Текст книги "Слуга царю..."

31

Танковый взвод Бекбулатова, лязгая гусеницами, вывернул со Шпалерной улицы на Таврическую площадь и замер, немилосердно ревя двигателями. Площадь насколько хватало глаз была пустынна: ни праздношатающихся, обычных в этом месте, ни полицейских пикетов, ни демонстрантов. Лишь слабенький вечерний ветерок шевелил полотнища кумачовых транспарантов с крикливыми лозунгами, трехцветных и алых флагов, перекатывал по площади пустые пивные банки, ворошил газетные листы… Похоже, что последние люди покинули площадь только что, заслышав грохот танковых траков по мостовой.

Владимир откинул люк головной машины и спрыгнул на брусчатку. За ним с бортов посыпались горохом гусары вперемежку с представителями других гвардейских полков и пехотинцами.

– Окружить здание, – распорядился штаб-ротмистр, пальцем указывая собравшимся вокруг него поручикам на плане позиции, которые требовалось немедленно занять, чтобы надежно блокировать объект. – По паре танков и отделению пехоты к каждому из входов – господа Максутов, Леонгардт и Резанов… Разоружить полицейских и охрану, если будут сопротивляться – по шее им… Оружие применять только в крайнем случае. Не с супостатами деремся, ребята, со своими, русскими.

– А разоруженных куда? – задал мучивший всех вопрос рослый корнет Кораблев, вытирая обильно струящийся из-под шлема пот, оставляющий в слое пыли на щеках извилистые дорожки. – Куда их девать-то?..

– В расход! – невозмутимо заявил Бекбулатов, глядя прямо в нерешительно заметавшиеся глаза корнета. – Отведи во-о-он туда, в скверик, и…

– Да как же это, Владимир Довлатович? – жалобно пискнул парнишка. – Они же тоже…

– Шучу, шучу, корнет! – Бекбулатов с хохотом хлопнул юного офицера, которому доставал макушкой едва до переносицы, по накачанному плечу. – Оружие отобрал и – под зад коленом! Пусть идут по домам или, если не хотят домой, – на все четыре стороны. К чему нам эта обуза?

– Понял! – просиял чумазый Кораблев, лихо отдал честь и рысью кинулся к своему танку с белой цифрой «7» на башне.

– Ну, господа, – обернулся Владимир к оставшимся офицерам. – Так как о запасных ходах и тылах мы позаботились, то наша цель – парадный подъезд. Вперед!..

* * *

В центральном зале Государственной думы десятый час шло экстренное заседание, посвященное перевороту, который сейчас, в седьмом часу вечера, можно уже было считать свершившимся. Несмотря на важность повода, зал оказался полон едва на две трети: часть депутатов не смогла пробиться к Таврической площади через районы, в которых еще шли бои, или сквозь многочисленные посты той или иной из противоборствующих сторон, порой самым анекдотическим образом чередующихся друг с другом. Более того: число собравшихся понемногу сокращалось – кое-кто, выйдя из зала якобы покурить, подкрепиться в думском буфете или по иной естественной надобности, так больше и не возвращался, предпочитая в такой серьезный день находиться где-нибудь подальше от того места, где решались судьбы Империи. Заметив «естественную убыль», товарищ председателя барон Леонтицкий, заменяющий сегодня Михаила Семеновича Радинова в связи с его отсутствием по уважительной причине (никто не знал где он вообще – поминальники молчали, а по тем телефонам, где он мог находиться, никто ничего определенного сказать не мог), приказал было запереть двери, но встретил такой единодушный отпор «народных избранников», что тут же поспешил отменить свое опрометчивое распоряжение. Благодаря этому число собравшихся, разумно решивших не дожидаться развития событий, уменьшилось сразу на полтора десятка человек…

– Господа! – надрывал себе горло председательствующий, так как несмотря на установленные повсюду динамики в зале после оглашения последней сводки событий стоял такой гул, что его практически не было слышно. – Господа! Давайте вернемся к повестке дня. Перед перерывом было решено составить по сегодняшнему вопросу мнение Думы, чтобы огласить его перед правительством и государыней…

