Текст книги "Форс-мажор – навсегда!"

Но! По тем же понятиям, заменившим конституцию, то бишь Основной закон, бандюки никогда не разинут пасть на кусок, принадлежащий (пусть косвенно) работнику правоохранительных органов, – подавятся, и по спине их сильно поколотят, чтобы кусок выскочил.

Отечественные бандюки свято чтут те понятия – из простого чувства самосохранения.

«Звери» – другое дело. Эти «черные» – полные беспредельщики, в натуре! Им что мент, что не мент! Нам, честным пацанам, обидно, слышь! И, тетка, если на тебя «звери» наехали, ты только скажи!..

Наталья и сказала. Не «честным пацанам», но давнему приятелю и однокласснику мужа:

– Гена? Можно к тебе обратиться?

– Нужно! Где ты раньше была?! «Черные», говоришь?! У-у, с-суки! Я их всех, пока жив!.. Даже без всяких «бабок», из принципа! Вот кто Россию поганит! «Черные» и жиды. Еще неизвестно, кто хуже. Э-э… Марик не считается, он не жид, он нормальный еврей. Хотя иногда… Ладно, не о том! Значит, «черные», говоришь?! Ну мы их – в момент!

…И они, охранная структура «Кайман», – в момент.

О Гочу больше ни слуху, ни духу.

А то! Безопасность обеспечивает охранная структура «Кайман»!

Ну и… платить, конечно, приходится честным пацанам. Про «без всяких “бабок”, из принципа» – чего не брякнешь ради красного словца. Будь добра, тетка, солидную сумму ежемесячно (как там они между собой делят, никого не касается… между собой и тем же сгинувшим Гочу, к примеру).

Сама, тетка, позвала? Сама. Ну?! Всегда готовы! Может, еще чем?.. Квартиру поменять, должок из кого выбить, а то и по хозяйству помочь…

Классик-шестидесятник возопил бы: зачем же сразу так?! Напраслину возводить на людей! А если они из лучших побуждений?!

Токмарев – не классик и не шестидесятник. Он мент конца девяностых. И бандюки для него – не люди, нелюди. И побуждения у нелюдей – какие угодно, за исключением лучших. Токмаревский опыт диктует…

И тот же опыт продиктовал: после взрыва в лифте не следует ему дожидаться приезда милиции. Из дознавателя он мгновенно превратится в допрашиваемого. Мгновенно и – надолго.

Ибо чуткое руководство полковника Карнаухова неизбежно…

И местные коллеги станут вытряхивать из гр. Токмарева А.Д. не только и не столько свидетельские показания о чрезвычайном происшествии в лифте дома на Новой Земле – по горячим следам.

Местные коллеги с усердием, достойным лучшего применения, начнут выискивать следы холодные, простывшие, касаемые гр. Токмарева А.Д.

Он для них, подчиненных Карнаухова, – не коллега, а именно гр.!

Дабы предотвратить свирепое Токмаревское «что ж вы, засранцы, дозволили шахер-махер с квартирой, где я, мент в законе, прописан и живу?!», коллеги-засранцы примутся на противоходе размусоливать: «Здесь вопросы задаем мы, гражданин, и потому ответьте под протокол, где вы были в ночь с двадцать восьмого декабря года прошлого на первое апреля года нынешнего?! А чем докажете?!»

Прописан и живу, говоришь?! Да, был прописан. А насчет «живу»…

Известен ли гр. Токмареву А.Д. факт: вывод последних российских войсковых частей (101-й бригады внутренних войск и 205-й бригады Министерства обороны) с территории Чечни завершен 31 декабря 1996-го, а значит, с Нового, 1997-го, ни одного российского солдата или там мента на территории Чечни быть не может и не должно?!

Факт! Факт! Неопровержимый. Президент заявил! Или кто-то смеет опровергнуть Президента?! Разница между «опровергнуть» и «свергнуть» – всего в три буквы… гражданин.

Если гр. Токмарев А.Д. настаивает на том, что три месяца (с конца декабря и по начало апреля, так? настаиваете?) он провел в Ичкерии, то, простите, в каком качестве?!

В качестве капитана ОМОНа, несущего службу?

Невозможно! Вам, гражданин, даже стаж, даже участие в боевых действиях за означенный период никак не засчитать. (См. «опровергнуть Президента». Если в пределах Чечни нет наших воинов, о каком-таком участии в боевых действиях в пределах Чечни речь?!)

