Текст книги "Сестры печали"

Пытаюсь, представить, что выпало на долю странной женщине, но быстро гоню прочь нездоровую жалость:

– Мы все потеряли кого-то, но за скальпель не взялись!

– Ты меня не слушаешь, – разочарованно вздыхает Сумасшедший Люк. – Она обезумела от горя, это факт, только безумие обратилось не на месть, не на уничтожение и отрицание, а…

Маркиз не может найти нужных слов, прихожу к нему на помощь, демонстрируя, что являюсь не законченным кретином и тугодумом:

– Она мечтает всех исцелить и спасти, правильно? Отсюда залежи порошочков, микстур и прочих лекарств.

– Ты умнее, чем кажешься! Окажись мы мразями, а она бы это обязательно увидела, нас бы не разобрали на ингредиенты. Регина – врачевательница душ, уникальное дарование… Нас бы вылечили, вычистили всю накопившуюся погань и даже отпустили грехи, если, конечно, это в ее компетенции. Однако беда Регины в том, что вокруг, в радиусе десятков километров, совершенно некого лечить. А дар, не имеющий приложения, – это проклятье. Несчастная женщина…

Зулуку удается меня озадачить.

– Если все, что ты говоришь, правда, почему же мы отказались от ночлега?

Маркиз пожимает плечами:

– Наверное, потому, что я боюсь людей, которые видят меня насквозь, знают всю мою подноготную – от и до, понимают меня лучше, чем способен понять я сам… А еще я боюсь тех, кто способен меня изменить, даже улучшить…

– Зу, я не готов разбираться в твоих фобиях! Что плохого в том, чтобы стать лучше?

– Я хочу меняться сам, иначе как остаться собой?

Я устал и засыпаю на ходу, но, как ни странно, словам маркиза удается до меня достучаться. Я понимаю, что он имеет в виду.

– Может, ты и прав… нет сил для споров. Я учту твои слова, обещаю.

– Спасибо, солдатик. Мастеру Виту нужен правдивый отчет.

* * *

Мне снится неправильная ведьма Регина, она мечтает исцелить весь мир, но в глазах ее вселенская тоска. Она не может вылечить даже себя – у нее нет лекарств от бессилия и отчаяния.

– Однажды ты умер, но вновь вернулся к жизни. Смертью ты искупил свои грехи, а куда повернешь вновь полученную жизнь – решать только тебе. Здесь и сейчас я не имею над тобой власти, – настойчиво повторяет единственная обитательница Березовой горы.

Ведьма, умеющая лгать в Доме Правды, на этот раз не врет. Я умер, когда остался один, я вернулся к жизни, когда увидел сына. И возвращенной жизнью я распоряжусь сам.

– Солдатик, проспишь весь световой день, впотьмах отчет будешь писать, – черт бы побрал всех тех, кто мешает хорошему человеку отдыхать!

Нелитературно высказываю Зулуку свою претензию, он только лыбится.

– Солнце, однако, высоко, белая господина, не извольте гневаться на презренного…

Тычу кулаком в зубы болтуну, но спросонья попадаю в глаз. Не знаю, как орган зрения связан с речью, однако маркиз немедленно умолкает.

– Злой ты, солдатик, – после паузы цедит он, причем не особенно-то и до́бро! – надо тебя Регине на доработку отправить.

Регина… Надо садиться и писать, пока впечатления свежи, пока остались эмоции. Придется послушаться мерзопакостного будилу.

* * *

Новый отчет дается мне нисколько не проще предыдущего. Трудно писать об абстрактных, сложных для восприятия вещах. А если тупо описывать исключительно голые факты – получается полный бред, я знаю, я пробовал!

– Скоро следующая остановка, – Зулук готовит очередного почтового «голубя» к полету, цилиндрик с письмом уже запечатан и готов к пересылке домой. – Регина предупредила, что нас обязательно вынесет к Чернушке.

– Я был там несколько раз, это небольшой городок фактически на границе Пермского края и Башкирии, – не часто мне удается блеснуть эрудицией, но если выпадает шанс, то блистаю я на полную катушку. – Население тысяч тридцать—сорок; естественно, до войны много нефтяников – и нормальных, и «черных», врезающихся в чужую трубу…

– Нет больше никаких нефтяников, ни черных, ни белых, – гадостный маркиз не в силах оценить мои энциклопедические познания. – Зато есть Узел силы с более чем странным обитателем.

