Текст книги "I (роман)"

Тут он переменился в лице и сменил позу, вернувшись от расслабленной к собранной. Похоже, подумал, что у Валеры скоро задымится голова.

– Вернусь к цели, – сказал он. – А именно к той мысли, что некоторые люди, интересующиеся духовными вещами, очень много волнуются по поводу того, как бы обрести просветление, да побыстрее своих конкурентов!

Тут я засмеялся. Он, вряд ли поняв почему, принял это за добрый знак и продолжил.

– Но смысл как раз в том, что волноваться за это не стоит. Вершина у горы одна, каким бы путём Вы ни шли: забираясь со страховкой на отвесную стену, обходя с другой стороны по холмам, или серпантином, – Вы всё равно дойдёте туда. Потому что вершина одна, точка назначения одна. Поэтому, что бы Вы ни делали, каких бы ошибок Вы ни совершали в этой жизни или в других своих жизнях, Вы всё равно победите. У последнего опустившегося бомжа будет ещё столько шансов, сколько надо, чтобы один из них наконец был использован. Какой бы горькой ни была Ваша жизнь, всё это лишь для того, чтобы Вы получили опыт и не поступали неправильно. У кого-то больше опыта, а кто-то ещё думает, что мир несправедлив. Но скоро и они всё поймут. Проигравших не будет, понимаете? Мы все туда залезем, потому что другого итога просто не существует. Проигравших нет. Это потрясающе.

Действительно потрясающе. Я вспоминаю, где уже слышал это, слово в слово. Но ничего о том, что надо закачать своё сознание в болванку, там не было. Это придумал уже сам Алексей, или кто-то другой. Я решаю идти в наступление.

– Но я так и не понял, что Вы предлагаете? – спрашиваю.

– Очень просто. Вот Вы верите в то, что завтра будет война? – сказал он.

– Нет, конечно, – чуть погодя ответил я.

– Правильно! И в июне сорок первого люди в это не верили. Потому что невозможно поверить в то, что завтра наступит война. Как невозможно поверить в то, что скоро может наступить рай. А между тем и то и то неотвратимо. Но войн было уже много. А рай только предстоит.

Я молчу. Он говорит:

– Мы, люди, живём с постоянным чувством того, что наше время промежуточное. Верим ли мы в конец света? Глупости, конечно, нет. Солнце погаснет через миллиарды лет. А у каждого из нас ещё будет время выпить свой стакан мохито, переспать со своей красоткой и заработать свой миллион. У каждого должен быть этот шанс, думаем мы. Но Вы здесь, Егор. Вы пришли сюда, потому что это Ваш путь на вершину горы.

Он смотрит мне в глаза, не отводя взгляда. Похоже, мы переходим к конкретике.

– И Вам нравится общаться с Милой. Приятно беседовать со мной. Потому что Вас сюда притащила судьба. К нам. Важно, что многие замечательные люди понимают это сейчас. Кроме Милы есть множество красивых и прекрасных девушек, которые с нами. Мы часто встречаемся. Мы не просто официальное общество чего-то там, мы друзья, у которых есть единая цель. В чём она? Сейчас объясню. Что-то Вы поняли уже из видео. Можете отбросить духовность и включить науку, если хотите. Это не важно, верите ли Вы во всё это, хотя Вы чувствуете, что это правда. Ведь чувствуете?

Я поддакиваю.

– Я немного отступлю назад, – говорит он, – я скажу банальные вещи, но как же странно, что мы все не думаем о них. Вот вы родились и сразу знаете, что хорошо, правда ведь? Вам никто этого не говорил, инструкцию вслух не зачитывал. Но Вы точно знаете, что в мире хорошо, а Вас должны все любить, обнимать и целовать, кормить вкусностями и всё остальное. А потом мы растём, и всё происходит совсем наоборот. Надо быть жёстким, жадным, нечестным... Но ведь, даже впитывая это, мы понимаем, что это неправильно! Что где-то по-другому! Нас просто заставляет мир делать всё это. И мы знаем, что правильнее всего будет жить в каком-то прекрасном едином состоянии добра, благополучия, гармонии... Но где можно ощущать себя физически, получать знакомые удовольствия.