В качестве пленного, захваченного боевиками после сильной контузии? Неопознанный, говорите, «борт» ударил по колонне машин? Расскажите клэвэщущим доморощенным папарацци, охочим до непроверенных жареных данных!

Вновь избранный президент Чечни официально заявил: если кто-то кое-где у нас порой мирно жить не хочет, то лишь отдельные мелкие группировки, которые по собственной неграмотности просто не в курсе, что соглашение подписано, – и вертолетов у них точно нет!..

Сколько вы, гражданин, пробыли в плену? Сутки? Неделю?

Вновь избранный президент Чечни официально заявил: у них в плену не осталось ни одного российского солдата или офицера.

Опровергаете? Подозрительная страсть у вас, гражданин, – опровергать! И президента, и президента. Ах, вы сбежали? Через неделю? Вот так запросто? И не объявились тем же папарацци в течение трех месяцев? И почему? Ах, в Россию пробирались все три месяца? Долгонько, долго-о-онько… Неувязочка получается, гражданин. Чечня является неотъемлемой частью России! Так куда вы тогда пробирались?

В качестве… кого?! Что нам, правоохранителям, оставалось думать?! Пропал без вести! Или – труп, или – переметнулся… В свете объявленной генерал-полковником Середой кампании «Честь и достоинство», почетнее быть павшим в сражении или «оборотнем»? Как, гражданин Токмарев А.Д.?!

Само собой, однозначно созрело: труп! пропавший без вести… труп. В рядах доблестной российской (питерской, в частности) милиции других быть не может и не должно! Или ты кристально чист или ты труп (политический, гражданский, просто как таковой – не суть!). Что вы архали про боевое братство?

И вдруг с неба сваливается некто гр. Токмарев А.Д. – прямиком в Сосновый Бор – и лапшу на уши вешает: он жив! он вправе! он вааще!

Эт-то еще предстоит досконально проверить, насколько жив, насколько вправе, насколько вааще! Тем более – взрыв на Новой Земле, стоило гр. Токмареву А.Д. с неба свалиться. А в том адресе теперь вдов… жена гр. Токмарева А.Д. временно проживает, не так ли? Вот-вот! И вдруг – взрыв!..

Он, Токмарев, и говорит: девятый этаж, лифт, пес ни за что не захотел, пошли пешком, и…

Погодите! Погодите, гр.! Не морочьте про взрыв! Сначала ответьте, где вы были в ночь… далее по пунктам – из пункта «а» до пункта «z».

…Демагогия, конечно. Демагогия грязной воды! Но честь мундира («честь и достоинство», пердун-Середа, «честь и достоинство»!) посредством демагогии лишь и отстаивается, когда больше нечем.

Демагогия – процесс до-о-олгий. Процесс! А результат? А результат неважнецкий, но, главное, нескорый.

А Токмареву А.Д. еще на «стрелку» поспеть надо и, кстати, поспрошать сурово неких граждан – о том, о сем…

О взрыве, в частности:

Если вы, кайманы, пацаны хваленые-честные, обеспечиваете защиту клиентке, то почему не обеспечили?!

В смысле?

В смысле – взрыв.

Какой взрыв?! Где?!

На далекой звезде! М-мать вашу!

…Не на далекой звезде, но на Новой Земле. По тому самому адресу, где проживает Наталья Орестовна, урожденная Костанда и пока Токмарева. И муж ее – Токмарев. Он там не проживает, но зашел проведать. И – взрыв.

Сильных повреждений нет. Расщепило створки лифта и выбило несколько стекол в подъезде, на лестничных площадках. Квартиры не пострадали. Квартиранты в квартирах – тоже. Благо суббота, все отсыпаются. Хуже было бы, грянь взрыв в утренние будни, когда народ поспешает на работу, – лифт туда-сюда, вверх-вниз. Окажись кто-нибудь внутри, в кабинке…

А оказаться-то должен был Артем. С Архаром…

Не упрись Архар…

Версии? Соображать надо:

Либо недоприжатый «Кайманом» конъюктивитный Гочу сотоварищи громко дал знать о себе: букет? венок, дура! теперь поняла?! (Однако в таком случае напрочь отметается вариант сговора «Кайман» – «черные».)