– Не томи, рассказывай, – требую я, когда пауза затягивается.

– Тебе не понравится, ты не любишь абстракций, – берется судить обо мне Сумасшедший Люк. С какой это, интересно, стати?

– А ты попробуй.

– Регина утверждает, что Узлы силы порождает Мертвая река. Не забыл, что о реке Мастер Вит говорил?

– Не забыл, правда, и понял тогда немного. Спешка и бред – друг другу ни фига не помощники.

– Забей на Реку, зря я ее упомянул. Смысл такой – обычные, нормальные Узлы появились сами и уже после обрели хранителя. Пояс Щорса и Мастер Вит – самый что ни на есть классический случай. С Березовой горой и Региной тот же случай. Но Чернушинский узел появился наперекор установленному порядку, его создал (случайно или намеренно, Регина не в курсе) человек! Хранитель породил Узел.

– Это плохо? – мне действительно не хочется разбираться в хитросплетениях появления всякой чертовщины, к которой я отношу все без исключения Узлы, и уже виденные, и те, что предстоит посетить в будущем.

– Это необычно и ненормально.

– Если место необычно по определению, а Узлы аномальны по своей сути, то необычное необычное место по закону двойного отрицания должно превратиться в самое заурядное, то есть обычное! Математика с ее «минусом на минус» подтверждает мой вывод, – иногда я люблю поумничать, есть такая простительная, в общем-то, слабость. Всяко лучше, чем тупить.

– Посмотрим, солдатик, посмотрим, – Зулук не выглядит сраженным моими логическими выкладками наповал, но крыть ему нечем.

Если по совести, я и сам не особенно доверяю логике в делах, касаемых чертовщины, но лишний раз ткнуть всезнайку лицом в каку не помешает.

* * *

Снег прекратился, и я узнаю места, по которым когда-то путешествовал на машине. Вот село Красногорка, памятное извечно раскуроченным до удивительного состояния перекрестком, в местных ямах мог исчезнуть с лица Земли недетских размеров лэндкрузер. Вот дорога, упирающаяся в Т-образный перекресток: если свернуть здесь направо, то через двести с чем-то километров попадешь в Пермь, но Зверь уверенно выбирает противоположное направление и везет нас к Чернушке, расстояние до которой в десять раз меньше.

А вот и легендарное Деменево, небольшая деревня с тремя дежурными постами ДПС: на въезде, в середине и в конце. Но нынче нас никто не остановит и не проверит документов, суксунские гаишные чудеса остались там, где им и полагается. В Суксуне.

– О чем задумался, камрад Зулук? – часа два назад он уходил спать, но быстро вернулся, жалуясь на бессонницу. Я все жду, когда его сосредоточенный взгляд затуманится и бедняга наконец вырубится. Но пока маркиз держится, хоть и не очень бодро, что-то его не на шутку беспокоит. – Испугался Регининых рассказов? Ну и зря, Чернушка вполне милое место на карте, не хуже других районных центров.

– Двадцать лет назад, уверен, так оно и было. Сейчас – не уверен.

Мне не нравится серьезный Зулук, лучше бы дурковал.

– Ты опять что-то чувствуешь, как с Суксуном?

– Нет, – он энергично трясет головой. – Никаких предчувствий, ни малейших. Что и напрягает…

– Бро́ня устала, нам в любом случае придется останавливаться на ночлег.

– Я и не спорю. Отдых нужен всем нам.

В глаза бросается большое количество мутантов, водящихся в местных лесах, – от их криков, рыков, гогота и визгов, отчетливо слышимых даже под резиной противогаза, трещит голова. Мы защищены Фарватером и никто не посягает на наши жизни, однако близкое соседство с расплодившимся бестиарием нового мира не радует ни меня, ни Зулука, ни, кажется, Броню. Задумай Зверь сменить маршрут, как случилось под Суксуном… Об этом лучше не думать, слишком неравны силы, да и лошадка наша, при всей ее крутизне и мощи, к сожалению, ни всесилием, ни бессмертием не «страдает». А уж насколько хрупки и беззащитны люди на ее хребте…

Тревога Зула передается и мне. Гостеприимный город со смешным названием изменился за два десятка лет далеко не в лучшую сторону, по крайней мере, «обитатели» пригорода оптимизма не внушают.

