Текст книги "Вокруг Знаменской площади. История застройки площади Восстания, Лиговского канала, улиц Восстания и Пушкинской"

Глава 2
Составление плана города

В развитии Санкт-Петербурга в первой половине XVIII столетия можно выделить четыре периода. Первый – начальный, связан с бурной деятельностью царя Петра Алексеевича. Второй период относится к нескольким годам после 1728 года и считается временем запустения и остановки развития полиса. Третий, – и весьма важный временной период в истории города, насыщен событиями царствования императрицы Анны Иоанновны, связанный с началом формирования исторического ядра имперской столицы. Наконец, четвертый период, относящийся к годам правления императрицы Елизаветы Петровны, можно считать завершающей частью в формировании направления развития города. Предложенное деление, конечно, весьма условно, так как даже петровский период в истории Санкт-Петербурга явно разбивается на несколько частей.

Во времена Петра I наибольшее развитие получили прибрежные территории Васильевского и Петербургского островов, Адмиралтейская сторона и небольшой участок местности вокруг Сампсониевского собора (Выборгская сторона). Это наглядно показывают карты того периода.

Ж.-Б. Леблон. Генеральный план Санкт-Петербурга. 1717 г.

Первый комплексный план развития Санкт-Петербурга появился в конце 1716 года, и его, по приказу царя, составил крупный французский архитектор Жан-Батист Леблон (1679–1719). С указанного года и до самой кончины он числился главным архитектором Санкт-Петербурга (генерал-архитектор) с годовым окладом около 5 тысяч рублей.

Что же известно об этом зодчем? Жан-Батист Александр Леблон родился в Париже в 1679 году в семье художника и гравера, члена Королевской академии живописи и скульптуры Жана Леблона и его супруги Жанны д’Эу. Отец владел небольшой мастерской, где продавал популярные у парижан гравюры. Будучи подростком, Жан-Батист учится рисовать и копирует гравюры своего отца. Возможно, что его наставником в области архитектуры был Ж. Фейе. Говорят также, что мальчик брал уроки у Николя Жирара – архитектора герцога Орлеанского, а обустройству парков учился у знаменитого Андре Ленотра, однако подробностей этого в биографии Ж.-Б. Леблона не имеется. До проезда в Россию зодчий по заказу Шарлотты де Люин маркизы Сейссак построил в Париже на улице Варенн, 69, отель «Клермон». Еще одну гостиницу он возвел на бульваре Сен-Мишель (тогда – улица Энфер) для герцогини Вандом. Оба здания сохранились в столице Франции до нашего времени. В Медоне мастер заминался строительством и обустройством резиденции графини де Верроу.

Ж.-Б. Леблон. Гравюра неизвестного автора. Кон. XVII в.

Кроме работы архитектором, Леблон иллюстрировал книги по зодчеству и садово-парковому искусству. Характеризуя мастера, контр-адмирал Конон Никитич Зотов (1690–1742) писал царю Петру I из Франции: «…знает архитектуру, сады, церкви… убранство внутреннее делает, пристани, каналы, шлюзы, доки. Дома загородные кругом Парижа, его работы видели здесь. Написал книгу архитектуры и садов».

Договор с Ж.-Б. Леблоном был заключен 13 ноября 1715 года, а 7 августа 1716 года он приехал в Россию, приступив к своим обязанностям генерал-архитектора. Кроме работы в городе, в частности в Летнем дворце, архитектор строил в Петергофе и Стрельне. Ж.-Б. Леблон скончался в сорок лет 10 марта 1719 года, заболев оспой. Из обширной деятельности мастера нас больше всего будет интересовать его работа по составлению плана города, получившего название Memoire и представленного Петру I. Вернее, все документы отправили царю, находившемуся тогда за границей.