Либо тот же красноглазый Гочу не дуру-женщину предупреждал, но ее мужа доставал сотней граммов тротила – больше и не надо в тесном ящике лифта, и пятидесяти хватило бы. Почему нет? Немножко неправду сказал про мужа-покойника, просто время немножко перепутал: три месяца назад или через три месяца, какая разница! муж твой, дура, все равно покойник! он к тебе рано или поздно придет ведь? придет! и сразу за Марзабека ответит! он ответит, а ты заплатишь, женщина…

Либо вообще спишут на подростковое баловство. Мальчик в лабазе петарду нашел, мальчик с петардой в кабинку вошел, кнопку нажал он на нужный этаж… и… хм! нездоровый возник ажиотаж.

Соображалось туго. Ум болит – вот как называется. Взрыв не сбил с ног, но долбанул ощутимо, частично оглушил – затылочное потрескивание разрядилось мощным ударом, будто электрическим. И не отпускало, не отпускало.

Но это еще терпимо, уже терпимо. В первые минуты после – вообще было голову не запрокинуть. А надо!..

Токмарев, выйдя от Натальи через две (три? четыре?) минуты после того, как грянуло, интуитивно сыграл старожила (пошел собачку выгуливать, и тут!..) – оглянулся на подъезд пару раз с кривоватой усмешкой: мол, вот дураки! предупреждать надо! разрыв сердца можно получить!.. да нет, ничего страшного, шпана малолетняя, вероятно… а мы с собачкой идем себе и вдруг – бум! ну идем, собачка, идем, пи-пи, ка-ка, от греха подальше.

Сам же исподлобья сфотографировал глазами окна в доме напротив, расстояние – метров тридцать.

Окна…

…там шторы дернулись,

сям свет зажегся,

там лысый дядя в майке выглянул,

сям реакции ноль.

Токмарев сосредоточился на верхних этажах – седьмой, восьмой, девятый.

Не понравилось Токмареву одно окошко на девятом. Ни света, ни дяди, ни реакции… но сквозь тюль, в глубине, – пыхнувшее точечное пятнышко сигареты.

Глюк? Не глюк?

Не видать, не сосредоточиться, голову не запрокинуть.

И ладно!

Что-что, а местная милиция первым делом прочешет дом напротив. Надо ли ей мешать непрошеной инициативой?

Не надо. А то она, местная милиция, помешает Токмареву действовать по собственной инициативе и по своему усмотрению.

Карнаухов, говорите, глава Сосновоборского РУВД? Пламенный ему привет, гори он синим огнем!

А на «стрелку» опаздывать нехорошо, не по понятиям. Сам забил, сам и будь добр… Лучше на полчаса раньше, чем на минуту позже.

7

Стекла у бежевого «форда» были тонированы. Не разглядеть, кто и что и есть ли.

Иномарка парковалась не впритык к подъезду, где на одиннадцать утра забита «стрелка» – в квартире номер девять дома номер четыре по улице Сибирской. Иномарка парковалась поодаль, шагах в пятнадцати, но так, чтобы отнаблюдать каждого входящего-выходящего.

Артем сделал четырнадцать шагов – остановился в метре от «форда», лицом к лицу. Есть кто-нибудь? Покажись! Лица не увидать за тонировкой.

«Бежевый “форд” – это я!» – сказал конъюктивитный Гочу Наталье два месяца назад. После чего исчез. Как заверил клиентку глава «Каймана» Гена Чепик, насовсем.

Ан глядь – бежевый «форд»! Снова.

Может, уже «не я», то есть не Гочу?

Но – «форд». Но – бежевый. И номера питерские: «21–21 ЛОХ». («Я запомнила. 21–21 ЛОХ!» – Наталья…)

Грех не запомнить! Очко, очко плюс лох. По очку на брата. Чепик и Гочу – близнецы-братья. Мы говорим Чепик, подразумеваем бандюк. Мы говорим Гочу, подразумеваем бандюк. Вся разница в национальности. У бандитов нет национальности. Соответственно, нет разницы.

Все-таки Наталью банально «развели» на долю от «Одессея» Чепик и Гочу. Веселые ребята! И обнаглевшие! Даже сменой транспортного средства не озаботились. Или демонстративно не озаботились? «Форд» – не самая престижная коробочка в среде пацанов-братанов, не джип, не «порш», не BMW, на худой конец. Коробочка и есть коробочка. Еще и с номерными знаками старого образца. 21–21 ЛОХ. Но, дескать, у нас, у бандюков, любых «тачек» – целый гараж (два! по гаражу на брата!), а на разборку мы специально – в знакомом тебе, лох, авто. Узнаешь авто, лох? Жена не сообщила про «21–21 ЛОХ»? И вот мы здесь. Мы здесь заранее.