– Тут были стратегические объекты? – маркиз вдруг вспоминает о моей незаурядной географической эрудиции. Очень локальной и ограниченной эрудиции, но тем не менее…

– Да нет, – для ответа я использую уникальную русскую формулу, делающую наш язык воистину великим и пугающим для иноземных супостатов. Для максимального поражающего эффекта добавляю, – наверное…

– Значит, бомбить не должны были! Но мутировавшей живности столько, будто мы в центре охренительного взрыва.

– На Фарватере не измерить радиацию, она здесь нулевая, – ощущаю себя Капитаном Очевидность, но молчать не могу, даже риторические вопросы порой требуют обсуждения.

Небо ничуть не лучше леса, крылатые гады всевозможных размеров и масс (есть и мелочь, не крупнее «старорежимного» орла, но чаще попадаются «гиппопотамозавры») чувствуют себя вольготно.

– Оживленное местечко, – бормочет себе под нос маркиз. И матом – уже отчетливым – характеризует свое отношение к разнообразию местных видов.

В кои-то веки разделяю его лексическую экспрессию.

Небеса не остались глухи к нашим воззваниям, вскоре повалил сильный снег и скрыл окружающее непотребство от наших очей. На душе становится легче: раз я не вижу уродов, значит, их нет – самообман великая силища!

– Вот мы и в городе, – Зулук неприязненно тычет пальцем в огромную стелу с щербатой надписью «…ерну…ка».

– От Ебурга до Чернушки четыреста верст, – заявляю я невпопад, но как-то же нужно отвлечься от мрачняка и депрессухи. – Значит, в день мы делаем в среднем по сто тридцать километров.

– Фарватер не терпит точных цифр и средних значений, – маркиз принимает игру. – Можно идти вперед, а оказаться далеко позади, либо за час покрыть расстояние в полтысячи километров… Не трать время на бессмысленные подсчеты.

– Мне спокойнее с математикой. Пусть лукавой, но…

Зверь сворачивает с дороги и останавливается у крохотной двухэтажной башенки невнятного происхождения. Не могу вспомнить, видел ли ее раньше, настолько она сера и безлика: уродливые стены из не защищенного штукатуркой, а потому изъеденного непогодой пеноблока, крыши нет вовсе, окон тоже. Из всех архитектурных «излишеств» только хилая дверка, усиленно дышащая на ладан.

Приехали.

Глава 14
Хьюстон, у нас проблемы

Прощания с Донской не получилось. Пожалела Летиция и Ника, не став будить крепко спящего молодого человека. Шебутной племянник антиквара ей понравился, и уходить по-английски (или по-хамски?) совершенно не хотелось. Однако старший Кузнецов торопил и времени для сентиментальностей не оставил.

– Идем, Лю. Начстанции пока врубил бюрократа и держит бандюков на «паспортном контроле», но долго это не продлится.

Два ОЗК и оружие с боекомплектом беглецы получили у самых гермоворот. Заранее извещенный караул выдал им также сухпай на несколько дней, фляжки с питьевой водой и канистры с солярой.

– Алекс, ты нынче надолго? Когда ждать обратно? – сурового вида охранник мрачно разглядывал спутницу Кузнецова. – Из-за этой пигалицы весь сыр-бор?

– Слышь, урод, – и без того напряженная Летиция завелась с полуоборота. – Огребешь сейчас за пигалицу…

– Тише, тише, – Александр в последний момент перехватил бросившуюся в атаку «пигалицу» и крепко прижал к себе. – Не стоит кидаться на своих, побереги силы для врагов.

Когда Лю перестала брыкаться, Кузнецов, наконец, смог ответить на вопросы охранника:

– Ухожу дня на четыре минимум, скорее всего, получится дольше. А сыр-бор… так без двихужи вы здесь совсем заплесневеете, скажи спасибо девчонке, навела шороху в сонном царстве!