– Матрица какая-то, – говорю.

– Это не матрица! Матрица – это обман. А мы всё говорим начистоту. Люди здесь бьются непонятно за что, крутятся как белка в колесе, проживают жизнь, а потом умирают несчастными. Вы представляете, что значит умереть несчастным? Да если бы описать приближение смерти, которая уже в двух шагах, это было бы самым гениальным произведением в истории. Ведь люди любят чужую боль, когда она находит отклик в их собственной душе. Но никто никогда этого не опишет, не станет надиктовывать на диктофон, а уж тем более писать самому. Потому что когда понимаешь, что скоро умрёшь, тебе уже как-то не до того, чтобы создавать самое великое произведение в истории! Представляете, насколько это страшно, что даже человеческое тщеславие отступает.

И вот люди предпочитают это вместо того, чтобы искать выход. А когда им показывают выход, бегут прочь, а тебя считают идиотом. Хотя как раз это – безумие, согласны? Да потому что нельзя с этим не согласиться! Ведь каждый это понимает, дураков-то нет. А выход – это что? Это знание. Знание того, как на самом деле устроен мир.

– Вы это знаете? – спрашиваю.

– Да, знаю. И Вы это знаете, просто забыли. Да посмотрите вокруг. Космос, планеты, чёрные дыры, Земля. Бесчисленное количество живых существ, моря-океаны, да что там про большое, клетка! Вот невероятное изобретение, к которому люди даже близко не могут подобраться. Изобрели телевизоры, компьютеры, человека в космос запустили, а самое близкое – человеческий мозг до сих пор разгадать не могут. Вы что, люди, всерьёз думаете, что это всё держится и взаимодействует ПРОСТО ТАК? – он так искренне и со страстью это говорит, я слушаю, открыв рот. – Человек сидит утром, читает газету и слушает новости, потом на работу, вечером по пивку, поругаться с кем-нибудь, в клуб сходить. Он считает себя самым умным существом во Вселенной, только он знает, как правильно действовать. И он думает, что всё это, этот мир вокруг, ПРОСТО ТАК?

– Да он об этом вообще не думает, – говорю.

– Правильно. А думать-то не помешало бы, дружок, хотя бы иногда, потому что неужели ты думаешь, что в твоей жизни на самом деле есть что-то важнее, чем понять, кто ты есть?

– Так кто же мы?

– А мы и есть код, – говорит он. – Ответ вас разочаровывает, не смущайтесь, это просто метафора, но она очень красивая. Помните зелёненькие буквы из «Матрицы»? Так и всё в жизни. Сотая доля процента мироздания – видимая нам и принимаемая за сто, и всё остальное, что мы на своём уровне не можем понять – это части одного, неделимого процесса, как капли в океане, разделённое, но одновременно целое. Аватар, планета Пандора, каждый может чувствовать каждого, Кэмерон, сам того не осознавая или, может, осознавая, показал нам более высокую ступеньку эволюции живого, которое понимает, что оно неделимо.

– Я мало что понимаю...

– Сейчас поймёте! Я постараюсь объяснить как можно проще. Это как раз о том, почему мы должны вернуться туда, где уже были и почему оттуда ушли. Когда-то мы были вместе. Единое поле, Абсолют, Всеобщая Гармония, Бог, называйте как хотите. Но нам нужно было разделиться, понимаете. Потому что только когда есть другой объект, можно проявить любовь. А любовь – это первооснова всего. Но нельзя любить себя, все скажут -ещё как можно, но это самообман. Удовольствие и счастье можно получить только тогда, когда ты любишь другого. Представь, ты лежишь больной, а завтра на работу, и самое плохое, что сейчас возможно – это куда-то идти. Но тут звонит любимый человек и говорит: приезжай, ты мне нужен. Да ты на крыльях понесёшься к нему за весь город хоть в три часа ночи, позабыв про свои проблемы, и будешь счастлив по-настоящему.

Я усмехнулся, как мы усмехаемся перед монитором, видя смешную картинку, в которой узнаём себя.

