Текст книги "Форс-мажор – навсегда!"
Автор книги: Андрей Измайлов
Жанр: Криминальные боевики, Боевики
Возрастные ограничения: +18
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 2 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]
Днем, с Грибоедова, Токмарев отзвонил, сообщил автоответчику:
– Наталья? Артем. Буду в Бору ближе к вечеру. Димку приведи от тещи. У меня для него подарок… – и скорее ритуально, нежели просительно: – Будь добра…
Еще набрал сосновоборский номер Марика Юдина – предупредить: разговор есть, Марк… В ответ – нескончаемые короткие гудки. Занято. И ладно! Если «занято», значит, Юдин дома.
Архар в саквояже обозначающе вякнул: пора бы, хозяин! Что пора, то пора. Спецсредство-Архар. Где-то так, где-то так.
Спецсредство у милиции – это, к примеру, наручники, это, к примеру, дубинка-«тонфа», это, к примеру, м-м… мегафон, с некоторой натяжкой.
У капитана ОМОНа Артема Токмарева личное спецсредство – Архар. Зубки – понадежней иных «браслетов», и лапой может приложить – чувствительней «тонфы», и рявкнуть – мегафону делать нечего. Так что почти не слукавил капитан, сообщив сержанту в метро: «Спецсредство!»
На то оно, средство, и спец, чтобы оставаться загадкой. Неизвестность пугающа. Помнится, в Грозном было-возникло у Токмарева спецсредство – деревянное гимнастическое кольцо с брезентовым обрывком… Кому-кому, но Къуре, помнится. Это до применения спецсредства был Даккашев – ястреб, то бишь Къура. А после – пуганая ворона. Отдельная история, мемуар. Потом!
А покамест Архару действительно надо на травку. Заслужил!
Где бы тебя вытряхнуть на минуточку, чтоб глаза никому не замозолить?
Токмарев вышел на привокзальную площадь. Через проезжую часть – скверик: березы вкруг, мемориальный камень «всем и никому». Не годится. Ранний апрель. Голые деревья, не укрывающие, а выявляющие – вот он, вот он, присел, расстегнул! К тому же нагромождение серой, рыхлой снежной слякоти по периметру – иным по пояс будет.
Справа, там, где обычно паркуются таксисты и частники, он боковым зрением зацепил нечто знакомое – красное пятно. Ну не пятно. Ибо пятно по определению бесформенно и расплывчато. А формы у дивы-индианки четкие, выраженные. И не за счет приталенного пальто.
Она стояла у кромки тротуара, кого-то дожидалась, таксистов игнорировала. Давненько дожидалась, если учесть общение Токмарева с патрулем, последующее прогулочное кружение по вокзалу, выяснение расписания, – в сумме не менее двадцати минут, а она… не ушла далеко.
«Де-е-еушка! Вы не меня ждете?» – уровень фольклорного Ржевского («Поручик! Но ведь так и по морде можно получить! Можно… Но можно и впердолить!»)
Токмарев – не поручик. Бери выше – капитан. Хамоватые приемчики не по нему. Просто инстинктивное отслеживание прекрасной дамы – без последствий. Взгляды исподтишка, пока маршруты совпадают. Чисто платоническое, характерное для каждого нормального мужчины, лишенного ржевского психоза «всех женщин – невозможно, однако стремиться к этому надо!»
Де-е-еушка! Вы не меня ждете?
Не тебя, не тебя! На лихом вираже к тротуару приписался двухместный (остальное, позади, – багажное вместилище) «Jeep-cherocy», цвет металлик. Водитель (амплуа «…и другие официальные лица») выпрыгнул из джипа, виновато (но мельком) развел руками, занялся иным – выволакиванием из багажного вместилища компактной и все равно громоздкой инвалидной коляски.
Дива-индианка прошествовала на место водителя, за руль, демонстрируя полнейшее равнодушие к «и другому официальному лицу», равно как и к пассажиру в джипе.
Да! Прежде чем сесть в джип, она изящно повела плечиком, избавляясь от пальто. Секунду раздумывала, как бы взвешивая на пальце одежку от кутюр – за вешалку. И аккуратно положила – не в джип, а тут же к стеночке торговой палатки, рядом с урной. Логичней – в джип. Но – что мы знаем о женской логике! И у богатых свои причуды: оскверненное стригуще-лишайным пацаном пальто пусть достанется неимущим и небрезгливым, главное – здоровье. М-между прочим, оставшись в брючном костюме, дива еще выиграла в фигуре – одно слово: героиня рисованных комиксов.