– Спасибо, ага, – по лицу караульного трудно было судить, издевается он или нет. – Заходите к нам еще… на огонек… чтоб никто не уволок.

* * *

Гермодвери с лязгом раскрылись, а спустя минуту, выпустив путников, закрылись – уже с грохотом. Метро осталось с той стороны.

– Зря ты не дал мне врезать по харе этому странному мужику, – Летиция никогда не покидала подземелья, где родилась и прожила до девятнадцати лет, и сейчас ее ощутимо потряхивало – от страха, неуверенности, ожидания чего-то невиданного и обязательно чудовищного. Про хамоватого охранника она заговорила, лишь бы нарушить молчание.

– Иваныч не странный, это чувство юмора у него странное, девушкам сооовсем не нравится, – Александр отвечал бодро, даже излишне бодро. Видать, что-то тревожило и непробиваемого Кузнецова. Тоже страшился поверхности? – Кстати, спас я не его харю, а твою, ведь он у нас парень крутой, первый сталкер на деревне. Не посмотрел бы, что девушка, отоварил, как ровню… Говорю же, странное чувство юмора.

Свет налобного фонаря выхватил в казавшейся монолитной стене довольно внушительную – шириной метра четыре – нишу.

– Знакомься, это Волк, – благоговейно произнес антиквар, указывая рукой вглубь ниши.

Там действительно что-то скрывалось – крупное, массивное, внушающее трепет.

– Кто такой Волк? – Летиция не поняла, что видит в тусклом свете, фонарь давал слишком узкий пучок, чтобы охватить нечто целиком, собрать из разрозненных фрагментов (высокие и широкие колеса, крутые арки, железные борта, узкие, словно прищуренные бойницы) единую картину.

– Волк не кто, Волк – что. Навороченный армейский броневик, серьезная машина для серьезных парней, – вспомнив о спутнице, Александр тут же поправился: – И девчонок, конечно.

– Какой-то он… страшный…

– Военный автомобиль и должен внушать страх. Никакого гламура, только брутальность, только хардкор!

Летиция почувствовала укол ревности, антиквар смотрел на броневик с трудно описуемой смесью гордости, нежности и безграничного восхищения. Хоть бы раз на нее так взглянул, сволочь донская.

Он распахнул перед насупившейся девушкой тяжеленную бронированную дверь со стороны пассажира и церемонно, с полупоклоном, пригласил занимать посадочные места.

Лю оперлась на галантно предложенную Кузнецовым руку и ловко вскарабкалась на высокий порог броневика, осмотрелась, практически ничего не увидев в неосвещенной кабине, и только затем уселась на скрипучее кресло. Попрыгала пятой точкой на месте, оценивая жесткость сиденья, и осталась недовольна, сидеть было неудобно.

Александр ее страданий не оценил, поморщился, пробурчав что-то про горошину и принцессу с чувствительной жопой, и, обойдя автомобиль спереди, сел за руль.

Машина завелась с оглушительным, многократно усиленным в замкнутом пространстве ревом. Летиция с трудом сдержала вскрик – бас мощного двигателя ее напугал, – однако робкий, едва различимый «ой» все же вырвался наружу. И Кузнецов его услышал.

– Волк обязан внушать страх, – повторил он с каким-то садистским наслаждением. – Но тебя этот зверь не тронет, наоборот, будет защищать до последней капли соляры…

Как ни странно, сомнительное утешение подействовало. Новоприобретенный железный защитник принял ее – Лю почувствовала это – и стал союзником. Могущественным, надежным, неуязвимым.

Ожила приборная доска, подсвеченная изнутри разными цветами, в основном зеленым и красным, засветились многочисленные кнопочки. Броневик проснулся, он ворчал непрогретым дизелем, гудел трансмиссией, головной свет его упирался в близкую стену ниши, лишь правая фара ненавязчиво покушалась на темноту подземного перехода, соединявшего станцию с поверхностью.

– Готова? – осведомился водитель и, не дожидаясь ответа, направил машину прочь из закутка.

Отражаясь от стен, пола и низкого потолка, рокот работающего двигателя, шелест покрышек о бетон и подвывание включенной передачи разошлись звуковой волной во все стороны, возвещая о том, что железный исполин, наконец, пробудился от стального сна и вновь выходит на охоту!