– Узнаёте себя? – поймал он мою мысль. – Только так. Нам нужно было разделиться на объекты, потому что это – способ существования материи. Только разделившись, она могла дать любви способ проявиться. Но материя одна, мы – капли океана, осознавшие каждая себя. И капли эти вечны, лишь внешнюю форму меняют. А больше ничего нет. Понимаете, у нас даже врагов нет. Нас уничтожить невозможно! Потому что, кроме нас, никого нет. Мы вечны. Это всё игра! Мы так серьёзно печалимся над своими бедами только потому, что немного слепы и не помним прошлое. А беды для того, чтобы мы получили опыт, чтобы мы, как алмаз, огранились со всех сторон, почувствовав самую сильную боль и самое большое счастье. Даже за одну жизнь всё не переживёшь, поэтому крутимся. Вершина горы, помните? Мы все туда лезем потихоньку, только не понимаем. А тот, кто это понимает, осознавая свою истинную природу, идёт по жизни смеясь, ведь он знает, что конец не наступит. А тот, кто боится всего, думая, что его время конечно, он трясется от страха. Это не религия или философия, Егор, это чистая физика, вот и всё.

Он ударил пальцем по краю стола, как будто вбив гвоздь воображаемым молотком. Наступила тишина. Умеет же парень говорить. А самое главное, с тем, что он говорит, спорить не хочется. Ведь он не требует от меня денег, ещё чего-то. Пока. Он просто мне рассказывает вещи, которые я в принципе уже слышал, и которые, если отбросить глупую привычку считать себя самым умным – выглядят единственным разумным объяснением нашего существования, со всеми ответами на все вопросы, если углубиться дальше. Но что он будет говорить дальше? Он говорит, вновь угадав:

– Вам даже спорить не хочется, Егор. Потому что спорить с тем, что ты понимаешь не на уровне ума, а много глубже – это пусто. А теперь послушайте очень важную вещь, – он смотрит мне в глаза. – У нас есть шанс вспомнить всё это. Не на уровне слов. А на уровне опыта. Потому что только знания на уровне опыта имеют силу изменять нашу жизнь. Мы можем тысячу раз слышать, что огонь – это больно, но только прикоснувшись к нему, поймём это на самом деле.

Он говорит, чеканя слова.

– У нас есть шанс почувствовать свою истинную природу. Почувствовать суть вещей прикосновением. И когда ты сделаешь это, ты станешь другим. Навсегда. Беды потеряют силу над тобой, потому что ты поймёшь, что бед нет, то, что ты принимаешь за беды, это ты сам, такая же капля того же океана. А ничто не может вредить само себе.

Я смотрел то на него, то на людей на фотографии за его спиной. Интересно, кто они? Алексей продолжал.

– Мы все движемся к объединению, Вы замечаете это? Думаете, это просто так? Думаете, просто так мир движется в сторону стирания границ между государствами, личностями? Да бросьте. Почему мы так верим в свою личную судьбу, но отказываемся признать то, что у этого мира тоже есть точки на карте его движения? Почему мы боимся поверить, что уже завтра всё по-настоящему может измениться? Что великое открытие придётся на наш век. Нас направляют. Я не зря спросил Вас о войне. Вам трудно поверить в то, что грядут глобальные изменения. Не жизни, а бытия! Но они наступят уже в этой Вашей жизни, ещё до того, как Вы станете пожилым. Нам в руки дают инструмент и возможность ПОЧУВСТВОВАТЬ все, прикоснуться к Бытию, – его голос стал величественным, как у политика на митинге. – Представьте пространство, где возможно всё, что угодно. Где нет каких-то ограничений в виде некрасивого тела, плохого зрения, недостатка денег. Представьте пространство, где мы каждой клеточкой сознания чувствуем жизнь. Вы когда-нибудь получали творческий экстаз от книги или фильма? Когда сидишь потом полчаса в прострации и думаешь: это гениально! Абсолютный максимум творческого удовольствия. А Вы когда-нибудь летели с горы на сноуборде с огромной скоростью, чувствуя снег и ветер, чувствуя саму эту жизнь? Или дикий секс, когда забываешь вообще про всё вокруг, есть только ты и она.

Он, может быть, несознательно кивнул на дверь в кабинет Милы.