Лихие бычки из «Каймана», вероятно, исскучались в ожидании лоха, забившего «стрелку» на одиннадцать: явился, понимаешь, за полчаса! Да мы с вечера, сразу как друган Петя Сидоров нас вызвонил!

Исскучались?! Сейчас скука ваша развеется, как сон, как утренний туман.

Очко и очко, значит? Не болит? Не играет? Очко-то? Сейчас и заиграет и заболит. А про лоха – недолго вам, «честные пацаны», заблуждаться!..

Токмарев потрогал капот – остывший, еле-уловимо-теплый. На сигнализацию иномарка не поставлена, иначе взвыла бы сиреной-квакушкой-бябяканьем (это нынче модно у приподнявшихся «честных пацанов»). Значит, по идее, парочка мордоворотов хоронится внутри, следя за…

Архар обежал иномарку, нюхнул, профилактически отпистолетил задней лапой (вхолостую – по пути до Сибирской все накопившееся расстрелял, не пропуская ни сосенки, ни кустика). Не тяфкнул, но ощерился, отсигналив: сидит там кто-то, хозяин! клык даю, сидит! Хочешь, с разбегу стекло башкой разобью – и убедишься? Или шину прокушу – сами повыскакивают, уроды! командуй, что ли!

– Ц! Ко мне! – скомандовал Токмарев. Пристегнул поводок – парашютный строп, оплетенный свиной кожей (струна-рулетка для болонок сгодится, а цепь – тяжело). – Пошли, дурашка. Нам туда! В подъезд, на третий этаж. Где вчера были, помнишь, Архар? Отвратительно вчера себя вел, псина, – выпрыгнул несанкционированно, руку плохому дяде прокусил. Давай-ка – на поводок. Сегодня там плохих дядей – числом поболее, ценою подороже. Самодеятельности не требуется, псина. Только по команде, понял, дурашка?!

Дурашка понял и как бы пожал плечами, несмотря на отсутствие таковых в принципе. А то сначала выковыряем содержимое из машины? Сдается мне, хозяин, сидит там кто-то… Не хочешь – как хочешь. Тебе видней.

Токмареву видней. Сидит там кто-то – пусть сидит. Водила, бык-«шестерка», обеспечивающий отход. Дал Токмарев ему понять, что засек, – и достаточно. Всяко в спину Артему не начнут палить из АКСУ при входе в подъезд. С какой стати? До того как тему не перетерли – западло (челюсть мгновенно свело от «новояза»). Разве что после, на выходе, в лоб: сюрприз! сюрприз! – от «форда».

Гм-гм! «Содержимое машины» за тонированным стеклышком в курсе – лох в курсе. «Содержимому» дано понять: если беседа не впадет в нужное русло, если она, тьфу-тьфу, вообще из берегов выйдет, лох уж как-нибудь изберет иной обратный путь, нежели через подъезд, – аккурат под прицел АКСУ из «форда». Ибо он в курсе, и он не лох… что и продемонстрировано: засек! засек!

У вас, бандюки, своя демонстрация, у него, у Токмарева, своя!

Соображать, рассчитывать все досконально после взрывной волны, наложившейся на контузию, действительно трудно. Тогда доверься чувству боевой ситуации. Экспромт, экспромт!..

Лучший экспромт – тщательно подготовленный? Дилетантское суждение! Экспромт изначально спонтанен. Иначе… называйте иначе.

Артем вошел в подъезд.

– К ноге, Архар!

Поднялся на третий этаж.

– К ноге, сказал! Ц!

Нажал кнопку звонка.

– Архаррр! Место! Арх-х-х!..

Никто не отозвался, никто не открыл.

Оно и понятно.

Кроме вчерашнего Пети Сидорова в квартире не оказалось ни души.

Нет. Вовсе ни души.

Вчерашнего Петю Сидорова в сегодняшней ипостаси никак не заподозришь в наличии души. Бренная оболочка – да. Причем сильно подпорченная.

Когда никто не отозвался и на второй, и на третий звонок, Токмарев вслушался в происходящее (не происходящее?) за дверью.

Что ли, никого? Пунктуальность блюдут? Договорились на одиннадцать – в одиннадцать и подкатят, тик в тик. Ритуально. Мол, точность – вежливость королей. А они все поголовно воображают себя королями – начиная с Каймана-Чепика и кончая распоследним быкующим сопляком… и примкнувший к ним Жуков, который дед типа прораба.