Когда переход раздвоился, уйдя вверх двумя лестничными маршами – один налево, другой направо, – броневик, покорно следуя воле Кузнецова, свернул направо и легко вскарабкался по разбитым ступенькам.

Путь на поверхность перекрывали панели из непонятного материала – легкого, но прочного. У Александра ушло несколько минут сначала на то, чтобы освободить проезд, а затем, уже выведя машину наружу, вернуть все в первозданный вид.

Верхний мир не произвел на Летицию никакого впечатления: не смотря на утренний час, Солнце еще не встало – к счастью для весьма ранимых глаз подземных жителей, – а царившая вокруг ночь выдавать людям свои тайны не спешила. К тому же Кузнецов, выбравшись на улицу, немедленно погасил фары, чем обрек самого себя на малоприятную езду на ощупь.

– Со светом ездят только трусы? – подначила антиквара-водителя острая на язык девушка.

– Со светом по городу ездят только самоубийцы. Не стоит привлекать ненужного внимания: ни людей – чисто теоретически сиропчики могли добраться сюда и устроить засаду на поверхности, ни животных – в окрестностях водятся очень неприятные представители новой фауны. К сожалению, даже Волк не панацея от всех мутировавших бед нашего района. Так что идем по приборам, благо окрестности я знаю и проведу по ним с хоть с закрытыми глазами.

Быстро устав от бесплодного созерцания темноты за окном, Лю вскоре поинтересовалась:

– Куда мы едем?

– Если честно, пока не решил. Жду рассвета, днем путешествовать сподручнее – и гады не так опасны, как их ночные собратья, и пейзаж побогаче. Ты же не против дневной экскурсии по верхнему миру?

– Я-то не против, но мои глазки плохо приспособлены к солнцу…

– Мои тоже, – Кузнецов качнул спрятанной под намордник респиратора головой. – Светофильтры нам в помощь!

– Я ломаю голову над двумя вариантами, – признался антиквар после непродолжительного молчания. – Мы можем пересидеть оставшиеся до каравана дни в каком-нибудь безопасном месте, например, у моих друзей в Кольце, а можем ничего не ждать и прокатиться к подмосквичам в гости…

– Тебе не терпится поскорее избавиться от меня?

Кузнецов пропустил обвинение мимо ушей:

– Но те края мне совсем не знакомы, далеко слишком от торговых маршрутов.

– Делай, что хочешь! – Лю разозлилась, показное равнодушие спутника ее попросту бесило. – Слушай, а может, ты из этих, из жопотрахов? Рядом красивая девка, по первому твоему свистку готовая раздвинуть стройные сексуальные ножки, а ты только и думаешь, как быстрее ее сплавить черт знает кому!

Машина, ехавшая до того со скоростью хромого на обе ноги пешехода, мягко уткнулась во что-то бампером и остановилась. Кузнецов, не видя, что творится перед капотом, плавно нажал на газ. Движок охотно откликнулся, зарычав повышенными оборотами, но сдвинуть застрявший автомобиль не смог. Колеса пробуксовывали на месте, шлифуя по разбитому асфальту, надрывалась трансмиссия, звенел металлом мотор – все напрасно.

– Ну, бабы, как чего под руку скажут… – тихо выругался раздосадованный водитель. Включил заднюю передачу и осторожно сдал назад – броневик послушно проехал несколько метров и замер, повинуясь вдавленному в пол тормозу. – Ноги она по свистку раздвинет… Все, сбился я с дороги, нужный фарватер по такой темени хрен найдешь!

Оскорбленная в лучших чувствах Летиция угрюмо любовалась своим отражением (противогаз ей совершенно не шел!) в боковом стекле, демонстративно отвернувшись от громко возмущавшегося антиквара.

– Давно мечтал прибор ночного видения купить, но такую драгоценность разве кто продаст! Ни за какие деньги… Будем с тобой, ногораздвиженка свистящая, до рассвета теперь куковать.

