Текст книги "Добро пожаловать в ад"

– Как одет?

– В черный спортивный костюм.

– Голос?

– Он говорил очень тихо, почти что шепотом. Я еще подумала, что у него больное горло.

– Еще что запомнила? Лицо какое? Челюсть? Губы?

– Челюсть обыкновенная. И губы обыкновенные…

– Черная щетина, да?

– Нет, он был очень гладко выбрит. Никаких бакенбардов и усов.

– И, конечно, запах одеколона?

– Да! – Медсестра опустила руки и посмотрела на меня с удивлением: мол, откуда я знаю? – Да, от него пахло хорошим одеколоном.

– Превосходно! – горько усмехнулся я и взглянул на Ирэн, к которой все еще не вернулся дар речи. – Два единственных свидетеля, которые общались с этим негодяем, в качестве особых примет отмечают запах хорошего одеколона. И все!

Я встал, кинул шприц под ноги, где валялся еще один, точно такой же, и наступил на них. Хорошие ботинки, однако, подарили мне матросы! Раздавливают шприцы словно тараканов!

– Пойдем! – Я взял Ирэн под руку и подвел к двери. На пороге я обернулся и посмотрел на медсестру.

– Он не сказал тебе, что с тобой сделает, если ты не выполнишь его поручение?

Наверное, медсестра обладала богатым воображением. Она в ужасе схватилась за лицо и громко, по-бабьи, завыла. Я пожелал ей спокойной ночи, и мы вышли.

Глава 24
ЖИТЬ НЕ ХОЧЕТСЯ

Мы шли по ночному городу, освещенные луной, и напоминали собственные тени. У нас не было ни цели, ни желаний, ни эмоций, как если бы мы достигли абсолютной степени свободы. Мы выбирали самые темные и безлюдные дорожки, жилым кварталам предпочитали парки, скверы и заброшенные пустыри. Минувшие дни были настолько насыщены кошмарами, мы так часто и безусловно прощались с жизнью, что воспринимали эту ночную прогулку как ниспосланное нам величайшее благо. И мы наслаждались тихой безветренной ночью, обостренными запахами цветов, звездным небом и стрекотом цикад.

Так мы вышли на большой пустырь, приткнувшийся одним краем к осыпающемуся склону. Посреди него горел костер. Красные блики освещали силуэты сгорбленных людей, которые бродили по пустырю, собирая пустые картонные коробки, либо сидели на корточках у костра, либо спали, поджав коленки к животу.

Я думал, что Ирэн испугается этого пристанища бомжей, но, наверное, чувство страха в ней здорово притупилось и она спокойно продолжала идти к костру. Никто не обращал на нас внимания, разве что худой бородатый мужчина в шортах, сидящий у костра и раскуривающий короткий окурок, кивнул нам, как старым знакомым.

Мы сели на стопку сложенных коробок, которые пружинили словно матрац, и стали смотреть в огонь. Ирэн прижалась ко мне, и я обнял ее за плечо.

– Здесь он нас не найдет, – сказала она и заглянула мне в глаза.

– Да, – согласился я. – Ни он нас, ни мы его.

Бородатый подошел к нам и молча протянул наполовину опорожненную бутылку портвейна. Мы с Ирэн сделали по глотку пойла. Теплая волна всколыхнулась в моей груди. Я лег на картонную подстилку, глядя на звезды. Такой же была наша первая с Ирэн ночь, когда мы прятались от милиции в винограднике. И я так же лежал на спине, глядя в ночное небо. Как это давно было!

– Что мы теперь будем делать? – спросила Ирэн.

Она устала быть инициативной и доказывать мне, что работает частным детективом, зарабатывая щедрые премиальные. Все амбициозные глупости, словно шелуха, осыпались. Мы перестали быть начальником и подчиненным и забыли о своих претензиях. Теперь мы просто два потрепанных испытаниями человека, команда, тандем, которому приходится соперничать со смертью. И мы уже выдержали несколько тяжелых раундов. Но сколько их еще впереди?

– Кушать хотите? – спросил бородатый. – У нас есть картошка и соленая рыба.

– Я хочу! – сказала Ирэн.

