Текст книги "Добро пожаловать в ад"

Глава 17
ТЕПЛО МУЖСКИХ ЛАДОНЕЙ

Мы долго молчали, подавленные произошедшими событиями. Ирэн ежеминутно меняла направление, сворачивала в темные дворы, проезжала через стройки и карьеры, пересекала парки и скверы и, наконец, остановилась на большой стоянке перед гостиничным комплексом. Нас окружало не меньше сотни машин, и мой «жигуль» даже с глубокой вмятиной на задней двери вряд ли привлек бы чье-то внимание.

В гостинице мы нашли магазин, торгующий одеждой. Ирэн выбрала себе серые брючки для активного отдыха и терракотовую футболку без рукавов, но с капюшоном. Пока я рассматривал и мусолил летний пуловер, похожий на рыболовецкую сеть, Ирэн набрала в охапку дюжину мужских джемперов, джинсов и футболок и вместе со всем этим добром отправила меня в примерочную. Я положился на ее вкус и оказался в голубых классических джинсах и светлой льняной рубашке с короткими рукавами, которые ненавязчиво прикрывали намотанный на рану бинт.

– Ваши паспорта, – попросила администратор гостиницы, когда мы поинтересовались наличием свободных мест, и со шлепком положила на стойку две «Анкеты гостя». – Заполняйте! Обязательно указать гражданство, прописку и цель приезда.

Мы с Ирэн переглянулись, взяли со стойки анкеты и вышли на улицу. Анкеты вместе с объемным пакетом, набитым нашей старой одеждой, я затолкал в мусорную урну. Ирэн минуту постояла перед урной, словно рядом с могилой, где была похоронена ее прежняя беззаботная жизнь, вздохнула и произнесла:

– Ума не приложу, на кой ляд ей сдалась цель нашего приезда? Она думает, что я напишу правду? «Хочу поселиться в вашей гостинице с целью скрыться от преследующей меня милиции во главе со следователем Мухиной…»

Мы медленно шли по темным незнакомым улицам. Наши новые кроссовки соприкасались с асфальтом беззвучно. Вокруг было так тихо, что я слышал, как Ирэн дышит. Шок, который она испытала, постепенно проходил, его место заполнял запоздалый страх. Было сыро, но тепло, и все же Ирэн знобило. Я видел, как дрожат ее губы и как зябко она поводит плечами.

– Наверное, в городе ввели план «Перехват», – произнесла она. – Наши портреты висят во всех отделениях милиции. Нас ищут с собаками, с использованием вертолетов и подводных катеров.

Я пожалел, что не купил Ирэн теплый свитер. А она еще выбрала себе футболку без рукавов! Как ее согреть и успокоить? Человечество не придумало более действенного и доступного способа, чем согревание женщины теплом мужского тела. Я мог обнять ее за плечи. Я мог взять ее ладони, поднести их к своим губам и подышать на них. Мог прижать Ирэн к своей груди и окутать ее своим теплом. Мог, конечно, мог.

Мы свернули в неухоженный парк с раскисшими тропинками и ослепшими ржавыми фонарями. Здесь мы были в относительной безопасности, и не было необходимости поминутно озираться по сторонам и напрягаться, услышав чьи-то шаги. Ирэн нашла небольшую пальму, похожую на зонтик, и потянула меня под ее лохматую крону. Хотя от дождя она защищала слабо, все же здесь было уютнее, чем под открытым небом.

Некоторое время мы молча стояли друг против друга, прислушиваясь к новым чувствам, которые наслаивались на старые, вымывая их из души. Я не испытывал ни беспокойства, ни страха и не слышал упреков совести. Я поступил правильно, когда подрезал «УАЗ», а потом обезоружил милиционеров. У меня не было другого выхода. Я дрался за нашу с Ирэн свободу, потому как мы не утратили права обладать ею… Ирэн рассматривала мое лицо так, словно видела меня второй раз в жизни – с неизвестным мне ранее выражением скрытого любопытства. Затем ее взгляд скользнул по моей шее и остановился.

Она медленно потянулась губами к моей шее. Меньше всего я был сейчас готов к проявлению нежности, и все же противиться девушке, которая собиралась меня поцеловать, не стал. Расслабился, готовясь снова ощутить своими губами аромат ее помады, и гладкий ряд зубов, и взволнованное дыхание, но… но Ирэн лишь перекусила нитку с товарным ярлыком, который болтался на воротнике моей рубашки, и отстранилась от меня.