– Какого черта! – зарычал в микрофон только что отстоявший это устройство в борьбе сразу с двумя политическими оппонентами противоборствующих фракций лидер либеральной партии Иосиф Горенштейн. – Сейчас важнее всего не какое-то там абстрактное мнение, адресованное разбегающемуся, если не разбежавшемуся уже правительству, а открытое обращение к главам зарубежных держав с призывом вмешаться в нашу заварушку! Пусть французские войска наведут в городе порядок, если мы сами не можем…

– Прекратите! Почему именно французские? – налетел на выступающего конституционный монархист Рылов. – Никогда не ступит нога республиканца, да еще презренного лягушатника, на святую для всякого русского землю. Только истинно монархические Пруссия или Швеция могут нам помочь в этом тонком вопросе!..

– Уберите от микрофона этого защитника царизма! – верещал социал-демократ Кляйнерт, цепляясь ручонками за могучее плечо Рылова, отмахивающегося от социалиста, как медведь от назойливого комара. – Будущее России возможно только при республиканском устройстве государства! Долой самодержавие! На гильотину монархов! Вся власть Учредительному собранию!..

В ответ на это сумбурное, но зажигательное выступление зал огласился одобрительными воплями и расцветился несколькими десятками бело-сине-красных флажков.

Хрясть!.. Здоровенный кулак Рылова впечатался в разом залившуюся кровью мордочку Кляйнерта, но развить успех не получилось, так как, хватая за руки, ноги и даже шею, на него навалился добрый десяток сторонников невзрачного и хилого телом, но мощного духом социалиста.

– Ко мне, сторонники монархии! – возопил здоровяк, медведем ворочаясь под грудой как один щуплых на вид, но злых, словно уличные дворняжки, однопартийцев Соломона Моисеевича, яростно тузивших его острыми кулачками и коленками. – Русских бьют!!!

На выручку Ивану Николаевичу тут же поспешило множество «камонов», поддержанных примкнувшими к ним депутатами «Российской партии», «Русского пути» и некоторыми другими, откровенно сожалевшими, что оторвать от мебели что-либо, могущее служить оружием, в этом продуманно устроенном зале невозможно. Чтобы не спускаться к микрофонам, где ширилась свалка, тратя на это драгоценное время, многие монархисты выбирали себе противников по вкусу неподалеку, и через несколько минут потасовкой, разрастающейся, как цепная реакция, было охвачено уже все помещение. Несколько минут, и в ход уже пошла мебель из прилегающих помещений, к сожалению, обычная, как целиком, так и разбитая на составные части, сорванные со столов письменные приборы и даже туфли, острыми каблучками которых немногочисленные женщины, в основном либералки, действовали не хуже, чем мужчины кулаками и ножками стульев.

Феликс Янович окончательно сорвал голос, пытаясь восстановить спокойствие в зале, а нескольких еще не разбежавшихся приставов оказалось чересчур мало…

Выстрел, громом отдавшийся под уважаемыми сводами Думы, показался всем ушатом ледяной воды, внезапно вылитой на голову, и подействовал не хуже, чем на стаю мартовских котов, самозабвенно выясняющих отношения на крыше…

У входа в зал, все еще держа дымящийся пистолет в поднятой руке, стоял, скаля белоснежные зубы, ярко выделявшиеся на перемазанном лице, худощавый мужчина восточного типа, одетый в распахнутый на груди танкистский комбинезон. На заднем плане и в открытых дверях по периметру зала толпились многочисленные вооруженные люди самого решительного вида также в черном и в камуфляже.

– По какому праву вы врываетесь?..– просипел в микрофон бледный как бумага барон Леонтицкий, судорожно и бесцельно шаря перед собой по столу, заваленному разнообразными бумагами. – Почему вы здесь стреляете?.. Кто вам позволил?..