По-моему, ей здесь нравилось. Бородатый принес бумажный пакет с печеной картошкой и хвост от воблы. Потом он зевнул, перекрестил рот и лег на груду коробок недалеко от нас.

– Придется начинать с самого начала, – сказал я, дуя на горячую картошку, от обугленной кожуры которой струился головокружительный аромат. – Фатьянов со своим договором сбил нас с толку, и мы пошли по ложному пути.

– А что такое «начать с самого начала»? – спросила Ирэн.

– Забудем все, что связано с Фатьяновым и договором о строительстве коттеджа. Вернемся на место преступления. В своем подъезде убита некая Тося…

Предложение начать сначала не вдохновило Ирэн. Она печальными глазами смотрела на костер.

– Мы с тобой уже сто раз разбирали эту ситуацию, и были на месте преступления, и разговаривали с матерью. Там нет ни одной зацепки, кроме договора.

– Есть, – ответил я, разламывая дымящийся клубень пополам и протягивая половинку Ирэн.

Некоторое время мы молча жевали. Я вовсе не собирался испытывать Ирэн, давая ей шанс догадаться самой, какую зацепку я имею в виду. Просто мне хотелось еще раз обдумать все то, что я собирался сказать.

– Ты можешь перечислить, какие вещи лежали в сумочке Тоси в момент убийства? – спросил я.

– Договор о строительстве коттеджа, – как о чем-то надоевшем сказала Ирэн.

– Раз! – Я загнул палец.

– Возможно, какая-нибудь косметика.

– Два.

Ирэн совсем потеряла интерес к этой викторине. Она тяжко вздохнула и с унынием взглянула на меня, словно хотела сказать: все это пустое, Кирилл. Этот путь тоже ошибочный и приведет нас в тупик.

– Расческа! – буркнула она. – Деньги… Ну что там еще могло быть?

Я выждал паузу. Ирэн ленится думать. Ей не хочется начинать с самого начала, опять с головой погружаться в рутину расследования. Она мечтает найти какой-нибудь новый, оригинальный, неожиданный ход, который сразу выведет нас на преступника.

– Там еще лежала фотография Максима Блинова, – напомнил я и принялся очищать вторую картофелину. – И какие-то документы, которые Тося тебе показывала.

– Ну да, – кивнула Ирэн, ничуть не вдохновившись. – Правильно. Фотография и документы. Собственно, какие это документы! Копии писем, которые она отсылала в военкомат с просьбой найти Максима. Да заявление в наше агентство, в котором Тося подробно описала всю эту историю. Ну и что, Кирилл?

– Я помню, как Тося, перед тем как уйти из конторы, затолкала все это себе в сумочку.

– Пусть затолкала. И что нам с этого?

– Тебе не кажется странным, что Новоруков, когда мы разговаривали с ним по телефону, ни словом не обмолвился об этих документах? Он упомянул только договор и еще упрекнул, зачем, мол, я пытаюсь утаить тот факт, что Тося до убийства заходила в наше агентство.

– А как, по-твоему, Новоруков должен был поступить?

– Разве опытный следователь оставил бы без внимания заявление в частное детективное агентство? В его голове должны были сразу всплыть десятки вопросов! Да сама история с исчезновением Максима, которую Тося изложила в заявлении, – уже основание для расследования. Новоруков наверняка бы поинтересовался у меня, что мне известно по этому делу, звонил ли я в военкомат, пытался ли найти секретную воинскую часть, где Максим якобы служит, и тэ дэ и тэ пэ… Но он ни словом, ни намеком не упомянул имя Блинова. Почему?

Я очень хотел заставить Ирэн думать. Это было тяжело, все равно что асфальтовый каток сдвинуть с места и разогнать.

– Почему? – переспросила Ирэн и пожала плечами. – Наверное, Новоруков посчитал, что договор со строительной фирмой представляет больший интерес для расследования, нежели какой-то пропавший солдат.

– Нет! Неправильно! Ты не знаешь Новорукова, его цепкость и хватку. Не забывай, что он бывший военный и как раз история о пропавшем солдате заинтересовала бы его в первую очередь!

– Но почему же все-таки не заинтересовала? – спросила Ирэн, желая получить ответ в готовом виде, а не добывать его, терзая мозги.