…Архар опять вполголоса вякнул: доколе?!
Все, Архар, все. Еще немного, еще чуть-чуть. Памперсов тебе, что ли, купить – на будущее?.. Токмарев и сам не прочь облегчиться. Да и маршруты у него с «шахматным слоном» наконец-то разошлись… Пассажир в джипе – явно не посторонний, просто наказан за опоздание демонстративным полнейшим равнодушием: будешь знать, как опаздывать!
И ладненько. До того ли! Не стал он досматривать интермедию «барышня и инвалид»… Кому как не пассажиру в джипе предназначалась коляска, выгружаемая шофером из багажного вместилища? Не самому же шоферу! Не диве-индианке! Однако, де-е-еушка, выбрали вы себе кавалера! Здоровенького не нашли? А то – и не искали? Наоборот, подобрали состоятельного паралитика, чтобы ничего не потерять (невинности в том числе), но в недалеком будущем обрести весь мир… или, как минимум, «чероки». Транспортное средство под стать владельцу! Де-е-еушка, вы какого рода-племени? Чероки? Аппачи? Кечуа? Инка?
Подавив легкий намек на досаду (а ну вас! Все вы одинаковы, де-е-еушки!), Токмарев вернулся на вокзал. Где тут у вас, батенька, сортир? Платный так платный! Пора и придется Архару приучаться к цивилизации – не на природе, а в унитаз гадить. Не проблема. Он на редкость сообразительный.
Когда бы особо любопытный увязался за воином от вагона метро до сортира, особо любопытному опять пришлось бы разочароваться – содержимого сумки он все равно не увидел бы. Токмарев заперся в кабинке. Да уж! Архар, конечно, не зубастик, не страстик-мордастик, однако не помешало бы его подстричь и перекрасить… прежде чем показывать широкой общественности.
Начхать Токмареву на праздный интерес гипотетического, особо любопытного. А вот у тех, кто мог пустить за капитаном-оборотнем «ноги», интерес далеко не праздный, служебный, специфический.
Уйти от наблюдения он всегда уйдет.
Один нюанс – профессионал, потеряв наблюдаемого, безошибочно определит: наблюдаемый не просто потерялся, но ушел, будучи профессионалом, в свою очередь.
Вывод? Фигурант виноват! Иначе каковы у него мотивы путать след, прятаться, сослуживцев с толку сбивать?! Оборотень, точно!
Токмарев от наблюдения не уходит, если таковое имеет место быть. Но и «светиться» особыми приметами – зачем?! Архар, безусловно, примета особая, ни у кого такой нет…
Настоящий профессионал не упустит фигуранта и без особых примет. Но! Есть они, остались настоящие профессионалы в питерской милиции? Каков поп, таков и приход.
«– …до станции Калище отправится в 18.10 со второй платформы, левая сторона».
Токмарев по традиции выбрал четвертый вагон с конца. «Beskin» с умиротворенным Архаром – под лавку. Традиция еще со школьных лет – наезжая в Питер и возвращаясь в Бор, все свои выбирали четвертый вагон с конца, чтоб не скучать поодиночке, обнаруживая попутчика лишь в пункте назначения: о! ты где был? в пятом! а я в первом! блин-нн!
Последняя, укороченная скамья. Неизвестный остроумец соскоблил пару-тройку букв у трафаретного «Для пассажиров с детьми и инвалидов» – «…я пассажир… с детьми и инвалид…» Формально так и есть. Архар по всем меркам еще «дети», а хозяин собачки официально болеет, реабилитируется после контузии.