Однако коробочка «форда» (21–21 ЛОХ) вот она, стоит неподалеку. И относительно недавно стоит, мотор не успел окончательно остыть. Прибыли, значит, короли недосвергнутые.

И? Притихли-затаились в квартирке? Зачем? В ожидании кого? Лоха-Токмарева? Он пришел, он здесь! Тук-тук! А в ответ – тишина. Что за п-п…

Например, такое «п-п…» Еще не подъехали. А в коробочке «форда»… красноглазый Гочу с абреками, ждущий часа икс (11.00). В час икс кайманы-обидчики должны быть в адресе тик в тик. А «стрелка» у кайманов-обидчиков намечена не с кем иным, но с урусом, жене которого красноглазый Гочу пару месяцев назад подарил… не букет, дура, венок. И до чего удобный случай – одним массированным ударом всех зайцев поубивать. Кайманоиды тоже заслужили венок от Гочу. Хотя бы за то, что безопасность обеспечивают жене уруса (каким образом – отдельный разговор! вах! никаких разговоров с теми, кто таким образом безопасность обеспечивает, – железными прутьями, кастетами, нунчаками! Двое из бригады Гочу до сих пор в реанимации! Покрошить их всех вместе с урусом в мелкую капусту из «борза» и – никаких разговоров! Аллах акбар!..

Вариант? Вариант.

Но есть три нюанса, сводящие вариант на категорическое нет.

В-третьих, уже отмечено – абреки пакостят анонимно.

В режимном Сосновом Бору среди белого дня затевать ярую пальбу из автоматов? Предварительно представившись: Гочу, «форд» 21–21 ЛОХ? Чай, не Кизляр, где до границы с Чечней – считаные километры. Чай, почти Петербург, сердце России. Ну, Москва, Москва – сердце. Но Петербург тоже… не Кизляр. И до границы с Чечней еще дальше, чем Первопрестольная. Обратно – как?

Или смертники? Гибель в открытом бою – гарантия мусульманского рая.

Что-то не спешат абреки в рай, по командировочным впечатлениям капитана ОМОНа: бомбочку подложить втихую – да (лифт!), или впятером на одного безоружного – да (было!). Открытым боем не назовешь…

Но все это – в-третьих.

…А во-вторых, если Чепик не в сговоре с Гочу, откуда знать абрекам о забитой «стрелке», о персоналиях, забивших «стрелку», о точном месте и времени забитой «стрелки». И половины суток не истекло с той поры, как…

Если же они в сговоре, то с какого панталыку красноглазому Гочу городить засаду – договорились ведь обо всем.

Оно, конечно, цена договоренности с абреками – ноль рублей, хрен копеек. И половины суток не истечет, как абреки запросто «кинут» и сами же мрачно заявят: видите?! ни одному слову русских верить нельзя! И, между прочим, будут правы. Не сентенционно, нет. Но по вере своей. Чисто конкретно рассудительно!

(Ибо сказано: «Верующие! Не входите в искреннюю дружбу ни с кем, кроме себя самих: они непременно сведут вас с ума; они желают того, чтобы погубить вас. Их ненависть уже высказалась из уст их; а что скрывают сердца их, то еще больше того. Мы объявляем вам эти знамения, если вы рассудительны… Вот, вы любите их, а они вас не любят…» 3, 114–115. Понятно, не Новый Завет.)

Потому сговориться с кайманами абреки могли, а фигу в кармане сплели загодя.

Но…

…Третий нюанс:

Гена Чепик не имеет национальности, будучи (ставши!) бандюком, с точки зрения Токмарева.

Со своей точки зрения, Гена Чепик еще как имеет – он великоросс! (Чепик! Чепик? Белорусское? Украинское? Черниговские мы! Исконно великоросская территория, что бы там хохлы ни гуторили!)

Нет, он, Гена Чепик, – закоренелый интернационалист, он приемлет всяку тварь, но чего ж тогда они, твари, разбежались по суверенитетам и отхапали у России все исконно наше?!

Твари – кто? Хохлы?

Не! Те нехай бузят. Милые бранятся – только чешутся. Мы, славяне, еще объединимся заново, никуда не денемся друг от друга. А вот «черные» и еще жиды – их всех под ноль, под ноль!..