– Почему ты меня не ругаешь? – спросила она, пытаясь прочесть на ярлыке способы стирки. – Если бы я тебя послушалась, то не задела бы леску и на грохот не примчались бы милиционеры.

– Да, – согласился я, облизнув пересохшие от стыда губы. – Они бы не примчались.

Ирэн как-то странно посмотрела на меня; в ее глазах веселился немой восторг, будто она хотела крикнуть: а вот ты и попался!

– И я бы еще долго морочила тебе голову Фатьяновым! – добавила Ирэн, не сводя с меня глаз, чтобы насладиться моей реакцией. – Я продолжала бы убеждать тебя, что он убийца и все наши беды идут от него.

Теперь настала моя очередь смотреть на Ирэн с интересом. Ее необычная манера разговора насторожила меня. Ирэн явно готовила мне бомбу.

– А разве все беды идут не от Фатьянова? – осторожно спросил я. – Ты уже изменила свое мнение о нем?

– Изменила, – ответила Ирэн жестко и отвернулась. – Потому что Фатьянова уже нет. Он труп. Его убили сегодня в полдень.

Мне показалось, что темнота вдруг разорвалась и меня ослепила яркая вспышка. Я взял Ирэн за плечи и заглянул ей в глаза.

– Ты узнала об этом от следователя?

Ирэн, уже не сдерживаясь, не пытая меня неизвестностью, заговорила быстро и взволнованно:

– Да. Она прямо в кузове стала меня допрашивать. «Колись, – говорит, – девочка, пока здесь нет ни свидетелей, ни протокола. Вы были у Фатьянова утром?» Я отвечаю: «Были, ну и что?» «Когда вы от него вышли?» Я отвечаю: «Минут через двадцать, приблизительно в половине одиннадцатого. Его жена может подтвердить». А следовательша таким змеиным голоском: «Да, она уже подтвердила, что у вас был нервный разговор с Фатьяновым и что он высказывал вам какие-то претензии». Я тогда спрашиваю: «А что, в этом есть какой-нибудь криминал?»

Она ненадолго замолчала, чтобы перевести дух. Я пока не знал, чем закончился разговор Ирэн и следователя, но не сомневался, что наше положение аховое. Старший следователь прокуратуры и распечатанный фоторобот – это были признаки серьезной охоты.

– Она продолжает пытать: «Вацура звонил Фатьянову после того, как вы расстались?» «Нет, – говорю, – не звонил. Мы даже не знаем номера его телефона». А она мне: «Но жена Фатьянова утверждает, что звонил мужчина и представился Кириллом Вацурой…» Понимаешь, я слушаю ее, и мне не страшно, а смешно. Думаю, скучно бабе, вот она и задает глупые вопросы. Я в этом духе ей и отвечаю: «А если бы мужчина представился президентом, вы бы его на допрос вызвали?» Тут она вспылила и говорит мне: «В прятки со мной решила поиграть, дурочка? Но я с тобой играть не намерена! Фатьянов убит полчаса спустя после вашей встречи с ним, и у меня очень много оснований считать, что это сделали вы с Вацурой!» Я, конечно, обомлела. Чего-чего, а этого я не ожидала.

– Она не сказала, где и как его убили?

– Жена подслушала весь разговор с параллельного аппарата. Мужчина, который представился твоим именем, сказал, что все проблемы решены и предложил встретиться на Южнобережном шоссе. Фатьянов очень обрадовался и тотчас выехал. Через сорок минут его труп с пулевым ранением головы нашли на обочине шоссе, в двух шагах от его машины.

– Фоторобот составляла его жена?

– Наверное. А кто еще? Я думаю, что когда ее допрашивали, она говорила только про нас. Чем-то мы ей не понравились.

– Лучше бы остались пить чай, – произнес я. – Что следователь еще спрашивала?

– Задала стандартный вопрос: где мы были в одиннадцать часов?

– А где мы были?

– В квартире у Тоси!

– Об этом, конечно, нельзя было говорить.