Лицом против движения. Подходящий обзор. Сверлить взглядом каждого входящего – непрофессионально. Достаточно скучающе приподнять веки, чтобы срисовать «ноги», пока те топают через весь вагон. А если с тыла зайдут, от головы поезда, то первым делом в поле зрения псевдодремлющего попадает обувь – по ней профессионал всегда угадает владельца. Гм-гм! «Чистые сапоги – лицо образцового солдата!» – лозунг на учебной базе в Красноярске. Ну да, на той базе учили не только сапоги драить. В частности, учили угадывать, не поднимая головы, и владельца обуви, и намерения оного. И…
Собственно, никакого суперменистого «и» с обязательным отключением противника и непременным выпрыгиванием в окошко на полном ходу Токмарев не планировал. Для злосчастных «ног», если они за ним пущены, всяческий «экшн» со стороны фигуранта – лучший подарок: ага!.. Так что спокойствие, только спокойствие. Ну и машинальный тренаж, чтоб квалификацию не терять: это рыбаки, это студент, это работяга, это дачница…
Проходите, граждане. Я – пассажир с детьми и инвалид. Дремлю…
По сути, любого прошедшего через «горячие точки» причисляй к инвалидам – не ошибешься. Пусть физически уцелел, но морально-психологически:
Сначала беспробудно пьешь и ввязываешься в драки – по поводу и без повода.
Бесишься, когда видишь по телевизору войну не такой, какой ее знаешь. Рыдаешь, когда показывают трупы солдат, и орешь: почему не меня, зачем я выжил!
Общаешься только с теми, кто был в «горячих точках». Другие сверстники неинтересны – никогда тебя не поймут.
Мать сначала порадуется, что вернулся живым, а потом все будет вздыхать: до армии был такой веселый, добрый мальчик… что сделалось!
Однажды покажется, что мало выпито, и с друганом пойдешь в ближайший ларь. И сцепишься с ментом: а-а-а! власть пришла отовариваться! И получишь дубинкой. И взъяришься: сс-суки! мы там кровь проливали, а вы тут родину продавали!.. И хорошо, если в отделении попадется толковый капитан, который все про тебя поймет и отпустит.
Потом на собрании ветеранов необъявленных войн контрактник за тридцать скажет: хватит зарабатывать денег (все равно не платят), пора начинать их выколачивать! Кто готов – пусть подойдет ко мне!..
И даже если ты не подойдешь, рано или поздно подойдут к тебе с темой: сходи на «стрелку» – сверни фраеру башку, это же на раз! «Лимон» сейчас, «лимон» после…
А что ты еще умеешь делать?! В свои двадцать!
Артему Токмареву давно не двадцать. Артему Токмареву аккурат за тридцать. Но – не тот контрактник, который «пора начинать выколачивать». Скорее тот толковый капитан, который «все про тебя поймет».
«Варфоломеевские ночи» Баку.
Нашумевшая Северная Осетия.
Малоизвестная Кабардино-Балкария.
Братоубийственная столица осеннего образца 1993-го.
Чечня…
Он там был. Он там не просто был.
Вот только в Югославии не довелось… Там в основном резвились те самые контрактники, которые впоследствии переключились и на Чечню. Мода на зеленые банданы, кстати, от них и пошла. Полупиратский платок на голову – и ты беспощадный боец, уничтожающий зверя по единственному мотиву: он – зверь. Ноты, из которых строится мотив, восстанавливаю мир и спокойствие! Выполняю приказ отцов-командиров! мщу за погибшего друга! Увлекаюсь стрельбой по движущимся мишеням! Ноты разные, мотивчик однообразный (прилипчивый, неотвязный) – убей зверя.
Дотошная репортерша (характерный крякающий голос) сунулась было с микрофоном к федералам. Федералы не слишком привечали дамочку за ее съемки в стане противника. Кадры не скрытой камерой, но с поставленным светом, выгодным ракурсом, долгим крупным планом. Игра в объективность: мы все граждане одной страны, пусть и повздорили чуток! Надо выслушать обе стороны!
Правда, одна сторона в ленивой презирающей манере сулила серию терактов по всей России с последующим завоеванием оной, а по поводу плененных доходяг выражалось унижающее снисхождение: «Они виноваты? Они не виноваты. Мы их жалеем, не убиваем. Кто детей сюда посылает, виноват».
С другой стороны выискивались или замкнутые, на нервах, офицеры: «Нечего сказать! Уберите камеру! Повторяю, сказать нечего!» Или затравленные унылые первогодки с цыплячьими шеями: «Мама! Я живой. Очень скучаю по всем вам. Как дальше, не знаю. Надеюсь, еще свидимся!» – и закадровый комментарий: «Первый раз они получили горячую пищу, только попав в плен».
Надо понимать, низкий поклон противнику за врожденный гуманизм!