Следовательно, краткосрочный договор у Чепика с абреками пусть маловероятен, однако возможен – деньги решают все, а кто кого «кинет», гы-гы, посмотрим… здесь не Кизляр, здесь Кайман командует.

Но чтоб тот же Кайман напустил «черных» на (черт с ним, с одноклассником, с другом-приятелем!)… на исконно русского, наводившего конституционный порядок в Чечне, – чур Чепика, чур!

(– Сколько вы убили людей?

– Ни одного!

– Ни одного чеченца?

– Почему?! Штук сорок. Людей – ни одного…

Не Токмаревские слова, Юзона слова. Но Артем рядом был и почему-то не возразил, не… гм… не дезавуировал.)

Наш человек! Одной крови! Меж собой мы с ним как-нибудь все проблемы решим – вплоть до кровопролитной разборки. Но зверям, черным, урюкам, чуркам – ни капли этой нашей одной крови!

Вот не знаешь, где найдешь, где потеряешь. Бытовой чепиковский ультрапатриотизм, за который Генка впервые спонтанно схлопотал от Артема в классе эдак шестом (а неча третировать Марика Юдина, придурок!), нынче запоздало, но всплыл из кипящего бульона токмаревских беспорядочных умозаключений решающим аргументом в пользу Чепика: не мог он, Генка, так!

Как?

А так, как Токмарев примеривал варианты, стоя перед запертой дверью.

Положение, признаться, идиотское. Сказать «мысли в одно мгновение вихрем закрутились в его воспаленном разуме, и в одно мгновение пришло единственно возможное и значит верное…» – соврать.

Ничего себе одно мгновение! Минуты две, а то и три, не пускают. Топчешься застоявшимся жеребцом, впору заржать! Сардонически.

Оставшиеся до «стрелки» полчаса околачиваться на лестничной площадке – глупо и унизительно. Жильцы этажами выше рано ли поздно мимо пройдут и, опознав давнего соседа, непроницаемо хмыкнут: Токмареву в собственную квартиру – никак! А не опознают – и того хуже. Зафиксируют: подозрительный субъект с собачкой торчит на лестничной площадке, не уходит…

Возвращаться на улицу, изображать непринужденно прогуливающегося – вдвойне глупо и унизительно. То-то оттянутся наблюдатели из «форда», кто бы там ни засел: о! гля! не пустили! пра-ально! вовремя приходи, не вовремя не приходи! прогуляйся еще… непринужденно вроде! но мы то зна-аем: вынужденно!

И погодка не располагает… Мелочь, но неприятно. М-да, если Москва – сердце России, то Питер (и область включительно) – ее, России, мочевой пузырь! За ночь небо забеременело, набрякло чем-то апрельским, но толком не разродилось. Вешние воды. Воды-то начали отходить, но порционно и спорадически. Мелкая дрянь, не дождь и не снег.

Да за такую погоду весь кабинет правительства – в отставку! И пусть считают, что легко отделались…

Пройтись от Новой Земли быстрым маршем, якобы увлекаемый нетерпеливой псиной, – одно. Конечный пункт есть, дом четыре по Сибирской, цель есть! И к ней, к цели, – в темпе, в темпе! Невзирая на вешние воды с неба (мы тогда трусцой, чтоб побыстрей!). А бесцельно блуждать под небесной слякотью даже с псиной на поводке – другое. Противно.

И в урочный час предстать перед оппонентами – мокрые перья волос, отяжелевший во влажных пятнах бушлат, чавкающие ботинки… Заведомо проиграть. Ну не проиграть, но дать сто очков вперед. К столь щедрой форе Токмарев пока не готов. Десять, двадцать – куда не шло. Но сто – слишком. После ночного кухонного бдения с Натальей и оглушающих новостей. После утреннего еще более оглушающего лифта… Сто очков вперед – бахвальство.

А тогда – открывайте, сволочи! Кто бы ни был внутри, открывайте! Быть не может, чтобы внутри – совсем никого. Тот же Петя Сидоров за двести баксов – должен эти баксы отрабатывать, сиднем сидеть.

Толком не вслушаться – вот что паршиво. Пробки в ушах, как следствие взрыва. И Архар, с-собака!.. На Новой Земле он взъерепенился, потянул хозяина вниз по лестнице, подальше от лифта, давай-давай отсюда, ноги в руки, лапы в лапы! А на Сибирской он подчинился токмаревскому рявканью «Место!», но заскулил перед запертой дверью, будто по покойнику.