Чумазый пришелец сунул пистолет в кобуру и решительно прошел к столу председательствующего, лавируя между замершими стоя, сидя и лежа на полу депутатами, еще минуту назад увлеченно тузившими друг друга, а то и бесцеремонно перешагивая через некоторых, впавших в прострацию. Деликатно, но непреклонно выкрутив из рук оцепеневшего от страха Феликса Яновича микрофон, он ослепительно улыбнулся ему, чем окончательно сразил наповал, пощелкал ногтем по решетчатой мембране для проверки звука и наконец объявил в мертвой тишине звонким чистым голосом:

– Господа депутаты Государственной думы! Действуя согласно вверенным мне полномочиям, я, князь Владимир Довлатович Бекбулатов, распускаю ваше собрание впредь до особого распоряжения. Все несогласные со мной могут оспорить мое заявление в вышестоящих инстанциях. Все свободны, я никого не задерживаю. Благодарю за внимание!

После чего с полупоклоном вернул микрофон ошалевшему Леонтицкому, молча, как рыба, разевающему рот, плюхнулся на край стола, небрежно оттолкнув бумаги, и со стуком водрузил рядом с собой на полированную поверхность самого недвусмысленного вида аргумент – черный короткий автомат…

Разом потерявшие нить своего спора думцы, обескуражено почесывая в затылках, по одному и компаниями потянулись к выходу, помогая по дороге подняться с пола своим товарищам и недавним врагам, услужливо отряхивая друг другу запачканную одежду, щедро жертвуя носовые платки нуждающимся в них, дабы унять кровь из разбитых носов, обсуждая произошедшее и возмущаясь вполголоса… В дверях их действительно никто не задерживал, а вооруженные бунтовщики почтительно сторонились, чтобы, часом, не испачкать дорогие пиджаки, сюртуки и смокинги «народных избранников» одеждой, перемазанной копотью, грязью и кровью, своей и чужой…

Когда в зале, кроме его соратников, никого не осталось, Бекбулатов выудил из кармана поминальник и, утопив клавишу вызова, отрапортовал:

– Все в порядке, господин Бежецкий! Ваше приказание исполнено в точности: порядок в Таврическом дворце и близ него наведен!..

32

Все слова уже давно были сказаны…

Мужчина и женщина сидели в разных концах комнаты, даже не глядя друг на друга, и, каждый со своей стороны, следили за медленно перемещающимся по столу солнечным лучом, падающим сквозь неплотно зашторенное окно.

– А ведь я десятки раз слышал о баронессе фон Штайнберг от разных людей, когда служил в Санкт-Петербурге… – нарушил молчание Петр Андреевич, внимательно разглядывая свои ладони, будто видел их первый раз в жизни. – Но разве я мог себе представить, что это ты…

– Я тоже знала о тебе. Более того, была в курсе всех твоих проблем, а один раз даже внесла свою лепту… – откликнулась баронесса.

– Это о той дуэли?

– Да… Но после той нашей размолвки там, в Америке… – Маргарита пожала плечами. – Я не думала, что ты захочешь когда-нибудь возобновить наше знакомство.

– Да я не знал, что ты тогда осталась в живых! – Граф наконец осмелился взглянуть на свою Анну. – Мне сообщили тогда, что в той машине нашли только обгорелые до неузнаваемости трупы!..

– Я ни в чем не виню тебя, Петя, – мягко ответила баронесса. – Каждый из нас тогда выполнял свою работу, а личные чувства этому только мешали.

Снова повисла тишина. Солнечный луч покинул полированную поверхность стола и переместился на обитую штофом стену.

– Я успокоилась, когда тебя перевели в Екатеринбург, – продолжила Анна-Маргарита после паузы. – Сам ведь знаешь: с глаз долой…

– Из сердца вон… – с горечью подхватил Петр Андреевич. – Вполне закономерно…

– Тем более что сердце мое было уже занято.

– Ты о своем Бежецком? Забавно… И это не помешало тебе послать его под пули? Тебе бы фельдмаршалом быть, Анна!

– До фельдмаршала я не поднялась… Всего лишь до полковника. Да-да, Петя, я теперь выше тебя по чину. К тому же я послала, как ты выразился, под пули, вовсе не своего Сашу, а совершенно чужого мне человека. Хотя и тоже Бежецкого…

– Как это? – удивился граф. – Двойника? Однофамильца? Но Бекбулатов…

– Нет, Бежецкий не двойник и не однофамилец… Это тот же человек, но… Он из другого мира, Петя, и тебе, как никому другому, должно быть понятно, как это получается.

