Текст книги "Сестры печали"

– Мне плевать на твои обвинения, – Настоятельница медленно выговаривает слова – в каждом слове скрытая угроза.

– Я обвиняю! Ты виновна в убийстве коллег, всех, кто воспротивился изуверским методам «лечения» и пытался помешать тебе. Я обвиняю тебя в реализации проекта «Сноходец», ты выпустила на волю страшное зло, которое погубило всех несогласных в Приюте, а затем, сбежав отсюда, начало сеять смерть и хаос в других людских поселениях!

Я обвиняю тебя в порабощении Ведуньи, настоящей создательницы и хозяйки Приюта. Ты хотела тотального контроля и полного послушания и с помощью лишенной воли Ведуньи ты подчинила всех выживших в Приюте существ – оставшихся коллег, больных, обслуживающий персонал, разумных и полуразумных мутантов… Контроль над всем и над всеми – вот твой фетиш, вот твоя настоящая и единственная цель!

– Ты и вправду хреновый спец, маркиз де Люк, – Настя с холодной улыбкой на устах поднимается со своего места. Люк не останавливает ее. – Абсолютная власть, по-настоящему абсолютная, скучна. Сама по себе она ничего не дает, дурацкая, бессмысленная цель. Наука, которая не знает подчинения, интереснее во сто крат… Проект «Сноходец»[16]16
  См. роман «Метро 2033: Обитель снов».


[Закрыть] задумывался в качестве сно-терапии, мощного и эффективного средства от множества болезней самого разного плана: психиатрия, неврология, куча смежных областей. Проект «Ведунья» – новые горизонты в психосоматике… Проект «Сын» – чистая генетика… Приют и его неиссякаемая, поражающая воображение мощь – лишь инструмент, требующий правильного приложения, орудие, нуждающееся в умелых руках и холодных умах!

Не все мои соратники и коллеги оказались готовы к решительным шагам, кто-то захотел остановить научный прогресс, развернуть его вспять… Я же не могла этого позволить.

– Пояс Щорса тебе понадобился, чтобы спасти сына или…?

– Мой сын давно уже безмозглая белковая масса, плавающая в бассейне из плазмы. Его проект не завершить в Приюте, нужны новые возможности, новые инструменты, новая методология. Хочу попытаться еще раз…

– Боюсь, Настя, все свои попытки ты уже использовала.

Настоятельница медленно идет к запертой на замок двери. Я оглядываюсь на маркиза – «задержать ее?». Он отрицательно мотает головой.

– Слишком много патетики, Люк. Жаль, но мои верные слуги не оценят твоих душевных порывов.

Не успевает Хозяйка дотронуться до замка, как дверь резко дергается, с тойстороны раздаются глухие удары. Настя в испуге отшатывается:

– Что… кто посмел?!

– Твои верные слуги, Сестра-Настоятельница. Рвутся отблагодарить тебя за годы рабства.

– Этого не может…

Люк, чуть прихрамывая, подходит с женщине и, аккуратно взяв под руку, отводит к роскошному хозяйскому креслу, Настя не сопротивляется. Все ее внимание приковано к двери, маркиза она, кажется, даже не замечает.

– Настя, Настя, вера в собственную непогрешимость, убежденность в безграничной власти порой играют с нами… с вами, честолюбцами, злую шутку. Закончился контроль, все твои девочки вернулись в полное сознание.

– Девочки? – Настоятельница с трудом отводит взгляд от сотрясающейся от ударов двери.

– Ведунья умела подчинять себе, вернее тебе, исключительно женщин, разве ты забыла? Мужчин пришлось истребить всех, даже одного любимого…

– Умела? – на Хозяйку жалко смотреть, железная леди в считанные минуты превратилась в испуганную, дрожащую от надвигающейся расплаты женщину неопределенного возраста. Исчезло все: начальственная осанка, уверенный взор, ухоженная кожа сморщилась и пошла мелкими морщинками, даже голос ее предал… – Умела?