– Это не пошлость. Это действительно божественно! Лучше нет ничего. А представьте, что можно испытывать всё это одновременно, каждую секунду. Да нет такого понятия – секунда! Времени не существует... Всё едино! И творческий экстаз, и удовольствие от сноуборда, путешествий, любви... всё это бесконечно – так и должно быть. Это вершина горы. А самое главное – ты понимаешь ВСЁ и теряешь страх. Ты становишься бесстрашным. А знаете, почему я так уверенно говорю это? Потому что я был там.

Он замолчал в высшей точке, ожидая моей реакции. Я спрашиваю:

– Как это?

– Так. Уже сейчас есть технологии, экспериментальные, за границей. Вы думаете, мы контора «Рога и копыта»? Нет, конечно. Организация имеет филиалы по всему миру. Реальный переход возможен только через... годы. Но не десятилетия, Егор, а гораздо быстрее. Мы даём Вам шанс. Не мы, конечно, а судьба Ваша, Вы сами. Шанс присоединиться к мировому движению. Шанс оказать помощь, а взамен получить освобождение. От своих недостатков, несправедливостей и ограничений этого мира, на опыте получить знания. Но только отдав что-то, можно получить взамен. Это закон природы. Все эти жадные богачи... они даже не представляют, что их ждёт. Они невежественны, они не понимают, что только вместе можно достичь итога. А пока нужно ждать – Вы будете ждать вместе с нами. Ну что?

Я решил помолчать, изобразив задумчивость. Отпил холодный уже чай из кружки. Снова посмотрел полминуты на «отца русской демократии», на другие картинки.

– А что от меня нужно? – спросил я, наконец.

После паузы он ответил.

– Вопрос финансирования. Это очень дорого. Да что дорого? Это всё пусто. О чём мы говорим, когда на кону всё, на кону сама суть жизни. Вы хоть понимаете, надеюсь, о чём я говорю? Я говорю о том, главнее чего нет. О том, ради чего эта жизнь и происходит. Мы идём туда... Вы понимаете? Мы туда идём.

– Да, я понимаю. Как-то и глупо думать о меркантильности, когда речь о таком.

– Совершенно верно. Проблема людей в этой самой меркантильности. Они говорят – дайте мне рай бесплатно. Бог же денег не берёт! Пустите меня такого хорошего, пузатенького, жадненького в рай! Но ведь отдаём мы не деньги. Отдаем мы свои эмоции, веру, любовь. А деньги – это просто бумажки. Но то, что нам поможет, средства и технологии, придётся купить у жадных. Других путей, к сожалению, нет. Этот мир, в нём есть тонкие вещи, но есть и твёрдые законы, которые не обойти. И мы купим то, что нам нужно, а потом, когда они всё поймут, возьмём их к себе. И они увидят, что можно и бесплатно. И окончательно осознают свои ошибки. А поможем им мы. У нас великая роль, Егор. Но мы не будем ею кичиться. Так что тут говорить о деньгах, когда речь о спасении? Правда?

Мы оба выдохнули. Алексей отпил чай и посмотрел на меня. Я почувствовал, что настал момент переходить к цифрам.

– Да. Вы правы. Так сколько нужно... пожертвовать?

– Ну. – сухо заговорил он, шмыгнув носом. – Единовременный взнос двенадцать тысяч рублей. Это, как Вы понимаете, только на исследования и технологии. Представляете, какой у нас бюджет? Тысячи людей жертвуют свои деньги! Не такие уж и большие, учитывая на что... И плюс шесть тысяч рублей каждые полгода. Ведь расходы всегда текущие. Деньги перечисляются через банк на наш счёт. Мы все платим, все участники. И я, и Мила. Есть только одна проблема...

– Какая?

– Слабость. Человеческая. Как только Вы выйдете отсюда, на Вас обрушится огромное давление. Если расскажете кому-нибудь вдобавок, то люди, которые ещё ничего не понимают, начнут полоскать Вам мозги. Вплоть до физического влияния. Поэтому мы предпочитаем находить последователей через Интернет. Так они сами приходят, их ведёт, вернее... К сожалению, многие ещё не готовы, многие ещё очень глупы. Так вот, поэтому мы всегда предлагаем друзьям внести хотя бы предварительно взнос пять тысяч, чтобы решение, которое принято, было непоколебимо. Но это, конечно, на Ваше усмотрение...