– Из другого мира?.. Мне должно быть понятно?.. А откуда ты?..

Баронесса улыбнулась, снова став в глазах Чебрикова той полузабытой Аннушкой…

– А на чей стол, по-твоему, попал твой прошлогодний рапорт? Подозреваю, впрочем, что далеко не полный… Слава богу, твой подопечный помог восполнить некоторые пробелы…

– Какой подопечный? – вскочил с места граф, роняя кресло. – Кавардовский?..

– Не прыгай, Петя, – как ни в чем не бывало одернула его Анна-Маргарита. – Мебель старая, хрупкая, немалых денег стоит…

– Так этот мерзавец еще жив? – Чебриков не слушал ее. – У него же руки по локоть в крови!.. Неужели его до сих пор не вздернули, как собаку?

– Зачем? Это очень ценный свидетель, побывавший в стольких мирах… Почти такой же ценный, как ты. Только он, в отличие от тебя, согласился сотрудничать с нами. Кстати, ты совершенно зря злишься на него: именно его откровения подтвердили некоторые факты твоего рапорта, не позволив отправить тебя сразу и без проволочек в желтый дом. Да тебе благодарить Кавардовского нужно, а не костерить его на все корки!

– Значит, то предложение о смене места службы перед Новым годом…

– Конечно же исходило от моего отдела, вернее, от меня лично. Но ты был так огорчен и убит изменой жены…

– Не твое дело! – прорычал Петр Андреевич, сжимая кулаки.

– Ну вот, – улыбнулась Анна-Маргарита, подходя к графу и накрывая своей ладонью его кулак. – Второй мужчина за день потрясает передо мной кулаками… Теряю форму, ты не находишь?.. Тебе просто решили дать время на психологическую акклиматизацию, так сказать. Не без моего личного вмешательства, конечно… Но из-под контроля не выпускали ни на секунду.

– Так вот почему…

– Конечно. Кстати, ты прихватил с собой свой «Дюрандаль»? Как бы я хотела увидеть тебя с ним в руках… Ручаюсь, что любой Ланселот[81]81
  Ланселот – рыцарь из легенд о короле Артуре.


[Закрыть] перед тобой сущий щенок.

– И это вы знаете…

– Мы все знаем, – сказала со значением женщина, приближая свое лицо к лицу мужчины.

Ее голос внезапно стал низким и страстным. Против своего желания граф почувствовал, как от пряного аромата духов у него начинает кружиться голова…

* * *

– Зачем все это, Анна? – спросил ротмистр, выжатый и опустошенный, когда все завершилось.

Мужчина и женщина лежали в растерзанной постели и отрешенно, думая каждый о своем, курили. Мгновения страсти не только не сблизили, но, кажется, воздвигли между ними еще более высокую стену, через которую уже не перебраться никогда… Своего рода прощание, отложенное на годы…

– Зачем это? – повторил Петр Андреевич, сквозь спирали сигаретного дыма изучая лепнину потолка так, будто именно в хитросплетениях гипсовых гирлянд, розеток и купидончиков заключалась разгадка всех тайн на свете…

– Зачем? – задумчиво переспросила Анна. – Не знаю… Просто мне показалось на миг, что передо мной мой прежний Петя, юный и пылкий, рыцарь без страха и упрека… Мой Ланселот…

– Скажи еще Роланд, – поморщился Чебриков, вспоминая свой давний смертельный поединок в ледяном мире. – Скорее уж Дон-Кихот – гроза ветряных мельниц… Я должен считать, что ты меня завербовала?

Баронесса повернула к нему лицо и долго-долго смотрела в глаза.

– Зачем ты так, Петр?..

Женщина отбросила простыню и легко поднялась на ноги.

– Прости, – отвел глаза граф. – Я ляпнул это не подумав…

Он старался не смотреть на свою Анну, и совсем не потому, что перед ним была совсем не та юная и прекрасная девушка, которая иногда вставала перед его мысленным взором. Нет, во внешней привлекательности она нисколько не проиграла, наоборот, ее зрелая красота искушенному взгляду немолодого уже мужчины была даже предпочтительнее… Петр Андреевич боялся, что кроме телесного влечения проснутся и иные чувства, сковывающие волю и лишающие разума. Вернее, не решался признаться себе, что чувства эти и не засыпали никогда…

Увы, между ним и Анной стоял князь Бежецкий, неплохой, судя по всему, человек, да бог знает что и кто еще… И преодолеть эту преграду невозможно.