Рецепт того самого гуманизма – не от крякающей дамочки, а от другого источника:
Возьмите автомат Калашникова, передерните затвор, положите палец на курок, дуло уткните в спину жертве. Теперь можете задавать вопросы: хороша ли жизнь, нет ли жалоб на дурное обращение, как сама жертва относится к этой войне и к противоборствующим.
Потом из телеящика широкая аудитория узнает, что «боевики обращались с нами хорошо», что «ели мы с одного стола, как братья», что «если пленные погибали, то только из-за бомбежек федеральной авиации»… А когда и если солдатиков освобождают (выкупают!), они безмолвствуют. Боятся. И за себя, и за близких-родных. У боевиков адреса всех уцелевших и заодно подписка о молчании (мы все граждане одной страны – достать проговорившегося проще простого! Ни визы, ни загранпаспорта не требуется!). Акулы пера (дамочка-кряква в том числе) – в курсе, но почему-то не спешат оповестить все прогрессивное человечество.
Профи старались не попадать в кадр, резонно причисляя дамочку-крякву (она же – утка) к «разведке» – у каждого своя миссия. Но единожды вояка в зеленом бандане своим пристальным взглядом вынудил репортершу как бы заметить его, постороннего:
– Сколько вы убили людей?
– Ни одного!
– Ни одного чеченца?
– Почему?! Штук сорок. Людей – ни одного.
– Что ж… С-спасибо.
– Не за что. Дай бог, не последние!
– Э-э… Я не о том, я не в смысле…
– А я о том! В смысле!
При монтаже двусмысленное «с-спасибо» из репортажа выстригается каленым железом. Ну да никто и не увидел по ТВ того диалога. Вероятно, вояка показался нетелегеничным – слишком у него глаз стеклянный.
(Кажись, и впрямь стеклянный. Что не мешало вояке носить боевую кличку Юзон. Юз он – сто десять, в переводе с какого-то восточного тарабарского. Кличку вояка сам себе присвоил – владел парой-тройкой восточно-тарабарских языков, вайнахским в том числе. При стрельбе по мишени тот Юзон выбивал сто из ста и даже сто десять… из ста. Преувеличение, само собой. Но уважительное, неироничное.)
А Токмарев просто был неподалеку – вот и засвидетельствовал. В прошлогоднем августе, после выхода питерских омоновцев из кольца в центре Грозного.
Сам он ни разу не повязывал голову зеленым платком: мол, берегитесь, звери! Устрашение внешним видом – признак слабости. А ко всему прочему – лишняя особая примета. Сотни сопляков полегли из-за пижонства. Призванные без году неделя, они натягивали бандан-зеленку, якобы приобщаясь к братству мстителей, – и снайперы срезали сопляков в первую очередь. Токмарев просто выполнял задачу.
На войне главная задача – поразить противника и уцелеть (чтобы еще и еще раз поразить противника). Питерским ОМОНом задача в общем и целом решаема: за четыре «высокогорные командировки» потери – шесть бойцов из полутора тысяч личного состава.
Токмарев всегда поражал противника (может, и поболее сорока раз, кто считает!), но никогда не убивал зверя.
Вот разве с Марзабеком вышло по-другому… С тем самым Марзабеком, которого земляки величали «героем нации». Федералы меж собой называли садиста и психопата (в прошлом – товароведа, ныне – полевого маршала) только и лишь Маразмбеком.
А убил зве… нет, все-таки поразил противника не кто иной, но Токмарев. Существует такая официальная версия в неофициальных кругах. Артем и сам в нее почти уверовал… Сидели, разговаривали с глазу на глаз. Не допрос. Диалог. «Мы же офицеры одной армии… в прошлом…» – то ли издевался Марзабек, то ли нашупывал взаимопонимание. Уже и небезызвестные Токмареву фамилии (в частности, Егорычев!) всплыли в диалоге… ну не в допросе же! Егорычева назвал Марзабек, не Токмарев – и абсолютно нежданно-негаданно для капитана ОМОНа!.. И тут абсолютно нежданно-негаданно для полевого маршала – пуля промеж глаз, зеленкой не успел намазать!..
Кто санкционировал?!
Никто! Бродячий кинто! Оседлый дед Пихто!