…Будто по покойнику, да.

Артем пнул в дверь кулаком – не со вчерашней силой, но тоже внушительно.

И дверь, разумеется, подалась.

И в коридоре, в запекшейся луже, разумеется, валялся бездыханный Петя Сидоров – разбросав ноги в дозволяемом спущенными штанами радиусе, лялькая прокушенную давеча руку другой рукой.

И то и другое «разумеется» – обоснованно. Почему Артем и долдонил про себя: дверь заперта, заперта дверь, дверь заперта. Почему Артем и подогревал себя – открывайте, сволочи! – греша на пунктуальных, на играющих в пунктуальность, но живых бандюков. Почему Артем и строил варианты, заморочившись в нюансировке…

Потому что! Стоило никому не отозваться после первого звонка, он прикинул возможное (истинное!) положение вещей и, увы, не ошибся. Не случись взрыва в лифте, списал бы на бдительность-мнительность. Но вкупе… И к тому же Архар поведенчески намекнул: там, хозяин, прямой опасности для тебя как бы нет, но приятного там, хозяин, мало… шли бы мы отсюда, хозяин?

Само собой, пойдем, псина, сейчас и пойдем. Лишь убедимся в худшем и пойдем. И быстро пойдем, на грани привлечения внимания к собственной персоне.

Не дождался мальчонка деда Жукова типа прораба, вызванного по «мобильнику»…

Приезжай, милый дедушка, Христом-богом тебя молю, возьми меня отседа. Пожалей ты меня, сироту несчастную, а то меня все колотят и кушать страсть хочется, скука такая, что и сказать нельзя, все плачу…

Уже не плачет. И никогда не заплачет. Нечем…

Кого-то другого дождался мальчонка вместо деда Жукова типа прораба…

И этот «кто-то» чихать хотел на христианскую заповедь «не убий». Судя по характеру нанесенных травм, несовместимых с жизнью, этот «кто-то» руководствовался не христианской моралью, а другой: «Верующие! Вам предписана месть за убитых: свободный за свободного, раб за раба, женщина за женщину».

Глаза у Пети Сидорова выколоты постфактум. Сначала пырнули ножом под дых, во избежание предсмертных агонизирующих криков-стонов. Со знанием теории и практики пырнули. После удара потерпевший теряет дыхалку и – ни звука. Для полной гарантии – хват пальцами-клещами за нос, чтоб избежать не только горлового, но и носового писка.

Нос у Пети Сидорова свернут напрочь, нет носа у Пети Сидорова – смятка-короста.

И ушей у Пети Сидорова не видать, как… своих ушей.

В общем, над трупом поиздевались вдоволь…

С полутрупом, конечно, интересней – ме-едленно-ме-едленно довести полутруп до трупа, растягивая удовольствие, ме-едленно-ме-едленно утоляя жажду мести, ма-аленькими глоточками. Однако тогда неизбежны звуки «му». Звуки «му», издаваемые жертвой, – особая специя к блюду, острая. Без нее, без особой специи, немножко пресновато. Но с учетом времени и места звуки «му» привлекут нежелательное внимание квартирных соседей сверху-снизу-сбоку, вплоть до набора 02 по телефону. Жаль, но ничего не остается, кроме как сначала прикончить и натешиться постфактум: глаза, уши, штаны ему спусти – ну-ка, зачем ему теперь ЭТО, чик и готово.

Да, кромсали не по живому, кромсали уже труп. Судя по положению рук бездыханного Пети Сидорова, пырнули в живот, и он инстинктивно схватился за рану… инстинктивно же оберегая ранее прокушенное Архаром запястье. И – дух вон. Что потом – для бренной оболочки двухсотбаксового стража абсолютно безразлично…

Токмарев не оторопел. Токмарев замер осознанно, дабы не зашелохнуть, не прогреметь.

В подъезде кто-то вскачь поднимался по лестнице – с визгом и хохотом, нечто подростковое. Пахнуло корюшкой. Весна, первый улов питерской рыбочки, мощно благовоняющей свежими огурчиками. Сквозь щель прошмыгнуло – огурчики! Поплотней бы прикрыть за собой, ликвидировать щель, дабы случайный мимолетный жилец там за дверью не засек мимолетно: чего это приоткрыто?

Вот-вот. Смена координат:

«Тут за дверью» – для Артема теперь: в коридорчике собственной… бывшей собственной квартиры.