– Разумеется, я не сказала. Соврала, что мы загорали на городском пляже, но эта Мухина меня сразу же раскусила. Задрала мне край платья, а там, извиняюсь, не купальник, а, так сказать, повседневное белье. «В этом, – говорит, – ты загорала? Да еще и без лифчика?» Я больше врать не стала и сказала, что свидетельствовать против себя не намерена. Вот и все. Потом ты к нам вломился…

Она тяжко вздохнула и посмотрела на меня тоскливыми глазами, но мне ситуация представлялась не столь драматичной.

– Ирэн, – сказал я, – у следователя нет ни одной серьезной улики против нас. Она располагает только двумя, причем очень сомнительными фактами. Первый – звонивший представился моим именем, и второй– ты не смогла убедительно сказать, где мы находились в момент убийства. Но этого мало! Это вообще ничто!

– Я тебе еще не все сказала, – глухим голосом произнесла Ирэн, и я понял, что она не сказала главного. – Под рукой убитого нашли лист бумаги…

– И там было написано: «Поиграем в прятки?» Да? Ну и что? Пусть там найдут хоть сто бумажек с этой дурацкой надписью!

– Почерковедческая экспертиза установила, – сказала Ирэн, глядя себе под ноги, – что эти слова написаны твоей рукой.

Я усмехнулся, взглянул на свою руку, будто сам хотел убедиться в том, что моя рука не станет писать всякую чушь.

– Ерунда! Откуда у милиции образцы моего почерка? Писем я отродясь никому не писал, а школьные сочинения сжег сразу после выпускного бала.

– К ним каким-то образом попала твоя записная книжка.

Тут я хлопнул себя по лбу.

– Вспомнил! Да, это правда. Милиционер, который обыскивал меня у подъезда Тоси, забрал ее вместе с паспортом и правами… Маразм! Шизуха! Меня приперли к стенке! Меня душат фальшивками!

Я схватился за голову. Убийца наступал на меня напористо и нагло. Он накинул на меня сеть, и я дергался и брыкался в ней. Ни много ни мало – черный гений. Хитрый негодяй. Умный, расчетливый подонок. Но откуда у него образец моего почерка?

Словно услышав мои мысли, Ирэн спросила:

– Где убийца мог найти образец твоего почерка?

– Не знаю. Но теперь я понимаю, что нет ничего невозможного. Начиная с ГАИ и заканчивая домоуправлением – везде в пыльных шкафах валяются бланки, заявления, квитанции, которые мне когда-то приходилось заполнять. В годовщину вывода войск из Афгана я факсом отправляю своим друзьям стишки собственного сочинения и записочки с предложением выпить по сто грамм. Разве большая проблема выудить из мусорной корзины такой факс? Или еще проще: Тося вместе с договором нечаянно прихватила какую-нибудь бумаженцию с моими каракулями, которую потом убийца вынул из ее сумочки.

– Никаких бумаженций с твоими каракулями у меня на столе не лежало, – немедленно опротестовала Ирэн, не желая брать на душу еще один грех.

– Не в том суть, где убийца нашел образец моего почерка, – сказал я. – Скопировать почерк нетрудно даже с приходного ордера. Суть всего происходящего в том, что убийца целенаправленно пытается засадить меня за решетку. С его возможностями ему было бы нетрудно убить меня, но он вовсе не хочет моей смерти! Зачем ему меня убивать, когда я – его полное и безоговорочное алиби! Я его черновик, на который он собирается навесить все свои грехи и отправить меня на скамью подсудимых. Он меня лелеет, беспокоится о моем здоровье и каждый раз подставляет меня все более изощренно.

Я в сердцах стукнул кулаком по стволу пальмы, и с листьев на нас обрушился поток воды. Ирэн жалобно пискнула и втянула голову в плечи. Ее обновка мгновенно вымокла насквозь, и терракотовая футболка прилипла к телу, в точности повторяя его рельеф. Теперь Ирэн не просто дрожала от холода, ее колотил крупный озноб.

– Что же нам теперь делать, Кирилл? – спросила она, прижимая руки к груди.

Инспектор по чистоте была близка к отчаянию. Я подумал, что мы, конечно, можем переночевать в каком-нибудь курятнике, но утром хозяйка обязательно потребует наши паспорта для регистрации, и нам придется искать другое жилье, где все в точности повторится. И так мы будем болтаться по городу в поисках очередного курятника и при этом прятаться от милиции, кидаться в кусты при виде милицейской машины или патрульных, вздрагивать от стука в дверь, окрика в спину или косого взгляда прохожего. А убийца будет играть в прятки и где попало подкидывать свои дурацкие записочки. И так будет продолжаться до тех пор, пока я не найду негодяя, не обвешаю его уликами и не приведу его к Мухиной в кабинет.