– Ооо, проблема в том, что с собой у меня нет денег! Но я могу снять их и быстро вернуться. Пойдёт?

– О да, конечно!

– Алексей, а мы подписываем что-то? Документы?

– Да, конечно. Только не с головной организацией, а с филиалом, с нами, то есть. Это удобней, не все знают английский, чтобы подписывать международный договор...

– Да-да, конечно. Так, может, мы подпишем, и я схожу за деньгами?

– Конечно.

Он встал с кресла и направился к одному из шкафов.

– Алексей? – спросил я.

– Да?

– А что фактически произойдёт, когда технология будет изобретена? Ну... с нами со всеми?

– Фактически? Фактически Ваше сознание будет жить в новой частоте. Это ещё один глобальный вопрос энергий. Вы увлекаетесь ведь всем этим?

– Не сказал бы, что сильно, но мне интересно.

– Да, всё ещё впереди. Ну, например, задумайтесь, почему мы, люди, живём здесь, ходим, едим, машины ездят, Луна на голову не падает, чёрные дыры изучаются... Грубо говоря, почему всё так устроено? А ведь некоторые и не едят ничего, про солнцеедство слышали? Люди просто не едят и не пьют воду. Это не киношка, это вот за окном, грубо говоря, твой сосед. А некоторые выходят из тела, путешествуют. А некоторые видят будущее. По телевизору показывают сюжет про мужчину в Индии, который не пил воду и не ел пищу уже тридцать лет. Показывают в конце выпуска, как про рождение тигрёнка в зоопарке. Хотя разве этот мужчина не важнее всего остального? Валютных рынков, заседания правительства. Ведь то, что знает он, может изменить мир, а валютные рынки этого никогда не смогут. А люди продолжают считать, что самое важное – это накопить на коттедж. Дело просто в частоте. Как радио. Мы тут так живём, а кто-то умеет заходить дальше, перебегать на другую дорожку. А в будущем мы все перейдём на другую частоту. Об этом речь, Егор, технологии – это как свеча, которая помогает завести машину. Пока что речь идёт о создании свечи. Поэтому этот договор предварительный, о намерениях, так скажем, о том, что Вы тоже в системе, чтобы никто не потерялся, чтобы все были вместе. Вот договор, держите.

– А что там, на другой частоте, делать? – спрашиваю, вглядываясь в бумаги.

Так... Автономная некоммерческая организация «Центр содействия развитию коммуникационных технологий «Вершина». Директор Полежаев Алексей Юрьевич... предмет договора... программы развития коммуникационных технологий... общие вопросы, связанные с будущим развития связи... тра-та-та... обязуется... оказывать участнику консультации по вопросам развития новых видов связи и коммуникационных технологий... и всё в таком духе. Понятно, общие понятия, консультации, технологии... Можно консультировать по вопросам регистрации в аське. Он, в общем, и консультировал меня эти полчаса. Ничего не возразишь.

– Как что? – отвечает с удивлением. – Наслаждаться! Наслаждаться, наконец, жизнью.

– А без технологии невозможен этот переход на другую частоту? Ведь есть же люди, которые вроде бы умеют эти вещи, монахи всякие тибетские, йоги...

– Егор, – он вдруг серьёзно посмотрел мне в глаза. – Вы, кажется, не совсем поняли. Технология – это то, что даёт нам сам мир, история, чтобы мы поняли всё, наконец. Глупо отказываться.

– А что будет, если я в какой-то момент передумаю? И сколько лет нужно, эээ, финансировать? – спросил я.

– Столько, сколько потребуется, – ответил он и тут же осёкся, добавив с улыбкой: – Вам не захочется передумывать. Вам будет хорошо у нас.