Люк оставляет Хозяйку в одиночестве за огромным письменным столом – еще одним символом власти. Ускользающей сквозь пальцы власти…

– Выбирая между рабством и смертью, Ведунья предпочла смерть. Химия, которой ты подавляла ее собственную волю, превратила Ведунью в наркоманку, не способную жить без этого дурмана. Когда смыслом жизни становится подчинение… по ее просьбе сегодня под утро я отключил систему жизнеобеспечения. Оставил без наркотика, убивающего волю, но дарующего жизнь раба.

– Ты убил ее, называй вещи своими именами, – к чести Настоятельницы, она собирается с силами, пытается взять себя в руки. И у нее почти получается.

– Ты слишком много значения придаешь словам, бывшая Сестра-Настоятельница. – Люк жестом приказывает нам с Летицией подниматься. – Считанные минуты назад Ведунья, продержавшаяся без дурмана лишь несколько часов, скончалась в жуткой ломке. Таков был ее выбор, который я уважаю. Эпоха тотального контроля закончилась, весь персонал пришел в себя после ОЧЕНЬ долгого периода полужизни, и все они собрались там, за дверью. Им не терпится увидеть свою Настоятельницу! Ты готова к встрече с Сестрами Печали?

Мы втроем ждем у двери. Настя поднимается с кресла и тянет в направлении маркиза дрожащую морщинистую руку.

– Оставь мне пистолет и… патрон.

Люк качает головой:

– Привилегия быстрой и легкой смерти дарована отнюдь не каждому… Нынче ты не в числе избранных. Прощай.

Пока лязгает замок, прочие звуки угасают. Шум за дверью, мое дыхание и тревожно бьющееся сердце – все превращается в тишину. Не скрипит и хорошо смазанная дверь, сквозь которую внутрь входят женщины: медсестры, нянечки, «балахонщины» и другие, чью униформу я не знаю. Их очень много, кабинет не вместит всех, но молчаливые люди не спешат, у них уже украдено столько времени, что минуты не имеют значения.

Морщинистая старуха в синем форменном халате останавливается напротив нас:

– Это вы всех… освободили?

Люк серьезно кивает.

– Мы.

– Лучше бы вам в ближайшее время держаться подальше от этой комнаты.

Толпа расступается, нас пропускают. Последнее, что мы слышим, пробираясь в коридор, надтреснутый старушечий голос:

– Здравствуй, коллега. Давно не виделись… в сознании.

Эпилог

– Что теперь? – Сол схватил маркиза за плечо, останавливая.

– У меня осталось незаконченное дело в «подвале». Сегодня я всех отключаю от «капельниц»: сначала Ведунью, теперь очередь того, что когда-то было сыном Настоятельницы.

– А что делать нам?

Люк засмеялся:

– А вам шустрее соображать! Через несколько минут после подвального блэкаута начнут просыпаться детишки… Если не хотите мучиться потом совестью, из Приюта нужно валить прямо сейчас.

Летиция нахмурились, глаза ее зло сузились:

– Люк, что будет с детишками?

– Ничего хорошего, надо полагать, от всей Настиной лжи диагноз детей отличается удивительной правдивостью. Все обречены, у всех лучевая. Сестры позаботятся об их последних днях, благо ждать осталось недолго: Приют умер вместе со своей создательницей, Ведуньей, очень скоро он вновь станет прежним НИИ… Как говорила Настоятельница, «институт прорывной медицины»? – Люк криво, совсем не весело улыбнулся. – Сила уже уходит из этого места… Пора и вам уходить.

– «Вам»? – я хочу вернуться в Софьино. Мы неплохо поладили с Никитским монастырем, надеюсь, он откроет мне прошлое Ведуньи. Собираюсь потратить немного времени на изучение ее биографии.

– Зачем?

– Друзья мои, неужели вы сегодня еще не наслушались старика Люка, героического победителя самозваниц… нет, самозванщиц… тьфу ты! Самозванок, вот! Язык заплетается.