По плану Ж.-Б. Леблона центром Санкт-Петербурга становилась стрелка Васильевского острова, а сам «идеальный город» имел форму эллипса и включал, кроме части Васильевского, Адмиралтейский остров и часть Петроградской стороны. Зодчий сохранил важные исторические постройки, такие как Петропавловская крепость и Адмиралтейство, но вывел за границы полиса, например, Летний сад с прилегающей территорией и Троицкую площадь. Царская резиденция сооружалась на Васильевском острове, в центре новой дворцовой площади, от которой лучами расходились улицы в восьми направлениях, застроенные домами знати и состоятельных горожан. На острове зодчий предусмотрел торговые гавани, по соседству с дворцовой площадью предполагалось обустроить большую торговую зону. Еще одно место размещения Гостиного Двора архитектор преду смотрел в районе современного проспекта Добролюбова, в историческом районе Мокруши. В «Новом Петербурге» Леблон запланировал строительство биржи, улицы для размещения ремесленников и даже площадь для публичных казней. За городской чертой предполагалось построить больницы, устроить кладбища и свалки, а также поселить городскую бедноту. В пояснительной записке зодчий уточнял, что все улицы должны быть прямыми и широкими, высота строений регулироваться во всем городе, а площади украшены скульптурой и фонтанами. Ко всему прочему, он предложил способ организации освещения и уборки улиц, организацию порядка и охраны территории. Крепостные сооружения предлагалось возвести на всем протяжении границы в общем-то небольшого города.

В разработке плана архитектор Ж.-Б. Леблон строго следовал постулатам великого римского архитектора Марка Витрувия. Так, Леблон отмечал, что план Петербурга должен быть основан на пяти принципах: крепости, красоты, удобства (комодити), публичности, твердости и полисе (добрых регул).

Претворение в жизнь проекта Ж.-Б. Леблона требовало колоссального количества средств, которые казна выделить просто не могла. Ко всему прочему, предложение французского архитектора было оторвано от реалий Балтики, например, частых наводнений, оторванности Васильевского острова от остального города во время ледохода. План французского архитектора царь не принял, но часть предложений оказались удачными и нашли свое воплощение в Санкт-Петербурге. Например, идея сделать Васильевский остров центром города Петру понравилась, и долгое время петербургским дворянам и купцам предписывалось строить дома именно на острове. При императрице Елизавете Петровне от этой практики полностью отказались.

На протяжении всего XVIII века формируются основные линии улиц столицы, возводятся пышные барочные здания. Величие города растет, и удивленный современник А.А. Нартов воскликнет: «Коль ты прекрасен, град! ты Риму стал подобен…». Сравнение с Римом, конечно же, носит не случайный характер – Петербург получал свою философию, оживала его душа, проявлялась неповторимая поэтика его улиц, площадей и набережных. Он становился столицей мира, новым Римом, вернее, Третьим Римом. Но не в узком религиозном смысле, а во Вселенском, всеобъемлющем значении. Санкт-Петербург не просто отбирает у Москвы это звание, но и воплощает его в потрясающих ансамблях, в реальной архитектуре классицизма, подчеркивающей мощь бескрайней империи.

В первой четвери XVIII столетия сформировался центр города, который можно очертить линией: Петропавловская крепость, Петербургский остров (часть) – Летний сад, Адмиралтейский остров – стрелка Васильевского острова (часть).

Васильевский остров и Петроградская сторона, сильно страдавшие от наводнений, проигрывали землям, лежащим за рекой Фонтанкой, поэтому логичным направлением дальнейшего развития города становится направление Адмиралтейство – Александро-Невский монастырь и Адмиралтейство – Вознесенский проспект – дорога на Стрельну, Петергоф и, позднее, Царское Село. Можно видеть, что загородное строительство императорских и великокняжеских резиденций будет развиваться именно на южных направлениях, тогда как северные и северо-западные пригороды долгое время в силу разных причин останутся невостребованными.

Глава 3
Петербургское трехлучие

В дальнейшем все планы развития Санкт-Петербурга будут строиться на основе сложившейся трехчастной системы: Петроградская сторона – Адмиралтейство – Васильевский остров. Такая важная часть города, как Выборгская сторона, в данной системе петербургских координат выступает частью Петроградской стороны. Интересно отметить, что относительно небольшая территория Васильевского острова застраивалась на протяжении более чем двухсот лет, что и выделяет эту часть Санкт-Петербурга как одну из трех фундаментов, на которых строилась и развивалась столица Империи.

Цифра три присутствует и в ином аспекте городской планировки. К концу правления царя-реформатора сформировалось трехлучие улиц, исходящих от Адмиралтейства. Анализ архитектурных изысканий самого Петра говорит о том, что он и был автором подобной планировки, причем, кроме центра Санкт-Петербурга, она повторяется в Петергофе, Стрельне и планируется в Александро-Невском монастыре. Среднего луча, то есть Гороховой улицы, еще не существовало в полной мере – она появилась чуть позже, а Невский проспект – тогда дорога к Невскому монастырю, и Вознесенский проспект четко прослеживались до реки Фонтанки. Первое официальное название будущий Невский проспект получил в 1738 году – Невская Проспективная улица, или Невская перспектива. К этому времени она уже доходила до Большой Новгородской дороги и Лиговского канала. Название Невский проспект власти узаконили в 1781 году.

