —
до Вечности, должно быть, но никто —
во след за ним. И выкрики пернатых,
как на прощание. Случайный взгляд назад —
но улица пуста, на самом деле…
Из провожающих – фонтан и старый сад,
да сломанные жизнь назад качели.
В его глазах ни боли, ни тоски.
Шум городской остался за плечами.
Он шёл туда, где ночи коротки —
в воспоминаниях, и этими ночами
уходит жизнь куда-то, навсегда —
пускай без провожатых и до срока —
но он идёт неведомо куда,
в объятьях темноты, что не жестока,
возможно, будет… И его глаза
уже не ищут способа остаться
среди живых, как кто-то там сказал,
что с жизнью нужно просто расставаться.
 

Май 23 2013 г.

Билет

 
В апреле всё закончилось, и он,
собрав пожитки, выехал с квартиры.
Купил билет в прокуренный вагон
и растворился за чертой пунктира
дорожного, чтоб не сойти с ума
от происшедшего, пока не появилась
в окне вагонном пьяная луна,
и что-нибудь опять не повторилось
с ним полусонным. Сны, повсюду сны,
как тени или призраки на полках —
пьют чай из кружки и почти честны
в своих рассказах, как стекло в осколках,
т. е. в финальной части длинного пути,
куда и птица редко залетает,
уже не пробуя кого-нибудь спасти —
о чём и он пока ещё не знает…
Но, может быть, удастся разгадать
и эту тайну, пережив дорогу,
дожив до станции – какой, не разобрать
сквозь мутное стекло, но, слава Богу,
что жив ещё – и это не предел,
означенный в начале описанья…
И даже если всё не как хотел —
билет в один конец, как оправданье,
по крайней мере. Ветер гонит пыль
вдоль полотна дорожного на север,
где невозможен ни степной ковыль,
ни пахнущий «подушечками» клевер —
конфетами такими. Далеко
заводит жизнь, когда её так мало
для проживания… Отнюдь не молоко
полощется, но не на дне бокала,
а в кружке из-под чая – проводник
их выдаёт на входе постояльцам —
бывает, что какой-нибудь шутник
сопрёт одну, но, видимо, скитальцу
она нужней – не всё с рук воды
ему хлебать – не сильно-то напьёшься…
Она сказала, что его вины
совсем немного в том, что расстаёмся…
И он ушёл, оставив за спиной
недолгий взгляд во след… и пыльный остров
воспоминаний – как там – с глаз долой…
Но каждый знает – как это непросто.
 

Май 24 2013 г.

«Жил-был сосед и умер. И теперь…»

 
Жил-был сосед и умер. И теперь
его квартиру заняли другие,
чужие люди, сжив число потерь
до ящиков с вещами, даже имя
его не сохранилось под звонком,
хотя он жил здесь долго и, наверно,
не заслужил забвения – о том
должна быть запись, видимо. Примерно —
в конце страницы перечня жильцов,
там, где все умершие значатся соседи,
да где-нибудь уже, в конце концов…
Там, под звонком, опять, у самой двери.
 

Май 24 2013 г.

«Я вышел за город, который до смерти люблю…»

 
Я вышел за город, который до смерти люблю,
и вдруг обнаружил, что небо уже не до края,
а только чуть-чуть прикрывает дорогу мою,
как будто бы дальше, за край мне идти позволяя,
до нового неба, куда потерялись следы,
где облако лишь и свидетель, и даже порукой
в моём продвижении дальше, пока до беды
ещё далеко, и вослед ещё машет подруга.
Пока суждено мне дойти, не свернув, до конца,
пока не кончается небо над пыльной дорогой,
пока позволяет погода и воля Отца.
Пока есть возможность вернуться к родному порогу.
А небо поможет не сгинуть под жёлтой травой,
разбросанным мусором, в липкой пыли утопая,
цепляясь за редкие камни, за воздух густой,
висящий отвесно, глаза, как траву выжигая,
клеймя пешехода за то, что нарушил покой.
А небо за городом делится с тёмною тучей
и жаром, и пылью, и даже солёной водой
из выжженных глаз, но от этого, впрочем, не лучше —
ни небу, ни пыли, ни даже случайным камням…
но не обернуться уже – ни собакой, ни волком,
что принцем потом… и скакать по бескрайним полям
за спящей царевной, как сказано в книжке на полке.
…и не обернуться, чтоб соль не застыла в глазах!
Пока не стемнело, иду, о траву спотыкаясь,
о редкие камни… Ещё разбирая в словах
последнюю просьбу туда, где дорога за краем.
 