Марзабек – противник? Противник. И получи! Не потому что именно Марзабек. Потому что – противник. Будь то хоть где, хоть в какой «горячей точке»! В цвет ли, не в цвет ли заинтересованным лицам (харям!)… Хоть все цвета радуги! Каждый Охотник Желает Знать, Где Сидит Фазан… с тем, чтобы… ну не поглазеть же на диковину! На то и охотник.
И вот домой вернулся охотник с холмов… Десять лет спустя.
Дом – где?
Судя по прописке, в Сосновом Бору. Другое дело – домашний очаг давно погас, прах и пепел. Но куда-то ведь надо возвращаться. Больше некуда.
Дом – это где ждут и встречают с неподдельным: «Наконец-то!» Идеальный вариант.
В подавляющем большинстве далеких от идеала случаев это, как минимум, квартира, куда имеешь полное право заявиться просто потому, что прописан там. Тоже нехреново! Надо же где-то базироваться, в конце концов! Токмареву – надо. Дело есть! Димка опять же… Сын. А папаша ему – Архара!
Так что поехали!
«– …проследует без остановки Стрельну, Володарскую, Красные Зори, Новый Петергоф, Старый Петергоф, Университет, Мартышкино».
Поехали!
Да, электричка располагает к дреме.
Невзирая на жесткость сидячих мест.
Невзирая на сбивающие с внутреннего ритма поминутные остановки.
Невзирая на подспудный мандраж перед неминуемыми контролерами – наличие билета или право на бесплатный проезд не спасает! Сказано: мандраж подспудный, атавистический, въевшийся с отрочества.
Невзирая на то и дело разъезжающиеся двери, выпускающие в тамбур злостных нетерпеливых курильщиков и впускающие… кого?
– Здравствуйте! – рокотнул над ухом Токмарева вкрадчивый басок.
М-м! Короток, однако, поводок оказался, на котором отпустили капитана-оборотня. Еще и Ульянки не миновали! Обувь у басовитого весьма устаревшей модели, но еще крепкая и тщательно начищенная – характерная для оперативников (если уж стаптывать каблуки, то казенные, от «парадки»). И басок характерный, как бы дружелюбный, но дистантный: мы по разные стороны, уважаемый, не переступать черту!
Изображать забытье по меньшей мере глупо и унизительно. Чему быть, того не миновать. Артем поднял голову. Да, не ошибся. Плащ-реглан – гражданский, однако физиономия милицейская, типа спивающийся старлей. Возраст – за сорок. И один. Почему один-то? Или провоцируют на «экшн»? А в тамбурах – и ближнем, и дальнем – как минимум еще по человечку в ожидании… Не дождетесь!
– Попрошу минуту вашего внимания! – обратился басок вроде к Токмареву, но чтобы слышали все. – Сейчас я вам расскажу про «Красную Шапочку»!
Артем внезапно реготнул и так же внезапно осекся (затылок, блин-нн! контузия!). Ощутил общее осуждение в свой адрес: мол, псих или как?
Угу. Входит старлей и хорошо поставленным голосом торжественно обещает: щас я вам – про «Красную Шапочку»! И псих не старлей, а Токмарев.
– Новый сорт моркови неприхотлив, морозоустойчив и содержит каротина в два раза больше, чем все известные сорта. Приобретайте семена моркови «Красная Шапочка», специально селекционированной для условий Северо-Запада. Сертификат прилагается!
Черт побери! Мнительность-бдительность. Хотя… почему бы отставному менту-старлею не поторговать в электричках, если он – отставной?! Семенная морковка, бульварные газеты, дезодоранты от потливости, фторированная зубная паста и прочая зараза – по дешевке. Громогласных коробейников развелось – нескончаемой чередой пошли. Заснешь тут!
А двухчасовая дрема Токмареву не помешала бы – за последние полгода спал редко, нерегулярно, мало: все четыре «высокогорные командировки» по сорок пять дней плюс три месяца вольного блуждания по все тому же высокогорью. То есть блуждание – невольное. Благо не подневольное. И вот – вернулся. К своим.
Дело за малым – докажи своим, что ты свой!
Доказывай не доказывай – без тебя тебя «решили»: «Воры, проходимцы и оборотни! Вы еще меня плохо знаете! Вы еще меня узнаете!» После подобных слов одно из двух: либо утереться и продолжить службу, наплевав на высокопоставленного дурака, либо… уходить.