– Потому что милиция не нашла в сумочке Тоси ни фотографии Максима, ни писем в военкомат, ни заявления, – ответил я, вытирая травой выпачканные в саже пальцы. – Убийца забрал их из сумочки Тоси до того, как опергруппа прибыла на место преступления. И вообще, он убил ее именно потому, что она узнала какую-то страшную тайну, связанную с Максимом.

Ирэн долго думала над моими словами.

– А ты говорил, – мстительно произнесла она, – что вся эта история с Максимом выеденного яйца не стоит.

– Да, я ошибался. Посыпаю голову пеплом. И ты ошибалась, когда говорила, что во всем виноват Фатьянов.

Я почувствовал, что Ирэн начинает проявлять интерес к расследованию. Мало того, моя новая версия заметно взволновала ее, и на ее щеках заполыхал румянец.

– Теперь все становится на свои места, – произнес я. – Мы получили ответ на мучивший меня вопрос: почему убийца не забрал из сумочки Тоси договор Фатьянова. А потому, что к этому договору он не имел никакого отношения. Он взял только то, что могло кинуть на него тень.

– Кирилл, – пробормотала Ирэн, обняв себя за плечи. – У меня такое ощущение… Как бы тебе сказать… Мне опять кажется, что многое в нашей истории взаимосвязано. Тосю убивают за то, что она случайно узнала о какой-то секретной воинской части, где якобы служит ее друг. Нас чуть не убили на море после того, как мы стали свидетелями попадания боевой ракеты в самолет. И, наконец, убийство Новорукова. Давай не забывать, что он бывший военный и тоже мог быть посвящен в какую-то тайну… В общем, под маленькой льдинкой открывается гигантский айсберг. Я уже не уверена, потянем ли мы с тобой это дело?

Хоть мое сознание всячески упиралось и не хотело признавать взаимосвязь между такими несопоставимыми фактами, как убийство Тоси и уничтожение «Ту-154», я тоже ощутил нечто похожее на робость, какую испытывает молодой и неопытный специалист перед сложной и ответственной задачей.

– А разве у нас есть выбор, Ирина? – спросил я.

– Давай продадим мою квартиру и уедем за границу! – с жаром выпалила она, и по ее глазам я понял, что она готова сделать это немедленно. – Слава богу, наши заграничные паспорта целы и невредимы. Пересидим в какой-нибудь маленькой тихой стране пару лет, а потом вернемся…

– За какую границу, малыш? – спросил я ласково и погладил Ирэн по голове. – Мы с тобой в розыске. Только ленивый нас не ищет. Идти в милицию с поднятыми руками – тоже безумство. Слишком много на нас висит улик. С места убийства Тоси я сбежал? Сбежал. А ты с места убийства Новорукова на «Опеле» уехала? Уехала. А милицейский наряд я разоружил? Разоружил. «Макаровым» угрожал? Угрожал. За час до убийства Фатьянова мы были у него дома? Были. Из территориальных вод пытались на яхте сбежать? Пытались. За пассажиров сбитого «Ту-154» себя выдавали? Выдавали. Еще наверняка повесят на нас убийство капитана яхты. В итоге – полный завал! Ни один, даже самый гениальный адвокат, не сможет доказать нашу невиновность.

– Жить не хочется, – призналась Ирэн.

Я хотел спросить, не жалеет ли она, что связалась со мной, но язык не повернулся. Открыто Ирэн не признается, но вдруг я по ее глазам замечу, что жалеет? Еще несколько дней назад мне было бы все равно. Но почему я теперь так боюсь узнать об этом?

Словно догадавшись о моих мыслях, она улыбнулась и взяла меня за руку.

– Одно утешает: мы живы и здоровы. И мы вместе.

Ничего подобного еще не было в моей жизни. Мы заснули крепко и безмятежно в пристанище бомжей, рядом с костром, на стопке сложенных картонных ящиков. Ирэн прижалась ко мне, я обнял ее, и за всю ночь мы ни разу не проснулись и не поменяли позы.

Глава 25
УТОПИТЬСЯ СО СТЫДА

– Это риелторская контора «Колосс»? – спросил я в телефонную трубку. – Я хочу продать квартиру!