Я взял Ирэн за руку, холодную, влажную, безвольную, и быстрым шагом пошел к набережной. Я давно открыл для себя одну истину: если чувствую, что зашел в тупик, то надо вернуться к исходной точке и уже оттуда двигаться в принципиально ином направлении, причем принципиально другим способом, например, скакать, или плыть, или лететь. Надо как бы начать новую жизнь.

– Куда мы идем? – спросила Ирэн.

– Туда, где мы сможем спокойно выспаться.

– Это далеко?

– Не очень.

– А разве в нашем городе есть такое место, где мы сможем спать спокойно?

Через городской сад мы вышли на набережную. На мокром асфальте отражались огни кораблей и катеров, стоящих у причала. Мимо закрытых аттракционов, похожих на спящих слонов, торопливо прошла одинокая парочка с зонтиком. Взволнованные волны, накатывая на нисходящие к самой воде ступени, расшибались в брызги, и монолитная набережная содрогалась от тяжелых ударов.

– Предлагаешь искупаться? – спросила Ирэн. У нее еще находились силы шутить, хотя выглядела она неважно. Лицо было бледным, щеки горели нездоровым румянцем, глаза блестели, и в них отражались огни парохода.

– Потерпи еще немного, – попросил я.

– Конечно, конечно! – охотно согласилась Ирэн. – Сколько скажешь, столько буду терпеть.

Ей было приятно, что я беспокоюсь о ней, что можно положиться на меня, довериться мне и спокойно ждать, когда придет рай в виде уютной комнаты и сухой постели.

Мы дошли до причальных кнехтов, которые напоминали экстравагантные железные пуфики, и встали на краю причала. Под нами покачивались на волнах большие и маленькие катера и яхты. Голые, освобожденные от парусов мачты размеренно качались из стороны в сторону, словно это были гигантские кисти, которыми невидимые титаны выкрашивали небо в черный цвет. Волны с легкостью играли яхтами, оттого белоснежные суденышки казались игрушечными, очень хрупкими, ненадежными, а потому ни к чему не пригодными. Мне показалось, что Ирэн что-то сказала мне, и я вопросительно посмотрел на нее, но она промолчала, и глаза ее наполнились тоской и усталостью.

– Сейчас, сейчас, – пробормотал я и пошел по кромке причала, надеясь найти на палубах хоть одну живую душу.

Человека в сером плаще с капюшоном, сидящего на корме под тентом, я едва разглядел. Он был сутул, неподвижен и держал в руках удочку. Корма то взлетала вверх, то опускалась, но человек, словно привинченная к палубе статуя, не реагировал, не размахивал для равновесия руками, не пытался схватиться за леер или снасть.

– Капитан? – спросил я его.

Фигура, накрытая плащом, осталась неподвижной и лишь приподнялся капюшон; оловянный свет причальных фонарей скупо осветил худое бородатое лицо немолодого мужчины. Я не заметил ни любопытства в его глазах, ни даже вялого коммерческого интереса. Привыкший к глупым вопросам и воплям пьяных курортников, день и ночь полирующих набережную, маринер воспринял мое появление на кромке причала как баклана, который с рыбой в клюве приземлился на кнехт. Ничего не ответив, мужчина снова уставился на купающийся в волнах поплавок.

– На яхте катаешь? – задал я более конкретный вопрос.

Мужчина в плаще смотал леску, положил удочку под ноги и с зарождающимся интересом посмотрел на меня.

– А ты что, любитель острых ощущений?

– Так получилось, – ответил я. – Меня мама в детстве слишком сильно раскачивала в люльке. Теперь я по-другому не могу заснуть.

– Это дорогое удовольствие, – буркнул капитан. Он все еще не видел во мне серьезного клиента.

Я вынул из кармана пачку денег, стянутую резинкой, и разделил ее пополам.

– Этого хватит?