– Вы не могли бы спуститься вниз, к вашему другу? – спросила баронесса, скрываясь за дверцей шкафа. – Мне нужно привести себя в порядок…

* * *

«Да, он по-прежнему все тот же рыцарь… – думала с улыбкой Маргарита (или все-таки Анна?), неторопливо уничтожая следы разгрома, учиненные в ее спальне только что двумя полными сил и страсти животными, имя которым – мужчина и женщина. – Все тот же: страстный и робкий, сильный и слабый, настойчивый и нерешительный…»

Вопрос о том, что будет дальше, был пока отодвинут на самые глухие задворки сознания, где уже пылились другие, ждущие своего решения. Все они рано или поздно будут решены, но пока не время…

Интересно: это ей показалось или за спиной действительно скрипнуло кресло. Скрипнуло громко, словно в него уселся кто-то солидный, причем не робко, на краешек, а по-хозяйски основательно… Вернулся Петр? Ерунда, она бы, несмотря на всю его ловкость и выучку, услышала бы, как он поднимается по лестнице. Лестница-то непростая, с секретом…

– Обернитесь, обернитесь, сударыня, – раздался из-за спины незнакомый, не лишенный приятности баритон. – Вам же так хочется.

Стараясь не выдать своего смятения, Маргарита неторопливо обернулась.

В ее любимом кресле расселся совершенно незнакомый мужчина средних лет, высокий, волосы с проседью, лицо жесткое, вытянутое, нос… Почему незнакомый? Именно эту личность очень подробно описывали в своих отчетах сразу двое очень наблюдательных людей, причем один из них – профессионал…

– Здравствуйте, Полковник, – ровным тоном поздоровалась баронесса и присела на краешек стола. – Чем обязана?

Мужчина несколько смешался, но быстро овладел собой.

– Хм-м, – весело покрутил он головой. – А я думал, что мое появление будет для вас сюрпризом. Откуда вы… Ах да! Бежецкий… Даже двое Бежецких…

Полковник похрустел пальцами и оперся подбородком на сцепленные ладони.

– Раз уж представления излишни, сударыня, разрешите мне сообщить вам о цели своего визита.

– Не возражаю.

– Знаете, княгиня (а вы ведь разрешите мне называть вас именно так?), я пришел, чтобы сделать вам предложение, от которого вы не сможете отказаться.

– Интересно! – Маргарита поднялась и лениво прошлась по комнате. – Вы надеетесь меня купить?

– Упаси боже! – Полковник шутливо поднял руки вверх. – Ни в коей мере. Мне хорошо известны ваши моральные качества… Я просто хочу сделать вам предложение о сотрудничестве.

– А не боитесь, что уже сейчас сюда летят на всех парах сотрудники моего отдела?

– Откуда? – усмехнулся Полковник. – В ваше отсутствие мои люди изучили все ваши помещения и ничего, кроме банальной линии связи, правда весьма мощной и продвинутой, не обнаружили. Никакой скрытой сигнализации, датчиков, секреток… А они ведь умеют искать…

«Не врет, – подумала Маргарита. – Что ж, будем считать, что два – ноль в его пользу…»

– Более того, – продолжал незваный визитер. – Они оставили после себя кое-что, чего у вас раньше не было. И теперь в моем распоряжении имеются компрометирующие материалы на любой вкус…

Три – ноль…

– Вы подлец, Полковник!

Баронесса постаралась сыграть волнение и стыд, хотя ничего сейчас, кроме гадливости, к шантажисту не испытывала. Она была более озабочена тем, чтобы ее перемещения по комнате казались хаотичными и машинальными…

– Нет, вы негодяй!..

Полковник, слушая ее, кивал головой и улыбался чему-то своему.

– Говоря о вкусе, я не имел в виду, мадам, некоторых пикантных сцен, хотя именно они мне показались более чем интересными… Молчу-молчу! Я хотел сказать, что вне зависимости от того, чья сторона возьмет верх в так удачно начатой вами шахматной партии, у меня имеются материалы, которые покажутся привлекательными любой стороне.