Мы стояли на пересечении какого-то грязного тупика и улицы Дзержинского у телефона-автомата. Было часов десять утра. Мы уже успели искупаться на пляже гостиницы «Кипарис» и перекусить в пельменной.

– Да, пожалуйста, мы к вашим услугам, – ответила мне секретарша. – Приезжайте к нам с документами на квартиру, и мы начнем подыскивать вам покупателей.

– Девушка! – Я переложил трубку на другое ухо. – Прежде чем приехать, я хотел бы оговорить все нюансы с риелтором.

– Пожалуйста, сейчас я соединю вас со специалистом по недвижимости…

– Погодите! Мне порекомендовали одного очень хорошего риелтора, который, если я не ошибаюсь, работает у вас. Я хотел бы поговорить именно с ним.

– Нет проблем, – охотно ответила секретарша. – С каким именно риелтором вы хотите поговорить?

– Его фамилии я не знаю, а зовут его Женей.

Тут возникла пауза. Ирэн, стоящая рядом, вопросительно посмотрела мне в глаза.

– А вы… – произнесла секретарша. – Вы, конечно, ничего не знаете… С Женей, к сожалению, поговорить уже невозможно. Он погиб позавчера утром по дороге на работу.

– Погиб? – ахнул я.

Ирэн все поняла, прикрыла глаза и оперлась спиной о стену дома, словно ей вдруг стало плохо.

– Да, – ответила секретарша. – Мы сами в шоке. Такой молодой, инициативный и вдруг…

– Как это случилось?

– Подробностей я не знаю, но говорят, что он попал под грузовую машину. То ли оступился, то ли у него закружилась голова, в общем, его раздавило насмерть.

Мы снова опоздали. Мы шли по воронкам от разрывов и по трупам, следуя за тенью убийцы.

Я повесил трубку. Пересказывать содержание этого разговора Ирэн уже не имело смысла. Она все слышала.

– Когда-нибудь этому наступит конец? – произнесла она. – Убийца еще не захлебнулся кровью своих жертв?

– Наверное, очень многое он поставил на карту.

– Может, он вообще ненормальный? Маньяк?

– Это не избавляет нас от необходимости продолжать расследование.

– Какое расследование, Кирилл?! – вдруг нервно воскликнула Ирэн, и на ее голос обернулись случайные прохожие. – Он обрывает все нити, стоит нам только нащупать их! Я не понимаю, как можно работать в такой обстановке? У нас больше нет ходов! Я уже готова стать приманкой для убийцы, но, как назло, утопила свой мобильник и потому никак не могу натравить его на себя! Ума не приложу, что еще можно предпринять! Нам надо сдаваться! Надо сдаваться или утопиться от стыда!

Это уже был крик отчаянья. Но самое скверное заключалось в том, что я не знал, что ответить Ирэн и чем ее успокоить. Что нам оставалось делать? Обивать пороги военкоматов в поисках полумифического Максима Блинова? Но мы не знали о нем ничего конкретного. Откуда и в каком году он был призван? Где служил и при каких обстоятельствах пропал без вести? Какое у него отчество и сколько ему лет, в конце концов! Без этих данных мы можем искать нужного нам парня до скончания века – мало ли Максимов Блиновых на свете!

Я опустил руку на плечи Ирэн и повел ее по какой-то узкой улочке, щедро политой помоями. Никогда еще я не видел Ирэн в столь печальном состоянии. Все эти дни, что она провела со мной, Ирэн из кожи вон лезла, стараясь помочь мне. Нетрудно было догадаться, что она мечтает первой вычислить убийцу, и благодаря этому засверкать передо мной новыми гранями, предстать с неожиданной стороны, понравиться мне и даже вскружить мне голову. Но все ее усилия оказались напрасными. Она не только не смогла распутать головоломку преступления; она окончательно запуталась и, по-видимому, впервые так остро и безнадежно почувствовала свою несостоятельность как детектива. В ее понимании мое сердце находилось где-то в финале расследования; подобно призу или чемпионскому кубку, оно должно быть вручено Ирэн в качестве награды. Но чем энергичнее рвалась Ирэн к финалу, тем дальше он уходил от нас. Сегодня утром нам обоим показалось, что разгадка уже близка – ведь мы отработали и отбросили все версии, кроме последней. Мы считали, что через риелтора сможем найти Максима Блинова. То есть мы собирались проделать тот же путь, которым шла к своей гибели Тося. Мы намеревались встать под ту же гильотину, под которой стояла она, чтобы в последнее мгновение схватить за руку палача. Но вместо нас на месте казни оказался риелтор, и он унес с собой в могилу всю информацию о Максиме Блинове…