– Век бы тебя не слышал, – Сол с трудом стоял на ногах и оглядывался в поисках хоть какой-нибудь опоры. – Но пока все не выложишь, скрытная скотина, хрен тебе, а не подвал!

Летиция подхватила шатающегося мужчину, подставила ему руку и плечо:

– Держись.

– Н-да, Солдатик, не ходок ты нынче, – маркиз, сам прихрамывая на раненую ногу, тоже поспешил на помощь товарищу. – Рано такому задохлику на поверхность, придется недельку еще отлежаться… До нашей комнаты догребем?

– А куда деваться, на пол упаду, детишки затопчут… Помню я, как они на переменках бегали, – смерть всему живому и вовремя не спрятавшемуся.

До комнаты «гребли» долго, состояние Сола ухудшалось на глазах, силы быстро оставляли его. Хромота маркиза с каждым пройденным шагом становилась все заметнее, похоже, и он еле волочил ноги. Летиция начинала задумываться, дотащит ли она на собственных хрупких плечах двоих мужиков, – Люк из помощника медленно, но верно превращался в обузу.

– Приют умирает, – одышливо прохрипел Люк. – Не думал я, что так быстро…

– Мальчики, напрягитесь, недолго осталось!

– Знал бы, что мы еще такие дохлые, черта с два бы Ведунью отключил! Гуманист хренов.

– Скажи хоть, мы победили, наша миссия с честью и доблестью выполнена?

Люк неопределенно хмыкнул, скривил губы, наморщил лоб.

– Сол, ты издеваешься? Мы с блеском или треском, как уж тебе больше нравится, провалили задание!

Сол, забыв о вернувшейся боли, нахмурился, непонимающе закрутил головой:

– Как же так? Ведь мы дошли, сместили узурпаторшу…

– А еще дали, вернее, я дал умереть Ведунье, которая и являлась сердцем первоначального Узла силы. Без нее Приют ничего не значит, он уже теряет силу. Тебе нужно разжевывать, чем это чревато для Пояса Щорса и Мастера Вита?

– Сделай такую милость, пожалей мой куцый мозг.

– Витас послал нас разобраться, почему сила, питающая все Узлы, уменьшилась в разы. С этим мы справились, часть силы отсасывал ненасытный Настин сынок, кем бы он сейчас ни был – благо быть ему осталось недолго, а часть ее Ведунья умышленно перенаправила… скажем, в землю, в никуда, мимо общей кассы – таким образом наша хитрованка привлекала, и весьма успешно, раз Вит клюнул, внимание.

– Ну и? – теперь Лю подбодрила выдохшегося рассказчика.

– Дальше чистая логика: смерть Ведуньи означает, повторяю, и смерть Приюта, который очень скоро станет тем, чем был изначально, – закрытым НИИ, худо-бедно пережившим Катастрофу. Сила уйдет… Думаю, все остальные Узлы, не исключая Пояс Щорса, обречены. У них есть еще годы, может, даже десятилетия, но это будет время увядания, неизбежной, пусть и отсроченной гибели.

– Зачем же ты дал ей умереть?! – Сол не верил своим ушам, в его глазах читалось крайнее удивление, полное непонимание.

– Ведунья убедила меня в том, что Разлом – это рана на теле Земли, зажить которой не дают такие, как Мастер Вит, норны с бензоколонки, Химик и онасама.

– Ведунья же не разговаривает, – неуверенно возразила Летиция.

– Мы с ней нашли общий язык, – уклончиво заявил маркиз и с вымученным озорством подмигнул ей.

Лю оставалось только поверить ему на слово.

Сол молчал, но в этом молчании было столько осуждения, что Люк не выдержал повисшей обвинительной тишины.