– Что вы хотите за них?!

«Метания пребывающей в отчаянии женщины» привели ее туда, куда она стремилась, и теперь оставалось сделать лишь пару шагов.

– Немногого, сударыня. Всего лишь партнерства. Я знаю, что вы, хотя и действуя вслепую, вплотную подошли к разгадке локалов… Мы называем так межпространственные переходы, – охотно пояснил он. – И теперь, особенно если принять во внимание солидный научный потенциал, привлеченный вашей организацией, рано или поздно поймете систему… Да, система существует, и изучает ее такая научная дисциплина, как транзилогия…

– Как-как?

– Транзилогия. Наука о переходах в сопредельные пространства. Но не будем отвлекаться… Можно было, конечно, ликвидировать ту вашу группу, которая работает сейчас в Сибири… Поверьте, это очень легко сделать. Но, боюсь, придется заниматься не ей одной… У вас ведь сейчас «в поле» не единственный отряд?

– Да, не единственный. И успехов добились не только «сибиряки».

Полковник шутливо сдвинул несколько раз ладони, имитируя аплодисменты.

– Браво! Вот видите: мы уже сотрудничаем! Осталось совсем немного, и мы станем друзьями, более того – соратниками. Я предлагаю вам объединить усилия и не растрачивать их попусту, изобретая велосипед. Переходами пользуется уже сотни лет чуть ли не три четверти Континуума…

– Чего?

– Континуума. То есть конгломерата пространств, соединенных между собой переходами. Более того, переход возможно создать почти в любом месте, лишь бы существовали необходимые условия. Их немного, поверьте…

– Так вот как вам удалось улизнуть в прошлом году от Бежецких?

Полковник брезгливо поморщился:

– Улизнуть? Фу, как вульгарно, сударыня! Я просто покинул их по-английски, не дожидаясь, так сказать, завершения вечеринки… И к вам я попал таким же образом. Вон оттуда…

Мужчина указал на украшавший стену персидский ковер. Баронесса точно знала, что за ковром глухая стена, выходящая на улицу.

– Это не проблема, – похвастался Полковник. – Для определенной технологии, конечно… Но вернемся к делу…

«Пора!» – пронеслось в мозгу Маргариты.

Правая ее ладонь, сложенная дощечкой резко врезалась в стену, точно в выцветшее на обоях пятнышко, и легко пробила тонкий слой бумаги, скрывающий узкую нишу. Пальцы сомкнулись на рубчатой рукояти, и секунду спустя после начала маневра прямо в лоб Полковнику, глаза которого только начали удивленно расширяться, уже глядел своим внимательным черным зрачком длинноствольный вальтер.

– А как вам такой аргумент?

– Очень жаль, княгиня, – протянул визитер, следя за стволом пистолета. Его и Маргариту разделяло не менее четырех метров и массивный стол в придачу. До стены с гипотетическим переходом, сейчас невидимым, тоже нужно было добраться… – Жаль, что мы, как я понимаю, так и не пришли к консенсусу…

– Будьте спокойны, сударь, – заверила его женщина. – Мы еще достигнем его, правда, несколько позже и в другой обстановке…

– Нет. – Полковник отрицательно покачал головой и расслабленно откинулся на спинку кресла. – Вряд ли у вас это получится… Мне просто жаль потерянного попусту времени… Или, может быть, вы все же передумаете?

«Играет. Расслабленность кажущаяся, а сам только выжидает момента, – думала Маргарита, не сводя глаз с противника. – Чего я жду? Выстрел в воздух – и тут же прибегут Петр со стариком!..»

В этот момент в дверь вежливо поскреблись.

– Госпожа баронесса…

Как быстро он движется! Маргарита даже не отвлеклась: просто чуть-чуть сместила внимание, а Полковник уже успел преодолеть одним прыжком три четверти разделяющего их расстояния…

Пистолет четыре раза подряд толкнулся в ладонь. От грохота выстрелов заложило уши…

Не обращая внимания на шум и визги на лестнице, баронесса сделала шаг к Полковнику, сидящему на полу, прислонившись спиной к кровати и снисходительно улыбаясь застывшим ртом, и двумя руками подняла пистолет на уровень его лба.