Да, Алексей, ты начал давить. И какая-то фальшь и глупость появились сейчас в твоих словах. Когда ты смалодушничал и решил выжать из этого всего свой маленький профитик. Даже внешне он вдруг перестал казаться тем принцем, каким был ещё десять минут назад. Потому что начал играть, и довольно плохо. Он вдруг стал мне противен. Но надо довести дело до конца. Я говорю:

– Так что же? Компьютер, значит, венец работы человеческого рода? Начало пути к вознесению на небеса? А это все... деревца эти, реки, горы, дождик, любовь... всё, что человека во все времена вдохновляло на проявление лучших своих качеств, истинной любви – не через это всё, выходит, наверх придти стоит? Это всё текучка, оказывается?

Оппонент, похоже, начал закипать. Слишком много вопросов неверных полетело от очкарика... Но он должен мне всё это объяснить, если так радеет за добро и всеобщую гармонию, как говорит.

– Послушайте, Вы что, хотите уйти? – судя по его виду, ему надоело со мной возиться. Неужели есть более покладистые клиенты? Мне-то казалось, я просто чудо как хорош.

В кабинет вошла Мила.

– Через двадцать минут человек подойдёт, Лёша, – сказала она.

Он уставился на меня. Потом еле заметно брыкнулся всем телом, как будто сгоняя оцепенение и возвращаясь мыслями к работе.

– А где Вы можете снять деньги? – спросил он, похоже, идя ва-банк.

– Знаете, Алексей – говорю, снимая наконец эти чёртовы очки и вставая, – Вы, конечно, много хороших и правильных вещей говорите. Но вот эта вся херня технологическая... лучше бы крионикой занялись.

Они оба на миг застыли от неожиданности.

– В смысле? – первым вышел из сумрака Алексей.

– Ну, более есть реальные темы для заработка.

Он прямо застыл в пространстве. Я почувствовал, как шестерёнки в его голове заработали, решая, какой свет включать: зелёный – и терять время дольше, или красный – и обрабатывать следующего клиента.

– Давай сюда бумаги и уходи, – наконец, решился он.

– Мне они пригодятся, – говорю.

– Так, Мила, забери у него договор! – психанул Алексей.

От вида их лиц на меня вдруг нашло жуткое веселье. Эх, Питер, всегда бы жить с тобой в душе. Действия родились в голове за секунду. Мила метнулась ко мне, протянув руку к бумаге, но я увернулся и, подхватив её за талию, опустил на руку, как в танго. Наши глаза оказались в пятнадцати сантиметрах.

– Идём со мной, принцесса, я спасу тебя из этого вертепа! – выпалил я и страстно поцеловал её в губы.

Так жаль, что поцелуй длился секунду. Её глаза ошарашенно смотрели на меня. На губах застыла лёгкая улыбка, которая бывает от неожиданных и новых ощущений в жизни. Видно, не всё у них так уж хорошо. Рык Алексея вернул нас к реальности.

– Я тебя урою щас, блядь! – совсем потерял он свой образ всезнающего мудреца и ринулся огибать массивный стол.

Я вытащил руку из-под талии девушки, уложив её на кресло, на котором недавно сидел, и бросился в первый кабинет. Подскочив к выходу в коридор, я обернулся. Вслед за Алексеем в комнату выскочила растрепанная Мила. Уже из коридора я крикнул ей:

– Я вернусь за тобой, любовь моя! – и послал воздушный поцелуй.

Она засмеялась и послала мне ответный.

– Заткнись, дура! – заорал мастер.

Я хлопнул дверью и зашагал по коридору, оглядываясь назад. Он не пошёл за мной, хотя в драке его шансы были предпочтительнее. Из кабинета доносились крики. Чёрт, упускаю такую женщину! Я вышел на улицу и вздохнул полной грудью. Поскорей бы рассказать это всё Олесе, повеселимся как никогда!

Но события и не собирались заканчиваться. Олесю я нашёл на лавочке, какую-то дико возбуждённую, причём, судя по выражению её лица, произошли неприятности.

– У тебя-то что случилось? – спрашиваю.

– Егор... наши вещи украли...

– ЧТО???

– Ну... я пошла туда фотать двор, – затараторила она, показывая куда-то рукой, – и оставила сумки. Возвращаюсь, а их нет!

Теперь уже настал мой черёд разораться!

– Не кричи на меня, пожалуйста... – протянула она, – я же понимаю, что полная дура. Что нам теперь делать?