Токмарев ушел. Сдал табельный «макар» и ушел – пока по болезни (положено! не отнять!), потом… видно будет. В коробейники податься? Сколько ждать грядущего «потом»?! Вечность?! Не меньше. Надо ли тогда ждать?!
Две известные российские беды – плохие дороги и дураки. Качество дорожных покрытий (а чаще отсутствие таковых) Токмарев испытал на себе в течение десяти лет и особенно за последние полгода. И таки пришлось испытать на себе качество дурака.
Отменное качество у генерала Середы! Абсолют! Единственное спасение – держись подальше от!
Токмарев и держался подальше – просто в силу, так сказать, командировочного образа жизни. Но рано или поздно…
Как правило, подчиненные всегда считают начальника если не шизофреником, то малость идиотом – независимо от умственных и деловых качеств вышестоящего. Генерал Середа – редкостное исключение, подтверждающее спорное правило! Документ прилагается…
Документ, размноженный на ксероксе листик бумаги, хранился под стеклом на рабочем столе у каждого неленивого мента:
«Разрешается гражданину Балаевскому В.В. играть на аккордеоне в переходах метро.
Генерал-лейтенант Середа».
Счесть тот листик за удачную пародию на паркетного шаркуна, возглавившего питерскую милицию?
Припаять авторство небезызвестному Пимену, майору из «убойного», пишущему книгу за книгой, – весело, но сквозьзубно (понятно, под псевдонимом… Пимен и есть Пимен, летописец: свидетелем господь меня поставил и книжному искусству вразумил)?
Счесть! Припаять! Когда бы не «шапка» ГУВД на том листике и не мгновенно узнаваемый росчерк (Сер… и завитушка). Так что, увы, подлинник. То бишь ксерокопия, но с подлинника. Возможно, патруль изъял бумаженцию у (см.) Балаевского в (см.) переходах метро и – как удержишься от размножения эдакого!
Ничо! Гармонист, жертва милицейского произвола, еще раз к генералу запишется, еще раз такую же цидулю получит. А Богдана Ульяныча Середу хлебом не корми – дай проявить заботу о населении: «Приходите, граждане! Жду вас по четвергам в своем кабинете. Телефон запишите. Приму личное участие в вашей незавидной судьбе». Вот еще проверить, выполняется ли подчиненными судьбоносное распоряжение о перекраске стен в каждом отделении милиции – из мрачно-зеленого колера в оптимистично-желтенький, и… как бы все проблемы решены.
Бре-е-ед!
А тут еще весна – обострение у шизофреников…
На март-апрель и пришелся пик объявленной генералом Середой кампании «Честь и достоинство». Под этим благовидным девизом-предлогом дали под зад сотням питерских милиционеров – служебное несоответствие. В структуры ГУВД поступали устные приказы о количестве офицеров, подлежащих увольнению; при несогласии с такой постановкой вопроса командир подразделения вызывался на беседу к Самому, где упрямцу предлагалось подать рапорт, и – пшел! свободен! К чести и достоинству многих руководителей, рапортов было много. Что, между прочим, означало: уходят лучшие…
Любому бандюку достаточно заявиться на прием к демократичному Середе (в назначенный четверг, дождик накануне – без проблем, в Питере живем!) и «капнуть»: «Та-ащ генерал! Меня ваш мент заманал! Превышает!» И, будь ты трижды опер, па-апрашу на выход из наших рядов!
Что есть превышение? А любое силовое задержание! «Ой, больно, больно! Превышаешь, падла!» Или вот… предпоследний зам Самого всерьез излагал личному составу, как надлежит поступать жертве квартирного налета вкупе с правоохранительными органами, если ей, жертве, удалось набрать спасительный номер телефона. Жертва должна попросить бандюков успокоиться на минуточку, достаточную для составления письменного заявления, подождать, пока сотрудники милиции зарегистрируют, отнесут начальству, которое наложит резолюцию, обрисует план мероприятий… Только после этого подчиненные могут приступить к вызволению, выдворению, пленению. Иначе формулировка «оказание помощи частному лицу в связи с его коммерческой деятельностью», что, разумеется, несовместимо с честью и достоинством кристально прозрачного блюстителя…
Бре-е-ед! Ну бред же!
Он. Бред. Наяву.