Александр порывистым злым движением сорвал с себя респиратор и заменил его на противогаз. Под аккомпанемент неразборчивого, приглушенного резиновой маской ворчания полез наружу, где несколько минут изучал окрестности с помощью маломощного и практически бесполезного фонарика. Вернулся же в кабину – очень шустро, бегом – под новые звуки: протяжно завыли волколаки, привлеченные электрическим светом.

– Черт! Надеялся, хилый лучик не заметят… Глазастые, сволочи!

Стая четырехлапых хищников недолго покружила вокруг консервной банки, где укрылся двуногий завтрак, но быстро осознала бесперспективность дальнейшей охоты и, переругиваясь на своем гавкающем языке, удалилась восвояси.

– На включенный головной свет обязательно заявится бабайка пострашнее, – Кузнецов с брезгливой неприязнью на лице стянул противогаз, носить который, мягко говоря, не любил, и вернул на положенное место респиратор, доставлявший куда меньше неудобств.

Летиция, так и не поменявшая позы, заметила в отражении, что Кузнецов внимательно смотрит на нее (вернее, на ее прорезиненный затылок), но виду не подала, лишь еще сильнее нахмурилась.

– Ну хорошо, вернемся к нашим озабоченным баранам… баранихам… баранкам… тьфу, ты! пусть будет, к «баранессам»!

– Ты овцой меня хочешь назвать? – проявила неожиданную эрудицию девушка, пока еще сдерживая вертящиеся на языке ответные любезности.

– Не хочу! Мне имеющихся быков – будь неладно это прикладное животноведение! – хватает за глаза… Долго ты на меня бычить собралась? Давай разъясним основные моменты: спать я с тобой не буду, ни по свистку, ни по сирене, ни по фабричному гудку! Я люблю хорошеньких сексапилок, но только не на работе, потому что это крайне непрофессионально, мешает выполнению поставленной задачи и – самое главное – принятых на себя обязательств! Я обязался доставить тебя подмосковным партнерам-заказчикам, и я это сделаю, раз уж дал слово. А секс накладывает на мужчину определенные обязательства, которые, в данном случае, в корне противоречат обязательствам деловым. И на кой мне такие парадоксы, конкуренция обязательств и прочие дурные головоломки? Проще оставить твою вагину в целости и сохранности – нет, тут я опоздал, правильней будет сказать, неприкосновенности, – чем получить ворох этических и моральных проблем на ровном месте.

– Не думала, что ты зануда и трус, – Летиция нашла каким пинком ответить на словесно поруганную вагину. Все без исключения мужчины болезненно переносят обвинения что в занудстве, что в трусости.

Однако данный конкретный мужчина отчего-то на провокацию не поддался и стал невозможным исключением:

– К тому же меня не интересуют… – Александр запнулся, подбирая деликатный синоним для совершенно неделикатного определения, – женщины, которые сами себя предлагают…

– Шлюхи, что ли? – девушка бросилась в атаку.

– Ты вроде денег с меня не просила, – парировал Кузнецов. – Женщину, извини за банальность, интересно завоевывать, быстрая капитуляция убивает весь кайф. Хороший секс – это не трение письки о письку, это прежде всего развлечение, – антиквар выразительно постучал указательным пальцем по виску, – для ума. Произвести впечатление на привлекательную особу, возбудить ее и одновременно расслабить до состояния полнейшего доверия…

– Я тебе говорила, что ты зануда? – Лю демонстративно зевнула. – От себя еще добавлю: тебе уж лет под сраку, а все мудак-мудаком, романтики полные штаны. Рассуждаешь, как престарелая баба с бронебойной целкой! Сейчас хоть свисти, не свисти, но моя вагина таких ушлепков внутрь не принимает. Закрылась раковина. Захлопнулась.

Вот теперь удар достиг цели, коса профессионального бабника с многолетним стажем совращения дурочек нашла на камень. По крайней мере, Летиции, по чьему самолюбию Кузнецов прошелся неумолимым катком, очень хотелось в это верить.

Антиквар молчал. Только нервно барабанил пальцами по рулю да пялился куда-то сквозь затянутое непроглядной тьмой ветровое стекло.

– Вот и договорились, – промолвил он равнодушно, когда тишина стала невыносимой.