– Друзья, Ведунья начисто переиграла нашего Витю. Он проиграл, когда отправил нас в дорогу. И пусть все остальные Узлы помогали его замыслу – еще бы, они все в одной лодке, которая медленно, но верно идет ко дну, играли в игру, задуманную беспомощной, спеленатой по рукам и ногам, обколотой, практически лишенной своей воли Ведуньей. Восстановить поток силы было возможно, лишь освободив плененную Ведунью. Мы освободили, выполнили задание Мастера Вита – но остановить настоящую Хозяйку Приюта в ее стремлении обрести, наконец, долгожданный покой… это выше наших сил и желаний. Она не оставила выбора.

* * *

Они дошли, а потом долго отлеживались в своих постелях. Выбившаяся из сил Летиция без лишних церемоний устроилась рядом с Солом.

– Лю, мне настолько хреново, почти как в церкви, когда ты нашла нас… Может, ты снова влюбишься в меня? Хоть смысл появится у этого коматоза!

– Сол, рядом с тобой лежит девушка, не способная ни к какому сопротивлению, бери и делай, что хочешь, – она с трудом улыбнулась, но Сол успел заметить легкую тень неизменного женского кокетства, так похожего на лукавство.

– Соблазнительно, конечно, только нынче я выше телесных утех, от одной скабрезной мысли могу коней двинуть… Самое время для платонических чувств! Ты, беспомощная Летиция Московская, готова ли принять никакусенького Сола Уральского таким, какой он есть – то есть, никаким – и любить его долго и счастливо?

– В клятвах говорится «жить долго и счастливо», – с тихим смехом поправила она.

– Люк, – громко позвал притихшего соседа по комнате Сол. – Дипломированный ты специалист по аномалиям, яви еще одно откровение, долго нам с Лю жить? И особенно интересует, счастливо ли? Может, Ведунья тебе шепнула чего на наш счет?

– Шепнула, – подтвердил маркиз сонным голосом. – Только оно вам надо? Предопределенность портит любой сюрприз…

– Вот чего нам меньше всего надо, так это сюрпризов! Озвучь-ка, друг любезный, предстоящие грандиозные перспективы!

– Как скажешь, – Люк присел на кровати, тяжело оперся о стену. – Только, если не возражаете, начну с прошлого?

Сол мгновенно напрягся. Тоже попытался подняться, чтобы видеть собеседника, однако не преуспел и, быстро сдавшись, вернулся в горизонтальное положение.

– Не хочу никакого компромата, ни на меня, ни на Летицию, все люди взрослые…

– Успокойся, Ромео, не собираюсь никого порочить. Кто с кем спал и на что в детстве дрочил, разбирайтесь сами, мое дело предупредить о вещах, предшествовавших встрече двух юных… нет, одного юного сердца и одного порядком изношенного.

– Когда-нибудь я побью тебя. В воспитательных целях.

Маркиз не обратил внимания на привычную угрозу.

– У Ведуньи имелись на вас свои посмертные планы. Она и вправду была дальновидной женщиной, – Люк внимательно посмотрел на девушку, вызывая ответный взгляд. – Лю, тебе понравилось любить? Ощущать это чувство?

– Почему ты спрашиваешь?

– Когда Ведунья рисовала Насте твой портрет, таким образом рекрутируя тебя для похода в Софьино, она уже просчитывала свою посмертную партию на много ходов вперед. Впрочем, сама партия началась много раньше, когда Химик стер Солдатику память…

Сол немедленно возмутился:

– Так он специально стер или, как гласит официальная версия, «так получилось»?!

– Дружище, добрый тебе совет: забудь о случайностях, когда имеешь дело с высокими материями. Лю, что случилось в церкви, когда ты впервые увидела Сола?

Летиция долго и мучительно молчала, подбирая слова, никак не решаясь ответить. Наконец махнула рукой и, никому не глядя в глаза, сказала:

– Я влюбилась в несчастного, умирающего человека. Полюбила его боль и отчаяние, полюбила пустоту, оставшуюся от воспоминаний, полюбила его потерянность в страшном мире без прошлого. Я полюбила того, кто стоял на самом краю и всматривался в бездну, готовясь к последнему прыжку…

– Отлично сказано, милая Лю, вы поэтичная натура, редкость в наше непростое время…

– Это всего лишь вольная цитата, маркиз, но благодарю за комплимент.