Центральные улицы-лучи Санкт-Петербурга.

Фрагмент плана-панорамы. 1913 г.

Отвлечемся на некоторое время от нашей основной темы ради одной занимательной истории, связанной с трехлучевой планировкой центра Петербурга. Эти три линии улиц образуют воображаемую пирамиду, и ее появление нельзя назвать случайным. Невский проспект – главная городская магистраль, составляет одну из граней пирамиды, положенной в основу формирования основных петербургских улиц-лучей, – самого Невского проспекта, Гороховой улицы и Вознесенского проспекта. В этой пирамиде, кроме Невского, вторую и центральную грань, обращенную к нам, составляет Гороховая улица, а третью, крайнюю, формирует Вознесенский проспект.

На плане города 1732 года начинает угадываться знакомый пирамидальный силуэт, а план М.И. Махаева 1753 года уже четко обозначает три луча знакомых нам улиц. Главная заслуга в устройстве этого трехлучия принадлежит замечательному русскому архитектору Петру Михайловичу Еропкину (1698–1740), руководившему застройкой столицы в 1732–1735 годах. С возведением талантливым зодчим Андреяном Дмитриевичем Захаровым (1761–1811) здания Адмиралтейства, которое строилось с 1809 по 1819 год и увенчано высоким шпилем, украшено массой аллегорических скульптур и рельефов по фасадам, символический план формирования этой части столицы вчерне был закончен. Само здание, безусловно, выступало важной составляющей этого плана – не случайно на его верхней колоннаде в ряду скульптур находится египетская богиня Изида. Но для полного завершения плана не хватало важнейшего, во многом определяющего символического элемента, который появился много позже, в год празднования 200-летия со дня рождения основателя Санкт-Петербурга – императора Петра I.

Летним днем 8 июня 1874 года городские власти торжественно открыли обширный сад перед зданием Адмиралтейства, который занял территорию широкого бульвара, известного всем по строчкам Александра Сергеевича Пушкина: «Надев широкий боливар, / Онегин едет на бульвар». Проект новой зеленой зоны в центре столицы разработал известный петербургский ботаник Эдуард Людвигович Регель (1815–1892). С устройством нового сада – получившего название Александровского, началось формирование этого недостающего элемента, который окончательно появился в 1880 году, с открытием в створе Гороховой улицы большого фонтана с чашей из серого гранита, созданного стараниями архитекторов Николая Леонтьевича Бенуа (1813–1898) и Александра Романовича Гешвенда (1833–1905).

Итак, как мы помним, по обозначенным граням-улицам мы имеем пирамиду, верхушка которой начинается у Адмиралтейства, правую грань образует Невский проспект, левую – Вознесенский проспект, а центральную, или третью, – Гороховая улица. Основанием этой символической пирамиды служит река Фонтанка. Адмиралтейский проспект отрезает верхушку пирамиды, образовывая тем самым священный камень «бен-бен» – существенную изотерическую составляющую. Как известно, этот пирамидальный камень выступал основным символом религиозного культа поклонения Солнцу в Гелиополе. Этот древнеегипетский город был в царстве одним из главных центров магических мистерий, вместилищем древних знаний и тайных учений. С солярным культом связана важнейшая деталь пирамид и большинства обелисков. Верхушки указанных сооружений обязательно венчает камень «бенбен», который в Древнем Египте покрывали золотой фольгой, сверкавшей на ярком египетском солнце «всевидящим оком». В наши дни в Каире в Египетском музее можно увидеть прекрасно сохранившийся один из таких священных камней с вырезанным глазом в центре пирамидальной грани. Самый же известный камень «бенбен» изображен на государственной печати США, которую все знают по ее изображению на банкноте в один доллар. Камень сверкает золотом, а глаз Провидения в треугольнике, окруженный золотым ореолом, наблюдает за мировым порядком. Адмиралтейский проспект в Санкт-Петербурге выступает своеобразным основанием камня «бенбен», который развернут по отношению к основной пирамиде, а чаша фонтана является «Всевидящим оком», грозно стоящим на страже благополучия Северной столицы. Особую сакральность всей этой планировке придает то, что вода (в нашем случае фонтан) в мировой и русской мифологической традиции является проводником в иные Вселенные, неведомые нашему суетному миру.

Из Египта с его тайнами вернемся к истории появления в Петербурге Знаменской площади.