«Здравствуйте! Сейчас я вам расскажу про “Красную Шапочку”: Взамен уволенных «оборотней» набрать юнцов (главный критерий годности – рост под два метра), срочно обучить английскому, пошить каждому фуражку с красным верхом, обозвать городовыми, запустить на Невский. И наступит тишь-благодать!
Артем Токмарев выслушивал нецензурщину коллег по поводу нового начальства, сочувственно цокая и мыча сардоническое «м-м-мда-а-а». Убеждался воочию в справедливости нецензурщины, наблюдая Середу по местному ТВ-каналу: повадился генерал беседовать с жидкоусым популистом-популизом на тему «Глава ГУВД – робокоп, Жеглов, дядя Степа в одном лице!»
Симптомы налицо… Но все это отстраненно, на дистанцию. Как-никак, дистанция огромного размера: вы, ребятки, здесь, в Питере, а Токмарев через пару дней снова туда… куда подальше… в командировку. Согласно приказу.
Приказ. «Выделить 38 сотрудников для предотвращения массовых беспорядков в зоне компактного проживания этнических… на территории…»
Кадровик читает, не понимая. Куда?!
Туда!
На сколько?
На сорок пять суток. Не обсуждать! Выполнять!
Так точно! Не хватало еще обсуждать! В ФИНО выписать деньги – и вперед! В сводный отряд, включающий липецких-тамбовских-красноярских омоновцев, – резерв командования. Командировка – сорок пять суток. Если на сутки больше – надо приплачивать за участие в боевых действиях. Дополнительные надбавки, льготы…
Отстрелялся (в буквальном смысле! куда уж прямее!), вернулся. И…
– Слышь, старик! У нас тут взводный приболел. Тебе ведь к жене надо, не надо?
– Да не так чтобы… (Деньги на Димку переводятся исправно, а лишний раз общаться – только нервы трепать.)
– Дык! Съезди еще разочек! С новым контингентом! Парни – во! Только с местными условиями – не очень… А у тебя опыт! Наживной! Знаешь, мы тебя представили к ордену, там всякое возможно – в зависимости от того, с какой ноги начальство встанет. Но вот если съездишь, то получишь наверняка!
Орден Токмареву так и не высветился, но капитана досрочно присвоили – после второго визита к детям гор.
Звание обязывает. Командир? И ответь! По возвращении, будь добр, отчитайся – особенно за последнюю, четвертую командировку. Что-то долгонько тебя не было, капитан! Перебор за сорок пять суток – и какой! Где и почему ты, капитан, шлялся, объявившись лишь через три месяца, – особый разговор. А пока:
– Вам было выдано для личного состава тридцать восемь одеял. Где они?
– Ё-мое! Откуда я знаю! Старшина был, знал. Убили старшину…
– Где?
– Там… Меня самого почти убили!
– Где одеялы, спрашиваем!
– Б-б! Сгорели!
– И есть акт, что сгорели?
– Нету!
… Когда начальником ХОЗУ ОМОНа было доложено: мол, нету – одеяло убежало, улетела простыня, генерал Середа, общаясь в прямом эфире с популизом, авторитетно пригвоздил: «Теперь мы знаем, почему в стране нет денег! Из-за отдельных проходимцев, позорящих офицерское звание!»
Скрипи зубами, глядя в телевизор: «Вот ссс-ука! Ну, ссс-ука! Нет, но ва-ааще!.. Гнать же надо, гнать взашей!» – разумея то ли сановника, то ли популиза… да обоих гнать надо! Ярись не ярись, тех обоих, конечно, погонят рано или поздно взашей, но тебя самого вытурят раньше.
И пошли вы на хpен! Увольняется капитан Токмарев!
Скатертью дорога! Но запомните: стоимость этих одеял при расчете с вас удержим!
Подавитесь! Все? Я свободен?
Как тебе сказать, капитан… О твоем трехмесячном отсутствии. Помнишь? Особый разговор. В особом отделе. Ты случаем не оборотень, тебя не перевербовали? Нет? А гарантии? Служебное расследование не хо-хо?!
Хо-хо! Начинайте! Только, пардон, сначала капитан отболеет свое, ладно? Положено!
Болей-болей, капитан… на здоровье! Мы проследим. За тобой теперь глаз да глаз.