Люк послал Летиции весьма фривольный воздушный поцелуй и вновь обратился к ее лежачему кавалеру:

– Сол, бестолочь, девушка сделала за тебя почти всю умственную работу, вывод сумеешь сделать самостоятельно?

– Лю могла влюбиться только в такогоменя? Все было ради ее любви?

– А ты тоже романтик в душе, Солдатик, жаль,твоя романтика отличается тупоумием. Любовь – да, все правильно, но она не цель, она средство.

– Средство для чего? – в один голос возмутились Сол и Летиция.

– Други мои разлюбезные, давайте по порядку. Наша свежепреставившаяся госпожа Ведунья подрабатывала еще и сводней. Она сделала все, чтобы ты, Лю, влюбилась в Солдатика. Подожди, девочка, не спорь! Сол, при всем моем уважении, ты в своем обычном состоянии Летицию… ну, как максимум, увлек бы, не более того. Но для любви столь замечательной девушки, искушенной в таинствах межполовых отношений… блин, Лю, я не умею выражаться столь же изысканно и поэтично, как ты…

– Только что ты назвал меня шлюхой и не получил по морде… Значит, жонглировать словами все же умеешь. Но…

– Я понял, милая, больше так не буду! – маркиз изобразил смущенную до крайней степени мину, чем заслужил частичное, ненасильственное прощение. – На чем я…? Ах, да, о чувствах возвышенных. Повторюсь: в своей обычной ипостаси Сол в глазах Летиции тянет максимум на флирт, либо коротенькую интрижку… Лю, я ведь деликатен и предельно дипломатичен, правда?

– Коротенькая интрижка – это в переводе на общечеловеческий «перепихон по-быстрому»? – с грозным видом, старательно пряча усмешку, переспросила девушка.

– Ну что ты, я и слов-то таких не знаю! – Люк мгновенно ушел в глубокую защиту. – Обнимашки, целовашки, романтика, вздохи… заметь, самые невинные вздохи! Все, красавица, не смущай меня больше… Закончу свою мысль: старенький мальчик Сол мог заинтересовать юную и… – маркиз скосил глаза на Лю, в уме произвел замену рискованного прилагательного на беспроигрышный аналог, – и невинную особу только в состоянии… Летиция, помоги мне определить то состояние нашего общего друга, в котором ты его застала!

Лю, недолго думая, выдала, первое, что пришло ей на ум:

– Бездомный, брошенный всеми щенок. Хорошенький, но измученный, весь такой несчастный…

– Девочка, я тебя обожаю, – маркиз зашелся в диком хохоте. Пока Сол что-то обиженно выговаривал Летиции, а потом, мучительно подбирая слова, чтобы не оскорбить девичий слух отборным матом, истово, но исключительно литературно крыл соратника, тот никак не мог успокоиться.

– Уф, лет на десять помолодел, – наконец, просмеявшись, выговорил Люк. – Летиция, солнышко, плюнь на предопределение, на судьбу, что написана другими, выходи за меня!

На этот раз Сол нашел в себе силы подняться и, если бы не вмешательство Лю, удержавшей возлюбленного в своих объятиях, кровь маркиза обязательно бы окропила землю бывшего Приюта.

– Ладно, Лю, не бойся, сегодня пожалею юродивого, закопаю завтра! Дай я прилягу.

Уложив буйного Сола, Летиция вновь обернулась к хихикающему маркизу:

– Так что с судьбой? Чего мне Ведунья нагадала? Или как правильно – напророчила?

– Как ни назови, – голос Люка стал серьезным, – главное, что ты пойдешь за своей любовью… даже такой ворчливой и психованной, как старина Сол. Это и есть предопределение, ради этого Ведунья и старалась, сводя вас.