Мариман, явно ожидая подвоха, встал со скамейки, неторопливо прошел по сколоченному из двух досок трапу и приблизился ко мне. Молча взяв стопку, он полистал ее, склонившись так, чтобы не загораживать свет фонарей, и убрал с головы капюшон. Волосы его были длинными, почти до плеч.

– Ну-у… Этого хватит дней на пять, – сказал он, бесцеремонно заталкивая деньги в карман, словно мы уже обо всем договорились. – Плюс продукты да камбуз в ваше распоряжение.

– И плюс выпивка, – сказал я.

– Выпивка у меня своеобразная, может не понравиться, – скептически заметил капитан и, повернувшись к нам спиной, шагнул на трап. Мокрые доски заскрипели и прогнулись под ним; мне показалось, что трап сейчас обломится, и нам с Ирэн придется вытаскивать капитана из воды. Но он благополучно достиг кормы и, опершись о стойку тента, стал с интересом смотреть, как Ирэн, балансируя и размахивая руками, преодолевает трап.

– А далеко плыть собрались? – спросил он, когда мы благополучно зашли на борт. Поманив нас за собой по ступеням вниз, он подошел к стеклянной двери и сдвинул ее в сторону.

– Подальше от берега и людей, – ответил я.

– Понятно, – кивнул капитан и поднял вверх коричневый крючковатый палец, похожий на сучок. – Только запомни эти слова, чтобы на второй день плавания ко мне не было претензий. Деньги назад не возвращаю.

Капитан зашел в кают-компанию и включил лампочку. Она была тусклой, но ее света хватило на то, чтобы различить стоящие в углу низкие кожаные диваны, ковер на полу, круглый полированный стол и деревянный шкаф во всю стену с многочисленными дверцами.

– Свет от аккумулятора, – сказал он безразличным голосом. – Потому прошу экономить. А лучше пользуйтесь керосинкой.

– Как здесь хорошо, – прошептала Ирэн. Она едва держалась на ногах, а глаза ее закрывались сами собой.

– Вот когда я поставлю под перила балясины из красного дерева, – возразил капитан, повернувшись к Ирэн, – да куплю картины, и закончу оформлять бар, вот тогда здесь будет хорошо… Осторожнее, берегите головы!

Пригнувшись, он спустился по крутым ступеням на нижнюю палубу, где находились две каюты. Опасаясь, как бы Ирэн не пересчитала ступени нижней частью своей спины, я взял ее под руку. Ирэн с благодарностью опустила голову мне на плечо. Мы оказались в узком и коротком коридоре, застеленном красной ковровой дорожкой. Здесь, в закрытом пространстве, откуда нельзя было увидеть причал и волны, болтанка вызывала особенно неприятные ощущения. Казалось, что пол демонстрирует нам свой крутой нрав: то он, подобно разъяренному быку, пытался сбросить нас со своей спины, то вдруг резко уходил вниз, и наши ноги едва не отрывались от ковровой дорожки.

– Спать будете здесь, – сказал капитан, толкнув дверь одной из кают.

– Господи, как я ждала этого, – прошептала Ирэн, переступая порог и глядя на уютное, обшитое деревом гнездышко с двумя подвесными полками, аккуратно застеленными голубыми простынями и толстыми верблюжьими одеялами, столиком у иллюминатора, миниатюрным рукомойником, большим зеркалом в резной раме и встроенными шкафчиками.

– Гальюн и душ в торце коридора, – сказал капитан. – Вы в море желаете сейчас выйти? Или, может быть, дождемся утра?

– Сейчас, – ответил я.

– Тогда я попрошу тебя помочь мне поставить штормовой кливер, – требовательным голосом, исключающим отказ, сказал капитан и пошел наверх.

Ирэн села на полку, ощупывая одеяло. Она с трудом боролась со сном.

– Сейчас, – произнесла она. – Потерпи немного… Я только приму душ и начну готовить ужин.

– Какой ужин! Второй час ночи! Раздевайся и ложись!

– Хорошо, хорошо, – прошептала Ирэн. – Погоди минутку… Дай прийти в себя… А что мы будем делать завтра? С чего начнем? С самого начала?

– Плевать на завтра! Не думай о нем! Не будет его! – сказал я и прикоснулся ладонью к ее щеке. Она полыхала, словно Ирэн долго прижималась щекой к горячей грелке. – Ложись, я принесу тебе коньяку. И спрошу капитана, может, у него есть мед.