Май 25 2013 г.

«Мой поезд перевёз меня туда…»

 
Мой поезд перевёз меня туда,
откуда родом были дед и прадед,
где в бочках заржавевшая вода
на огородах всем пейзажем правит,
переливаясь, как бы между дел,
за ржавый край в дождливую погоду.
Дед говорил, что выкинуть хотел,
но так и не успел. Теперь природа
доделывает то, что не смогли
доделать люди… Дом почти разрушен.
Костёр в саду совсем недавно жгли
чужие люди… и чужие души
блуждают меж деревьев, как в Раю…
Мне, видимо, уже не докопаться
до истины… и песенку свою
поёт снегирь, но в ней не разобраться.
 

Май 25 2013 г.

Песенка

 
Почему сидим —
не едим, не пьём?
На других глядим —
сами не живём!
 
 
Ладим пир горой
и чужих зовём,
а потом гурьбой
им же морды бъём.
 
 
Распускаем слух,
что живём в Раю,
а как выйдет дух —
так клянём судьбу.
 
 
Плещем в край вино —
пьём за упокой.
Ждём, когда в окно
постучат за мной.
 

Май 25 2013 г.

Перечисление

 
Вдоль коридор длиннее, чем в ширину.
И лампочка ярче, когда не горит вполнакала.
И люди добрее, когда идут на войну…
Вода холоднее в границах гранитных канала,
откуда все реки – точнее бы было – куда —
чем больше воды, тем длиннее о ней описанье.
Сама по себе – вроде мелочь и ерунда,
но ей лишь доступно твоё и моё оправданье,
поскольку не только «искусство поэзии требует слов».
Вглядись в отражение, если витрина позволит
в общем слиянии радужном – редкий улов —
взгляд проходимца в колбасно-мясном ореоле…
Но всё пропадает под лампочки слабый накал —
в конце коридора уже неразборчивы лица.
И даже ты сам, что уже отражением стал,
волнуешься – как бы совсем с этим списком не слиться.
 

Май 26 2013 г.

«…и дом снесли на Автозаводской…»

 
…и дом снесли на Автозаводской.
Сначала он горел, но всё же выжил
под натиском воды, когда брандспойт
пожарный направлял всегда на крышу.
Потом была зима – он замерзал.
В прокисших лужах отражались вещи,
лишённые хозяев. Лёд сковал
налаженную жизнь, как гвоздик – клещи —
на старой мебели, но вытащить его —
лишь обломив. И вот его не стало.
На Автозаводской теперь светло,
как будто бы и вовсе не бывало
здесь этого строения. Теперь,
когда от дома – только пыль и камни,
разбитое окно, входная дверь,
уже ненужная, – и стоптанная память
чужими сапогами – как в кино —
дыра зияет – не экран, но всё же.
В загробный мир открытое окно —
и оттого пейзаж ещё дороже.
 

Май 26 2013 г.

«…и небо, обманув всего лишь раз…»

 
…и небо, обманув всего лишь раз,
покрылось облаками и следами
от самолётов, раздражая глаз
вниманием к пространству, как руками,
сводя на нет возможность пережить
и страх, и боль… Уже который вечер
гляжу на небо – тоненькая нить
от самолёта обещает встречу
с каким-нибудь, забытым навсегда,
старинным другом – память помогает
со всем управиться, пока за облака
белёсая полоска заплывает
и прячется, как образ, за окно,
за занавеску, где немного нервно
проходит жизнь, а рядом – никого —
от этого, наверное, так скверно
и одиноко даже иногда.
И не спасает даже рюмка водки
из холодильника, хорошая еда
и редкие звонки, как с фронта сводки
о выбывших из списка… Всякий раз,
смотря на небо, нахожу подсказки.
Считаю дни и думаю – сейчас
пора бы завершиться этой сказке.
 

Май 29 2013 г.