– Понимаешь! Ты всегда понимаешь уже после того, как херню сотворишь... Что делать? Ни в какую Москву мы, понятное дело, уже не едем. Хорошо хоть билет на самолёт электронный... Паспорт у тебя с собой, надеюсь?

– Да...

– Ладно... – я выдохнул, – давай звони родителям, пусть деньги высылают. Надо как-то жить до отъезда.

Я немного остыл и, отойдя в сторону, набрал номер Бахулова.

– Да?

– Вас беспокоит Булавкин, – говорю.

– Что ? – в непонятках отвечает он...

– Женя, у меня проблемы.

– Она беременна? – спрашивает через секунду.

– Нет.

– Тогда забей.

– Женя. Короче, у нас украли деньги, а до отъезда ещё четыре дня. Займёшь?

Он помолчал немного.

– Без проблем, друг. Вышлю, куда скажешь, – наконец ответил. – Слушай, а ты когда выходишь на работу?

– Пятнадцатого, – говорю. – А что?

– Да тут такое дело... В общем, у нас форс-мажор. Лена в аварию попала, с ногой лежать в больничке месяц будет. А Жора заболел какой-то хренью... Ну и День города приближается, материала много... Филиппыч хочет, чтоб ты по приезду из Питера вышел.

– Да пошёл он в жопу! – разозлился я. – Это ему не милиция!

Женя замялся.

– Ну, я, в общем, так и предполагал... Давай я ему трубу дам, поговоришь? А то он сказал, если не согласишься, сам с тобой будет разговаривать.

– Без проблем.

Несколько минут в трубке слышались шумы и приглушённые голоса. Наконец, я услышал знакомый бас.

– Добрый день, Егор Андреевич!

– Здравствуйте, Степан Филиппович.

Не дождавшись продолжения, он заговорил.

– Ты, я слышал, не хочешь помочь коллективу в трудной ситуации.

На гниль давит, сволочь.

– Степан Филиппович, Вы, пожалуйста, краски не сгущайте. Вы привыкли перестраховываться, но это в данном случае лишнее. Ребята справятся и без меня, так же, как и я бы справился за двоих, троих, если бы потребовалось.

– Так, Егор Андреевич, Вы, я смотрю...

– Шеф, – перебил я его, – Я выйду из отпуска пятнадцатого июня. Хотите – увольняйте.

Повисла пауза. Я представил, как он побагровел. Такой уж он человек, которому никто никогда не решается перечить. Бедный Женя, наверняка стоящий рядом, думаю, тоже изменился в лице.

– Понятно, – железным тоном заговорил начальник. – Утром пятнадцатого материал у меня на столе. Херню напишешь – будешь искать другое место.

– Будет исполнено. Бахулову трубку дадите? – спокойно сказал я.

– Дадите. До встречи. Слышь, сильно там не бухай, интеллигент...

– До свидания.

Я обернулся, Олеся говорила по телефону, живо жестикулируя. Я посмотрел на светлое и чистое сегодня питерское небо. В голове у меня крутился калейдоскоп из услышанных истин, новых людей, неожиданно свалившихся на голову нескольких предстоящих дней в этом городе и другой жизни, которая всё-таки возможна. А ещё на горизонте виднелась та жизнь, обычная, в которую придётся вернуться. Хотелось верить, что не навсегда.

Подошла Олеся.

– Ну прости меня... Не светит нам Москва... – виновато пролепетала она.

Я поглядел на неё.

– Может, и к лучшему, – говорю. – Пошли.

И мы зашагали к выходу из двора.

А потом были ещё несколько дней в Питере. Женя прислал мне немного денег, очень оперативно, так что в тот же вечер я купил одежду, выкинув Валерин гардероб в помойку. Олесю проспонсировали родители, мы вернулись в Этажи. Обсуждали мои приключения, бродили по улицам, без конца ржали, пытались поймать во всяких злачных местах людей с осмысленными взглядами, чтобы с ними познакомиться, говорили обо всём на свете. С Наташей мы так и не увиделись.

Что делать с Церковью Святого Абсолюта, я пока не решил. Конечно, они зарабатывают на этом, но, с другой стороны, люди узнают что-то новое, что помогает им жить. А если узнавать это дальше, идея становиться виртуальной копией самого себя, скорее всего, покажется абсурдной. К тому же, юридически у них всё чинно. В общем, подумаю.