Мы шли долго и бесцельно, тем не менее быстро, будто куда-то опаздывали. Я надеялся, что прогулка по городским трущобам, где жизнь была несуетной, бедной и полной экзотики, успокоит Ирэн и поможет ей справиться с нахлынувшим отчаяньем. Всюду жизнь – в тесных, захламленных двориках, в многоярусных фанерных надстройках, в сараях с крохотными оконцами, в подвалах, где жилые комнаты и улицу разделяли лишь хлипкие дощатые двери…

Сделав круг, мы вышли на площадку, которая нависала над обрывом подобно балкону. По ней стелился дым от мангала, вдоль низкого ограждения стояли столики. Красные зонты раскидали по площадке круглые жидкие тени. Кафе только открылось, и официант в белой рубашке еще лениво расставлял стулья.

Я усадил Ирэн за крайний столик, лицом к обрыву, где сквозь частокол кипарисов проглядывала синева моря. Дул сильный горячий ветер, и мятая поверхность моря была покрыта белыми пенными мазками. По волнам, прыгая и кувыркаясь, скользил виндсерфинг. Прозрачный пластиковый парус сверкал на солнце, словно стекло.

К нам подошел официант, у которого рукав рубашки был выпачкан в губной помаде. Я заказал свое любимое вино. Официант долго рылся под стойкой, потом, не поленившись, сбегал в фирменный магазин. Надеясь на то, что я щедро оплачу его труд, он громко посетовал на жару, сообщил, что подобного вина в других кафе вообще не бывает, и полез в карман за штопором.

Когда он наполнил наши бокалы и пошел прогонять толстого кота, забравшегося на стойку, Ирэн спросила:

– А почему ты всегда выбираешь вино именно этого года – восемьдесят девятого? Потому что в этом году ты вернулся из Афгана?

– Не только потому, – ответил я, глядя, как внутри бокала преломляется солнечный свет, напоминая тонкие золотые пластинки. – Осенью этого года какая-то сволочь в руководстве района решила подавить виноградники бульдозерами. Так сказать, осуществить практические меры по борьбе с пьянством. Но мы с ребятами поставили по периметру виноградника палатки и целый месяц, пока собирали урожай, держали оборону. И милиция ничего сделать не могла, потому что мы приковали себя к бетонным столбам… Теперь я пью это вино и чувствую: мое, родное, мной спасенное.

– Значит, ты по натуре бунтарь?

Я пожал плечами и усмехнулся.

– Не знаю. Может, бунтарь. А может, просто любитель выпить.

Я смотрел на знакомую черную этикетку, и в моей памяти всплывало нечто похожее на кадры из кинофильма: катер убийцы режет волны рядом с яхтой, бутылка красного вина летит, кувыркаясь, в мою сторону. И вот она падает на палубу и катится прямо на меня…

Даже не пригубив бокал, я поставил его на стол.

– Что с тобой? – спросила Ирэн. – Ты в лице изменился…

– Он кинул в меня точно такой бутылкой, – произнес я. – Но тогда я даже не обратил на это внимания.

– Кто? – не поняла Ирэн. Она не знала и не могла знать, каким способом убийца отправил мне свое последнее послание, потому что в это мгновение спускалась в камбуз яхты.

– Тогда, на море, убийца швырнул мне точно такую бутылку вина, урожая тысяча девятьсот восемьдесят девятого года.

– Ты мне об этом ничего не говорил.

– Да, я забыл рассказать тебе об этом. Он налепил рядом с этикеткой бумажку с надписью: «Игра закончена. Ты проиграл».