«Там за дверью» – для Артема теперь: в подъезде с нахлынувшим и схлынувшим запашком свежих огурчиков.

Огурчики, понимаешь! Помидорчики! Огурчики-помидорчики, лох охранника убил в коридорчике.

Нет? Не лох? Токмарев не лох? Допустим. Но убил? Нет? Не Токмарев? А кто?!

Зашелохнуло. Совесть, что ли, шевельнулась с легким шорохом? Нет, совесть всегда настолько беззвучна, что изредка спохватываешься: есть она еще? уже нету? Зашелохнуло – это Архар. Не прогремел, но зашелохнул горестным вздохом, почти по-человечьи: говорил тебе, хозяин, пошли отсюда, говорил! а теперь что?!

Совесть, впрочем, тоже шевельнулась, скребнула. Верни Токмарев «тэтэшку» мальчонке, и кто знает… Во всяком случае, у Пети Сидорова был бы шанс не превратиться в труп. Пистолет против ножа. А с голыми руками против ножа… Почему же! Токмарев, например… Но Токмарев обучен и тренирован, он спец. Мальчонка же довольно корявенький, неуклюжий, судя по вчерашнему. Вдобавок и голые руки (рука) у него с травмочкой – Архар постарался.

Нет, не спасли бы Петю Сидорова ни голые руки, ни огнестрельное оружие. Ночной гость (гости?) действовал профессионально. Токмарев, возможно, сумел бы противопоставить чужому профессионализму свой собственный, а здесь – дилетант, пугающий верзила, но дилетант, дешевый бычара Петя.

Что гость – ночной, вычислялось хотя бы по степени запекания пролитой крови. Давно пролита, не минуту назад, часов эдак семь-восемь тому…

Что гость – профи, вычислялось не только по точному смертельному удару ножом, но и хотя бы по тому, что он (они?) ухитрился не наследить в подъезде. А крови пущено из жертвы более чем… Кромсали долго и старательно. Замазаться и потом оставить на лестнице подошвенный отпечаток – как не хрен делать.

Значит, все-таки…

Токмарев сложил мысленную мозаику:

Они не достали его, пока он три месяца намеренно плутал по горам, по холмам.

Что ж, они достанут его по прибытии домой.

Домой вернулся охотник с холмов…

А мы его и… ждем-с.

Охотник, говоришь? Охота на охотника – ц-ц-ц!

Преследовать, нагонять – зачем? Адрес известен. Куда он денется? К теще? Зачем? А, ребенок у бабушки часто гостит? Хорошо, к теще. Адрес? Запросто! Еще куда он может? Мало ли куда! Но в первую очередь по этим двум адресам. Вах! Всего по двум!

Снять две квартиры в близлежащих домах, заплатив натуральными зелеными за полгода вперед.

Наблюдательный пункт номер один – на Сибирской.

Наблюдательный пункт номер два – на Новой Земле.

И тот и другой – неидеальны, конечно: лучше бы такие, из которых нужные окна прослеживаются, а не лестничные клетки нужных подъездов. Но придется удовольствоваться тем, что есть. Не Грозный, где урусов из квартиры просто выгоняешь или просто пристреливаешь, если возражают. Сосновый Бор.

Ничего! Главное, видно кто входит-выходит, кто по лестнице поднимается-спускается, кто нужную дверь открывает-закрывает.

И ждать не смыкая глаз, спать и видеть, спать и видеть!..

Рано или поздно…

Вчера Токмарев пришел на Сибирскую относительно рано, засветло, – ушел относительно поздно, затемно.

Наблюдатель наверняка засек воина (высокие ботинки, бушлат, короткая стрижка) на входе:

– Он?

– Откуда знаю?! Похоже.

– Он, он! Звони давай! Звони, ну! Сколько можно здесь сидеть!

– Сам звони!

– Ладно. Дай сюда! – и на «трубку» главному: – Он!

– Точно?

– Точно! Бушлат, ботинки, волос короткий. Сразу видно, да! В ту квартиру пришел! Присылай!

Наблюдатель, вероятно, профукал Токмарева на выходе. И темно, и отвлекся на минуточку – малую нужду справить на корточках, в холодильнике пошуровать чего съедобного, тому же главному доложиться, в конце концов. Недооценивать детей гор не стоит: мол, и дикий же народ! Но и переоценивать – тоже: мол, железная дисциплина, фанатичный блеск, спят и видят! Когда они спят, они не видят.