– Экий вы верткий господин, – язвительно сообщила она несомненному покойнику. – На таком расстоянии увернуться от двух пуль из четырех, притом выпущенных почти в упор!..

Под распахнувшимся пиджаком полковника на рубашке напротив сердца проступили два алых пятнышка. Почему так мало крови? Внутреннее кровоизлияние? Может, все-таки контрольный выстрел?..

Маргарита подумала и опустила дымящийся вальтер: хватит с него и двух «маслин»…

Полковник шевельнулся, и баронесса вновь вскинула оружие, лишь в последний момент задержав палец на спусковом крючке: мертвец просто-напросто сполз спиной по скользкому атласному покрывалу и рухнул ничком, открыв взгляду два почти слившихся рваных отверстия на спине…

В дверь загрохотали чем-то твердым с такой силой, что ее массивные створки затряслись, словно сделанные из фанеры.

– Анна, откройте дверь! Что с вами!? – донесся с лестницы встревоженный голос Чебрикова. – Кто стрелял?!

– Успокойтесь, граф! – крикнула в ответ Маргарита, опуская пистолет и направляясь к двери. – Все уже в порядке. Сейчас я открою…

Не похожий ни на что звук заставил ее обернуться, но парализовавший волю ужас уже не позволил поднять пистолет…

* * *

Первым, что бросилось в глаза спустившемуся в гостиную Чебрикову, был его верный «Дюрандаль», освобожденный от обматывающей его ткани и водруженный на середину большого круглого стола, прямо на дорогую скатерть.

– Вот, – смущенно улыбнулся Берестов, вытирающий руки какой-то тряпкой. – Привел в порядок твой меч-кладенец, Петр Андреич… А то Володька-то всю поклажу прямо на газон покидал второпях… Заржавеет еще… Пока ждал, делать все равно было нечего…

Горничная стояла рядом с ним и, по привычке спрятав руки под передник, восхищенно разглядывала и меч, и его хозяина.

– Это настоящий? – выпалила девушка. – Как у рыцарей?

– Да как вам сказать, мадемуазель… – улыбнулся ротмистр. – Вроде того…

– Какая прелесть! – взвизгнула горничная. – А потрогать его можно?

– Можно, – последовало великодушное разрешение. – Только не порежьтесь: он острый.

– Я осторожно…

Пока Чебриков объяснял романтической прислуге устройство так поразившего ее орудия благородного убийства, Сергей Владимирович деликатно делал вид, что увлечен разглядыванием картин, развешанных по стенам: он, естественно, понял причину столь долгого отсутствия товарища…

А потом затеяли пить чай, и горничная направилась наверх позвать госпожу…

Неожиданный грохот четырех выстрелов подряд, слегка приглушенный расстоянием, и не то последовавший за ними, не то опередивший их визг девушки вырвали ротмистра из удобного кресла и кинули вверх по лестнице, заставляя прыгать через две ступеньки. Уже на середине он с удивлением ощутил, что правая ладонь привычно сжимает рукоять меча…

Отпихнув в сторону горничную, едва стоявшую на ногах от ужаса, Петр Андреевич яростно замолотил в полированные доски рукоятью меча, не обращая внимания на летящие во все стороны щепки.

– Анна, откройте дверь! Что с вами!? – закричал он вне себя от волнения. – Кто стрелял?!

– Успокойтесь, граф! – донесся спокойный голос баронессы. – Все уже в порядке. Сейчас я открою…

И тут же за этими словами – дикий вопль, переходящий в задушенный хрип и какое-то бульканье.

Понимая, что счет пошел на секунды, Чебриков хладнокровно отступил на шаг от двери и несколько раз наотмашь рубанул податливое дерево…

Открывшееся перед ним зрелище ужаснуло бы любого на его месте, но, понимая, что здесь уже ничего нельзя сделать, граф ринулся по кровавому следу к стене, на которой, полыхая всеми оттенками синего спектра, стремительно сужалось знакомое яркое пятно, и, сжавшись в комок, ринулся вперед, в лазурную бездну…