Глава 4
Санкт-Петербург после 1725 года

Земли вдоль будущего Невского проспек та пустовали на протяжении двух десятилетий с момента закладки Петропавловской крепости, и если от Адмиралтейства до берегов реки Фонтанки еще стояли какие-то постройки, то далее, прежде чем Невская перспектива выходила на Новгородский тракт и место будущей Знаменской площади, главная улица города проходила по густому лесу. Впрочем небольшой лесок окружал участок перспективы между реками Мойкой и Фонтанкой.

К 1725 году наиболее близкими постройками к месту будущей Знаменской площади можно считать Астраханскую слободу, возникшую в районе Невской перспективы за рекой Фонтанкой. Соседняя с ним Ямская слобода располагалась на берегу самой реки, ближе к Летнему саду. На месте шведского кронверка у берега Невы к этому времени появился Смольный двор, к которому можно было проехать, в том числе и по Новгородской дороге. Все эти ближайшие к площади постройки были, естественно, деревянными и предельно простой архитектуры.

Александро-Невская лавра. Фрагмент гравюры. Г.А. Качалов. 1748 г.

Так как в начале 1710-х годов началось обустройство монастыря на реке Черной (Монастырки), то к этому времени появилась дорога от будущей Знаменской площади до обители. Так, будущая площадь – тогда перекресток, стала местом стыковки Невской перспективы, дороги до Александро-Невского монастыря и Новгородского тракта. Датой основания будущей Лавры считается 1713 год, когда архимандрит Феодосий (Федор Михайлович Яновский) освятил деревянную Благовещенскую церковь.

Известно, что строительству монастыря в Санкт-Петербурге государь придавал важное значение, и после его кончины роль обители возрастала, поэтому соединение Адмиралтейского острова хорошей дорогой с Александро-Невским монастырем было делом времени. Наиболее активное строительство в монастыре велось в 1740– 1760-х годах.

Активная застройка берегов реки Фонтанки началась после выхода указа Верховного Тайного совета от 25 июля 1727 года «…об отводе в С.-Петербурге, по реке Фонтанке земель, под строение загородных домов всем желающим». Так как земли находились в непосредственной близости от города, то желающих было достаточно, и власти довольно быстро раздали участки от Невы до Вознесенского проспекта и, далее, до реки Таракановой.

Вид Санкт-Петербурга. Гравюра А.Ф. Зубова. 1727 г.

Быстрее всего Невская перспектива застраивалась на отрезке Фонтанка – Лиговский канал по причине наибольшей близости к центру. В первой половине XVIII столетия эту местность занимали загородные имения с фруктовыми садами и небольшими парками. При этом застройку участков нельзя назвать хаотичной – она идет четко вдоль перспективы, либо по краям дорог, проложенных перпендикулярно главному проспекту города. Очень скоро эти проселочные дороги превратятся в полноценные городские улицы и проспекты. И действительно, к 1740 году в этой части Петербурга появились улицы Знаменская и Пушкинская, Литейный и Владимирский проспекты. Конечно, указанные названия более позднего происхождения и приведены здесь для лучшей ориентации в истории формирования городских магистралей.

Интересно, что формально должен был застраиваться Васильевский остров – еще Петр I подписал ряд указов по этому поводу. Но основное развитие получила территория вокруг Адмиралтейского острова, причем никаких официальных планов застройки Петербурга так и не было – что-то взяли от леблоновских идей, как мы уже выяснили, но и только!

Непродолжительный период запустения Санкт-Петербурга, начавшийся с переезда в Москву 9 января 1728 года Императорского двора, сильно сказался на техническом состоянии зданий и сооружений – почти готовые дворцы разрушались, набережные оседали, а улицы и площади заболачивались. По части Невской перспективы, примыкающей к Лиговскому каналу, стало трудно проехать – барочная мостовая тонула в воде.

Петр II. Неизвестный художник. XVIII в.

Формально Петра II Алексеевича (1715–1730) отвезли в Москву на коронационные торжества, но не все так просто. С падением светлейшего князя А.Д. Меншикова и высылкой его с семьей подальше от столицы при Дворе возросло влияние семьи Долгоруких, для которых Санкт-Петербург всегда был чужим городом, а дружба молодого наследника с молодым князем Иваном Алексеевичем Долгоруким (1708–1739) предоставляла огромные возможности, в том числе и относительно выбора столицы Империи, и старая добрая Москва казалась Долгоруким хорошим вариантом.