Настал наш последний вечер в этом городе. Официально мы съехали из хостела, но оставили там вещи, главным образом купленные сувениры, до вечера. Самолёт был ночью, так что по плану мы забираем сумки часов в десять, едем на метро до конечной, а там на автобусе добираемся в Пулково. А пока мы брели по Невскому, уже уставшие за день, в поисках местечка, где можно спокойно посидеть, цедя купленный на практически последние деньги чай. В конце концов, зашли в какое-то заведение и взяли по кружечке.

Олеся, судя по виду, совсем вымоталась. Она уже не переставая твердила, как ей надоел Питер. Мне он не надоел. И, осознавая скорое расставание, я ещё больше любил его. И смаковал каждую минуту, проведённую в этой атмосфере.

– Знаешь, я всё думаю об этом, – заговорила она. – О Церкви. Можно, конечно, по-разному к ней относиться, и этот чувак во многом прав. Но больше всего он прав в одной вещи. Люди – идиоты.

Я говорю:

– Эти самые люди под этой правдой подпишутся без проблем.

– Да нет, – махнула она рукой. – Я о том, во что они верят. Можно верить во все, что угодно. Но верить в то, что после твоей смерти ты и всё то, что ты делал, о чём думал и мечтал, что совершил, что понял и считал важным – превратится в одну бессмысленную чёрную точку, а тело сгниёт и станет пылью, и ничего, ни единого следа, последствия, ни единого импульса после тебя не останется – вот это точно самый большой бред, который только может быть в голове. И жить с этой мыслью, не стараясь ничего понять, плюя на всех остальных и гребя под себя одного как можно больше – это настоящее сумасшествие, а не зелёные человечки.

И она, махнув рукой, уставилась в свою чашку.

– А знаешь, что ещё не бред, знаешь, что ещё реально? – спросил я с деланным возбуждением.

– Что? – подняла глаза.

– Вот это! – сказал я, указывая пальцем в сторону. Олеся повернула голову и с автоматически разъехавшимися в сторону уголками рта произнесла:

– Да ладно.

Справа от нас на столике возле окна стояли два высоких, статных, красивых бокала, наполненные золотистым, холодным, это было видно даже отсюда, пивом.

– Я уже пять минут за ними наблюдаю, – говорю. – И никто не приходит.

Олеся оглянулась вокруг.

– Ты уверен?

– Абсолютно.

Меня смущала только восточного вида кассирша, то и дела посматривавшая на нас. Все остальные посетители и работники заведения были поглощены своими делами.

– Пять минут – это мало, – заметила Олеся.

– Может, и больше. По-моему, там никого не было, уже когда мы пришли.

– Ну и что делаем? – спросила она.

– Как что? Вперёд! – я уже начал вставать.

– Егор! – схватила она меня за рукав. – Мне страшно!

– Не дрейфь! Пошли!

Я встал и, осматриваясь по сторонам, занял один из стульев. Обхватив бокал, я ощутил его прохладу. То, что надо.

Олеся продолжала сидеть на месте, закусив губу. Я начал делать ей знаки. Наконец, спустя две минуты, она передислоцировалась ко мне и принялась оглядываться на окружающих.

– Никто не заметил?

– Вроде нет, – про азиатскую разведчицу я умолчал, чтобы не нагонять волнения. Моя подруга отпила пиво и протянула.

– Шикааарно.

Я улыбнулся.

– Знаешь, что я заметил? – говорю. – Сейчас все поделились на два лагеря. Это и в Контакте отлично видно. Одни – уже просветлённые, не пьют, не курят, про это всё только и говорят. И не пошутишь с ними. А вторые – наоборот. В голове бардак, только клубы, шмотки, демотиваторы. С ними пошутишь, но не смешно. А золотой середины, как мы с тобой и наши общие друзья – таких почти нет. Это угнетает.

– Слушай, Данилов, мы с тобой так о многом говорили тут. – по тону я понял, что реакции на своё заявление не дождусь. – А ведь о самом главном так и не потрещали.

– Это о чём же? – спрашиваю.