– Пойду, – без колебаний ответила девушка. – Но какова конечная цель Ведуньи, чего она добивалась?

– Для себя – она хотела обрести долгожданный покой и свободу от рабства. Что касается вас с Солом… она сказала… я многого не понял, постараюсь дословно:

Прозываемый Солом, чтоб обрести имя, поведет обреченных детишек в стольный уральский град.

Станет Мастером Солом, свергнув прежнего мастера, сбившегося с пути.

Плечом к плечу с мертвым, но воскресшим генералом Волком остановит слепого, но прозревшего Ивана.

Неживую Хозяйку свалки…[17]17
  См. роман «Метро 2033: Ниже ада».


[Закрыть]

Люк, потупившись, замолчал.

– Я за Ведуньей записывал, а на этом месте у меня сломался карандаш… Пока искал новый, она вещать и закончила… На память если, то про обретение имени несколько раз повторила, и вроде как «на смертном одре Она вновь назовет его истинным именем»… Что-то такое. Запоминать белиберду – дело архинеблагодарное! Сол, ты знаком с почившим генералом Волком? Слепым Иваном? Хозяйкой помойки?

– Маркиз, драть тебя сбоку, – Сол неловко приподнялся на локтях. – Волков не знаю, бомжих тоже. И хрена лысого я попрусь со взводом больных детишек до стольного града Екатеринбурга! Хочешь быть героем, шуруй, а я в Приюте перекантуюсь, на всю жизнь напутешествовался, осталось к склерозу только геморрой заработать!

* * *

Когда Сол утих и мирно засопел во сне, Летиция тихо-тихо спросила у лежащего маркиза, задумавшегося о чем-то своем:

– Люк, это правда… О Екатеринбурге?

Он со вздохом кивнул:

– Правда.

– И ты веришь в судьбу?

– Не знаю, Лю. Я верю в свободу воли, но… кто-то ведь должен спасти малышей. Я верю в твое большое и тоже порядком измученное сердце. Этот поход – он, прежде всего, для тебя…

– Но как? Две тысячи километров, без Зверя, с толпой беспомощных детишек… Люк, разве такое возможно?!

– У нас есть время, чтобы придумать… Я бы пошел с вами, клянусь! Но Ведунья просила меня разобраться с расшалившимся сноходцем, терроризирующим окрестности Москвы… Я буду скучать по Солу, по его красивой, острой на язык Летиции, которым еще только предстоит обрести свои настоящие имена… Буду скучать и о дороге, тяжелой, полной лишений, такой незабываемой, такой ненапрасной! Но это после, а сейчас я хочу спать. Хочу увидеть во сне, что не было никакой войны, Пояса Щорса никогда не существовало, несчастная Ведунья не корчилась от боли, а динозавр по прозвищу Бро́ня жил только в сказке… Спокойной ночи, Летиция!

– Спокойной ночи, маркиз де Люк. Сладких тебе снов.

* * *

Умирающий Приют на два голоса с мертвой Ведуньей нашептывал людям прощальную колыбельную:

 
– Тьма, гнездившаяся в сердце, прорывается наружу,
Превращая полнолуньем сгустки туч в обитель снов.
– Скудный выбор ярких красок службу горькую сослужит —
Станут сестрами печали наши вера и любовь.
 
 
– Бог отчаялся. Он сдался – бросил грешных ниже ада.
Если пряника им мало, пусть отведают кнута!
– Смерть на время отступила, только праздновать не надо:
Стали сестрами печали наши юность и мечта.
 
 
– На любой изнанке мира только холод одиночеств,
Только вечная разлука под покровом страшных тайн.
– Ни о чем не беспокойся. Засыпай под шепот ночи.
Были сестрами печали наши души.
Баю-бай…[18]18
  Майк Зиновкин. «Сестры Печали».


[Закрыть]
 

Но спящие люди ничего уже не слышали. Их ждал новый день, их ждала новая История.