– «Игра закончена»? – испуганно повторила Ирэн и невольно посмотрела по сторонам.

– Нет-нет! Вовсе не это письмецо вспомнилось мне. Не принимай близко к сердцу писульки самоуверенного идиота… Я только сейчас подумал… Это ведь просто дьявольское совпадение, Ирэн! В магазинах Побережья продается несколько сотен видов вин. Но он выбрал именно то, какое я предпочитаю: красное, тысяча девятьсот восемьдесят девятого года.

– Твое любимое… – добавила Ирэн. – Откуда он мог узнать, что это твое любимое?

– Вот именно – откуда? Мало один раз проследить за мной и увидеть, какую колбасу, какой хлеб и какое вино я выбираю в магазине. Убийца хорошо знает, что я покупаю именно это вино, и только его! Он что, следил за мной несколько лет?

Официант подошел к нам и спросил, не желаем ли мы чего-нибудь съесть, на что Ирэн махнула рукой, словно прогнала осу.

– Ты хочешь сказать, что ему известны твои пристрастия, твои привычки и вкусы? – спросила она.

Я бы предпочел прийти к какому-нибудь другому выводу, потому что этот был просто ошеломляющим.

– Я хочу сказать, что убийца или его сообщник может быть моим знакомым. Причем достаточно близким мне человеком, который бы знал подробности моей биографии.

– Но это… но это совершенно новый поворот в нашем расследовании! – с волнением произнесла Ирэн. – Если, конечно, ты не ошибаешься. Кто из твоих знакомых может знать, что из всех вин ты предпочитаешь именно это?

И она щелкнула ногтем по бокалу. Стекло мелодично отозвалось. Я задумался.

– Может, кто-то из ребят, с которыми я служил. Может, одноклассники… Хотя нет, они вряд ли. Может, инструкторы из аэроклуба. А может быть, ты…

Последняя фраза вырвалась у меня совершенно случайно. Шутка, конечно, оказалась неудачной. Я бы сказал, идиотской, и между нами с Ирэн повисло неловкое молчание. Казалось, девушка не сразу въехала в смысл того, что я сказал. Но тут щеки ее густо покраснели, и она дикими глазами взглянула на меня. Я криво улыбнулся ей, мол, не бери в голову мои плоские шутки, на дураков нельзя обижаться.

– А ты знаешь, – произнесла она, глянув на свой бокал, – мне это вино не нравится. Оно терпкое и… и слишком сладкое!

И резким движением отодвинула бокал от себя. Немного вина пролилось на стол и кровяным ручейком потекло к краю.

Наверное, мне следовало бы извиниться перед Ирэн, но я решил, что это лишь усугубит ситуацию, в которой не было никакого конфликтного начала. Я стал вести себя так, словно ничего не случилось. Осушил и тотчас снова наполнил свой бокал. Затем стал убеждать Ирэн, что вино имеет неповторимый бархатистый вкус с сильным и глубоким послевкусием. Она вяло соглашалась со мной, невпопад кивала, и по всему было видно, что мои неосторожные слова крепко засели в ее голове.

– Так кого из твоих знакомых ты первым начнешь проверять на благонадежность? – вызывающе спросила она и пристально посмотрела мне в глаза. – Инструкторов аэроклуба? Или, может быть, меня?

Я понял, что отрабатывать с Ирэн новую версию сейчас не представляется возможным, так как инспектор по чистоте серьезно зациклилась на моей шутке. Собственно, невелика была потеря. Все равно Ирэн не знала моих знакомых, и только я один способен определить, кто из них и в какой мере мог быть причастным к преступлениям.

Чтобы разрушить возникшую между нами с Ирэн стену отчуждения, следовало сменить обстановку. Я подозвал официанта и вынул из заднего кармана пачку денег. Несчастные купюры, пережившие купание в море, стали жесткими и шершавыми от соли. Я осторожно разлеплял их, чтобы не порвать, и, прежде чем протянуть официанту, разглаживал ладонью на столе. Официант к купюрам относился с подозрением, вертел их в руках, смотрел на свет и даже нюхал, но никаких претензий мне не высказал.