Последние строительные работы, которые велись перед переездом Двора, связаны с реконструкцией Английской набережной, сильно страдавшей от невской воды по причине некачественных береговых укреплений, а потому требовавшей перекладки брусчатки. Из крупных завершенных построек последним стал дом Петра Павла Сапеги (1701–1771) – сына Санкт-Петербургского генерал-губернатора графа Яна Каземира Сапеги и несостоявшегося мужа одной из дочерей А.Д. Меншикова. Некоторые работы в то время велись на Васильевском острове (осушение) и в крепости (строительство бастиона). С 1723 года на стрелке возводились Биржевой Гостиный Двор и здание Двенадцати коллегий.

С отъездом наследника в Москву (коронован 25 февраля 1728 г.) за ним потянулись и осиротевшие жители новой столицы. О планах власти относительно Санкт-Петербурга говорят следующие факты. По указу от 9 января 1728 года существенно сокращалось число мастеровых Канцелярии от строений, что свидетельствует о нежелании далее развивать город. При этом ранее вышли распоряжения о реконструкции портовых сооружений Санкт-Петербурга, строительстве новых амбаров, углублении каналов. Неужели блистательной столице Российской империи предназначена судьба обычного торгового порта для перевалки грузов, идущих из Европы в Московию? Трудно ответить однозначно, но в июне 1728 года в Москву перевели все Коллегии (министерства), что еще сильнее понизило статус Санкт-Петербурга.

В апреле того же года власти решили прижать в Санкт-Петербурге владельцев питейных заведений и гостиниц, предписав полицейским караулам чинить «…выемки со всеми прилежным смотрением, дабы отнюдь тайного провоза и продажи корчемных питей не было». В итоге все вылилось в разгул коррупции и самоуправства – владельцев корчем произвольно заключали под стражу и элементарно вымогали деньги. Причем полицейские не утруждали себя поиском, например, контрабандистов спиртных напитков – те как раз жили припеваючи. Караулы врывались в дома мелких торговцев, силой забирали хозяина лавки или корчмы, обвиняли его в нарушении закона, представляя ложных свидетелей. Если несчастный соглашался платить, то, возможно, его отпускали, но не дай Бог у торговца не было нужной суммы. Тогда начинался настоящий кошмар. Мало того, что невиновного держали в тюрьме в жутких условиях, но его пытали, требуя выдать мифических сообщников. Следователи стряпали дела, словно пирожки, выдумывая несуществующие нарушения со стороны владельца питейного заведения. Причем верховная власть требовала от полиции результатов, как в виде увеличения акцизного дохода, так и нужного количества «преступников». На этом мучения петербургского купечества не закончились. Оплату акцизов, как и плату за товары, можно было производить только монетами 1726 года выпуска, а не медными монетами. На обмен меди в Монетном дворе всем дали три месяца. Притесняли торговцев и в Москве, но не так явно.

В питейных заведениях столицы (и России) продавалось несколько видов крепких напитков, и самое распространенное было хлебное вино (водка) различной степени крепости. Самый слабый полугар – крепостью 38 градусов. Затем следовал пенник (пенное вино), крепость которого оставляла примерно 44 градуса. Крепость трехпробного вина превышала 47 градусов, а четырехпробного – 56. В самом крепком двухпробном вине было 74,7 градуса алкоголя. Домашнее корчажное пиво, которое варили в глиняном горшке – корчаге, называли брагой, или пивом. Более крепкая сладковатая «пьяная брага» звалась «пивцом».

Конечно, в Санкт-Петербурге продавались и виноградные вина, и различные наливки, и импортные спиртные напитки, в основном крепкие, но более двух третей от общего объема продаж алкоголя приходилось на хлебное вино, потребление пива составляло примерно 20 процентов, а небольшой остаток включал в себя все остальные спиртные напитки.

Город продолжал жить своей жизнью, оставленный на попечение графа Бурхарда Миниха (1683–1767), назначенного правителем Петербурга. В Адмиралтействе строили корабли, порт принимал товары от иностранных купцов, в Императорской Академии наук спорили ученые, а по праздникам на площадях устраивались гуляния и фейерверки.

Императрица Анна Иоанновна. Гравюра Х.А. Вортмана. с ориг. Л. Каравака. 1730 г.