«По признакам вокруг – ещё живу…»

 
По признакам вокруг – ещё живу.
Ещё топчу асфальт, черню страницы
своими мыслями и пальцами крою
двор за окном, в стекле, считаю лица,
переходящие пространство за окном.
Глаза слезятся от дневного света,
что слишком ярок, но при всём при том —
жду по утрам холодного рассвета
и продолжения, когда вползает день
в открытое окно, крадёт мой завтрак,
за это отдавая только тень
мою же на стене, что меркнет как-то
на выцветших обоях. Не спешит
раздать долги за пользованье стенкой.
И если с кем-то ночью согрешит —
пока не видно – так с моей коленкой,
вполне пригодной, чтобы согрешить,
не сокрушаясь о любви и правде
с ней самой. И некого винить
уже теперь. Ещё живу и как бы —
вполне доволен. Новый персонал
пересекает двор, глядит на окна
и сам с собой неспешный разговор
ведёт, не отражаясь в блёклых стёклах.
 

Май 29 2013 г.

«Дорога, вытертая тысячью сапог —…»

 
Дорога, вытертая тысячью сапог —
всё, что от жизни может быть на память
среди других, нехоженых дорог,
что трогаешь как будто бы руками
в запоминании, кромсая звёздный путь —
в один конец – чтоб не было обратно
и даже мысли, чтобы на чуть-чуть
стать обитателем, что маловероятно
в таком раскладе, где земная пыль —
не звёздная, крошит комод с вещами,
где даже утром поднятый ковыль
из-под сапог – умоется слезами
рассветными, но мне не повезло
увидеть это, чтоб не потеряться
среди травы… Парное молоко —
за выслугу, чтоб там же и остаться.
 

Май 29 2013 г.

«Утром слова закончились и теперь…»

 
Утром слова закончились и теперь
лишь многоточия, чтобы куда-то было
время продолжить, сверив число потерь
с перечнем длинным, который проносят мимо
глаз вездесущих, чтоб только оркестр смог
переиначить всё, что сполна за годы —
медным созвучием, выдав уже итог —
так долгожданный – раньше ещё. Свобода
так начинается – ветром из-за угла
или, по крайней мере, его попыткой
скрасит пространство сплющенного двора
между стеклом и веткой – почти улыбкой,
чтоб не расплакаться и – замести следы —
время, конечно, лечит, но только после,
за появлением горя, опричь – беды,
что не в окне, конечно, но тоже возле…
 

Май 30 2013 г.

«На потребу курам остатки еды со стола —…»

 
На потребу курам остатки еды со стола —
всё, что есть – до крошки, до хрящика, как на память
о прошедшем вечере, чтоб голова с утра
лишь от любви болела, смочив слезами
переживания, как бы в последний раз,
но, отдавая должное тем, кто выжил,
став уже прошлым, как утренний пересказ
произошедшего тем, кто его услышал.
 

Май 30 2013 г.

«…Если забудешь, то время зачтёт как ошибку…»

 
…Если забудешь, то время зачтёт как ошибку
и не поставит в вину, даже просто не вспомнит,
встретив случайно, мелькнув в подворотне улыбкой
там, где лишь тень остывает, но только не стонет —
от пережитого, чтобы никто не услышал.
И лишь стекло в редких окнах запомнит молчанье.
И только время – единственный выживший – дышит,
переживая за звуки и их незвучанье.
 

Май 31 2013 г.

Отъезд

А. Г. А.

 
…И, кажется, что не осталось дней
всё пережить – поэтому, наверно,
всё движется быстрей, быстрей, быстрей —
сквозь ограждение, но дальше непременно —
поверх барьеров, бросив взгляд назад,
чтобы запомнить, но не возвращаться
туда, где был ещё чему-то рад,
но с чем пришлось со временем расстаться…
И переезд, назначенный давно —
не испугал уже, не потревожил… —
и голубь, что с известием в окно —
лишь дополнение к тому, что невозможно
себе представить, даже через сон,
попав случайно в новое пространство,
но где случайно встретившись с Отцом,
перестаёшь чего-нибудь бояться.
 

Июнь 1 2013 г.

«Ночью в городе мы с тобой, переходя дорогу…»

 
Ночью в городе мы с тобой, переходя дорогу,
на светофоре ждём, когда будет красный —
автомобилям, хотя их и так немного,
и большинство проезжающих – так несчастны…
Ночью, среди строений, покрытых пылью —
мы дополнение к этим ночным пейзажам —
ты с красным зонтиком, который опять забыла,
я в ботинках на босу ногу, без шляпы даже.
И дождь, как спасение, влипший в рельеф дороги,
т. е. в асфальт, размокший, и дальше – в лужу.
Мы в ожидании красного, слишком строги
к переезжающим зебру… и злы к тому же.
 

Июнь 2 2013 г.