Тут из пачки денег на стол выпала насквозь просоленная визитка. Я поднес ее к глазам. Эльза Оттовна Мухина. Старший следователь прокуратуры. Телефоны служебный и домашний…

– А что, если позвонить ей домой? – спросил я, когда мы вышли из кафе и пошли по улице вверх, в сторону поселка Горянка, мимо чугунной ограды дома отдыха.

– Зачем? – односложно произнесла Ирэн.

– Чтобы узнать, насколько приблизилась к истине наша доблестная прокуратура. Ведь по сути дела мы с Мухиной коллеги и решаем одну и ту же задачу.

– Это ты ей расскажешь, когда она защелкнет на тебе наручники.

– Я предложу ей встретиться на нейтральной территории. Скажем, в прибрежном кафе.

Ирэн взглянула на меня со сдержанным интересом. Кажется, она открывала во мне доселе неизвестные ей черты.

– Неужели ты сомневаешься в том, что она приедет в это кафе с милицейским нарядом?

В ее голосе звучала легкая ирония. К любому моему предложению она теперь будет относиться скептически. Ее мозг занял оборонительную позицию. Это значит, что она поставила своей целью не решать нашу проблему, а выискивать недостатки в моих идеях. Классическая, чисто женская защита! Очень удобно, когда самой нечего сказать или же не хочется напрягать ум, не хочется запрягаться со мной вместе в одну упряжку. Потому что Ирэн обижена. Она даже сама может не осознавать, в какой степени она на меня обижена! И сама не понимает, почему ей вдруг захотелось говорить мне колкости, пытаться меня высмеять и камня на камне не оставить от моей даже самой безобидной идеи. Что ж, мне остается лишь набраться терпения и пережить ее настроение. Чуть позже все встанет на свои места. А пока мне придется замкнуться в себе и делать свое дело в одиночку. Без обсуждений, без предварительных споров, а значит, без иронии и скептицизма с ее стороны.

Я свернул на лестницу, которая круто спускалась к морю и, не оборачиваясь, не замедлив шага, стал спускаться. Еще час назад я бы сказал: «Как ты посмотришь на то, чтобы на пару дней остановиться у моего друга, тренера по бодибилдингу? Он построил на пляже спортзал с душевой, витаминным баром и массажной комнатой, в которой можно прекрасно выспаться?» Да еще взял бы ее под руку и по пути стал бы рассказывать, как год назад мы с ним вышли в финал на республиканских соревнованиях. Но сейчас я излучал полную независимость, и старательно делал вид, что иду туда, куда считаю нужным, и вовсе не собираюсь оговаривать свое решение с Ирэн. Будто хотел сказать: «Это твое персональное дело – идти за мной или самой выбирать свой путь».

Хорошо, что ее упрямство оказалось не безграничным. Ни о чем не спросив, Ирэн все же последовала за мной. Я слышал, как шуршали ее кроссовки по ступенькам, присыпанным песком. Могучий ветер лохматил волосы на моей голове, словно парикмахер. Тяжелые волны со всей дури накатывали на пирс, ударялись о него своими теплыми телами, затем взлетали вверх и рассыпались на брызги. Ветер тотчас подхватывал их и швырял на набережную. Казалось, что это какая-то хитроумная игра либо танец, которые затеяли ветер и море.

Я спустился на набережную. Узкая полоска асфальта ограничивала покатый пляж, представляющий собой завалы крупной и почти круглой гальки. Если бы не ее серый цвет, можно было подумать, что здесь рассыпали тонны яблок или помидоров. На безопасном удалении от моря, куда не долетали брызги, в статичных позах застыла дюжина молодых людей. Обильно смазанные маслом, в узких, состоящих почти из одних только резинок плавках и купальниках, они подставляли солнцу свои мускулистые, будто надутые тела. Один из парней, заведя руки за затылок, грел в солнечных лучах подмышечные впадины. Другой, подбоченившись, подставлял солнцу треугольную спину, четко разделенную на две половины большими мышцами, похожими на створки мидии. Третий, приподняв локти, проветривал тяжеловесные бицепсы. Группа напоминала восковые фигуры, которые от жары покрылись лоснящейся пленкой жира.