Я вышел в коридор и прикрыл за собой дверь. Довел девчонку до бедственного состояния! У нее жар, она засыпает на ходу!

Капитана я нашел на носу.

– Ну-ка, хватайся за снасть и по моей команде тяни на себя, – сказал он.

Раксы, увлекая за собой парус, с мелодичным переливом заскользили по веревке. Слабый ветер, как заскучавший пес, тотчас нашел новую забаву и, играя, стал полоскаться в поднимающемся к верхушке мачты кливере. Качка усилилась. Нос яхты с устремленным в открытое море бушпритом был подобен рыцарю, вооруженному пикой.

– Красивая у тебя девчонка, – сказал капитан, связывая конец снасти хитроумным узлом. – И любит тебя – будь здоров!

– Ладно тебе! – махнул я рукой. – Мы недавно познакомились.

– Ты мне на этот счет байки не рассказывай, – возразил капитан и хлопнул меня по плечу. – У меня глаз наметан. Я же вижу, как она с тобой обращается, как на тебя смотрит… Слова, жесты и взгляды влюбленной женщины подделать невозможно. Она сама их не замечает, потому как все происходит помимо ее воли.

Он встал за штурвал и принялся разворачивать яхту носом на маяк.

– Открой-ка крышку ящика, что у тебя под ногами, и вытащи бутылку, – сказал капитан. – Плохо идем… Волна сильная, а ветра нет. Надо мотор запускать…

Я присел у деревянного ящика, сколоченного грубо и неумело, приподнял крышку и увидел с десяток больших бутылок. На них не было этикеток, а горловины были закрыты всевозможными пробками. Я выудил одну бутылку и посмотрел через нее на маяк. По виду это был обыкновенный самогон, настоянный на жгучем перце. По вкусу мутная жидкость тоже напоминала самогон, настоянный на жгучем перце, да еще с добавлением меда.

– Нравится? – спросил капитан, когда я, медленно вытирая губы, пронзительным взглядом ученого смотрел на бутылку. – Можешь и мне бутылочку достать.

Мы проплыли мимо маяка и вышли в открытое море. Яхта взлетала вверх и падала вниз. Огни города прощально мерцали в туманной пелене.

– Это все ерунда, – сказал капитан, когда я вышел из камбуза с горячим чайником. – Найди под лестницей бутылку с камфарой и как следует разотри девчонку с ног до головы. Только не полотенцем, не мочалкой, а ладонью. Тепло мужской ладони – вот лучшее лекарство от простуды для женщины.

Я спустился вниз и не без труда нашел среди ведер, шлангов и швабр бутылочку из-под пепси-колы, наполовину заполненную маслянистой пахучей жидкостью. У камфары, наверное, еще не вышел срок годности, и ладони мои были достаточно теплыми, но предстоящая процедура почему-то представлялась мне весьма сложным делом. Скорее даже испытанием. И в первую очередь для меня.

Войдя в каюту, я увидел, что Ирэн уже лежит в постели, едва ли не с головой накрывшись одеялом. Я присел на край полки и осторожно сдвинул край одеяла. Инспектор по чистоте крепко спала, уткнувшись носом в подушку, и дыхание ее было ровным и глубоким, и губы едва заметно подрагивали во сне, и румянец расползался по щекам, словно небо над восходящим солнцем.

Я легко тронул Ирэн за плечо. Она не отреагировала, продолжая заниматься своим тихим делом с завидным увлечением и настойчивостью. Мне стало жалко ее будить. Поставив бутылочку с камфарой на столик, я тихо вышел из каюты и крепко прикрыл за собой дверь.

Когда я вышел на палубу, капитан уже допивал содержимое моей бутылки и не столько вращал штурвал, сколько опирался на него.

– Что-то ты быстро управился, – не преминул он сделать мне замечание. – Я же тебе сказал: с ног до головы. Иначе результата не будет.

– Она уже спит, – ответил я и вынул из ящика новую бутылку со «своеобразной» выпивкой.

Впервые за минувшие сутки я почувствовал, что страшное напряжение отпускает, и убийца уже не казался мне таким страшным и неуловимым, и милиция не столь вездесущей, и море вовсе не грозным, а даже очень ласковым и спокойным, словно мама, убаюкивающая своего ребенка.