Ночь сдавала свои позиции быстро и практически без борьбы. Солнце, полновластный господин дня, уверенной поступью наступало с востока, озаряя нестерпимо ярким светом свое восьмичасовое – от рассвета до заката – царство.

– Возьми, – Кузнецов протянул девушке противогаз с двумя толстенными, странно поблескивающими окулярами. – Зрение тебе еще пригодится.

Не обидел он светофильтром и себя: снова сменил респиратор, но на этот раз не на обычный противогаз, который надевал при выходе на улицу, а на маску другой конструкции, с единым, на пол-лица, визором с зеркальным стеклом. Смотрелась маска сногсшибательно, придавая антиквару вид таинственный и вновь, черт возьми, крайне привлекательный!

– Не завидуй, – он неправильно истолковал долгий, внимательный взгляд Летиции. – Мне как водителю нужна защита посерьезней. Запомни: на само солнце не смотреть; твое зрение непривычно к дневному свету, появятся рези, боль, жжение, немедленно давай глазам передышку; противогаз не снимать ни при каких обстоятельствах – сетчатку выжжет на счет раз. Есть вопросы?

Вопросов не было.

– Зимой солнце не такое агрессивное, как поздней весной или летом. Слабо греет, относительно слабо светит, так что особого экстрима в нашей прогулке не ожидается, по крайней мере, со стороны светила, однако расслабляться не стоит.

Слабо светит… Летиция жмурилась под защитными линзами и старалась лишний раз не смотреть на небо, настолько обжигающим казался дневной свет. Не дневной, еще только утренний. Ночь, стремительно отступая, обнажила укрытый темнотой город. Считаные минуты назад тьма стучалась в окна броневика, окрашивая все пространство вокруг в непроглядное черное, сейчас же из тени выныривали улицы, здания, ржавые трупы автомобилей. Лю смотрела и не могла поверить, что картина за окном реальна, это не выцветшие, покрытые пылью открытки, не довоенные фотографии, окрашенные в скудную палитру из серости и увядания.

Настоящий верхний мир, лишенный стен, ровного бетонного пола и обязательного, но уже привычного и даже уютного потолка над головой… Мир перевернулся, и пропасть под названием небо оказалась сверху. Забыв о гравитации, о законе всемирного тяготения, эта пропасть, прореха в ткани реальности, тянет, зовет, приказывает… раскинуть руки и ринуться навстречу бурым грязным облакам, прошить их насквозь и разбиться о покрытый трещинами, незнамо когда давший течь купол мироздания.

Лю опустила веки, пора глазам передохнуть, слишком много впечатлений для одного утра.

Александр тронулся в путь, как только видимость улучшилась до нескольких метров. Поначалу вел осторожно, практически без скорости, мягко и плавно маневрируя по искалеченному асфальту, но чем выше поднималось солнце, тем быстрее и агрессивнее он бросал машину вперед.

– Скоро будет жарко.

Непрошеное пояснение ничего не сказало и не объяснило Летиции. Впрочем, ее интересовали иные материи.

– Откуда у тебя броневик?

Кузнецов сделал вид, что не расслышал вопроса, однако девушка отступать не собиралась.

– Где ты его взял?

– Где взял, там больше нет.

Скупой ответ, вернее, уход от него.

– Мне и не надо, я все равно водить не умею. Да и зачем шлюхе броневик, правильно?

Зеркальный визор на миг отвлекся от дороги и уставился на нее:

– Бешенство матки более серьезное заболевание, чем я подозревал…

– Не хами, Кузнецов, тебе не идет. Лучше признайся, каким образом добыл такую козырную машинку. Убил кого-нибудь из-за нее, поэтому отмалчиваешься?

– Убийство по твоей части, – ледяной голос из-под маски, визор вновь устремлен строго по курсу.

– Обиделся? – Лю зашла с новой стороны. – Глупо обижаться на нимфоманок с бешеной маткой…

– Ты мешаешь мне вести машину, – оказывается, голос заледенел только сейчас, достиг абсолютного нуля. – Ничего рассказывать я не собираюсь[9]9
  См. роман «Метро 2033: Обитель снов».


[Закрыть].