Тем временем в Москве сменилась власть. Юный император Петр II умер от оспы в возрасте 14 лет в Лефортовском дворце, а императрицей по воле Верховного тайного совета стала герцогиня Курляндская Анна Иоанновна (1693–1740) – четвертая дочь царя Иоанна Алексеевича, брата Петра I. Все события происходили в Москве, и Санкт-Петербург остался в стороне от нешуточной борьбы за русский трон. В день коронации, 28 апреля 1730 года, в доме Б. Миниха дали торжественный обед, а в полдень пушки Петропавловской крепости выстрелили 101 раз в честь государыни-императрицы. Праздничную иллюминацию целую неделю зажигали по всему Петербургу.

В начале 1731 года с тановится известно, что императрица Анна Иоанновна подумывает о возврате Двора в Санкт-Петербург. Признаки этого становились все более явственными. В Петербург зачастили представители высшей русской знати, хорошо чувствовавшие любые изменения в политике Императорского двора. Далеко все стало понятно, когда в столицу вернулись военные: в сентябре 1731 года сюда прибыло два батальона лейб-гвардии Семеновского полка, несколько ба тальонов лейб-гвардии Преображенского полка и московский Измайловский полк.

Триумфальные ворота перед Аничковым мостом.

Неизв. художник. 1732–1733 гг.

На подготовку переезда ушел целый год – нужно было не просто привести в порядок императорские резиденции в самом городе и пригородах, но и провести масштабное восстановление центральной части города. Серьезной проблемой стало отсутствие нужного количества архитекторов и их помощников, бо́льшая часть которых работала в Москве. В Петербурге оставался лишь Доменико Трезини (1670–1734), к которому присоединились Иван Кузьмич Коробов (1700–1747) и Михаил Григорьевич Земцов (1688–1743).

Императрица Анна Иоанновна выехала из Москвы 8 января 1732 года, и 15 января прибыла в Санкт-Петербург, разместившись в одноэтажном с мезонином доме Якова Брюса на Воскресенской набережной. Эта деревянная постройка 1712 года не сохранилась, а ныне на этом участке стоит дом № 25 по Шпалерной улице.

На 16 января 1732 года назначили торжественный въезд императрицы в Санкт-Петербург. Шествие начиналось по Большой Артиллерийской улице (ныне – Литейный проспект). Первыми верхом ехали почтальоны во главе с Директором почт, часть из них играли на охотничьих рожках. Затем, также верхом, следовали драгуны, за которыми шло купечество, как русское, так и иностранное, возглавляемое бургомистрами. За ними на конях гарцевали трубачи и литаврщики, которых замыкали офицер и тридцать драгун. Далее, уже в каретах, следовали представители знати, при этом карету государыни от остальных отделяли шесть всадников, а по ее сторонам шли гайдуки. За каретой Анны Иоанновны двигалась карета Эрнста фон Бирона (1690–1772). Дойдя до Невской перспективы, процессия повернула направо, в сторону Адмиралтейства. По сторонам перспективы заранее выстроили восемь полков, а между Троицким переулком (ныне – улица Рубинштейна) и рекой Фонтанкой поперек проспекта архитектор М.Г. Земцов возвел триумфальную арку, проект которой составил Д. Трезини. Ее украшало изображение императрицы в короне и мантии, искусная резьба и обилие позолоты. У арки государыню Анну Иоанновну встречал граф Б. Миних, отрапортовавший о состоянии дел в вверенной ему столице. Сразу после окончания рапорта по всему Санкт-Петербургу зазвонили колокола церквей, а крепостная артиллерия произвела 71 выстрел. Процессия вновь тронулась в путь и прошествовала по Невской перспективе до второй триумфальной арки, поставленной сразу за Мойкой, у Зеленого моста, архитектором И.К. Коробовым. Здесь императрицу приветствовало командование Русского военного флота. Наконец, у третьей арки, которая стояла у самого Адмиралтейства, государыню чествовало духовенство во главе с членами Святейшего Синода. Далее все направились в Исаакиевский собор, а после молебна государыня, уже без сопровождавших, проехала к Зимнему дворцу, где ее приветствовали члены Императорской Академии наук. Как только карета Анны Иоанновны приблизилась к крыльцу, раздалось три залпа ста орудий Адмиралтейства, одновременно с этим выстрелила 101 пушка в Петропавловской крепости, а солдаты всех полков, выстроенных у Зимнего дворца, открыли огонь из своих ружей. Канонада стояла неимоверная. Государыня гордо прошествовала в Тронный зал. Вечером архитектор М.Г. Земцов устроил в городе грандиозную пиротехническую иллюминацию, а И.К. Коробов при помощи шести тысяч фонарей осветил здание Адмиралтейства.