Именно этот самый «глаз да глаз» отслеживал Артем, уйдя с Грибоедова, на улице, в метро, и теперь – в электричке. С генерала Середы станется! Бог шельму метит – инициалы «говорящие»: Богдан Ульяныч, Б.У. Модный американский стиль – вроде бы уважительно-ласкательное именование высокого начальства сугубо инициально: Б.У. Вместе с тем никаких прозвищ не требуется: Б.У. он и есть «бывший в употреблении», бэ-у… Воистину! Впечатление – генерал Середа многажды употреблялся по назначению в застойные годы, впоследствии подвергся консервации, но был извлечен из долгого ящика – от нашего столичного стола вашему постстоличному столу… на укрепление.
Потому Токмарев не удивился бы, санкционируй Бэ-У слежку за бывшим капитаном (пусть по-прежнему считает себя пока не бывшим, но мы-то с вами зна-аем! Он вычеркнут из списка еще три месяца назад, еще когда вовремя не вернулся в расположение!). Он удивился обратному – что «ноги» за ним пущены не были. Засечь – не проблема для профессионала с обостренным чутьем (не стой за спиной!). Положим, обостренное чутье как рецидив долгого пребывания в «горячих точках» иногда улавливает и то, чего нет (Здравствуйте! Сейчас я вам расскажу про «Красную Шапочку»!), но когда все же нечто есть… не проблема.
«Ноги» отсутствовали.
Рассуждая здраво, какой смысл снаряжать за предполагаемым «оборотнем» парочку-другую топтунов, сопящих в затылок, прячущих глаза, рискующих спугнуть фигуранта?
Домой направляется фигурант, в Сосновый Бор! Сам же и сообщил сочувствующим соратникам на Грибоедова, где базируется питерский ОМОН:
– Куда ты теперь?
– Домой съезжу, что ли…
– Съезди, старик, съезди. Клин клином…
Вот и электричка совпадает – до Калище (девичья фамилия Соснового Бора, как у Ломоносова – Ораниенбаум).
Достаточно отзвонить в местное сосновоборское УВД (кто там у нас? А, Карнаухов! надо же! судьба-а-а!):
– Карнаухов?! Слушай, Вадимыч, возьми-ка на заметку – к вам тут едет один… Токмарев фамилия. Она тебе ничего не говорит?
Начальнику РУВД, полковнику Карнаухову фамилия Токмарев кое-что говорит. Не просто говорит. Вопияет! В свое время пришлось капитану Карнаухову иметь дело – не с Токмаревым, а на Токмарева. Уголовное…
– Дмитрий Алексеевич, так?
– Тебе видней, Вадимыч. Однако память у тебя!..
– Никто не забыт, ха-ха, ничто не забыто, тащщщ генерал! Но он ведь… того самого…
– А это сын, надо понимать. Да, сын. Дмитриевич. Артем Дмитриевич. Ты уж проследи.
– Понима-а-аю…
Начальство сказало «надо понимать». Если надо, значит, надо! Так точно! Понима-а-аю, тащщщ генерал! Как только в конечном пункте обнаружим, возьмем на заметку, доложимся.
Если же в конечном пункте Калище фигуранта не окажется, значит, соскочил, петляет, крутит. И тогда взять его будет сложно.
А зачем его брать? Не к спеху! Главное, подтвердил своим поведением – оборотень и есть! Бэ-У зря не скажет! «Вы меня еще не знаете! Вы меня еще узнаете!»
…Так-то оно так, но при условии – «рассуждая здраво». Чего-чего, а этот талант у генерала Середы в отсутствии. Есть, остались настоящие профессионалы в питерской милиции?
Потому Токмарев и не удивился бы, обнаружив за собой неумелые «ноги». А не обнаружил.
Зато иное обнаружил…
Миновали Ораниенбаум-Ломоносов. Полпути позади, и недолго осталось.
На отрезке «Кронколония – 68 км» железнодорожная колея и автотрасса почти смыкаются, идут параллельно, по берегу Залива. Рассеянно глядя в окно, Токмарев отметил знакомое – джип-«металлик», тот самый, привокзальный. Скорость у джипа поболее, чем у электрички, – догнал и перегнал. Перегонял медленно (у разогнавшейся электрички ход тоже нечерепаший), какое-то время шли вровень, ноздря в ноздрю, – рассмотришь и диву-индианку за рулем, и рядом с ней отлученного от руля шофера.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?