Кажется, это было еще совсем недавно и я стоял среди таких же атлантов, словно вылепленных из коричневой глины. И чувствовал, как теплый ветер скользит по моему усталому, разогретому упражнениями телу. И меня беспокоили лишь два килограмма лишнего веса да неровный загар на животе. И Славка стоял рядом, озабоченный тем же, чем и я. И тогда мне казалось, что большая часть моей жизни будет состоять из нагрузок, тренажеров и соревнований, и она сама будет тяжеловесной, неповоротливой и незыблемой, как стопка блинов для штанги. Как же далека теперь от меня эта жизнь! И безмолвные статичные атлеты вызывали во мне грустное чувство одиночества и оторванности, словно меня исключили за какую-то провинность из рыцарского легиона. И теперь между нами разверзлась бездна. И я без прежней уверенности поднимался по металлической лестнице на второй этаж спортзала, а за мной тенью следовала девушка, ставшая моей обузой, с которой я почему-то должен был согласовывать каждый свой шаг и которая почему-то позволяла себе высказывать свое мнение о всякой моей мысли.

В комнате у Славки во всю силу работал кондиционер, и оттого было не просто прохладно, а холодно, как в морозильной камере. Хозяин спортивного клуба, одетый по своему обыкновению в выцветшую футболку, которая едва не рвалась от натяжения на его груди, сидел в кресле с газетой в руках. Больше всего на свете Славка любил делать две вещи: поднимать тяжести и читать газеты. Невысокий, коренастый, облепленный со всех сторон комковатыми мышцами, он напоминал подушку безопасности, которая сработала и продолжала бы надуваться, если бы не застряла между подлокотниками и спинкой кресла. Вскочив на ноги, Славка крепко пожал мне руку.

– По-моему, ты решил вернуться в спорт, – сказал он, с надеждой заглядывая мне в глаза. – Ты видел, какие я поставил тренажеры? На всем Побережье таких больше нет! На все группы мышц! А где твоя сумка? Где спортивный костюм? И почему ты небрит?

– Нет, Слава, я не собираюсь возвращаться в спорт, – ответил я, испытывая сильное желание надеть на себя шубу. – Просто мне надоел город, и я хочу на пару дней остановиться у тебя. Подышать морским воздухом, послушать шум волн…

– Нет проблем, – ответил Славка, кидая любопытные взгляды через мое плечо на Ирэн.

Да, разумеется. Надо ее представить.

– А это Ирина, инспектор по чистоте коммерческих сделок, – сказал я, слегка повернув голову.

Можно было сказать просто: «Это Ирина», – не подчеркивая наши исключительно служебные отношения. Но я почему-то не захотел давать Славке возможность фантазировать. В самом деле, зачем? А то, не дай бог, примет нас за любовников.

– Кефир? Айран? Бифидок? – спросил Славка, открывая холодильник. – Или, может быть, приготовить белковую смесь?

– Ничего не надо, – ответил я. – Ты пока покажи Ирине ее комнату, а мне надо ненадолго съездить в город и решить кое-какие дела.

Я не хотел встречаться с вопросительным взглядом Ирэн, и все же она не позволила мне тотчас выйти из комнаты.

– Ты далеко? – со сдержанным любопытством спросила она, встав у двери.

– Не очень, – уклончиво ответил я. – Позволь пройти!

– А я ничем не смогу быть тебе полезной?

– Вряд ли…

Славка кидал взгляды то на меня, то на Ирэн. Подсознательно он чувствовал, что вместе с собой мы принесли какие-то большие и трудные проблемы, но не стал ни о чем спрашивать. Такие у нас с ним сложились отношения: мы рассказывали друг другу только то, что считали нужным, и в душу не лезли. Славка знал обо мне очень немного. А я о нем – и того меньше. Тем не менее, это не мешало нам вот уже несколько лет поддерживать приятельские отношения.

– И как долго мне тебя ждать? – настойчиво спросила Ирэн.

– Постараюсь к вечеру вернуться.

– Вам не придется здесь скучать, – заверил Славка Ирэн. – У нас тут весело. Можно потренироваться, или позагорать, или поплавать. Или просто почитать старые журналы.

– Только это и утешает, – произнесла Ирэн, отходя от двери.