– Из-за того, что я назвала тебя мудаком? Или отвергла твои притязания…

Автомобиль резко остановился, чуть не клюнув землю массивным передком. Непристегнутую Летицию бросило на переднюю панель, от расквашенного носа спас только вовремя подставленный локоть.

– Твою ж мать!

– Лю, девочка моя, – Кузнецов поменял тактику, сейчас он говорил до невозможности ласково, даже приторно. – У каждого вменяемого человека есть истории, которые он не любит вспоминать. Ни при каких обстоятельствах. История «Волка» относится именно к категории нелюбимых воспоминаний. Это тебе понятно? А если непонятно и ты снова будешь лезть ко мне с расспросами, я заторможу в следующий раз так, чтобы твое малахольное тельце вылетело через ветровое стекло.

– Оно же бронированное!

– Тем больнее, девочка моя.

Следующие пятнадцать минут Летиция разбиралась в устройстве привязного ремня и успокоилась, только защелкнув его пряжку в карабине. «Теперь хоть утормозись!»

– А где твой брат?

– Что?

– Ну, отец Ника.

– Ты вовремя пристегнулась, – Александр сокрушенно покачал головой.

– Опять нелюбимая категория? Ты весь состоишь из негатива, – Лю развлекалась, ей понравилось действовать на нервы самодовольному красавцу.

– Почему не сестра?

– Что «не сестра»?

– Ты спросила про брата, а ведь Ник может быть сыном моей сестры.

– Не знаю, – честно призналась девушка. – Возможно, просто затупила. Я же маленькая и глупенькая, последние мозги, и без того куцые, протрахала.

– Лю, теперь занудствуешь ты. Давай оставим твою сексуальную активность в покое, спаривайся хоть с вичухой, хоть с волколаком, только меня в свои игрища не втягивай, очень прошу.

Спорить с закрытыми глазами… Летиция подобрала и отбросила несколько острых фраз, не хотелось тратить слова вслепую, не видя реакции оппонента. Зачем нужен спор, если ты не можешь насладиться беспомощным выражением лица своего противника? Кузнецов так смешно обижается, что даже зеркальный шлем не в силах скрыть его досады…

– Ты определился с маршрутом? – Лю переключилась на нейтральную тему, не вызывающую у спутника бурного неприятия.

– Мы идем на юг. Выберемся на Варшавское шоссе, по нему покинем город. А дальше будет видно: в зависимости от дороги либо рванем в Подмосковье, либо свернем к Испытательному кольцу в Щербинке.

– А что в Кольце?

– Там живут мои друзья, – безобидно-мирный разговор сделал Кузнецова значительно более словоохотливым. – Они с радостью приютят нас на несколько дней.

Девушка приоткрыла один глаз, фиксируя происходящее за боковым окном. Через лобовое она старалась лишний раз не глядеть, опасаясь солнца. Унылый серый пейзаж окончательно выцвел под лучами взбирающегося на небосклон светила. Еще немного, и оно окажется в зените.

Широкая улица, плотно заставленная бездвижными уже двадцать лет машинами. Броневик легко пробирался через затор, расталкивая своих менее везучих механических собратьев могучим отбойником на бампере. Со стороны Летиции дорогу обрамляли высокие, многоэтажные дома, заменявшие в верхнем мире туннельные стены. Она была уверена, что точно такая же «стена» тянется и с водительской стороны, делая сходство с подземными переходами максимальным. Жаль, что с потолком здесь полная беда, но если не поднимать взгляда, можно вообразить, что тяжелое, пасмурное небо лежит прямо на крышах домов-стен… прозрачный, но близкий и понятный свод!

Говорят, новичков на поверхности мучает агорафобия, боязнь открытого пространства, однако за собой Летиция никакой паники или прочих нездоровых состояний не замечала. Возможно потому, что до сих пор воспринимала все обозреваемое за бронированный стеклом неким подвижным, обладающим глубиной, рисунком. Изображено достоверно, с миллионом деталей, местами даже анимировано – слабый ветер гоняет по тротуару какой-то мусор, солнце бликует в уцелевших окнах – однако все не взаправду, понарошку, стоит отворить бронированную дверь – и причудливая иллюзия мгновенно потеряет свою убедительность, растает предрассветным туманом…